И несут ведь как-то странно… хм… будто бутерброд на подносе… (Мда, отличные ассоциации, Крылова!) А ведь я, получается, лежу! На животе, и аккуратно зажатая меж двух огромных – приятно тёплых и явно сильных – ладоней!
Что-то тут не так…
Что именно не так я осознала мигом, когда девушке, тихонечко воркующей на непонятном языке, но невероятно приятным – да просто завораживающим! – голосом, который хочется слушать и слушать… положили меня на свободную согнутую в локте правую руку… И я оказалась лицом к лицу с… новорождённым?
Так это я, получается, переродилась… Наконец-то дошло до меня.
Да, Ирка, ты тот ещё жираф!
Принялась разглядывать мелкое существо, однозначно женского пола, которое в ответ делало то же самое.
На первый взгляд, анатомически вполне себе человеческий ребёнок: ни пушистых ушек на макушке, ни хвоста… На этом, собственно, сходство и заканчивается. Девочка оказалась весьма подвижной. И движения чёткие, осмысленные, каких не бывает у только-только появившегося на свет человека. Да и зрение у меня уже сейчас лучше, чем идеальное… В прошлой жизни видела совсем иначе… Получается, тело куда-как совершеннее, более сформированное. Хм, да и во внешнем облике малышки наблюдаются колоссальные отличия: ни тебе розовой сморщенной кожи, ни шершавости, ни перевязанной пуповины… Любопытная девочка напротив прямо-таки кукольно-красива, с белоснежной бархатистой кожей без единого волоска, правильными чертами лица... И глаза притягательно-странные, точь-в-точь как у… мамы, получается? Золотисто-рыжие, раскосые и будто специально выделенные угольно-чёрной подводкой, опушённые роскошными чёрными, с лёгким красноватым оттенком, ресницами… и такие хитрые-хитрые! Какие-то лисьи, что ли, глаза…
Ну, судя по всему, драконом мне в этой жизни не быть, раз моя э-э-э… близняшка вылитая лиса.
Девчонка с забавным красно-рыжим пушком на голове, кажется, потеряла ко мне интерес. Она задумчиво нахмурила красные, с лёгкой рыжиной, бровки, запустила одну ручку с маленькими ноготками-коготками в волосы матери, шторкой закрывающие её от остального мира, и принялась их запутывать, что-то весело лопоча.
Тем временем взрослые тихо переговаривались, и в голосе хм… мамы – надо привыкать, Ирка! – слышались нотки недовольства, в мужском ласковом, и тоже очень приятном, с лёгким грассированием, – чудилось удивление с толикой обиды.
Эх, и вот почему я их не понимаю? Было бы куда как проще адаптироваться в этом мире! Да и не гадала бы сейчас: заподозрили эти двое что-нибудь или нет…
Вот и где Таэнйэнсис, когда он так нужен?
Сестрица захныкала. Послышалось какое-то бурчание… А-а-а, мелкая проголодалась!
Девушка, то есть мама, засмеялась и бретельки её тонкой – с откровенным декольте – белой ночной сорочки, подхваченные слабыми потоками магии, медленно сползли с точёных плеч, обнажив упругую грудь. Голую. Женскую. Очень внушительную. Особенно если смотреть с моего ракурса.
Моя проголодавшаяся близняшка радостно угукнула, уверенно обхватила ближайшую к ней грудь обеими ручками и жадно присосалась, умудряясь в процессе ещё и довольно причмокивать!
А я вот смотрю-смотрю на этот вполне себе естественный процесс и отчётливо понимаю, что не смогу сделать также, как новоявленная сестрица. Это же женская грудь! Не чашка, не бутылка, а грудь другого существа! Женщины!
Нет, это выше моих сил! Прав был Лука, когда намекал, что лучше родиться без памяти… А ведь мне нужно же что-то есть! Молоко, скорее всего.
И что делать? Кушать-то хочется. Уже.
Вопрос решили за меня. Кардинально. Сильные руки просто взяли и аккуратно развернули мою голову к груди, да так ловко, что сосок оказался у меня во рту. Причём всё произошло так быстро и неожиданно, что осознала подставу я только после того, как глотнула тёплого сладковатого молока.
Секунда на осмысление произошедшего… и я уже активно отплёвываюсь, помогая себе обеими руками и стирая остатки с губ и языка!
Тьфу! Бе-е-е! Я только что пила… А-а-а! Даже думать об этом не хочу! Зато плакать буду! Всем назло буду! Особенно этому… с длинными ручищами! Которые он всё время тянет – гр-р-р! – куда не надо и когда не просят!
Тут я и увидела его. Отца, полагаю.
Шок. Вот то ли Мортэум – мир фотомоделей, то ли мне так подфартило с родителями… Мужик оказался сложён как бог! И красив странной, по-своему притягательной, красотой. Длинные абсолютно белоснежные волосы. Белоснежная – как принято говорить у нас, будто светящаяся изнутри – кожа. И глаза того самого невероятного светло-фиолетового оттенка листвы сиринов из Зачарованного леса. Причём совершенно иной формы, нежели у… матери и без всякой подводки.
И этот образчик полуголой красоты с задумчивым выражением лица склонился над кроватью и принялся пристально вглядываться в моё лицо тяжёлым, серьёзным взглядом.
Любоваться сразу расхотелось. Зато появилось желание спрятаться.
Мужчина протянул руку в моём направлении… Когтистую такую, со странными – и почему-то, ну, о-о-очень знакомыми! – кроваво-красными татуировками вокруг запястья… Осторожно повернул ею мою голову в сторону груди девушки и начал подтягивать меня к ней всё ближе и ближе.
Я попыталась сопротивляться. Захныкала. Но блондин был не умолим и не успокоился, пока сосок не оказался у меня во рту. А потом – гад такой! – продолжая удерживать меня в этом положении одной рукой, другой с нажимом провёл по груди девушки.
Молоко снова заполнило мой рот. Но глотать его я не спешила. Не дождётся!
Мужик же руки убрал.
Хе-хе-хе… Ну, это он зря!
Я развернулась и запустила молочный фонтанчик прямо в лоб блондинистому тирану! Точнёхонько промеж глаз получилось!
Лицо папочки вытянулось от удивления. Глаза смешно округлились. А молоко, тем временем, потекло по носу, да и вокруг…
Я не выдержала и расхохоталась.
Молодец, Ирка, в десяточку! Плюнула, так плюнула! Отомстила, так отомстила! Знай наших!
Мама тоже оценила и засмеялась, впрочем не упустив возможности прокомментировать произошедшее.
Полусонная сестрица, очевидно пропустившая всё шоу, лишь недовольно заворочалась, теснее прижавшись к родительнице.
А горе-отец, наконец, отмер, недоверчиво – словно до сих пор не веря в случившееся – провёл ладонью по лицу, потом осмотрел мокрые пальцы, хмыкнул и применил магию, которая за мгновение убрала все следы моего безобра… мщения! Стало даже как-то обидно, что ли.
Смерив меня очередным внимательным – и каким-то оценивающим – взглядом, мужчина произнёс короткую фразу, подхватил со стула у двери длинную тёмно-синюю вещь в тон его, так полагаю, пижамным брюкам и вышел.
Наступило время тревожного ожидания. Для меня.
Сестрица уже спала, смешно посапывая. Мама, закончив хихикать, принялась что-то тихо напевать себе под нос. Скорее всего, колыбельную. Но мне было не до того. Я ждала ответного шага противника.
Наконец дождалась.
Блондин вернулся – в накинутом поверх халате, но всё так же босиком – держа в руках вполне узнаваемую детскую бутылочку, в которой было налито нечто белое, чуть золотящееся на свету.
Он что-то сказал моей новой матери, неумело забрал настороженную меня из её рук, обошёл кровать и устроился на своей половине постели.
Я уже приготовилась дегустировать, очевидно, местный распространённый аналог земного коровьего молока, уговаривая себя, что либо оно, либо то, из женщины, как почувствовала на голове знакомую руку. Которая принялась легонечко поглаживать меня по голове, перебирая волосинки!
Обалдело уставилась на… отца.
Он рассмеялся и принялся с широченной умильной улыбкой что-то рассказывать, сюсюкаться, попеременно с непередаваемым удивлением трогать мои руки – с похожими кроваво-красными татуировками на запястьях (Вот где я их видела!) – щекотать ступни, длинными красивыми пальцами обводить каждую чёрточку моего лица.
Сначала я растерялась, смутилась, а потом пришло раздражение.
Ну вот прям как дитё малое! Я же не кукла!
Насупилась и возмущённо запыхтела, пытаясь передать всю степень моего недовольства.
Блондин рассмеялся и, легонечко коснувшись кончика моего носа своим, сказал что-то нежное-нежное.
Я смутилась совершенно. А ещё на душе вдруг стало так тепло, так хорошо… Что решила простить наглющему созданию все его выходки.
Словно услышав мои мысли, мужчина взял бутылочку с молоком и осторожно поднёс к моим губам.
Я сделала глоток. И ещё один. И ещё… А потом вдруг ужасно захотелось спать…
Зевнула и уснула, ощущая на языке чуть сладковатый цветочный привкус молока.
Проснулась в совершенно незнакомом месте. Осмотрелась. Гостиная… хм… или детская? Видимо, гостиная, переделанная в детскую. Хотя переделанная – это громко сказано. Просто сдвинули всю мебель по стенам и поставили две деревянные решётчатые люльки посередине – вот и весь ремонт!
Помещение не большое, но светлое. Бежевые стены с ненавязчивым витиеватым цветочным – местами выцветшим – рисунком на несколько тонов темнее обоев. Тёмный деревянный пол. Обитый коричневой тканью громоздкий диван и пара несуразных кресел. Грубая мебель светлого дерева: четыре шкафа, да кофейный столик.
Что-то здесь не так… Не складывается картинка… Ну конечно! Помещение выглядит слишком просто, бедно и безвкусно, а хозяева же, наоборот, будто сошли со страниц журнала о богатых и успешных… Может, они разорились?..
Почему-то эта мысль тоже царапает своей неправдоподобностью… Но она логична и многое объясняет…
И всё равно что-то кажется странно-неправильным…
Пальчиком провела по деревянному резному прутику «решётки»… и не сдержала вздоха восхищения: тоненький столбик – точь-в-точь тотемный столб! Потрясающая работа! И ведь вся кроватка так изукрашена! И в каждом узоре, в каждом символе чувствуется сила! Пригляделась к люльке сестрицы – то же самое!
И на постельном белье искусная вышивка! А оно само явно не дешёвое. Да и пушистое, связанное из жемчужно-серой шерсти, покрывало мягкое, словно облако, и ни капельки не колючее.
Но почему такая разница?
Прислушалась к себе. Ну же, предчувствие, ты же не оставишь меня в этой жизни, ведь так? Предчувствие как-то нехотя пошевелилось, буркнуло что-то невразумительное и заснуло. Беспробудным сном, полагаю.
Эх, всё сама, всё сама… Думай, Ирка, думай… Хм… дом. Дом ощущается каким-то чужим… Такое чувство, будто он был нежилым долгое время…
«А кто это у нас тут проснулся? Такой маленький и хорошенький?» – ехидненько засюсюкал у меня в голове знакомый голос.
«Тэйн! – обрадовалась я. – Ты, наконец-то, нашёл меня!»
«А я и не терял, Ир, – заметил он. – Побегать за твоей душой, конечно, пришлось, но добрался быстро. Да тут и относительно недалеко, – фыркнул и гордо добавил: – Всю беременность наблюдал. Правда, издалека. Всё-таки родители твои – магистры оба, с перспективой в ближайшем будущем стать архимагами. Не боевыми, к счастью, а артефакторами. Но тоже, знаешь ли, приятного мало – испытать на себе какое-нибудь мудрёное защитное плетение. Хорошо, если не экспериментальное! А то эта когорта одарённых на всю голову обожает придумывать всякую занимательную мерзость. Бр-р-р!.. Во время родов, прости, не присутствовал – меня бы на раз засекли! – но как только родители вас сюда перетащили и занялись своими исследованиями, так сразу и пробрался навестить».
Напротив меня, прямо в люльке, материализовался рыжий невероятно довольный мейн-кун.
Теперь он выглядел огромным… пушистым и мягким. Пальчики закололо от нестерпимого желания погладить зверя, вплестись в длинный густой мех, изучить такой манящий и своевольный хвост…
Интересно, а разрешит ли Таэнйэнсис на себе прокатиться?
«Ирка, твой взгляд меня пугает, – напрягся мормор. – О чём думаешь?»
«Покататься хочу, – мечтательно вздохнув, честно призналась я и протянула к котику татуированные когтистые ручонки. – А ещё потискать. И, клянусь, Тэйн, вот прямо сейчас вообще ни о чём другом думать не могу! Просто чертовщина какая-то…»
Хранитель тяжело вздохнул, подошёл близко-близко и лёг, молчаливо позволяя делать с собой всё, что придёт в голову.
Я тут же воспользовалась предложением, погрузив руки в бархатистую шубку.
«Угу. Детством называется, Ирка. Следующие сто лет тебя ждёт уйма неконтролируемых желаний. Так что будет весело», – фыркнул друг.
Я ужаснулась перспективе:
«Сто лет?! Я буду мелкой сто лет?!»
«Не совсем так, – хихикнул он. – Твоё тело будет активно расти и развиваться до двадцати одного года. Потом форма закрепится, а изменения с телом если и произойдут до векового юбилея, то незначительные. А вот магия будет «взрослеть» до сотни лет, то есть до официального совершеннолетия. И, чтобы раскрыться полностью, станет толкать тебя на… кхм… неординарные поступки… – предвкушающе оскалился полудух и подмигнул: – Но зато будет что вспомнить на закате жизни».
Почему-то стало страшно…
Прижала к груди длинный пушистый мягкий хвостик и умоляюще взглянула на Таэнйэнсиса:
«Ты же меня не бросишь, да? Не дашь мне совершить что-нибудь ужасное, правда?»
«Да куда я от тебя денусь, Ирка? – насмешливо протянул мейн-кун, ненавязчиво пытаясь высвободить свою рыжую гордость из моих загребущих ручонок. – С тобой ведь не соскучишься! Давненько я так не веселился, – мечтательно прижмурился он, а потом спросил: – Ты уже себя видела?»
«Нет, – покачала головой я. – Но, полагаю, что выгляжу так же, как она, – кивнула головой на спящего во второй люльке младенца. – Мы ведь близнецы, как я поняла».
«Что близнецы – поняла правильно. Действительно, внешне в этой форме вы выглядите как две капли воды, но с одним существенным отличием. Точнее с двумя».
И замолчал гад!
«Какими?»
«Твоя сестрица хи-хи… красно-рыжая лисица, имеет соответствующий окрас. Ну, то есть локоны у неё на голове красно-рыжие, плюс ресницы чёрно-красные… А ты у нас, Ирка, знаешь кто?» – гаденько-сладенько так протянул.
И такой широченный довольный-предовольный – такой нехороший-нехороший! – оскал на хитрой морде нарисовался, что как-то даже узнавать расхотелось.
«Песец ты у нас, Ирка, самый настоящий! Беленький такой, пушистенький, – захихикал мор. – Так что блондиночка ты у нас, как и папа-кот».
«Папа – кот?» – тупо переспросила я.
«Кот, кот. Оборотень с кошачьей ипостасью», – заверил Таэнйэнсис.
«А мама – лиса?» – нахмурилась я.
«Она самая. Оборотень с лисьей ипостасью», – подтвердил он.
«Кот и лиса вместе? И у них есть общее потомство?»
«Что-то в прошлой жизни, Ирка, тебя такое не смущало. Даже если вместо оборотня был дракон», – ехидно заметил страж.
«Так тогда были книги, абстрактные понятия, а теперь реальная жизнь…»
«Смотри на это проще, Ир. Магия позволяет и всё. Миллиарды лет прошли с момента зарождения разных магических созданий. И эти создания не сидели в одном мире, нет, а путешествовали по другим Вселенным! Их магия менялась вместе с ними. А ведь жизнь течёт по-разному. В одном мире человек учится превращаться в волка, в другом – волк учится обращаться человеком. В общем, это как доказывать, что было раньше – курица или яйцо?» – хмыкнул мейн-кун.
«Интересный взгляд», – задумчиво протянула я, почёсывая хранителя за ушком.
«Мр-р-р… Ир-р-ра, с оборотнями Мортэума на самом деле всё очевидно. Даю подсказку. Кот – это оскорбление. Оборотень-кот или кот-оборотень – вполне допустимое обращение, подразумевающее сокращение мудрёного устаревшего именования: оборотень с ипостасью кота или же оборотень с кошачьей ипостасью.
Что-то тут не так…
Что именно не так я осознала мигом, когда девушке, тихонечко воркующей на непонятном языке, но невероятно приятным – да просто завораживающим! – голосом, который хочется слушать и слушать… положили меня на свободную согнутую в локте правую руку… И я оказалась лицом к лицу с… новорождённым?
Так это я, получается, переродилась… Наконец-то дошло до меня.
Да, Ирка, ты тот ещё жираф!
Принялась разглядывать мелкое существо, однозначно женского пола, которое в ответ делало то же самое.
На первый взгляд, анатомически вполне себе человеческий ребёнок: ни пушистых ушек на макушке, ни хвоста… На этом, собственно, сходство и заканчивается. Девочка оказалась весьма подвижной. И движения чёткие, осмысленные, каких не бывает у только-только появившегося на свет человека. Да и зрение у меня уже сейчас лучше, чем идеальное… В прошлой жизни видела совсем иначе… Получается, тело куда-как совершеннее, более сформированное. Хм, да и во внешнем облике малышки наблюдаются колоссальные отличия: ни тебе розовой сморщенной кожи, ни шершавости, ни перевязанной пуповины… Любопытная девочка напротив прямо-таки кукольно-красива, с белоснежной бархатистой кожей без единого волоска, правильными чертами лица... И глаза притягательно-странные, точь-в-точь как у… мамы, получается? Золотисто-рыжие, раскосые и будто специально выделенные угольно-чёрной подводкой, опушённые роскошными чёрными, с лёгким красноватым оттенком, ресницами… и такие хитрые-хитрые! Какие-то лисьи, что ли, глаза…
Ну, судя по всему, драконом мне в этой жизни не быть, раз моя э-э-э… близняшка вылитая лиса.
Девчонка с забавным красно-рыжим пушком на голове, кажется, потеряла ко мне интерес. Она задумчиво нахмурила красные, с лёгкой рыжиной, бровки, запустила одну ручку с маленькими ноготками-коготками в волосы матери, шторкой закрывающие её от остального мира, и принялась их запутывать, что-то весело лопоча.
Тем временем взрослые тихо переговаривались, и в голосе хм… мамы – надо привыкать, Ирка! – слышались нотки недовольства, в мужском ласковом, и тоже очень приятном, с лёгким грассированием, – чудилось удивление с толикой обиды.
Эх, и вот почему я их не понимаю? Было бы куда как проще адаптироваться в этом мире! Да и не гадала бы сейчас: заподозрили эти двое что-нибудь или нет…
Вот и где Таэнйэнсис, когда он так нужен?
Сестрица захныкала. Послышалось какое-то бурчание… А-а-а, мелкая проголодалась!
Девушка, то есть мама, засмеялась и бретельки её тонкой – с откровенным декольте – белой ночной сорочки, подхваченные слабыми потоками магии, медленно сползли с точёных плеч, обнажив упругую грудь. Голую. Женскую. Очень внушительную. Особенно если смотреть с моего ракурса.
Моя проголодавшаяся близняшка радостно угукнула, уверенно обхватила ближайшую к ней грудь обеими ручками и жадно присосалась, умудряясь в процессе ещё и довольно причмокивать!
А я вот смотрю-смотрю на этот вполне себе естественный процесс и отчётливо понимаю, что не смогу сделать также, как новоявленная сестрица. Это же женская грудь! Не чашка, не бутылка, а грудь другого существа! Женщины!
Нет, это выше моих сил! Прав был Лука, когда намекал, что лучше родиться без памяти… А ведь мне нужно же что-то есть! Молоко, скорее всего.
И что делать? Кушать-то хочется. Уже.
Вопрос решили за меня. Кардинально. Сильные руки просто взяли и аккуратно развернули мою голову к груди, да так ловко, что сосок оказался у меня во рту. Причём всё произошло так быстро и неожиданно, что осознала подставу я только после того, как глотнула тёплого сладковатого молока.
Секунда на осмысление произошедшего… и я уже активно отплёвываюсь, помогая себе обеими руками и стирая остатки с губ и языка!
Тьфу! Бе-е-е! Я только что пила… А-а-а! Даже думать об этом не хочу! Зато плакать буду! Всем назло буду! Особенно этому… с длинными ручищами! Которые он всё время тянет – гр-р-р! – куда не надо и когда не просят!
Тут я и увидела его. Отца, полагаю.
Шок. Вот то ли Мортэум – мир фотомоделей, то ли мне так подфартило с родителями… Мужик оказался сложён как бог! И красив странной, по-своему притягательной, красотой. Длинные абсолютно белоснежные волосы. Белоснежная – как принято говорить у нас, будто светящаяся изнутри – кожа. И глаза того самого невероятного светло-фиолетового оттенка листвы сиринов из Зачарованного леса. Причём совершенно иной формы, нежели у… матери и без всякой подводки.
И этот образчик полуголой красоты с задумчивым выражением лица склонился над кроватью и принялся пристально вглядываться в моё лицо тяжёлым, серьёзным взглядом.
Любоваться сразу расхотелось. Зато появилось желание спрятаться.
Мужчина протянул руку в моём направлении… Когтистую такую, со странными – и почему-то, ну, о-о-очень знакомыми! – кроваво-красными татуировками вокруг запястья… Осторожно повернул ею мою голову в сторону груди девушки и начал подтягивать меня к ней всё ближе и ближе.
Я попыталась сопротивляться. Захныкала. Но блондин был не умолим и не успокоился, пока сосок не оказался у меня во рту. А потом – гад такой! – продолжая удерживать меня в этом положении одной рукой, другой с нажимом провёл по груди девушки.
Молоко снова заполнило мой рот. Но глотать его я не спешила. Не дождётся!
Мужик же руки убрал.
Хе-хе-хе… Ну, это он зря!
Я развернулась и запустила молочный фонтанчик прямо в лоб блондинистому тирану! Точнёхонько промеж глаз получилось!
Лицо папочки вытянулось от удивления. Глаза смешно округлились. А молоко, тем временем, потекло по носу, да и вокруг…
Я не выдержала и расхохоталась.
Молодец, Ирка, в десяточку! Плюнула, так плюнула! Отомстила, так отомстила! Знай наших!
Мама тоже оценила и засмеялась, впрочем не упустив возможности прокомментировать произошедшее.
Полусонная сестрица, очевидно пропустившая всё шоу, лишь недовольно заворочалась, теснее прижавшись к родительнице.
А горе-отец, наконец, отмер, недоверчиво – словно до сих пор не веря в случившееся – провёл ладонью по лицу, потом осмотрел мокрые пальцы, хмыкнул и применил магию, которая за мгновение убрала все следы моего безобра… мщения! Стало даже как-то обидно, что ли.
Смерив меня очередным внимательным – и каким-то оценивающим – взглядом, мужчина произнёс короткую фразу, подхватил со стула у двери длинную тёмно-синюю вещь в тон его, так полагаю, пижамным брюкам и вышел.
Наступило время тревожного ожидания. Для меня.
Сестрица уже спала, смешно посапывая. Мама, закончив хихикать, принялась что-то тихо напевать себе под нос. Скорее всего, колыбельную. Но мне было не до того. Я ждала ответного шага противника.
Наконец дождалась.
Блондин вернулся – в накинутом поверх халате, но всё так же босиком – держа в руках вполне узнаваемую детскую бутылочку, в которой было налито нечто белое, чуть золотящееся на свету.
Он что-то сказал моей новой матери, неумело забрал настороженную меня из её рук, обошёл кровать и устроился на своей половине постели.
Я уже приготовилась дегустировать, очевидно, местный распространённый аналог земного коровьего молока, уговаривая себя, что либо оно, либо то, из женщины, как почувствовала на голове знакомую руку. Которая принялась легонечко поглаживать меня по голове, перебирая волосинки!
Обалдело уставилась на… отца.
Он рассмеялся и принялся с широченной умильной улыбкой что-то рассказывать, сюсюкаться, попеременно с непередаваемым удивлением трогать мои руки – с похожими кроваво-красными татуировками на запястьях (Вот где я их видела!) – щекотать ступни, длинными красивыми пальцами обводить каждую чёрточку моего лица.
Сначала я растерялась, смутилась, а потом пришло раздражение.
Ну вот прям как дитё малое! Я же не кукла!
Насупилась и возмущённо запыхтела, пытаясь передать всю степень моего недовольства.
Блондин рассмеялся и, легонечко коснувшись кончика моего носа своим, сказал что-то нежное-нежное.
Я смутилась совершенно. А ещё на душе вдруг стало так тепло, так хорошо… Что решила простить наглющему созданию все его выходки.
Словно услышав мои мысли, мужчина взял бутылочку с молоком и осторожно поднёс к моим губам.
Я сделала глоток. И ещё один. И ещё… А потом вдруг ужасно захотелось спать…
Зевнула и уснула, ощущая на языке чуть сладковатый цветочный привкус молока.
***
Проснулась в совершенно незнакомом месте. Осмотрелась. Гостиная… хм… или детская? Видимо, гостиная, переделанная в детскую. Хотя переделанная – это громко сказано. Просто сдвинули всю мебель по стенам и поставили две деревянные решётчатые люльки посередине – вот и весь ремонт!
Помещение не большое, но светлое. Бежевые стены с ненавязчивым витиеватым цветочным – местами выцветшим – рисунком на несколько тонов темнее обоев. Тёмный деревянный пол. Обитый коричневой тканью громоздкий диван и пара несуразных кресел. Грубая мебель светлого дерева: четыре шкафа, да кофейный столик.
Что-то здесь не так… Не складывается картинка… Ну конечно! Помещение выглядит слишком просто, бедно и безвкусно, а хозяева же, наоборот, будто сошли со страниц журнала о богатых и успешных… Может, они разорились?..
Почему-то эта мысль тоже царапает своей неправдоподобностью… Но она логична и многое объясняет…
И всё равно что-то кажется странно-неправильным…
Пальчиком провела по деревянному резному прутику «решётки»… и не сдержала вздоха восхищения: тоненький столбик – точь-в-точь тотемный столб! Потрясающая работа! И ведь вся кроватка так изукрашена! И в каждом узоре, в каждом символе чувствуется сила! Пригляделась к люльке сестрицы – то же самое!
И на постельном белье искусная вышивка! А оно само явно не дешёвое. Да и пушистое, связанное из жемчужно-серой шерсти, покрывало мягкое, словно облако, и ни капельки не колючее.
Но почему такая разница?
Прислушалась к себе. Ну же, предчувствие, ты же не оставишь меня в этой жизни, ведь так? Предчувствие как-то нехотя пошевелилось, буркнуло что-то невразумительное и заснуло. Беспробудным сном, полагаю.
Эх, всё сама, всё сама… Думай, Ирка, думай… Хм… дом. Дом ощущается каким-то чужим… Такое чувство, будто он был нежилым долгое время…
«А кто это у нас тут проснулся? Такой маленький и хорошенький?» – ехидненько засюсюкал у меня в голове знакомый голос.
«Тэйн! – обрадовалась я. – Ты, наконец-то, нашёл меня!»
«А я и не терял, Ир, – заметил он. – Побегать за твоей душой, конечно, пришлось, но добрался быстро. Да тут и относительно недалеко, – фыркнул и гордо добавил: – Всю беременность наблюдал. Правда, издалека. Всё-таки родители твои – магистры оба, с перспективой в ближайшем будущем стать архимагами. Не боевыми, к счастью, а артефакторами. Но тоже, знаешь ли, приятного мало – испытать на себе какое-нибудь мудрёное защитное плетение. Хорошо, если не экспериментальное! А то эта когорта одарённых на всю голову обожает придумывать всякую занимательную мерзость. Бр-р-р!.. Во время родов, прости, не присутствовал – меня бы на раз засекли! – но как только родители вас сюда перетащили и занялись своими исследованиями, так сразу и пробрался навестить».
Напротив меня, прямо в люльке, материализовался рыжий невероятно довольный мейн-кун.
Теперь он выглядел огромным… пушистым и мягким. Пальчики закололо от нестерпимого желания погладить зверя, вплестись в длинный густой мех, изучить такой манящий и своевольный хвост…
Интересно, а разрешит ли Таэнйэнсис на себе прокатиться?
«Ирка, твой взгляд меня пугает, – напрягся мормор. – О чём думаешь?»
«Покататься хочу, – мечтательно вздохнув, честно призналась я и протянула к котику татуированные когтистые ручонки. – А ещё потискать. И, клянусь, Тэйн, вот прямо сейчас вообще ни о чём другом думать не могу! Просто чертовщина какая-то…»
Хранитель тяжело вздохнул, подошёл близко-близко и лёг, молчаливо позволяя делать с собой всё, что придёт в голову.
Я тут же воспользовалась предложением, погрузив руки в бархатистую шубку.
«Угу. Детством называется, Ирка. Следующие сто лет тебя ждёт уйма неконтролируемых желаний. Так что будет весело», – фыркнул друг.
Я ужаснулась перспективе:
«Сто лет?! Я буду мелкой сто лет?!»
«Не совсем так, – хихикнул он. – Твоё тело будет активно расти и развиваться до двадцати одного года. Потом форма закрепится, а изменения с телом если и произойдут до векового юбилея, то незначительные. А вот магия будет «взрослеть» до сотни лет, то есть до официального совершеннолетия. И, чтобы раскрыться полностью, станет толкать тебя на… кхм… неординарные поступки… – предвкушающе оскалился полудух и подмигнул: – Но зато будет что вспомнить на закате жизни».
Почему-то стало страшно…
Прижала к груди длинный пушистый мягкий хвостик и умоляюще взглянула на Таэнйэнсиса:
«Ты же меня не бросишь, да? Не дашь мне совершить что-нибудь ужасное, правда?»
«Да куда я от тебя денусь, Ирка? – насмешливо протянул мейн-кун, ненавязчиво пытаясь высвободить свою рыжую гордость из моих загребущих ручонок. – С тобой ведь не соскучишься! Давненько я так не веселился, – мечтательно прижмурился он, а потом спросил: – Ты уже себя видела?»
«Нет, – покачала головой я. – Но, полагаю, что выгляжу так же, как она, – кивнула головой на спящего во второй люльке младенца. – Мы ведь близнецы, как я поняла».
«Что близнецы – поняла правильно. Действительно, внешне в этой форме вы выглядите как две капли воды, но с одним существенным отличием. Точнее с двумя».
И замолчал гад!
«Какими?»
«Твоя сестрица хи-хи… красно-рыжая лисица, имеет соответствующий окрас. Ну, то есть локоны у неё на голове красно-рыжие, плюс ресницы чёрно-красные… А ты у нас, Ирка, знаешь кто?» – гаденько-сладенько так протянул.
И такой широченный довольный-предовольный – такой нехороший-нехороший! – оскал на хитрой морде нарисовался, что как-то даже узнавать расхотелось.
«Песец ты у нас, Ирка, самый настоящий! Беленький такой, пушистенький, – захихикал мор. – Так что блондиночка ты у нас, как и папа-кот».
«Папа – кот?» – тупо переспросила я.
«Кот, кот. Оборотень с кошачьей ипостасью», – заверил Таэнйэнсис.
«А мама – лиса?» – нахмурилась я.
«Она самая. Оборотень с лисьей ипостасью», – подтвердил он.
«Кот и лиса вместе? И у них есть общее потомство?»
«Что-то в прошлой жизни, Ирка, тебя такое не смущало. Даже если вместо оборотня был дракон», – ехидно заметил страж.
«Так тогда были книги, абстрактные понятия, а теперь реальная жизнь…»
«Смотри на это проще, Ир. Магия позволяет и всё. Миллиарды лет прошли с момента зарождения разных магических созданий. И эти создания не сидели в одном мире, нет, а путешествовали по другим Вселенным! Их магия менялась вместе с ними. А ведь жизнь течёт по-разному. В одном мире человек учится превращаться в волка, в другом – волк учится обращаться человеком. В общем, это как доказывать, что было раньше – курица или яйцо?» – хмыкнул мейн-кун.
«Интересный взгляд», – задумчиво протянула я, почёсывая хранителя за ушком.
«Мр-р-р… Ир-р-ра, с оборотнями Мортэума на самом деле всё очевидно. Даю подсказку. Кот – это оскорбление. Оборотень-кот или кот-оборотень – вполне допустимое обращение, подразумевающее сокращение мудрёного устаревшего именования: оборотень с ипостасью кота или же оборотень с кошачьей ипостасью.
