А, да нет у меня уже никакого выбора! Ни выбора, ни сил.
Один из чужаков подошёл ко мне слишком близко. Очень удачно, рядом с ним никого не оказалось. Я схватила его, затащила в собственную тень, где никто не мог увидеть ни меня, ни мою жертву, оттянула голову за волосы и вонзила клыки в белое горло.
Он ничего не успел понять, я действовала быстро. Очень быстро. Сама от себя не ожидала такой стремительности. А потом пила и не могла успокоиться. Вкус крови остался прежним, никаких новых красок не приобрёл. Всё та же солоноватая, с привкусом железа, жидкость, от которой тут же потянуло на тошноту. Но я пила, чувствуя, как насыщается витой моё нечеловеческое тело, как уходит мигрень, бьющая молоточками в виски, как стихает голодная боль, – до конца она не исчезла, конечно же, всё равно осталась.
Я выпустила мёртвое тело. Оставлять его здесь было нельзя, притопить – найдут быстро. Лучшим вариантом показалось засунуть в расщелину и завалить камнем. Со следами стихии Смерти я увы, ничего не могла сделать. Умеющий видит их заметит непременно. Заметит – и определит, что здесь происходило и почему. Всего и надежды было, что дальний конец набережной. Может быть, Рыбоглазому здесь нечего делать и появится он тут ещё очень нескоро….
Мне бы вернуться назад к Яру. Но слишком уж легко далась мне первая жертва и слишком много сил вошло в меня вместе с его кровью. Я решила пройти по набережной дальше, посмотреть на чужие корабли, может быть, убить кого-то ещё.
Я в своём праве. Я – хозяйка этой земли, пусть даже мёртвая! Опора моего рода, Штормовой Замок, разрушен, но его можно отстроить заново! Если изгнать чужаков с моего берега. И найти хоть кого-нибудь, в ком течёт наша кровь. Возможно, где-то среди простых жителей Прибережья проросла золотая кровь бастардов Раида…
Но вначале надо убить Кморга. Землю грызть буду, но убью! А для начала посмотрю на него издали глазами неумершей. Мне теперь больше дано, чем когда я была при живом теле.
Закат разлился по морю алым ковром. По берегу пролегли синие тени и я пила из них силу Сумрака, напрямую, а не как раньше, через артефакты резерва.
Чувство собственного могущества ослепило меня настолько, что я едва не вышла прямо на Рыбоглазого! В последний момент толкнуло тревогой и я поспешила скрыться в тени корабля.
Рыбоглазый стоял, расставив ноги и сцепив руки за спиной, и смотрел на выжженное выбросом силы место, где возвышался когда-то Штормовой Замок. Вот так. Рвался за ценной добычей, получил прогоревший пепел. И наказать некого, предатель, допустивший подобное, безнадёжно мёртв. Ценный пленник – Яр! – исчез. И, похоже, наследница тоже покинула мир по Лунной дороге.
Кморг вдруг обернулся, и взглянул точно в ту сторону, где распласталась по борту корабля я. Я замерла, сливая себя с окружающим магическим фоном. Помогло то, что после взрыва питающих наш замок истоков фон здесь выглядел так, будто его перемешивали гигантской лопатой, и процесс ещё не завершился до конца.
Взгляд Рыбоглазого смотрел в пустоту, не мог он меня видеть, не мог! Но казалось – будто прямо мне в глаза взор его мертвящий упёрся, зрачки в зрачки. Как в детской игре в гляделки, где проигрывает тот, кто сморгнёт или пошевелится, обозначая тем самым себя в зримом мире.
А что если враг меня всё-таки видит и пора атаковать, чтобы совсем уже не пропасть ни за что ни про что даже без боя?
Так бы я там и пропала ни за что ни про что. Но к Рыбоглазому подошёл кто-то из его подчинённых. Может быть, шкипер какого-нибудь из кораблей, судя по уверенной походке и прямому взгляду. С ним Рыбоглазому явно приходилось считаться вместо того, чтобы сходу давить командирским голосом и силой.
Жаль, я не понимала их языка!
Но они пошли в ту сторону, где я сожрала того матроса…
Времени мало, поняла я. Они сейчас обнаружат высосанное мною подчистую тело и всё поймут. Магия предоставляет множество возможностей, и она же их значительно сужает. Простецы долго бы искали своего приятеля. Маги – обнаружат быстро.
Насильственная смерть оставляет след. Смерть от клыков неумершего – подавно его оставляет. А ещё меня могут заметить. Я не могла оценить свою ауру, для этого надо было взглянуть на себя со стороны. Где же я здесь, на набережной, среди вражеских кораблей, зеркало найду или хоть какую-нибудь стеклянную поверхность? Да они и не нужны, по сути.
Теперь моя аура несёт в себе стихию Смерти, поскольку я стала её проводником. Отличить меня от живого сможет любой, хоть сколько-нибудь одарённый. Насколько я помнила страшные байки о Ходящих в Ночи, их чуяли даже простецы. Загадка, как Рыбоглазый не засёк сразу, хотя что-то ему казалось тогда, я видела. Вовремя его отвлекли!
Надо уходить.
Я отлипла от корабля и осторожно пошла прочь. Яркие фонари бросали на каменную набережную резкие тени. И ещё одно опровержение расхожих домыслов о неумерших: тень я же отбрасывала. Может быть, потому, что не так уж давно напилась горячей крови?
Рыбоглазый оставался у меня за спиной, пусть и далеко, но я ощущала его присутствие. Неприятное чувство, как от занесённого в сильном тумане ножа – ты знаешь, что нож есть и его прямо сейчас направляют в твою сторону, но никогда не угадаешь, откуда и как он ударит.
Болезненными спазмами начал возвращаться голод, пока ещё терпимый, не такой сильный, как раньше. Я испытала глухое отчаяние. Сколько же мне нужно жрать, чтобы насытиться!
Ответ пришёл сам собой: бесконечно. Жрать придётся бесконечно, но насыщение никогда не придёт.
О светобоязни неумерших, об ожогах, что оставляет на их телах дневной свет, все байки, как одна, врали. Я испытала на себе полуденный зной, не умерла и не покалечилась. Но о вечном неодолимом голоде говорили правду. Он не исчезает никогда. И жить мне теперь ненасытной тварью до тех пор, пока какой-нибудь сильный маг не упокоит меня.
Боль почти той же силы, что и голод, разрывала меня изнутри. Почему? Почему я не умерла сразу, как только разбилась о мостовую внутреннего двора нашего замка? Почему я не погибла, когда убивала Чайку? Почему, почему, почему!
Я хотела отомстить предателю. Я хотела спасти Яра. А теперь мне нужно убить Рыбоглазого. А потом?
Не знаю. Доктор Рогоз говорил, что Арка Королей способна вернуть мне тело, потому что я принцесса золотой крови. Но я как-то не слышала о том, что неумершие совершали обратный переход. Даже баек таких не существовало в природе. Ходящие в Ночи либо обитали рядом с живыми по взаимному договору либо рано или поздно погибали от магов-охотников, особенно если вечный голод сводил их с ума окончательно.
Я задумалась о своей печальной судьбе и заметила впереди двоих только после того, как подошла к ним слишком близко. Моя аура, исполненная Смерти, коснулась их, и они резко обернулись, хватаясь за оружие. А потом они меня увидели. Магическим зрением или обычным, не берусь сказать. Но слишком уж слаженно они отшагнули каждый в свою сторону, и по их движениям я поняла, что с неумершими они дела уже имели, причём не в пользу последних.
Скорость! Меня могла спасти только скорость, и я стремительно рванулась вперёд, успев заметить свою тень на граните набережной – в профиль, оскаленные жуткие клыки. Спаси Светозарный и помилуй, Лунные Сёстры, утешьте, неужели это чудовище – я?!
Помогла вбитая с детства жёсткая дисциплина во всём, что касалось магических искусств. Я превратилась в неумершую после того, как стала хорошим боевым магом. Искушение могуществом, почти сравнимым с божественным, осталось далеко позади, в моей одиннадцатой весне. Я прекрасно понимала, что за всё приходится платить, за кратковременное усиление собственной мощи – тем более.
Кровь из разодранного вражьего горла свела меня с ума – запахом, видом, истекающей из неё витой, – но я удержала в себе разум и набросилась на второго врага. С ним мне достало заботы, уничтожить получилось не сразу. Слишком вёрткий оказался, успевал уходить от удара в самый последний момент, а ещё артефакты у него были какие-то поганые. Вроде резерв, как всегда, и в то же время, каждый из них оказался исполнен на какой-то изворот. Как будто плетение стихий опомоили чем-то отменно гадким.
Особые приёмы против Ходящих в Ночи или здесь любого нормального мага стошнило бы, не одну меня?
Я двинулась в сторону, по кругу. Клыки щерились сами собой, кривые когти лезли из пальцев, но бояться меня враг не собирался вовсе. Храбрый. Или опытный. Второе намного хуже, конечно же.
Огненная плеть хлестнула будто ниоткуда. Я уклонилась от неё, но, прямо скажем, еле успела. Ещё один выпад, ещё. Я, не рассуждая, подставила предплечье, ухватила кончик, намотала на руку и дёрнула к себе. Боль настала – будь я живой, умерла бы ещё раз. Сейчас чтобы убить меня простой плети, заклятой по стихии Огня, было маловато. Враг не сумел среагировать вовремя, и я с наслаждением вонзила в его горло клыки, туда, где билась под белой кожей кровеносная жила.
Плеть сползла с моей руки, оставляя чёрные полосы. Больно? Очень. Ещё больнее, чем поначалу. Но подумаешь! А то меня не приучали терпеть боль с детства! Магия, особенно боевая, это всегда больно. Чайка-предатель, чтоб его разорвало, учил меня хорошо.
Но мой противник и, по совместительству, жертва не собирался сдаваться просто так. Последним усилием, уже погибая окончательно, он успел запустить в небо огненный шар. И тот повис над головой как маленькое солнце, резко высветил каждый камушек, каждую песчинку вокруг, не только чистым светом, но и магическим.
Теперь Рыбоглазый, где бы он ни был, мгновенно примчится прямо сюда, а я… Я ещё не готова…
Я поспешно заскользила прочь, подальше от чужих белых кораблей, как можно дальше от врага, с которым у меня пока ещё не могло выйти равного поединка.
И чего мне стоило отступить от разлитой по гранитной набережной крови, знала только я одна...
Выброс силы из погибающей опоры Штормового замка выжег всё, до чего смог дотянуться. Но припортовые кварталы всё же пострадали меньше. Здесь сохранились жилые дома, мастерские, торговые присутствия, военные собрания…
Вот только прежней жизни было уже не видать. Фонари стояли погашенными, а то и вовсе разбитыми, ветер гонял по мощённым камнем улицам какие-то клочки, обрывки тканей, упаковочной бумаги. И – никого, тишина, безлюдье. Все спрятались? Или все погибли? Или – хуже?
Я воспринимала разлитую в магическом фоне моего города беду как свою собственную. Чужаки не церемонились с побеждёнными, обычное дело. Но я чувствовала что-то ещё. Не могла опознать, с чем же я столкнулась, но от него веяло аурой Рыбоглазого, мертвящей не так, как аура Ходящего в Ночи, а хуже.
Хотя куда уже хуже, чем проводник стихии Смерти. Вечный голод, ненасытная утроба, сожрёт мать родную и не поморщится. Да, я отомстила предателю, сильно снизила для Кморга ценность его трофея, лишив истоков силы, питающих Штормовой Замок, не дала поймать себя, освободила Яра.
Но отвращение к своей новой сущности я побороть не могла, как ни старалась. Обратного перехода не существует, кто бы что ни говорил про Арку королей. Она сожжёт меня, да и всё. Ну, какая там золотая кровь в живом мертвеце?!
Я буду грызть захватчиков, пока не сожру их всех, Кморга – в особенности. А потом уйду из мира. Печальная судьба, но другой у меня нет.
На набережной разливалось нехорошее сияние. Я воспринимала его всем своим существом: поисковая магия, запущенная Кморгом. Когда «свет» – а на самом деле сложнейшее плетение из стихий и изначальных сил – дойдёт до улицы, на которой я прячусь, меня обнаружат. И убьют, даже хуже, чем убьют. Если и существует кто-то, кто способен устроить жесточайшие пытки для неумершего, то это Рыбоглазый.
Оставалось только удивляться тому, как я, боевой маг не из последних в Прибережье, не распознала его силу вовремя. Он хорошо маскировался, потом сбежал, я посчитала его трусом. Но теперь я хорошо понимала, что то была не трусость, а безжалостный расчёт.
– Светлая госпожа, – окликнули меня вдруг. – Сюда!
Я поспешно юркнула в приоткрывшуюся дверь, за миг до того, как улицу залило смертоносное свечение поисковой магии врага. И только потом испугалась собственной доверчивости: кому бы понадобилось спасать меня?
Мужчина болезненно напомнил мне доктора Рогоза. Но, разумеется, высшим магом он не был, я бы сразу почувствовала. Голод скрутил меня судорогой, я с трудом отвела взгляд от горла спасителя.
– Я тебя не знаю, – сказала я, постаравшись вернуть себе всё достоинство наследницы рода Раида. – Кто ты и что тебе нужно?
– Где бы вам меня знать, светлая госпожа, – невесело усмехнулся он. – Я – парусинных дел мастер… был, но в замок не приглашали никогда, да мне без того хватало работы! Сюда, пожалуйста. Чтобы с улицы вас не провидели.
Я прошла вслед за ним в глубину дома. Меня поразила тишина, почти похоронная. У ремесленников обычно большие семьи, а здесь – никого…
Большой стол, вдоль него – две лавки, здесь давно уже никто не обедал, судя по пыли на столешнице. Как склеп. Я поёжилась от сравнения, внезапно в голову пришедшего. Склеп, и хозяин в нём похоронен заживо, без надежды превратиться в неумершего и пойти грызть глотки тому, кто обрёк его на мучительное существование.
– Кто ещё пережил вторжение? – спросила я у хозяина.
– Нас много, – ответил он устало, не поднимая взгляда. – Но… все мы разобщены, большинство – ранены… Сидим вот, ждём, когда нас жрать начнут…
– Жрать? – не поняла я.
– Душееды они, светлая госпожа, – печально поведал мне хозяин. – Если уж взяли кого, то сожрут целиком, не оставят даже посмертия. Идите в Амариг, у короля заступничества просите, высших магов из Академии зовите, а то вижу, что собрались вы терзать их заживо. Уж что с вами случилось, почему вас в ужас такой обратило вместо честной смерти, я не знаю и знать не хочу. Но в одиночку вам с ними не справиться. Даже с силой Ходящей в Ночи.
Я молчала. Прав он был, мой спаситель, в каждом слове своём прав. Но и уходить, не отведав вражьей крови, мне казалось неправильным. Долог путь до Амарига! Да и благой король что ещё приговорит. Может, развоплотить прикажет ненасытную тварь, пред его светлые очи из тьмы вылезшую!
– Я не удержала защиту, – глухо выговорила я, сжимая кулаки. – Я не совладала с предателем! На мне вина…
Я очень остро поняла вдруг, в какой ловушке оказался мой народ именно из-за характера защиты! Магический купол, генерируемый опорой Штормового Замка, не позволял никому ни проникнуть под него извне, ни покинуть огороженное им пространство извне. Когда он обрушился, бежать стало уже поздно.
Но я-то в гордыне своей надеялась удержать защиту! И если бы не Чайка-предатель, ведь удержала бы!
Когти впились в ладони, – больно. Кто бы мог подумать, что неумерший способен чувствовать боль! Такие они все в сказаниях были. Страшные, безжалостные и бессердечные, едва ли не из железа сделанные, им что своя боль, что чужая – всё едино, ни ту, ни другую не воспринимают вовсе. Вот, теперь я сама испила горькую чашу проводника стихии Смерти до дна, – больно!
Голод подкатывал к горлу омерзительным комом.
– Вас предали, светлая госпожа, – тихо выговорил парусинных дел мастер. – Ударили в спину. Вы ещё… уж простите мне, старому человеку… девочка молодая. Не ожидали.
Один из чужаков подошёл ко мне слишком близко. Очень удачно, рядом с ним никого не оказалось. Я схватила его, затащила в собственную тень, где никто не мог увидеть ни меня, ни мою жертву, оттянула голову за волосы и вонзила клыки в белое горло.
Он ничего не успел понять, я действовала быстро. Очень быстро. Сама от себя не ожидала такой стремительности. А потом пила и не могла успокоиться. Вкус крови остался прежним, никаких новых красок не приобрёл. Всё та же солоноватая, с привкусом железа, жидкость, от которой тут же потянуло на тошноту. Но я пила, чувствуя, как насыщается витой моё нечеловеческое тело, как уходит мигрень, бьющая молоточками в виски, как стихает голодная боль, – до конца она не исчезла, конечно же, всё равно осталась.
Я выпустила мёртвое тело. Оставлять его здесь было нельзя, притопить – найдут быстро. Лучшим вариантом показалось засунуть в расщелину и завалить камнем. Со следами стихии Смерти я увы, ничего не могла сделать. Умеющий видит их заметит непременно. Заметит – и определит, что здесь происходило и почему. Всего и надежды было, что дальний конец набережной. Может быть, Рыбоглазому здесь нечего делать и появится он тут ещё очень нескоро….
Мне бы вернуться назад к Яру. Но слишком уж легко далась мне первая жертва и слишком много сил вошло в меня вместе с его кровью. Я решила пройти по набережной дальше, посмотреть на чужие корабли, может быть, убить кого-то ещё.
Я в своём праве. Я – хозяйка этой земли, пусть даже мёртвая! Опора моего рода, Штормовой Замок, разрушен, но его можно отстроить заново! Если изгнать чужаков с моего берега. И найти хоть кого-нибудь, в ком течёт наша кровь. Возможно, где-то среди простых жителей Прибережья проросла золотая кровь бастардов Раида…
Но вначале надо убить Кморга. Землю грызть буду, но убью! А для начала посмотрю на него издали глазами неумершей. Мне теперь больше дано, чем когда я была при живом теле.
Закат разлился по морю алым ковром. По берегу пролегли синие тени и я пила из них силу Сумрака, напрямую, а не как раньше, через артефакты резерва.
Чувство собственного могущества ослепило меня настолько, что я едва не вышла прямо на Рыбоглазого! В последний момент толкнуло тревогой и я поспешила скрыться в тени корабля.
Рыбоглазый стоял, расставив ноги и сцепив руки за спиной, и смотрел на выжженное выбросом силы место, где возвышался когда-то Штормовой Замок. Вот так. Рвался за ценной добычей, получил прогоревший пепел. И наказать некого, предатель, допустивший подобное, безнадёжно мёртв. Ценный пленник – Яр! – исчез. И, похоже, наследница тоже покинула мир по Лунной дороге.
Кморг вдруг обернулся, и взглянул точно в ту сторону, где распласталась по борту корабля я. Я замерла, сливая себя с окружающим магическим фоном. Помогло то, что после взрыва питающих наш замок истоков фон здесь выглядел так, будто его перемешивали гигантской лопатой, и процесс ещё не завершился до конца.
Взгляд Рыбоглазого смотрел в пустоту, не мог он меня видеть, не мог! Но казалось – будто прямо мне в глаза взор его мертвящий упёрся, зрачки в зрачки. Как в детской игре в гляделки, где проигрывает тот, кто сморгнёт или пошевелится, обозначая тем самым себя в зримом мире.
А что если враг меня всё-таки видит и пора атаковать, чтобы совсем уже не пропасть ни за что ни про что даже без боя?
Так бы я там и пропала ни за что ни про что. Но к Рыбоглазому подошёл кто-то из его подчинённых. Может быть, шкипер какого-нибудь из кораблей, судя по уверенной походке и прямому взгляду. С ним Рыбоглазому явно приходилось считаться вместо того, чтобы сходу давить командирским голосом и силой.
Жаль, я не понимала их языка!
Но они пошли в ту сторону, где я сожрала того матроса…
Времени мало, поняла я. Они сейчас обнаружат высосанное мною подчистую тело и всё поймут. Магия предоставляет множество возможностей, и она же их значительно сужает. Простецы долго бы искали своего приятеля. Маги – обнаружат быстро.
Насильственная смерть оставляет след. Смерть от клыков неумершего – подавно его оставляет. А ещё меня могут заметить. Я не могла оценить свою ауру, для этого надо было взглянуть на себя со стороны. Где же я здесь, на набережной, среди вражеских кораблей, зеркало найду или хоть какую-нибудь стеклянную поверхность? Да они и не нужны, по сути.
Теперь моя аура несёт в себе стихию Смерти, поскольку я стала её проводником. Отличить меня от живого сможет любой, хоть сколько-нибудь одарённый. Насколько я помнила страшные байки о Ходящих в Ночи, их чуяли даже простецы. Загадка, как Рыбоглазый не засёк сразу, хотя что-то ему казалось тогда, я видела. Вовремя его отвлекли!
Надо уходить.
Я отлипла от корабля и осторожно пошла прочь. Яркие фонари бросали на каменную набережную резкие тени. И ещё одно опровержение расхожих домыслов о неумерших: тень я же отбрасывала. Может быть, потому, что не так уж давно напилась горячей крови?
Рыбоглазый оставался у меня за спиной, пусть и далеко, но я ощущала его присутствие. Неприятное чувство, как от занесённого в сильном тумане ножа – ты знаешь, что нож есть и его прямо сейчас направляют в твою сторону, но никогда не угадаешь, откуда и как он ударит.
Болезненными спазмами начал возвращаться голод, пока ещё терпимый, не такой сильный, как раньше. Я испытала глухое отчаяние. Сколько же мне нужно жрать, чтобы насытиться!
Ответ пришёл сам собой: бесконечно. Жрать придётся бесконечно, но насыщение никогда не придёт.
О светобоязни неумерших, об ожогах, что оставляет на их телах дневной свет, все байки, как одна, врали. Я испытала на себе полуденный зной, не умерла и не покалечилась. Но о вечном неодолимом голоде говорили правду. Он не исчезает никогда. И жить мне теперь ненасытной тварью до тех пор, пока какой-нибудь сильный маг не упокоит меня.
Боль почти той же силы, что и голод, разрывала меня изнутри. Почему? Почему я не умерла сразу, как только разбилась о мостовую внутреннего двора нашего замка? Почему я не погибла, когда убивала Чайку? Почему, почему, почему!
Я хотела отомстить предателю. Я хотела спасти Яра. А теперь мне нужно убить Рыбоглазого. А потом?
Не знаю. Доктор Рогоз говорил, что Арка Королей способна вернуть мне тело, потому что я принцесса золотой крови. Но я как-то не слышала о том, что неумершие совершали обратный переход. Даже баек таких не существовало в природе. Ходящие в Ночи либо обитали рядом с живыми по взаимному договору либо рано или поздно погибали от магов-охотников, особенно если вечный голод сводил их с ума окончательно.
Я задумалась о своей печальной судьбе и заметила впереди двоих только после того, как подошла к ним слишком близко. Моя аура, исполненная Смерти, коснулась их, и они резко обернулись, хватаясь за оружие. А потом они меня увидели. Магическим зрением или обычным, не берусь сказать. Но слишком уж слаженно они отшагнули каждый в свою сторону, и по их движениям я поняла, что с неумершими они дела уже имели, причём не в пользу последних.
Скорость! Меня могла спасти только скорость, и я стремительно рванулась вперёд, успев заметить свою тень на граните набережной – в профиль, оскаленные жуткие клыки. Спаси Светозарный и помилуй, Лунные Сёстры, утешьте, неужели это чудовище – я?!
Помогла вбитая с детства жёсткая дисциплина во всём, что касалось магических искусств. Я превратилась в неумершую после того, как стала хорошим боевым магом. Искушение могуществом, почти сравнимым с божественным, осталось далеко позади, в моей одиннадцатой весне. Я прекрасно понимала, что за всё приходится платить, за кратковременное усиление собственной мощи – тем более.
Кровь из разодранного вражьего горла свела меня с ума – запахом, видом, истекающей из неё витой, – но я удержала в себе разум и набросилась на второго врага. С ним мне достало заботы, уничтожить получилось не сразу. Слишком вёрткий оказался, успевал уходить от удара в самый последний момент, а ещё артефакты у него были какие-то поганые. Вроде резерв, как всегда, и в то же время, каждый из них оказался исполнен на какой-то изворот. Как будто плетение стихий опомоили чем-то отменно гадким.
Особые приёмы против Ходящих в Ночи или здесь любого нормального мага стошнило бы, не одну меня?
Я двинулась в сторону, по кругу. Клыки щерились сами собой, кривые когти лезли из пальцев, но бояться меня враг не собирался вовсе. Храбрый. Или опытный. Второе намного хуже, конечно же.
Огненная плеть хлестнула будто ниоткуда. Я уклонилась от неё, но, прямо скажем, еле успела. Ещё один выпад, ещё. Я, не рассуждая, подставила предплечье, ухватила кончик, намотала на руку и дёрнула к себе. Боль настала – будь я живой, умерла бы ещё раз. Сейчас чтобы убить меня простой плети, заклятой по стихии Огня, было маловато. Враг не сумел среагировать вовремя, и я с наслаждением вонзила в его горло клыки, туда, где билась под белой кожей кровеносная жила.
Плеть сползла с моей руки, оставляя чёрные полосы. Больно? Очень. Ещё больнее, чем поначалу. Но подумаешь! А то меня не приучали терпеть боль с детства! Магия, особенно боевая, это всегда больно. Чайка-предатель, чтоб его разорвало, учил меня хорошо.
Но мой противник и, по совместительству, жертва не собирался сдаваться просто так. Последним усилием, уже погибая окончательно, он успел запустить в небо огненный шар. И тот повис над головой как маленькое солнце, резко высветил каждый камушек, каждую песчинку вокруг, не только чистым светом, но и магическим.
Теперь Рыбоглазый, где бы он ни был, мгновенно примчится прямо сюда, а я… Я ещё не готова…
Я поспешно заскользила прочь, подальше от чужих белых кораблей, как можно дальше от врага, с которым у меня пока ещё не могло выйти равного поединка.
И чего мне стоило отступить от разлитой по гранитной набережной крови, знала только я одна...
***
Выброс силы из погибающей опоры Штормового замка выжег всё, до чего смог дотянуться. Но припортовые кварталы всё же пострадали меньше. Здесь сохранились жилые дома, мастерские, торговые присутствия, военные собрания…
Вот только прежней жизни было уже не видать. Фонари стояли погашенными, а то и вовсе разбитыми, ветер гонял по мощённым камнем улицам какие-то клочки, обрывки тканей, упаковочной бумаги. И – никого, тишина, безлюдье. Все спрятались? Или все погибли? Или – хуже?
Я воспринимала разлитую в магическом фоне моего города беду как свою собственную. Чужаки не церемонились с побеждёнными, обычное дело. Но я чувствовала что-то ещё. Не могла опознать, с чем же я столкнулась, но от него веяло аурой Рыбоглазого, мертвящей не так, как аура Ходящего в Ночи, а хуже.
Хотя куда уже хуже, чем проводник стихии Смерти. Вечный голод, ненасытная утроба, сожрёт мать родную и не поморщится. Да, я отомстила предателю, сильно снизила для Кморга ценность его трофея, лишив истоков силы, питающих Штормовой Замок, не дала поймать себя, освободила Яра.
Но отвращение к своей новой сущности я побороть не могла, как ни старалась. Обратного перехода не существует, кто бы что ни говорил про Арку королей. Она сожжёт меня, да и всё. Ну, какая там золотая кровь в живом мертвеце?!
Я буду грызть захватчиков, пока не сожру их всех, Кморга – в особенности. А потом уйду из мира. Печальная судьба, но другой у меня нет.
На набережной разливалось нехорошее сияние. Я воспринимала его всем своим существом: поисковая магия, запущенная Кморгом. Когда «свет» – а на самом деле сложнейшее плетение из стихий и изначальных сил – дойдёт до улицы, на которой я прячусь, меня обнаружат. И убьют, даже хуже, чем убьют. Если и существует кто-то, кто способен устроить жесточайшие пытки для неумершего, то это Рыбоглазый.
Оставалось только удивляться тому, как я, боевой маг не из последних в Прибережье, не распознала его силу вовремя. Он хорошо маскировался, потом сбежал, я посчитала его трусом. Но теперь я хорошо понимала, что то была не трусость, а безжалостный расчёт.
– Светлая госпожа, – окликнули меня вдруг. – Сюда!
Я поспешно юркнула в приоткрывшуюся дверь, за миг до того, как улицу залило смертоносное свечение поисковой магии врага. И только потом испугалась собственной доверчивости: кому бы понадобилось спасать меня?
Мужчина болезненно напомнил мне доктора Рогоза. Но, разумеется, высшим магом он не был, я бы сразу почувствовала. Голод скрутил меня судорогой, я с трудом отвела взгляд от горла спасителя.
– Я тебя не знаю, – сказала я, постаравшись вернуть себе всё достоинство наследницы рода Раида. – Кто ты и что тебе нужно?
– Где бы вам меня знать, светлая госпожа, – невесело усмехнулся он. – Я – парусинных дел мастер… был, но в замок не приглашали никогда, да мне без того хватало работы! Сюда, пожалуйста. Чтобы с улицы вас не провидели.
Я прошла вслед за ним в глубину дома. Меня поразила тишина, почти похоронная. У ремесленников обычно большие семьи, а здесь – никого…
Большой стол, вдоль него – две лавки, здесь давно уже никто не обедал, судя по пыли на столешнице. Как склеп. Я поёжилась от сравнения, внезапно в голову пришедшего. Склеп, и хозяин в нём похоронен заживо, без надежды превратиться в неумершего и пойти грызть глотки тому, кто обрёк его на мучительное существование.
– Кто ещё пережил вторжение? – спросила я у хозяина.
– Нас много, – ответил он устало, не поднимая взгляда. – Но… все мы разобщены, большинство – ранены… Сидим вот, ждём, когда нас жрать начнут…
– Жрать? – не поняла я.
– Душееды они, светлая госпожа, – печально поведал мне хозяин. – Если уж взяли кого, то сожрут целиком, не оставят даже посмертия. Идите в Амариг, у короля заступничества просите, высших магов из Академии зовите, а то вижу, что собрались вы терзать их заживо. Уж что с вами случилось, почему вас в ужас такой обратило вместо честной смерти, я не знаю и знать не хочу. Но в одиночку вам с ними не справиться. Даже с силой Ходящей в Ночи.
Я молчала. Прав он был, мой спаситель, в каждом слове своём прав. Но и уходить, не отведав вражьей крови, мне казалось неправильным. Долог путь до Амарига! Да и благой король что ещё приговорит. Может, развоплотить прикажет ненасытную тварь, пред его светлые очи из тьмы вылезшую!
– Я не удержала защиту, – глухо выговорила я, сжимая кулаки. – Я не совладала с предателем! На мне вина…
Я очень остро поняла вдруг, в какой ловушке оказался мой народ именно из-за характера защиты! Магический купол, генерируемый опорой Штормового Замка, не позволял никому ни проникнуть под него извне, ни покинуть огороженное им пространство извне. Когда он обрушился, бежать стало уже поздно.
Но я-то в гордыне своей надеялась удержать защиту! И если бы не Чайка-предатель, ведь удержала бы!
Когти впились в ладони, – больно. Кто бы мог подумать, что неумерший способен чувствовать боль! Такие они все в сказаниях были. Страшные, безжалостные и бессердечные, едва ли не из железа сделанные, им что своя боль, что чужая – всё едино, ни ту, ни другую не воспринимают вовсе. Вот, теперь я сама испила горькую чашу проводника стихии Смерти до дна, – больно!
Голод подкатывал к горлу омерзительным комом.
– Вас предали, светлая госпожа, – тихо выговорил парусинных дел мастер. – Ударили в спину. Вы ещё… уж простите мне, старому человеку… девочка молодая. Не ожидали.
