Оставался лишь один вариант — и с каждой минутой он казался мне все менее удачным, но выбора все равно не было.
И, поднимаясь по ступенькам, стараясь держаться за спиной кузена и поддерживая Терезу, я все четче осознавала: незаметно поговорить с виером не выйдет.
Лестница, по которой мы медленно поднимались, была полна гостей. Я бы даже рискнула предположить, что сюда съехались гости не только из окрестностей Шаргана, так много людей стояло и в очереди на вход, и спускалось по параллельной лестнице, выразив свое почтение хозяевам и не предъявив приглашение. Последнее нервно сжимал Антиор, поскольку в руках брата картонный треугольник стремительно превращался в круг. Впрочем, нервничал не только Мариус — нервничали мы все. На нас косились, нас оценивали и, чего уж греха таить, не чурались попыток наступить на подол платья. Впрочем, подобные практики были широко распространены и за пределами Марголина.
Даже в Вальехе — особенно в Вальехе — в преддверии ежегодного театрального представления юбки рвались просто по швам, а следы ботинок появлялись на всем, куда могла дотянуться нога, не слишком забирая подол. Потому я придерживала юбку чуть выше, чем следовало, давая стоявшим за нами господам и дамам оценить мои удобные низкие туфли. Чтобы знали: я падать, поскользнувшись на каблуках, не намерена.
— Лари, все хорошо будет, — наклонившись ко мне, на ухо шепнула Тереза. Я вопросительно на нее взглянула. — У тебя такое лицо, будто ты мерки со всех вокруг снимаешь и думаешь, дадут ли оптовую скидку на белую ткань.
Я промолчала, но к сведению замечания кузины приняла. Улыбка расцвела на лице легко и непринужденно, будто мне не пришлось торопливо перебирать все счастливые моменты.
— Так гораздо лучше, — похвалила Тереза и тоже улыбнулась. Тепло, открыто, словно мы и не на прием шли, а ехали к тетушке Малире в деревню гонять гусей, гладить котов и танцевать на ярмарке.
Очередь тем временем заметно продвинулась. Взгляд зацепился за двух мужчин, что проверяли пригласительные, и я с облегчением выдохнула. Виера среди них не было, вот только и моя радостная улыбка дрогнула, превращаясь в свой светский аналог. Пальцы вцепились в веер, на присутствии которого особенно настаивала виера Джалиет, и теперь я мысленно поблагодарила ее за упорство.
— Ваши пригласительные? — нейтрально осведомился мужчина в черной форме и белых перчатках.
Антиор протянул требуемое. Страж пробежал взглядом по строчкам и спокойно кивнул, отступая на два шага и открывая нам путь в зал. Сквозь цветное стекло легко проглядывались танцующие силуэты.
— Да будет Луна к вам благосклонна, — вежливо пожелал страж. Антиор вздрогнул, но быстро взял себя в руки и ответил:
— И звезды осветят ваш путь.
Виер благосклонно кивнул, принимая приветствие, и жестом указал на двери.
Антиор подал руку невесте. Я положила ладонь на локоть кузену, и так, парами, мы вошли в открывшиеся двери.
Свет ударил в глаза, музыка заставила вздрогнуть, а аромат… Запах цветов в помещении стоял такой сильный, что у меня глаза заслезились, а нос мгновенно заложило. Я беспомощно взглянула на Терезу, но она лишь виновато улыбнулась. Дескать, прости, забыла предупредить, что у местных проблема с восприятием запахов и чувством меры.
— Куда нам сейчас? — тихо, хотя возможно так казалось лишь из-за музыки, уточнил Мариус.
— Здороваться с хозяевами. — Антиор торопливо огляделся и, судя по остановившемуся взгляду, нашел, что искал. — Девочки, вы не должны ничего говорить. Когда подойдем ближе — сделаете реверанс и отступите за наши спины, — проинструктировал Антиор.
Я нахмурилась, но промолчала. Не место и не время доказывать сейчас, что быть немым дополнением к мужчине крайне оскорбительно. Можно просто отказаться приезжать в Марголин, если здесь подобное — повсеместная практика. Впрочем, признаться, в данный момент я даже выдохнула с облегчением, понимая, что не придется ничего говорить, а значит и поднимать взгляд на…
Глаза все же нашли среди марголинцев уже знакомого мне виера. Он стоял ровно там, куда прежде смотрел и Антиор, в компании уже знакомого мне по событиям у фонтана виера. Оба выглядели напряженными, будто ожидавшими чего-то.
И… я не успела потупиться. Виер АльТерни резко повернулся, будто почувствовав мое внимание, и наши взгляды встретились. И больше не было удушающего запаха цветов, громогласных взрывов труб и плача скрипок, не было жестких пальцев кузена, вцепившихся в мое плечо в надежде привести в чувства. Был только он, его печальная улыбка и огромное сожаление в глазах, которое я не могла видеть, но отчего-то чувствовала. И от этого сердце в груди замирало, пропуская удар, а в голове становилось так пусто, что ветер бы не нашел за что зацепиться.
— Ларин, ты в порядке? — Добрый кузен заступил мне дорогу, отрезая от пленительного взгляда, и с тревогой заглянул в глаза. — Если тебе нехорошо, мы можем вернуться.
— Нет, уже все хорошо. Просто… запах цветов очень сильный… — виновато ответила, понимая, что, несмотря на предложение Мариуса, или скорее — из-за него, из-за того, как легко кузен согласился поступиться возможностями завести связи в местном обществе, не могу принять эту жертву.
— Поприветствуем виера АльТерни и выйдем на балкон, — пообещал Антиор, поддерживая Терезу. Кажется, кузина тоже в полной мере оценила удушающие ароматы.
— Так и поступим, — согласился Мариус, и мы пошли по направлению к тому, смотреть на кого для меня было просто опасно. И я не смотрела. Ни когда Антиор говорил о великой чести, нам оказанной, ни когда спутник виера заверял нас в огромной радости от знакомства и намекал на продолжение знакомства. И лишь когда виер АльТерни шагнул вперед, жестом останавливая фонтан красноречия своего… наверное, подчиненного, я вздрогнула и оторвала взгляд от пола.
Я ждала его слов. Боялась их и ждала.
Непроизвольно отступила на шаг, заставив кузена нахмуриться, но так просто мне было не сбежать. Казалось, даже музыка стала тише, но виер молчал. И все вокруг молчали, словно ждали чего-то. Или напротив — не могли принять происходящее. Тишина давила, и я не выдержала: посмотрела на виера. Взгляд пробежал по напряженно сжатым губам, дернувшемуся кадыку и остановился на протянутой руке, будто мужчина молча приглашал на танец.
— Идем со мной? — шепнули его губы так тихо, что никто не услышал. Или… слова и вовсе не были произнесены.
Время словно остановилось, прекратило свой бег, и только глухие удары сердца, отдававшиеся в ушах, разрушали иллюзию вечного сна, опустившегося на бальный зал.
Я бросила косой взгляд на задумчивого Мариуса, на удивленного Антиора, на Терезу, в чьих глазах застыли удивление и зависть, и вложила свою руку в протянутую ладонь. Пусть так, один танец — ничего большего, а дальше никто не сможет меня упрекнуть, что я не подыграла кузену.
— Благодарю за доверие, — уже знакомым мне бархатным баритоном, с легким акцентом, будто собеседник волновался, произнес марголинец и уже громче, чтобы его услышал притихший оркестр, распорядился: — Музыку!
И все пришло в движение. Оглушительные трели, закружившиеся пары, ненавистный мне аромат цветов… И тихий, вкрадчивый голос, казавшийся чужеродным в этом буйстве красок, запахов и звуков:
— Прошу меня извинить, — оказавшись так близко, что еще немного и кузен имел бы право вмешаться, спасая мою репутацию, произнес виер. Акцент больше не коверкал слова, и я поняла, что собеседник абсолютно спокоен. Более того — мне показалось, он был доволен.
— Если вы поясните, за что я должна вас прощать, — аккуратно заметила я, не делая попытки перейти на марголинский. Просто боялась, что не смогу подобрать слов. Смущение ли, робость, гнев или страх захлестнет — я хотела быть уверена, что не запутаюсь в словах.
— После. — Уголки губ дрогнули, обозначая улыбку. Большего мне разглядеть не удалось: танец требовал уступок, и я склонилась в реверансе. Из-под ресниц заметила, что на нас, не отрываясь, смотрят все. Удивленно, с завистью, оценивая каждый мой шаг… Сглотнула — и выбросила из головы все вопросы, оставляя только напряженные подсчеты: шаги, такты, улыбки…
— Не бойтесь, — шепотом, когда наши пальцы переплелись и мы вновь оказались лицом к лицу, сказал виер. Я отрицательно мотнула головой, благо в следующий миг мне предстояло кружиться и никто не обратил внимания на мой порыв. — Даже если вы оступитесь, я не дам вам упасть, — заверили меня, останавливаясь за спиной.
И от теплого дыхания, что касалось обнаженной кожи, от обещания, которого никто не требовал, от чрезмерной, недопустимой близости стоявшего за спиной мужчины, мне стало так жарко, будто на меня дракон из сказок дохнул, не иначе. И я больше не могла считать такты, не могла спокойно думать о том, кто держал меня за руку, кто внимательно следил за каждой эмоцией на моем лице.
Его близость смущала, пугала, будила незнакомые прежде чувства, желания… Я смотрела в темные глаза виера и чувствовала запах ванили, корицы, гвоздики… Всего того, что было в избытке в лавке господина Латрея, что я покупала всякий раз, желая хоть так, на минуточку, заполучить внимание его сына.
Я сбилась с шага, осененная неприятной, невозможной догадкой.
— Мне нужно на воздух, — выдохнула, понимая, что ее немного, — и позорно сбегу, раз и навсегда попрощавшись и с Марголином, и с возможностью хоть издалека смотреть на виера, без надежды поймать его взгляд или улыбку.
Холодный ветер наполнил легкие так внезапно, что я закашлялась, пошатнувшись. Попыталась ухватиться за что-то, но этого не потребовалось: меня держали за талию, аккуратно, но крепко, готовые подхватить в любой момент. И тишина… благословенная тишина полностью владела ночным ветром. Ни зверя, ни птицы, ни человеческого слово.
— Мы должны вернуться… — Я попыталась вырваться, но виер не отпустил: лишь позволил провернуться в кольце его рук.
— Ни гости, ни ваш кузен не заметят вашего отсутствия, — уверенно сообщили мне. — Но если желаете убедиться… — Меня подвели ближе к цветному стеклу. Так, что я легко могла рассмотреть спины стоявших по ту сторону дверей вьер и то, за чем они следили. За кем! Посреди бального зала продолжала танцевать девушка с моим лицом и мужчина в точности такой же, как и тот, что держал меня за руку. — Мы все еще танцуем. И будем танцевать столько, сколько вам потребуется, чтобы прийти в себя.
— Верните меня кузену, — попросила тихо, глядя на длинные пальцы с аккуратными ногтями, что сжимали мое запястье.
— Вы не вещь, чтобы возвращать вас владельцу, — заметил собеседник и добавил: — Мне показалось, вам неприятно находиться в зале. — Виер разжал пальцы и прошел мимо меня, останавливаясь у перил и глядя на небо. — Или мое общество доставляет вам больше неудобств?
— Нет.
— Я рад. — Виер обернулся и подарил мне улыбку. — Подойдите, не бойтесь. Я не дам вам упасть.
И я подошла. Любопытства ради или чтобы продлить свое пребывание здесь, вдалеке от толпы, кузена и формальностей, которые обязана была соблюдать. Посмотрела вниз и вздрогнула: с этой стороны поместье стояло у края пропасти. Лунного света не хватало, чтобы разглядеть ее дно. Я непроизвольно попятилась, желая оказаться подальше от края.
— Люди всегда смотрят только вниз…
— Нам больно падать, — отозвалась я и наградила собеседника негодующим взглядом. Он ведь и сам человек, а говорит так уничижительно, будто светлый эльф. — А летать не дано.
— Я обещал, что не позволю вам упасть, — напомнил собеседник. И мне отчего-то показалось, что виер говорил не только про падение в бездну. И, если разобраться, наличие наших волшебных двойников на приеме — тоже своеобразное исполнение этого обещания. Вот только…
— И я рада поверить вам на слово, но, боюсь, что не могу себе этого позволить. — Я вернула ему печальную улыбку, сродни тех, что так хорошо выходили у виера. — Мы, люди, помним о пропасти, даже если не видим ее.
— Не всегда. — В голосе собеседника появились азартные нотки, а в глазах вспыхнуло нехорошое, незнакомое мне до сего момента, пламя. Он шагнул ближе, но и я отступила, сохраняя расстояние между нами прежним.
— Вы меня пугаете, — сказала тихо, во все глаза следя за медленным приближением мужчины. И я понимала, что рано или поздно отступать будет просто некуда. Балкон, на который мы вышли, не имел иных выходов, а значит очень скоро мне предстояло решить: поступиться репутацией, обнаружив непозволительное уединение, или пойти на поводу у желаний собеседника. И то ли мои слова, то ли брошенный в сторону бального зала, полный обреченного смирения, взгляд, но что-то заставило виера остановиться.
Он прикрыл глаза, сжимая пальцы в кулак так крепко, что еще чуть-чуть — и они бы хрустнули, ломаясь, глубоко вдохнул — ноздри затрепетали, как у зверя, взявшего след, а после он резко развернулся и вернулся к перилам.
— Мне жаль. — Порывистый вздох и хриплое: — Как мне заслужить ваше прощение?
— Оно вам не нужно. — Я сама не знала, что на меня нашло. Ведь иметь в должниках виера было выгодно. Кузен ни за что бы не отказался от такой возможности, а я… У меня все мысли вылетели из головы, внутри дрогнуло, сжимаясь, сердце, и такая тоска затопила, будто это я, а не он, в чем-то виноват. — Но если вы хотите, — слова давались с трудом, казалось абсолютной глупостью то, о чем я хотела попросить, а потому прежде, чем разум восторжествовал, заставляя меня прикусить язык, я быстро сообщила: — Достаточно будет улыбки.
— Всего одной? — уточнили у меня не без лукавства, а я почувствовала облегчение и робкую, не верящую самой себе радость.
— Одной, но искренней, — поставила я условие, и добавила, усмотрев странный блеск в глазах собеседника. — И без хищного прищура. Я не добыча, чтобы меня гипнотизировать. Я…
— …самая великодушная виера, — хмыкнул собеседник.
— Вьера, — поправила я, и мужчина не стал спорить. Только губы его дрогнули в искренней, но все же чуть более насмешливой, чем мне бы хотелось, улыбке.
— Вернемся в зал? — предложил он, когда повисшая было тишина вновь стала тревожной. — Я обещал просить у вашего кузена разрешения и намерен сдержать свое слово.
— Но вы ведь сами заявили, что я не вещь. А значит спрашивать следует у меня, — напомнила о собственных словах виера.
— И я прошу это разрешение, — легко согласился виер и подошел ко мне на расстояние вытянутой руки. Остановился и продемонстрировал раскрытую ладонь, будто вновь приглашал на танец, как и в бальном зале. — И вашу руку.
От последнего заявления я подавилась воздухом. Откашлявшись, перевела осуждающий взгляд на виера и пояснила:
— В Балиаре руку лучше не просить. Вас могут не так понять.
— И как «не так» меня могут понять? — заинтересовался виер.
— Будто вы хотите сочетаться законным браком с той, чью руку просите, — смущенно поведала я.
— А если мои намерения так же серьезны? — На лице собеседник не дрогнул ни один мускул. Будто это и не шутка была. Лицо, тон, глаза — нигде я не находила и намека на веселье. И это пугало, как прежде его странное поведение.
— Тогда вам не обойтись без разрешения семьи девушки. И ее собственного, — добавила, вспомнив о маленьком нюансе, на котором настаивал и виер, и я сама.
— И я собираюсь их получить, — заверил меня собеседник. — Как и вашу руку.
И, поднимаясь по ступенькам, стараясь держаться за спиной кузена и поддерживая Терезу, я все четче осознавала: незаметно поговорить с виером не выйдет.
Лестница, по которой мы медленно поднимались, была полна гостей. Я бы даже рискнула предположить, что сюда съехались гости не только из окрестностей Шаргана, так много людей стояло и в очереди на вход, и спускалось по параллельной лестнице, выразив свое почтение хозяевам и не предъявив приглашение. Последнее нервно сжимал Антиор, поскольку в руках брата картонный треугольник стремительно превращался в круг. Впрочем, нервничал не только Мариус — нервничали мы все. На нас косились, нас оценивали и, чего уж греха таить, не чурались попыток наступить на подол платья. Впрочем, подобные практики были широко распространены и за пределами Марголина.
Даже в Вальехе — особенно в Вальехе — в преддверии ежегодного театрального представления юбки рвались просто по швам, а следы ботинок появлялись на всем, куда могла дотянуться нога, не слишком забирая подол. Потому я придерживала юбку чуть выше, чем следовало, давая стоявшим за нами господам и дамам оценить мои удобные низкие туфли. Чтобы знали: я падать, поскользнувшись на каблуках, не намерена.
— Лари, все хорошо будет, — наклонившись ко мне, на ухо шепнула Тереза. Я вопросительно на нее взглянула. — У тебя такое лицо, будто ты мерки со всех вокруг снимаешь и думаешь, дадут ли оптовую скидку на белую ткань.
Я промолчала, но к сведению замечания кузины приняла. Улыбка расцвела на лице легко и непринужденно, будто мне не пришлось торопливо перебирать все счастливые моменты.
— Так гораздо лучше, — похвалила Тереза и тоже улыбнулась. Тепло, открыто, словно мы и не на прием шли, а ехали к тетушке Малире в деревню гонять гусей, гладить котов и танцевать на ярмарке.
Очередь тем временем заметно продвинулась. Взгляд зацепился за двух мужчин, что проверяли пригласительные, и я с облегчением выдохнула. Виера среди них не было, вот только и моя радостная улыбка дрогнула, превращаясь в свой светский аналог. Пальцы вцепились в веер, на присутствии которого особенно настаивала виера Джалиет, и теперь я мысленно поблагодарила ее за упорство.
— Ваши пригласительные? — нейтрально осведомился мужчина в черной форме и белых перчатках.
Антиор протянул требуемое. Страж пробежал взглядом по строчкам и спокойно кивнул, отступая на два шага и открывая нам путь в зал. Сквозь цветное стекло легко проглядывались танцующие силуэты.
— Да будет Луна к вам благосклонна, — вежливо пожелал страж. Антиор вздрогнул, но быстро взял себя в руки и ответил:
— И звезды осветят ваш путь.
Виер благосклонно кивнул, принимая приветствие, и жестом указал на двери.
Антиор подал руку невесте. Я положила ладонь на локоть кузену, и так, парами, мы вошли в открывшиеся двери.
Свет ударил в глаза, музыка заставила вздрогнуть, а аромат… Запах цветов в помещении стоял такой сильный, что у меня глаза заслезились, а нос мгновенно заложило. Я беспомощно взглянула на Терезу, но она лишь виновато улыбнулась. Дескать, прости, забыла предупредить, что у местных проблема с восприятием запахов и чувством меры.
— Куда нам сейчас? — тихо, хотя возможно так казалось лишь из-за музыки, уточнил Мариус.
— Здороваться с хозяевами. — Антиор торопливо огляделся и, судя по остановившемуся взгляду, нашел, что искал. — Девочки, вы не должны ничего говорить. Когда подойдем ближе — сделаете реверанс и отступите за наши спины, — проинструктировал Антиор.
Я нахмурилась, но промолчала. Не место и не время доказывать сейчас, что быть немым дополнением к мужчине крайне оскорбительно. Можно просто отказаться приезжать в Марголин, если здесь подобное — повсеместная практика. Впрочем, признаться, в данный момент я даже выдохнула с облегчением, понимая, что не придется ничего говорить, а значит и поднимать взгляд на…
Глаза все же нашли среди марголинцев уже знакомого мне виера. Он стоял ровно там, куда прежде смотрел и Антиор, в компании уже знакомого мне по событиям у фонтана виера. Оба выглядели напряженными, будто ожидавшими чего-то.
И… я не успела потупиться. Виер АльТерни резко повернулся, будто почувствовав мое внимание, и наши взгляды встретились. И больше не было удушающего запаха цветов, громогласных взрывов труб и плача скрипок, не было жестких пальцев кузена, вцепившихся в мое плечо в надежде привести в чувства. Был только он, его печальная улыбка и огромное сожаление в глазах, которое я не могла видеть, но отчего-то чувствовала. И от этого сердце в груди замирало, пропуская удар, а в голове становилось так пусто, что ветер бы не нашел за что зацепиться.
— Ларин, ты в порядке? — Добрый кузен заступил мне дорогу, отрезая от пленительного взгляда, и с тревогой заглянул в глаза. — Если тебе нехорошо, мы можем вернуться.
— Нет, уже все хорошо. Просто… запах цветов очень сильный… — виновато ответила, понимая, что, несмотря на предложение Мариуса, или скорее — из-за него, из-за того, как легко кузен согласился поступиться возможностями завести связи в местном обществе, не могу принять эту жертву.
— Поприветствуем виера АльТерни и выйдем на балкон, — пообещал Антиор, поддерживая Терезу. Кажется, кузина тоже в полной мере оценила удушающие ароматы.
— Так и поступим, — согласился Мариус, и мы пошли по направлению к тому, смотреть на кого для меня было просто опасно. И я не смотрела. Ни когда Антиор говорил о великой чести, нам оказанной, ни когда спутник виера заверял нас в огромной радости от знакомства и намекал на продолжение знакомства. И лишь когда виер АльТерни шагнул вперед, жестом останавливая фонтан красноречия своего… наверное, подчиненного, я вздрогнула и оторвала взгляд от пола.
Я ждала его слов. Боялась их и ждала.
Непроизвольно отступила на шаг, заставив кузена нахмуриться, но так просто мне было не сбежать. Казалось, даже музыка стала тише, но виер молчал. И все вокруг молчали, словно ждали чего-то. Или напротив — не могли принять происходящее. Тишина давила, и я не выдержала: посмотрела на виера. Взгляд пробежал по напряженно сжатым губам, дернувшемуся кадыку и остановился на протянутой руке, будто мужчина молча приглашал на танец.
— Идем со мной? — шепнули его губы так тихо, что никто не услышал. Или… слова и вовсе не были произнесены.
Время словно остановилось, прекратило свой бег, и только глухие удары сердца, отдававшиеся в ушах, разрушали иллюзию вечного сна, опустившегося на бальный зал.
Я бросила косой взгляд на задумчивого Мариуса, на удивленного Антиора, на Терезу, в чьих глазах застыли удивление и зависть, и вложила свою руку в протянутую ладонь. Пусть так, один танец — ничего большего, а дальше никто не сможет меня упрекнуть, что я не подыграла кузену.
— Благодарю за доверие, — уже знакомым мне бархатным баритоном, с легким акцентом, будто собеседник волновался, произнес марголинец и уже громче, чтобы его услышал притихший оркестр, распорядился: — Музыку!
И все пришло в движение. Оглушительные трели, закружившиеся пары, ненавистный мне аромат цветов… И тихий, вкрадчивый голос, казавшийся чужеродным в этом буйстве красок, запахов и звуков:
— Прошу меня извинить, — оказавшись так близко, что еще немного и кузен имел бы право вмешаться, спасая мою репутацию, произнес виер. Акцент больше не коверкал слова, и я поняла, что собеседник абсолютно спокоен. Более того — мне показалось, он был доволен.
— Если вы поясните, за что я должна вас прощать, — аккуратно заметила я, не делая попытки перейти на марголинский. Просто боялась, что не смогу подобрать слов. Смущение ли, робость, гнев или страх захлестнет — я хотела быть уверена, что не запутаюсь в словах.
— После. — Уголки губ дрогнули, обозначая улыбку. Большего мне разглядеть не удалось: танец требовал уступок, и я склонилась в реверансе. Из-под ресниц заметила, что на нас, не отрываясь, смотрят все. Удивленно, с завистью, оценивая каждый мой шаг… Сглотнула — и выбросила из головы все вопросы, оставляя только напряженные подсчеты: шаги, такты, улыбки…
— Не бойтесь, — шепотом, когда наши пальцы переплелись и мы вновь оказались лицом к лицу, сказал виер. Я отрицательно мотнула головой, благо в следующий миг мне предстояло кружиться и никто не обратил внимания на мой порыв. — Даже если вы оступитесь, я не дам вам упасть, — заверили меня, останавливаясь за спиной.
И от теплого дыхания, что касалось обнаженной кожи, от обещания, которого никто не требовал, от чрезмерной, недопустимой близости стоявшего за спиной мужчины, мне стало так жарко, будто на меня дракон из сказок дохнул, не иначе. И я больше не могла считать такты, не могла спокойно думать о том, кто держал меня за руку, кто внимательно следил за каждой эмоцией на моем лице.
Его близость смущала, пугала, будила незнакомые прежде чувства, желания… Я смотрела в темные глаза виера и чувствовала запах ванили, корицы, гвоздики… Всего того, что было в избытке в лавке господина Латрея, что я покупала всякий раз, желая хоть так, на минуточку, заполучить внимание его сына.
Я сбилась с шага, осененная неприятной, невозможной догадкой.
— Мне нужно на воздух, — выдохнула, понимая, что ее немного, — и позорно сбегу, раз и навсегда попрощавшись и с Марголином, и с возможностью хоть издалека смотреть на виера, без надежды поймать его взгляд или улыбку.
Холодный ветер наполнил легкие так внезапно, что я закашлялась, пошатнувшись. Попыталась ухватиться за что-то, но этого не потребовалось: меня держали за талию, аккуратно, но крепко, готовые подхватить в любой момент. И тишина… благословенная тишина полностью владела ночным ветром. Ни зверя, ни птицы, ни человеческого слово.
— Мы должны вернуться… — Я попыталась вырваться, но виер не отпустил: лишь позволил провернуться в кольце его рук.
— Ни гости, ни ваш кузен не заметят вашего отсутствия, — уверенно сообщили мне. — Но если желаете убедиться… — Меня подвели ближе к цветному стеклу. Так, что я легко могла рассмотреть спины стоявших по ту сторону дверей вьер и то, за чем они следили. За кем! Посреди бального зала продолжала танцевать девушка с моим лицом и мужчина в точности такой же, как и тот, что держал меня за руку. — Мы все еще танцуем. И будем танцевать столько, сколько вам потребуется, чтобы прийти в себя.
— Верните меня кузену, — попросила тихо, глядя на длинные пальцы с аккуратными ногтями, что сжимали мое запястье.
— Вы не вещь, чтобы возвращать вас владельцу, — заметил собеседник и добавил: — Мне показалось, вам неприятно находиться в зале. — Виер разжал пальцы и прошел мимо меня, останавливаясь у перил и глядя на небо. — Или мое общество доставляет вам больше неудобств?
— Нет.
— Я рад. — Виер обернулся и подарил мне улыбку. — Подойдите, не бойтесь. Я не дам вам упасть.
И я подошла. Любопытства ради или чтобы продлить свое пребывание здесь, вдалеке от толпы, кузена и формальностей, которые обязана была соблюдать. Посмотрела вниз и вздрогнула: с этой стороны поместье стояло у края пропасти. Лунного света не хватало, чтобы разглядеть ее дно. Я непроизвольно попятилась, желая оказаться подальше от края.
— Люди всегда смотрят только вниз…
— Нам больно падать, — отозвалась я и наградила собеседника негодующим взглядом. Он ведь и сам человек, а говорит так уничижительно, будто светлый эльф. — А летать не дано.
— Я обещал, что не позволю вам упасть, — напомнил собеседник. И мне отчего-то показалось, что виер говорил не только про падение в бездну. И, если разобраться, наличие наших волшебных двойников на приеме — тоже своеобразное исполнение этого обещания. Вот только…
— И я рада поверить вам на слово, но, боюсь, что не могу себе этого позволить. — Я вернула ему печальную улыбку, сродни тех, что так хорошо выходили у виера. — Мы, люди, помним о пропасти, даже если не видим ее.
— Не всегда. — В голосе собеседника появились азартные нотки, а в глазах вспыхнуло нехорошое, незнакомое мне до сего момента, пламя. Он шагнул ближе, но и я отступила, сохраняя расстояние между нами прежним.
— Вы меня пугаете, — сказала тихо, во все глаза следя за медленным приближением мужчины. И я понимала, что рано или поздно отступать будет просто некуда. Балкон, на который мы вышли, не имел иных выходов, а значит очень скоро мне предстояло решить: поступиться репутацией, обнаружив непозволительное уединение, или пойти на поводу у желаний собеседника. И то ли мои слова, то ли брошенный в сторону бального зала, полный обреченного смирения, взгляд, но что-то заставило виера остановиться.
Он прикрыл глаза, сжимая пальцы в кулак так крепко, что еще чуть-чуть — и они бы хрустнули, ломаясь, глубоко вдохнул — ноздри затрепетали, как у зверя, взявшего след, а после он резко развернулся и вернулся к перилам.
— Мне жаль. — Порывистый вздох и хриплое: — Как мне заслужить ваше прощение?
— Оно вам не нужно. — Я сама не знала, что на меня нашло. Ведь иметь в должниках виера было выгодно. Кузен ни за что бы не отказался от такой возможности, а я… У меня все мысли вылетели из головы, внутри дрогнуло, сжимаясь, сердце, и такая тоска затопила, будто это я, а не он, в чем-то виноват. — Но если вы хотите, — слова давались с трудом, казалось абсолютной глупостью то, о чем я хотела попросить, а потому прежде, чем разум восторжествовал, заставляя меня прикусить язык, я быстро сообщила: — Достаточно будет улыбки.
— Всего одной? — уточнили у меня не без лукавства, а я почувствовала облегчение и робкую, не верящую самой себе радость.
— Одной, но искренней, — поставила я условие, и добавила, усмотрев странный блеск в глазах собеседника. — И без хищного прищура. Я не добыча, чтобы меня гипнотизировать. Я…
— …самая великодушная виера, — хмыкнул собеседник.
— Вьера, — поправила я, и мужчина не стал спорить. Только губы его дрогнули в искренней, но все же чуть более насмешливой, чем мне бы хотелось, улыбке.
— Вернемся в зал? — предложил он, когда повисшая было тишина вновь стала тревожной. — Я обещал просить у вашего кузена разрешения и намерен сдержать свое слово.
— Но вы ведь сами заявили, что я не вещь. А значит спрашивать следует у меня, — напомнила о собственных словах виера.
— И я прошу это разрешение, — легко согласился виер и подошел ко мне на расстояние вытянутой руки. Остановился и продемонстрировал раскрытую ладонь, будто вновь приглашал на танец, как и в бальном зале. — И вашу руку.
От последнего заявления я подавилась воздухом. Откашлявшись, перевела осуждающий взгляд на виера и пояснила:
— В Балиаре руку лучше не просить. Вас могут не так понять.
— И как «не так» меня могут понять? — заинтересовался виер.
— Будто вы хотите сочетаться законным браком с той, чью руку просите, — смущенно поведала я.
— А если мои намерения так же серьезны? — На лице собеседник не дрогнул ни один мускул. Будто это и не шутка была. Лицо, тон, глаза — нигде я не находила и намека на веселье. И это пугало, как прежде его странное поведение.
— Тогда вам не обойтись без разрешения семьи девушки. И ее собственного, — добавила, вспомнив о маленьком нюансе, на котором настаивал и виер, и я сама.
— И я собираюсь их получить, — заверил меня собеседник. — Как и вашу руку.
