Даже в абстрактной живописи – банальность. К примеру, недавно я видел работу, на которой был изображён квадрат с четырьмя углами! Да-да, с четырьмя! – с прискорбием повторил он. – В моё время никто бы и не подумал такое нарисовать. Дайте мне квадрат с пятью углами, с шестью, в крайнем случае, с тремя! Вот это будет поиск, вызов, глубинный смысл! А квадрат с четырьмя углами – это не искусство, это геометрия. – Альмог тяжело вздохнул. – Этот молодой человек закапывает свой талант в землю, - печально подытожил он.
- А если его работы дарят людям радость? – Я и сама не заметила, как выступила вперёд, отделившись от стены, с каковой до сих пор с таким успехом сливалась. – Если они красивы? Если тот, кто посещает эти картины, пусть ненадолго, но чувствует себя счастливым? По-моему, это дорогого стоит.
Лишь выпалив всё это, я осознала, что следовало бы немного напрячься, ибо всеобщее внимание переключилось на меня. И напряглась.
- А что такое радость, девушка? – снисходительно осведомился Альмог. – И какое отношение она имеет к искусству?
- Адон Аялон прав, - подхватил постоянно следовавший за Альмогом художник. По возрасту он показался мне ровесником Брика. Светлые волосы были чуть длинноваты и оттого то и дело падали на глаза. – Красота - и вовсе понятие субъективное, а потому не может являться убедительным аргументом.
Я уже видела этого мужчину в начале выставки. Ему тоже была выделена часть этого зала, правда, совсем небольшая, а представляли его, кажется, как Дова Вайна.
- Совершенно верно, - удовлетворённо подтвердил седовласый оман. – Представление о красоте необъективно. К тому же в этом понятии тоже желательно разбираться.
Намёк на то, что я со своим лицом рассуждать о красоте точно не должна, казался мне очевидным. Впрочем, я могла и ошибиться, приписав художнику то, что додумала сама. В любом случае, напрямик он ничего оскорбительного в мой адрес не сказал, поэтому и ответить на выпад, если таковой присутствовал, было нельзя. Это не помешало мне ощутить, как заливаются красным щёки и кончики ушей.
- Понятие – субъективное, но картины нравятся слишком многим, чтобы на это можно было закрыть глаза, - не собиралась сдаваться я. – Достаточно посмотреть на тех, кто посещает выставки адона Брика и покупает его работы.
Альмог поморщился так, будто услышал самую большую глупость в своей жизни.
- Популярность среди обывателей значения не имеет, - убеждённо заявил он. – Подлинных ценителей искусства, обладателей поистине тонкого вкуса очень мало. Художнику следует выбирать, охотится ли он за массовостью или же пишет шедевры, каковые сумеют оценить по достоинству не тысячи, а, возможно, лишь десятки. Но истинный оман всегда будет стремиться к последнему.
- Я совершенно согласен с адоном Аялоном, - снова вмешался Дов Вайн. По-моему, блондину очень нравилось демонстрировать, что ему позволено называть знаменитого художника по имени. – В своё время я тоже тянулся к более широкому и неоригинальному направлению. Но своевременно прислушался к советам мастера.
Повернув голову, я обнаружила поблизости неизвестно когда вернувшегося Брика. Тот остановился в стороне, по-прежнему давая понять, что с его точки зрения разговор исчерпан, но слушал внимательно и, кажется, наблюдал за мной значительно более пристально, чем за Альмогом. Я почувствовала себя неловко, к тому же, дискуссия в любом случае зашла в тупик. Очень хотелось доказать свою правоту, но я промолчала. Люди всё равно будут прислушиваться к знаменитому оману, а не к никому не известной ассистентке… И продолжат смотреть картины Итая Брика. Вот ведь парадокс.
Альмог, наконец-то, прошествовал дальше, толпа быстро рассосалась. Посетители разбрелись по залу. Брик возвратился к своим делам, заключавшимся главным образом в том, чтобы переговариваться то с одним, то с другим гостем. Я же потихоньку отступила обратно к стене.
Когда к нам приблизилась скромная, интеллигентного вида женщина средних лет, я была убеждена в том, что направляется она к оману, и страшно удивилась, когда женщина остановилась рядом со мной.
- Я только хотела сказать, - негромко, почти заговорщицким шёпотом сообщила она, - что вы совершенно правы. Когда картины дарят радость, ничего важнее быть не может.
Огляделась по сторонам, будто проверяя, не мог ли её подслушать Альмог, улыбнулась и прошествовала обратно, к центру зала.
В течение вечера ещё несколько человек подходили ко мне приблизительно с теми же словами.
Из мастерской в кабинет я прошла как раз вовремя. Вовремя, чтобы не пропустить всё самое интересное. Стоило мне оказаться на пороге, как Брик, наверняка ещё не успевший отреагировать на моё появление, в сердцах запустил чернильницей в стену. К счастью, это была не «моя» стена, а противоположная, та, к которой он сидел лицом. Так что до меня синие брызги не долетели. Но оценить внушительное пятно, образовавшееся напротив, я, тем не менее, сумела. Равно как и капли чернил, заляпавшие пол.
Зато художника собственная выходка нисколько не смутила, равно как и масштабы нанесённого комнате ущерба. Он сидел, зло стиснув зубы и сжимая в руке лист бумаги. Судя по вскрытому конверту, лежавшему рядом, вспышку гнева вызвало чьё-то письмо.
Не скрою, я так привыкла видеть Брика спокойным, невозмутимым, даже безразличным, что теперь впала в состояние ступора.
- Плебеи, - прошипел, так и не обращая на меня внимания, оман. – Не видят разницы между искусством и утюгом.
Я сглотнула. Мне было очень сложно представить себе человека, который не видит разницы между искусством и утюгом, хотя бы потому, что сама я, напротив, не находила ни одного мало-мальски серьёзного сходства между двумя этими понятиями.
- А что случилось? – осторожно спросила я, приготовившись бежать в случае, если у работодателя под рукой обнаружится ещё одна чернильница.
Брик медленно повернул ко мне затуманенный от гнева взор, но, к счастью, проявлений агрессии в мой адрес не последовало.
- Клиенты, - сквозь зубы процедил он. – Заказчики, чтоб их! Вот! От баронессы Миллер.
Художник протянул было мне письмо, но передумал и, разгладив лист, вслух зачитал отрывок:
- «Очень прошу вас нарисовать для меня костёр. Пожалуйста, пришлите картину как можно скорее: близятся холода, а старый камин очень плохо обогревает мою Малую гостиную».
Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке, и я поспешила отвернуться, ибо оман моего веселья явно не разделял. К счастью, к моей реакции он был невнимателен, так что и сотрясающихся от смеха плеч не заметил.
- Скоро я буду рисовать по сезонам, - сердито разглагольствовал он. – Зимой костры и камины, летом – заснеженные аллеи, чтобы люди могли спасаться от жары. Впрочем, нет, заснеженные аллеи пойдут в любое время года. В этих картинах станут хранить бутылки пива.
- Вы могли бы поставить это на поток и сделать хорошие деньги, - уже не скрывая улыбки, сообщила я. – Но если говорить серьёзно, почему бы вам просто не отказать баронессе?
- Откажешь ей, как же, - проворчал Брик. По-моему, за время разговора он успел слегка поуспокоиться, так что судьба чернильницы прочие бьющиеся предметы не ожидала. – Эта баронесса – близкая родственница самой королевы.
- Ну, в таком случае, следует согласиться, - заявила я, усаживаясь за стол.
Художник в немом удивлении наблюдал за тем, как я, поставив сбоку запасную чернильницу, предварительно взятую из шкафа, притягиваю к себе лист бумаги и вывожу красивым витиеватым почерком с завитушками следующий текст:
«Многоуважаемая баронесса!
Благодарю Вас за Ваш интерес к моему творчеству, чрезвычайно для меня лестный.
Ваш заказ очень важен, и я, безусловно, берусь его выполнить.
К моему великому сожалению, я предвижу небольшую задержку, поскольку в последнее время мне поступило больше заказов, чем обычно. Некоторые из них я, разумеется, отложу, чтобы заняться Вашей работой как можно раньше. Однако не все поручения реально отсрочить. К примеру, недавно я получил срочный заказ от герцога Нисана.
Оценив объём планируемых работ, могу с уверенностью написать, что уже к началу апреля, крайний срок – к середине, закончу Вашу картину.
Искренне Ваш,
Итай Брик.»
Заказ герцога выдумкой не был: хотя оман всегда лично принимал решения по подобным вопросам, я, в силу своих обязанностей, тоже была осведомлена о предстоящем поле деятельности.
Сперва Брик наблюдал за моими действиями с чрезвычайно сердитым видом. Ещё бы, ведь, в его представлении, я по собственной инициативе отвечала согласием на не понравившийся ему заказ. Да, он и сам не видел способа не согласиться, но одно дело, когда решение (пусть даже неизбежное) принимает сам художник, и другое – помощница, не имеющая подобных полномочий. Однако по мере того как на листе появлялись всё новые строчки, выражение лица омана менялось. В конечном итоге брови изогнулись в лёгком удивлении, а в глазах появилась смешинка.
Выведя последнее слово, я возвратила перо на место и удовлетворённо просмотрела письмо.
- Вам остаётся поставить подпись.
Я произнесла это не категорично, конечно. Только Брику было решать, но он ухмыльнулся и, практически не раздумывая, потянулся за пером. Что и неудивительно: климат у нас тёплый, так что в середине апреля никому даже в голову не придёт греться у камина. И если обогреть гостиную – единственная цель, с которой сделала заказ баронесса, она сама откажется от этой идеи. Что нам – ну, то есть Брику, - и требуется.
- Браво! – отметил художник, и мне, разумеется, было приятно это слышать. – Раз так, у меня будет для тебя ещё пара-тройка подобных дел. Хочешь кофе?
Этот переход от одной темы к другой оказался, мягко говоря, резким и застал меня врасплох. Поэтому я ответила односложно, не вникая в подробности системы отношений "подчинённый-работодатель" и ощущая неправильность происходящего лишь где-то на краю сознания:
- Да.
- Вот и хорошо. Лично мне он необходим.
И Брик вышел из кабинета, не оглядываясь ни на меня, ни на украшающее стену пятно. Должно быть, кабинет придётся заново красить, но делать предстоит никак не хозяину дома. И, к счастью, не мне.
Художник прошёл прямиком на кухню. Прислуга уже ушла, так что он сам достал с верхней полки банку кофе, перекинул зёрна в магическую кофеварку и поднёс руку к приводящей её в действие руне. Содержимое завертелось, забурлило, и десять секунд спустя к нашим услугам был готовый напиток. Ну, почти готовый: добавлять (или не добавлять) сахар и молоко каждому предстояло на свой вкус. Брик, к слову, молока не брал совсем, да и сахара – полложечки. Меня даже подмывало спросить, отчего он попросту не жуёт кофейные зёрна, раз уж пренебрегает другими ингредиентами напитка. Но, конечно же, этот порыв я сдержала.
Налив кофе в свою чашку, оман предоставил мне наполнять свою, а сам прошёл к столу.
- Вчера вечером ты выступила против Альмога Аялона, - заметил он, когда я взобралась на один из высоких стульев напротив. – Это было очень смело.
- Скорее глупо, - усмехнулась я, отпив кофе.
Брик эти слова никак не прокомментировал, продолжая сверлить меня своими красивыми карими глазами. То есть утверждение моё не оспорил, но и согласия не выразил.
- Почему ты так поступила? – поинтересовался он.
Я пожала плечами, надеясь отмолчаться, но не удалось.
- Речь шла о моих работах, - упорно продолжал Брик. – Ты знаешь меня совсем недавно; сказать, что у нас близкие отношения, нельзя никак. Что заставило тебя за меня вступиться?
Как же они мне надоели с этими своими вопросами! Прямо мания какая-то: всем надо объяснять причины моих поступков.
- Я об этом особенно не задумывалась, - сказала я, стараясь, чтобы голос звучал так же бесстрастно, как у самого Брика. – Просто…как бы это сформулировать… Бывает так, что умные люди говорят умные вещи – и можно слушать до бесконечности. Бывает, что дураки несут такой бред, что на него даже внимания не обращаешь. А бывает так, что умный человек говорит полную чушь, но облекает её в такую форму, что кажется, будто каждое слово на вес золота. И его слушают, хотя бы просто потому, что все ведь знают, насколько он умён. И вот в таких случаях кричать хочется.
Оман молчал, и по его лицу я никак не могла понять, считает ли он сказанное бессвязным бредом или же понял и согласился.
- Аялон – парень старой закалки, - промолвил наконец Брик, откидываясь на спинку стула. – У таких людей свой взгляд, и они будут держаться его, хоть весь мир рухни.
- А этот, молодой художник? – спросила я, радуясь, что разговор свернул со скользкой темы моих мотивов, а также стремясь заполнить пробел в собственных познаниях. – Дов Вейн, кажется?
Брик поморщился, будто увидел на столе недодавленное насекомое.
- Вайн, - поправил он. – Да, художник. Лет пять назад он написал отличную картину. Проявил себя как оман. Работа вышла действительно незаурядная. Потом была ещё пара удачных картин, но попроще. А дальше – всё, застой. Творческая регрессия, как будто и не было таланта. Такое бывает. Ничего по-настоящему стоящего он с тех пор не нарисовал. А поскольку мои работы стали появляться на выставках именно тогда, когда в его картинах стали разочаровываться…он винит в этом меня.
- Почему? – изумилась я. – Как бы вы могли повлиять на его талант?
Брик пожал плечами.
- Ну, талант, по мнению Вайна, никуда не делся. Но он считает, что я перетянул к себе аудиторию. Переманил покупателей и что там ещё… - Художник махнул рукой и отхлебнул приостывшего кофе. – Короче говоря, перебежал ему дорогу.
- Безумие какое-то, - фыркнула я. – Вы же не цветочники, открывшие лавки на одной улице.
- Ему это и объясни. – Брик подмигнул, намекая, что его слова не следует воспринимать буквально. – Хотя соперничество между художниками никто не отменял. Впрочем, у меня есть более важные дела, чем бегать за поклонниками Вайна и отвращать их от его рисунков… Но у него своё мнение по этому вопросу, и сложилось оно давно. Всё же винить в своих несчастьях окружающих значительно проще, чем себя.
С этим утверждением трудно было поспорить, так что я не стала бы возражать, даже если бы нас не прервал звонок в дверь. Усиленный, как и обычно, при помощи магии, он резко ударил по ушам. Оман поморщился. Видимо, в большинстве случаев Брик слышал этот звук из мастерской, где он, несмотря на усиление, звучал более приглушённо.
- Откроешь? – спросил художник. И, когда я кивнула, добавил: - Если что, я буду в кабинете.
Отставив опустевшую чашку, он направился в рабочую часть дома, а я – открывать входную дверь.
На пороге стояла очень молодая девушка с густыми чёрными волосами, завитыми в тугие локоны, пухлыми губками и изрядным количеством макияжа на кукольном личике.
- Мне нужен Итай Брик, - требовательно, даже капризно, сказала она, предварительно смерив меня оценивающим взглядом и явно заключив, что внимания моя персона не заслуживает.
- Как вас зовут? – спросила я, тоже не испытывая к девушке особой симпатии. – Что ему передать?
- Илана Матиас.
Кроме имени, она ничего не сказала, и я не сочла нужным расспрашивать. Отправилась в кабинет и сообщила оману, кто к нему пришёл. Тот моментально вышел из-за стола, за которым только-только успел устроиться.
- А если его работы дарят людям радость? – Я и сама не заметила, как выступила вперёд, отделившись от стены, с каковой до сих пор с таким успехом сливалась. – Если они красивы? Если тот, кто посещает эти картины, пусть ненадолго, но чувствует себя счастливым? По-моему, это дорогого стоит.
Лишь выпалив всё это, я осознала, что следовало бы немного напрячься, ибо всеобщее внимание переключилось на меня. И напряглась.
- А что такое радость, девушка? – снисходительно осведомился Альмог. – И какое отношение она имеет к искусству?
- Адон Аялон прав, - подхватил постоянно следовавший за Альмогом художник. По возрасту он показался мне ровесником Брика. Светлые волосы были чуть длинноваты и оттого то и дело падали на глаза. – Красота - и вовсе понятие субъективное, а потому не может являться убедительным аргументом.
Я уже видела этого мужчину в начале выставки. Ему тоже была выделена часть этого зала, правда, совсем небольшая, а представляли его, кажется, как Дова Вайна.
- Совершенно верно, - удовлетворённо подтвердил седовласый оман. – Представление о красоте необъективно. К тому же в этом понятии тоже желательно разбираться.
Намёк на то, что я со своим лицом рассуждать о красоте точно не должна, казался мне очевидным. Впрочем, я могла и ошибиться, приписав художнику то, что додумала сама. В любом случае, напрямик он ничего оскорбительного в мой адрес не сказал, поэтому и ответить на выпад, если таковой присутствовал, было нельзя. Это не помешало мне ощутить, как заливаются красным щёки и кончики ушей.
- Понятие – субъективное, но картины нравятся слишком многим, чтобы на это можно было закрыть глаза, - не собиралась сдаваться я. – Достаточно посмотреть на тех, кто посещает выставки адона Брика и покупает его работы.
Альмог поморщился так, будто услышал самую большую глупость в своей жизни.
- Популярность среди обывателей значения не имеет, - убеждённо заявил он. – Подлинных ценителей искусства, обладателей поистине тонкого вкуса очень мало. Художнику следует выбирать, охотится ли он за массовостью или же пишет шедевры, каковые сумеют оценить по достоинству не тысячи, а, возможно, лишь десятки. Но истинный оман всегда будет стремиться к последнему.
- Я совершенно согласен с адоном Аялоном, - снова вмешался Дов Вайн. По-моему, блондину очень нравилось демонстрировать, что ему позволено называть знаменитого художника по имени. – В своё время я тоже тянулся к более широкому и неоригинальному направлению. Но своевременно прислушался к советам мастера.
Повернув голову, я обнаружила поблизости неизвестно когда вернувшегося Брика. Тот остановился в стороне, по-прежнему давая понять, что с его точки зрения разговор исчерпан, но слушал внимательно и, кажется, наблюдал за мной значительно более пристально, чем за Альмогом. Я почувствовала себя неловко, к тому же, дискуссия в любом случае зашла в тупик. Очень хотелось доказать свою правоту, но я промолчала. Люди всё равно будут прислушиваться к знаменитому оману, а не к никому не известной ассистентке… И продолжат смотреть картины Итая Брика. Вот ведь парадокс.
Альмог, наконец-то, прошествовал дальше, толпа быстро рассосалась. Посетители разбрелись по залу. Брик возвратился к своим делам, заключавшимся главным образом в том, чтобы переговариваться то с одним, то с другим гостем. Я же потихоньку отступила обратно к стене.
Когда к нам приблизилась скромная, интеллигентного вида женщина средних лет, я была убеждена в том, что направляется она к оману, и страшно удивилась, когда женщина остановилась рядом со мной.
- Я только хотела сказать, - негромко, почти заговорщицким шёпотом сообщила она, - что вы совершенно правы. Когда картины дарят радость, ничего важнее быть не может.
Огляделась по сторонам, будто проверяя, не мог ли её подслушать Альмог, улыбнулась и прошествовала обратно, к центру зала.
В течение вечера ещё несколько человек подходили ко мне приблизительно с теми же словами.
Из мастерской в кабинет я прошла как раз вовремя. Вовремя, чтобы не пропустить всё самое интересное. Стоило мне оказаться на пороге, как Брик, наверняка ещё не успевший отреагировать на моё появление, в сердцах запустил чернильницей в стену. К счастью, это была не «моя» стена, а противоположная, та, к которой он сидел лицом. Так что до меня синие брызги не долетели. Но оценить внушительное пятно, образовавшееся напротив, я, тем не менее, сумела. Равно как и капли чернил, заляпавшие пол.
Зато художника собственная выходка нисколько не смутила, равно как и масштабы нанесённого комнате ущерба. Он сидел, зло стиснув зубы и сжимая в руке лист бумаги. Судя по вскрытому конверту, лежавшему рядом, вспышку гнева вызвало чьё-то письмо.
Не скрою, я так привыкла видеть Брика спокойным, невозмутимым, даже безразличным, что теперь впала в состояние ступора.
- Плебеи, - прошипел, так и не обращая на меня внимания, оман. – Не видят разницы между искусством и утюгом.
Я сглотнула. Мне было очень сложно представить себе человека, который не видит разницы между искусством и утюгом, хотя бы потому, что сама я, напротив, не находила ни одного мало-мальски серьёзного сходства между двумя этими понятиями.
- А что случилось? – осторожно спросила я, приготовившись бежать в случае, если у работодателя под рукой обнаружится ещё одна чернильница.
Брик медленно повернул ко мне затуманенный от гнева взор, но, к счастью, проявлений агрессии в мой адрес не последовало.
- Клиенты, - сквозь зубы процедил он. – Заказчики, чтоб их! Вот! От баронессы Миллер.
Художник протянул было мне письмо, но передумал и, разгладив лист, вслух зачитал отрывок:
- «Очень прошу вас нарисовать для меня костёр. Пожалуйста, пришлите картину как можно скорее: близятся холода, а старый камин очень плохо обогревает мою Малую гостиную».
Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке, и я поспешила отвернуться, ибо оман моего веселья явно не разделял. К счастью, к моей реакции он был невнимателен, так что и сотрясающихся от смеха плеч не заметил.
- Скоро я буду рисовать по сезонам, - сердито разглагольствовал он. – Зимой костры и камины, летом – заснеженные аллеи, чтобы люди могли спасаться от жары. Впрочем, нет, заснеженные аллеи пойдут в любое время года. В этих картинах станут хранить бутылки пива.
- Вы могли бы поставить это на поток и сделать хорошие деньги, - уже не скрывая улыбки, сообщила я. – Но если говорить серьёзно, почему бы вам просто не отказать баронессе?
- Откажешь ей, как же, - проворчал Брик. По-моему, за время разговора он успел слегка поуспокоиться, так что судьба чернильницы прочие бьющиеся предметы не ожидала. – Эта баронесса – близкая родственница самой королевы.
- Ну, в таком случае, следует согласиться, - заявила я, усаживаясь за стол.
Художник в немом удивлении наблюдал за тем, как я, поставив сбоку запасную чернильницу, предварительно взятую из шкафа, притягиваю к себе лист бумаги и вывожу красивым витиеватым почерком с завитушками следующий текст:
«Многоуважаемая баронесса!
Благодарю Вас за Ваш интерес к моему творчеству, чрезвычайно для меня лестный.
Ваш заказ очень важен, и я, безусловно, берусь его выполнить.
К моему великому сожалению, я предвижу небольшую задержку, поскольку в последнее время мне поступило больше заказов, чем обычно. Некоторые из них я, разумеется, отложу, чтобы заняться Вашей работой как можно раньше. Однако не все поручения реально отсрочить. К примеру, недавно я получил срочный заказ от герцога Нисана.
Оценив объём планируемых работ, могу с уверенностью написать, что уже к началу апреля, крайний срок – к середине, закончу Вашу картину.
Искренне Ваш,
Итай Брик.»
Заказ герцога выдумкой не был: хотя оман всегда лично принимал решения по подобным вопросам, я, в силу своих обязанностей, тоже была осведомлена о предстоящем поле деятельности.
Сперва Брик наблюдал за моими действиями с чрезвычайно сердитым видом. Ещё бы, ведь, в его представлении, я по собственной инициативе отвечала согласием на не понравившийся ему заказ. Да, он и сам не видел способа не согласиться, но одно дело, когда решение (пусть даже неизбежное) принимает сам художник, и другое – помощница, не имеющая подобных полномочий. Однако по мере того как на листе появлялись всё новые строчки, выражение лица омана менялось. В конечном итоге брови изогнулись в лёгком удивлении, а в глазах появилась смешинка.
Выведя последнее слово, я возвратила перо на место и удовлетворённо просмотрела письмо.
- Вам остаётся поставить подпись.
Я произнесла это не категорично, конечно. Только Брику было решать, но он ухмыльнулся и, практически не раздумывая, потянулся за пером. Что и неудивительно: климат у нас тёплый, так что в середине апреля никому даже в голову не придёт греться у камина. И если обогреть гостиную – единственная цель, с которой сделала заказ баронесса, она сама откажется от этой идеи. Что нам – ну, то есть Брику, - и требуется.
- Браво! – отметил художник, и мне, разумеется, было приятно это слышать. – Раз так, у меня будет для тебя ещё пара-тройка подобных дел. Хочешь кофе?
Этот переход от одной темы к другой оказался, мягко говоря, резким и застал меня врасплох. Поэтому я ответила односложно, не вникая в подробности системы отношений "подчинённый-работодатель" и ощущая неправильность происходящего лишь где-то на краю сознания:
- Да.
- Вот и хорошо. Лично мне он необходим.
И Брик вышел из кабинета, не оглядываясь ни на меня, ни на украшающее стену пятно. Должно быть, кабинет придётся заново красить, но делать предстоит никак не хозяину дома. И, к счастью, не мне.
Художник прошёл прямиком на кухню. Прислуга уже ушла, так что он сам достал с верхней полки банку кофе, перекинул зёрна в магическую кофеварку и поднёс руку к приводящей её в действие руне. Содержимое завертелось, забурлило, и десять секунд спустя к нашим услугам был готовый напиток. Ну, почти готовый: добавлять (или не добавлять) сахар и молоко каждому предстояло на свой вкус. Брик, к слову, молока не брал совсем, да и сахара – полложечки. Меня даже подмывало спросить, отчего он попросту не жуёт кофейные зёрна, раз уж пренебрегает другими ингредиентами напитка. Но, конечно же, этот порыв я сдержала.
Налив кофе в свою чашку, оман предоставил мне наполнять свою, а сам прошёл к столу.
- Вчера вечером ты выступила против Альмога Аялона, - заметил он, когда я взобралась на один из высоких стульев напротив. – Это было очень смело.
- Скорее глупо, - усмехнулась я, отпив кофе.
Брик эти слова никак не прокомментировал, продолжая сверлить меня своими красивыми карими глазами. То есть утверждение моё не оспорил, но и согласия не выразил.
- Почему ты так поступила? – поинтересовался он.
Я пожала плечами, надеясь отмолчаться, но не удалось.
- Речь шла о моих работах, - упорно продолжал Брик. – Ты знаешь меня совсем недавно; сказать, что у нас близкие отношения, нельзя никак. Что заставило тебя за меня вступиться?
Как же они мне надоели с этими своими вопросами! Прямо мания какая-то: всем надо объяснять причины моих поступков.
- Я об этом особенно не задумывалась, - сказала я, стараясь, чтобы голос звучал так же бесстрастно, как у самого Брика. – Просто…как бы это сформулировать… Бывает так, что умные люди говорят умные вещи – и можно слушать до бесконечности. Бывает, что дураки несут такой бред, что на него даже внимания не обращаешь. А бывает так, что умный человек говорит полную чушь, но облекает её в такую форму, что кажется, будто каждое слово на вес золота. И его слушают, хотя бы просто потому, что все ведь знают, насколько он умён. И вот в таких случаях кричать хочется.
Оман молчал, и по его лицу я никак не могла понять, считает ли он сказанное бессвязным бредом или же понял и согласился.
- Аялон – парень старой закалки, - промолвил наконец Брик, откидываясь на спинку стула. – У таких людей свой взгляд, и они будут держаться его, хоть весь мир рухни.
- А этот, молодой художник? – спросила я, радуясь, что разговор свернул со скользкой темы моих мотивов, а также стремясь заполнить пробел в собственных познаниях. – Дов Вейн, кажется?
Брик поморщился, будто увидел на столе недодавленное насекомое.
- Вайн, - поправил он. – Да, художник. Лет пять назад он написал отличную картину. Проявил себя как оман. Работа вышла действительно незаурядная. Потом была ещё пара удачных картин, но попроще. А дальше – всё, застой. Творческая регрессия, как будто и не было таланта. Такое бывает. Ничего по-настоящему стоящего он с тех пор не нарисовал. А поскольку мои работы стали появляться на выставках именно тогда, когда в его картинах стали разочаровываться…он винит в этом меня.
- Почему? – изумилась я. – Как бы вы могли повлиять на его талант?
Брик пожал плечами.
- Ну, талант, по мнению Вайна, никуда не делся. Но он считает, что я перетянул к себе аудиторию. Переманил покупателей и что там ещё… - Художник махнул рукой и отхлебнул приостывшего кофе. – Короче говоря, перебежал ему дорогу.
- Безумие какое-то, - фыркнула я. – Вы же не цветочники, открывшие лавки на одной улице.
- Ему это и объясни. – Брик подмигнул, намекая, что его слова не следует воспринимать буквально. – Хотя соперничество между художниками никто не отменял. Впрочем, у меня есть более важные дела, чем бегать за поклонниками Вайна и отвращать их от его рисунков… Но у него своё мнение по этому вопросу, и сложилось оно давно. Всё же винить в своих несчастьях окружающих значительно проще, чем себя.
С этим утверждением трудно было поспорить, так что я не стала бы возражать, даже если бы нас не прервал звонок в дверь. Усиленный, как и обычно, при помощи магии, он резко ударил по ушам. Оман поморщился. Видимо, в большинстве случаев Брик слышал этот звук из мастерской, где он, несмотря на усиление, звучал более приглушённо.
- Откроешь? – спросил художник. И, когда я кивнула, добавил: - Если что, я буду в кабинете.
Отставив опустевшую чашку, он направился в рабочую часть дома, а я – открывать входную дверь.
На пороге стояла очень молодая девушка с густыми чёрными волосами, завитыми в тугие локоны, пухлыми губками и изрядным количеством макияжа на кукольном личике.
- Мне нужен Итай Брик, - требовательно, даже капризно, сказала она, предварительно смерив меня оценивающим взглядом и явно заключив, что внимания моя персона не заслуживает.
- Как вас зовут? – спросила я, тоже не испытывая к девушке особой симпатии. – Что ему передать?
- Илана Матиас.
Кроме имени, она ничего не сказала, и я не сочла нужным расспрашивать. Отправилась в кабинет и сообщила оману, кто к нему пришёл. Тот моментально вышел из-за стола, за которым только-только успел устроиться.
