— Сбежать из дворца, да еще украсть андроида! Конечно, всё в порядке! – крикнул Пётр Васильевич.
—Ой-ёй-ёй… - запричитала тут Глаша. – Да быть того не может, чтобы наша барышня чегой-то украла!
— Глаша! – Пётр Васильевич обернулся к служанке. – Ты-то помолчи, раз не понимаешь ничего!
— Но она жива, Пётр! Жива!…
— Да уж… но что будет дальше, ты подумала, Аня?
Анна Павловна растерянно посмотрела на супруга.
— А что будет? – пробормотала она.
Женщины молча и испуганно посмотрели на хозяина дома, а тот вышел в гостиную, сел в кресло и даже не тал зажигать лампу. Анна Павловна заплака-ла, Глаша принялась подвывать ей в такт.
— Да будет вам, - буркнул Воронцов. – Авось, да небось… Кривая выве-зет…
Кабинет цесаревича был погружен в полумрак. На массивном письменном столе — только лампа с зелёным абажуром, да несколько разложенных доне-сений.
Цесаревич Александр стоял у камина, задумчиво крутя в пальцах листок с пометкой «секретно». Рядом с ним стоял полковник Греве — невозмутимый, подтянутый. Он ждал. Он умел ждать и теперь понимал, что цесаревич должен первым начать разговор
— Полковник, — заговорил наконец Александр. — Вас ничего не удивляет во всём этом? Взрыв, вина андроидов, побег Омеги…
— Удивляет, ваше высочество, — спокойно ответил Греве. – А более всего меня удивляет поведение профессора Острожского, буду откровенен. Я имел возможность наблюдать за ним, беседовал с ним, и у меня есть все основания думать, что профессор находится в самом эпицентре данной истории.
— Острожский… — Александр повернулся. — Вы беседовали с ним?
—Да, — кивнул полковник. — И, признаться, эта беседа… мм… скажем так, она меня удивила. Профессор излишне нервен для человека, который ни в чем не виноват.
— Думаете, он способен на двойную игру? – спросил цесаревич.
— Он человек умный, гордый. Полагаю, с гипертрофированной верой в свою непогрешимость. А такие люди всегда опасны.
Цесаревич подошёл ближе.
— Я хочу знать всё. С кем он встречается. Пишет ли он кому-то. Что чита-ет. Что обсуждает в Академии. В какие лаборатории заходит. Даже с кем пьёт кофе.
Греве склонил голову:
— Это правильный подход. Есть ли в Академии люди, которым можно это поручить? Жандармы тут не годятся.
— Агенты… да, есть, - понимающе кивнул Александр. – Я познакомлю вас с человеком, который возглавляет Тайную службу.
Александр глубоко выдохнул и поморщился.
— Как я не люблю всё это… - сказал он вдруг.
— Ваше Высочество, - Греве с пониманием посмотрел на него. – Увы, но хлеб правителя горек.
— Жаль, что мало кто это понимает, - ответил цесаревичу, с благодарно-стью посмотрев на Греве.
Поздним вечером. Конспиративная квартира на Васильевском острове.
Тусклый свет керосиновой лампы выхватывал из полутьмы лица собрав-шихся. На столе — чашки с чёрным чаем, засохшие корки хлеба, просыпав-шийся пепел. Воздух в комнате был густ от дыма папирос.
Мария сидела на старом диване, Дмитрий курил у окна, каждые пять се-кунд поглядывая вниз. Степан расстелил карту города и делал на ней какие-то пометки. Вадим, стоя у стены, молчал. Он ждал. Сосредоточенно и спокойно ждал. Вера, которая тоже была тут, сидела чуть в стороне. В ее лице – у един-ственной – читалось сомнение. Она была уже не так уверена в том, что они всё делают верно. Но оставить товарищей она не могла.
— Почему так долго? — вдруг пробормотала Мария. — Он ведь всегда то-чен.
— Придёт, — отрезал Вадим.
И действительно, спустя мгновение, дверь отворилась, тихо, без стука. На пороге появился человек в сером пальто, с тёмным капюшоном, из-под кото-рого нельзя было разглядеть лица.
Инструктор.
Он вошёл, не снимая перчаток, и остановился у стола. Все замерли, обер-нулись к нему.
— Добрый вечер, — произнёс он негромко, глухим, ровным голосом. — Вижу, вы собрались. Как мы и договаривались.
—Здравствуй. Говори, — бросил Вадим. — Мы слушаем.
— Есть новая цель. Объект —Архив Управления путей сообщения. Там хранятся данные маршрутов, зашифрованные реестры особых передвижений высоких лиц. В том числе — альтернативные пути эвакуации императорской семьи. Мне нужно, чтобы вы его достали.
— Но… зачем? – спросила Вера. – Что нам это даст?
Инструктор повернулся на ее голос. Вере показалось, что из-под капюшона блеснули его глаза, как глаза какого-ото животного, а совсем не человека.
—Во-первых, они почувствуют себя уязвимыми. Во-вторых, мы будем об-ладать стратегической информацией. Но это ещё не всё.
— А что ещё? – глухо спросил Вадим.
— Акт.
—Опять? – это прозвучал голос Веры.
— Да, опять. В прошлый раз им удалось спастись. В этот раз всё будет ина-че.
— Опять вся семья? – с возбуждением спросил Степан.
— Нет. Будем действовать иначе, выборочно. Цесаревич. Наша жертва – цесаревич.
Молчание длилось почти полминуты.
И вдруг раздался голос Веры.
— Я… не уверена, что это правильно.
Все повернулись. Она встала, бледная, но прямая.
—Я не вижу смысла ни в краже архива, ни в убийство наследника.
—Дура! – взвился вдруг Вадим. – Какая же ты дура!
— Вадим! – Мария попыталась осадить его, но техномаг не слушал.
—Как можно не понимать таких простых вещей? Кто владеет информаци-ей, владеет миром, это надо понимать. А смерть цесаревича нанесет мощный удар по правящей династии!
—А царевич Алексея тое надо будет убивать? А его сестер-царевен?
—Что-то тебя не мучила совесть, когда мы закладывали бомбу в поезд!
— Вадим, я многое переосмыслила…
—Довольно! – голос Инструктора прервал перепалку.
Все замолчали и замерли.
—Девушка не хочет пачкать рук – ее право.
—Но она нас выдаст, - вякнул Дмитрий.
—Не выдаст, - спокойно ответил Инструктор.
—Вы ее убьете? – спросила Мария.
При этих словах все опять застыли и воцарилась такая тишина, что было слышно, как в углу комнаты скребется мышь.
—Зачем же, - в голосе Инструктора послышалась улыбка. – Или вы, маде-муазель Разумовская, предпочитаете избавиться от соперницы?
— Что? – Мария взвилась, подскочила с дивана. – Во-первых, не смейте меня так называть! Я – Перова! Перова! И к этим сатрапам и царским под-стилкам не имею никакого отношения! А, во-вторых, при чем тут соперница? Вера мой товарищ, а не соперница!
—Ну да, ну да, - Инструктор уже смеялся, не скрываясь. – На одного сам-ца две самки, или три… или сколько вас тут? И вы не соперницы?
—Не смейте так говорить с нами, - холодно ответила Инструктору Вера.
—И впрямь, - это в разговор вмешался Вадим. – Тут не светские интриги, мы тут собрались не для амуров, а для дела. Мы все – товарищи.
—Ну, это вы так думаете, - заметил Инструктор. – Блажен, кто верует, как говорится. А что касается «царских подстилок», - тут он опять повернулся к Марии, - то дед ваш, урожденный Разумовский, равно как и отец, произошед-ший от его, как говорят в определенных кругах, чресел, и будь дед ваш женат на вашей бабке, то вы теперь и сами бы блистали при дворе на балах, не так ли, Мария Алексеевна? Не о том ли ваше страдание?
—Не смейте, не смейте так говорить обо мне, - прошипела Мария. – Я знать ничего об этом не желаю!
— Всё, - оборвал их Вадим. – О деле.
— О деле, - мягко проговорил Инструктор. – Мадемуазель Вера, вынужден взять с вас клятву о неразглашении, коли вы против наших планов.
—Извольте, - ответила Вера. – Что за клятва?
—Вашу руку, - Инструктор протянул ладонь.
Вера, чуть поколебавшись, решительно протянула ему руку. Инструктор одной рукой крепко взял ее за запястье, другой быстро достал нож и взрезал протянутую ладонь.
—Ах! – вскрикнула Вера.
Инструктор же между тем прошептал над кровоточащей раной странные слова
—BeDam veRuach, Nishba ani lenetzo'ach uleshamer et haBrit.
Воздух в комнате заколебался, сгустился. Техномаги испуганно перегляну-лись: это была магическая клятва, но магия тут была… особая, на магию их мира вовсе не похожая! Кровь на ладони Веры вскипела, раздалось шипение и Вера вскрикнула от боли. Ладонь ее прорезал ожог. Кровь испарилась, рана за-тянулась, а на ее месте остался некрасивый шрам, который светлел на глазах.
—Что… что это? – пробормотала Вера.
—Теперь, если ты даже и захочешь, ничего не расскажешь. А расскажешь – умрешь, - ответил Инструктор. – Помни об этом. И ступай. Ну! Быстро!
Вера попятилась, схватила накидку и выбежала из комнаты Вадима, хлоп-нув дверью. Остальные техномаги пораженно смотрели на Инструктора.
—Кто-то еще хочет уйти? – спросил тот. – Пока я добрый, - усмехнулся Инструктор. – И готов еще отпустить вас живыми…
— Мы делаем общее дело, - хриплым голосом сказал Вадим. – И готовы рискнуть.
—Отлично. Трусы нам не нужны, - Инструктор протянул Вадиму руку и тот решительно пожал ее.
День был ветреный, облака мчались по небу, бросая резкие тени на гравий-ные дорожки. Софья Арцыбашева стояла у мраморной балюстрады, прижимая руки к груди и сильно нервничая. За ее спиной раздались шаги — Алексей, быстрый, как всегда, мчался к ней.
— Ты сказала, она видела нас? — с ходу заговорил он, не здороваясь.
Софья кивнула.
— Да. Царевна Ольга. Она видела нас в оранжерее. Всё видела.
Алексей сжал челюсти.
— Чудесно. Просто чудесно. Сестра. Самая упрямая, надменная и подо-зрительная из всех сестёр. Теперь она знает.
— Но она ничего не скажет, — мягко произнесла Софья. — Она… пообе-щала. И даже… защитила меня. Сказала, что верит в наши чувства. Потому что сама влюблена.
Алексей резко обернулся к ней.
— Влюблена? Ольга?
— Да. Кажется, это так. Я не спросила, кто он, — быстро добавила Софья, — но по её лицу, по глазам поняла, она и впрямь любит! – в голосе девушки прозвучал восторг, смешанный с удивлением.
Алексей сжал кулаки.
— Как она посмела? Как она могла так забыться? Любит! Надо же!
Софья молчала. Потом тихо сказала:
— Но ведь… и мы с тобой, Алексей. Мы тоже нарушаем долг. Ты — царе-вич. Я — всего лишь фрейлина.
— Это другое, — отрезал он, не глядя на неё. — Я — мужчина. Я имею право. Такие связи всегда существовали при дворе.
Он шагнул ближе и взял её за руку. Голос его стал мягче, почти ласковым:
— Ты — моя, Софья. В этом нет ничего дурного. Но она… Ольга… - лицо Алексея помрачнело. – Кто же этот человек…
—Быть может, это ее жених? Ведь к ней, слышала, посватались? Может же быть, что она влюблена в жениха?
Софья уже жалела, что нарушила слово, данное царевне, и рассказало все ее брату. Но она никак не думала, что он так отреагирует. Право, Софья была уверена, что он поймет… Ведь любовь умягчает сердца, разве нет? И, кроме того, разве у них с царевичем Алексеем не всё серьёзно? Разве… не может он взять ее в жёны? Ведь он не наследник?... Софья ищуще посмотрела в лицо царевича. Тот молчал и напряженно о чем-то думал, его ладонь крепко сжима-ла ее руку, почти до боли.
—Мне больно, - прошептала Софья. – больно…
—А? – царевич будто очнулся. – Что? Прости, - он разжал пальцы. – Про-сти…
Софья опустила глаза. А может быть такое, что она ошиблась? Ведь он – царевич а кто она?
—Ну, пойдем со мной, - вдруг услышала она как бы издалека.
Руки Алексея легли ей на плечи.
—Я… я не уверена, - пробормотала Софья.
—Брось… Наверное, ты права и Ольга влюблена в жениха. Больше я про-сто и представить себе не могу никого… Пойдем…
Она ничего не сказала. Только слабо улыбнулась и отвела взгляд к аллее, где ветер поднимал клочья пыли. Зерно сомнения — маленькое, колючее — уже пустило свои корни. Впервые в её сердце зародился вопрос:
а что, если эта любовь — только его право, но не её? Что, если ее просто… использовали?
—Софи, дорогая, - шепнул, между тем, Алексей ей в ушко. – Молю тебя, пойдем…
Девушка повернулась к нему и ее губы встретили его требовательный по-целуй.
В комнате царевны Ольги царил полумрак, горела только одна лампа, зате-нённая розоватым абажуром.
Софья Арцыбашева осторожно вошла в покои царевны.
—Выше Высочество? – пробормотала она, покраснев.
Ольга сидела у туалетного столика, в полурасстёгнутом платье, с рассы-павшимися волосами. Она не обернулась.
— Закрой дверь.
Софья подчинилась. Ольга встала, повернулась к ней и сказала прямо:
— Теперь ты должна мне помочь, как обещала. Помнишь?
Фрейлина замерла:
— Помню…
Ольга подошла ближе. Говорила она негромко, сдержанно — но в голосе ее звучала такая решимость, что Софья поняла – проще согласиться.
— Мне нужно твоё платье. Простое. Чтобы никто не мог меня узнать. И темная накидка.
Софья вскинула брови:
— Но зачем?..
— Я должна уйти из дворца. Сегодня. Одна. Без охраны, без фрейлин, без никого. Я поеду к человеку, с которым хочу быть — пусть на час, пусть на день. И это мой выбор.
— Но…
— Ты поклялась. — Голос Ольги стал резче. — Я помогла тебе сохранить твою тайну. Теперь ты поможешь мне сохранить мою.
Софья опустила взгляд.
— Да, ваше высочество… простите. Конечно.
— Не называй меня так сейчас. Просто… Ольга. Я не царевна. Я — жен-щина, которая хочет любить. И которую никто не имеет права держать в клет-ке.
Она вздохнула, отступила к окну.
— Помоги мне переодеться. Потом… проводи меня на улицу. Найми эки-паж. Скажешь кучеру, что ты — фрейлина, у тебя поручение. Дальше я поеду одна. Ты вернёшься. И будешь ждать меня во дворце. До утра. Если я не вер-нусь — ничего не говори. Просто… жди.
Софья замерла. Потом медленно кивнула.
— Я всё сделаю. Но… я боюсь за вас. Вы… уверена? Иногда ведь всё со-всем не так, как кажется…. Или, скорее, девушке кажется, что ее любят, а на деле… - она осеклась.
Ольга вдруг обняла её — быстро, порывисто и сказала резко:
— А я… впервые не боюсь. Не за титул, не за честь. Только за то, что могу не успеть прожить свою жизнь по-настоящему! Ну, а разве ты не так же по-ступила, когда отдала свое сердце Алексею?
—Так, - пробормотала Софья.
—Ты что, жалеешь об этом? – даже в этот миг у Ольги хватило проница-тельности догадаться, что Софье не по себе, что что-то случилось.
—Я… я не знаю…
—Ну, лучше пожалеть о том, что сделано, чем о том, что не сделано. Разве нет?
—Не уверена… ох, не уверена, - ответила Софья.
Дождь шёл тихо, как будто стесняясь, и таял на стекле длинными серебря-ными дорожками. Старинные часы на стене пробили восемь, когда в холле раздались шаги лакея — и вошла она. Не в роскошном платье, не с сопровож-дающей ее фрейлиной, а одна, в простом наряде, в плаще с капюшоном, скры-вающим ее лицо. Она шла решительно и ее уже ждали.
Строганов стоял не у парадного, а у заднего хода в дворец. Дверь была от-крыта, слуги отпущены на выходной, во дворце только он один. И теперь вот – она тоже тут. Ольга…
— Ты пришла, - неверяще сказал он.
Она вошла внутрь и сняла капюшон. Волосы ее чуть растрепались, щеки порозовели, губы дрожали — но не от холода.
— Я должна была прийти. Я бы… всё равно пришла.
Он сделал шаг к ней — и больше не было слов.
Руки нашли руки, губы — губы, и не было в этом ни смущения, ни стеснения.
Только жажда. Молчание, взгляды, невозможность — всё прорвалось, как вода сквозь плотину.
— Ты уверена? – спросил он.
Она улыбнулась. Легко, чуть дрожащим голосом:
— Слишком поздно для сомнений.
Он повёл её за руку по коридору, они поднялись на второй этаж, и он от-крыл дверь оной из комнат.
Это была его спальня. Никакой позолоты, никаких зеркал. Только тёплое дерево, которым были обшиты стены, ширма, кресло, кровать с льняным по-крывалом. Всё просто, сдержанно, совсем не по дворцовому.
—Ой-ёй-ёй… - запричитала тут Глаша. – Да быть того не может, чтобы наша барышня чегой-то украла!
— Глаша! – Пётр Васильевич обернулся к служанке. – Ты-то помолчи, раз не понимаешь ничего!
— Но она жива, Пётр! Жива!…
— Да уж… но что будет дальше, ты подумала, Аня?
Анна Павловна растерянно посмотрела на супруга.
— А что будет? – пробормотала она.
Женщины молча и испуганно посмотрели на хозяина дома, а тот вышел в гостиную, сел в кресло и даже не тал зажигать лампу. Анна Павловна заплака-ла, Глаша принялась подвывать ей в такт.
— Да будет вам, - буркнул Воронцов. – Авось, да небось… Кривая выве-зет…
Кабинет цесаревича был погружен в полумрак. На массивном письменном столе — только лампа с зелёным абажуром, да несколько разложенных доне-сений.
Цесаревич Александр стоял у камина, задумчиво крутя в пальцах листок с пометкой «секретно». Рядом с ним стоял полковник Греве — невозмутимый, подтянутый. Он ждал. Он умел ждать и теперь понимал, что цесаревич должен первым начать разговор
— Полковник, — заговорил наконец Александр. — Вас ничего не удивляет во всём этом? Взрыв, вина андроидов, побег Омеги…
— Удивляет, ваше высочество, — спокойно ответил Греве. – А более всего меня удивляет поведение профессора Острожского, буду откровенен. Я имел возможность наблюдать за ним, беседовал с ним, и у меня есть все основания думать, что профессор находится в самом эпицентре данной истории.
— Острожский… — Александр повернулся. — Вы беседовали с ним?
—Да, — кивнул полковник. — И, признаться, эта беседа… мм… скажем так, она меня удивила. Профессор излишне нервен для человека, который ни в чем не виноват.
— Думаете, он способен на двойную игру? – спросил цесаревич.
— Он человек умный, гордый. Полагаю, с гипертрофированной верой в свою непогрешимость. А такие люди всегда опасны.
Цесаревич подошёл ближе.
— Я хочу знать всё. С кем он встречается. Пишет ли он кому-то. Что чита-ет. Что обсуждает в Академии. В какие лаборатории заходит. Даже с кем пьёт кофе.
Греве склонил голову:
— Это правильный подход. Есть ли в Академии люди, которым можно это поручить? Жандармы тут не годятся.
— Агенты… да, есть, - понимающе кивнул Александр. – Я познакомлю вас с человеком, который возглавляет Тайную службу.
Александр глубоко выдохнул и поморщился.
— Как я не люблю всё это… - сказал он вдруг.
— Ваше Высочество, - Греве с пониманием посмотрел на него. – Увы, но хлеб правителя горек.
— Жаль, что мало кто это понимает, - ответил цесаревичу, с благодарно-стью посмотрев на Греве.
Поздним вечером. Конспиративная квартира на Васильевском острове.
Тусклый свет керосиновой лампы выхватывал из полутьмы лица собрав-шихся. На столе — чашки с чёрным чаем, засохшие корки хлеба, просыпав-шийся пепел. Воздух в комнате был густ от дыма папирос.
Мария сидела на старом диване, Дмитрий курил у окна, каждые пять се-кунд поглядывая вниз. Степан расстелил карту города и делал на ней какие-то пометки. Вадим, стоя у стены, молчал. Он ждал. Сосредоточенно и спокойно ждал. Вера, которая тоже была тут, сидела чуть в стороне. В ее лице – у един-ственной – читалось сомнение. Она была уже не так уверена в том, что они всё делают верно. Но оставить товарищей она не могла.
— Почему так долго? — вдруг пробормотала Мария. — Он ведь всегда то-чен.
— Придёт, — отрезал Вадим.
И действительно, спустя мгновение, дверь отворилась, тихо, без стука. На пороге появился человек в сером пальто, с тёмным капюшоном, из-под кото-рого нельзя было разглядеть лица.
Инструктор.
Он вошёл, не снимая перчаток, и остановился у стола. Все замерли, обер-нулись к нему.
— Добрый вечер, — произнёс он негромко, глухим, ровным голосом. — Вижу, вы собрались. Как мы и договаривались.
—Здравствуй. Говори, — бросил Вадим. — Мы слушаем.
— Есть новая цель. Объект —Архив Управления путей сообщения. Там хранятся данные маршрутов, зашифрованные реестры особых передвижений высоких лиц. В том числе — альтернативные пути эвакуации императорской семьи. Мне нужно, чтобы вы его достали.
— Но… зачем? – спросила Вера. – Что нам это даст?
Инструктор повернулся на ее голос. Вере показалось, что из-под капюшона блеснули его глаза, как глаза какого-ото животного, а совсем не человека.
—Во-первых, они почувствуют себя уязвимыми. Во-вторых, мы будем об-ладать стратегической информацией. Но это ещё не всё.
— А что ещё? – глухо спросил Вадим.
— Акт.
—Опять? – это прозвучал голос Веры.
— Да, опять. В прошлый раз им удалось спастись. В этот раз всё будет ина-че.
— Опять вся семья? – с возбуждением спросил Степан.
— Нет. Будем действовать иначе, выборочно. Цесаревич. Наша жертва – цесаревич.
Молчание длилось почти полминуты.
И вдруг раздался голос Веры.
— Я… не уверена, что это правильно.
Все повернулись. Она встала, бледная, но прямая.
—Я не вижу смысла ни в краже архива, ни в убийство наследника.
—Дура! – взвился вдруг Вадим. – Какая же ты дура!
— Вадим! – Мария попыталась осадить его, но техномаг не слушал.
—Как можно не понимать таких простых вещей? Кто владеет информаци-ей, владеет миром, это надо понимать. А смерть цесаревича нанесет мощный удар по правящей династии!
—А царевич Алексея тое надо будет убивать? А его сестер-царевен?
—Что-то тебя не мучила совесть, когда мы закладывали бомбу в поезд!
— Вадим, я многое переосмыслила…
—Довольно! – голос Инструктора прервал перепалку.
Все замолчали и замерли.
—Девушка не хочет пачкать рук – ее право.
—Но она нас выдаст, - вякнул Дмитрий.
—Не выдаст, - спокойно ответил Инструктор.
—Вы ее убьете? – спросила Мария.
При этих словах все опять застыли и воцарилась такая тишина, что было слышно, как в углу комнаты скребется мышь.
—Зачем же, - в голосе Инструктора послышалась улыбка. – Или вы, маде-муазель Разумовская, предпочитаете избавиться от соперницы?
— Что? – Мария взвилась, подскочила с дивана. – Во-первых, не смейте меня так называть! Я – Перова! Перова! И к этим сатрапам и царским под-стилкам не имею никакого отношения! А, во-вторых, при чем тут соперница? Вера мой товарищ, а не соперница!
—Ну да, ну да, - Инструктор уже смеялся, не скрываясь. – На одного сам-ца две самки, или три… или сколько вас тут? И вы не соперницы?
—Не смейте так говорить с нами, - холодно ответила Инструктору Вера.
—И впрямь, - это в разговор вмешался Вадим. – Тут не светские интриги, мы тут собрались не для амуров, а для дела. Мы все – товарищи.
—Ну, это вы так думаете, - заметил Инструктор. – Блажен, кто верует, как говорится. А что касается «царских подстилок», - тут он опять повернулся к Марии, - то дед ваш, урожденный Разумовский, равно как и отец, произошед-ший от его, как говорят в определенных кругах, чресел, и будь дед ваш женат на вашей бабке, то вы теперь и сами бы блистали при дворе на балах, не так ли, Мария Алексеевна? Не о том ли ваше страдание?
—Не смейте, не смейте так говорить обо мне, - прошипела Мария. – Я знать ничего об этом не желаю!
— Всё, - оборвал их Вадим. – О деле.
— О деле, - мягко проговорил Инструктор. – Мадемуазель Вера, вынужден взять с вас клятву о неразглашении, коли вы против наших планов.
—Извольте, - ответила Вера. – Что за клятва?
—Вашу руку, - Инструктор протянул ладонь.
Вера, чуть поколебавшись, решительно протянула ему руку. Инструктор одной рукой крепко взял ее за запястье, другой быстро достал нож и взрезал протянутую ладонь.
—Ах! – вскрикнула Вера.
Инструктор же между тем прошептал над кровоточащей раной странные слова
—BeDam veRuach, Nishba ani lenetzo'ach uleshamer et haBrit.
Воздух в комнате заколебался, сгустился. Техномаги испуганно перегляну-лись: это была магическая клятва, но магия тут была… особая, на магию их мира вовсе не похожая! Кровь на ладони Веры вскипела, раздалось шипение и Вера вскрикнула от боли. Ладонь ее прорезал ожог. Кровь испарилась, рана за-тянулась, а на ее месте остался некрасивый шрам, который светлел на глазах.
—Что… что это? – пробормотала Вера.
—Теперь, если ты даже и захочешь, ничего не расскажешь. А расскажешь – умрешь, - ответил Инструктор. – Помни об этом. И ступай. Ну! Быстро!
Вера попятилась, схватила накидку и выбежала из комнаты Вадима, хлоп-нув дверью. Остальные техномаги пораженно смотрели на Инструктора.
—Кто-то еще хочет уйти? – спросил тот. – Пока я добрый, - усмехнулся Инструктор. – И готов еще отпустить вас живыми…
— Мы делаем общее дело, - хриплым голосом сказал Вадим. – И готовы рискнуть.
—Отлично. Трусы нам не нужны, - Инструктор протянул Вадиму руку и тот решительно пожал ее.
День был ветреный, облака мчались по небу, бросая резкие тени на гравий-ные дорожки. Софья Арцыбашева стояла у мраморной балюстрады, прижимая руки к груди и сильно нервничая. За ее спиной раздались шаги — Алексей, быстрый, как всегда, мчался к ней.
— Ты сказала, она видела нас? — с ходу заговорил он, не здороваясь.
Софья кивнула.
— Да. Царевна Ольга. Она видела нас в оранжерее. Всё видела.
Алексей сжал челюсти.
— Чудесно. Просто чудесно. Сестра. Самая упрямая, надменная и подо-зрительная из всех сестёр. Теперь она знает.
— Но она ничего не скажет, — мягко произнесла Софья. — Она… пообе-щала. И даже… защитила меня. Сказала, что верит в наши чувства. Потому что сама влюблена.
Алексей резко обернулся к ней.
— Влюблена? Ольга?
— Да. Кажется, это так. Я не спросила, кто он, — быстро добавила Софья, — но по её лицу, по глазам поняла, она и впрямь любит! – в голосе девушки прозвучал восторг, смешанный с удивлением.
Алексей сжал кулаки.
— Как она посмела? Как она могла так забыться? Любит! Надо же!
Софья молчала. Потом тихо сказала:
— Но ведь… и мы с тобой, Алексей. Мы тоже нарушаем долг. Ты — царе-вич. Я — всего лишь фрейлина.
— Это другое, — отрезал он, не глядя на неё. — Я — мужчина. Я имею право. Такие связи всегда существовали при дворе.
Он шагнул ближе и взял её за руку. Голос его стал мягче, почти ласковым:
— Ты — моя, Софья. В этом нет ничего дурного. Но она… Ольга… - лицо Алексея помрачнело. – Кто же этот человек…
—Быть может, это ее жених? Ведь к ней, слышала, посватались? Может же быть, что она влюблена в жениха?
Софья уже жалела, что нарушила слово, данное царевне, и рассказало все ее брату. Но она никак не думала, что он так отреагирует. Право, Софья была уверена, что он поймет… Ведь любовь умягчает сердца, разве нет? И, кроме того, разве у них с царевичем Алексеем не всё серьёзно? Разве… не может он взять ее в жёны? Ведь он не наследник?... Софья ищуще посмотрела в лицо царевича. Тот молчал и напряженно о чем-то думал, его ладонь крепко сжима-ла ее руку, почти до боли.
—Мне больно, - прошептала Софья. – больно…
—А? – царевич будто очнулся. – Что? Прости, - он разжал пальцы. – Про-сти…
Софья опустила глаза. А может быть такое, что она ошиблась? Ведь он – царевич а кто она?
—Ну, пойдем со мной, - вдруг услышала она как бы издалека.
Руки Алексея легли ей на плечи.
—Я… я не уверена, - пробормотала Софья.
—Брось… Наверное, ты права и Ольга влюблена в жениха. Больше я про-сто и представить себе не могу никого… Пойдем…
Она ничего не сказала. Только слабо улыбнулась и отвела взгляд к аллее, где ветер поднимал клочья пыли. Зерно сомнения — маленькое, колючее — уже пустило свои корни. Впервые в её сердце зародился вопрос:
а что, если эта любовь — только его право, но не её? Что, если ее просто… использовали?
—Софи, дорогая, - шепнул, между тем, Алексей ей в ушко. – Молю тебя, пойдем…
Девушка повернулась к нему и ее губы встретили его требовательный по-целуй.
В комнате царевны Ольги царил полумрак, горела только одна лампа, зате-нённая розоватым абажуром.
Софья Арцыбашева осторожно вошла в покои царевны.
—Выше Высочество? – пробормотала она, покраснев.
Ольга сидела у туалетного столика, в полурасстёгнутом платье, с рассы-павшимися волосами. Она не обернулась.
— Закрой дверь.
Софья подчинилась. Ольга встала, повернулась к ней и сказала прямо:
— Теперь ты должна мне помочь, как обещала. Помнишь?
Фрейлина замерла:
— Помню…
Ольга подошла ближе. Говорила она негромко, сдержанно — но в голосе ее звучала такая решимость, что Софья поняла – проще согласиться.
— Мне нужно твоё платье. Простое. Чтобы никто не мог меня узнать. И темная накидка.
Софья вскинула брови:
— Но зачем?..
— Я должна уйти из дворца. Сегодня. Одна. Без охраны, без фрейлин, без никого. Я поеду к человеку, с которым хочу быть — пусть на час, пусть на день. И это мой выбор.
— Но…
— Ты поклялась. — Голос Ольги стал резче. — Я помогла тебе сохранить твою тайну. Теперь ты поможешь мне сохранить мою.
Софья опустила взгляд.
— Да, ваше высочество… простите. Конечно.
— Не называй меня так сейчас. Просто… Ольга. Я не царевна. Я — жен-щина, которая хочет любить. И которую никто не имеет права держать в клет-ке.
Она вздохнула, отступила к окну.
— Помоги мне переодеться. Потом… проводи меня на улицу. Найми эки-паж. Скажешь кучеру, что ты — фрейлина, у тебя поручение. Дальше я поеду одна. Ты вернёшься. И будешь ждать меня во дворце. До утра. Если я не вер-нусь — ничего не говори. Просто… жди.
Софья замерла. Потом медленно кивнула.
— Я всё сделаю. Но… я боюсь за вас. Вы… уверена? Иногда ведь всё со-всем не так, как кажется…. Или, скорее, девушке кажется, что ее любят, а на деле… - она осеклась.
Ольга вдруг обняла её — быстро, порывисто и сказала резко:
— А я… впервые не боюсь. Не за титул, не за честь. Только за то, что могу не успеть прожить свою жизнь по-настоящему! Ну, а разве ты не так же по-ступила, когда отдала свое сердце Алексею?
—Так, - пробормотала Софья.
—Ты что, жалеешь об этом? – даже в этот миг у Ольги хватило проница-тельности догадаться, что Софье не по себе, что что-то случилось.
—Я… я не знаю…
—Ну, лучше пожалеть о том, что сделано, чем о том, что не сделано. Разве нет?
—Не уверена… ох, не уверена, - ответила Софья.
Дождь шёл тихо, как будто стесняясь, и таял на стекле длинными серебря-ными дорожками. Старинные часы на стене пробили восемь, когда в холле раздались шаги лакея — и вошла она. Не в роскошном платье, не с сопровож-дающей ее фрейлиной, а одна, в простом наряде, в плаще с капюшоном, скры-вающим ее лицо. Она шла решительно и ее уже ждали.
Строганов стоял не у парадного, а у заднего хода в дворец. Дверь была от-крыта, слуги отпущены на выходной, во дворце только он один. И теперь вот – она тоже тут. Ольга…
— Ты пришла, - неверяще сказал он.
Она вошла внутрь и сняла капюшон. Волосы ее чуть растрепались, щеки порозовели, губы дрожали — но не от холода.
— Я должна была прийти. Я бы… всё равно пришла.
Он сделал шаг к ней — и больше не было слов.
Руки нашли руки, губы — губы, и не было в этом ни смущения, ни стеснения.
Только жажда. Молчание, взгляды, невозможность — всё прорвалось, как вода сквозь плотину.
— Ты уверена? – спросил он.
Она улыбнулась. Легко, чуть дрожащим голосом:
— Слишком поздно для сомнений.
Он повёл её за руку по коридору, они поднялись на второй этаж, и он от-крыл дверь оной из комнат.
Это была его спальня. Никакой позолоты, никаких зеркал. Только тёплое дерево, которым были обшиты стены, ширма, кресло, кровать с льняным по-крывалом. Всё просто, сдержанно, совсем не по дворцовому.
