И мне вновь протянули раскрытую ладонь. Пришлось смириться, повторив про себя «это простая вежливость, не более», и под насмешливым, будто ему были доступны мои мысли, взглядом вложить пальцы в ладонь виера.
Того, что произошло дальше, я не ожидала. А потому замерла, ошарашенно наблюдая, как легко с ладони слетает перчатка — будто и не я дома потратила не меньше четверти часа, чтоб ее натянуть, и как виер склоняется к моей руке, чтобы запечатлеть на тыльной стороне ладони легкий поцелуй.
Это было неправильно, нечестно, абсолютно неэтично, но от неведомой прежде ласки все внутри напряглось. Дыхание сбилось, и каждый вдох набатом отдавался в ушах. Вдох, переходивший в стон. Шумный, всхлипывающий, жадный…
Я не понимала, почему так происходит. Почему, стоит губам виера прикоснуться к коже, как все внутри замирает, словно перед прыжком в бездну, почему тело так остро реагирует на простое — мне хотелось так думать — прикосновение, почему мысли разбегаются, оставляя после себя противоречивые желания. Одно — сбежать и забыть происходящее как страшный сон, и второе — требующее, настойчиво жаждущее узнать, на что еще способны прикосновения виера.
— Хватит, — жалобно, будто сама была с собой не согласна, попросила я. Тело дрожало, и мне было бы приятнее думать, что холод ночи был тому виной.
— Прошу прощения, — без капли раскаяния в голосе произнес виер. Мы встретились взглядами и — там тоже не было ничего и отдаленно похожего на вину, скорее — на сожаление. А еще я видела там обещание. Виер будто без слов говорил: мы продолжим, обязательно продолжим. И от его взгляда, от этого немого зарока, по телу огненной волной прокатывалось… предвкушение?
— Вы… вы не должны так поступать.
— Не должен, — легко согласился виер и отпустил мою руку. Она плетью упала и повисла вдоль тела. Без перчатки. Зато со следами поцелуев. — И я готов взять ответственность.
— Нет. — Я отрицательно покачала головой. Слишком резко, слишком активно, чтобы перед глаза не поплыло. — Я не разрешаю. Я не доверяю вам. И ухаживать за мной…
— Это решит ваш кузен, — резко оборвал меня виер и, не глядя, бросил мне перчатку. Я попыталась поймать его взгляд, чтобы хоть так получить подсказку, но собеседник упорно избегал смотреть мне в глаза. — Идемте, — дождавшись, пока я закончу приводить себя в порядок и спрячу следы недавней вольности, позвал виер. Голос не был столь холоден, будто мужчина взял себя в руки, но теперь уже я избегала на него смотреть.
— Вашу руку, — подойдя к дверям, потребовал виер и пояснил, видя, как я прячу обе ладони за спину. — Если вы не хотите, чтобы посторонние знали о нашей отлучке, вам лучше поступить так, как я прошу.
Я закусила губу, не зная, чего ожидать на сей раз, но вложила дрогнувшие пальцы в его ладонь. Теплое прикосновение заставило прокатиться по телу настоящую волну пламени, но виер не стал пользоваться ситуацией. Не в этот раз. И следом за жаром, я словно вышла на мороз. Кожу закололо миллионом иголочек, мир утратил четкость, зато… никто не заметил, как мы прошли внутрь. Люди расступались, будто чувствуя что-то, но ни вопросов, ни удивленных вздохов их внезапный порыв отойти в сторону не вызывал.
А мы танцевали. Не настоящие мы, а копии, но все равно это было красиво и завораживающе. Я-нея как заколдованная смотрела на своего партнера, а на его губах играла довольная улыбка. Такая, словно он разом стал владельцем всего мира — не меньше. И мне на мгновение даже жаль стало, что это всего лишь высококачественная иллюзия, и мне настоящей едва ли доведется заслужить подобный, искрящийся радостью взгляд.
— Будет лучше, если вы мне улыбнетесь, — посоветовал виер, останавливаясь посреди зала и нисколько не смущаясь того, как через его фигуру проходит иллюзия. Поднял руку, переплетая наши танцы, и напомнил: — Улыбка.
Я послушно растянула уголки губ, запрокинула голову, как делала это моя копия, глядя на партнера, и — улыбка больше не была натянутой. Глядя в глаза виеру, мне действительно хотелось улыбаться. Несмотря ни на что — просто от его присутствия рядом. И стоявший напротив мужчина также не считал нужным скрывать, что моя близость приносит ему удовольствие.
И в этот момент, когда я, казалось, готова была пойти за ним куда угодно, со всех сторон обрушился шум. Музыка ударила по нервам последним аккордом. Аплодисменты зрителей заглушили облегченные вздохи уставшего оркестра. Виер медленно разжал пальцы и, скользя ладонью сначала по перчатке, а после и по обнаженной, ставшей чересчур чувствительной коже, коснулся моей вспыхнувшей от смущения щеки. Отступил на шаг, обернулся, встречаясь взглядом с сердитым кузеном, и твердо, будто и не спрашивал вовсе, а ставил Мариуса в известность, сказал:
— Господин Загресси, вы же позволите мне ухаживать за вашей кузиной?
Я прикусила губу, затравленно глядя на невольных зрителей, но им, казалось, было все равно. Уже не было ни удивления, ни шока — только довольные смешки. Дескать, все идет по давно известному сценарию, чему уж тут удивляться?
На лице Мариуса заиграли желваки. Он не мог не слышать пренебрежения в голосе виера, но и отказать тоже — не мог. Разве что ценой всего проекта, сулившего слишком большую прибыль. Быстрый взгляд на меня, и кузен выдыхает, словно попрощавшись навсегда с несбывшейся мечтой:
— Если моя кузина посчитает вас достойным этой чести.
— Ларин?
Хриплые нотки в голосе виера заставляли терять голову. Умоляющий взгляд кузена давил на совесть. Тереза замерла, перестав теребить платок, а Антиор… виер настойчиво кивнул, будто знал больше нашего.
— Я… разрешаю.
Наверное, я ждала чего угодно, но только не полного облегчения выдоха виера. Словно мое решение действительно было важным для него, будто он готов был отказаться от своих стремлений, если бы я сказала «нет».
— Спасибо. — Он подошел близко — так близко, что еще немного и нам бы пришлось не об ухаживаниях говорить, а о брачной церемонии, и легонько сжал мои холодные от пережитого пальцы. Тепло прокатилось по телу от невинной ласки. А потом он заговорил. На своем родном языке, используя незнакомые мне слова, каждое из которых эхом отдавалось под потолком зала. И гости слушали, завороженно внимая каждому его слову. А Антиор бледнел. Сжимал в объятьях недоумевающую кузину, и едва сдерживался, чтобы не вмешаться.
Наконец, виер закончил свое непонятное изречение, обхватил мои запястья, и одними губами спросил:
— Вы хотите уйти отсюда?
— Да, — так же, почти не разжимая губ, ответила я.
— Эрта, — поправил меня виер, требуя ответить на марголинском.
— Эрта, — поправ все свои принципы, повторила я и… так лже-виер смотрел на мою копию, а теперь оригинал награждал теплым, полным радости взглядом меня. И улыбка сама расцветала на губах, а руки тянулись к стоявшему напротив мужчине. Я хотела быть ближе к нему, касаться, тонуть в темных глазах и слышать дыхание. И мне казалось, что оно будет одним на двоих. Общим.
— Ларин, нам пора. — Кузен все же набрался мужества и вмешался. — Сожалею, но мы вынуждены покинуть прием. Моей сестре… — Мариус бросил на меня предупреждающий взгляд, — нездоровится. — Сдавленный стон раздался со стороны гостей. Тереза обмякла на руках будущего мужа. — Да осветит Луна ваш путь. — И мне: — Идем.
Я не стала спорить. Едва кузен закрыл собой виера, как жгучий стыд затопил всю меня. Все произошедшие показалось злой шуткой. И, избегая смотреть на виера, я последовала за кузеном и Антиором, уносившим бессознательную — хотя скорее просто хорошо игравшую на публику — кузину.
— Я запрещаю, — догнал нас у самого порога голос виера. Сказано было на марголинском, и, похоже, предназначалось Антиору. Жених кузины вздрогнул, его лицо искривилось от внутренней борьбы — и он кивнул, будто не в силах нарушить приказ виера.
Мы уходили, и я с трудом подавила желание обернуться. Все внутри протестовало, будто, уходя, я совершаю главную ошибку в своей жизни. Прикусила губу и ускорилась, почти тут же догоняя возглавлявшего наше шествие кузена. Тереза приоткрыла один глаз, но, убедившись, что мы еще не покинули границы имения загородного имения виера АльТерни, застонала и картинно обмякла.
— Еще чуть-чуть, — подбодрил кузину Антиор, жестом дал понять ожидавшим кучерам, что нам требуется экипаж и осторожно передал Тери кузену, который первым сел в карету. Я протянула было руку, чтобы опереться на ладонь Антиора, но мужчина виновато покачал головой, пряча руку за спину.
Недоуменно вздернула брови, но объяснений так и не дождалась. Ни на улице, ни в карете, когда уже даже Тери перестала изображать обморок и села, с сочувствием глядя на меня.
— Что это вообще было? — требовательно поинтересовалась кузина, переводя взгляд с жениха на брата.
Мариус поморщился и отрицательно качнул головой, давая понять, что объяснения никто не дождется. А вот Антиор… Я видела, как играют желваки на его лице, как он вдыхает глубоко, будто собирается прыгнуть в водопад, и как после опускаются его плечи, словно он чувствовал вину. А еще он избегал смотреть в глаза — будто даже они могли быть чересчур красноречивы.
— Кузен? — я окликнула Мариуса, и ему пришлось оторваться от постукивания пальцами по колену. Натянуто улыбнувшись, он сплел пальцы, желая унять нервную дрожь, и тихо ответил:
— Я не знаю, Лари. — Кузен расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Хмыкнул, и поступил также и со второй. — Ни что произошло, ни к чему это приведет.
— Понятно к чему, — фыркнула Тереза, которая была спокойнее нас всех. — Виер собирался ухаживать за кузиной, и выглядел крайне решительно. Едва ли даже твой отказ, брат, смог бы что-то изменить. А раз Лари согласилась… — Кузина развела руками, подумала и подмигнул мне: — Полагаю, в ближайшее время мы начнем продавать твои букеты.
— Не будет цветов, — похоронил планы невесты Антиор.
— Совсем? — Тереза недоверчиво воззрилась на жениха.
— Почти, — признался тот. — А тот цветок, что будет, никто не посмеет купить.
— Какой-такой цветок? — кузина прищурилась.
— Особенный, — уклончиво заметил виер и пообещал: — Я подарю тебе такой же, не беспокойся.
Мы с Мариусом переглянулись. Не знаю, о чем подумал кузен, но он не мог знать о нашем уединении с виером АльТерни на балконе, не слышал его слов, не видел его глаз. И если я пыталась свести к недоразумению его просьбу о моей руке, то сам виер будто наоборот подчеркивал свои притязания.
— Лари?
— Все хорошо, — я криво усмехнулась. — Просто устала. Слишком много впечатлений.
— Распоряжусь, чтобы тебе заварили отвар, — пообещал Мариус и больше меня не отвлекали.
Я смотрела на ночной город, по улочкам которого, поскрипывая, везла нас карета. В другой ситуации я бы наслаждалась плавностью ее хода, думала о том, где бы достать чертежи чудо-детали ответственной за это, но сейчас я не могла ни на чем сосредоточиться. В груди щемило, словно тело наказывало меня за предательство его желаний, а кожа на руке, там, где касались губы виера, казалось, вот-вот прожжет перчатки. Жар разливался по всему телу, опаляя щеки, выдавливая капельки пота на лбу…
— Лари, тебе нехорошо? — первой заметила — или просто рискнула спросить — Тереза.
Я кивнула, прикрыв глаза. Холодная ладонь кузена коснулась лба, и он тихо, будто знал, что громкие звуки могут мне повредить, распорядился:
— Ложись ко мне. До дома осталось немного.
И я сползла к нему на колени, прикрыла глаза и провалилась во тьму.
Крик незнакомой птицы заставил меня открыть глаза. Комната тонула во мраке, лишь у стола, практически разрядившись, тлел осветительный камень. Тряпка на лбу давно стала сухой. Я потянулась было, чтобы ее убрать, но со стоном отказалась от поспешного решения. Тело болело. Болело так, как никогда прежде. Даже после занятий танцами, когда мадам подстегивала наши старания ударами розги, я не чувствовала себя настолько плохо.
— Я сожалею. — Тихий, вкрадчивый голос сорвал с моих губ истеричный смешок.
— Кажется, это ваше ежедневное состояние, — не делая попыток ни повернуться в сторону звука, ни напротив лишить незаконного гостя возможности видеть мое лицо, проговорила тихо. Сказала и тут же пожалела: во рту было так сухо, что едва ли даже в Таласке нашлось бы место противнее.
— С тех пор, как увидел вас, — не стал спорить виер.
Звякнуло стекло, вода с журчанием устремилась вниз, а после я почувствовала ее запах. И да, я знала, что вода ничем не пахнет, если это свежая, чистая вода, какую мне и предложили в чашке, но теперь я готова была поспорить, что у нее был запах. Запах сырости, влаги, запах звенящих волн, что схлестнули в моей кружке. Не без посторонней помощи я присосалась к своему целительному источнику и выпила его до дна.
Выдохнула, блаженно сощурившись, и попросила:
— Еще.
Виер не возражал. Он будто только за тем и пришел, чтобы подменить прикорнувшую в кресле и мирно посапывающую Лираен. Вторая кружка, третья, четвертая… С каждым глотком ко мне возвращалась жизнь и приходило нехорошее осознание: я даже на помощь позвать не могу или запустить в служанку подушкой, если не хочу раз и навсегда оказаться связана с виером. Ведь это ночное рандеву — это даже не совместные минуты на балконе, моей репутации тут же придет конец. Впрочем, если терять уже будет нечего…
— Я пришел, лишь чтобы облегчить ваше состояние, — будто прочитав мои мысли, предупредил виер, опускаясь на край кровати и накрывая ладонью мои пальцы. Холодное, принесшее облегчение, прикосновение. Будто и не от прежде оставленных им следов, все мое тело пылало.
— Вы знали, что будет так? — Я не стала уточнять, а виер не допытывался.
— Могло быть и хуже, — неожиданно, вместо того чтобы успокаивать меня и настаивать на собственной непричастности, ответил мужчина. Усмехнулся, заметив мой шокированный взгляд, и спросил: — У вас же не было дара прежде?
— Разве что попадать в неприятности, — попыталась улыбнуться, но под ложечкой нехорошо так засосало.
— В этом я успел убедиться, — усмехнулся мужчина и положил свободную ладонь мне на лоб. Прохладные пальцы принесли больше облегчения чем убранная им тряпка. Да и в целом, присутствие ли виера, или выпитая вода — я чувствовала себя с каждой секундой все лучше. Правда, чем сильнее отступала усталость, тем сложнее мне было мыслить здраво. На ум так и лезли мысли о нарушаемых нами приличиях, о репутации, от которой осталось одно лишь название, и о волнительной близости виера.
— Вам вновь дурно? — обеспокоенно спросил виер.
— Если вы перестанете сидеть на моей кровати — станет лучше, — смущенно ответила, избегая смотреть на собеседника.
— Если вы этого желаете. — Виер был неожиданно покладист.
— Теперь вы готовы идти на поводу моих желаний? — то ли обиженно, то ли насмешливо — я и сама не понимала, чего в моем тоне больше, — полюбопытствовала, не глядя на виера.
— Отчасти — да. — Он поднялся и подошел к окну, запрокинул голову, всматриваясь в предрассветное небо, и спросил: — Вы о чем-то хотите меня попросить?
Я открыла было рот, чтобы заявить, что ни в чем не нуждаюсь, но взгляд зацепился за томившийся в углу сундук. Одежды в нем не осталось, а вот пара вестников имелась. Как и за моей спиной обещание помочь подруге. Мысли о Ринталь придали мне уверенности. А еще – это была возможность отвлечься от странной ситуации, в которую мы оба попали.
Того, что произошло дальше, я не ожидала. А потому замерла, ошарашенно наблюдая, как легко с ладони слетает перчатка — будто и не я дома потратила не меньше четверти часа, чтоб ее натянуть, и как виер склоняется к моей руке, чтобы запечатлеть на тыльной стороне ладони легкий поцелуй.
Это было неправильно, нечестно, абсолютно неэтично, но от неведомой прежде ласки все внутри напряглось. Дыхание сбилось, и каждый вдох набатом отдавался в ушах. Вдох, переходивший в стон. Шумный, всхлипывающий, жадный…
Я не понимала, почему так происходит. Почему, стоит губам виера прикоснуться к коже, как все внутри замирает, словно перед прыжком в бездну, почему тело так остро реагирует на простое — мне хотелось так думать — прикосновение, почему мысли разбегаются, оставляя после себя противоречивые желания. Одно — сбежать и забыть происходящее как страшный сон, и второе — требующее, настойчиво жаждущее узнать, на что еще способны прикосновения виера.
— Хватит, — жалобно, будто сама была с собой не согласна, попросила я. Тело дрожало, и мне было бы приятнее думать, что холод ночи был тому виной.
— Прошу прощения, — без капли раскаяния в голосе произнес виер. Мы встретились взглядами и — там тоже не было ничего и отдаленно похожего на вину, скорее — на сожаление. А еще я видела там обещание. Виер будто без слов говорил: мы продолжим, обязательно продолжим. И от его взгляда, от этого немого зарока, по телу огненной волной прокатывалось… предвкушение?
— Вы… вы не должны так поступать.
— Не должен, — легко согласился виер и отпустил мою руку. Она плетью упала и повисла вдоль тела. Без перчатки. Зато со следами поцелуев. — И я готов взять ответственность.
— Нет. — Я отрицательно покачала головой. Слишком резко, слишком активно, чтобы перед глаза не поплыло. — Я не разрешаю. Я не доверяю вам. И ухаживать за мной…
— Это решит ваш кузен, — резко оборвал меня виер и, не глядя, бросил мне перчатку. Я попыталась поймать его взгляд, чтобы хоть так получить подсказку, но собеседник упорно избегал смотреть мне в глаза. — Идемте, — дождавшись, пока я закончу приводить себя в порядок и спрячу следы недавней вольности, позвал виер. Голос не был столь холоден, будто мужчина взял себя в руки, но теперь уже я избегала на него смотреть.
— Вашу руку, — подойдя к дверям, потребовал виер и пояснил, видя, как я прячу обе ладони за спину. — Если вы не хотите, чтобы посторонние знали о нашей отлучке, вам лучше поступить так, как я прошу.
Я закусила губу, не зная, чего ожидать на сей раз, но вложила дрогнувшие пальцы в его ладонь. Теплое прикосновение заставило прокатиться по телу настоящую волну пламени, но виер не стал пользоваться ситуацией. Не в этот раз. И следом за жаром, я словно вышла на мороз. Кожу закололо миллионом иголочек, мир утратил четкость, зато… никто не заметил, как мы прошли внутрь. Люди расступались, будто чувствуя что-то, но ни вопросов, ни удивленных вздохов их внезапный порыв отойти в сторону не вызывал.
А мы танцевали. Не настоящие мы, а копии, но все равно это было красиво и завораживающе. Я-нея как заколдованная смотрела на своего партнера, а на его губах играла довольная улыбка. Такая, словно он разом стал владельцем всего мира — не меньше. И мне на мгновение даже жаль стало, что это всего лишь высококачественная иллюзия, и мне настоящей едва ли доведется заслужить подобный, искрящийся радостью взгляд.
— Будет лучше, если вы мне улыбнетесь, — посоветовал виер, останавливаясь посреди зала и нисколько не смущаясь того, как через его фигуру проходит иллюзия. Поднял руку, переплетая наши танцы, и напомнил: — Улыбка.
Я послушно растянула уголки губ, запрокинула голову, как делала это моя копия, глядя на партнера, и — улыбка больше не была натянутой. Глядя в глаза виеру, мне действительно хотелось улыбаться. Несмотря ни на что — просто от его присутствия рядом. И стоявший напротив мужчина также не считал нужным скрывать, что моя близость приносит ему удовольствие.
И в этот момент, когда я, казалось, готова была пойти за ним куда угодно, со всех сторон обрушился шум. Музыка ударила по нервам последним аккордом. Аплодисменты зрителей заглушили облегченные вздохи уставшего оркестра. Виер медленно разжал пальцы и, скользя ладонью сначала по перчатке, а после и по обнаженной, ставшей чересчур чувствительной коже, коснулся моей вспыхнувшей от смущения щеки. Отступил на шаг, обернулся, встречаясь взглядом с сердитым кузеном, и твердо, будто и не спрашивал вовсе, а ставил Мариуса в известность, сказал:
— Господин Загресси, вы же позволите мне ухаживать за вашей кузиной?
Я прикусила губу, затравленно глядя на невольных зрителей, но им, казалось, было все равно. Уже не было ни удивления, ни шока — только довольные смешки. Дескать, все идет по давно известному сценарию, чему уж тут удивляться?
На лице Мариуса заиграли желваки. Он не мог не слышать пренебрежения в голосе виера, но и отказать тоже — не мог. Разве что ценой всего проекта, сулившего слишком большую прибыль. Быстрый взгляд на меня, и кузен выдыхает, словно попрощавшись навсегда с несбывшейся мечтой:
— Если моя кузина посчитает вас достойным этой чести.
— Ларин?
Хриплые нотки в голосе виера заставляли терять голову. Умоляющий взгляд кузена давил на совесть. Тереза замерла, перестав теребить платок, а Антиор… виер настойчиво кивнул, будто знал больше нашего.
— Я… разрешаю.
ГЛАВА 4. Если бы драконы существовали…
Наверное, я ждала чего угодно, но только не полного облегчения выдоха виера. Словно мое решение действительно было важным для него, будто он готов был отказаться от своих стремлений, если бы я сказала «нет».
— Спасибо. — Он подошел близко — так близко, что еще немного и нам бы пришлось не об ухаживаниях говорить, а о брачной церемонии, и легонько сжал мои холодные от пережитого пальцы. Тепло прокатилось по телу от невинной ласки. А потом он заговорил. На своем родном языке, используя незнакомые мне слова, каждое из которых эхом отдавалось под потолком зала. И гости слушали, завороженно внимая каждому его слову. А Антиор бледнел. Сжимал в объятьях недоумевающую кузину, и едва сдерживался, чтобы не вмешаться.
Наконец, виер закончил свое непонятное изречение, обхватил мои запястья, и одними губами спросил:
— Вы хотите уйти отсюда?
— Да, — так же, почти не разжимая губ, ответила я.
— Эрта, — поправил меня виер, требуя ответить на марголинском.
— Эрта, — поправ все свои принципы, повторила я и… так лже-виер смотрел на мою копию, а теперь оригинал награждал теплым, полным радости взглядом меня. И улыбка сама расцветала на губах, а руки тянулись к стоявшему напротив мужчине. Я хотела быть ближе к нему, касаться, тонуть в темных глазах и слышать дыхание. И мне казалось, что оно будет одним на двоих. Общим.
— Ларин, нам пора. — Кузен все же набрался мужества и вмешался. — Сожалею, но мы вынуждены покинуть прием. Моей сестре… — Мариус бросил на меня предупреждающий взгляд, — нездоровится. — Сдавленный стон раздался со стороны гостей. Тереза обмякла на руках будущего мужа. — Да осветит Луна ваш путь. — И мне: — Идем.
Я не стала спорить. Едва кузен закрыл собой виера, как жгучий стыд затопил всю меня. Все произошедшие показалось злой шуткой. И, избегая смотреть на виера, я последовала за кузеном и Антиором, уносившим бессознательную — хотя скорее просто хорошо игравшую на публику — кузину.
— Я запрещаю, — догнал нас у самого порога голос виера. Сказано было на марголинском, и, похоже, предназначалось Антиору. Жених кузины вздрогнул, его лицо искривилось от внутренней борьбы — и он кивнул, будто не в силах нарушить приказ виера.
Мы уходили, и я с трудом подавила желание обернуться. Все внутри протестовало, будто, уходя, я совершаю главную ошибку в своей жизни. Прикусила губу и ускорилась, почти тут же догоняя возглавлявшего наше шествие кузена. Тереза приоткрыла один глаз, но, убедившись, что мы еще не покинули границы имения загородного имения виера АльТерни, застонала и картинно обмякла.
— Еще чуть-чуть, — подбодрил кузину Антиор, жестом дал понять ожидавшим кучерам, что нам требуется экипаж и осторожно передал Тери кузену, который первым сел в карету. Я протянула было руку, чтобы опереться на ладонь Антиора, но мужчина виновато покачал головой, пряча руку за спину.
Недоуменно вздернула брови, но объяснений так и не дождалась. Ни на улице, ни в карете, когда уже даже Тери перестала изображать обморок и села, с сочувствием глядя на меня.
— Что это вообще было? — требовательно поинтересовалась кузина, переводя взгляд с жениха на брата.
Мариус поморщился и отрицательно качнул головой, давая понять, что объяснения никто не дождется. А вот Антиор… Я видела, как играют желваки на его лице, как он вдыхает глубоко, будто собирается прыгнуть в водопад, и как после опускаются его плечи, словно он чувствовал вину. А еще он избегал смотреть в глаза — будто даже они могли быть чересчур красноречивы.
— Кузен? — я окликнула Мариуса, и ему пришлось оторваться от постукивания пальцами по колену. Натянуто улыбнувшись, он сплел пальцы, желая унять нервную дрожь, и тихо ответил:
— Я не знаю, Лари. — Кузен расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Хмыкнул, и поступил также и со второй. — Ни что произошло, ни к чему это приведет.
— Понятно к чему, — фыркнула Тереза, которая была спокойнее нас всех. — Виер собирался ухаживать за кузиной, и выглядел крайне решительно. Едва ли даже твой отказ, брат, смог бы что-то изменить. А раз Лари согласилась… — Кузина развела руками, подумала и подмигнул мне: — Полагаю, в ближайшее время мы начнем продавать твои букеты.
— Не будет цветов, — похоронил планы невесты Антиор.
— Совсем? — Тереза недоверчиво воззрилась на жениха.
— Почти, — признался тот. — А тот цветок, что будет, никто не посмеет купить.
— Какой-такой цветок? — кузина прищурилась.
— Особенный, — уклончиво заметил виер и пообещал: — Я подарю тебе такой же, не беспокойся.
Мы с Мариусом переглянулись. Не знаю, о чем подумал кузен, но он не мог знать о нашем уединении с виером АльТерни на балконе, не слышал его слов, не видел его глаз. И если я пыталась свести к недоразумению его просьбу о моей руке, то сам виер будто наоборот подчеркивал свои притязания.
— Лари?
— Все хорошо, — я криво усмехнулась. — Просто устала. Слишком много впечатлений.
— Распоряжусь, чтобы тебе заварили отвар, — пообещал Мариус и больше меня не отвлекали.
Я смотрела на ночной город, по улочкам которого, поскрипывая, везла нас карета. В другой ситуации я бы наслаждалась плавностью ее хода, думала о том, где бы достать чертежи чудо-детали ответственной за это, но сейчас я не могла ни на чем сосредоточиться. В груди щемило, словно тело наказывало меня за предательство его желаний, а кожа на руке, там, где касались губы виера, казалось, вот-вот прожжет перчатки. Жар разливался по всему телу, опаляя щеки, выдавливая капельки пота на лбу…
— Лари, тебе нехорошо? — первой заметила — или просто рискнула спросить — Тереза.
Я кивнула, прикрыв глаза. Холодная ладонь кузена коснулась лба, и он тихо, будто знал, что громкие звуки могут мне повредить, распорядился:
— Ложись ко мне. До дома осталось немного.
И я сползла к нему на колени, прикрыла глаза и провалилась во тьму.
Крик незнакомой птицы заставил меня открыть глаза. Комната тонула во мраке, лишь у стола, практически разрядившись, тлел осветительный камень. Тряпка на лбу давно стала сухой. Я потянулась было, чтобы ее убрать, но со стоном отказалась от поспешного решения. Тело болело. Болело так, как никогда прежде. Даже после занятий танцами, когда мадам подстегивала наши старания ударами розги, я не чувствовала себя настолько плохо.
— Я сожалею. — Тихий, вкрадчивый голос сорвал с моих губ истеричный смешок.
— Кажется, это ваше ежедневное состояние, — не делая попыток ни повернуться в сторону звука, ни напротив лишить незаконного гостя возможности видеть мое лицо, проговорила тихо. Сказала и тут же пожалела: во рту было так сухо, что едва ли даже в Таласке нашлось бы место противнее.
— С тех пор, как увидел вас, — не стал спорить виер.
Звякнуло стекло, вода с журчанием устремилась вниз, а после я почувствовала ее запах. И да, я знала, что вода ничем не пахнет, если это свежая, чистая вода, какую мне и предложили в чашке, но теперь я готова была поспорить, что у нее был запах. Запах сырости, влаги, запах звенящих волн, что схлестнули в моей кружке. Не без посторонней помощи я присосалась к своему целительному источнику и выпила его до дна.
Выдохнула, блаженно сощурившись, и попросила:
— Еще.
Виер не возражал. Он будто только за тем и пришел, чтобы подменить прикорнувшую в кресле и мирно посапывающую Лираен. Вторая кружка, третья, четвертая… С каждым глотком ко мне возвращалась жизнь и приходило нехорошее осознание: я даже на помощь позвать не могу или запустить в служанку подушкой, если не хочу раз и навсегда оказаться связана с виером. Ведь это ночное рандеву — это даже не совместные минуты на балконе, моей репутации тут же придет конец. Впрочем, если терять уже будет нечего…
— Я пришел, лишь чтобы облегчить ваше состояние, — будто прочитав мои мысли, предупредил виер, опускаясь на край кровати и накрывая ладонью мои пальцы. Холодное, принесшее облегчение, прикосновение. Будто и не от прежде оставленных им следов, все мое тело пылало.
— Вы знали, что будет так? — Я не стала уточнять, а виер не допытывался.
— Могло быть и хуже, — неожиданно, вместо того чтобы успокаивать меня и настаивать на собственной непричастности, ответил мужчина. Усмехнулся, заметив мой шокированный взгляд, и спросил: — У вас же не было дара прежде?
— Разве что попадать в неприятности, — попыталась улыбнуться, но под ложечкой нехорошо так засосало.
— В этом я успел убедиться, — усмехнулся мужчина и положил свободную ладонь мне на лоб. Прохладные пальцы принесли больше облегчения чем убранная им тряпка. Да и в целом, присутствие ли виера, или выпитая вода — я чувствовала себя с каждой секундой все лучше. Правда, чем сильнее отступала усталость, тем сложнее мне было мыслить здраво. На ум так и лезли мысли о нарушаемых нами приличиях, о репутации, от которой осталось одно лишь название, и о волнительной близости виера.
— Вам вновь дурно? — обеспокоенно спросил виер.
— Если вы перестанете сидеть на моей кровати — станет лучше, — смущенно ответила, избегая смотреть на собеседника.
— Если вы этого желаете. — Виер был неожиданно покладист.
— Теперь вы готовы идти на поводу моих желаний? — то ли обиженно, то ли насмешливо — я и сама не понимала, чего в моем тоне больше, — полюбопытствовала, не глядя на виера.
— Отчасти — да. — Он поднялся и подошел к окну, запрокинул голову, всматриваясь в предрассветное небо, и спросил: — Вы о чем-то хотите меня попросить?
Я открыла было рот, чтобы заявить, что ни в чем не нуждаюсь, но взгляд зацепился за томившийся в углу сундук. Одежды в нем не осталось, а вот пара вестников имелась. Как и за моей спиной обещание помочь подруге. Мысли о Ринталь придали мне уверенности. А еще – это была возможность отвлечься от странной ситуации, в которую мы оба попали.
