Глава 1. Тюрьма.
Сам я не такой уж и матерщинник. Однако, в повседневной жизни нет-нет да вырвется что-нибудь эдакое, забористое. Но то не слова, а эмоции, выраженные в обсценной лексике. Хотя, в отличие от некоторых персонажей моего романа, стараюсь на людях эмоции не показывать. Вынужденный мысленно общаться с героями, по-хорошему просил их поостеречься матюгов, изъясняться нормальным литературным языком, дабы не травмировать очень уж чувствительных читателей. Эти персонажи некоторое время пыжились не выражаться, но сущность брала свое и прорывало на отборные словечки. Как ни старался, ничего не смог с ними поделать. Получалось нудно, пафосно и вранье. Решил писать, как оно есть. Единственное, придумал свой способ избежать явной нецензурщины, встречающейся в диалогах. Стал заменять их более благозвучными синонимами, выделяя их с двух сторон звездочками, вот такими: «*…*». При этом нужно иметь в виду, что под словами, выделенными звездочками, у героев звучали несколько иные выражения. Какие именно? Об этом вы, читатель, сможете догадаться в меру своей эрудиции или испорченности.
«Динь-динь-динь» - динамики гулко разнесли вызов электронного ксилофона по полупустому залу аэропорта. Приятный женский голос, несколько гнусавя, будто с заложенным носом, мило известил: «Пассажирам рейса двадцать два девятнадцать, Москва-Калининград… Выдача багажа осуществляется на стойке два «бэ», в правом крыле аэропорта».
«Спасибо. У меня все с собой», - послышался голос мужчины в светло-бежевом плаще, остановившимся посреди зала. Мужчина огляделся, закрыл глаза, запрокинул голову, с шумом выдохнул и произнес в потолок: «Вот я и дома». Звали его Николай Анатольевич Окопов. На вид, лет сорок, хотя по паспорту – тридцать четыре. Чуть выше среднего роста, шатен уже с посеребренными висками, средней комплекции, немного сухощав, светлые карие с зеленоватым оттенком глаза, небольшой, слегка вздернутый нос, подбородок с ямочкой, которая обозначала, скорее, наличие воли, чем качеств мужика-самца, укладывающего женщин на лопатки за пару минут или несколько фраз. Его нельзя назвать ни смуглым, ни бледным. Верхняя часть лица, ото лба до носа, более темная от загара. А вот нижняя – от верхней губы до кадыка, бледная, даже иссине-бледная. Так бывает, когда мужчина долго носит густую бороду, а затем сбривает.
«Во *блин*!» - Николай Анатольевич негромко выругался, увидав свое отражение в стекле. Из-под воротника новенького плаща торчала магазинная бирка с крупной надписью черным фломастером: «1199 уе». «Эк меня оценили! Прям, как у Шифрина в монологе про Золушку, - с усмешкой подумал он. - И как еще интимных услуг никто не потребовал? Хотя…, за такую цену...? Я б за себя столько не дал». Сорвал бирку, бросил в мусорку.
Неправа бирка. Николай Анатольевич стоил много и много дороже. Достаточно сказать, входил в двадцатку официально состоятельнейших людей Калининграда. Даже четыре года назад находился на первом месте среди самых завидных женихов этого города, но уступил пальму первенства по причине женитьбы. У него за душой имелось состояньице, исчисляемое семизначным числом во все тех же условных единицах. Правда, заводов, газет, пароходов не имел. Владел крупнейшей в области транспортной компанией с обширным автопарком большегрузных фур, логистическим центром со складами, терминалами, сервисом, стоянками и прочим сопутствующим, имел магазинов штуки четыре и пару зданий бизнес-центров, которые сдавал в аренду, да еще по мелочи, вроде деревообрабатывающего цеха. Скажу более, находился в шаге от того, чтобы ворваться в пятерку самых богатых людей этой области, так как нашел, не побоюсь этого слова, клад. Не просто нашел, а уже добыл и вывез. Но об этом чуть позже. А так, с первого взгляда и не скажешь. Мужик, как мужик. Обычный. Ничего особенного.
Кроме богатств Николай Анатольевич имел еще и другое, не менее ценное. Красавица жена Светланка, на зависть всем коллегам бизнесменам скромная, заботливая, ласковая, великолепная хозяйка, которую он не видел уже восемь с половиной месяцев и которая сейчас ждала его в их просторном особняке на берегу озера в одном из самых престижных районов города. Так что, не стоит судить о людях по ярлыкам.
Николай Анатольевич переложил из правой руки в левую пухлый, слегка потертый портфель рыжей кожи и направился к выходу. «Динь-динь-динь» - снова мелодично пропели динамики, и тот же приятный, слегка гнусавый голос сообщил: «Встречающих пассажиров. Рейс четырнадцать семнадцать, Минск – Калининград, отложен на неопределенное время в связи со штормовым предупреждением». После секундной паузы вновь раздалось: «Динь-динь-динь. Вылеты рейсов двенадцать семнадцать, Калининград – Санкт Петербург, и одиннадцать ноль девять, Калининград – Краснодар, задерживаются на неопределенное время в связи со штормовым предупреждением. Информация о вылете будет сообщена позднее». В зале кто-то громко выругался, послышался шлепок чемоданов об пол, а настроение Николая Анатольевича еще более улучшилось. Он улыбнулся и негромко сказал сам себе: «Везет же мне! Успел проскочить до шторма!».
На стоянке машин рядом со зданием аэропорта немноголюдно. К нему тут же подскочили несколько человек, по очереди предлагая такси до города всего за триста пятьдесят рублей. Не нужно ему такси. У него своя машина с шофером Степаном, которую и высматривал по сторонам. Странно, но черного «Лексуса» внедорожника поблизости невидно. Посмотрел на часы. Без четверти семь. Это время как-то не вязалось со временем суток в этот сезон. Еще светло. Так и есть. Забыл перевести. На большом табло над входом аэропорта значилось «15.47, 5 ноября 2004 года, + 07 градусов по Цельсию». Перевел свои часы назад и достал телефон-раскладушку. Трубка молчала абсолютно. Еще делая пересадку в Москве, пытаясь позвонить, обнаружил, что телефон не подает признаков жизни. Нет, заряд в нем был, экран светился, но делать звонки категорически отказывался. Даже не раздавался голос: «На вашем телефоне недостаточно средств». Хотя, их там должно быть достаточно, даже сверх того. И все равно молчание.
Эх, если бы Николай Анатольевич на третьем курсе техникума слушал лекции Жанетты Федоровны по Истории КПСС, а не резался в «Морской бой» со своим соседом по парте, Валеркой, то хотя бы что-то слышал о работе Ленина «Советы постороннего» и знал, что обязательным условием предстоящего переворота является лишение свергаемой власти какой-либо связи, что слова вождя о захвате и удержании любой ценой почты, телефона, телеграфа и прочего, при определенных обстоятельствах актуальны всегда. Если бы знал это или чувствовал, то, вполне возможно, и не случилось бы с ним та катастрофа, и не была бы написана эта история. Однако, отсутствие признаков жизни у своего мобильного телефона Николай Анатольевич объяснял себе тем, что почти девять месяцев им не пользовался, так как все это время находился в неимоверно глухих местах, вследствие чего мобильный оператор волюнтаристски вычеркнул его из списка своих абонентов.
Если молчание мобильного телефона мог как-то объяснить, то отсутствие своего автомобиля – уже никак. Спешно делая пересадку в Москве, таки позвонил с телефона-автомата домой и предупредил о своем прибытии. Так что, его должны были встречать.
Николай Анатольевич еще некоторое время потоптался на месте, отворачиваясь от порывов ветра. Машины так и не было. А как же хотелось поскорее домой, залезть в ванну, поваляться в пене, в щекочущих воздушных пузырьках джакузи, затем поужинать со Светланкой при свечах. Интересно, что она приготовила? Только бы не грибы. Да и мяса с рыбой не хотелось. Последние месяцы только это и ел. Хорошо бы картошка, да жаренная, да с лучком… Потом в спальню. А потом… И зуд нетерпения от этого «потом» донимал все больше.
Уже пассажиры его рейса получили свой багаж и потянулись: кто на остановку автобуса, кто – прямо в лапы таксистов. Мимо прошествовала пестрая галдящая толпа цыганок в цветастых юбках, которые встречали, наверное, своего барона - седого невысокого мужичка с бородкой, лет пятидесяти, сидевшего в самолете через кресло, и который сейчас возглавлял эту шумную процессию. В самолете этот мужчина казался совершенно обычным, ничем не примечательным. Даже не скажешь, что цыган. Зато сейчас, в окружении шумных цыганок и детей – настоящий барон. Важный, властный. Вот что значит, свита. За этой процессией, немного отстав, шла молодая цыганка. Она не была похожа на остальных. Длинное белое кожаное пальто с пушистым песцовым воротником и такими же манжетами рукавов. На голове элегантная белая шапочка короткого меха, похожая на пилотку, которую придерживала рукой от ветра. Каштановые волосы собраны на затылке в тугой узел. Ярко, даже очень ярко напомаженные пухлые улыбающиеся губки. Прямой тонкий нос и большие темные глаза, наглые, будто хмельные.
- Э-э-э! Молодой, красивый, давай погадаю! – вдруг громко сказала молодая цыганка развязным, низким, слегка хрипловатым, но все-таки приятным голосом, заглядывая ему в глаза. – Всю правду скажу. Ничего не утаю. Ну! Давай!
Николай Анатольевич уже привык к вокзальным гадалкам-цыганкам, обещающим напророчить счастье или снять порчу. Всегда отделывался от этих попрошаек тем, что в упор не замечал их. Будто к нему обращалось пустое пространство, не занятое женщиной в цветастом платке и широких пестрых юбках. Только эта молодая красавица ничем не напоминала тех вокзальных приставал, ни внешним видом, ни самой манерой обращения. Те заговаривали негромко, ласково, пытаясь заглянуть в глаза. Эта же сходу выдала на всю улицу, перекрикивая ветер. Николай Анатольевич внимательно посмотрел на молодую цыганку в белом. Похоже, она была немного навеселе и явно дурачилась. Чуть улыбнулся и отвернулся, не желая дальше ломать эту комедию.
- Чего отворачиваешься?! – не унималась цыганка. – Позолоти ручку! Все тебе расскажу. Что было. Что будет. Ну, соколик!
С видом, будто не к нему, Николай Анатольевич нарочито неспеша посмотрел на часы и обвел автостоянку взглядом, выискивая свою машину.
- Тебя дома ждут. Но не так, как ты думаешь, – после некоторой паузы громко и отчетливо сказала она. – Не будет тебе картошки. Горбушку черствую есть будешь. Объедкам обрадуешься.
Николай Анатольевич опешил и обернулся. Лицо молодой цыганки преобразилось. Оно стало абсолютно серьезным и бледным. Губы слегка скривились на одну сторону. Глаза словно затуманены серебристой пеленой с искорками и, казалось, смотрят не на этот мир, а вовнутрь, в себя, в бесконечность.
- Не скоро тебе мыться в ванной с пеной, - продолжила она изменившимся, ставшим глухим голосом. – Слезами умываться будешь, пока дочиста не отмоешься.
- Ты… Ты чего городишь? – спросил, слегка ошалевший от такой наглости. – Хотя бы руку взяла, прежде чем врать.
Молодая цыганка коротко резко вздохнула. Ее внезапная бледность исчезла. Губы снова расплылись в хмельной улыбке и глаза заблестели.
- Зачем мне твоя рука? - опять развязно сказала она, улыбаясь. – У тебя все на лбу написано. Есть у тебя в кармане бумажник. То-о-о-лстый. Возьми себе оттуда на такси, а его отдай Наденьке.
- Кому? – спросил и рука непроизвольно полезла в карман плаща, нащупывая бумажник.
- Мне, соколик. Меня Надей зовут. Сохраню его. Потом тебе верну. И половину денежек, что в нем была.
- А вторую половину, куда? – глухо спросил он.
- Мне, касатик…! За труды, - весело ответила цыганка.
Николай Анатольевич сунул руку в карман, открыл бумажник, на ощупь вытащил первую попавшуюся купюру, отложил в сторону, а сам бумажник потянул наружу. В это время недовольный мужской голос что-то прокричал цыганке на непонятном языке, из которого разобрал только имя: «Надир». Опомнился, спохватился и вытащил. Но вытащил не бумажник, а тысячарублевку. Цыганка театрально поморщилась, зажала банкноту двумя пальчиками, указательным и средним, подняла к верху, как бы просматривая на свет и пошла догонять своих.
- Пожалеешь! Три раза пожалеешь, что не отдал Наденьке кошелечек! Руки еще мне будешь целовать! – почти прокричала удаляющая цыганка.
Только сейчас опомнился полностью. Как наваждение спало. «Вот чертовка, - сказал вслух. – Чуть бумажник ей не отдал. Тысячу выцыганила. А я-то думал, на меня эти штуки не действуют. Болван…! Но как ловко она это провернула!»
Николаю Анатольевичу не так жалко денег, как досадно, что его, такого искушенного, развели в аэропорту родного города, как последнего лоха. «И откуда она узнала, что я думал о доме, о ванной, о картошке жаренной?» – вертелось в голове. Ответ напросился сам собой. Незагорелый след от бороды на лице. Такое бывает, когда человек долго находился в экспедиции или в море. А что хочет такой человек? Естественно, скорее вернуться домой, принять ванну и покушать того, чего давным-давно не ел. А это, именно, не порошковая, а настоящая картошка, которая в далеких экспедициях заканчивается в первую очередь. «Хорошие психологи, эти цыгане», - подумал он и стал снова выглядывать свою машину. Ее не было. Терпение также заканчивалось.
- Машину до города не желаете? – обратился к нему грузный мужчина в замшевой куртке и кожаной кепке. Лоснящееся лицо, заискивающая улыбка.
- Сколько? – спросил Николай Анатольевич, уже совсем потерявший терпение.
- По счетчику. Исключительно по счетчику, - быстро ответил таксист, сузив глазки.
- По счетчику...? Ладно, едем.
Через полминуты перед ним остановился черный представительский мерседес с белыми шашечками на двери и надписью под ними «Люкс Сити такси». «Сначала в порт», - приказал Николай Анатольевич, усаживаясь на заднее сиденье и добавил: «Если на встречу попадется черный Лексус, посигнальте ему! Может, остановится».
Как бы ни хотелось Николаю Анатольевичу сейчас домой, первым делом нужно заехать в диспетчерскую порта. Ведь там, где-то в Северном море, курсом на Калининград полным ходом идут четыре судна-лесовоза, под завязку груженные отборным, выдержанным лесом фантастической стоимости. Еще два лесовоза идут на Роттердам. Со дня на день все суда должны прибыть. Можно было бы обойтись и без визита в порт, но в сдохнувшем, так некстати, телефоне, остались погребенными на СИМ карте все нужные номера.
На первый взгляд добротная и, в какой-то степени, престижная машина такси, на поверку оказалась почти развалюхой. Задняя подвеска безбожно била на каждом ухабе, сотрясая машину и пассажира, мотор чихал периодически. Еще на подъезде к городу Николай Анатольевич глянул с заднего сидения на счетчик. Там уже перевалило за пятьсот рублей. А в зеркале заднего вида отражалась не в меру довольное лицо шофера.
- Э-э-э, послушайте! Почём у вас километр? – спросил Николай Анатольевич.
- По прейскуранту, - живо ответил шофер. – По шестьдесят пять рэ.
- Сколько!? Это… Это больше двух долларов! В Лондоне дешевле!
- Не знаю про Лондон. Но у нас люкс такси.
Николай Анатольевич хотел было возмутиться. Но не стал. Его разводили на бабки второй раз в течении часа. При чем, второй раз более нагло и цинично. И ничего не поделаешь. Сказали, что оплата по счетчику. Он согласился. Кто ж виноват, что не спросил, с какой скоростью вертится этот счетчик?
Когда подъехали к порту, на счетчике было тысяча четыреста сорок восемь рублей. А в зеркале отражалось довольная ухмылка лоснящейся рожи шофера. Николай Анатольевич вышел из машины.
