Оказывается, неожиданная похвала, ярко-жёлтый цвет бумаги и весенне-зелёный шрифт способны не просто приободрить, но вернуть хорошее настроение. И я решила открывать баночку каждый раз, когда мне станет грустно.
Больше чем два года назад я уходила на обычные вечерние прогулки – так, чтобы развеяться. И ничего, что я нарезала круги около лицея, посматривая на заветное окно и оборачиваясь на парковку. Теперь под соусом “Просто так, ничего особенного” я публиковала в мессенджере статус за статусом. Ощущение тайны пьянило, а уверенность, что lieber Freund просмотрит моё очередное фото, была абсолютной. В этом смысле – хотя бы в этом! – Андрей не обманывал ожиданий.
23 февраля я и родители отмечали любимым ликёром “Куантро”. Ещё до застолья я сфотографировала бутылку – и так удачно, с таким хорошим освещением, в идеальной резкости… Сразу же захотелось опубликовать, но я одёрнула себя.
Алкоголь с январских посиделок, бокалы из “Республики”, селфи с бокалом… Что может подумать Андрей? Что я живу очень хорошей жизнью – или очень несчастной: притворяюсь, что всё отлично, а сама заливаю алкоголем неудачи.
Фото с “Куантро” так и осталось в папке и со временем потерялось среди множества других.
01.03.18. Я встретила Андрея на улице, когда он вместе с другими учителями вёл огромную толпу школьников на какой-то грандиозный праздник. Шумная, живая, многоголосая пёстрая лента тянулась по Красному проспекту в сторону пл. Ленина. Мягкая золотая осень правила бал, под ногами шуршала листва, а в небе сияло солнце.
Я пересеклась с этой процессией почти у самой площади и завязала разговор с Андреем. Он отвечал сухо, официально, а потом и раздражённо.
“Я так это не оставлю”, – взъярилась оскорблённая гордость, и я подкараулила процессию на обратном пути.
Андрей почти прямым текстом послал меня, но я пропустила это мимо ушей: слишком хорошее настроение у меня было. Когда я прошептала заклинание и взлетела, Андрей даже не слишком удивился, только спросил:
– Зачем вы это делаете?
– Охраняю вас всех от врагов, – важно ответила я.
Так и было вообще-то: у всех живых есть враги из мира нечисти.
Процессия внезапно оказалась возле ТЦ “Галерея”. Под удивлённые взгляды толпы я повела Андрея в сторону парковки. Он пытался что-то втолковать мне, но я прервала:
– Я вам кое-что докажу, – и поцеловала его.
Андрей попытался вырваться, однако я держала крепко, и он втянулся в процесс.
Едва мы отстранились друг от друга, Андрей выдохнул:
– Ух ты, как мне понравилось!
– То-то же, – приподняла я бровь.
Прошло какое-то время. Мы ещё не были парой, но отправились на символическое свидание на прогулку по реке – правда, вместе с коллегами. Снаружи поднимались всё более высокие волны, и я заметила:
– Дурное предзнаменование. Рядом враги.
Коллеги посмотрели с опаской. Похоже, несмотря на мою магию и рассказы Андрея, им было сложно поверить в существование сверхъестественного. Но ничего, поверят – когда мне придётся защищать их от полчищ демонов.
*Была в сети три часа назад. (нем.)
В канун Восьмого марта Алина опубликовала видео со своими учениками, исполнявшими для неё “Дас шоне мэдчен”, – и у меня ёкнуло сердце. Ненависть к композиции, которую Андрей пел Алине на ночной прогулке, снова всколыхнулась во мне и прошла по телу медленными, тягучими волнами.
Я сжала ни в чём не повинный телефон в обеих руках: не годится разбивать его о стену. “Ненавижу, ненавижу, НЕНАВИЖЖЖУУУ!!! Почему этот человек выбрал не меня?! Я ведь лучше, интереснее, оригинальнее, добрее! Неужели я недостаточно красива? Как вообще могло случиться, что мужчина, которого я выбрала, посчитал меня недостаточно привлекательной??? КАААК???”
Не успела я додумать, как пришёл ответ – фраза, намертво въевшаяся в мою память: “Мне нужна жена презентабельной внешности, чтобы не стыдно было в свет выйти”.
Я смахнула навернувшиеся на глаза слёзы и принялась собираться на работу. Нужные бумаги никак не помещались в сумку, поэтому пришлось её сменить.
“Инфантильный, слабый, самовлюблённый болван! Может, подростком ты проиграл в мальчишеской игре "У кого длиннее" и теперь хочешь это восполнить?”
Я откладывала одну блузку за другой, примеряла футболку и кардиган, но всё казалось мне ужасно неподходящим, малым или, наоборот, висящим.
– Да отлично всё! Что ты переживаешь? – улыбнулась мама, проходя мимо.
– Ладно, я скоро.
Гнев во мне бурлил и поднимался вокруг образа Андрея. “Тьфу! Самодостаточный и уверенный в себе мужчина не будет ничего никому доказывать! Он прекрасно знает, что не нужно быть лучшим в глазах других. Достаточно быть лучшим для одного-единственного, своего человека”.
По дороге к метро я поскользнулась раз пять, и не только из-за противного ветра, который так и норовил сбить с ног.
“Ну объективно же, такому, как Андрей, рядом со мной делать нечего. А всё равно больно!”
Перед глазами стояла одна из самых драматичных сцен в “Хоббите”, в которой героиня, держа на руках погибшего возлюбленного, вопрошала у своего короля: “Почему? Почему мне так больно?” И он отвечал: “Потому что это настоящее”.
Всю получасовую дорогу на работу я с трудом сдерживала слёзы, а приехав в центр, выпила несколько чашек воды. Одной оказалось мало, чтобы уничтожить образовавшийся в горле комок обиды.
К счастью, никто из учеников не отменил занятие и я провела в репетиторском центре полный рабочий день. Когда я вышла, меня на миг ослепил яркий свет ближайшего фонаря. Но за пределами этого сияния царствовали густые сумерки. Идеальное время: недостаточно темно, чтобы упасть, но и не слишком светло, чтобы беспокоиться о внешнем виде.
Я уже настроилась плакать, но слёзы почему-то не шли. Об Андрее думалось, но как-то вяло, словно через силу. “Ну и ладно, подумаю о чём-нибудь другом”, – и я жадно вдохнула морозный воздух.
Если бы два года назад мне сказали, что работа будет лучшей частью дня, я бы усмехнулась и протянула: “Дааа?” Теперь же занятия с учениками стали моим спасением. Как и дорога, которая была в два раза длиннее прежней.
8 марта началось, как обычный выходной. Лёжа в постели, просмотреть избранное в дневнике, ответить на комментарии и сообщения, проверить почту. Потом умыться, позавтракать.
Хвалёного растиражированного “весеннего настроения” не было и в помине. Но оно обязательно появится, нагрянет вместе со сладостью торта и пирожных, вместе с шипучестью коктейля из “Швепса” и “Мартини”, вместе с лёгкостью застольной беседы, вместе со смайлами в многочисленных поздравлениях подругам и от них. Конечно, именно так и будет! А пока нужно было приготовиться: порезать овощи для салатов, вымыть праздничную посуду, выбрать скатерть – и переделать множество мелких дел, чтобы только к вечеру вспомнить: “О! Так это что, мой праздник?”
Когда за ужином папа рассказывал о последней командировке, случившейся накануне распада Союза, за окном началась метель – и соседние дома вмиг показались далёкими громадинами.
– Ого! Вот вам и Восьмое марта! – всплеснула руками мама.
– Ещё одна причина, почему весеннее настроение задерживается, – вздохнула я.
– Ой, дочка, я и забыла! Мне в аптеку нужно, лекарства закончились. Сходишь?
Я бросила взгляд на папу, который уже почти сдался винным парам, и кивнула.
– Сейчас. Надеюсь, успею.
Мне повезло: до закрытия оставалось полчаса и очереди совсем не было.
На обратном пути я заметила на углу внушительного вида машину, капот которой был завален непроданными тюльпанами. Похоже, моё появление по-настоящему обрадовало замерзающего в лёгкой куртке продавца. Он выхватил из пёстрой груды один цветок и протянул мне.
– Возьмите, девушка. С праздником!
Я улыбнулась и поблагодарила, но теперь же надо было как-то донести хрупкий подмерзающий тюльпан, пусть даже идти до дома всего пару минут.
Я прижала цветок к себе, закрывая от ветра и согревая дыханием. Пара минут, даже полторы, если быстрым шагом. Главное – не упасть. Я-то переживу, а тюльпан – вряд ли. И я ускорила шаг. Не упала, но раза три поскользнулась. Да и как иначе, если взгляд прикован к изжелта-красным лепесткам, которые уже начали морщиться и индеветь…
Дома я сразу поставила цветок в воду. “Отойдёт”, – возникла в голове успокаивающая мысль.
Не отошёл – зачах буквально на моих глазах. Единственный цветок, подаренный мне на праздник.
Пока я ходила за лекарствами, мама вымыла всю посуду. Жаль. Сейчас мне бы очень пригодилась гора немытых тарелок, которыми можно занять руки.
“Ладно, сделаем по-другому”, – я открыла дневник и создала новую запись.
“Я знаю, что не обижена судьбой: у меня есть родители, подруги, хорошая квартира, работа, на которой я не напрягаюсь, много свободного времени, которое можно посвятить творчеству… Но я хочу, чтобы со мной был любящий мужчина. Чтобы Восьмого марта он подарил мне огромный букет. Чтобы днём после посиделок с подругами я отправилась в какое-нибудь уютное кафе, где меня ждал бы он. Чтобы мы вкусно поужинали, мило, душевно и искренне болтая обо всём. Ведь я заслуживаю этого, правда? Не идти по морозу против семи ветров с единственным тюльпаном, подаренным случайным продавцом, а ехать в тёплой уютной машине с любимым мужчиной. Домой, где меня ждёт большой букет алых роз вперемешку с белыми лилиями. Хочу, чтобы мой мужчина окружил меня именно такой любовью, вниманием и обожанием. Душевностью, нежностью, желанием. Я ведь ради этого человека что угодно сделаю. Лишь бы меня любили – как я того заслуживаю”.
От потока жалости к себе перехватило дыхание, но я упорно продолжала сгущать краски: накопившиеся эмоции нуждались в немедленном выплеске. В тот вечер я написала больше страницы и закончила ближе к ночи, когда поняла, что не могу выдавить из себя ни слова.
Между тем весь мир словно настроился всячески меня подбадривать и комфортить. Ученица с внезапной шоколадкой (белой! моей любимой!), “первоцветы” с их уместными похвалами, Алина с запоздавшим, но таким своевременным деньрожденческим подарком.
Мы встретились с ней 11 марта в “Республике” и сначала обменялись поздравлениями с Восьмым, ну а затем подруга торжественно вручила мне яркий блестящий пакет. Внутри было что-то лёгкое и мягкое.
– Подушка-антистресс! – воскликнула я и заключила Алину в объятия.
– Она ещё и с намёком, – заулыбалась подруга.
– Точно!
На лицевой стороне были изображены две кошки, нежащиеся под одеялом, а по контуру плыли рыбки вперемешку с сердечками.
– Вот пусть в твоей личной жизни всё будет так же прекрасно, как у этих двоих!
– Спасибо, Алин!
– Ты вообще как поживаешь?
– Да по-разному. Вроде и хорошо всё, а иной раз оглядишься – выть хочется.
И я рассказала про недавние всплески эмоций, про внезапную ненависть к безобидной песне и про не менее внезапную тоску по погибшему тюльпану.
– Это ведь просто цветок, – повторяла я. – А сколько таких на той машине замёрзло! Но расстроилась я именно из-за этого, одного-единственного цветка.
– Вот ты всё и сказала, – прокомментировала Алина, нажав кнопку вызова официанта. – В следующий раз не стесняйся, проси в подарок цветы. Не на Восьмое, так на день рожденья.
– Эм… Мне такое не приходило в голову, – я почесала за ухом. А ведь правда: может, пора перестать надеяться на что-то, считая окружающих ясновидящими? И прекратить думать, что они должны угадывать мои невысказанные желания. И уж точно не обижаться потом, что их не исполнили.
– Кстати, как там этот человек? – поинтересовалась я после паузы.
– Да ему ещё хуже, чем тебе. Сейчас расскажу.
Я едва не подпрыгнула от нетерпения. Новости об Андрее обещали стать наградой за всё излишне нервное в моей жизни. Вот только… Алина сказала, что ему хуже, чем мне. Как я к этому отношусь?
Я прислушалась к себе. Сочувствия пока не было, да и странно сочувствовать чему-то абстрактному. Зато был интерес. И информационный голод, который не могло утолить даже самое сытное блюдо.
Принесли чай. Заварник пахнул на меня фруктово-ягодным ароматом, и я прикрыла глаза, медленно вдыхая его.
– Рассказывай, – попросила я, наполнив чашку почти до краёв.
– Ну, директор три месяца снимала с Андрея Сергеевича дополнительные бонусы, которые полагаются ему за регалии и должность.
Я подняла брови.
– А что так?
– Потому что не делает нифига. Помнишь, должен был директором стать?
– Ага.
– Ну вот, не стал. Я на днях зашла в приёмную за документами и услышала разговор секретаря с Тамарой Алексеевной. Леонов пришёл на собеседование в администрацию без плана работы – и давай шутки шутить. Потом заведующая позвонила Тамаре Алексеевне, сказала, что сделает всё, чтобы Леонов не стал директором. Ещё и возмутилась, как его в лицее терпят.
– Эээ… – я мучительно подбирала слова. – У меня одна фраза вертится в голове: “Чувааак, ты чё творииишь?”
– Пришлось ему в “Убере” подрабатывать.
Я чуть не подавилась, и слишком сладкий чай был ни при чём. В голове вспыхнула мысль – шальная, но такая естественная для девушки с хорошим воображением. А что если мне с родителями поменять привычный “Лидер” на “Убер”? Мы часто вызываем такси, когда ездим по театрам в холодное время года. Пересечься вот так с Андреем – красота же! Хотя… это, похоже, были временные трудности.
– А сейчас?
– Нет, ему после разноса от Тамары Алексеевны уже не до “Убера”.
– Вообще в этом смысле он молодец, сообразил выкрутиться. Может, у него появятся и стимул, и время для переосознания всего, для самоанализа и извлечения уроков.
Алина только рукой махнула и презрительно сморщилась.
– Аййй, вряд ли это про него.
Вскоре принесли “Болоньезе” – лучшую пасту, которая по праву могла считаться гордостью итальянской кухни. Но я не спешила пробовать и анализировала сказанное Алиной. Чего во мне больше – жалости, осуждения или радости просто оттого, что об Андрее есть хоть какие-то новости? Решив, что всего понемногу, я спросила:
– Лин, а что с его худобой?
Подруга, в отличие от меня, сполна наслаждалась пастой и ответила не сразу:
– Похудел ещё больше, со спины вообще выглядит, как подросток. Некоторые мои ученики шире его в плечах, хотя седьмой класс…
– Наверное, его стоит пожалеть, – я ковырнула вилкой в тарелке, – но почему-то не получается полноценного сочувствия.
Алина фыркнула.
– Естественно! Потому что всё, что он имеет, – это результаты его собственных действий.
В том же смысле выразилась Лена, когда я написала ей вечером и рассказала про ситуацию с несостоявшимся директорством.
“Ты знаешь, мне его не жаль. У него было всё, и он с успехом это профукал. В последнее время ему не очень-то везло, но нет чтобы задуматься и взять себя в руки! Так, наоборот, докатился до того, что и имеет сейчас. А всё из-за излишней самоуверенности, граничащей с тупостью”.
“Вот-вот…” – я поставила в конце красноречивое многоточие. Не мне спорить с очевидной истиной. И всё же… Ведь жизненные потрясения пробуждают что-то в человеке, дают ему стимул и новую надежду. А если Андрей всё-таки изменится и мы сможем быть вместе?
Впервые за полгода я достала из шкафа Алена, вновь прошлась пальцами по его мягкой шерсти, заглянула в чёрные бусинки-глаза.
Когда перед сном я по привычке открыла наугад страницу “Мудрых
Больше чем два года назад я уходила на обычные вечерние прогулки – так, чтобы развеяться. И ничего, что я нарезала круги около лицея, посматривая на заветное окно и оборачиваясь на парковку. Теперь под соусом “Просто так, ничего особенного” я публиковала в мессенджере статус за статусом. Ощущение тайны пьянило, а уверенность, что lieber Freund просмотрит моё очередное фото, была абсолютной. В этом смысле – хотя бы в этом! – Андрей не обманывал ожиданий.
23 февраля я и родители отмечали любимым ликёром “Куантро”. Ещё до застолья я сфотографировала бутылку – и так удачно, с таким хорошим освещением, в идеальной резкости… Сразу же захотелось опубликовать, но я одёрнула себя.
Алкоголь с январских посиделок, бокалы из “Республики”, селфи с бокалом… Что может подумать Андрей? Что я живу очень хорошей жизнью – или очень несчастной: притворяюсь, что всё отлично, а сама заливаю алкоголем неудачи.
Фото с “Куантро” так и осталось в папке и со временем потерялось среди множества других.
01.03.18. Я встретила Андрея на улице, когда он вместе с другими учителями вёл огромную толпу школьников на какой-то грандиозный праздник. Шумная, живая, многоголосая пёстрая лента тянулась по Красному проспекту в сторону пл. Ленина. Мягкая золотая осень правила бал, под ногами шуршала листва, а в небе сияло солнце.
Я пересеклась с этой процессией почти у самой площади и завязала разговор с Андреем. Он отвечал сухо, официально, а потом и раздражённо.
“Я так это не оставлю”, – взъярилась оскорблённая гордость, и я подкараулила процессию на обратном пути.
Андрей почти прямым текстом послал меня, но я пропустила это мимо ушей: слишком хорошее настроение у меня было. Когда я прошептала заклинание и взлетела, Андрей даже не слишком удивился, только спросил:
– Зачем вы это делаете?
– Охраняю вас всех от врагов, – важно ответила я.
Так и было вообще-то: у всех живых есть враги из мира нечисти.
Процессия внезапно оказалась возле ТЦ “Галерея”. Под удивлённые взгляды толпы я повела Андрея в сторону парковки. Он пытался что-то втолковать мне, но я прервала:
– Я вам кое-что докажу, – и поцеловала его.
Андрей попытался вырваться, однако я держала крепко, и он втянулся в процесс.
Едва мы отстранились друг от друга, Андрей выдохнул:
– Ух ты, как мне понравилось!
– То-то же, – приподняла я бровь.
Прошло какое-то время. Мы ещё не были парой, но отправились на символическое свидание на прогулку по реке – правда, вместе с коллегами. Снаружи поднимались всё более высокие волны, и я заметила:
– Дурное предзнаменование. Рядом враги.
Коллеги посмотрели с опаской. Похоже, несмотря на мою магию и рассказы Андрея, им было сложно поверить в существование сверхъестественного. Но ничего, поверят – когда мне придётся защищать их от полчищ демонов.
*Была в сети три часа назад. (нем.)
Глава двадцать первая. Освобождение: начало
В канун Восьмого марта Алина опубликовала видео со своими учениками, исполнявшими для неё “Дас шоне мэдчен”, – и у меня ёкнуло сердце. Ненависть к композиции, которую Андрей пел Алине на ночной прогулке, снова всколыхнулась во мне и прошла по телу медленными, тягучими волнами.
Я сжала ни в чём не повинный телефон в обеих руках: не годится разбивать его о стену. “Ненавижу, ненавижу, НЕНАВИЖЖЖУУУ!!! Почему этот человек выбрал не меня?! Я ведь лучше, интереснее, оригинальнее, добрее! Неужели я недостаточно красива? Как вообще могло случиться, что мужчина, которого я выбрала, посчитал меня недостаточно привлекательной??? КАААК???”
Не успела я додумать, как пришёл ответ – фраза, намертво въевшаяся в мою память: “Мне нужна жена презентабельной внешности, чтобы не стыдно было в свет выйти”.
Я смахнула навернувшиеся на глаза слёзы и принялась собираться на работу. Нужные бумаги никак не помещались в сумку, поэтому пришлось её сменить.
“Инфантильный, слабый, самовлюблённый болван! Может, подростком ты проиграл в мальчишеской игре "У кого длиннее" и теперь хочешь это восполнить?”
Я откладывала одну блузку за другой, примеряла футболку и кардиган, но всё казалось мне ужасно неподходящим, малым или, наоборот, висящим.
– Да отлично всё! Что ты переживаешь? – улыбнулась мама, проходя мимо.
– Ладно, я скоро.
Гнев во мне бурлил и поднимался вокруг образа Андрея. “Тьфу! Самодостаточный и уверенный в себе мужчина не будет ничего никому доказывать! Он прекрасно знает, что не нужно быть лучшим в глазах других. Достаточно быть лучшим для одного-единственного, своего человека”.
По дороге к метро я поскользнулась раз пять, и не только из-за противного ветра, который так и норовил сбить с ног.
“Ну объективно же, такому, как Андрей, рядом со мной делать нечего. А всё равно больно!”
Перед глазами стояла одна из самых драматичных сцен в “Хоббите”, в которой героиня, держа на руках погибшего возлюбленного, вопрошала у своего короля: “Почему? Почему мне так больно?” И он отвечал: “Потому что это настоящее”.
Всю получасовую дорогу на работу я с трудом сдерживала слёзы, а приехав в центр, выпила несколько чашек воды. Одной оказалось мало, чтобы уничтожить образовавшийся в горле комок обиды.
К счастью, никто из учеников не отменил занятие и я провела в репетиторском центре полный рабочий день. Когда я вышла, меня на миг ослепил яркий свет ближайшего фонаря. Но за пределами этого сияния царствовали густые сумерки. Идеальное время: недостаточно темно, чтобы упасть, но и не слишком светло, чтобы беспокоиться о внешнем виде.
Я уже настроилась плакать, но слёзы почему-то не шли. Об Андрее думалось, но как-то вяло, словно через силу. “Ну и ладно, подумаю о чём-нибудь другом”, – и я жадно вдохнула морозный воздух.
Если бы два года назад мне сказали, что работа будет лучшей частью дня, я бы усмехнулась и протянула: “Дааа?” Теперь же занятия с учениками стали моим спасением. Как и дорога, которая была в два раза длиннее прежней.
8 марта началось, как обычный выходной. Лёжа в постели, просмотреть избранное в дневнике, ответить на комментарии и сообщения, проверить почту. Потом умыться, позавтракать.
Хвалёного растиражированного “весеннего настроения” не было и в помине. Но оно обязательно появится, нагрянет вместе со сладостью торта и пирожных, вместе с шипучестью коктейля из “Швепса” и “Мартини”, вместе с лёгкостью застольной беседы, вместе со смайлами в многочисленных поздравлениях подругам и от них. Конечно, именно так и будет! А пока нужно было приготовиться: порезать овощи для салатов, вымыть праздничную посуду, выбрать скатерть – и переделать множество мелких дел, чтобы только к вечеру вспомнить: “О! Так это что, мой праздник?”
Когда за ужином папа рассказывал о последней командировке, случившейся накануне распада Союза, за окном началась метель – и соседние дома вмиг показались далёкими громадинами.
– Ого! Вот вам и Восьмое марта! – всплеснула руками мама.
– Ещё одна причина, почему весеннее настроение задерживается, – вздохнула я.
– Ой, дочка, я и забыла! Мне в аптеку нужно, лекарства закончились. Сходишь?
Я бросила взгляд на папу, который уже почти сдался винным парам, и кивнула.
– Сейчас. Надеюсь, успею.
Мне повезло: до закрытия оставалось полчаса и очереди совсем не было.
На обратном пути я заметила на углу внушительного вида машину, капот которой был завален непроданными тюльпанами. Похоже, моё появление по-настоящему обрадовало замерзающего в лёгкой куртке продавца. Он выхватил из пёстрой груды один цветок и протянул мне.
– Возьмите, девушка. С праздником!
Я улыбнулась и поблагодарила, но теперь же надо было как-то донести хрупкий подмерзающий тюльпан, пусть даже идти до дома всего пару минут.
Я прижала цветок к себе, закрывая от ветра и согревая дыханием. Пара минут, даже полторы, если быстрым шагом. Главное – не упасть. Я-то переживу, а тюльпан – вряд ли. И я ускорила шаг. Не упала, но раза три поскользнулась. Да и как иначе, если взгляд прикован к изжелта-красным лепесткам, которые уже начали морщиться и индеветь…
Дома я сразу поставила цветок в воду. “Отойдёт”, – возникла в голове успокаивающая мысль.
Не отошёл – зачах буквально на моих глазах. Единственный цветок, подаренный мне на праздник.
Пока я ходила за лекарствами, мама вымыла всю посуду. Жаль. Сейчас мне бы очень пригодилась гора немытых тарелок, которыми можно занять руки.
“Ладно, сделаем по-другому”, – я открыла дневник и создала новую запись.
“Я знаю, что не обижена судьбой: у меня есть родители, подруги, хорошая квартира, работа, на которой я не напрягаюсь, много свободного времени, которое можно посвятить творчеству… Но я хочу, чтобы со мной был любящий мужчина. Чтобы Восьмого марта он подарил мне огромный букет. Чтобы днём после посиделок с подругами я отправилась в какое-нибудь уютное кафе, где меня ждал бы он. Чтобы мы вкусно поужинали, мило, душевно и искренне болтая обо всём. Ведь я заслуживаю этого, правда? Не идти по морозу против семи ветров с единственным тюльпаном, подаренным случайным продавцом, а ехать в тёплой уютной машине с любимым мужчиной. Домой, где меня ждёт большой букет алых роз вперемешку с белыми лилиями. Хочу, чтобы мой мужчина окружил меня именно такой любовью, вниманием и обожанием. Душевностью, нежностью, желанием. Я ведь ради этого человека что угодно сделаю. Лишь бы меня любили – как я того заслуживаю”.
От потока жалости к себе перехватило дыхание, но я упорно продолжала сгущать краски: накопившиеся эмоции нуждались в немедленном выплеске. В тот вечер я написала больше страницы и закончила ближе к ночи, когда поняла, что не могу выдавить из себя ни слова.
Между тем весь мир словно настроился всячески меня подбадривать и комфортить. Ученица с внезапной шоколадкой (белой! моей любимой!), “первоцветы” с их уместными похвалами, Алина с запоздавшим, но таким своевременным деньрожденческим подарком.
Мы встретились с ней 11 марта в “Республике” и сначала обменялись поздравлениями с Восьмым, ну а затем подруга торжественно вручила мне яркий блестящий пакет. Внутри было что-то лёгкое и мягкое.
– Подушка-антистресс! – воскликнула я и заключила Алину в объятия.
– Она ещё и с намёком, – заулыбалась подруга.
– Точно!
На лицевой стороне были изображены две кошки, нежащиеся под одеялом, а по контуру плыли рыбки вперемешку с сердечками.
– Вот пусть в твоей личной жизни всё будет так же прекрасно, как у этих двоих!
– Спасибо, Алин!
– Ты вообще как поживаешь?
– Да по-разному. Вроде и хорошо всё, а иной раз оглядишься – выть хочется.
И я рассказала про недавние всплески эмоций, про внезапную ненависть к безобидной песне и про не менее внезапную тоску по погибшему тюльпану.
– Это ведь просто цветок, – повторяла я. – А сколько таких на той машине замёрзло! Но расстроилась я именно из-за этого, одного-единственного цветка.
– Вот ты всё и сказала, – прокомментировала Алина, нажав кнопку вызова официанта. – В следующий раз не стесняйся, проси в подарок цветы. Не на Восьмое, так на день рожденья.
– Эм… Мне такое не приходило в голову, – я почесала за ухом. А ведь правда: может, пора перестать надеяться на что-то, считая окружающих ясновидящими? И прекратить думать, что они должны угадывать мои невысказанные желания. И уж точно не обижаться потом, что их не исполнили.
– Кстати, как там этот человек? – поинтересовалась я после паузы.
– Да ему ещё хуже, чем тебе. Сейчас расскажу.
Я едва не подпрыгнула от нетерпения. Новости об Андрее обещали стать наградой за всё излишне нервное в моей жизни. Вот только… Алина сказала, что ему хуже, чем мне. Как я к этому отношусь?
Я прислушалась к себе. Сочувствия пока не было, да и странно сочувствовать чему-то абстрактному. Зато был интерес. И информационный голод, который не могло утолить даже самое сытное блюдо.
Принесли чай. Заварник пахнул на меня фруктово-ягодным ароматом, и я прикрыла глаза, медленно вдыхая его.
– Рассказывай, – попросила я, наполнив чашку почти до краёв.
– Ну, директор три месяца снимала с Андрея Сергеевича дополнительные бонусы, которые полагаются ему за регалии и должность.
Я подняла брови.
– А что так?
– Потому что не делает нифига. Помнишь, должен был директором стать?
– Ага.
– Ну вот, не стал. Я на днях зашла в приёмную за документами и услышала разговор секретаря с Тамарой Алексеевной. Леонов пришёл на собеседование в администрацию без плана работы – и давай шутки шутить. Потом заведующая позвонила Тамаре Алексеевне, сказала, что сделает всё, чтобы Леонов не стал директором. Ещё и возмутилась, как его в лицее терпят.
– Эээ… – я мучительно подбирала слова. – У меня одна фраза вертится в голове: “Чувааак, ты чё творииишь?”
– Пришлось ему в “Убере” подрабатывать.
Я чуть не подавилась, и слишком сладкий чай был ни при чём. В голове вспыхнула мысль – шальная, но такая естественная для девушки с хорошим воображением. А что если мне с родителями поменять привычный “Лидер” на “Убер”? Мы часто вызываем такси, когда ездим по театрам в холодное время года. Пересечься вот так с Андреем – красота же! Хотя… это, похоже, были временные трудности.
– А сейчас?
– Нет, ему после разноса от Тамары Алексеевны уже не до “Убера”.
– Вообще в этом смысле он молодец, сообразил выкрутиться. Может, у него появятся и стимул, и время для переосознания всего, для самоанализа и извлечения уроков.
Алина только рукой махнула и презрительно сморщилась.
– Аййй, вряд ли это про него.
Вскоре принесли “Болоньезе” – лучшую пасту, которая по праву могла считаться гордостью итальянской кухни. Но я не спешила пробовать и анализировала сказанное Алиной. Чего во мне больше – жалости, осуждения или радости просто оттого, что об Андрее есть хоть какие-то новости? Решив, что всего понемногу, я спросила:
– Лин, а что с его худобой?
Подруга, в отличие от меня, сполна наслаждалась пастой и ответила не сразу:
– Похудел ещё больше, со спины вообще выглядит, как подросток. Некоторые мои ученики шире его в плечах, хотя седьмой класс…
– Наверное, его стоит пожалеть, – я ковырнула вилкой в тарелке, – но почему-то не получается полноценного сочувствия.
Алина фыркнула.
– Естественно! Потому что всё, что он имеет, – это результаты его собственных действий.
В том же смысле выразилась Лена, когда я написала ей вечером и рассказала про ситуацию с несостоявшимся директорством.
“Ты знаешь, мне его не жаль. У него было всё, и он с успехом это профукал. В последнее время ему не очень-то везло, но нет чтобы задуматься и взять себя в руки! Так, наоборот, докатился до того, что и имеет сейчас. А всё из-за излишней самоуверенности, граничащей с тупостью”.
“Вот-вот…” – я поставила в конце красноречивое многоточие. Не мне спорить с очевидной истиной. И всё же… Ведь жизненные потрясения пробуждают что-то в человеке, дают ему стимул и новую надежду. А если Андрей всё-таки изменится и мы сможем быть вместе?
Впервые за полгода я достала из шкафа Алена, вновь прошлась пальцами по его мягкой шерсти, заглянула в чёрные бусинки-глаза.
Когда перед сном я по привычке открыла наугад страницу “Мудрых
