— Ты... — я подошла ближе, слова застряли в горле. — Где ты был? Что случилось?
Он посмотрел на меня, и в его взгляде не было ни прежней насмешки, ни того тёплого одобрения, что было в библиотеке. Была лишь тяжесть. Глубокая, бездонная тяжесть.
— Были дела, — его голос был низким и хриплым, будто он неделями не разговаривал. — Не для тебя.
— Не для меня? — я почувствовала, как во мне закипает обида, смешанная со страхом. — Три недели ничего! Я думала... я не знала, что думать!
Он медленно покачал головой, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на боль.
— И это к лучшему. Забудь. Забудь обо всём. О библиотеке. О... — он запнулся, не произнося слова «поцелуй», но оно повисло в воздухе между нами. — Это было ошибкой.
От его слов у меня похолодело внутри. Это было хуже, чем его отсутствие.
— Ошибкой? — прошептала я. — Ты сказал, что не позволишь никому...
— Я сказал много чего, — резко перебил он. Его пальцы сжались в кулаки. — Забудь, Диана. Вернись к своим друзьям. К своей нормальной жизни. Это не твой мир. И я... — он отвернулся, и его следующая фраза прозвучала уже почти шёпотом, — ...я не твой принц из сказки. Я — предостережение, которое ты не должна была игнорировать.
И прежде чем я успела что-то ответить, что-то крикнуть, он шагнул назад, вглубь тени под деревом. И растворился. Не как человек, уходящий вдаль, а как мираж, исчезающий на глазах.
Я стояла одна на тротуаре, сжимая в кармане кулаки, с комом слёз в горле и с ледяным ожогом его слов на сердце. Он вернулся лишь для того, чтобы окончательно порвать те нити, что начали связывать нас. И самое ужасное было то, что в его глазах, полных усталой тяжести, я не увидела лжи. Я увидела правду, которая резала больнее любого лезвия.
Я не помню, как добралась до дома. Слова Лекса звенели в ушах, выжигая всё на своём пути. «Ошибка». «Забудь». «Не твой мир».
В комнате я включила свет и замерла у зеркала. Тот самый узор, что появлялся на коже, теперь проступил снова — но не сияющим, а тусклым, словно шрам. Он пульсировал в такт учащённому сердцебиению, напоминая о боли.
Я сжала кулаки, чувствуя, как обида и отчаяние сменяются холодной, цепкой яростью. Он не имел права. Не имел права ворваться в мою жизнь, перевернуть всё с ног на голову, заставить почувствовать себя живой — и просто так уйти, отбросив, как ненужную игрушку.
Я подошла к окну и распахнула его. Ночь встретила меня влажным, прохладным воздухом. Где-то там, в глубине парка, под сенью древних деревьев, скрывалась правда. Правда о моей семье, о моей силе. Правда, которую он пытался скрыть.
Мои пальцы сами потянулись к книге, украденной из библиотеки, лежавшей на столе. «Родословные и легенды старого города». Она была ключом. Единственным, что у меня осталось.
Я прижала ладонь к груди, чувствуя, как под кожей отзывается тусклый свет узоров. Нет. Он не мог так просто всё оборвать. Если он думал, что может спрятаться за стеной молчания и отчуждения, он меня недооценил.
Я решительно направилась к шкафу, доставая тёплый свитер и фонарик. Если Лекс не хочет быть моим проводником, я найду дорогу сама. Его мир теперь был и моим, нравилось ему это или нет. И я собиралась это доказать. И себе. И ему. Даже если мне придётся пройти через самые тёмные уголки этого мира в одиночку.
Луна, полная и холодная, была моим единственным спутником. Я пробиралась сквозь заросли старого парка, и каждый хруст ветки под ногой отдавался в звенящей тишине. Фонарик выхватывал из мрака корявые стволы деревьев, похожие на скрюченные пальцы. Я шла на ощупь, руководствуясь тем самым внутренним зовом, что пробудился во мне после ухода Лекса.
Наконец я вышла на небольшую поляну. В её центре стоял странный камень — тёмный, отполированный до зеркального блеска, испещрённый выцветшими рунами. Алтарь. Тот самый, из легенды о Милославе.
Воздух здесь был густым и тяжёлым, им было трудно дышать. Я подошла ближе, и в тот же миг узоры на моей коже вспыхнули ярким серебристым светом, откликаясь на древнюю магию этого места. Камень ответил им тусклым свечением.
«Покажи мне», — прошептала я, прижимая ладони к холодной поверхности.
Визг. Оглушительный, раздирающий сознание. Не звук, а сама боль, обрушившаяся на меня. Я упала на колени, вжав ладони в уши, но это не помогало. Перед глазами поплыли образы.
*Лекс. Его лицо, искажённое яростью и болью. Он стоит над другим камнем, похожим на этот, но окружённым кольцом чёрного пламени. Денис и Кристина — за его спиной, их руки подняты в едином жесте, удерживая что-то невидимое. И Тень. Не та, что являлась мне раньше. Нечто большее, древнее, бесконечно голодное. Она бьётся в созданной ими ловушке, и её вопль — это тот самый визг, что разрывает меня сейчас.*
*— Держи его! — кричит Лекс, и его голос хрипит от напряжения. — Мы не можем отпустить его к ней!*
*К ней. Ко мне.*
Видение исчезло так же внезапно, как и появилось. Я сидела на мокрой земле, дрожа всем телом, с солёным вкусом слёз на губах. Теперь я всё понимала.
Их не было три недели, потому что они сражались. Сражались с тем, что хотело добраться до меня. А Лекс... он отверг меня не потому, что я была «ошибкой». А потому, что пытался защитить. Отвести угрозу. Сделать так, чтобы эта Тень потеряла ко мне интерес.
«Забудь. Это не твой мир». Он принёс себя в жертву, чтобы оставить меня в безопасности. В неведении.
Я поднялась на ноги, вытирая лицо. Страх ушёл. Осталась только твёрдая, как камень, решимость. Он мог сколько угодно пытаться быть героем и нести свой крест в одиночку. Но он был не прав.
Наше соединение, наш поцелуй — это не было слабостью. Это была сила. И я собиралась доказать ему это. Даже если для этого мне придётся ворваться в самое сердце тьмы и вытащить его оттуда за шиворот.
Вернувшись домой под утро, я была другим человеком. Не напуганной девочкой, не влюблённой дурочкой, а тем, кем должна была стать с самого начала — наследницей Милославы. Я знала свою цель.
Я достала старый дневник прабабушки и открыла его на странице, которую раньше пропускала — «Обряды призыва и соединения». Это не было тёмной магией. Это было нечто более древнее, ритуал, позволяющий найти родственную душу через пустоту между мирами.
Я действовала методично, почти хладнокровно. Расстелила на полу старую скатерть, расставила по кругу свечи, доставшиеся от тёти Вики. В центр положила камень с дыркой — наш общий талисман. Мои руки не дрожали. Внутри всё было спокойно и ясно.
— Александр Воронов, — прошептала я, зажигая первую свечу. Пламя дёрнулось и вытянулось в высокий, ровный столбик. — Язык тени и крови. Хранитель границ. Я зову тебя. Не как страж — как равную.
Воздух в комнате загудел. Тени затанцевали на стенах, сливаясь в знакомые очертания. Я чувствовала, как моя сила течёт через камень, пронзая миры, ища его.
И вдруг — удар в грудь, от которого я чуть не потеряла сознание. Я увидела его.
*Он стоял на коленях в центре выжженного круга. Его руки были за спиной, скованы цепями из чёрного дыма. Голова опущена, волосы падали на лицо. Он был без сознания или притворялся. А вокруг — они. Трое в чёрных капюшонах, их лица скрыты. И один из них держал кинжал, лезвие которого было из чистого мрака.*
— Он не сломался, — говорил один из них, его голос был скрипучим, как скрежет камней. — Печать держится. Надо забрать у него память. Силу. Оставить только оболочку.
Видение начало расплываться. Моя сила иссякала. Нет! Ещё не всё!
Я сжала камень так, что края впились в ладонь, и снова крикнула, вкладывая в зов всю свою ярость, всю боль, всю надежду:
— АЛЕКСАНДР!
Его глаза открылись. Мгновенно. И он посмотрел прямо на меня. Сквозь миры, сквозь боль, сквозь чары, что держали его. В его взгляде не было удивления. Было облегчение. И предостережение.
*«Не надо», — прошептали его губы без звука.*
А потом один из стражей обернулся. Его невидимый взгляд скользнул по моей астральной нити, и я почувствовала, как ледяные когти впиваются в разум.
Свечи погасли разом. Меня отбросило назад, на пол. Из носа потекла кровь. В ушах стоял оглушительный рёв.
Но я улыбалась, тяжело дыша.
Я нашла его. И он видел меня. Теперь он знал — я не сдалась. И не сдамся.
Они хотели сломать его, стереть его память? Хотели спрятать его от меня?
Ошиблись.
Теперь охота начиналась по-настоящему. И добычей были они.
Следующие несколько дней я жила как в тумане, но это был туман концентрации, а не отчаяния. Я стала тенью, призраком, сливающимся со стенами университетских коридоров. Я искала не его — я искала их. Дениса. Кристину.
Они вернулись в университет одновременно с моим провалившимся ритуалом, словно их выпустили, выполнив свою роль. Но они вернулись другими. Денис, всегда такой собранный, теперь ходил с потухшим взглядом, его пальцы нервно перебирали край блокнота. Кристина стала ещё более замкнутой и резкой, её взгляд, полный неприкрытой ненависти, теперь был обращён не только на меня, но и на весь мир.
Я выследила Дениса в библиотеке, в том самом дальнем углу. Он сидел, уставившись в пустоту, и не заметил моего приближения, пока я не села напротив.
— Они забрали у него память? — спросила я без предисловий, и мои слова прозвучали как удар хлыста.
Он вздрогнул и медленно перевёл на меня взгляд. В его глазах не было ни злобы, ни удивления. Лишь глубокая, всепоглощающая усталость.
— Они пытались, — тихо ответил он. — Но с Алексом... это никогда не срабатывает до конца. Они стёрли только то, что было связано с... — он запнулся, — ...с последними неделями. С тобой. Они думают, что так будет безопаснее. Для него. И для всех.
Моё сердце ёкнуло. Так вот какова была их цель. Не сломать его, а... отформатировать. Вырезать меня из его памяти, как заражённый файл.
— А вы позволили? — в моём голосе зазвучала сталь. — Вы помогли им?
Денис опустил голову.
— У нас не было выбора. Это был приговор Совета Стражей. Он нарушил древний закон, сблизившись с Дитём Луны. Это... отвлекло его. Почти стоило нам всем жизни в той битве. — Он посмотрел на меня, и в его взгляде вдруг мелькнуло что-то похожее на жалость. — Он не помнит тебя, Диана. И это к лучшему. Оставь его. Для него это будет как пробуждение от дурного сна.
Я встала, глядя на него сверху вниз. Во мне не было ни злости, ни обиды. Только холодная, безжалостная решимость.
— Ошибаешься, — сказала я тихо, но так, чтобы каждое слово врезалось в память. — Он не проснётся. Потому что я не сон. Я — реальность. И я напомню ему обо всём. Обо всём.
Я развернулась и ушла, чувствуя его тяжёлый взгляд у себя за спиной. Они могли пытаться стереть меня из его памяти. Они могли пытаться спрятать его за стеной правил и запретов.
Но они недооценили одну простую вещь. Память — это не только разум. Это кожа, помнящая прикосновения. Это губы, помнящие вкус поцелуя. Это кровь, в которой навсегда остался отпечаток его силы.
И я собиралась стать тем самым призраком, который будет преследовать его. Напоминанием. Навязчивой мелодией, которую нельзя забыть. Пока он снова не вспомнит меня.
Я нашла её на заднем дворе университета, там, где студенты курили вдали от глаз преподавателей. Кристина прислонилась к кирпичной стене, её поза была вызывающе расслабленной, но в глазах бушевала буря. Увидев меня, она выпрямилась, как струна.
— Пришла похвастаться? — её голос был лезвием, обёрнутым в шёлк. — Или просто решила посмотреть, как выглядит настоящая потеря?
Я остановилась в двух шагах, скрестив руки на груди. Воздух между нами зарядился ненавистью.
— Я пришла сказать, что твой план провалился, — ответила я спокойно. — Он не забыл меня. И не забудет.
Она фыркнула, но её пальцы сжались в кулаки.
— Ты ничего не понимаешь. Ты — пятно на его репутации. Слабость, которую пришлось прижечь. Он теперь снова чист. Силен. Без тебя.
— Без меня он наполовину пуст, — парировала я. — И ты это знаешь. Именно поэтому ты так зла. Потому что даже стёртая из его памяти, я всё равно остаюсь между вами.
Её лицо исказила гримаса ярости. Она сделала шаг вперёд, и от неё пахнуло гарью и озоном.
— Он мой! — прошипела она. — Мы росли вместе! Мы одного рода, одной крови! Мы — Стражники! А ты... ты просто случайность. Временное помешательство, которое мы исправили.
Я не отступила ни на дюйм.
— Если бы я была просто случайностью, тебе не пришлось бы так стараться, чтобы её устранить, — заметила я. — Ты не борешься за него. Ты борешься со своим страхом. Страхом, что я — нечто большее, чем ты когда-либо сможешь ему предложить.
В её глазах вспыхнули зелёные молнии. Буквально. Воздух затрещал.
— Я могу раздавить тебя, как букашку, — прошипела она.
— Можешь попробовать, — я расправила плечи, чувствуя, как узоры на спине загораются в ответ на её угрозу. — Но знай, если ты тронешь меня, он возненавидит тебя. Даже не помня почему.
Это попало в цель. Она замерла, дрожа от бессильной ярости. Она знала, что я права. Её сила была в её положении, в её родстве с ним. Моя сила — в самой себе. И в той связи, которую не могли разорвать никакие чары.
— Убирайся, — выдохнула она, отворачиваясь. — Я не хочу видеть твоё лицо.
— Привыкай, — бросила я через плечо, уходя. — Оно будет рядом. Всегда.
Я ушла, оставив её одну с её яростью и страхом. Битва за него только начиналась. И на этот раз я сражалась не только за его любовь, но и за его память. А против забытья, как я уже знала, есть одно верное средство — настойчивое, безжалостное напоминание. И я стала этим напоминанием. Его тенью. Его навязчивой идеей. Его призраком.
Я стала его тенью.
Я не преследовала его по коридорам и не пыталась заговорить. Вместо этого я была везде. Я сидела за соседним столиком в столовой, когда он завтракал с Денисом и Кристиной. Я стояла у окна в библиотеке, когда он приходил за книгами. Я проходила мимо, когда он курил в том самом дворе.
В первый раз, когда он заметил меня, его взгляд скользнул по мне с полным безразличием. Пустота. Именно то, чего они хотели добиться.
Но я не сдавалась.
В следующий раз, когда наши взгляды встретились, я не отвела глаз. Я смотрела прямо на него, в эти серые, теперь такие чужие глаза, и позволила всему — всей боли, всей тоске, всей ярости — отразиться в моём взгляде.
Он нахмурился. На долю секунды в его глазах мелькнуло что-то... смущённое. Растерянное. Он резко отвернулся.
Это была маленькая победа. Трещина в стене.
Я стала говорить с ним, не произнося ни слова. Я носила то платье, в котором была в библиотеке. Я использовала те же духи. Я напевала ту мелодию, что играла из его телефона в тот вечер, когда мы сидели на крыльце его дома.
Однажды я прошла так близко, что рукав моего свитера задел его руку.
Он вздрогнул, как от удара током, и отшатнулся. Его глаза расширились, в них на секунду вспыхнуло что-то дикое, узнающее. Он поднял руку, словно желая схватить меня за запястье, но тут же опустил её, сжав в кулак.
— Извините, — пробормотал он, голос его был хриплым. Он смотрел на меня, но словно видел что-то сквозь меня.
— Ничего страшного, — ответила я мягко, и в моём голосе прозвучала та самая интонация, с которой я говорила ему «глупый» в ту ночь в библиотеке.
Он замер. Его взгляд стал острым, изучающим. Он вглядывался в моё лицо, и я видела, как в глубине его пустых глаз что-то шевелится, пытаясь пробиться наружу.
Он посмотрел на меня, и в его взгляде не было ни прежней насмешки, ни того тёплого одобрения, что было в библиотеке. Была лишь тяжесть. Глубокая, бездонная тяжесть.
— Были дела, — его голос был низким и хриплым, будто он неделями не разговаривал. — Не для тебя.
— Не для меня? — я почувствовала, как во мне закипает обида, смешанная со страхом. — Три недели ничего! Я думала... я не знала, что думать!
Он медленно покачал головой, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на боль.
— И это к лучшему. Забудь. Забудь обо всём. О библиотеке. О... — он запнулся, не произнося слова «поцелуй», но оно повисло в воздухе между нами. — Это было ошибкой.
От его слов у меня похолодело внутри. Это было хуже, чем его отсутствие.
— Ошибкой? — прошептала я. — Ты сказал, что не позволишь никому...
— Я сказал много чего, — резко перебил он. Его пальцы сжались в кулаки. — Забудь, Диана. Вернись к своим друзьям. К своей нормальной жизни. Это не твой мир. И я... — он отвернулся, и его следующая фраза прозвучала уже почти шёпотом, — ...я не твой принц из сказки. Я — предостережение, которое ты не должна была игнорировать.
И прежде чем я успела что-то ответить, что-то крикнуть, он шагнул назад, вглубь тени под деревом. И растворился. Не как человек, уходящий вдаль, а как мираж, исчезающий на глазах.
Я стояла одна на тротуаре, сжимая в кармане кулаки, с комом слёз в горле и с ледяным ожогом его слов на сердце. Он вернулся лишь для того, чтобы окончательно порвать те нити, что начали связывать нас. И самое ужасное было то, что в его глазах, полных усталой тяжести, я не увидела лжи. Я увидела правду, которая резала больнее любого лезвия.
Я не помню, как добралась до дома. Слова Лекса звенели в ушах, выжигая всё на своём пути. «Ошибка». «Забудь». «Не твой мир».
В комнате я включила свет и замерла у зеркала. Тот самый узор, что появлялся на коже, теперь проступил снова — но не сияющим, а тусклым, словно шрам. Он пульсировал в такт учащённому сердцебиению, напоминая о боли.
Я сжала кулаки, чувствуя, как обида и отчаяние сменяются холодной, цепкой яростью. Он не имел права. Не имел права ворваться в мою жизнь, перевернуть всё с ног на голову, заставить почувствовать себя живой — и просто так уйти, отбросив, как ненужную игрушку.
Я подошла к окну и распахнула его. Ночь встретила меня влажным, прохладным воздухом. Где-то там, в глубине парка, под сенью древних деревьев, скрывалась правда. Правда о моей семье, о моей силе. Правда, которую он пытался скрыть.
Мои пальцы сами потянулись к книге, украденной из библиотеки, лежавшей на столе. «Родословные и легенды старого города». Она была ключом. Единственным, что у меня осталось.
Я прижала ладонь к груди, чувствуя, как под кожей отзывается тусклый свет узоров. Нет. Он не мог так просто всё оборвать. Если он думал, что может спрятаться за стеной молчания и отчуждения, он меня недооценил.
Я решительно направилась к шкафу, доставая тёплый свитер и фонарик. Если Лекс не хочет быть моим проводником, я найду дорогу сама. Его мир теперь был и моим, нравилось ему это или нет. И я собиралась это доказать. И себе. И ему. Даже если мне придётся пройти через самые тёмные уголки этого мира в одиночку.
Луна, полная и холодная, была моим единственным спутником. Я пробиралась сквозь заросли старого парка, и каждый хруст ветки под ногой отдавался в звенящей тишине. Фонарик выхватывал из мрака корявые стволы деревьев, похожие на скрюченные пальцы. Я шла на ощупь, руководствуясь тем самым внутренним зовом, что пробудился во мне после ухода Лекса.
Наконец я вышла на небольшую поляну. В её центре стоял странный камень — тёмный, отполированный до зеркального блеска, испещрённый выцветшими рунами. Алтарь. Тот самый, из легенды о Милославе.
Воздух здесь был густым и тяжёлым, им было трудно дышать. Я подошла ближе, и в тот же миг узоры на моей коже вспыхнули ярким серебристым светом, откликаясь на древнюю магию этого места. Камень ответил им тусклым свечением.
«Покажи мне», — прошептала я, прижимая ладони к холодной поверхности.
Визг. Оглушительный, раздирающий сознание. Не звук, а сама боль, обрушившаяся на меня. Я упала на колени, вжав ладони в уши, но это не помогало. Перед глазами поплыли образы.
*Лекс. Его лицо, искажённое яростью и болью. Он стоит над другим камнем, похожим на этот, но окружённым кольцом чёрного пламени. Денис и Кристина — за его спиной, их руки подняты в едином жесте, удерживая что-то невидимое. И Тень. Не та, что являлась мне раньше. Нечто большее, древнее, бесконечно голодное. Она бьётся в созданной ими ловушке, и её вопль — это тот самый визг, что разрывает меня сейчас.*
*— Держи его! — кричит Лекс, и его голос хрипит от напряжения. — Мы не можем отпустить его к ней!*
*К ней. Ко мне.*
Видение исчезло так же внезапно, как и появилось. Я сидела на мокрой земле, дрожа всем телом, с солёным вкусом слёз на губах. Теперь я всё понимала.
Их не было три недели, потому что они сражались. Сражались с тем, что хотело добраться до меня. А Лекс... он отверг меня не потому, что я была «ошибкой». А потому, что пытался защитить. Отвести угрозу. Сделать так, чтобы эта Тень потеряла ко мне интерес.
«Забудь. Это не твой мир». Он принёс себя в жертву, чтобы оставить меня в безопасности. В неведении.
Я поднялась на ноги, вытирая лицо. Страх ушёл. Осталась только твёрдая, как камень, решимость. Он мог сколько угодно пытаться быть героем и нести свой крест в одиночку. Но он был не прав.
Наше соединение, наш поцелуй — это не было слабостью. Это была сила. И я собиралась доказать ему это. Даже если для этого мне придётся ворваться в самое сердце тьмы и вытащить его оттуда за шиворот.
Глава 13
Вернувшись домой под утро, я была другим человеком. Не напуганной девочкой, не влюблённой дурочкой, а тем, кем должна была стать с самого начала — наследницей Милославы. Я знала свою цель.
Я достала старый дневник прабабушки и открыла его на странице, которую раньше пропускала — «Обряды призыва и соединения». Это не было тёмной магией. Это было нечто более древнее, ритуал, позволяющий найти родственную душу через пустоту между мирами.
Я действовала методично, почти хладнокровно. Расстелила на полу старую скатерть, расставила по кругу свечи, доставшиеся от тёти Вики. В центр положила камень с дыркой — наш общий талисман. Мои руки не дрожали. Внутри всё было спокойно и ясно.
— Александр Воронов, — прошептала я, зажигая первую свечу. Пламя дёрнулось и вытянулось в высокий, ровный столбик. — Язык тени и крови. Хранитель границ. Я зову тебя. Не как страж — как равную.
Воздух в комнате загудел. Тени затанцевали на стенах, сливаясь в знакомые очертания. Я чувствовала, как моя сила течёт через камень, пронзая миры, ища его.
И вдруг — удар в грудь, от которого я чуть не потеряла сознание. Я увидела его.
*Он стоял на коленях в центре выжженного круга. Его руки были за спиной, скованы цепями из чёрного дыма. Голова опущена, волосы падали на лицо. Он был без сознания или притворялся. А вокруг — они. Трое в чёрных капюшонах, их лица скрыты. И один из них держал кинжал, лезвие которого было из чистого мрака.*
— Он не сломался, — говорил один из них, его голос был скрипучим, как скрежет камней. — Печать держится. Надо забрать у него память. Силу. Оставить только оболочку.
Видение начало расплываться. Моя сила иссякала. Нет! Ещё не всё!
Я сжала камень так, что края впились в ладонь, и снова крикнула, вкладывая в зов всю свою ярость, всю боль, всю надежду:
— АЛЕКСАНДР!
Его глаза открылись. Мгновенно. И он посмотрел прямо на меня. Сквозь миры, сквозь боль, сквозь чары, что держали его. В его взгляде не было удивления. Было облегчение. И предостережение.
*«Не надо», — прошептали его губы без звука.*
А потом один из стражей обернулся. Его невидимый взгляд скользнул по моей астральной нити, и я почувствовала, как ледяные когти впиваются в разум.
Свечи погасли разом. Меня отбросило назад, на пол. Из носа потекла кровь. В ушах стоял оглушительный рёв.
Но я улыбалась, тяжело дыша.
Я нашла его. И он видел меня. Теперь он знал — я не сдалась. И не сдамся.
Они хотели сломать его, стереть его память? Хотели спрятать его от меня?
Ошиблись.
Теперь охота начиналась по-настоящему. И добычей были они.
Следующие несколько дней я жила как в тумане, но это был туман концентрации, а не отчаяния. Я стала тенью, призраком, сливающимся со стенами университетских коридоров. Я искала не его — я искала их. Дениса. Кристину.
Они вернулись в университет одновременно с моим провалившимся ритуалом, словно их выпустили, выполнив свою роль. Но они вернулись другими. Денис, всегда такой собранный, теперь ходил с потухшим взглядом, его пальцы нервно перебирали край блокнота. Кристина стала ещё более замкнутой и резкой, её взгляд, полный неприкрытой ненависти, теперь был обращён не только на меня, но и на весь мир.
Я выследила Дениса в библиотеке, в том самом дальнем углу. Он сидел, уставившись в пустоту, и не заметил моего приближения, пока я не села напротив.
— Они забрали у него память? — спросила я без предисловий, и мои слова прозвучали как удар хлыста.
Он вздрогнул и медленно перевёл на меня взгляд. В его глазах не было ни злобы, ни удивления. Лишь глубокая, всепоглощающая усталость.
— Они пытались, — тихо ответил он. — Но с Алексом... это никогда не срабатывает до конца. Они стёрли только то, что было связано с... — он запнулся, — ...с последними неделями. С тобой. Они думают, что так будет безопаснее. Для него. И для всех.
Моё сердце ёкнуло. Так вот какова была их цель. Не сломать его, а... отформатировать. Вырезать меня из его памяти, как заражённый файл.
— А вы позволили? — в моём голосе зазвучала сталь. — Вы помогли им?
Денис опустил голову.
— У нас не было выбора. Это был приговор Совета Стражей. Он нарушил древний закон, сблизившись с Дитём Луны. Это... отвлекло его. Почти стоило нам всем жизни в той битве. — Он посмотрел на меня, и в его взгляде вдруг мелькнуло что-то похожее на жалость. — Он не помнит тебя, Диана. И это к лучшему. Оставь его. Для него это будет как пробуждение от дурного сна.
Я встала, глядя на него сверху вниз. Во мне не было ни злости, ни обиды. Только холодная, безжалостная решимость.
— Ошибаешься, — сказала я тихо, но так, чтобы каждое слово врезалось в память. — Он не проснётся. Потому что я не сон. Я — реальность. И я напомню ему обо всём. Обо всём.
Я развернулась и ушла, чувствуя его тяжёлый взгляд у себя за спиной. Они могли пытаться стереть меня из его памяти. Они могли пытаться спрятать его за стеной правил и запретов.
Но они недооценили одну простую вещь. Память — это не только разум. Это кожа, помнящая прикосновения. Это губы, помнящие вкус поцелуя. Это кровь, в которой навсегда остался отпечаток его силы.
И я собиралась стать тем самым призраком, который будет преследовать его. Напоминанием. Навязчивой мелодией, которую нельзя забыть. Пока он снова не вспомнит меня.
Я нашла её на заднем дворе университета, там, где студенты курили вдали от глаз преподавателей. Кристина прислонилась к кирпичной стене, её поза была вызывающе расслабленной, но в глазах бушевала буря. Увидев меня, она выпрямилась, как струна.
— Пришла похвастаться? — её голос был лезвием, обёрнутым в шёлк. — Или просто решила посмотреть, как выглядит настоящая потеря?
Я остановилась в двух шагах, скрестив руки на груди. Воздух между нами зарядился ненавистью.
— Я пришла сказать, что твой план провалился, — ответила я спокойно. — Он не забыл меня. И не забудет.
Она фыркнула, но её пальцы сжались в кулаки.
— Ты ничего не понимаешь. Ты — пятно на его репутации. Слабость, которую пришлось прижечь. Он теперь снова чист. Силен. Без тебя.
— Без меня он наполовину пуст, — парировала я. — И ты это знаешь. Именно поэтому ты так зла. Потому что даже стёртая из его памяти, я всё равно остаюсь между вами.
Её лицо исказила гримаса ярости. Она сделала шаг вперёд, и от неё пахнуло гарью и озоном.
— Он мой! — прошипела она. — Мы росли вместе! Мы одного рода, одной крови! Мы — Стражники! А ты... ты просто случайность. Временное помешательство, которое мы исправили.
Я не отступила ни на дюйм.
— Если бы я была просто случайностью, тебе не пришлось бы так стараться, чтобы её устранить, — заметила я. — Ты не борешься за него. Ты борешься со своим страхом. Страхом, что я — нечто большее, чем ты когда-либо сможешь ему предложить.
В её глазах вспыхнули зелёные молнии. Буквально. Воздух затрещал.
— Я могу раздавить тебя, как букашку, — прошипела она.
— Можешь попробовать, — я расправила плечи, чувствуя, как узоры на спине загораются в ответ на её угрозу. — Но знай, если ты тронешь меня, он возненавидит тебя. Даже не помня почему.
Это попало в цель. Она замерла, дрожа от бессильной ярости. Она знала, что я права. Её сила была в её положении, в её родстве с ним. Моя сила — в самой себе. И в той связи, которую не могли разорвать никакие чары.
— Убирайся, — выдохнула она, отворачиваясь. — Я не хочу видеть твоё лицо.
— Привыкай, — бросила я через плечо, уходя. — Оно будет рядом. Всегда.
Я ушла, оставив её одну с её яростью и страхом. Битва за него только начиналась. И на этот раз я сражалась не только за его любовь, но и за его память. А против забытья, как я уже знала, есть одно верное средство — настойчивое, безжалостное напоминание. И я стала этим напоминанием. Его тенью. Его навязчивой идеей. Его призраком.
Я стала его тенью.
Я не преследовала его по коридорам и не пыталась заговорить. Вместо этого я была везде. Я сидела за соседним столиком в столовой, когда он завтракал с Денисом и Кристиной. Я стояла у окна в библиотеке, когда он приходил за книгами. Я проходила мимо, когда он курил в том самом дворе.
В первый раз, когда он заметил меня, его взгляд скользнул по мне с полным безразличием. Пустота. Именно то, чего они хотели добиться.
Но я не сдавалась.
В следующий раз, когда наши взгляды встретились, я не отвела глаз. Я смотрела прямо на него, в эти серые, теперь такие чужие глаза, и позволила всему — всей боли, всей тоске, всей ярости — отразиться в моём взгляде.
Он нахмурился. На долю секунды в его глазах мелькнуло что-то... смущённое. Растерянное. Он резко отвернулся.
Это была маленькая победа. Трещина в стене.
Я стала говорить с ним, не произнося ни слова. Я носила то платье, в котором была в библиотеке. Я использовала те же духи. Я напевала ту мелодию, что играла из его телефона в тот вечер, когда мы сидели на крыльце его дома.
Однажды я прошла так близко, что рукав моего свитера задел его руку.
Он вздрогнул, как от удара током, и отшатнулся. Его глаза расширились, в них на секунду вспыхнуло что-то дикое, узнающее. Он поднял руку, словно желая схватить меня за запястье, но тут же опустил её, сжав в кулак.
— Извините, — пробормотал он, голос его был хриплым. Он смотрел на меня, но словно видел что-то сквозь меня.
— Ничего страшного, — ответила я мягко, и в моём голосе прозвучала та самая интонация, с которой я говорила ему «глупый» в ту ночь в библиотеке.
Он замер. Его взгляд стал острым, изучающим. Он вглядывался в моё лицо, и я видела, как в глубине его пустых глаз что-то шевелится, пытаясь пробиться наружу.
