— Господи! — Таня в замешательстве бросила букет на колени. Мерзость. Что это?
— Что там? — полюбопытствовала соседка.
— Кто-то срезал цветы…— механически ответила Таня. Это сигнал. Очередной сигнал. Надо звонить… Только кому? Марату? Андрею?
В растерянности взяла телефон в руки. Автоматически нажала кнопку вызова. Андрей. Послушала длинные гудки.
— Возьми трубку…
Механический звук резал ухо, нагнетая панику внутри.
— Возьми трубку…
Нет. Набрала Марата. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Как же так? Что же делать? Взглянула на букет на коленях. Осторожно, как взрывное устройство, переложила на тумбочку у кровати. В груди стучало, норовя выпрыгнуть, сердце. Куда же вы все подевались?..
Андрей почувствовал звенящий запах озона — значит, время замерло для всех в этой больнице, кроме двоих. Внутри всё напряглось. Дверь в палату медленно отворилась, и вошла Авейра в классическом тёмном костюме, который ничуть не скрадывал грации её движений. Высокие, тонкие каблуки мягко стучали по линолеуму.
— Это снова я,— улыбнулась женщина.— Не ждал?
Кулаки сжались. Марат просил не начинать войны. Всё ратует за сохранение хрупкого равновесия.
— Чего тебе? — вырвалось тихое и хриплое.
— Пришла проведать тебя. Глупенький…— Авейра прошла пару шагов,— не надо было дёргаться, тогда бы не пострадал…
Угу, ловушка почти истлела тогда. Ещё немного — и вырвался бы. Сил не хватило. Совсем чуть-чуть.
— Как тебе моя игра? — женщина с грацией опустилась на стул у входа.— Нравится?
— Грубовата,— чтобы ударить, не хватит мощи. Она намного сильнее. Эту тварь надо изводить её же оружием.
— Для этого захолустья хватит и такой,— отмахнулась Авейра.— Тебе следовало присоединиться ко мне сразу, как ты выпил чашу. Это был знак для тебя…
— А,— стало смешно,— ты для этого всё затеяла?
— Конечно, нет, дурачок,— женщина холодно улыбнулась,— это я начала во славу нашего dominus, а вот чаша была для тебя…
— Зачем?
Авейра качнула головой.
— Ты был рождён, чтобы служить… Но презрел все законы…
— Тебя Натаныч прислал? — усмехнулся Андрей.
— Нет, он отдал мне тебя…— Авейра уверенно улыбнулась и перекинула ногу на ногу,— а значит, всё, что есть в твоей жизни, теперь — моё.
— Поперхнёшься,— недобро процедил Андрей.
— Думаю, нет…— беспечно отозвалась женщина,— игрушек достаточно, продолжу с Ведающей…
— С-с…— прыжок не достиг цели, Авейра с легкостью переместилась со стула в другой конец палаты.
— Неужели ты думаешь, что можешь равняться со мной? — усмехнулась женщина и едва взмахнула пальцами. Тело её противника с размаха впечаталось в потолок. Удар выбил дыхание, а в венах загорелась кровь.
— Тварь…— выдохнул Андрей, не в силах оторвать ни голову, ни руки от побелённой плоскости, чувствуя, как известковая крошка сыпется на шею.
— Тварь здесь только ты,— холодно ответила женщина, смерив взглядом фигуру на потолке.
— Чего ты хочешь? — Вены горят, а грудь теснит, и вдохнуть невозможно.
— Другой разговор,— смилостивилась демоница, и невидимая плита, прижимающая тело к потолку, ослабла,— проси…
Андрей попробовал дёрнуть рукой. Нет, словно муха в смоле. Может, получится выиграть время? Выдавил из себя хриплое.
— Иди в жопу…
— Что? — Авейра склонила голову. Кости заломило от невыносимой тяги.
— Нахрен иди, говорю…— давление резко ослабло, и Андрей с высоты потолка упал плашмя на пол, едва успев подставить руки.
— Ты даже просить не умеешь; всё, что можешь — огрызаться, как бешеный пёс…— презрительно скривив губы прошипела женщина.
— Не обучен,— глухо проговорил Андрей, поднимаясь, но встать не удалось, невероятной силы ветер подхватил его и вжал в стену.
— Так учись…— Авейра подошла близко-близко — так, что он почувствовал запах её кожи.— Тебе теперь часто придётся просить, быть может даже умолять…
— Знаешь…— улыбка искривила губы, хотя внутри всё рвалось и звенело, и женщина с лёгкой опаской отодвинулась.
— Что? — демоница высокомерно улыбнулась в ответ.
— Когда-нибудь ты нахрен подавишься, и я хочу это видеть…
Женщина медленно подняла руку и сжала кулак. В груди резко закончился воздух. Удушье закладывало уши, выдавливало глаза и рвало грудь на части. Спустя несколько мучительных мгновений всё резко прекратилось. Законы физики снова начали действовать, и Андрей упал на колени перед женщиной. Тяжело дыша, он поднял глаза на высокомерное лицо.
— Я понаблюдаю, как люди распнут тебя,— усмехнулась Авейра,— а потом сотру то, что от тебя останется.
— Главное — наблюдай с расстояния,— зло рассмеялся Андрей,— а то туфельки запачкаешь.
— Не беспокойся,— женщина отошла к двери,— я всегда держу дистанцию.
Покачивая бёдрами, сделала ещё пару шагов, отворила дверь.
— Отдыхай, скоро в твоей жизни будет много интересного…
— Не сомневаюсь…— в горле сухо, и всё болит, словно по телу проехал каток.
Дверь закрылась, и время возобновило свой бег. Послышались частые шаги за дверью.
— Никитин, лекарства,— торопясь завершить обход, сказала медсестра. Окинула удивленным взглядом сидящую на полу фигуру.
— Вам плохо?
— Выживу…— Андрей поднялся. Медсестра вручила в руки стаканчик с двумя таблетками. Сегодня какие-то другие. Поднял глаза, чтобы спросить почему, но медсестры уже и след простыл.
Авросимов настоял на совещании. Николай Семёнович не возражал. Привести всё к одному знаменателю, подумать вместе над всеми найденными загадками. На маркерной доске прилепили четыре фотографии. Убитые девочки. Разница между убийствами — последовательно четырнадцать дней, затем восемь и снова восемь. Первая жертва словно выделяется. Её не резали так, как последующих. Последних так и вовсе словно мясник кромсал.
Чуть пониже две фотографии. «Студент» и Никитин. Два подозреваемых в деле. Против каждого есть факты, доказывающие причастность, но не сам факт убийства.
— Кого ждём, Николай Семёнович? — Малышев, скучает, торопится.
— Виктора Геннадьевича ждём,— отмахнулся следователь.
— Может, начнём? — зевнул Кириллов, эксперт — криминалист.
— Ну давай начнем,— согласился Николай Семёнович,— что мы знаем наверняка?
— Девочки уходили спокойно, Николай Семёнович,— начал Малышев,— следы борьбы не зафиксированы. Под ногтями грязь и частички собственной кожи.
— Значит, доверяли…
— Значит, да.
— Проверили: жертвы пересекались со Студентом?
— Нет, ни одна, если только на улице.
— А с Никитиным?
— С этим тем более нет,— махнул рукой Малышев.— Все пропали после заката. Только Катя Сигеева — по пути домой из школы.
— Значит, он вызывает доверие…— задумчиво проговорил Николай Семёнович.
— Значит, да.
— Что на обуви жертв? — вопрос к эксперту.
— Кварцевая крошка и частицы асфальта. Землицы не обнаружено. Сами они туда не шли, их привозили. На одежде в первом случае фрагменты крашеной шерсти, тогда прохладно было; возможно, с одежды убийцы. В трёх последующих — чисто. За исключением четвёртой. Там волокна синтетики совпадают с привезённым образцом.
— Никитина?
— Да. Во всех случаях следы стёртого протектора на обочине трассы. Мы вычислили нужный нам, есть слепок. Восемнадцатый диаметр. Крупный автомобиль…
Дверь в кабинет отворилась и, тяжело дыша, вошёл Авросимов.
— Что такое, Виктор Геннадьевич? — Николай Семёнович оторвался от доски. Авросимов улыбнулся, схватился за грудь.
— Погоди, Семёныч, отдышусь…— в напряжённой тишине вдохнул несколько раз,— торопился, еле успел…
Николай Семёнович кивнул.
— Продолжай, Паш.
— Протектор полустёрт, отличительных знаков не имеет. Возле последней жертвы нашли след кроссовка сорок третьего размера. Идентичный тому, что вы присылали.
— Снова Никитина.
— Да.
— Так нажать на него,— выдал Авросимов, скрестив руки на груди.
— Чем ты на него нажмёшь? — усмехнулся Николай Семёнович,— улики только косвенные. Кровь на телефон попала после убийства, нахождение его в том подвале закону не противоречит. Ну если только проникновение со взломом. Но и взлома-то не было. Замок целый. А главное — не его сперма на жертвах. И не студента.
— Есть третье лицо,— согласно кивнул Авросимов.— Получается сговор группы лиц.
— Это ещё надо доказать,— возразил Николай Семёнович,— студент клянётся, что в глаза не видел Никитина, что всё один сделал. А что он сделал-то? Расписать — расписал, а последнее убийство произошло, когда он у нас прохлаждался.
— А Никитин?
— Никитин пропал из палаты на время убийства…
— Вот! — Авросимов поднял палец.— Студента закрыли, а Никитин продолжил дело.
— Но сперма не его! — горячо возразил Николай Семёнович.— Хочешь сказать: убили девочку, а кто-то пришёл и подрочил на неё?
— Такое тоже возможно,— кивнул Малышев. «И этот туда же!».
— Я не представляю этого…— покачал головой следователь.
— Как тогда объяснишь его следы?
— Чувство у меня, что нам его подсовывают,— задумчиво проговорил Николай Семёнович,— настойчиво так, бездарно подсовывают.
— Знаешь, что это значит? — строго спросил Авросимов.
— Что?
— Что на совещании в среду я буду стоять перед Гуровым и блеять, как баран, что ничего у нас нет.
— Мы работаем…
— Херово работаете! Давите студента, Никитина этого… Что за ответы он даёт? Нет такого ответа «не знаю». Отвечать не хочет, это ясно! Выясни, почему!
— Сходи да надави! — вспылил Николай Семёнович.— Пусть он на тебя заявления пишет.
— Схожу!
— Сходи! — Николай Семёнович перевел взгляд на круглые глаза Малышева.— Давай, Миш, что у тебя.
— В гаражном кооперативе «Полесье» установили засаду возле трёх боксов. Пока ничего…
— Нехрен засады устраивать. У тебя есть люди, с ними работай! — кипятился Авросимов.
— Не те это люди, понимаешь? Вот жопой чую — не те!
— Ты жопу подотри свою,— огрызнулся Авросимов,— сегодня я тебе отвечу, кто третий в этой кодле.
— Не возражаю,— холодно отозвался Николай Семёнович.
— Вот увидишь! — Авросимов ткнул пальцем в своего оппонента и вышел, громко хлопнув дверью.
Малышев откашлялся.
— Павлин надутый,— процедил сквозь зубы Николай Семёнович.
Авросимов приехал в больницу быстро. Красные корочки проложили ему беспрепятственную дорогу в палату на четвёртом этаже. Сержант у входа выровнялся по стойке смирно. Авросимов кивнул ему. Расправил плечи, одёрнул китель и вошёл. Никитин разговаривал по телефону, стоя спиной к двери. Обернулся, с лёгким раздражением кивнул, и снова в трубку:
— Я поговорю с ним… И ты позвони… Ей тоже можно… Да, понял… Не переживай, меня выписывают завтра… Приду, да…
Наконец оторвался от мобильника. Плоховато выглядит для выписки. Под глазами налились синяки, на висках блестит пот.
— Что? — Никитин грузно сел на кровать, поднял злые глаза на посетителя.
— Виктор Геннадьевич Авросимов, следователь по особо важным…— посетитель раскрыл перед собеседником подготовленное удостоверение.
— Ещё один? — Никитин хрипло рассмеялся, закашлялся.
— Это дело особой важности, его ведёт не один следователь,— Авросимов пододвинул стул к кровати.— Хотел задать несколько вопросов.
— Я первому уже сказал, что разговаривать не буду,— Никитин подался вперед и замер. Авросимов проследил глазами за его взглядом. Кусок пластыря на правой руке отчего-то выбил Никитина из колеи. Он заметался взглядом, словно бы пытаясь что-то сказать, но не в силах этого сделать.
— Что? — Виктор Геннадьевич подался вперёд.— Что случилось?
— Я…— Никитин вытер пот со лба,— медсестру можно?
— Позвать? Я тогда, может, с гражданкой Еговской пока переговорю,— Авросимов даже не тронулся с места.
— Нет,— Никитин побледнел, схватился правой рукой за грудь, поднял глаза на посетителя,— позови… сестру…
Авросимов холодно улыбнулся и выпрямился на стуле, наблюдая, как собеседник заваливается на бок. Перекрутил удостоверение в левой руке. Встал, от двери оглянулся на лежащее на кровати тело.
— Тут человеку с сердцем вроде плохо,— сказал в открытую створку. Оглянулся ещё раз.— Нужен врач…
— Как так вышло, Лариса Георгиевна? — Николай Семёнович внимательно посмотрел на медсестру, теребившую в руках бумажную салфетку.— Что произошло?
— Я не знаю. Препараты выдаются согласно листу назначений,— всхлипнула женщина, вытирая влажное веко рукой.
— Где он?
Медсестра поднялась, выложила перед следователем книгу, исписанную убористым почерком. Николай Семёнович заглянул в заполненные листы. Почерк врача — врачебная тайна.
— Вот,— женщина ткнула пальцем в строку, где жирной синей пастой были дописаны новые строки.
— Это кто писал? — он поднял глаза на медсестру.
— Врач,— уверенно всхлипнула Лариса,— больше никто не имеет права…
— Вас не смутило, что такой препарат выписали человеку без проблем с сердцем?
— Откуда мне знать,— медсестра беспомощно оглянулась на старшую за своей спиной,— доктор может изменить назначения в течение лечения.
— Это почерк Игоря Сергеевича? — Николай Семёнович оглянулся на старшую медсестру, суровой свидетельницей, стоявшей за спиной. Похожа на валькирию.
— Похож,— с сомнением согласилась та, щуря жирно накрашенные глаза.
— Он где сейчас?
— Скоро подойдёт. Пятиминутка…— сурово изрекла валькирия, скрещивая руки на груди.
— М-да…— Николай Семёнович вздохнул. Что за чертовщина творится вокруг этого Никитина?..
При осмотре в палате на потолке обнаружили следы стёртой побелки. Словно бы кому-то взбрело в голову отдохнуть в самой что ни на есть неудобной позе. Ерунда, конечно, но странно, сильно странно. Препарат от аритмии оказался в листе назначений в лошадиной дозировке по случайности или чьей-то халатности и вызвал остановку сердца. Теперь снова не поговорить, лежит в реанимации под аппаратом. Словно бы кому-то не хочется, чтобы он заговорил. Может, так и есть. Только выходит, что и врач тоже в сговоре. Авросимов клянётся, что только успел представиться, как Никитину сразу поплохело. Теперь рвётся поговорить со студентом, а потом и с Еговской. Пусть его, лишь бы не мешал.
— Когда она закончится?
— По-разному,— валькирия пожала плечами,— зависит от главврача.
— Понятно…— Николай Семёнович поднялся,— отойду минут на пятнадцать. Передайте Игорю Сергеевичу, что я зайду.
— Хорошо,— всхлипнула Лариса.
Николай Семёнович отправился по коридору. Что за больница! То у них пациенты исчезают, то лекарства сами по себе выписываются. Но теперь внутри зачесалось ещё сильнее: надо-надо поговорить с Никитиным. Что-то знает, нутром чувствовал Николай Семёнович, да подтвердить своих догадок не мог. Подход надо найти. Может, через Еговскую? Если живут вместе — значит, связь между ними есть. Может, она его уговорит. Тем более что к этому делу она тоже имеет отношение. Ходила же зачем-то на место преступления.
Следователь спустился на первый этаж, нашёл широкую белую дверь с хромированной табличкой «Гардероб». Постучал. Тишина.
— Мужчина, вам чего? — раздалось с далёкого поста.
— Что там? — полюбопытствовала соседка.
— Кто-то срезал цветы…— механически ответила Таня. Это сигнал. Очередной сигнал. Надо звонить… Только кому? Марату? Андрею?
В растерянности взяла телефон в руки. Автоматически нажала кнопку вызова. Андрей. Послушала длинные гудки.
— Возьми трубку…
Механический звук резал ухо, нагнетая панику внутри.
— Возьми трубку…
Нет. Набрала Марата. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Как же так? Что же делать? Взглянула на букет на коленях. Осторожно, как взрывное устройство, переложила на тумбочку у кровати. В груди стучало, норовя выпрыгнуть, сердце. Куда же вы все подевались?..
Андрей почувствовал звенящий запах озона — значит, время замерло для всех в этой больнице, кроме двоих. Внутри всё напряглось. Дверь в палату медленно отворилась, и вошла Авейра в классическом тёмном костюме, который ничуть не скрадывал грации её движений. Высокие, тонкие каблуки мягко стучали по линолеуму.
— Это снова я,— улыбнулась женщина.— Не ждал?
Кулаки сжались. Марат просил не начинать войны. Всё ратует за сохранение хрупкого равновесия.
— Чего тебе? — вырвалось тихое и хриплое.
— Пришла проведать тебя. Глупенький…— Авейра прошла пару шагов,— не надо было дёргаться, тогда бы не пострадал…
Угу, ловушка почти истлела тогда. Ещё немного — и вырвался бы. Сил не хватило. Совсем чуть-чуть.
— Как тебе моя игра? — женщина с грацией опустилась на стул у входа.— Нравится?
— Грубовата,— чтобы ударить, не хватит мощи. Она намного сильнее. Эту тварь надо изводить её же оружием.
— Для этого захолустья хватит и такой,— отмахнулась Авейра.— Тебе следовало присоединиться ко мне сразу, как ты выпил чашу. Это был знак для тебя…
— А,— стало смешно,— ты для этого всё затеяла?
— Конечно, нет, дурачок,— женщина холодно улыбнулась,— это я начала во славу нашего dominus, а вот чаша была для тебя…
— Зачем?
Авейра качнула головой.
— Ты был рождён, чтобы служить… Но презрел все законы…
— Тебя Натаныч прислал? — усмехнулся Андрей.
— Нет, он отдал мне тебя…— Авейра уверенно улыбнулась и перекинула ногу на ногу,— а значит, всё, что есть в твоей жизни, теперь — моё.
— Поперхнёшься,— недобро процедил Андрей.
— Думаю, нет…— беспечно отозвалась женщина,— игрушек достаточно, продолжу с Ведающей…
— С-с…— прыжок не достиг цели, Авейра с легкостью переместилась со стула в другой конец палаты.
— Неужели ты думаешь, что можешь равняться со мной? — усмехнулась женщина и едва взмахнула пальцами. Тело её противника с размаха впечаталось в потолок. Удар выбил дыхание, а в венах загорелась кровь.
— Тварь…— выдохнул Андрей, не в силах оторвать ни голову, ни руки от побелённой плоскости, чувствуя, как известковая крошка сыпется на шею.
— Тварь здесь только ты,— холодно ответила женщина, смерив взглядом фигуру на потолке.
— Чего ты хочешь? — Вены горят, а грудь теснит, и вдохнуть невозможно.
— Другой разговор,— смилостивилась демоница, и невидимая плита, прижимающая тело к потолку, ослабла,— проси…
Андрей попробовал дёрнуть рукой. Нет, словно муха в смоле. Может, получится выиграть время? Выдавил из себя хриплое.
— Иди в жопу…
— Что? — Авейра склонила голову. Кости заломило от невыносимой тяги.
— Нахрен иди, говорю…— давление резко ослабло, и Андрей с высоты потолка упал плашмя на пол, едва успев подставить руки.
— Ты даже просить не умеешь; всё, что можешь — огрызаться, как бешеный пёс…— презрительно скривив губы прошипела женщина.
— Не обучен,— глухо проговорил Андрей, поднимаясь, но встать не удалось, невероятной силы ветер подхватил его и вжал в стену.
— Так учись…— Авейра подошла близко-близко — так, что он почувствовал запах её кожи.— Тебе теперь часто придётся просить, быть может даже умолять…
— Знаешь…— улыбка искривила губы, хотя внутри всё рвалось и звенело, и женщина с лёгкой опаской отодвинулась.
— Что? — демоница высокомерно улыбнулась в ответ.
— Когда-нибудь ты нахрен подавишься, и я хочу это видеть…
Женщина медленно подняла руку и сжала кулак. В груди резко закончился воздух. Удушье закладывало уши, выдавливало глаза и рвало грудь на части. Спустя несколько мучительных мгновений всё резко прекратилось. Законы физики снова начали действовать, и Андрей упал на колени перед женщиной. Тяжело дыша, он поднял глаза на высокомерное лицо.
— Я понаблюдаю, как люди распнут тебя,— усмехнулась Авейра,— а потом сотру то, что от тебя останется.
— Главное — наблюдай с расстояния,— зло рассмеялся Андрей,— а то туфельки запачкаешь.
— Не беспокойся,— женщина отошла к двери,— я всегда держу дистанцию.
Покачивая бёдрами, сделала ещё пару шагов, отворила дверь.
— Отдыхай, скоро в твоей жизни будет много интересного…
— Не сомневаюсь…— в горле сухо, и всё болит, словно по телу проехал каток.
Дверь закрылась, и время возобновило свой бег. Послышались частые шаги за дверью.
— Никитин, лекарства,— торопясь завершить обход, сказала медсестра. Окинула удивленным взглядом сидящую на полу фигуру.
— Вам плохо?
— Выживу…— Андрей поднялся. Медсестра вручила в руки стаканчик с двумя таблетками. Сегодня какие-то другие. Поднял глаза, чтобы спросить почему, но медсестры уже и след простыл.
Авросимов настоял на совещании. Николай Семёнович не возражал. Привести всё к одному знаменателю, подумать вместе над всеми найденными загадками. На маркерной доске прилепили четыре фотографии. Убитые девочки. Разница между убийствами — последовательно четырнадцать дней, затем восемь и снова восемь. Первая жертва словно выделяется. Её не резали так, как последующих. Последних так и вовсе словно мясник кромсал.
Чуть пониже две фотографии. «Студент» и Никитин. Два подозреваемых в деле. Против каждого есть факты, доказывающие причастность, но не сам факт убийства.
— Кого ждём, Николай Семёнович? — Малышев, скучает, торопится.
— Виктора Геннадьевича ждём,— отмахнулся следователь.
— Может, начнём? — зевнул Кириллов, эксперт — криминалист.
— Ну давай начнем,— согласился Николай Семёнович,— что мы знаем наверняка?
— Девочки уходили спокойно, Николай Семёнович,— начал Малышев,— следы борьбы не зафиксированы. Под ногтями грязь и частички собственной кожи.
— Значит, доверяли…
— Значит, да.
— Проверили: жертвы пересекались со Студентом?
— Нет, ни одна, если только на улице.
— А с Никитиным?
— С этим тем более нет,— махнул рукой Малышев.— Все пропали после заката. Только Катя Сигеева — по пути домой из школы.
— Значит, он вызывает доверие…— задумчиво проговорил Николай Семёнович.
— Значит, да.
— Что на обуви жертв? — вопрос к эксперту.
— Кварцевая крошка и частицы асфальта. Землицы не обнаружено. Сами они туда не шли, их привозили. На одежде в первом случае фрагменты крашеной шерсти, тогда прохладно было; возможно, с одежды убийцы. В трёх последующих — чисто. За исключением четвёртой. Там волокна синтетики совпадают с привезённым образцом.
— Никитина?
— Да. Во всех случаях следы стёртого протектора на обочине трассы. Мы вычислили нужный нам, есть слепок. Восемнадцатый диаметр. Крупный автомобиль…
Дверь в кабинет отворилась и, тяжело дыша, вошёл Авросимов.
— Что такое, Виктор Геннадьевич? — Николай Семёнович оторвался от доски. Авросимов улыбнулся, схватился за грудь.
— Погоди, Семёныч, отдышусь…— в напряжённой тишине вдохнул несколько раз,— торопился, еле успел…
Николай Семёнович кивнул.
— Продолжай, Паш.
— Протектор полустёрт, отличительных знаков не имеет. Возле последней жертвы нашли след кроссовка сорок третьего размера. Идентичный тому, что вы присылали.
— Снова Никитина.
— Да.
— Так нажать на него,— выдал Авросимов, скрестив руки на груди.
— Чем ты на него нажмёшь? — усмехнулся Николай Семёнович,— улики только косвенные. Кровь на телефон попала после убийства, нахождение его в том подвале закону не противоречит. Ну если только проникновение со взломом. Но и взлома-то не было. Замок целый. А главное — не его сперма на жертвах. И не студента.
— Есть третье лицо,— согласно кивнул Авросимов.— Получается сговор группы лиц.
— Это ещё надо доказать,— возразил Николай Семёнович,— студент клянётся, что в глаза не видел Никитина, что всё один сделал. А что он сделал-то? Расписать — расписал, а последнее убийство произошло, когда он у нас прохлаждался.
— А Никитин?
— Никитин пропал из палаты на время убийства…
— Вот! — Авросимов поднял палец.— Студента закрыли, а Никитин продолжил дело.
— Но сперма не его! — горячо возразил Николай Семёнович.— Хочешь сказать: убили девочку, а кто-то пришёл и подрочил на неё?
— Такое тоже возможно,— кивнул Малышев. «И этот туда же!».
— Я не представляю этого…— покачал головой следователь.
— Как тогда объяснишь его следы?
— Чувство у меня, что нам его подсовывают,— задумчиво проговорил Николай Семёнович,— настойчиво так, бездарно подсовывают.
— Знаешь, что это значит? — строго спросил Авросимов.
— Что?
— Что на совещании в среду я буду стоять перед Гуровым и блеять, как баран, что ничего у нас нет.
— Мы работаем…
— Херово работаете! Давите студента, Никитина этого… Что за ответы он даёт? Нет такого ответа «не знаю». Отвечать не хочет, это ясно! Выясни, почему!
— Сходи да надави! — вспылил Николай Семёнович.— Пусть он на тебя заявления пишет.
— Схожу!
— Сходи! — Николай Семёнович перевел взгляд на круглые глаза Малышева.— Давай, Миш, что у тебя.
— В гаражном кооперативе «Полесье» установили засаду возле трёх боксов. Пока ничего…
— Нехрен засады устраивать. У тебя есть люди, с ними работай! — кипятился Авросимов.
— Не те это люди, понимаешь? Вот жопой чую — не те!
— Ты жопу подотри свою,— огрызнулся Авросимов,— сегодня я тебе отвечу, кто третий в этой кодле.
— Не возражаю,— холодно отозвался Николай Семёнович.
— Вот увидишь! — Авросимов ткнул пальцем в своего оппонента и вышел, громко хлопнув дверью.
Малышев откашлялся.
— Павлин надутый,— процедил сквозь зубы Николай Семёнович.
Авросимов приехал в больницу быстро. Красные корочки проложили ему беспрепятственную дорогу в палату на четвёртом этаже. Сержант у входа выровнялся по стойке смирно. Авросимов кивнул ему. Расправил плечи, одёрнул китель и вошёл. Никитин разговаривал по телефону, стоя спиной к двери. Обернулся, с лёгким раздражением кивнул, и снова в трубку:
— Я поговорю с ним… И ты позвони… Ей тоже можно… Да, понял… Не переживай, меня выписывают завтра… Приду, да…
Наконец оторвался от мобильника. Плоховато выглядит для выписки. Под глазами налились синяки, на висках блестит пот.
— Что? — Никитин грузно сел на кровать, поднял злые глаза на посетителя.
— Виктор Геннадьевич Авросимов, следователь по особо важным…— посетитель раскрыл перед собеседником подготовленное удостоверение.
— Ещё один? — Никитин хрипло рассмеялся, закашлялся.
— Это дело особой важности, его ведёт не один следователь,— Авросимов пододвинул стул к кровати.— Хотел задать несколько вопросов.
— Я первому уже сказал, что разговаривать не буду,— Никитин подался вперед и замер. Авросимов проследил глазами за его взглядом. Кусок пластыря на правой руке отчего-то выбил Никитина из колеи. Он заметался взглядом, словно бы пытаясь что-то сказать, но не в силах этого сделать.
— Что? — Виктор Геннадьевич подался вперёд.— Что случилось?
— Я…— Никитин вытер пот со лба,— медсестру можно?
— Позвать? Я тогда, может, с гражданкой Еговской пока переговорю,— Авросимов даже не тронулся с места.
— Нет,— Никитин побледнел, схватился правой рукой за грудь, поднял глаза на посетителя,— позови… сестру…
Авросимов холодно улыбнулся и выпрямился на стуле, наблюдая, как собеседник заваливается на бок. Перекрутил удостоверение в левой руке. Встал, от двери оглянулся на лежащее на кровати тело.
— Тут человеку с сердцем вроде плохо,— сказал в открытую створку. Оглянулся ещё раз.— Нужен врач…
Глава 16
— Как так вышло, Лариса Георгиевна? — Николай Семёнович внимательно посмотрел на медсестру, теребившую в руках бумажную салфетку.— Что произошло?
— Я не знаю. Препараты выдаются согласно листу назначений,— всхлипнула женщина, вытирая влажное веко рукой.
— Где он?
Медсестра поднялась, выложила перед следователем книгу, исписанную убористым почерком. Николай Семёнович заглянул в заполненные листы. Почерк врача — врачебная тайна.
— Вот,— женщина ткнула пальцем в строку, где жирной синей пастой были дописаны новые строки.
— Это кто писал? — он поднял глаза на медсестру.
— Врач,— уверенно всхлипнула Лариса,— больше никто не имеет права…
— Вас не смутило, что такой препарат выписали человеку без проблем с сердцем?
— Откуда мне знать,— медсестра беспомощно оглянулась на старшую за своей спиной,— доктор может изменить назначения в течение лечения.
— Это почерк Игоря Сергеевича? — Николай Семёнович оглянулся на старшую медсестру, суровой свидетельницей, стоявшей за спиной. Похожа на валькирию.
— Похож,— с сомнением согласилась та, щуря жирно накрашенные глаза.
— Он где сейчас?
— Скоро подойдёт. Пятиминутка…— сурово изрекла валькирия, скрещивая руки на груди.
— М-да…— Николай Семёнович вздохнул. Что за чертовщина творится вокруг этого Никитина?..
При осмотре в палате на потолке обнаружили следы стёртой побелки. Словно бы кому-то взбрело в голову отдохнуть в самой что ни на есть неудобной позе. Ерунда, конечно, но странно, сильно странно. Препарат от аритмии оказался в листе назначений в лошадиной дозировке по случайности или чьей-то халатности и вызвал остановку сердца. Теперь снова не поговорить, лежит в реанимации под аппаратом. Словно бы кому-то не хочется, чтобы он заговорил. Может, так и есть. Только выходит, что и врач тоже в сговоре. Авросимов клянётся, что только успел представиться, как Никитину сразу поплохело. Теперь рвётся поговорить со студентом, а потом и с Еговской. Пусть его, лишь бы не мешал.
— Когда она закончится?
— По-разному,— валькирия пожала плечами,— зависит от главврача.
— Понятно…— Николай Семёнович поднялся,— отойду минут на пятнадцать. Передайте Игорю Сергеевичу, что я зайду.
— Хорошо,— всхлипнула Лариса.
Николай Семёнович отправился по коридору. Что за больница! То у них пациенты исчезают, то лекарства сами по себе выписываются. Но теперь внутри зачесалось ещё сильнее: надо-надо поговорить с Никитиным. Что-то знает, нутром чувствовал Николай Семёнович, да подтвердить своих догадок не мог. Подход надо найти. Может, через Еговскую? Если живут вместе — значит, связь между ними есть. Может, она его уговорит. Тем более что к этому делу она тоже имеет отношение. Ходила же зачем-то на место преступления.
Следователь спустился на первый этаж, нашёл широкую белую дверь с хромированной табличкой «Гардероб». Постучал. Тишина.
— Мужчина, вам чего? — раздалось с далёкого поста.
