— Я не хочу проблем, — медленно и членораздельно произнёс Мич. Затем его рука резко потянулась к шторе и сорвала её, позволяя дню проникнуть в комнату. В глаза старика ударил белёсый свет, и тот сослепу выстрели в стену, рядом с Митчеллом. Последний выскочил за дверь. Закрыл её и подставил кресло к дверной ручке. Послышался ещё один звук выстрела. Мич отходил назад от двери. И неожиданно заметил, что это совсем не тот номер, в котором он находился. Точнее, это вовсе не номер. Это какая-то старая хибара или же дом из деревянного полотна. Вокруг странное убранство. Деревянные корыта, посуда. Надо бежать! Он развернулся и неожиданно увидел очень высокую женщину. Та стояла спиной к нему и причёсывала длинные, медные волосы гребнем, напевая что-то на не совсем понятном для него языке. Она резко повернула голову на Митчелла и её глаза резко округлились. Мич опешил от ужаса.
— Не-ет! — закричала женщина, отчего он попятился назад. Где-то вдали кричали дети, и выли волки.
— Ангрбода! — кричал мужской голос откуда-то издалека.
Мимо Митчелла пронеслись люди с копьями и пронзили несчастную несколько раз с трёх сторон. Они повторяли это снова и снова, пока та не перестала издавать хоть какие-то звуки. Мужчины развернулись и вышли из дома.
Неведомая сила двинула Митчелла ближе к бездыханному телу. Он сделал ещё пару шагов и заметил, как что-то блеснуло на её шее. Мужчина склонился. Это он! Точно он, пронеслось эхом в голове. Мич достал медальон из кармана и сравнил. Медальоны очень похожи, если не одинаковые. Это она? Мама Морены. Он нашёл её! Выстрел. За ним ещё один. Комната стала трястись или это от головокружения?
Митчелл зажмурился, чтобы не потерять сознание, а затем открыл глаза, подавив приступ тошноты. Женщина вновь стояла спиной к нему и расчёсывала свои длинные волосы.
— Вы мать Морены! Я нашёл вас! — произнёс он, чувствуя легкую контузию, и сейчас женщина посмотрела именно на него. Митчелл протянул ей кулон. Хейд внимательно посмотрела на него. Мужчина поёжился от холода.
— Моя дорогая... — произнесли её губы, а руки взяли медальон.
В дом ворвались люди с копьями. Мич отпрыгнул в сторону.
— Не-ет!
— Ангрбода!
Раздался выстрел, который вышиб дверную ручку, привлекая к себе внимание. Люди с копьями ринулись к женщине и свершили своё убийство во имя Богов ещё раз. Старик по ту сторону двери стал напирать на дверь. Времени поговорить с умирающей матерью Морены не предвиделось, а кресло продолжало сдавать позиции. Чёрт! Забрать медальон не получится. Но он запомнил её! Он нашёл её! Так быстро! Это удача? Или сам медальон привёл сюда?
Митчелл бросился к другой двери, открыл её. В номере оказалось вновь пусто. Выстрел. Тогда Мич кинулся бежать от преследователя. Он пробежал несколько комнат, пока не понял, что оказался в чужом, но знакомом доме. Он не сразу понял, где находился. Снова испытание? Хотя бы нет того старика с ружьём. Впрочем...
— Держи, брат, это тебе, — двадцатидвухлетний Хэнк, бросил золочёный портсигар в руки Митчелла. Последний едва не уронил подарок.
Сонгми, пронеслось в голове Митчелла. Только не сюда! За что его отправили в это время? В это место? Сонгми — маленькая деревушка во Вьетнаме. Сюда они и с другими солдатами явились для карательной миссии. По их сведениями в деревне укрывались около десятка партизан. Однако по приезду сюда оказалось, что в деревне находились лишь дети, женщины и старики. Приказ так и не изменили: деревню зачистить со всеми жителями, скот убить, поля сжечь. Они заходили в каждый дом, выводили всех на улицу, ставили друг с другом, а потом стреляли. Тогда это считалось нормой. Это борьба с коммунизмом, где коммунист не человек, кусок мяса, вьетконговец. Но не сейчас... Сейчас у Митчелла в руках винтовка марки кольт. Настолько знакомая, что засечка на рукоятке между большим и указательным пальцем совсем не ощущалась. Мужчина посмотрел на себя в зеркало, что висело на стене. Из отражения на него глядел молодой сержант Кэмпбелл.
Хэнк грузной поступью своих кирзовых ботинок прошёл вдоль комнаты и открыл кухонную тумбу. Внутри оказалась худощавая смуглая женщина с четырёхлетним ребёнком. Хэнк разразился смехом.
— Посмотри-ка, Мич! Кто-то тут у нас? — мужчина присел, согнув ноги в коленях, перед двумя испуганными лицами.
— Хэнк...
Женщина молча что-то протянула Хэнку. Этим чем-то оказалась шкатулка, в надежде откупиться.
— Ох-ох-ох, ты посмотри, что тут есть! — мужчина дёрнул крышку вверх, та с щелчком открылась.
— Хэнк, не надо...
— Да, подожди, Мич-чи.
— То есть ты, крыса вьетнамская, хочешь купить меня — американского солдата? — Хэнк рылся в побрякушках, перебирал пальцами серёжки и жемчуг, говоря нарочито мягко, даже ласково. Его тон спокойный и ровный, позволял трясущимся от страха людям чувствовать себя спокойнее, ведь они не знали английского. Значит, не понимали, что их будущее предрешено.
Митчелл сделал пару шагов вперёд.
— Хэнк, да оставь ты их... — его голос старался быть более безразличным. Хэнк повернулся на друга и зло посмотрел.
Митчелл понимал. Его специально отправили сюда. Он не должен допустить повторения истории. Сейчас Хэнк схватит женщину за волосы, та будет вырываться. Ей это удастся. Она кинется к полу и вскроет тайник, в котором будут спрятаны деньги, но не успеет достать, поскольку Хэнк очередью выстрелит в несчастную, в затем убьёт и мальчишку, не дрогнув взглядом.
Митчелл прошёл до середины комнаты. Женщина из тумбы внимательно следила за ним, прижимая ребёнка к себе ещё сильнее. «Это для твоего же спасения». Он постукивал подошвой по полу, пока не услышал пустой звук. Затем склонился, надавил на половицу, и та выскочила. Достав тряпочный свёрток, он развернул ткань. Внутри оказалась стопка скоплённых годами денег. Это казалось ясным как божий день. В доме вся мебель и утварь не имела высокой цены. Вьетнамцы славились тем, что жили бедно, а сбереженья копили, иногда не используя их до самой старости.
Глаза Хэнка округлились от удивления. Нищая деревня. Откуда у этой твари такие деньги? Он резко поднялся и схватил бедняжку за волосы. Женщина стала что-то кричать на родном языке. По всей видимости, умоляла оставить её и сына. Хэнк тащил её по полу, на выход. Ребёнок заливался слезами, звал мать, но со страхом шёл следом. Митчелл разрывался между долгом перед странной, человеческими чувствами и дружбой.
— Хэнк, давай возьмём деньги и оставим их! — подбежал к другу Мич и коснулся плеча, закинув ремень с оружием на плечо.
— Зачем? Они всё равно сдохнут. В радиусе сотни миль все убиты.
Митчелл бросил взгляд на ребёнка. Его мозг старательно генерировал идеи по спасению женщины и дитя. Но по какой причине их не стоит убивать, он сказать не мог. Хотелось крикнуть: это бесчеловечно, это ужасно, это жестоко. Но Мич не мог сказать этого. Это преступление. Преступление — не убить вьетнамца.
— Она заплатила. На кой чёрт нам заботиться о её чёрной заднице?
— Подожди. Тебе их жаль? — Хэнк стал догадываться о реальных мыслях Митчелла. Мужчина остановился.
— С чего мне жалеть коммунистическую крысу? — хмыкнул Мич. — Пусть сдохнет от голода. Это лучше.
Хэнк посмотрел на женщину и на мгновенье задумался. Та держалась за свои волосы, сжатые в кулак солдата обеими руками. Мальчишка хныкал и тёр руками красное от слёз лицо.
— Убей его! — приказал Хэнк, ведь был старше по званию, — Убей!
Митчелл замялся. Он посмотрел на ребёнка и вспомнил о Джордане.
— Возьми деньги. — Ещё раз предложил Мич другу и протянул свёрток.
Хэнк достал свой набедренный пистолет из кобуры, дуло которого упёрлось в висок женщины.
— Стреляй!
Когда Мич поднял дуло винтовки на ребёнка, женщина зарыдала. Она умоляла не трогать её сына. Она упала на колени и сложила руки в молитвенной позе, не обращая внимания на то, что её тянули назад за волосы. С уст слетали одни и те же слова. Раньше Митчелл слышал их из уст других вьетнамок.
«Пощады!»
Ребёнок плакал навзрыд.
Дуло в мгновенье ока направилась в сторону друга и раздался выстрел. Пуля угодила Хэнку прямо в левую ключицу. Пистолет полетел на пол. От силы удара подстреленный сделал несколько шагов назад и упал, споткнувшись о порог. Послышался крик. Мич хотел бы кинуться на помощь, но не мог. Женщина бросилась к сыну и подхватила его на руки.
— Офицер ранен! Офицер ранен! — кричал Хэнк, прижимая ключицу, дабы не истечь кровью.
Митчелл знал, что это значит. Значит, сейчас с улицы сюда примчит дюжина бравых ребят, и ему не поздоровится. Он как заворожённый смотрел на входную дверь. Готовый принять всё как есть, Мич медленно выдохнул. Таково испытание. За дверью послышался топот. Это шли они. Неожиданно кто-то потянул его за рукав кителя. Это оказалась та самая женщина.
— Быстрее! — кричал Хэнк, — офицер ранен!
Мич как в тумане слышал, что кто-то звал его. Митчелл повернулся, женщина с ребёнком бросилась из комнаты. Мич побежал за ней. Куда он бежит? Это бессмысленно. Деревня окружена! Ноги несли его прямиком в соседнюю комнату, а когда руки закрыли за спиной дверь, игнорируя проклятия Хэнка, то Митчелл понял, что всё ещё находится в отеле. И ни намёка на Сонгми.
Прода от 03.08.2025, 20:09
«Тайна старого утеса»
Хельга молча наблюдала, как холод овладевал этими местами всё больше и больше. Казалось, каждый уголок «Хель и Хейма» обволакивал густой холодный туман, который простирался вдоль горизонта, проникал в лес, брал в плен деревья, сковывал дороги льдом и отвратительно-белым снегом. Только не в этом мире! Здесь нет места ледяному царству.
Вот уже как несколько дней, мать с сестрой попали в отель и привезли с собой лютую стужу и снежные бураны. Столько лет миновало с тех пор, как Хельга с матерью гуляла в железном лесу, собирала травы, радовалась лучам солнечного света. А теперь она здесь... И всё, что смогла привезти с собой это женщина: леденящий холод и пробирающий до костей мороз. Что ж, спасибо, мам.
Из окна обители становилось видно, как зима по-хозяйски разгуливала по парковке, и имя ей — Морена. Совсем ребёнок. Она ловила руками снежинки, а те таяли в тёплых руках. Девчонка поднимала снег в ладонях с земли бросала вверх и кружилась под ним, словно это дождь из слёз грешников. Неужели хоть кому-то нравится этот собачий холод? Во имя Тьмы!
— Она ещё совсем ребёнок...
— Ты тоже была слишком юна, когда попала сюда, — спокойно парировала мать, — в ней огромная сила, моя дорогая Хель.
— Прекрати! Тысячу лет этого не слышала и слышать не хочу, — Хельга повернулась лицом к матери, которая стояла позади всё это время.
Вглядываясь в материнское лицо, она не понимала, что с той произошло. Мама всегда была писаной красавицей, впрочем, и сейчас она отнюдь не дурна собой. Однако перед дочерью будто стоял совсем другой человек. Всё те же длинные медные волосы, всё те же глаза цвета точно жёлудь, но совсем чужие черты лица... Не вызывающие трепетного щемящего чувства в груди дочери. Возможно, изменилась не родительница, а сама Хельга.Или же память стирает прошлые картины, как стирают ластиком карандаш художники.
— Я искала тебя! — Хейд хотела защитить себя, чувствуя свою вину за произошедшее, — одна Тьма знает, сколько я провела бессонных ночей, сколько слёз мною пролито у старого дуба...
— Не стоит, — стальные ноты ранили не хуже копья в сердце, — Я выросла, мама. Понимаю твою боль, но столько времени прошло, что уже ни к чему ворошить прошлое.
— Но, я...
— Зачем ты пришла и привела с собой... «холод»?
— Я искала тебя и нашла, — повторила мать, — разве этого мало?
Хельга фыркнула. Будто это имело значение сейчас. Спустя столько лет...
— И нашла вас.
— Ты отдала нас!
— Это был единственный шанс вас спасти! Отец сказал...
— Во имя Тьмы! — рассмеялась Хельга и половина её лица стало словно старушечьим, а другая осталась прекрасно-прежним, — Отец! Сказал! И ты поверила!
— Он обещал, что вас не убьют! Это плата высокая, но необходимая. Иногда приходится идти на жертву.
— Ах, ну, конечно, нас не убили, дражайшая матушка. Всего лишь Фина заковали на вечность цепями, Ёрма утопили, а меня отослали в ни-что! НИЧТО, мама! Ты хоть представляешь быть «нигде» ? – казалось, дочь злилась с каждой секундой всё больше и больше. Хельга обвела рукой место, — это всё создала я сама из темноты, из мрака, из боли и страха. Из отчаянья... А теперь ты приходишь и...
— Ёрм жив.
— Ну, если по-твоему тонуть вечность, потом воскресать и снова тонуть — это жизнь, то да, Ёрм жив, — Хельга скрестила руки на груди.
— Уже нет, я вытащила его. С помощью Морены, — радостно заверила Хейд дочь, но теплоты в ответ так и не увидела. Но вместо радости и благодарности она встретила холодность и даже упрёк. Разве так встречают мать, которая веками искала своих детей?
— Ты сделала, что? — глаза Хельги стали круглыми точно монеты, брови взметнулись вверх.
— Я...
— Ты обезумела! Где он? — Хель сделала шаг к матери.
— Я отпустила его немного развеяться... Он же столько лет находился под водой...
— Тьма! Да что с тобой? Он же наверняка тронулся умом! Я сама иногда считала себя безумной, пока люди не стали попадать сюда! А он там столько времени совсем один, в муках...
— С ним всё в порядке. Я видела его. Это всё тот же мой сын.
Женщина вздёрнула подбородок. Будто могло быть иначе.
— За исключением того, что ты видела его последнюю пару тысячелетий назад.
— Так ты поможешь Фину? — Хейд устала от этих пререканий.
— Ты хочешь, чтобы я оставила «Хель и Хейм» на ребёнка? И отправилась спасать брата? Посмотри на неё! — Хельга отошла от окна, махнув рукой, — Сама невинность. Играет в снежки! Дует снег с ладоней и пляшет босиком по льду. Она... совсем дитя!
— Ты многого не знаешь. Одно её прикосновение к смертному и тот превращается в лёд.
Хельга лишь фыркнула. Много ли мать понимала в управлении таким местом, как это? Оставить загробный мир на «зелёную» девчонку... Здесь нет места живым. И как способность Морены поможет управлять царством мёртвх? Это место выстрадано слезами, гневом и горем от утраты. Отдать его какому-то ребёнку? Оно по праву может принадлежать только одной владычице — Хельге. Морена — чистая душа. Она невинна, непорочна, почти святыня. Ей управлять отелем? Какое безрассудство! Кощунство! Святотатство!
— Здесь практически все мертвы. Эти фокусы тут ни к чему.
— Без тебя нам не вытянуть Фина из цепей, — начала манипулировать мать. Последняя почти коснулась рукой её предплечья. Манипуляция — лучшее оружие в арсенале женщины.
— Возьми Ёрма. Он наверняка преисполнен благодарности, — сказала Хельга и обошла мать, игнорируя жест сближения. По её мнению, разговор окончен. Ровным шагом она уж начала двигаться к выходу. Разумеется, мать приехала, потому что скучала и мечтала воссоединиться! Ещё бы! В это всё может поверить лишь обезумевший Ёрм.