Это был Римс, наше знакомство началось со смеха. Нас не убили и отпустили без увечий. А немного позже Римс вышел на нас и предложил работать на него. Мы знакомы уже больше пятнадцати лет.
– То есть ты мой ровесник?
– Да.
– Я бы тебе больше двадцати не дал.
– Я предпочитаю женщин.
– Да я не с этой целью комплимент делал.
– Шучу я, шучу. Пьем следующую. Теперь твоя очередь рассказывать.
Я протянул руку за очередной рюмкой, мир вокруг уже начал плыть. Еще три абсента, и я дойду до около коматозного состояния. Я свою меру знаю, но почему-то мне хочется говорить с этим человек и дальше, даже если сегодня мы оба окажемся под барной стойкой.
– Я обещал рассказать про тепличных людей. Про себя. Знаешь, что лежит в основе нашей психологии? Попробуй угадать.
– Не ебу, был у меня один знакомый психолог, но его сегодня ночью убили, – Тэн рассмеялся, но его смех был очень больным и в какой-то мере меланхоличным. Смеялся только рот, не глаза. Глаза источали растерянность и скорбь.
– Страх. В основе нашей психологии лежит страх. Раньше я этого не понимал, не осознавал масштабов своей ущербности, но Учитель открыл мне глаза.
– Постой-постой, без обид, но Учителем ты называешь Темного?
– Да. Какие-то проблемы?
– Нет. Каждый выбирает идеологию себе по вкусу. Продолжай.
– Почему одни правят, а другие подчиняются? Потому что в основе сознания вторых лежит страх, взращенный поколениями сытой и удобной жизни. Выпусти домашнее животное на улицу? Сколько оно там протянет? День-два, неделю может? И все, смерть. Человек такое же животное, проявляя свою первобытность, мы забираем все, что хотим, потому что большинство – тепличные люди, они отдадут из страха. В данном случае это будет страх конфликта. Таким же образом родители и общество селят в нас страх неудач, страх быть непохожим на других, страх самой свободы…
– И как Темный предлагает бороться с этими страхами? Раз он создал философию и даже затянул в нее первого последователя, то он просто обязан дать четкие ответы.
– Могу ответить сам, – Учитель зашел в бар, наполнив его терпким ароматом табака.
– Какие люди! – Тэн всплеснул руками. – Не скажу, что очень рад тебе, но если хочешь – присоединяйся. Я сегодня не в том настроении, чтобы ругаться.
– У меня есть еще пару. Часов… я был бы не прочь провести их в компании. Потом меня ждет дело. Я должен вернуть кое-что.
– Тогда присаживайся. У нас есть лед, который я нашел совершенно случайно, граппа и абсент. Тебе налить чего-нибудь?
– Я бы выпил виски. Стаканчик-другой.
– Специально для тебя, – Тэн вытащил из-под стойки бутылку и граненый стакан.
– Спасибо. Слышал про твоего брата. Соболезную. Что с вашими лицами? Решили выпить и… накостылять друг другу, чтобы выпустить пар?
– Неожиданно, не думал услышать подобное от тебя. А лицо… упал на кулак, пару десятков раз. А парень всю ночь провел с Сэкью, так что лучше его не спрашивать.
– Понятно. А что до слов… поддержки. Внешность обманчива. Не мне учить тебя простым… истинам.
– В любом случае, спасибо. Теперь объясни мне свою философию. Хочу отвлечься от мыслей об Эйте, а философские бредни лучше всего забивают голову.
Учитель сделал глоток виски и затянулся папиросой:
– В последнее время многих вдруг… стала волновать. Моя философия. Но она не моя. Я сам последователь. Человек, который научил меня. Научил меня истине. Это, мне кажется, правильной… формулировкой. Был по-настоящему великим. Как древнее божество. Он забирал чужую жизнь так, словно эта жизнь априори всегда принадлежала ему. Он брал все. И никогда ничего не отдавал взамен. До встречи с ним я был обывателем. Скучным. Убивал, но смерть каждой своей жертвы переживал, как собственную. Боялся брать то, что мне не принадлежит. А потом я встретил его. Он ослепил меня своим величием. Дал понять, что вся моя жизнь до этого была… ничтожной. Я уверовал в него, как многие верят в богов. Я боялся при нем показать… слабость. Впитывал каждое его слово. Он учил ненависти, учил забирать все, что хочешь, учил, как ломать рамки. Учил свободе. И со временем я сломал себя. Стал идеальной версией человека. Мой разум свободен. Я не верю ни во что, у меня отсутствует мораль. Все человеческое во мне мертво. Я почти идеален. И все благодаря ему. Сегодня я верну долг. Он потерял свои крылья. Поэтому я отдам ему свои. Он не поймет сразу. Но этого и не нужно.
Мудрость Учителя сложно переоценить. Каждый раз слушая его речи, я испытываю подобие катарсиса. Как можно уложить столь сложные мысли в столь простых формулировках? Сейчас у меня есть идеальная возможность задать Учителю пару вопросов, моя новая книга без его философских размышлений не будет стоить ничего.
– Ну ты и загнул, – Тэн протянул мне рюмку абсента, мы с ним выпили, – но у каждого своя философия. Что верно, то верно. Мой братец был убежденным буддистом. Верил в реинкарнацию. Надеюсь, засранец превратится в моль или жука какого-нибудь. Сколько он мне крови выпил. Сука. Но люблю его. До боли люблю. Мы с ним все вместе прошли. Добрались до самого верха и все ради чего? Чтобы глупо умереть? Ирония. Везде ебучая ирония. Я атеист, но ради брата стану буддистом. И не буду больше давить мошек.
– А я иногда верю в Бога, – почему-то мне захотелось вставить и свое слово, чем больше я выпиваю, тем меньше помню про интервью и книгу, – слишком уж в космосе и на Земле все сложно и замудренно устроено. Подумайте. Разве может случайно возникнуть что-то из ничего? А даже если и возникнет, то какова вероятность того, что какая-то часть этого что-то обретет самосознание. В детстве я думал, что мы все части большого организма. Внутри нас тоже живут миллионы микроорганизмов, ведь так? А вчера, когда впервые принял лед, уловил интересную мысль, а что, если Бог – это самая маленькая неделимая частица? Тогда верно и то, что он живет в каждом из нас. Бог – это все.
– Завязывай со льдом, Критик, – Тэн усмехнулся, – он с ума сводит, я же говорил, хотя мне нравится то, что ты рассказываешь. Особенно последняя мысль. Эйту бы она тоже понравилась.
– Религиозное представление о мире – пережиток прошлого, – Учитель затушил папиросу об барную стойку и достал следующую, – будешь?
– Само собой, – я взял протянутый мне портсигар.
– Говоришь о божестве, а после заявляешь, что боги – пережиток прошлого. Как тебя понимать, Темный?
– Богов в общем смысле… этого слова нет. Персональные боги есть. Это совсем разные вещи.
– Интересно, – Тэн подлил Учителю виски в стакан, – стало быть, у тебя есть персональный Бог, и ты всецело в него веришь?
– Ага.
– Коротко и ясно.
– Мой Бог болен. Я хочу вылечить его.
– Мне нужен еще абсент, чтобы понять вас двоих. Ты будешь, Критик?
– Давай.
Мы снова выпили по рюмке.
– Не забывай заедать виноградом или быстро поплывешь.
Я взял из рук Тэна кисть кислого винограда. По правде сказать, я уже поплыл, но мне так хочется говорить с этими людьми, сидеть рядом с ними, как равный. Никогда в своей жизни я еще не испытывал такого чувства принадлежности к чему-то высшему, Учитель нашел своего персонального Бога, и я нашел своего.
– Можно задать вам пару вопросов, Учитель? Это для книги.
– Задавай, а потом иди приляг. Тебя шатает. Как неваляшку.
– Я только заметил, – Тэн улыбнулся, – кто-то перебрал. Главное, что он еще говорит нормально. Пока ясность мысли присутствует хотя бы процентов на десять, попойку заканчивать нельзя. Либо утром под столом, либо вон из нашего бара и жизни. Я так считаю.
– Не переноси свое мировоззрение на парня.
– Как скажете, о великий Учитель.
– Если он видит во мне Учителя – это его право. Я уже говорил… о божествах. Персональных божествах.
– Скучный ты человек, Темный, и одновременно интересный. Парадокс, – Тэн приложился к бутылке абсента и выпил ее всю за несколько глотков, после кинул туда окурок и опустил голову на барную стойку. – Теперь точно под ней проснусь. Хочу вырубиться, но не могу.
– Ты залпом осушил половину бутылки. Минут тридцать. Мой прогноз.
– На что это ты делаешь ставки? А, Темный?
– На то, через сколько ты отключишься.
– Принято. Ставлю сто миллионов лутума на то, что выпью еще одну бутылку 0,5 залпом и останусь на своих двоих.
– У тебя хотя бы есть столько?
– Найду. Согласен? Не тяни.
– Давай. Сто миллионов. И песня играет подходящая: The Hollies – «Long Cool Woman».
– Ты что у нас спецом по музыке заделался?
– Не я, мой Бог.
– Сумасшедший, ты просто мать его безумец, Темный, но мне это нравится, – Тэн достал с полки бутылку абсента, откупорил ее и приложился к горлышку, напиток лился по его рту и шее, но он не сдавался и остановился только тогда, когда бутылка опустела, Тэн с размаху запустил ее в окно, она разлетелась на части, а на стекле появилась трещина. – Я сделал это! Сука! И я в своем уме.
– Пока что, – Учитель глотнул из своего стакана, – теперь я готов изменить… прогноз. Двадцать минут. Не больше.
– Удваиваю ставку, двести миллионов на то, что я останусь в своем уме.
– Ты же вроде хотел… забыться?
– Теперь это дело принципа. Ты бросил мне вызов. Больше я ни глотка не сделаю и не отключусь до самой ночи.
– Принимаю. Правда, мне уже нужно идти. Теперь очередь парня…
– Его зовут Критик. Он угрожал меня избить, если буду звать его иначе.
– Вот как. Человека следует звать так… как он сам чувствует. Теперь очередь Критика. Задавай свои вопросы.
Мне пришлось сильно напрячься, чтобы вернуться в реальность. Диалог Учителя и Тэна был для меня чем-то вроде фонового шума, я действительно неплохо набрался, но желание задать Учителю хотя бы пару вопросов пересилило невыносимую тяжесть мочевого пузыря, тошноту и головокружение. Я собрал все оставшиеся силы и адекватность, достал свой блокнот и приготовился.
– Мне интересно узнать о вашем детстве. О том, как вы пришли в мир криминала. И как познакомились с Римсом.
– Времени очень мало. Отвечу кратко. Ты уж прости. Мои родители были очень влиятельными людьми. Хотели, чтобы я продолжил семейное дело. Но к моему совершеннолетию они разорились. Впали в уныние. Я стал зарабатывать лутум. Как мог. Тяжелая работа быстро надоела. Я начал торговать льдом. Отсидел в исправительном учреждении закрытого типа 12 лет. Один. Сам с собой. Меня должны были казнить. Но тогда началась очередная война. Я попал под амнистию. Выйдя на волю, я уже не был собой. Убивал. Ради лутума. Чувствовал себя самым ничтожным человеком. Пока не встретил его. Моего Бога. Он вернул мне веру. Я захотел жить. Ради него. А Римс? Римс мне неинтересен. Он инструмент. Я познакомился с ним через своего Бога. И, в конце концов, заключил сделку. Чтобы спасти моего Бога. Это все.
– Вы точно стоите друг друга, – Тэн поднял голову и сразу опустил ее обратно, – меня сейчас стошнит. Сука! Я держусь. Один нашел себе Учителя, другой Бога. Вы созданы друг для друга. Блядь. Прям слюна подкатила уже. Сейчас все наружу полезет.
– Блевать тоже нельзя, – Учитель поджег папиросу.
– Ты просто изверг, – Тэн громко рыгнул и глубоко вдохнул.
– Критик, проследишь за ним? Вам бы обоим пойти спать. И не вставать до самого утра. Но раз у нас есть пари. Сейчас восемь тридцать. Если он не вырубится и не проблюется до десяти. Переведи ему лутум, – Учитель протянул мне свою руку, я принял рукопожатие, на мой счет пришло двести пятьдесят миллионов. – Если вырубится, оставь все себе. Остальное твой бонус. Прощайте, господа.
– Вали уже, – Тэн снова рыгнул, – я не проиграю.
– До свиданья, Учитель.
– Мы с тобой и вправду странные. Прощай, Критик.
Учитель покинул нас, и мы с Тэном снова остались вдвоем.
– Может, поделим лутум пополам? Я не могу уже держать в себе, лезет все. Блядь!
– Будет так, как сказал Учитель.
– Пошли вы оба к черту! – Тэн подпер голову руками и уставился в окно, его лицо побелело.
– Ты как?
– По мне не видно, блядь, еблана кусок? В пизду, оставь себе этот лутум! – Тэн вскочил на ноги и побежал в сторону туалетов.
А меня тем временем немного отпустило, нужно зайти к себе, чтобы облегчить мочевой пузырь и заодно выпить пару таблеток от головы, они должны лежать в кармане рубашки, которая была на мне вчера. Потом можно подняться к Римсу, задать вопросы ему самому и отчитаться о том, как проходит работа над его новой книгой. Хотя какие вопросы мне задавать? Он уже и так рассказал мне о своей жизни все, что только можно рассказать, ведь первая книга целиком посвящена личности Римса. Я никогда не думал, что возьмусь за такую работу, но мне просто не оставили выбора, ныне покойный редактор, мой шеф, дал мне однажды с утра это задание и отправил к Римсу. Двухметровый человек, сыплющий цитатами на разных языках, произвел на меня двойственное впечатление, но я взялся за книгу не без удовольствия, потому что сама ситуация показалась мне забавной.
Три сессии по десять часов… Римс буквально пытал меня историями о своей жизни, а я не мог уйти, потому что, по сути, находился на своем рабочем месте. Многое уже стерлось из памяти, чему я несказанно рад, но некоторые вещи из биографии Римса я помню до сих пор. Первый, он болеет синдромом Марфана43 - Люди с синдромом Марфана обычно отличаются высоким ростом, лицо у них вытянутое и худое., который достался ему от его прадедушки. Он очень гордится своим заболеванием, потому что им болели его любимые исторические деятели из довоенного мира: Авраам Линкольн и Ганс Христиан Андерсен. Второе, Римс был девственником до тридцати одного года. Это я хотел бы забыть, но, к сожалению, память – очень избирательная штука. И третье, в мир криминала он пришел осознанно, это была его главная детская мечта – проворачивать всякие темные делишки. Так он сказал. Начал с шестерки другой шестерки и дорос до одного из самых доверенных людей в синдикате. При этом ни разу не пробовал лед, а алкоголь впервые выпил в двадцать девять лет. Главные его хобби – моделирование и чтение. Странные хобби для человека из мира криминала. Вот так вот. Это все, что я помню и хорошо, потому что для книги Римс пересказал мне свое генеалогическое древо, каждый сексуальный опыт и травмирующую ситуацию из детства. В деталях, буквально посекундно.
Я нажал на кнопку смыва унитаза и застегнул ширинку. Закинул две таблетки обезболивающего в рот и запил их водой из-под крана. Я бы действительно еще немного вздремнул, как мне и посоветовал Учитель. Тем более что я теперь миллионер. Я проверил свой счет: двести пятьдесят миллионов тридцать две тысячи лутума. Я рухнул на пол ванной комнаты и залился истерическим хохотом. Эти тридцать две тысячи я копил очень долго, на капитальный ремонт в квартире, а теперь могу пойти и потратить их за пару минут. Почему я? Насколько же удача случайна. Никакой труд, никакое стремление не могут победить слепой случай. Я родился ничтожеством для ничтожной жизни. А теперь? Теперь я на самом верху. Я не сделал для этого практически ничего. А другие? Другие стремятся оказаться там, где я сейчас всю свою жизнь, но у них это не получается. Если ад и существует, то мы уже находимся в нем.
Два негромких удара в дверь вернули меня в реальность. Я встал, отряхнулся и пошел к двери, попутно прихватив с тумбочки в коридоре пачку сигарет. Крепко затянулся и впустил гостя.
– То есть ты мой ровесник?
– Да.
– Я бы тебе больше двадцати не дал.
– Я предпочитаю женщин.
– Да я не с этой целью комплимент делал.
– Шучу я, шучу. Пьем следующую. Теперь твоя очередь рассказывать.
Я протянул руку за очередной рюмкой, мир вокруг уже начал плыть. Еще три абсента, и я дойду до около коматозного состояния. Я свою меру знаю, но почему-то мне хочется говорить с этим человек и дальше, даже если сегодня мы оба окажемся под барной стойкой.
– Я обещал рассказать про тепличных людей. Про себя. Знаешь, что лежит в основе нашей психологии? Попробуй угадать.
– Не ебу, был у меня один знакомый психолог, но его сегодня ночью убили, – Тэн рассмеялся, но его смех был очень больным и в какой-то мере меланхоличным. Смеялся только рот, не глаза. Глаза источали растерянность и скорбь.
– Страх. В основе нашей психологии лежит страх. Раньше я этого не понимал, не осознавал масштабов своей ущербности, но Учитель открыл мне глаза.
– Постой-постой, без обид, но Учителем ты называешь Темного?
– Да. Какие-то проблемы?
– Нет. Каждый выбирает идеологию себе по вкусу. Продолжай.
– Почему одни правят, а другие подчиняются? Потому что в основе сознания вторых лежит страх, взращенный поколениями сытой и удобной жизни. Выпусти домашнее животное на улицу? Сколько оно там протянет? День-два, неделю может? И все, смерть. Человек такое же животное, проявляя свою первобытность, мы забираем все, что хотим, потому что большинство – тепличные люди, они отдадут из страха. В данном случае это будет страх конфликта. Таким же образом родители и общество селят в нас страх неудач, страх быть непохожим на других, страх самой свободы…
– И как Темный предлагает бороться с этими страхами? Раз он создал философию и даже затянул в нее первого последователя, то он просто обязан дать четкие ответы.
– Могу ответить сам, – Учитель зашел в бар, наполнив его терпким ароматом табака.
– Какие люди! – Тэн всплеснул руками. – Не скажу, что очень рад тебе, но если хочешь – присоединяйся. Я сегодня не в том настроении, чтобы ругаться.
– У меня есть еще пару. Часов… я был бы не прочь провести их в компании. Потом меня ждет дело. Я должен вернуть кое-что.
– Тогда присаживайся. У нас есть лед, который я нашел совершенно случайно, граппа и абсент. Тебе налить чего-нибудь?
– Я бы выпил виски. Стаканчик-другой.
– Специально для тебя, – Тэн вытащил из-под стойки бутылку и граненый стакан.
– Спасибо. Слышал про твоего брата. Соболезную. Что с вашими лицами? Решили выпить и… накостылять друг другу, чтобы выпустить пар?
– Неожиданно, не думал услышать подобное от тебя. А лицо… упал на кулак, пару десятков раз. А парень всю ночь провел с Сэкью, так что лучше его не спрашивать.
– Понятно. А что до слов… поддержки. Внешность обманчива. Не мне учить тебя простым… истинам.
– В любом случае, спасибо. Теперь объясни мне свою философию. Хочу отвлечься от мыслей об Эйте, а философские бредни лучше всего забивают голову.
Учитель сделал глоток виски и затянулся папиросой:
– В последнее время многих вдруг… стала волновать. Моя философия. Но она не моя. Я сам последователь. Человек, который научил меня. Научил меня истине. Это, мне кажется, правильной… формулировкой. Был по-настоящему великим. Как древнее божество. Он забирал чужую жизнь так, словно эта жизнь априори всегда принадлежала ему. Он брал все. И никогда ничего не отдавал взамен. До встречи с ним я был обывателем. Скучным. Убивал, но смерть каждой своей жертвы переживал, как собственную. Боялся брать то, что мне не принадлежит. А потом я встретил его. Он ослепил меня своим величием. Дал понять, что вся моя жизнь до этого была… ничтожной. Я уверовал в него, как многие верят в богов. Я боялся при нем показать… слабость. Впитывал каждое его слово. Он учил ненависти, учил забирать все, что хочешь, учил, как ломать рамки. Учил свободе. И со временем я сломал себя. Стал идеальной версией человека. Мой разум свободен. Я не верю ни во что, у меня отсутствует мораль. Все человеческое во мне мертво. Я почти идеален. И все благодаря ему. Сегодня я верну долг. Он потерял свои крылья. Поэтому я отдам ему свои. Он не поймет сразу. Но этого и не нужно.
Мудрость Учителя сложно переоценить. Каждый раз слушая его речи, я испытываю подобие катарсиса. Как можно уложить столь сложные мысли в столь простых формулировках? Сейчас у меня есть идеальная возможность задать Учителю пару вопросов, моя новая книга без его философских размышлений не будет стоить ничего.
– Ну ты и загнул, – Тэн протянул мне рюмку абсента, мы с ним выпили, – но у каждого своя философия. Что верно, то верно. Мой братец был убежденным буддистом. Верил в реинкарнацию. Надеюсь, засранец превратится в моль или жука какого-нибудь. Сколько он мне крови выпил. Сука. Но люблю его. До боли люблю. Мы с ним все вместе прошли. Добрались до самого верха и все ради чего? Чтобы глупо умереть? Ирония. Везде ебучая ирония. Я атеист, но ради брата стану буддистом. И не буду больше давить мошек.
– А я иногда верю в Бога, – почему-то мне захотелось вставить и свое слово, чем больше я выпиваю, тем меньше помню про интервью и книгу, – слишком уж в космосе и на Земле все сложно и замудренно устроено. Подумайте. Разве может случайно возникнуть что-то из ничего? А даже если и возникнет, то какова вероятность того, что какая-то часть этого что-то обретет самосознание. В детстве я думал, что мы все части большого организма. Внутри нас тоже живут миллионы микроорганизмов, ведь так? А вчера, когда впервые принял лед, уловил интересную мысль, а что, если Бог – это самая маленькая неделимая частица? Тогда верно и то, что он живет в каждом из нас. Бог – это все.
– Завязывай со льдом, Критик, – Тэн усмехнулся, – он с ума сводит, я же говорил, хотя мне нравится то, что ты рассказываешь. Особенно последняя мысль. Эйту бы она тоже понравилась.
– Религиозное представление о мире – пережиток прошлого, – Учитель затушил папиросу об барную стойку и достал следующую, – будешь?
– Само собой, – я взял протянутый мне портсигар.
– Говоришь о божестве, а после заявляешь, что боги – пережиток прошлого. Как тебя понимать, Темный?
– Богов в общем смысле… этого слова нет. Персональные боги есть. Это совсем разные вещи.
– Интересно, – Тэн подлил Учителю виски в стакан, – стало быть, у тебя есть персональный Бог, и ты всецело в него веришь?
– Ага.
– Коротко и ясно.
– Мой Бог болен. Я хочу вылечить его.
– Мне нужен еще абсент, чтобы понять вас двоих. Ты будешь, Критик?
– Давай.
Мы снова выпили по рюмке.
– Не забывай заедать виноградом или быстро поплывешь.
Я взял из рук Тэна кисть кислого винограда. По правде сказать, я уже поплыл, но мне так хочется говорить с этими людьми, сидеть рядом с ними, как равный. Никогда в своей жизни я еще не испытывал такого чувства принадлежности к чему-то высшему, Учитель нашел своего персонального Бога, и я нашел своего.
– Можно задать вам пару вопросов, Учитель? Это для книги.
– Задавай, а потом иди приляг. Тебя шатает. Как неваляшку.
– Я только заметил, – Тэн улыбнулся, – кто-то перебрал. Главное, что он еще говорит нормально. Пока ясность мысли присутствует хотя бы процентов на десять, попойку заканчивать нельзя. Либо утром под столом, либо вон из нашего бара и жизни. Я так считаю.
– Не переноси свое мировоззрение на парня.
– Как скажете, о великий Учитель.
– Если он видит во мне Учителя – это его право. Я уже говорил… о божествах. Персональных божествах.
– Скучный ты человек, Темный, и одновременно интересный. Парадокс, – Тэн приложился к бутылке абсента и выпил ее всю за несколько глотков, после кинул туда окурок и опустил голову на барную стойку. – Теперь точно под ней проснусь. Хочу вырубиться, но не могу.
– Ты залпом осушил половину бутылки. Минут тридцать. Мой прогноз.
– На что это ты делаешь ставки? А, Темный?
– На то, через сколько ты отключишься.
– Принято. Ставлю сто миллионов лутума на то, что выпью еще одну бутылку 0,5 залпом и останусь на своих двоих.
– У тебя хотя бы есть столько?
– Найду. Согласен? Не тяни.
– Давай. Сто миллионов. И песня играет подходящая: The Hollies – «Long Cool Woman».
– Ты что у нас спецом по музыке заделался?
– Не я, мой Бог.
– Сумасшедший, ты просто мать его безумец, Темный, но мне это нравится, – Тэн достал с полки бутылку абсента, откупорил ее и приложился к горлышку, напиток лился по его рту и шее, но он не сдавался и остановился только тогда, когда бутылка опустела, Тэн с размаху запустил ее в окно, она разлетелась на части, а на стекле появилась трещина. – Я сделал это! Сука! И я в своем уме.
– Пока что, – Учитель глотнул из своего стакана, – теперь я готов изменить… прогноз. Двадцать минут. Не больше.
– Удваиваю ставку, двести миллионов на то, что я останусь в своем уме.
– Ты же вроде хотел… забыться?
– Теперь это дело принципа. Ты бросил мне вызов. Больше я ни глотка не сделаю и не отключусь до самой ночи.
– Принимаю. Правда, мне уже нужно идти. Теперь очередь парня…
– Его зовут Критик. Он угрожал меня избить, если буду звать его иначе.
– Вот как. Человека следует звать так… как он сам чувствует. Теперь очередь Критика. Задавай свои вопросы.
Мне пришлось сильно напрячься, чтобы вернуться в реальность. Диалог Учителя и Тэна был для меня чем-то вроде фонового шума, я действительно неплохо набрался, но желание задать Учителю хотя бы пару вопросов пересилило невыносимую тяжесть мочевого пузыря, тошноту и головокружение. Я собрал все оставшиеся силы и адекватность, достал свой блокнот и приготовился.
– Мне интересно узнать о вашем детстве. О том, как вы пришли в мир криминала. И как познакомились с Римсом.
– Времени очень мало. Отвечу кратко. Ты уж прости. Мои родители были очень влиятельными людьми. Хотели, чтобы я продолжил семейное дело. Но к моему совершеннолетию они разорились. Впали в уныние. Я стал зарабатывать лутум. Как мог. Тяжелая работа быстро надоела. Я начал торговать льдом. Отсидел в исправительном учреждении закрытого типа 12 лет. Один. Сам с собой. Меня должны были казнить. Но тогда началась очередная война. Я попал под амнистию. Выйдя на волю, я уже не был собой. Убивал. Ради лутума. Чувствовал себя самым ничтожным человеком. Пока не встретил его. Моего Бога. Он вернул мне веру. Я захотел жить. Ради него. А Римс? Римс мне неинтересен. Он инструмент. Я познакомился с ним через своего Бога. И, в конце концов, заключил сделку. Чтобы спасти моего Бога. Это все.
– Вы точно стоите друг друга, – Тэн поднял голову и сразу опустил ее обратно, – меня сейчас стошнит. Сука! Я держусь. Один нашел себе Учителя, другой Бога. Вы созданы друг для друга. Блядь. Прям слюна подкатила уже. Сейчас все наружу полезет.
– Блевать тоже нельзя, – Учитель поджег папиросу.
– Ты просто изверг, – Тэн громко рыгнул и глубоко вдохнул.
– Критик, проследишь за ним? Вам бы обоим пойти спать. И не вставать до самого утра. Но раз у нас есть пари. Сейчас восемь тридцать. Если он не вырубится и не проблюется до десяти. Переведи ему лутум, – Учитель протянул мне свою руку, я принял рукопожатие, на мой счет пришло двести пятьдесят миллионов. – Если вырубится, оставь все себе. Остальное твой бонус. Прощайте, господа.
– Вали уже, – Тэн снова рыгнул, – я не проиграю.
– До свиданья, Учитель.
– Мы с тобой и вправду странные. Прощай, Критик.
Учитель покинул нас, и мы с Тэном снова остались вдвоем.
– Может, поделим лутум пополам? Я не могу уже держать в себе, лезет все. Блядь!
– Будет так, как сказал Учитель.
– Пошли вы оба к черту! – Тэн подпер голову руками и уставился в окно, его лицо побелело.
– Ты как?
– По мне не видно, блядь, еблана кусок? В пизду, оставь себе этот лутум! – Тэн вскочил на ноги и побежал в сторону туалетов.
А меня тем временем немного отпустило, нужно зайти к себе, чтобы облегчить мочевой пузырь и заодно выпить пару таблеток от головы, они должны лежать в кармане рубашки, которая была на мне вчера. Потом можно подняться к Римсу, задать вопросы ему самому и отчитаться о том, как проходит работа над его новой книгой. Хотя какие вопросы мне задавать? Он уже и так рассказал мне о своей жизни все, что только можно рассказать, ведь первая книга целиком посвящена личности Римса. Я никогда не думал, что возьмусь за такую работу, но мне просто не оставили выбора, ныне покойный редактор, мой шеф, дал мне однажды с утра это задание и отправил к Римсу. Двухметровый человек, сыплющий цитатами на разных языках, произвел на меня двойственное впечатление, но я взялся за книгу не без удовольствия, потому что сама ситуация показалась мне забавной.
Три сессии по десять часов… Римс буквально пытал меня историями о своей жизни, а я не мог уйти, потому что, по сути, находился на своем рабочем месте. Многое уже стерлось из памяти, чему я несказанно рад, но некоторые вещи из биографии Римса я помню до сих пор. Первый, он болеет синдромом Марфана43 - Люди с синдромом Марфана обычно отличаются высоким ростом, лицо у них вытянутое и худое., который достался ему от его прадедушки. Он очень гордится своим заболеванием, потому что им болели его любимые исторические деятели из довоенного мира: Авраам Линкольн и Ганс Христиан Андерсен. Второе, Римс был девственником до тридцати одного года. Это я хотел бы забыть, но, к сожалению, память – очень избирательная штука. И третье, в мир криминала он пришел осознанно, это была его главная детская мечта – проворачивать всякие темные делишки. Так он сказал. Начал с шестерки другой шестерки и дорос до одного из самых доверенных людей в синдикате. При этом ни разу не пробовал лед, а алкоголь впервые выпил в двадцать девять лет. Главные его хобби – моделирование и чтение. Странные хобби для человека из мира криминала. Вот так вот. Это все, что я помню и хорошо, потому что для книги Римс пересказал мне свое генеалогическое древо, каждый сексуальный опыт и травмирующую ситуацию из детства. В деталях, буквально посекундно.
Я нажал на кнопку смыва унитаза и застегнул ширинку. Закинул две таблетки обезболивающего в рот и запил их водой из-под крана. Я бы действительно еще немного вздремнул, как мне и посоветовал Учитель. Тем более что я теперь миллионер. Я проверил свой счет: двести пятьдесят миллионов тридцать две тысячи лутума. Я рухнул на пол ванной комнаты и залился истерическим хохотом. Эти тридцать две тысячи я копил очень долго, на капитальный ремонт в квартире, а теперь могу пойти и потратить их за пару минут. Почему я? Насколько же удача случайна. Никакой труд, никакое стремление не могут победить слепой случай. Я родился ничтожеством для ничтожной жизни. А теперь? Теперь я на самом верху. Я не сделал для этого практически ничего. А другие? Другие стремятся оказаться там, где я сейчас всю свою жизнь, но у них это не получается. Если ад и существует, то мы уже находимся в нем.
Два негромких удара в дверь вернули меня в реальность. Я встал, отряхнулся и пошел к двери, попутно прихватив с тумбочки в коридоре пачку сигарет. Крепко затянулся и впустил гостя.
