— Мой мальчик, — произнёс он, обнимая его ближе. — Я здесь. Ты не один. Мы пройдём через это вместе.
Мисан не реагировал, но Астарг не оставлял надежды. Он знал, что внутри его сына всё ещё горит искра жизни, несмотря на физическую немощь. Царь вспоминал, как Мисан смеялся и играл с ним, как когда-то, в их юности. Он не мог допустить, чтобы тень депрессии поглотила его младшего сына.
— Помни, Мисан, — продолжал Астарг, — ты — часть нашей семьи, ты — часть этого царства. Ты нужен нам. Мы не оставим тебя в беде.
Слёзы блестели на глазах царя, и он нежно погладил лоб Мисана.
Элиан подошёл к Мисану, ощущая, как внутри него колотится сердце. Они не раз разговаривали о жизни, о трудностях и страхах, но сейчас ему хотелось углубиться в личное, в то, что мучило его долгое время.
— Мисан, можно поговорить с тобой наедине? — с лёгким волнением спросил Элиан, стараясь не выдать своего состояния.
Мисан кивнул, и Астарг покинул их, кинув на Элиана взгляд, полный надежды. Лекарь и служанка вышли вслед за царем. Атмосфера вокруг наполнилась доверием — это было то, что Мисан так долго искал.
— Знаешь, — начал он, собирая мысли в кучу, — я долго думал о своём теле, о том, как оно изменилось. Когда я смотрю в зеркало, я вижу не то, что хотел бы видеть. Я вижу искалеченное тело, и это порой кажется мне невыносимым. Из-за неправильной нагрузки моя спина болит, мышцы сводит, мои руки тоже...до сих пор болят. Их нет, а они болят!
Мисан внимательно слушал, не прерывая Элиана, понимая, что это важно.
— Были моменты, когда я думал о том, чтобы просто уйти... — продолжал Элиан, его голос дрожал от эмоций. — Я не мог видеть будущего, которое было бы светлым. Я чувствовал себя бременем для всех, и это ощущение было ужасным.
Он замолчал на мгновение, вспоминая тот день, когда оказался в госпитале. Это было испытание, которое он никогда не забудет.
— Я помню, как впервые пришёл в себя в госпитале. Когда не был уже одурманен обезболивающими и сонными зельями, и сил было достаточно, чтобы сесть и встать. Я представлял себе свою дальнейшую жизнь. Ни поесть самому, ни подтереться... У меня были ноги, и теоретически, при условии, что кто-то будет открывать передо мной двери, я мог подняться достаточно высоко, чтобы... Ещё как вариант я мог бы спиться. Ну и тут проблемы. Кто-то должен приносить мне вино, и вставлять в стакан соломинку... Так я жить не хотел. Борьба за самого себя - единственное, что мне оставалось. Я чувствовал, что это будет единственным выходом из этой тьмы. Я смотрел на своё тело и не мог принять, что это — я. Магия скакала, да и никому в голову прежде не приходило создавать заклинания для настолько низменных бытовых дел. Потом лекари довольно долго оказывались выдавать мне бритвенные принадлежности и вообще что-то острое. Их сопротивление я тоже преодолел.
— А твой магический клинок?
— Он не может причинить вреда хозяину. Вот и сейчас с протезами я только бью чужие чашки, но ещё ни разу не поставил себе синяка. Я осознал, что если я уйду, то оставлю всех, кто меня любит. И это стало моим спасением. Я решил бороться, несмотря на все трудности. Я не хочу, чтобы моя история закончилась так... Я хочу, чтобы она продолжалась, даже если это будет сложно.
Мисан, слушая, чувствовал, как искренность слов Элиана проникает в его душу.
В ту самую минуту, когда вечернее солнце, словно огромный огненный шар, медленно опускалось за горизонтом, окутывая мир мягким светом, Мисан, сжав руки в кулаки, взглянул на Элиана. Их глаза встретились — в глубине серо-синих глаз Элиана таился океан эмоций.
— Элиан, — произнёс он с тихим трепетом, — что помогло тебе почувствовать вкус жизни?
Вопрос повис в воздухе, словно взвешенное облако, готовое разразиться дождём. Элиан задумался, и на его лице мелькнуло выражение, будто он искал ответ в недрах своей души. Солнце, склонившись к закату, окрасило его волосы в золотисто-рыжие оттенки, и в этот миг он казался не просто человеком, но целой историей, наполненной переживаниями и надеждой.
— Знаешь, Мисан, — наконец произнёс он, и голос его звучал, как нежный шёпот ветра, — вкус жизни я почувствовал, когда столкнулся с чужим горем. Это было нечто невероятное, как если бы я увидел мир сквозь призму страданий других.
Ты наверняка знаешь эту историю? Я постарался, чтобы правда о Севере стала всеобщим достоянием. Я понял, — продолжал Элиан, — что, помогая другим, мы сами исцеляем свои раны. Каждый раз, когда я вижу, как мои действия приносят кому-то облегчение, я чувствую, как жизнь возвращается ко мне, как свет, пробивающийся сквозь тучи.
Мисан слушал, затаив дыхание. В его душе расцветала надежда, словно весенний цветок, пробивающийся сквозь снег. В этот момент весь мир вокруг них стал прозрачным, и каждая искорка света казалась знаком надежды, напоминанием о том, что несмотря на тьму, всегда есть возможность выбраться на свет.
— Значит, — тихо произнёс он, — истинное исцеление приходит через связь с другими?
Элиан кивнул, его голос был полон уверенности.
— Да, именно так. Мы не одни в этом мире, и каждый из нас может стать лучом света для другого.
Мисан побледнел и тихо сказал:
— Я сделал кое-что ужасное. И теперь осознал это... хотел умереть, чтобы не столкнуться с последствиями, но...
Элиан ободряюще кивнул.
— Мгел ни в чём не виноват! — горячо сказал Мисан. — Госпожа Мзейн, она...
Зазвенел колокол на башне справедливости, сообщая, что некто просит высшей справедливости, вызывая к суду Богов, что обидчики — из царской семьи.
Величественные колонны древнего храма, словно стражи времени, бросали свои тени на мощеную площадь, где собирался народ. Солнце, пробиваясь сквозь облака, разливало золотистые лучи, но даже его свет не мог развеять гнетущую атмосферу, витавшую в воздухе. Люди стояли, задержав дыхание, словно сами боги наблюдали за ними с высоты небес, ожидая исход судьбоносного часа.
На коленях перед храмом, в самом центре этого напряженного зрелища, находилась женщина. Элиан, пробираясь сквозь толпу, не мог не заметить её. Она была обнажена, её тело покрывали синяки и ссадины. Это была госпожа Мзейна Атиари, и её присутствие на площади вызывало шепот и недоумение среди собравшихся.
Вокруг неё собралось несколько человек, но в центре, как в центре урагана, стояли царь Астарг и Верховный жрец Сардахарана. Его лицо, искаженное печалью, отражало всю тяжесть происходящего. Он говорил с Мзейной тихим, но полным уважения голосом, пытаясь выяснить, что же произошло.
— Ты просишь милосердия или справедливости?
— Справедливости! — выкрикнула Мзейна. — О, я и не думала, что под небом может существовать подобное зло, но оно есть, оно ходит, смеётся, топчет самое святое, что есть в наших душах…
Элиан поморщился. В словах Мзейны он чувствовал фальшь.
— Успокойся, дочь богов, — медленно и благожелательно произнес жрец.
— Нет мне покоя, пока этот человек… Нет, ваше величество, нет, отец Гардейн! Это не человек! Люди и даже звери не могут быть такими! Его должны покарать… — Голос женщины задрожал.
— Царь справедлив, — мягко произнес жрец, — а слуги богов милосердны. Кто твой обидчик и что он сотворил?
— Мой обидчик? — Огромные глаза женщины расширились от удивления. — Он заставил меня написать записку, приставив нож к горлу. Я умоляла его отпустить меня, говорила о чести, говорила о том, как его любит мой супруг, но он думал лишь о мести. Я отказала ему в любви, и он решил взять меня силой. И взял.
— Я слышал твои обвинения, дочь богов — голос жреца оставался мягким, но глаза его выдавали настороженность. — Назови имя.
Элиан, стоя на краю толпы, ощущал, как волнение на площади нарастает. Он не мог отвести взгляда от Мзейны — её страдания были осязаемы, как холодный ветер, пронизывающий до костей. Внезапно она подняла голову, её глаза, полные боли и ярости, встретились с его взглядом.
— Это царевич Мгел, — произнесла она. — Он обманул меня, похитил и надругался надо мной!
Слова Мзейны, как острые стрелы, пронзили воздух, и в толпе раздались шепоты, полные недоумения и осуждения. Элиан, скептически поджав губы, не мог поверить в её обвинения.
Элиан прошёл сквозь толпу, как нож сквозь масло, и встал рядом с молчаливым Астаргом.
— Царевич не виновен, — тихо сказал Элиан. — Разве ты не слышишь фальшь в её словах? Не видишь, как всё отрепетировано?
Царь Астарг, стоящий в тени колонн, не реагировал на слова Элиана. Его безразличие напоминало холодный камень, создавая ощущение, что он не только не слышит, но и не хочет слышать. Взгляд его был устремлён вдаль, как будто он искал ответы в бескрайних просторах, оставляя судьбы людей на произвол.
— А, — сказал он, мельком взглянув на Элиана, — рука руку моет? Убирайся из моего дома.
С двух сторон к Элиану подошли маги. Достаточно сильные, чтобы попытаться расправиться с ним. Один из них, высокий и худощавый, с лицом, словно вырезанным из камня, подошёл ближе. Его глаза, холодные и проницательные, встретились с глазами Элиана.
— Вам необходимо покинуть дворец в течение пятнадцати минут, — произнёс он, его голос звучал, как ледяной ветер, пронизывающий до костей.
Элиан, ошеломлённый, нахмурил брови.
— Почему? Что происходит? — его голос дрожал от недоумения. Он не понимал, что могло вызвать такую спешку, и его сердце забилось быстрее, предчувствуя надвигающуюся бурю.
Второй маг, более приземистый и с бородой, шагнул вперёд, наклонившись к Элиану, словно делая признание.
— О вашем преступлении тоже всё известно, — прошептал он, его слова были полны тревоги и предостережения. В этот момент Элиан почувствовал, как холодный пот выступает на его лбу. В его голове закружились мысли, как осенние листья на ветру.
— Что вы имеете в виду? — спросил он, стараясь сохранить спокойствие, хотя внутри него бушевала буря. Он знал, что его действия в последнее время могли вызвать недовольство, но не думал, что они приведут к такому повороту событий.
Маги обменялись взглядами, и в их глазах Элиан увидел нечто большее, чем просто долг — там была искра страха, как будто они сами были частью чего-то гораздо более опасного.
— Прошу вас, ваше высочество, скорее. Время на исходе, — произнёс худощавый маг, и его голос звучал, как приговор.
— В чём меня обвиняют?
— В том же преступлении, что и царевича. Но помощницу лекаря Лиру не удалось допустить на площадь.
Элиан стоял, как статуя, окаменевшая от ужаса. Его сердце, когда-то полное надежд и мечтаний, теперь сжималось в тисках отчаяния. Он помнил, как Лира с её светлыми волосами, словно лучи солнца, и глазами, полными загадок, смеялась на ярмарке, когда они делили сладости...
— Она пришла к нам, — сказал один из магов, его голос был холоден, как зимний ветер. — Просила защиты и указала на вас, Элиан эр Риттер, как на насильника.
Элиан почувствовал, как мир вокруг него начинает распадаться на куски. Он не мог поверить в то, что слышал. Лира? Она никогда не могла бы сказать такое. В его памяти она оставалась той же, что и на ярмарке — доброй, доверчивой, полной жизни. Но сейчас, когда он смотрел на магов, их лица были серьезны, а глаза полны печали и осуждения.
— Я хочу поговорить с ней! — воскликнул он, его голос звучал как крик в пустоте. — Где она? Я должен объясниться!
— Это невозможно, — ответил другой маг, его голос был полон сочувствия, но неумолим. — Лира умерла. Но её последние слова указывали на вас: "Принц, он... его руки - острые лезвия!"
Все ранения, нанесённые ей, были нанесены магическими клинками.
Эти слова, как молния, пронзили Элиана. Он не мог понять, как это возможно. В его голове закружились мысли, как листья в бурю. Лира мертва? Как? Почему? Он чувствовал, как его колени подгибаются, и он едва удерживался на ногах. Вокруг него мир продолжал существовать, но для него всё остановилось.
— Нет, это не может быть правдой! — закричал он, его голос эхом разносился по храму. — Я не верю! Я должен её увидеть!
Но маги лишь обменялись взглядами, полными печали и понимания. Элиан понимал, что его слова ничего не изменят. Он был в ловушке, в бездне, из которой не было выхода. Лира, его Лира, ушла навсегда, и он остался один, с горьким осознанием, что не сможет её защитить и не сможет вернуть то, что было потеряно.
Ему казалось, будто все внутренности покрылись льдом. Он почти не мог дышать. Он даже не заметил, как его усыпили.
Элиан наконец пришел в себя уже за пределами дворца, чувствуя, как холодный ветер проникает под его одежду, оставляя за собой мурашки. Небо было затянуто серыми облаками, предвещая непрекращающийся дождь, который, казалось, отражал его подавленное настроение. Из-за спины послышался шорох, и на его плечи накинули тяжелый плащ с капюшоном. Мягкая ткань прикрыла его лицо, и он почувствовал, как мир вокруг него стал менее ярким, более загадочным.
— Не снимай его до самой границы, — сказал грубый голос, который принадлежал одному из стражников. Элиан кивнул в ответ, хотя внутри него все бушевало. Он не хотел прятаться, не хотел быть просто одним из тех, кто не может выбраться из оков своего положения.
Его провели к карете, стоящей в тени старого дуба. Она была великолепна, с резными узорами по бокам и колесами, которые, казалось, могли проехать даже по самым тяжелым дорогам. Внутри сидели его мать, выглядящая более изможденной, чем когда-либо, и служанка, которая уже давно стала частью их семьи, но сейчас она выглядела встревоженной. На переднем сиденье, как всегда, находился телохранитель — высокий, мощный мужчина с суровым лицом и проницательными глазами. Элиан не мог понять, что в них скрывается: преданность или холодный расчет.
— Элиан, — произнесла его мать, ее голос был полон тревоги, — все будет хорошо. Мы покинем это место, и все наладится.
— Если мы сможем добраться до границы, — добавила служанка, стараясь звучать оптимистично.
Элиан сел в карету, и они тронулись в путь. Дорога была ухабистой, и каждый толчок заставлял его сердце биться быстрее. Он смотрел в окно, мимо промелькнули деревья, поля и пустоши, которые с каждым километром становились все более незнакомыми. В его голове роились мысли о том, что ждет их впереди.
После нескольких часов дороги, когда напряжение в воздухе начало ослабевать, Элиан обратил внимание на телохранителя. Мужчина сидел на переднем сиденье, не сводя глаз с дороги, но в его позе было что-то, что привлекло внимание Элиана. Он был не просто защитником — в нем чувствовалась сила, уверенность и скрытая мудрость, которые не всегда присущи тем, кто занимается охраной.
Элиан начал присматриваться к нему, замечая каждую деталь: его крепкие руки, сжимавшиеся в кулаки, рост... Он был чуть выше Элиана. В плаще, объемном, широком, который ему приказали не снимать до границы, не было видно, какие у него руки...
— Что вам рассказали? — спросил Элиан хриплым голосом.
Мать ответила:
— В то, что ты мог совершить преступление, я, конечно, не верю. Вопрос в том, зачем так внезапно выдворять тебя из страны? Каким планам ты мог помешать?
Мир за окном продолжал мелькать, а Элиан все больше погружался в свои мысли.
Мисан не реагировал, но Астарг не оставлял надежды. Он знал, что внутри его сына всё ещё горит искра жизни, несмотря на физическую немощь. Царь вспоминал, как Мисан смеялся и играл с ним, как когда-то, в их юности. Он не мог допустить, чтобы тень депрессии поглотила его младшего сына.
— Помни, Мисан, — продолжал Астарг, — ты — часть нашей семьи, ты — часть этого царства. Ты нужен нам. Мы не оставим тебя в беде.
Слёзы блестели на глазах царя, и он нежно погладил лоб Мисана.
Элиан подошёл к Мисану, ощущая, как внутри него колотится сердце. Они не раз разговаривали о жизни, о трудностях и страхах, но сейчас ему хотелось углубиться в личное, в то, что мучило его долгое время.
— Мисан, можно поговорить с тобой наедине? — с лёгким волнением спросил Элиан, стараясь не выдать своего состояния.
Мисан кивнул, и Астарг покинул их, кинув на Элиана взгляд, полный надежды. Лекарь и служанка вышли вслед за царем. Атмосфера вокруг наполнилась доверием — это было то, что Мисан так долго искал.
— Знаешь, — начал он, собирая мысли в кучу, — я долго думал о своём теле, о том, как оно изменилось. Когда я смотрю в зеркало, я вижу не то, что хотел бы видеть. Я вижу искалеченное тело, и это порой кажется мне невыносимым. Из-за неправильной нагрузки моя спина болит, мышцы сводит, мои руки тоже...до сих пор болят. Их нет, а они болят!
Мисан внимательно слушал, не прерывая Элиана, понимая, что это важно.
— Были моменты, когда я думал о том, чтобы просто уйти... — продолжал Элиан, его голос дрожал от эмоций. — Я не мог видеть будущего, которое было бы светлым. Я чувствовал себя бременем для всех, и это ощущение было ужасным.
Он замолчал на мгновение, вспоминая тот день, когда оказался в госпитале. Это было испытание, которое он никогда не забудет.
— Я помню, как впервые пришёл в себя в госпитале. Когда не был уже одурманен обезболивающими и сонными зельями, и сил было достаточно, чтобы сесть и встать. Я представлял себе свою дальнейшую жизнь. Ни поесть самому, ни подтереться... У меня были ноги, и теоретически, при условии, что кто-то будет открывать передо мной двери, я мог подняться достаточно высоко, чтобы... Ещё как вариант я мог бы спиться. Ну и тут проблемы. Кто-то должен приносить мне вино, и вставлять в стакан соломинку... Так я жить не хотел. Борьба за самого себя - единственное, что мне оставалось. Я чувствовал, что это будет единственным выходом из этой тьмы. Я смотрел на своё тело и не мог принять, что это — я. Магия скакала, да и никому в голову прежде не приходило создавать заклинания для настолько низменных бытовых дел. Потом лекари довольно долго оказывались выдавать мне бритвенные принадлежности и вообще что-то острое. Их сопротивление я тоже преодолел.
— А твой магический клинок?
— Он не может причинить вреда хозяину. Вот и сейчас с протезами я только бью чужие чашки, но ещё ни разу не поставил себе синяка. Я осознал, что если я уйду, то оставлю всех, кто меня любит. И это стало моим спасением. Я решил бороться, несмотря на все трудности. Я не хочу, чтобы моя история закончилась так... Я хочу, чтобы она продолжалась, даже если это будет сложно.
Мисан, слушая, чувствовал, как искренность слов Элиана проникает в его душу.
В ту самую минуту, когда вечернее солнце, словно огромный огненный шар, медленно опускалось за горизонтом, окутывая мир мягким светом, Мисан, сжав руки в кулаки, взглянул на Элиана. Их глаза встретились — в глубине серо-синих глаз Элиана таился океан эмоций.
— Элиан, — произнёс он с тихим трепетом, — что помогло тебе почувствовать вкус жизни?
Вопрос повис в воздухе, словно взвешенное облако, готовое разразиться дождём. Элиан задумался, и на его лице мелькнуло выражение, будто он искал ответ в недрах своей души. Солнце, склонившись к закату, окрасило его волосы в золотисто-рыжие оттенки, и в этот миг он казался не просто человеком, но целой историей, наполненной переживаниями и надеждой.
— Знаешь, Мисан, — наконец произнёс он, и голос его звучал, как нежный шёпот ветра, — вкус жизни я почувствовал, когда столкнулся с чужим горем. Это было нечто невероятное, как если бы я увидел мир сквозь призму страданий других.
Ты наверняка знаешь эту историю? Я постарался, чтобы правда о Севере стала всеобщим достоянием. Я понял, — продолжал Элиан, — что, помогая другим, мы сами исцеляем свои раны. Каждый раз, когда я вижу, как мои действия приносят кому-то облегчение, я чувствую, как жизнь возвращается ко мне, как свет, пробивающийся сквозь тучи.
Мисан слушал, затаив дыхание. В его душе расцветала надежда, словно весенний цветок, пробивающийся сквозь снег. В этот момент весь мир вокруг них стал прозрачным, и каждая искорка света казалась знаком надежды, напоминанием о том, что несмотря на тьму, всегда есть возможность выбраться на свет.
— Значит, — тихо произнёс он, — истинное исцеление приходит через связь с другими?
Элиан кивнул, его голос был полон уверенности.
— Да, именно так. Мы не одни в этом мире, и каждый из нас может стать лучом света для другого.
Мисан побледнел и тихо сказал:
— Я сделал кое-что ужасное. И теперь осознал это... хотел умереть, чтобы не столкнуться с последствиями, но...
Элиан ободряюще кивнул.
— Мгел ни в чём не виноват! — горячо сказал Мисан. — Госпожа Мзейн, она...
Зазвенел колокол на башне справедливости, сообщая, что некто просит высшей справедливости, вызывая к суду Богов, что обидчики — из царской семьи.
Глава 23. Осколки истины
Величественные колонны древнего храма, словно стражи времени, бросали свои тени на мощеную площадь, где собирался народ. Солнце, пробиваясь сквозь облака, разливало золотистые лучи, но даже его свет не мог развеять гнетущую атмосферу, витавшую в воздухе. Люди стояли, задержав дыхание, словно сами боги наблюдали за ними с высоты небес, ожидая исход судьбоносного часа.
На коленях перед храмом, в самом центре этого напряженного зрелища, находилась женщина. Элиан, пробираясь сквозь толпу, не мог не заметить её. Она была обнажена, её тело покрывали синяки и ссадины. Это была госпожа Мзейна Атиари, и её присутствие на площади вызывало шепот и недоумение среди собравшихся.
Вокруг неё собралось несколько человек, но в центре, как в центре урагана, стояли царь Астарг и Верховный жрец Сардахарана. Его лицо, искаженное печалью, отражало всю тяжесть происходящего. Он говорил с Мзейной тихим, но полным уважения голосом, пытаясь выяснить, что же произошло.
— Ты просишь милосердия или справедливости?
— Справедливости! — выкрикнула Мзейна. — О, я и не думала, что под небом может существовать подобное зло, но оно есть, оно ходит, смеётся, топчет самое святое, что есть в наших душах…
Элиан поморщился. В словах Мзейны он чувствовал фальшь.
— Успокойся, дочь богов, — медленно и благожелательно произнес жрец.
— Нет мне покоя, пока этот человек… Нет, ваше величество, нет, отец Гардейн! Это не человек! Люди и даже звери не могут быть такими! Его должны покарать… — Голос женщины задрожал.
— Царь справедлив, — мягко произнес жрец, — а слуги богов милосердны. Кто твой обидчик и что он сотворил?
— Мой обидчик? — Огромные глаза женщины расширились от удивления. — Он заставил меня написать записку, приставив нож к горлу. Я умоляла его отпустить меня, говорила о чести, говорила о том, как его любит мой супруг, но он думал лишь о мести. Я отказала ему в любви, и он решил взять меня силой. И взял.
— Я слышал твои обвинения, дочь богов — голос жреца оставался мягким, но глаза его выдавали настороженность. — Назови имя.
Элиан, стоя на краю толпы, ощущал, как волнение на площади нарастает. Он не мог отвести взгляда от Мзейны — её страдания были осязаемы, как холодный ветер, пронизывающий до костей. Внезапно она подняла голову, её глаза, полные боли и ярости, встретились с его взглядом.
— Это царевич Мгел, — произнесла она. — Он обманул меня, похитил и надругался надо мной!
Слова Мзейны, как острые стрелы, пронзили воздух, и в толпе раздались шепоты, полные недоумения и осуждения. Элиан, скептически поджав губы, не мог поверить в её обвинения.
Элиан прошёл сквозь толпу, как нож сквозь масло, и встал рядом с молчаливым Астаргом.
— Царевич не виновен, — тихо сказал Элиан. — Разве ты не слышишь фальшь в её словах? Не видишь, как всё отрепетировано?
Царь Астарг, стоящий в тени колонн, не реагировал на слова Элиана. Его безразличие напоминало холодный камень, создавая ощущение, что он не только не слышит, но и не хочет слышать. Взгляд его был устремлён вдаль, как будто он искал ответы в бескрайних просторах, оставляя судьбы людей на произвол.
— А, — сказал он, мельком взглянув на Элиана, — рука руку моет? Убирайся из моего дома.
С двух сторон к Элиану подошли маги. Достаточно сильные, чтобы попытаться расправиться с ним. Один из них, высокий и худощавый, с лицом, словно вырезанным из камня, подошёл ближе. Его глаза, холодные и проницательные, встретились с глазами Элиана.
— Вам необходимо покинуть дворец в течение пятнадцати минут, — произнёс он, его голос звучал, как ледяной ветер, пронизывающий до костей.
Элиан, ошеломлённый, нахмурил брови.
— Почему? Что происходит? — его голос дрожал от недоумения. Он не понимал, что могло вызвать такую спешку, и его сердце забилось быстрее, предчувствуя надвигающуюся бурю.
Второй маг, более приземистый и с бородой, шагнул вперёд, наклонившись к Элиану, словно делая признание.
— О вашем преступлении тоже всё известно, — прошептал он, его слова были полны тревоги и предостережения. В этот момент Элиан почувствовал, как холодный пот выступает на его лбу. В его голове закружились мысли, как осенние листья на ветру.
— Что вы имеете в виду? — спросил он, стараясь сохранить спокойствие, хотя внутри него бушевала буря. Он знал, что его действия в последнее время могли вызвать недовольство, но не думал, что они приведут к такому повороту событий.
Маги обменялись взглядами, и в их глазах Элиан увидел нечто большее, чем просто долг — там была искра страха, как будто они сами были частью чего-то гораздо более опасного.
— Прошу вас, ваше высочество, скорее. Время на исходе, — произнёс худощавый маг, и его голос звучал, как приговор.
— В чём меня обвиняют?
— В том же преступлении, что и царевича. Но помощницу лекаря Лиру не удалось допустить на площадь.
Элиан стоял, как статуя, окаменевшая от ужаса. Его сердце, когда-то полное надежд и мечтаний, теперь сжималось в тисках отчаяния. Он помнил, как Лира с её светлыми волосами, словно лучи солнца, и глазами, полными загадок, смеялась на ярмарке, когда они делили сладости...
— Она пришла к нам, — сказал один из магов, его голос был холоден, как зимний ветер. — Просила защиты и указала на вас, Элиан эр Риттер, как на насильника.
Элиан почувствовал, как мир вокруг него начинает распадаться на куски. Он не мог поверить в то, что слышал. Лира? Она никогда не могла бы сказать такое. В его памяти она оставалась той же, что и на ярмарке — доброй, доверчивой, полной жизни. Но сейчас, когда он смотрел на магов, их лица были серьезны, а глаза полны печали и осуждения.
— Я хочу поговорить с ней! — воскликнул он, его голос звучал как крик в пустоте. — Где она? Я должен объясниться!
— Это невозможно, — ответил другой маг, его голос был полон сочувствия, но неумолим. — Лира умерла. Но её последние слова указывали на вас: "Принц, он... его руки - острые лезвия!"
Все ранения, нанесённые ей, были нанесены магическими клинками.
Эти слова, как молния, пронзили Элиана. Он не мог понять, как это возможно. В его голове закружились мысли, как листья в бурю. Лира мертва? Как? Почему? Он чувствовал, как его колени подгибаются, и он едва удерживался на ногах. Вокруг него мир продолжал существовать, но для него всё остановилось.
— Нет, это не может быть правдой! — закричал он, его голос эхом разносился по храму. — Я не верю! Я должен её увидеть!
Но маги лишь обменялись взглядами, полными печали и понимания. Элиан понимал, что его слова ничего не изменят. Он был в ловушке, в бездне, из которой не было выхода. Лира, его Лира, ушла навсегда, и он остался один, с горьким осознанием, что не сможет её защитить и не сможет вернуть то, что было потеряно.
Ему казалось, будто все внутренности покрылись льдом. Он почти не мог дышать. Он даже не заметил, как его усыпили.
Элиан наконец пришел в себя уже за пределами дворца, чувствуя, как холодный ветер проникает под его одежду, оставляя за собой мурашки. Небо было затянуто серыми облаками, предвещая непрекращающийся дождь, который, казалось, отражал его подавленное настроение. Из-за спины послышался шорох, и на его плечи накинули тяжелый плащ с капюшоном. Мягкая ткань прикрыла его лицо, и он почувствовал, как мир вокруг него стал менее ярким, более загадочным.
— Не снимай его до самой границы, — сказал грубый голос, который принадлежал одному из стражников. Элиан кивнул в ответ, хотя внутри него все бушевало. Он не хотел прятаться, не хотел быть просто одним из тех, кто не может выбраться из оков своего положения.
Его провели к карете, стоящей в тени старого дуба. Она была великолепна, с резными узорами по бокам и колесами, которые, казалось, могли проехать даже по самым тяжелым дорогам. Внутри сидели его мать, выглядящая более изможденной, чем когда-либо, и служанка, которая уже давно стала частью их семьи, но сейчас она выглядела встревоженной. На переднем сиденье, как всегда, находился телохранитель — высокий, мощный мужчина с суровым лицом и проницательными глазами. Элиан не мог понять, что в них скрывается: преданность или холодный расчет.
— Элиан, — произнесла его мать, ее голос был полон тревоги, — все будет хорошо. Мы покинем это место, и все наладится.
— Если мы сможем добраться до границы, — добавила служанка, стараясь звучать оптимистично.
Элиан сел в карету, и они тронулись в путь. Дорога была ухабистой, и каждый толчок заставлял его сердце биться быстрее. Он смотрел в окно, мимо промелькнули деревья, поля и пустоши, которые с каждым километром становились все более незнакомыми. В его голове роились мысли о том, что ждет их впереди.
После нескольких часов дороги, когда напряжение в воздухе начало ослабевать, Элиан обратил внимание на телохранителя. Мужчина сидел на переднем сиденье, не сводя глаз с дороги, но в его позе было что-то, что привлекло внимание Элиана. Он был не просто защитником — в нем чувствовалась сила, уверенность и скрытая мудрость, которые не всегда присущи тем, кто занимается охраной.
Элиан начал присматриваться к нему, замечая каждую деталь: его крепкие руки, сжимавшиеся в кулаки, рост... Он был чуть выше Элиана. В плаще, объемном, широком, который ему приказали не снимать до границы, не было видно, какие у него руки...
— Что вам рассказали? — спросил Элиан хриплым голосом.
Мать ответила:
— В то, что ты мог совершить преступление, я, конечно, не верю. Вопрос в том, зачем так внезапно выдворять тебя из страны? Каким планам ты мог помешать?
Мир за окном продолжал мелькать, а Элиан все больше погружался в свои мысли.
