– Полно, полно так убиваться! Ему хуже будет, почует нашу тоску и сам занеможет пуще. Не тревожь брата, оставь.
Леда всхлипывать продолжала, когда Годар поднял ее с земли, принялся отряхивать рубашку, поправлять растрепавшиеся волосы.
– Не годится крышу последней хоромины слезами мочить, им это тяжело бывает, во сне после явится и пристыдит. Напугаешься еще у меня. Ну, что такое? Пройдет, все пройдет…
Леда как могла отводила руки князя, отворачивала зареванное лицо, только вымолвила с дрожью в голосе:
– Тека там пришла. К тебе…
– И с чего же ты плачешь, ладушка?
– Плохая я. Очень плохая! Не могу ее видеть теперь, хоть и никакой ее вины, а потому что ты с ней был. И тебя не могу видеть. Оставьте меня все, я уйду от вас… Не знаю, куда, все равно. К бабке - колдунье в лес, она меня выучить обещала. Или одна буду жить, никто мне не нужен. Легче так-то… наверно, легче.
Села спиной к нему, судорожно вздыхая, подставила ветерку мокрое лицо. Просветлело над холмом небо, разошлись серые комковатые облачка.
«Может, и правда, вернуться в лес откуда явилась?»
Впервые за последние дни снизошел покой, будто правильный путь отыскала, верное решение приняла. Но раздался позади холодный насмешливый голос:
– В лес она сбежать собралась! Вот чудная. Как будто я тебя отпущу! Пройдет положенный срок печали, а в месяц ревун станешь мне женой.
– Люди-то что скажут? - всхлипнула Леда.
– Худой молви страшится не надобно, мой народ меня всяко одобрит. Иное и представить нельзя! Да и то сказать, самое верное дело холостому мужчине взять за себя невесту ушедшего родича.
– Сам знаешь, я Радсею только на словах невестой была, это ведь не серьезно.
– Зато у нас с тобой все взаправду будет.
Леда глянула из-за плеча, еще стыдясь показаться с припухшим после рыданий лицом.
– Ты же вовсе женитья не хотел, отчего так быстро переменился?
Годар помолчал, растирая между ладоней буроватый комочек глины, а потом тихо ответил:
– По-честному хочу жить с тобой. Мужем тебе хочу быть, а не только гостем ночным. Деток хочу…
– Молчал бы ты лучше про деток! – возмутилась Леда, - а если одни мальчишки пойдут, тогда что? Да я сама лучше в землю лягу, чем отдам свою кровь и плоть каким-то несгораемым рыжим девкам!
– Хочешь сказать, что я брата легко отдал? - полыхнул взглядом Годар.
– А то как же?
Князь рывком Леду развернул к себе, ухватил за плечи:
– Сильнее меня Подземный, не сладить с ним, понимаешь? Как я могу вековые уставы сломать, клятву Горыни нарушить? Не только себя погублю, а и всю Долину Змеиную, деревеньки и маленькие городки – все враз порушиться может.
– И страдать теперь вашему роду до конца света? Не оттого ли ты хотел Последним Змеем остаться?
– Молчи, молчи, самому тяжело… Молчи.
– Я-то смолчу, но и женой твоей не буду. Уж, прости, князь, одних девочек я тебе обещать не могу, а мальчишек своих мне жалко. Получается, не судьба… А потому, забудь про всякие там лунные веночки и живи, как до меня жил.
Хотела дернуться из его рук, но леший что ли какой вдруг тронул за язычок:
– Другую наложницу себе скоро сыщешь, утешишься.
Годар подбородок Леды пальцем одним приподнял, близко-близко в глаза заглянул:
– Так ты мне чернавку эту простить не можешь! Вот же кто у нас огонь, а, вроде, казалась смирена с виду. Да одно мне только утешение и осталось, что очи твои голубые, обиженые да надутые губы. Люблю тебя, Ладушка, знала бы, как люблю… А тебе хоть немножко дорог, правду скажи?
И поцеловал, не дождавшись ответа. И обнял, укачивая на руках, как младенчика несмышленого. Приговаривал еще:
– Цветик мой аленький! Никто кроме тебя мне не надобен. Не будь тебя, как перенес бы потерю брата... Белый свет не мил, а увижу твое нежное личико и сердце вновь всколыхнется – возрадуется. Лучик мой ясный, голубушка ненаглядная, лебедушка белая.
Леда притихла, судорожно вздыхая, робко коснулась ладошкой груди князя.
– Годар, а если с этим Подземным царем поговорить, с дружеским визитом к нему спуститься?
– Живым туда ходу нет.
– А если… если самого царя наверх для беседы вызвать. Должен же быть какой-то способ… ну… мирного урегулирования, так сказать.
– Странные речи ты ведешь, не по- здешнему. Думаешь, не хочу своих потомков от беды избавить?
– Так я бы сама с ним поговорила! Иногда женское слово до всяких богов лучше доходит. Об этом много сказок и легенд имеется у разных народов. Годар, надо его убедить! Пусть другой выкуп берет, а юношей оставит в покое. А то просто минотавр какой-то получается из подземного лабиринта. Не-ет, с такими типами или по-доброму убедить или силой победить, надо что-то делать!
– Осмелела ты у меня, гляжу и диву даюсь.
– За себя постоять хочу, за свою судьбу. Если нельзя мне домой вернуться, так нужно здесь все наладить можно лучше. Не следует нам руки опускать раньше срока, за свое счастье стоит и побороться. Разве не так?
Годар внимательно смотрел на нее, будто в первый раз увидел. Буря поднялась в душе. Вот ведь явилась чудо не знамо откуда, сердце взяла в полон, так еще и стыдит. И, кажись, правильные слова нашла. Что он сделал, чтобы избавить брата от векового зла, сколько своей крови пролил, сколько поломал костей, исходил дорог?
Смирился Змей, заповеди предков чтил свято, а если несут они боль и разлуку, может, настала пора другие законы поверх них поставить? Не для того ли пришла сюда Лунная девушка как раз в то время, когда готов был Князь отказаться от собственного семейного уклада, прожить век, любви не ведая. Только спросить пожелал:
– Что бы ни ждало впереди, будешь со мной?
Леда сжала ладошками его большие руки и проговорила давно выстраданный ответ:
– Отнеси в Лунную долину! Не найти мне покоя, пока не спрошу совет у ее Хозяйки. Обо всем спрошу, о пути своем, о тебе и… о нас. Как бы она не ответила, я хочу быть с тобой, как уж сумею. Помочь тебе хочу и не обессудь, если что не так, раз уж я именно я тебе приглянулась - не из вашего мира. Исполни мое желание, Годар, и вместе вернемся обратно, а там… если не передумаешь, так… можно нам и пожениться.
Особой радости в ее последних словах Годар не услышал, будто в клетку какую-то, в темницу пообещалась ступить. И новое чувство открылось Змею, а надобно ли неволить за себя эту соловушку, может, она в клетке-то и совсем перестанет петь, не отпустить ли подобру, чтобы самому остаться в тоске и муке, но знать, что где-то там далеко она счастлива.
– Отнесу к Лунной Деве, как ты просишь. А захочешь уйти от меня, может, сил найду ворота открыть. Судьба моя горькая, разве вправе я любимой ее навязывать? Раскрыла ты мне глаза, ладушка, прости, прежде более о себе думал.
Теперь Леда молчала, закусив губу. Едва сдерживалась, чтобы не броситься ему на грудь и не закричать во весь голос: «Никогда тебя не покину, только сам-то не отпускай, крепче держи. Твоей буду…»
Вместо этих слов сказала совсем другие:
– Вернемся в дом, надо скорее узнать, что за несчастье у Теки случилось, она на тебя одного надеется, ты и должен помочь.
– И то правда. Вернуться пора, вот и слезки все твои высохли, больше худого не думай, одна ты в сердце моем, а людям своим я помогать должен. Ну, вот и улыбнулась, ровно солнышко из-за тучки вышло для меня. Хочешь, на руках через луг отнесу?
– Не надо, еще кто увидит.
– Полно таиться нам. Пусть глядят, пусть все Гнездовье знает – теперь ты моя невеста, а там, как Боги решат.
– Уж они решат... Только порой им верная подсказка нужна. И наша о том забота.
– Не по годам ты умна, моя ладушка, вот такие к старости много воли берут, мужей своих притесняют.
– Заранее бойся! Да, пожалуй, тобой-то не сильно покомандуешь! Разве ты такое позволишь?
– Наедине, если только, да в шутку если, как знать.
– Годар, а почему Тека не захотела при мне поведать свою беду?
– Видать, не хотела тревожить, ты где-то умна, а порой чисто дитя малое.
– А ты мне расскажешь потом, правда? Может, и я чем-нибудь помогу.
И как мог он ей отказать, глядя в вопрошающие глаза васильковой сини…
А когда вечером все же открылась причина, по которой Тека прибегала в Гнездовье, негодование и растерянность заполнили душу Леды. А еще страх перед тем неведомым, что не разрубить мечом, не прогнать хлыстом, не утешить словом.
Крепко задумался и Годар, так ведь было о чем. Сама Арлета передала Леде рассказ испуганной женщины, заранее отослав Радунюшку ко сну, нечего страшную бывальщину слушать.
– Неладное у них творится в избе по ночам. Умершая мать к дочерям приходит, наливает воду в купель и моет девчонок. До того замыла, что совсем худенькие стали, все косточки светятся, а днем силы нет ходить, только крепко спят до темноты, опять матушку поджидают. Видать, шибко любила их упокойница, так и не может расстаться.
И мужика своего бывшего замучила, хорошо ли ему видеть, как родные дети на глазах тают. Пробовали было Устин с Текой сторожить, ан нет, долит всех тяжкий сон, а на утро опять весь пол в воде и дочери намыты, волосенки сушат, улыбаются: «А к нам опять мамочка приходила, целовала головушку, расспрашивала о житье да просила не забывать».
– Колдуна позвать! Соседей каких-нибудь пригласить на ночь, пусть сами увидят, что в доме творится, не может ведь душа сама бадьи с водой поднимать, тут живые руки нужны. Или все-таки… может?
– Соседи боятся, знамо дело, до любого доведись, а колдун ничем не помог. Уж стращал навье - заговаривал, тряс жиденькой бороденкой, все без толку. Бабка Болотная единственное средство подсказала – надо Мертвой водой пороги омыть да все окна опрыскать, а остатки воды безутешной матери на могилку слить. Тогда перестанет душа неприкаянная по земле бродить, тревожить детушек малых.
Невольно захотелось Леде подсесть ближе к зажженной лучине, а то и вовсе подойти к Годару и попросить, чтобы обнял. Подле него сидеть – самое безопасное место.
– Где же взять эту Мертвую воду?
Тут и сам князь голос подал:
– Чую, придется мне вместе с Медведем в Заброшенную деревню отправиться.
– А это очень далеко и опасно? - живо спросила Леда, борясь с желанием подойти ближе, хотя бы за руку его взять.
– Да не так, чтобы очень… Как раз перед заболотьем, что в Лунную долину ведет. Право, чудно получается: Медведю живая вода для себя нужна, а мне мертвая, чтобы своих людей от морока избавить. А ведь эти зачарованные ключи рядом бегут, омывают корни Старого ясеня, что близ брошенного селения растет. Судьба, знать, нам породниться с Михеем. Если все, что задумал он себе и впрямь сотворит – отдам за него Радуню!
– Да ты что же говоришь-то такое? Опомнись, брат! – запричитала Арлета, на колени свалившись с лавки.
Годар кулаком по своему колену ударил.
– Вот мое последнее слово: вернется Михей на обеих ногах, назову зятем. Всем он мне хорош, а дочь твою будет любить и беречь до последнего своего часа. Никому в обиду не даст и собой заслонит, если понадобиться. А свекровушку-лесовичку мы укоротим, даже не заботься, не позволим молодую обижать.
– Она бабушка интересная, с ней подружиться можно, опять же много чего о лечении знает, - не удержалась Леда, переглянувшись с Годаром. - Да и сама Радуня не против, а даже и наоборот.
– Ох, сговорились вы на мою погибель! Про себя-то сами, что скажете, шепоток по терему уже катится вовсю, пересуды идут во дворе, долго ли будет наша «русалка» в черной шали ходить, а не сменит ли ее на свадебный наряд?
Леда голову опустила, но все же тихо ответила:
– Недавно еще звалась невестой другого, рано мне о свадьбе думать.
А после вскинула глаза на Князя:
– Годар, ты сейчас, пожалуйста, не спорь, я с вами пойду! Проводим Михея до этой странной деревни, поможем ему набрать живой и мертвой воды и отправим обратно. Так Медведь себя исцелит и семью Теки от наваждения злого избавит. А мы с тобой дальше… полетим. Ну, скажи, правильно я все рассудила? Чего же нам ждать? Ты хоть раз сам-то бывал в Лунной долине?
– Только мой отец. Давно… Первый раз летал о Суженой справиться, истомился ждать свою Луну. А второй раз улетел, чтобы не возвратиться более. Матушку не хотел пережить. Девять лет минуло с той поры.
– Все предки твои летали, раз так у вас заведено, значит и тебе надо. Годар!
– Вот прилипла как банный лист!
– Не надо, так я и отлипнуть могу, я никому навязываться не собираюсь.
Арлета тяжело поднялась с полу, прошлась по горнице до стола, оперлась об него руками.
– Поздно прикидываться овечкой, навязалась уже… Да хотя бы на мою шею! Доченьку единую взбаламутила медведями. Дело она говорит, братец, увези-ка ее в Долину да там и оставь! Без русалок у нас в дому ноне тошнехонько.
Годар рассмеялся и покачал головой:
– Вот кто здесь сговор устроил! Ну, значит, быть по сему. Михея проведаю и назначим день. Хоть и боязно мне тебя брать в дорогу, и оставить здесь мочи нет, еще чего натворишь опять: удерешь в леса или на гнилую крышу залезешь. На глазах у меня будешь теперь, так мне сподручнее, так спокойнее.
Сердце от радости зашлось, забилось неровно, если бы не стыдилась Арлеты, подбежала бы и расцеловала сама. А Змей будто понял, загорелись очи желтоватыми всполохами, руки сами потянулись навстречу. Однако пришлось сердце утишать и отвечать ровно:
– Иди в светлицу к себе, отдыхай пока. Утро вечера мудренее. Завтра все прочее обговорим.
– Годар, а ты без меня не улетишь?
– Так с Медведем-то до деревни пешком придется идти и на лодке плыть, ему-то безногому не угнаться за нами в облаках.
– Пешком я тоже люблю, Годар, я умею долго ходить, я вам помехой не буду!
– Ступай, ступай к себе, а то начала стрекотать как сорока: «Годар… Годар…»
А у самого-то просветлело лицо, тянула губы довольная улыбка, зря старался скрыть. Арлета вытерла глаза кончиком платка:
– Хоть бы вам выпало счастье! Один братец у меня остался, так тебя сестрицей назову, если против не будешь.
Вот с Арлетой обняться было самое доброе дело. А потом к женщинам и князь подошел, сразу обоих ухватил в охапку, каждую поцеловал в макушку. Только почудилось Леде, что у ее волос все-таки задержался подольше…
В заброшенных селеньях боги плачут.
И этот плач нездешних похорон
Летит, печными трубами подхвачен,
Пугает похитителя икон.
Эй, кто здесь ходит, кто скрипит дверями,
Кто в черных избах ждет вчерашний день?
Поладить может смертный со зверями,
Но не с богами мертвых деревень.
Леда серьезно подошла к предстоящему путешествию, даже попросила Михея добыть из лесной избушки свою прежнюю одежду и сильно огорчилась, когда узнала, что ее джинсы, футболку и такую удобную ветровочку «вредная старуха» сожгла в печи. Пришлось к Арлете обратиться за помощью, потому что бродить по лесам в длинном платье или сарафане поверх рубахи Леда совершенно не хотела.
– Мне нужны какие-нибудь брюки, то есть штаны. Хорошо, хорошо и рубашку сверху подлиннее и эту безрукавку надену. За полусапожки тоже спасибо, удобные.
– Сидела бы ты, девка, дома! Годар вернется и твое пожеланье справит, домчит в Долину, все же не по лесным оврагам тебе ножки бить, - непривычно ласково причитала Арлета.
– Может, передумаешь еще, - робко уговаривала Радунюшка.
Уж за ней-то у матери был сейчас особый пригляд, в оба смотрела Змеица, как бы любимая доченька вслед за подружкой не сбежала, коза, опять шепчет чего-то на ухо Леде, и ведь подслухать нельзя...
Леда всхлипывать продолжала, когда Годар поднял ее с земли, принялся отряхивать рубашку, поправлять растрепавшиеся волосы.
– Не годится крышу последней хоромины слезами мочить, им это тяжело бывает, во сне после явится и пристыдит. Напугаешься еще у меня. Ну, что такое? Пройдет, все пройдет…
Леда как могла отводила руки князя, отворачивала зареванное лицо, только вымолвила с дрожью в голосе:
– Тека там пришла. К тебе…
– И с чего же ты плачешь, ладушка?
– Плохая я. Очень плохая! Не могу ее видеть теперь, хоть и никакой ее вины, а потому что ты с ней был. И тебя не могу видеть. Оставьте меня все, я уйду от вас… Не знаю, куда, все равно. К бабке - колдунье в лес, она меня выучить обещала. Или одна буду жить, никто мне не нужен. Легче так-то… наверно, легче.
Села спиной к нему, судорожно вздыхая, подставила ветерку мокрое лицо. Просветлело над холмом небо, разошлись серые комковатые облачка.
«Может, и правда, вернуться в лес откуда явилась?»
Впервые за последние дни снизошел покой, будто правильный путь отыскала, верное решение приняла. Но раздался позади холодный насмешливый голос:
– В лес она сбежать собралась! Вот чудная. Как будто я тебя отпущу! Пройдет положенный срок печали, а в месяц ревун станешь мне женой.
– Люди-то что скажут? - всхлипнула Леда.
– Худой молви страшится не надобно, мой народ меня всяко одобрит. Иное и представить нельзя! Да и то сказать, самое верное дело холостому мужчине взять за себя невесту ушедшего родича.
– Сам знаешь, я Радсею только на словах невестой была, это ведь не серьезно.
– Зато у нас с тобой все взаправду будет.
Леда глянула из-за плеча, еще стыдясь показаться с припухшим после рыданий лицом.
– Ты же вовсе женитья не хотел, отчего так быстро переменился?
Годар помолчал, растирая между ладоней буроватый комочек глины, а потом тихо ответил:
– По-честному хочу жить с тобой. Мужем тебе хочу быть, а не только гостем ночным. Деток хочу…
– Молчал бы ты лучше про деток! – возмутилась Леда, - а если одни мальчишки пойдут, тогда что? Да я сама лучше в землю лягу, чем отдам свою кровь и плоть каким-то несгораемым рыжим девкам!
– Хочешь сказать, что я брата легко отдал? - полыхнул взглядом Годар.
– А то как же?
Князь рывком Леду развернул к себе, ухватил за плечи:
– Сильнее меня Подземный, не сладить с ним, понимаешь? Как я могу вековые уставы сломать, клятву Горыни нарушить? Не только себя погублю, а и всю Долину Змеиную, деревеньки и маленькие городки – все враз порушиться может.
– И страдать теперь вашему роду до конца света? Не оттого ли ты хотел Последним Змеем остаться?
– Молчи, молчи, самому тяжело… Молчи.
– Я-то смолчу, но и женой твоей не буду. Уж, прости, князь, одних девочек я тебе обещать не могу, а мальчишек своих мне жалко. Получается, не судьба… А потому, забудь про всякие там лунные веночки и живи, как до меня жил.
Хотела дернуться из его рук, но леший что ли какой вдруг тронул за язычок:
– Другую наложницу себе скоро сыщешь, утешишься.
Годар подбородок Леды пальцем одним приподнял, близко-близко в глаза заглянул:
– Так ты мне чернавку эту простить не можешь! Вот же кто у нас огонь, а, вроде, казалась смирена с виду. Да одно мне только утешение и осталось, что очи твои голубые, обиженые да надутые губы. Люблю тебя, Ладушка, знала бы, как люблю… А тебе хоть немножко дорог, правду скажи?
И поцеловал, не дождавшись ответа. И обнял, укачивая на руках, как младенчика несмышленого. Приговаривал еще:
– Цветик мой аленький! Никто кроме тебя мне не надобен. Не будь тебя, как перенес бы потерю брата... Белый свет не мил, а увижу твое нежное личико и сердце вновь всколыхнется – возрадуется. Лучик мой ясный, голубушка ненаглядная, лебедушка белая.
Леда притихла, судорожно вздыхая, робко коснулась ладошкой груди князя.
– Годар, а если с этим Подземным царем поговорить, с дружеским визитом к нему спуститься?
– Живым туда ходу нет.
– А если… если самого царя наверх для беседы вызвать. Должен же быть какой-то способ… ну… мирного урегулирования, так сказать.
– Странные речи ты ведешь, не по- здешнему. Думаешь, не хочу своих потомков от беды избавить?
– Так я бы сама с ним поговорила! Иногда женское слово до всяких богов лучше доходит. Об этом много сказок и легенд имеется у разных народов. Годар, надо его убедить! Пусть другой выкуп берет, а юношей оставит в покое. А то просто минотавр какой-то получается из подземного лабиринта. Не-ет, с такими типами или по-доброму убедить или силой победить, надо что-то делать!
– Осмелела ты у меня, гляжу и диву даюсь.
– За себя постоять хочу, за свою судьбу. Если нельзя мне домой вернуться, так нужно здесь все наладить можно лучше. Не следует нам руки опускать раньше срока, за свое счастье стоит и побороться. Разве не так?
Годар внимательно смотрел на нее, будто в первый раз увидел. Буря поднялась в душе. Вот ведь явилась чудо не знамо откуда, сердце взяла в полон, так еще и стыдит. И, кажись, правильные слова нашла. Что он сделал, чтобы избавить брата от векового зла, сколько своей крови пролил, сколько поломал костей, исходил дорог?
Смирился Змей, заповеди предков чтил свято, а если несут они боль и разлуку, может, настала пора другие законы поверх них поставить? Не для того ли пришла сюда Лунная девушка как раз в то время, когда готов был Князь отказаться от собственного семейного уклада, прожить век, любви не ведая. Только спросить пожелал:
– Что бы ни ждало впереди, будешь со мной?
Леда сжала ладошками его большие руки и проговорила давно выстраданный ответ:
– Отнеси в Лунную долину! Не найти мне покоя, пока не спрошу совет у ее Хозяйки. Обо всем спрошу, о пути своем, о тебе и… о нас. Как бы она не ответила, я хочу быть с тобой, как уж сумею. Помочь тебе хочу и не обессудь, если что не так, раз уж я именно я тебе приглянулась - не из вашего мира. Исполни мое желание, Годар, и вместе вернемся обратно, а там… если не передумаешь, так… можно нам и пожениться.
Особой радости в ее последних словах Годар не услышал, будто в клетку какую-то, в темницу пообещалась ступить. И новое чувство открылось Змею, а надобно ли неволить за себя эту соловушку, может, она в клетке-то и совсем перестанет петь, не отпустить ли подобру, чтобы самому остаться в тоске и муке, но знать, что где-то там далеко она счастлива.
– Отнесу к Лунной Деве, как ты просишь. А захочешь уйти от меня, может, сил найду ворота открыть. Судьба моя горькая, разве вправе я любимой ее навязывать? Раскрыла ты мне глаза, ладушка, прости, прежде более о себе думал.
Теперь Леда молчала, закусив губу. Едва сдерживалась, чтобы не броситься ему на грудь и не закричать во весь голос: «Никогда тебя не покину, только сам-то не отпускай, крепче держи. Твоей буду…»
Вместо этих слов сказала совсем другие:
– Вернемся в дом, надо скорее узнать, что за несчастье у Теки случилось, она на тебя одного надеется, ты и должен помочь.
– И то правда. Вернуться пора, вот и слезки все твои высохли, больше худого не думай, одна ты в сердце моем, а людям своим я помогать должен. Ну, вот и улыбнулась, ровно солнышко из-за тучки вышло для меня. Хочешь, на руках через луг отнесу?
– Не надо, еще кто увидит.
– Полно таиться нам. Пусть глядят, пусть все Гнездовье знает – теперь ты моя невеста, а там, как Боги решат.
– Уж они решат... Только порой им верная подсказка нужна. И наша о том забота.
– Не по годам ты умна, моя ладушка, вот такие к старости много воли берут, мужей своих притесняют.
– Заранее бойся! Да, пожалуй, тобой-то не сильно покомандуешь! Разве ты такое позволишь?
– Наедине, если только, да в шутку если, как знать.
– Годар, а почему Тека не захотела при мне поведать свою беду?
– Видать, не хотела тревожить, ты где-то умна, а порой чисто дитя малое.
– А ты мне расскажешь потом, правда? Может, и я чем-нибудь помогу.
И как мог он ей отказать, глядя в вопрошающие глаза васильковой сини…
А когда вечером все же открылась причина, по которой Тека прибегала в Гнездовье, негодование и растерянность заполнили душу Леды. А еще страх перед тем неведомым, что не разрубить мечом, не прогнать хлыстом, не утешить словом.
Крепко задумался и Годар, так ведь было о чем. Сама Арлета передала Леде рассказ испуганной женщины, заранее отослав Радунюшку ко сну, нечего страшную бывальщину слушать.
– Неладное у них творится в избе по ночам. Умершая мать к дочерям приходит, наливает воду в купель и моет девчонок. До того замыла, что совсем худенькие стали, все косточки светятся, а днем силы нет ходить, только крепко спят до темноты, опять матушку поджидают. Видать, шибко любила их упокойница, так и не может расстаться.
И мужика своего бывшего замучила, хорошо ли ему видеть, как родные дети на глазах тают. Пробовали было Устин с Текой сторожить, ан нет, долит всех тяжкий сон, а на утро опять весь пол в воде и дочери намыты, волосенки сушат, улыбаются: «А к нам опять мамочка приходила, целовала головушку, расспрашивала о житье да просила не забывать».
– Колдуна позвать! Соседей каких-нибудь пригласить на ночь, пусть сами увидят, что в доме творится, не может ведь душа сама бадьи с водой поднимать, тут живые руки нужны. Или все-таки… может?
– Соседи боятся, знамо дело, до любого доведись, а колдун ничем не помог. Уж стращал навье - заговаривал, тряс жиденькой бороденкой, все без толку. Бабка Болотная единственное средство подсказала – надо Мертвой водой пороги омыть да все окна опрыскать, а остатки воды безутешной матери на могилку слить. Тогда перестанет душа неприкаянная по земле бродить, тревожить детушек малых.
Невольно захотелось Леде подсесть ближе к зажженной лучине, а то и вовсе подойти к Годару и попросить, чтобы обнял. Подле него сидеть – самое безопасное место.
– Где же взять эту Мертвую воду?
Тут и сам князь голос подал:
– Чую, придется мне вместе с Медведем в Заброшенную деревню отправиться.
– А это очень далеко и опасно? - живо спросила Леда, борясь с желанием подойти ближе, хотя бы за руку его взять.
– Да не так, чтобы очень… Как раз перед заболотьем, что в Лунную долину ведет. Право, чудно получается: Медведю живая вода для себя нужна, а мне мертвая, чтобы своих людей от морока избавить. А ведь эти зачарованные ключи рядом бегут, омывают корни Старого ясеня, что близ брошенного селения растет. Судьба, знать, нам породниться с Михеем. Если все, что задумал он себе и впрямь сотворит – отдам за него Радуню!
– Да ты что же говоришь-то такое? Опомнись, брат! – запричитала Арлета, на колени свалившись с лавки.
Годар кулаком по своему колену ударил.
– Вот мое последнее слово: вернется Михей на обеих ногах, назову зятем. Всем он мне хорош, а дочь твою будет любить и беречь до последнего своего часа. Никому в обиду не даст и собой заслонит, если понадобиться. А свекровушку-лесовичку мы укоротим, даже не заботься, не позволим молодую обижать.
– Она бабушка интересная, с ней подружиться можно, опять же много чего о лечении знает, - не удержалась Леда, переглянувшись с Годаром. - Да и сама Радуня не против, а даже и наоборот.
– Ох, сговорились вы на мою погибель! Про себя-то сами, что скажете, шепоток по терему уже катится вовсю, пересуды идут во дворе, долго ли будет наша «русалка» в черной шали ходить, а не сменит ли ее на свадебный наряд?
Леда голову опустила, но все же тихо ответила:
– Недавно еще звалась невестой другого, рано мне о свадьбе думать.
А после вскинула глаза на Князя:
– Годар, ты сейчас, пожалуйста, не спорь, я с вами пойду! Проводим Михея до этой странной деревни, поможем ему набрать живой и мертвой воды и отправим обратно. Так Медведь себя исцелит и семью Теки от наваждения злого избавит. А мы с тобой дальше… полетим. Ну, скажи, правильно я все рассудила? Чего же нам ждать? Ты хоть раз сам-то бывал в Лунной долине?
– Только мой отец. Давно… Первый раз летал о Суженой справиться, истомился ждать свою Луну. А второй раз улетел, чтобы не возвратиться более. Матушку не хотел пережить. Девять лет минуло с той поры.
– Все предки твои летали, раз так у вас заведено, значит и тебе надо. Годар!
– Вот прилипла как банный лист!
– Не надо, так я и отлипнуть могу, я никому навязываться не собираюсь.
Арлета тяжело поднялась с полу, прошлась по горнице до стола, оперлась об него руками.
– Поздно прикидываться овечкой, навязалась уже… Да хотя бы на мою шею! Доченьку единую взбаламутила медведями. Дело она говорит, братец, увези-ка ее в Долину да там и оставь! Без русалок у нас в дому ноне тошнехонько.
Годар рассмеялся и покачал головой:
– Вот кто здесь сговор устроил! Ну, значит, быть по сему. Михея проведаю и назначим день. Хоть и боязно мне тебя брать в дорогу, и оставить здесь мочи нет, еще чего натворишь опять: удерешь в леса или на гнилую крышу залезешь. На глазах у меня будешь теперь, так мне сподручнее, так спокойнее.
Сердце от радости зашлось, забилось неровно, если бы не стыдилась Арлеты, подбежала бы и расцеловала сама. А Змей будто понял, загорелись очи желтоватыми всполохами, руки сами потянулись навстречу. Однако пришлось сердце утишать и отвечать ровно:
– Иди в светлицу к себе, отдыхай пока. Утро вечера мудренее. Завтра все прочее обговорим.
– Годар, а ты без меня не улетишь?
– Так с Медведем-то до деревни пешком придется идти и на лодке плыть, ему-то безногому не угнаться за нами в облаках.
– Пешком я тоже люблю, Годар, я умею долго ходить, я вам помехой не буду!
– Ступай, ступай к себе, а то начала стрекотать как сорока: «Годар… Годар…»
А у самого-то просветлело лицо, тянула губы довольная улыбка, зря старался скрыть. Арлета вытерла глаза кончиком платка:
– Хоть бы вам выпало счастье! Один братец у меня остался, так тебя сестрицей назову, если против не будешь.
Вот с Арлетой обняться было самое доброе дело. А потом к женщинам и князь подошел, сразу обоих ухватил в охапку, каждую поцеловал в макушку. Только почудилось Леде, что у ее волос все-таки задержался подольше…
Глава 16. Заброшенная деревня
В заброшенных селеньях боги плачут.
И этот плач нездешних похорон
Летит, печными трубами подхвачен,
Пугает похитителя икон.
Эй, кто здесь ходит, кто скрипит дверями,
Кто в черных избах ждет вчерашний день?
Поладить может смертный со зверями,
Но не с богами мертвых деревень.
Леда серьезно подошла к предстоящему путешествию, даже попросила Михея добыть из лесной избушки свою прежнюю одежду и сильно огорчилась, когда узнала, что ее джинсы, футболку и такую удобную ветровочку «вредная старуха» сожгла в печи. Пришлось к Арлете обратиться за помощью, потому что бродить по лесам в длинном платье или сарафане поверх рубахи Леда совершенно не хотела.
– Мне нужны какие-нибудь брюки, то есть штаны. Хорошо, хорошо и рубашку сверху подлиннее и эту безрукавку надену. За полусапожки тоже спасибо, удобные.
– Сидела бы ты, девка, дома! Годар вернется и твое пожеланье справит, домчит в Долину, все же не по лесным оврагам тебе ножки бить, - непривычно ласково причитала Арлета.
– Может, передумаешь еще, - робко уговаривала Радунюшка.
Уж за ней-то у матери был сейчас особый пригляд, в оба смотрела Змеица, как бы любимая доченька вслед за подружкой не сбежала, коза, опять шепчет чего-то на ухо Леде, и ведь подслухать нельзя...
