Видно, что Леды гораздо старше, хотя седины вроде бы нет в густых, откинутых назад волосах. Хищный взгляд из-под черных бровей, нос ястребиный, паутина узоров на плечах…
И даже на груди есть картинка. Вон из распахнутого ворота рубахи видно. Драконий прислужник! Нет, Леде он совершенно не понравился, отвел бы поскорее домой, и век с ним больше не встречаться.
Опомнилась от грубого приказа.
– Руку дай!
– Это зачем еще?
– Иначе озеро колдовское не отпустит. А держаться за меня будешь, выйдем вместе из леса.
– А вам, значит, чары омута не страшны?
– Получается, так… Ну-у, выбраться отсюда хочешь или мне одному в Гнездовье идти?
– Очень хочу выбраться. Пойдемте, - смирившись, вздохнула Леда.
Вроде, говорил он уже спокойно, с обвинениями дурацкими не накидывался, и она несмело протянула ему ладонь. Мужчина тотчас сжал ее в своей ручище и быстрым шагом направился вперед. Леда едва за ним поспевала, путаясь в мокром до колен платье.
– А вы точно дорогу знаете? Я, кажется, с другой стороны к воде подходила. Вы потише бежать можете, я же так долго не продержусь.
– Помалкивай лучше, не то до вечера тут застрянешь, а там вылезет на берег сам Дух водяной, утащит вглубь, что я Радсею скажу? Не сберег дорогую невестушку...
И вовсе беззлобно стращал, будто насмешничал даже. Из лесу выбирались долго, Леда умаяться успела, пару раз на спину провожатого натыкалась, чуть не падала, останавливаться приходилось обоим. Чужак тогда глядел на нее с пренебрежением, кривил губы, морщился с досадой. Конечно, один-то он бы гораздо быстрей до Гнездовья добрался.
Еще она тревожилась за Радуню, нашлась ли подруженька, привел ли Михей к матери беглянку. Скоро-скоро все станет известно, вон и березняк поредел, показалась широкая прогалина со стожком сена, а за ней и знакомое поле.
– Устала, поди?
– И как вы только догадались? - съязвила Леда, - руку отпустите уже, горячо, как от печки.
Тотчас хватку свою мужчина ослабил, и она с облегчением бухнулась на охапку сухой травы подле стога. Ноги гудели от долгой ходьбы, хотелось лишь растянуться во весь рост, дать телу желанный отдых. К ее удивлению, присел рядышком и незнакомец. Неужто и он притомился?
– Леда… Чудное имя. Откуда родом будешь?
Ох, и не к чему сейчас эти расспросы. Так хотелось пить, что отвечать-то едва могла.
– Издалека я. Никого родных рядом нет. Сама в Гнездовье пришла.
– И так сразу молодому князю поглянулась? - недобро прищурился провожатый.
– Вы меня будто в чем-то подозреваете? - вспылила Леда. - Никакого колдовства я не знаю. Радсей хороший человек, просто замечательный. Так я сразу и поняла. И он...
– Арлета здорова ли? Радуня что? Может, и ей уже без меня жениха сыскали? - сухо перебил незнакомец.
– Она же ребенок еще, какой ей жених!
– То-то!
Помолчали немного. Солнышко уже совсем низко было, скоро и вовсе за дальним лесом скроется, а после уляжется на округу вечерняя сутемень. Вон и тонкий серпик месяца показался на лазоревом еще небосводе.
– Пойдем-ка вперед, уж недолго осталось.
Первым встал, протягивая руку. И пришлось Леде за нее ухватиться, так подняться легче, а то уже последние силы на исходе. Весь день провела она в лесу, будет на завтра еще такая прогулка вспоминаться. Да лишь бы Радуня нашлась, хоть бы дома радость ожидала...
По полю шли медленно, теперь нечаянный попутчик и сам сдерживал шаги, проводил раскрытыми ладонями по вызревающим колосьям, словно здоровался. Леда еле ноги переставляла, уже ни васильки не забавляли, ни стайка перепелов, выпорхнувшая невзначай. Вскоре показалось на пригорке привычное жилье.
– Вот и добрались! Хвала Светлой Живине.
Мужчина обернулся, словно приглашая Леду разделить его благодарность, и вдруг резко побледнел, глядя чуть выше ее лба. А она тут же поднесла к волосам ладошки, пытаясь смахнуть с головы неосязаемый лесной сор:
– И что у меня там, ветки да листья опять? Еще мне на перья очень везет, глядишь, скоро на крылышки насобираю, не хуже Змея летать выучусь.
А потом и вовсе стало не до смеха. Что-то неуловимо изменилось в лице чужака, глаза ровно больше стали, цвет их от темно-карего перешел к золотому, а зрачок сузился, вытягиваясь вверх. Опасные, нечеловеческие глаза… Голос теперь гораздо ниже звучал, глухим рокотом раздаваясь из верха груди:
– Явилась душу мне рвать! Если б не брат, оставил в лесу. Ведьма лунная!
Сказал так, словно хлестнул тугой плетью. С трудом взгляд от Леды отвел и чуть не бегом поспешил к поселку.
– Да за что же так-то? – вымолвила она, растерянно глядя ему вслед. На мгновение еще задержалась, а потом кинулась вперед, не пытаясь догнать. Только одни мысли в голове пойманными рыбками бились:
«Может, ненароком ошибся, спутал меня с кем. Что же я ему сделала плохого? Оставить в лесу… Вот же изверг! Шагу больше не ступлю за ворота, дома буду сидеть, шить хорошо выучусь, а то Арлета часто стыдит да девчонки смеются, неумехой за глаза дразнят».
Ворота впереди уже были распахнуты настежь, и люди высыпали навстречу, как грибы из лукошка, набитого доверху.
– Хозяин! Хозяин вернулся!
Леда слышала взволнованные голоса и недоумевала:
«Кого же они так встречают…»
И сразу пришла догадка. Уже перед самой оградой еще раз обернулись на нее грозные очи, и уж тогда вспомнились Леде узоры на мокром теле сурового спутника.
"Змей!"
Это же сам Змей ее вывел к дому! И уже успела чем-то ему не угодить. Ведьмой назвал, разгневался… Не-ет, какая ей теперь Лунная Долина, такой злыдень ни за что не отнесет к ее истокам Роси, не поможет вернуться в свой мир. Пока старшего князя встречали с поклонами да прочие почести ему воздавали, Леда протиснулась сквозь толпу бочком и побежала к своим хоромам. И долго еще жег ей спину недобрый взгляд.
А на весь терем раздавались сердитые окрики Арлеты и жалобный плач Радуни. Нашлась-таки, гулена! Ничего, ничего, любящая мать поругает в сердцах да простит. Забежала Леда в светлицу, ничком рухнула на заправленную постель.
Щеки горят, руки дрожат, стоят перед внутренним взором янтарные змеиные очи. Аж дух захватывает, до чего тревожно и жутко! Скорей бы с Радсеем свидеться, только он успокоить сможет.
И порой мне завидна судьба
Парня с белой пастушеской дудкой
На лугу, где девичья гурьба
Так довольна его прибауткой…
Н.Гумилев
Цепким взором рачительного хозяина обвел Годар свои владения, благосклонно принимая приветствия слуг и оставшихся в Гнездовье дружинников. Только сдвинул вместе брови, когда сообщили о недавнем переполохе с пропажей племянницы, однако дело это и без его вмешательства разрешилось благополучно.
Привел беглянку неведомый лесной человек, с рук на руки матери передал, сам скрылся в чаще, не взяв никакой награды. В остальном же лишь добрые вести - братец любимый невесту нашел. Видно, ждет благословения старшего в роду, оттого и не назначает день свадьбы. А вот и Радсей...
Крепко обнялись родичи, здесь уж Годар не сдерживал радости, оторвал молодшенького от земли, легонько встряхнул. А после в глаза глянул пытливо, в который раз задал тот же вопрос:
– Все ли спокойно дома?
– Все хорошо, а с твоим возвращением во сто крат лучше станет! - светился голубыми очами Радсей.
– А чего же за Лебедушкой своей не следишь как подобает? - сказал Годар, как хлестнул плетью, - бегает она от тебя по лесам-омутам, а ты в тереме прохлаждаешься, знать ничего не знаешь, ведать не ведаешь? Где только усмотрел такую неказистую? Или не нашлось по тебе лучше?
Младший только длинными ресницами хлопал, отстраняясь от брата, никак не мог в толк взять, с чего Годар на девушку взъелся. Даже заступаться и спорить не сразу решил от растерянности.
– А по мне так Леда всем хороша…
Только Годар не дослушал, наступал строго.
– Где родичи ее, ответь? Из каких чужих земель к ним попала, что там за люди живут, известно ли нам… И тебя чем пленить сумела? Ладно, после поговорим! Одно знай - мне она не по нраву. Задумал в жены взять, запрещать не стану, а по моему разумению, не пара тебя эта девка, не стоит тебя.
Отповедь Старшего многие слышали в наступившей вдруг тишине, кто со злорадством и одобрением: "Не нужна нам пришлая, своих красавиц полно. Верно Князь слово молвит", а кто и с великой жалостью: «Зря сердится Змей, славная девушка появилась в поселке - милая, приветливая, и Радсею не долго по свету бродить, пусть порадуется».
Сам же Радсей стоял, зардевшись от негодования, изумленный и подавленный. Пробовал было еще отвечать, но Годар уже дальше пошел, раздавая челяди наказы, выслушивая донесения и отчеты.
«И какая муха его укусила, какая голубка в темечко клюнула…»
А Леда тем временем даже успела немного задремать, правда, вскоре открыла глаза, уж сильно жажда донимала, выглянула в сени, позвала знакомую чернавку:
– Принеси мне напиться, пожалуйста. И чего бы покушать еще…
Скоро принесли в горенку прохладной брусничной воды да здоровый кусок вчерашнего рыбного пирога с холодной кладовки. Закусила Леда и затеяла со служаночкой разговор:
– А, что, мать Радуню сильно бранила?
– И не то слово! Даже полотенцем отходить пыталась да остереглась обижать. А уж как смело молодая госпожа матери вздумала перечить! Только тронь, говорит, снова в лес убегу и поселюсь у этого… страшного лесовика. Подружилась, видать, с одноногим-то. Все здесь его видали, хоть и калечный мужик, а, похоже, справный, степенный. И вроде как бабы у него нет, один в чаще живет, с лешими знается.
– А где же сейчас Радсей? - быстро спросила Леда, желая скорее переменить тему.
– С братом видается, не иначе. Скоро у нас большой праздник, для всех накроют столы богатые. Сам-то Князь завсегда первым прилетает. А на завтра и дружина его вернуться должна, как водится с великой добычей. Будут подруженьки славных воинов в дорогие шелка рядиться, разноцветные бусики примерять, хвастаться яркими каменьями на сережках.
Леда отрешенно головой покачала, устало прикрыла глаза:
– Почему же князь прямо посередь двора с неба не спустился? Ты хоть раз-то его в Змеином обличье видала?
– Вот уж нет, как нет, и желания не имею! - вытаращила глаза чернавка. - Никому господин в своем крылатом облике не кажется, завсегда таится. Уж больно велик и грозен. От вида такого, говорят, сразу замертво свалишься. Оттого-то никто нам и не страшен, одного лишь имени Годара трепещет народ.
– Да чего уж там! Драконы – красивые. Я бы посмотрела… - смущенно улыбнулась Леда.
– А ты попросись, может, невесте братовой и покажется, каков есть.
– Смеешься, что ли? Да я к нему теперь не подойду вовсе, он же на меня волком смотрит, обругал за что-то, сама не пойму, в чем моя вина.
– Зовут меня, госпожа, помогать надо. Пойдешь, что ли, со мной князя чествовать?
– Навидалась уже. Спасибо, больше не манит!
Леда прилегла на постельку и так до самой темноты проскучала одна в грустных думах. Голод уже не мучил, вовсе нет нужды выходить к Змеям, пусть без нее дорогого гостя встречают да обихаживают. И ведь даже Радсей ее не хватился, пока в лесу была, знать, не слишком дорога.
Может, и забыли уже все про нее. А вдруг да хозяин немилостивый вообще велит со двора уйти, только и останется, что опять Медведя кликать, просится на постой. И прощай мечта о том, чтобы домой попасть…
Скрипнула половица, послышался от двери тихий голос:
– Голубушка моя, ты еще не спишь?
– Радсей!
Мигом на лежанке подскочила, а милый друг рядом уже, руки холодные целует, волосы гладит, к себе прижимает ласково.
– Заждалась, небось, лада моя?
– Думала, не придешь вовсе!
Губы их встретились лишь на одно мгновение, будто бы невзначай, да тотчас расстались, а потом Леда обняла друга и расплакалась горько на его плече. От нечаянной обиды на Князя, от усталости, да еще от надежды, что тоньше волоса стала, чуть-чуть и совсем сгинет.
– И с чего он на меня стал такой злой? Ну, скажи-скажи! Чем я ему не угодила? Думает, раз в лесу была одна, так непутевая сразу, блудница какая-то… Ругал тебя за меня, наверно? И, правда, кто я такая, без роду, без племени… ни отца у меня, ни дедов тут нет. Зачем ты меня невестой назвал? Добра за меня никто не даст, слово не замолвит, чести не прибавит…
Радсей утешал, обнимал крепко, потом взял личико ее зареванное в свои ладони и сказал прямо, глаза в глаза:
– Сердце у меня не на месте! Я ведь и сам незадолго перед вами из лесу вышел, узнал, что Радунюшка нашлась, возрадовался. Про тебя думал, в тереме сидишь, а ты, сказывали, тоже по оврагам гуляла и на брата наткнулась. Что в лесу промеж вас было? Я ведь Годара знаю, он шибко норовом крут, не обидел тебя часом?
– Не обидел, - прошептала Леда, опуская глаза, а Радсей горячо продолжил:
– Обо мне худого думать не смей! Я тебя не стыжусь! Хочешь, завтра же утром к брату пойдем, скажем, что уже живем как муж и жена. Слова о тебе больше плохого не выронит. Ладушка ты моя, ни о чем не печалься.
Снова поцеловать хотел, да она увернулась, отвела мужские руки с лица, крепко стиснула пальцы Радсея:
– Ты мне и сам как брат. Хочу тебя любить и не умею, кажется. Не могу, не так что-то… стыдно.
Вот и снова в слезы. Парень смеялся, грустно, правда, потом голову ее к груди прижал и тихо спросил:
– Был у тебя кто-то прежде? Кому открывалась вся…
Леда вздохнула и созналась, как у нее в первый раз случилось, - там, в далекой Ингале, близ древних курганов. Сказала и сразу на душе легче стало. Пусть Радсей сам решает, считаться ли ей невестой или уж не морочить родню да дворню зря.
– О чем просил тебя сейчас, позабудь, насильно ведь мил не станешь. Только сестрицей тебя звать мне тоже не хочется, уж, душа моя, не обессудь. До осени желаю проходить в женихах, а свадьбу отложим, да и отменим после, кто нам указ? Даже сам Змей не встрянет. Не знает он тебя совсем, песен твоих, сказок мудреных не слыхивал, не видал, как любишь с детушками возиться, сколько света в твоих глазах, век бы тобой любовался. И не бойся его, мало ли что в горячую голову взбрело? Остынет… Полюбит еще тебя… Как же тебя не любить, солнышко мое ясное?
Отогрелась Леда такими речами, успокоилась. Потянулась к Радсею, словно тонкий стебелек, обвила шею руками, а молодой князь ее на колени себе усадил и укачал, как ребенка.
– Только попроси, рядом лягу, даже тебя не коснусь до утра… Ближе быть хочу…
– Ушел бы лучше к себе, завтра свидимся.
– Доброй ночи, Ладушка моя!
– Доброй ночи, легкого сна...
А рано-рано поутру забежала в покои Леды румяная спросонья Радунюшка, так с ходу и нырнула под одеяло, жарким шепотом обожгла щеку:
– Крохотка времени у меня, не успею всего рассказать, маменька спохватится, снова ворчать начнет. Тебе одной поведаю, как была в лесу. Другие-то враз разболтают, а ты сохранишь…
Леда просыпалась с трудом, ровно и не отдохнула совсем, однако приготовилась слушать. А подруженька между тем продолжала:
– Испугалась его поначалу, думала леший какой по кустам бродит, а вместо ноги коряга сухая. Ох, кинулась тогда я бежать! А он мне в след только слово бросил: «Обожди, ласточка, домой тебя хочу проводить, не бойся!» Спряталась тогда я за толстенную березу, гляжу тихонечко из-за нее, а он сел на пень и начал какую-то палочку ножом чиркать, да еще песенку завел. На меня и не смотрит. Осмелела я, подошла ближе. На одной-то ноге ему меня все равно не догнать. Сама и разговор завела…
И даже на груди есть картинка. Вон из распахнутого ворота рубахи видно. Драконий прислужник! Нет, Леде он совершенно не понравился, отвел бы поскорее домой, и век с ним больше не встречаться.
Опомнилась от грубого приказа.
– Руку дай!
– Это зачем еще?
– Иначе озеро колдовское не отпустит. А держаться за меня будешь, выйдем вместе из леса.
– А вам, значит, чары омута не страшны?
– Получается, так… Ну-у, выбраться отсюда хочешь или мне одному в Гнездовье идти?
– Очень хочу выбраться. Пойдемте, - смирившись, вздохнула Леда.
Вроде, говорил он уже спокойно, с обвинениями дурацкими не накидывался, и она несмело протянула ему ладонь. Мужчина тотчас сжал ее в своей ручище и быстрым шагом направился вперед. Леда едва за ним поспевала, путаясь в мокром до колен платье.
– А вы точно дорогу знаете? Я, кажется, с другой стороны к воде подходила. Вы потише бежать можете, я же так долго не продержусь.
– Помалкивай лучше, не то до вечера тут застрянешь, а там вылезет на берег сам Дух водяной, утащит вглубь, что я Радсею скажу? Не сберег дорогую невестушку...
И вовсе беззлобно стращал, будто насмешничал даже. Из лесу выбирались долго, Леда умаяться успела, пару раз на спину провожатого натыкалась, чуть не падала, останавливаться приходилось обоим. Чужак тогда глядел на нее с пренебрежением, кривил губы, морщился с досадой. Конечно, один-то он бы гораздо быстрей до Гнездовья добрался.
Еще она тревожилась за Радуню, нашлась ли подруженька, привел ли Михей к матери беглянку. Скоро-скоро все станет известно, вон и березняк поредел, показалась широкая прогалина со стожком сена, а за ней и знакомое поле.
– Устала, поди?
– И как вы только догадались? - съязвила Леда, - руку отпустите уже, горячо, как от печки.
Тотчас хватку свою мужчина ослабил, и она с облегчением бухнулась на охапку сухой травы подле стога. Ноги гудели от долгой ходьбы, хотелось лишь растянуться во весь рост, дать телу желанный отдых. К ее удивлению, присел рядышком и незнакомец. Неужто и он притомился?
– Леда… Чудное имя. Откуда родом будешь?
Ох, и не к чему сейчас эти расспросы. Так хотелось пить, что отвечать-то едва могла.
– Издалека я. Никого родных рядом нет. Сама в Гнездовье пришла.
– И так сразу молодому князю поглянулась? - недобро прищурился провожатый.
– Вы меня будто в чем-то подозреваете? - вспылила Леда. - Никакого колдовства я не знаю. Радсей хороший человек, просто замечательный. Так я сразу и поняла. И он...
– Арлета здорова ли? Радуня что? Может, и ей уже без меня жениха сыскали? - сухо перебил незнакомец.
– Она же ребенок еще, какой ей жених!
– То-то!
Помолчали немного. Солнышко уже совсем низко было, скоро и вовсе за дальним лесом скроется, а после уляжется на округу вечерняя сутемень. Вон и тонкий серпик месяца показался на лазоревом еще небосводе.
– Пойдем-ка вперед, уж недолго осталось.
Первым встал, протягивая руку. И пришлось Леде за нее ухватиться, так подняться легче, а то уже последние силы на исходе. Весь день провела она в лесу, будет на завтра еще такая прогулка вспоминаться. Да лишь бы Радуня нашлась, хоть бы дома радость ожидала...
По полю шли медленно, теперь нечаянный попутчик и сам сдерживал шаги, проводил раскрытыми ладонями по вызревающим колосьям, словно здоровался. Леда еле ноги переставляла, уже ни васильки не забавляли, ни стайка перепелов, выпорхнувшая невзначай. Вскоре показалось на пригорке привычное жилье.
– Вот и добрались! Хвала Светлой Живине.
Мужчина обернулся, словно приглашая Леду разделить его благодарность, и вдруг резко побледнел, глядя чуть выше ее лба. А она тут же поднесла к волосам ладошки, пытаясь смахнуть с головы неосязаемый лесной сор:
– И что у меня там, ветки да листья опять? Еще мне на перья очень везет, глядишь, скоро на крылышки насобираю, не хуже Змея летать выучусь.
А потом и вовсе стало не до смеха. Что-то неуловимо изменилось в лице чужака, глаза ровно больше стали, цвет их от темно-карего перешел к золотому, а зрачок сузился, вытягиваясь вверх. Опасные, нечеловеческие глаза… Голос теперь гораздо ниже звучал, глухим рокотом раздаваясь из верха груди:
– Явилась душу мне рвать! Если б не брат, оставил в лесу. Ведьма лунная!
Сказал так, словно хлестнул тугой плетью. С трудом взгляд от Леды отвел и чуть не бегом поспешил к поселку.
– Да за что же так-то? – вымолвила она, растерянно глядя ему вслед. На мгновение еще задержалась, а потом кинулась вперед, не пытаясь догнать. Только одни мысли в голове пойманными рыбками бились:
«Может, ненароком ошибся, спутал меня с кем. Что же я ему сделала плохого? Оставить в лесу… Вот же изверг! Шагу больше не ступлю за ворота, дома буду сидеть, шить хорошо выучусь, а то Арлета часто стыдит да девчонки смеются, неумехой за глаза дразнят».
Ворота впереди уже были распахнуты настежь, и люди высыпали навстречу, как грибы из лукошка, набитого доверху.
– Хозяин! Хозяин вернулся!
Леда слышала взволнованные голоса и недоумевала:
«Кого же они так встречают…»
И сразу пришла догадка. Уже перед самой оградой еще раз обернулись на нее грозные очи, и уж тогда вспомнились Леде узоры на мокром теле сурового спутника.
"Змей!"
Это же сам Змей ее вывел к дому! И уже успела чем-то ему не угодить. Ведьмой назвал, разгневался… Не-ет, какая ей теперь Лунная Долина, такой злыдень ни за что не отнесет к ее истокам Роси, не поможет вернуться в свой мир. Пока старшего князя встречали с поклонами да прочие почести ему воздавали, Леда протиснулась сквозь толпу бочком и побежала к своим хоромам. И долго еще жег ей спину недобрый взгляд.
А на весь терем раздавались сердитые окрики Арлеты и жалобный плач Радуни. Нашлась-таки, гулена! Ничего, ничего, любящая мать поругает в сердцах да простит. Забежала Леда в светлицу, ничком рухнула на заправленную постель.
Щеки горят, руки дрожат, стоят перед внутренним взором янтарные змеиные очи. Аж дух захватывает, до чего тревожно и жутко! Скорей бы с Радсеем свидеться, только он успокоить сможет.
Глава 10. Заботы сердечные
И порой мне завидна судьба
Парня с белой пастушеской дудкой
На лугу, где девичья гурьба
Так довольна его прибауткой…
Н.Гумилев
Цепким взором рачительного хозяина обвел Годар свои владения, благосклонно принимая приветствия слуг и оставшихся в Гнездовье дружинников. Только сдвинул вместе брови, когда сообщили о недавнем переполохе с пропажей племянницы, однако дело это и без его вмешательства разрешилось благополучно.
Привел беглянку неведомый лесной человек, с рук на руки матери передал, сам скрылся в чаще, не взяв никакой награды. В остальном же лишь добрые вести - братец любимый невесту нашел. Видно, ждет благословения старшего в роду, оттого и не назначает день свадьбы. А вот и Радсей...
Крепко обнялись родичи, здесь уж Годар не сдерживал радости, оторвал молодшенького от земли, легонько встряхнул. А после в глаза глянул пытливо, в который раз задал тот же вопрос:
– Все ли спокойно дома?
– Все хорошо, а с твоим возвращением во сто крат лучше станет! - светился голубыми очами Радсей.
– А чего же за Лебедушкой своей не следишь как подобает? - сказал Годар, как хлестнул плетью, - бегает она от тебя по лесам-омутам, а ты в тереме прохлаждаешься, знать ничего не знаешь, ведать не ведаешь? Где только усмотрел такую неказистую? Или не нашлось по тебе лучше?
Младший только длинными ресницами хлопал, отстраняясь от брата, никак не мог в толк взять, с чего Годар на девушку взъелся. Даже заступаться и спорить не сразу решил от растерянности.
– А по мне так Леда всем хороша…
Только Годар не дослушал, наступал строго.
– Где родичи ее, ответь? Из каких чужих земель к ним попала, что там за люди живут, известно ли нам… И тебя чем пленить сумела? Ладно, после поговорим! Одно знай - мне она не по нраву. Задумал в жены взять, запрещать не стану, а по моему разумению, не пара тебя эта девка, не стоит тебя.
Отповедь Старшего многие слышали в наступившей вдруг тишине, кто со злорадством и одобрением: "Не нужна нам пришлая, своих красавиц полно. Верно Князь слово молвит", а кто и с великой жалостью: «Зря сердится Змей, славная девушка появилась в поселке - милая, приветливая, и Радсею не долго по свету бродить, пусть порадуется».
Сам же Радсей стоял, зардевшись от негодования, изумленный и подавленный. Пробовал было еще отвечать, но Годар уже дальше пошел, раздавая челяди наказы, выслушивая донесения и отчеты.
«И какая муха его укусила, какая голубка в темечко клюнула…»
А Леда тем временем даже успела немного задремать, правда, вскоре открыла глаза, уж сильно жажда донимала, выглянула в сени, позвала знакомую чернавку:
– Принеси мне напиться, пожалуйста. И чего бы покушать еще…
Скоро принесли в горенку прохладной брусничной воды да здоровый кусок вчерашнего рыбного пирога с холодной кладовки. Закусила Леда и затеяла со служаночкой разговор:
– А, что, мать Радуню сильно бранила?
– И не то слово! Даже полотенцем отходить пыталась да остереглась обижать. А уж как смело молодая госпожа матери вздумала перечить! Только тронь, говорит, снова в лес убегу и поселюсь у этого… страшного лесовика. Подружилась, видать, с одноногим-то. Все здесь его видали, хоть и калечный мужик, а, похоже, справный, степенный. И вроде как бабы у него нет, один в чаще живет, с лешими знается.
– А где же сейчас Радсей? - быстро спросила Леда, желая скорее переменить тему.
– С братом видается, не иначе. Скоро у нас большой праздник, для всех накроют столы богатые. Сам-то Князь завсегда первым прилетает. А на завтра и дружина его вернуться должна, как водится с великой добычей. Будут подруженьки славных воинов в дорогие шелка рядиться, разноцветные бусики примерять, хвастаться яркими каменьями на сережках.
Леда отрешенно головой покачала, устало прикрыла глаза:
– Почему же князь прямо посередь двора с неба не спустился? Ты хоть раз-то его в Змеином обличье видала?
– Вот уж нет, как нет, и желания не имею! - вытаращила глаза чернавка. - Никому господин в своем крылатом облике не кажется, завсегда таится. Уж больно велик и грозен. От вида такого, говорят, сразу замертво свалишься. Оттого-то никто нам и не страшен, одного лишь имени Годара трепещет народ.
– Да чего уж там! Драконы – красивые. Я бы посмотрела… - смущенно улыбнулась Леда.
– А ты попросись, может, невесте братовой и покажется, каков есть.
– Смеешься, что ли? Да я к нему теперь не подойду вовсе, он же на меня волком смотрит, обругал за что-то, сама не пойму, в чем моя вина.
– Зовут меня, госпожа, помогать надо. Пойдешь, что ли, со мной князя чествовать?
– Навидалась уже. Спасибо, больше не манит!
Леда прилегла на постельку и так до самой темноты проскучала одна в грустных думах. Голод уже не мучил, вовсе нет нужды выходить к Змеям, пусть без нее дорогого гостя встречают да обихаживают. И ведь даже Радсей ее не хватился, пока в лесу была, знать, не слишком дорога.
Может, и забыли уже все про нее. А вдруг да хозяин немилостивый вообще велит со двора уйти, только и останется, что опять Медведя кликать, просится на постой. И прощай мечта о том, чтобы домой попасть…
Скрипнула половица, послышался от двери тихий голос:
– Голубушка моя, ты еще не спишь?
– Радсей!
Мигом на лежанке подскочила, а милый друг рядом уже, руки холодные целует, волосы гладит, к себе прижимает ласково.
– Заждалась, небось, лада моя?
– Думала, не придешь вовсе!
Губы их встретились лишь на одно мгновение, будто бы невзначай, да тотчас расстались, а потом Леда обняла друга и расплакалась горько на его плече. От нечаянной обиды на Князя, от усталости, да еще от надежды, что тоньше волоса стала, чуть-чуть и совсем сгинет.
– И с чего он на меня стал такой злой? Ну, скажи-скажи! Чем я ему не угодила? Думает, раз в лесу была одна, так непутевая сразу, блудница какая-то… Ругал тебя за меня, наверно? И, правда, кто я такая, без роду, без племени… ни отца у меня, ни дедов тут нет. Зачем ты меня невестой назвал? Добра за меня никто не даст, слово не замолвит, чести не прибавит…
Радсей утешал, обнимал крепко, потом взял личико ее зареванное в свои ладони и сказал прямо, глаза в глаза:
– Сердце у меня не на месте! Я ведь и сам незадолго перед вами из лесу вышел, узнал, что Радунюшка нашлась, возрадовался. Про тебя думал, в тереме сидишь, а ты, сказывали, тоже по оврагам гуляла и на брата наткнулась. Что в лесу промеж вас было? Я ведь Годара знаю, он шибко норовом крут, не обидел тебя часом?
– Не обидел, - прошептала Леда, опуская глаза, а Радсей горячо продолжил:
– Обо мне худого думать не смей! Я тебя не стыжусь! Хочешь, завтра же утром к брату пойдем, скажем, что уже живем как муж и жена. Слова о тебе больше плохого не выронит. Ладушка ты моя, ни о чем не печалься.
Снова поцеловать хотел, да она увернулась, отвела мужские руки с лица, крепко стиснула пальцы Радсея:
– Ты мне и сам как брат. Хочу тебя любить и не умею, кажется. Не могу, не так что-то… стыдно.
Вот и снова в слезы. Парень смеялся, грустно, правда, потом голову ее к груди прижал и тихо спросил:
– Был у тебя кто-то прежде? Кому открывалась вся…
Леда вздохнула и созналась, как у нее в первый раз случилось, - там, в далекой Ингале, близ древних курганов. Сказала и сразу на душе легче стало. Пусть Радсей сам решает, считаться ли ей невестой или уж не морочить родню да дворню зря.
– О чем просил тебя сейчас, позабудь, насильно ведь мил не станешь. Только сестрицей тебя звать мне тоже не хочется, уж, душа моя, не обессудь. До осени желаю проходить в женихах, а свадьбу отложим, да и отменим после, кто нам указ? Даже сам Змей не встрянет. Не знает он тебя совсем, песен твоих, сказок мудреных не слыхивал, не видал, как любишь с детушками возиться, сколько света в твоих глазах, век бы тобой любовался. И не бойся его, мало ли что в горячую голову взбрело? Остынет… Полюбит еще тебя… Как же тебя не любить, солнышко мое ясное?
Отогрелась Леда такими речами, успокоилась. Потянулась к Радсею, словно тонкий стебелек, обвила шею руками, а молодой князь ее на колени себе усадил и укачал, как ребенка.
– Только попроси, рядом лягу, даже тебя не коснусь до утра… Ближе быть хочу…
– Ушел бы лучше к себе, завтра свидимся.
– Доброй ночи, Ладушка моя!
– Доброй ночи, легкого сна...
А рано-рано поутру забежала в покои Леды румяная спросонья Радунюшка, так с ходу и нырнула под одеяло, жарким шепотом обожгла щеку:
– Крохотка времени у меня, не успею всего рассказать, маменька спохватится, снова ворчать начнет. Тебе одной поведаю, как была в лесу. Другие-то враз разболтают, а ты сохранишь…
Леда просыпалась с трудом, ровно и не отдохнула совсем, однако приготовилась слушать. А подруженька между тем продолжала:
– Испугалась его поначалу, думала леший какой по кустам бродит, а вместо ноги коряга сухая. Ох, кинулась тогда я бежать! А он мне в след только слово бросил: «Обожди, ласточка, домой тебя хочу проводить, не бойся!» Спряталась тогда я за толстенную березу, гляжу тихонечко из-за нее, а он сел на пень и начал какую-то палочку ножом чиркать, да еще песенку завел. На меня и не смотрит. Осмелела я, подошла ближе. На одной-то ноге ему меня все равно не догнать. Сама и разговор завела…
