«А знаешь, у меня тоже есть страааашная тайна, большой стыд и срам! – гордо поведала птичка, плотнее сжав его крыльями. – Вот ты в координатах плохо шаришь, а у меня до обретения полной памяти был позорный дефект восприятия и ориентации в пространстве-времени. У трёхмерных бывает топографический кретинизм, кто-то путает право и лево, а у меня был суровый кретинизм гиперпространственный. Ана-ката путала, не видела разницы между темпорой и даной. Куда и когда только не залетала, столько приключений на крылатую задницу находила, что подумать и сказать кому стыдно, а вспомнить приятно. Братья со смеху со Стрелки падали, а родители в бункере запирали. Но я и оттуда умудрялась исчезнуть. Такая вот поганка. Родители говорят: вот родятся внуки, за все их нервы мне с лихвой отомстят!»
«Сколько же желающих тебе отомстить», – Веймар от души расхохотался, наблюдая подборку-ералаш её воспоминаний под комичную музыку. Похоже, птичка выбирала самые уморительные и “мстительные” случаи. Ей повезло, у неё было детство.
«Ну вот, смеёшься над бестолковым птенчиком, а ещё глава Ледяного рода и Творящий, – Летта укоризненно, но забавно нахохлилась и распушила перья. – Кажется, я кое-кому тут обещала незабываемый полёт!»
Кокон из крыльев на его теле стал невесомым и почти неощутимым, а женское тело растеклось по пространству бесформенными всполохами опалового света, теряя плотность и материальность. Хрустально-огненная пелена выбросила пару игривых шлейфов рубиновых искр, растаявших на коже лёгкой щекоткой, и медленно собралась в сияющую каплю размером с пляжный мяч. Капля едва заметно колыхалась, туманилась по краям и гипнотически мерцала, выпуская нити-протуберанцы. Невероятно, запредельно, жутковато, нереально и нереально красиво. Тонкие струнки, или скорее паутинки, удивительно напоминали изменчивые фрактальные узоры их звёздного неба. Явление то же самое: движение четырёхмерного объекта в гиперпространстве. Только живого. Таинственное мерцание её переливов растворяло все мысли, успокаивало и завораживало. На это можно смотреть бесконечно, слушая гипнотический шёпот плазмы.
У Веймара слегка закружилась голова, будто от души хлебнул игристого или пьянящего газа. Привыкнуть к такому вряд ли получится, но можно просто любоваться, рисовать и даже потрогать.
Протуберанцы сложились в вихрь, вспыхнули жемчужно-золотистым светом и вытянулись строгими стрелами перьев. Огненная капля вытянулась, обретая плотность, материальность, чёткость очертаний и знакомый облик большой птицы. Только теперь птичка выглядела роскошно.
Белоснежно-огненная, с сияющими перьями и фасеточно-кристальными глазами лучистого янтаря. На бесчисленных гранях и ячейках играли солнечные и зеркальные блики. Феникс сладко потянулась, расправив крылья почти на полкомнаты, иронично склонила голову к плечу и прищурилась, издавая странный певучий звук. Даже трель, в которой удивительно сочетались смех, свист, мелодичный перезвон колокольчиков и какие-то тёплые, воркующие нотки. Альтерра! Эти птички ещё и поют!
«Я и в гуманоидном облике пою, по настроению. Но в птичьем лучше», – мысленно шепнула Летта, призывно спустив крыло на манер трапа.
Веймар удивлённо приподнял бровь, не уверенный, правильно ли её понял. Это же феникс, а не рахши, как…? Когда Нариман раскатывал над Альтеррой свою некрылатую пару, это выглядело совсем иначе.
«Ладно, первый раз помогу, покажу позу, – мимика у птицы отсутствовала, но в прищуренных глазах-кристаллах заиграли блёстки смешинок. – Становишься на крыло, я подсаживаю и фиксирую. Мама на отца вообще одним прыжком заскакивает, это ей проще, чем раз плюнуть, за столько-то лет практики и тысячи квази-часов налёта. Наловчишься, и ты так сможешь. Вроде, собирался прыгать со скалы, явно высоты не боишься и к экстриму тянешься. Значит, тебе понравится»
Вот же пернатая вредность, нахалка летучая, ещё и потешается!.. Веймар не успел додумать эту сверхумную мысль, как жгут живого пламени бесцеремонно обхватил его вокруг туловища и забросил на птичью спинку, ближе к шее.
– Ты что делаешь? – от растерянности вслух спросил Веймар. Понимая, что вопрос риторический и откровенно глупый.
«Похищаю тебя. Мы же пришельцы, хочется, не хочется – а надо», – тем местом, на котором сидят, Веймар ощутил вибрацию, явно заменяющую этим созданиям смех.
Крылья остались у него за спиной, а тело от плеч до бёдер оплели огненные ленты-щупальца, надёжно фиксируя к фениксу, подобно ремням. Почти как хвосты рахши, немного непривычно, но приятно. Значит, вот как и зачем они разделяют вторую пару крыльев.
«Я, конечно, могу нести тебя и в гуманоидном облике, на ручках или на спине, как Элиссу. Но ты габаритнее Огонька и моей гуманоидной оболочки. Аэродинамика некорректная, перевес и крен нужно компенсировать, скорость и маневренность страдает, так лететь малость неудобно. А в когтях будет неудобно уже тебе», – Веймар ощутил под спиной что-то вроде пуховой подушки, но это была всего лишь плотная плазма.
Впрочем, так лететь намного комфортнее, чем в когтях или у девушки на руках, как младенец или питомец. Летта могла поддразнивать и подшучивать, провоцировать, испытывать на прочность его хвалёное ледяное самообладание, но не унижать. Она в самом деле, от души и с размахом делала всё, чтоб ему было хорошо и комфортно. И у неё действительно получалось.
«Что, нравится быть сверху?», – двусмысленно спросила Летта, хотя стопроцентно знала, что да.
«И сверху, и снизу, и спиралькой, – парировал Веймар. – Даже связанным быть нравится, если связываешь ты…»
«Да ты затейник! Сам захотел, так что потом не жалуйся», – пикантно шепнула Летта, одним стремительным движением расправляя крылья и взмывая вертикально вверх, в потолок.
Веймар инстинктивно зажмурился и вжался в феникса, ожидая удара. Но не ощутил ничего, кроме тех же лент-страховок и прохладного тока по телу. Воздух стал вязким, осязаемым и текучим, как вода или густая смола, пространство вокруг исказилось и изменилось, верх и низ сместились, слились, а потом и вовсе исчезли. Осталось лишь чувство лёгкости, невесомости и бескрайней свободы. Свободное падение, только вверх. Альтерец осторожно приоткрыл глаза.
Вокруг простиралась бесконечная чернильная мгла, без сторон, без направлений. Теперь Веймар не понимал, вверх они летят, вниз, куда-то ещё, и движутся ли вообще. Привычных понятий пространства и движения не осталось. Может, они летят быстрее света, а может, застыли в бесконечности. Могло показаться, что он ослеп, если бы в черной бездне изредка не мелькали зеркальные ниточные всполохи, как беззвучные разряды, люрекс или лезвия. Амальгама. И тишина, такая же бездонная, что слышно, как частит и колотится в рёбра собственное сердце.
«Как ещё проходить сквозь стены и потолки, если не через четвёртое измерение и выше, – Летта, кажется, перевернулась и продолжила лететь вниз головой, но для Веймара по ощущениям не изменилось ничего. – Не волнуйся, я давно уже не путаю ана-ката и нормально ориентируюсь в гиперпространстве»
Веймар и не волновался. Он пребывал в состоянии вроде шока, все органы чувств, восприятие и даже энергозрение просто замкнуло. Но искра силы Творца ощущалась как никогда мощно и ярко, и эта частица просто знала, что он в абсолютной безопасности. А частица силы феникса внутри него подтвердила, обняв запястье тёплым янтарным светом.
Птичье тело под ним странно вытянулось цепочкой собственных призрачных двойников. Но огненные тросы держали так же крепко. Вокруг альтерца поблёскивала радужная защитная сфера, явно многомерная, с виду вроде мыльного пузыря, но надёжнее любой брони.
«Если хотела впечатлить, у тебя получилось», – ответил альтерец, как только смог внятно сформулировать мысль.
«Просто так удобнее переместиться на другую трёхмерную грань, в соседний куб. И заодно показать тебе четырёхмерное ядро, – блеснуло сознание альвиронки, будто подмигивая. – Через обычное пространство мы бы летели тысячи лет и застряли на изгибе, как в сингулярности»
«Будто тебя это смущает», – Веймар плотнее сжал ногами тёплое и податливое тело своей птички. Сингулярности ему с недавних пор сильно не нравились.
«Мне это ультрафиолетово, а тебе поплохеть может, анатомия и психика альтерцев на такое не рассчитана. Поэтому изгиб мы посмотрим из трёхмерной грани, – обнадёжила вредная огненная крылатость, даже не скрывая лукавые смешинки. – В кубе Илинга самое шикарное небо, самые потрясающие виды и классные полёты. А какой воздух! Дышать - не надышаться…»
Веймар судорожно вдохнул, вспоминая, что надо дышать, и понимая, что воздуха здесь просто нет. Как нет никакой привычной материи в принципе. Но он мог и вовсе не дышать, кровь исправно насыщалась кислородом без этого. Летта контролировала все его жизненные процессы, ей это ничего не стоило и не доставляло ни малейших трудностей. Всего одна ментальная линия, мелочь такая. Веймар мог удивляться, что тело не распалось до элементарных частиц, но чувствовать себя в этом жутком пространстве, как дома, у Альтерры за пазухой, зная, что его птичка этого не допустит. Его доверие Летте уже перешло границы абсолютного. Когда из ниоткуда возникли сверкающие металлом сферы, целая гроздь в полсотни… особей, с единым ментальным полем, он ими больше залюбовался, чем испугался.
«Птичка, а это что? Или кто?»
«Тетраны, небольшая семья», – охотно пояснила Летта, одновременно обмениваясь с гроздью по другому каналу какими-то сигналами. Непонятными иномирянину, но вполне дружелюбными.
«Что они тут делают?» – Веймара разобрало любопытство.
«Живут, – чуть удивлённо ответила птичка. – Это их мир и родная среда»
Сферы, точнее гиперсферы, тоже удивлённо «смотрели» на тандем четырёхмерного огненного существа с трёхмерным гуманоидом. Разумеется, никаких глаз у тетранов не имелось, но потоки внимания, чуждое ментальное поле, странные, иные, но эмоции Веймар ощущал. Самые маленькие шарики-жемчужинки даже пульсировали, меняя размер от мячика в ладонях до виноградинки, а то и вовсе сжимались в точку, исчезали и снова возникали ниоткуда. Крупные, размером почти с космический корабль, позволяли себе лишь солидную вальяжную деформацию и плавное перетекание. Все гиперсферы связывали энергетические нити, отчего их гроздь особенно напоминала виноградную. Нити оживлённо мерцали, передавая от сферы к сфере мысли и чувства. Видимо, нечасто у них тут плоские существа с граней на фениксах катаются. Хорошо, хоть не приближаются.
Даже самые крошечные тетраны опасны своей многомерностью, искажают пространство, создают вокруг себя жуткие аномальные зоны и губительные для трёхмерной жизни поля. Летта напомнила, но он и сам понимал. Просто милая семейка разумных сингулярностей. Если бы не мощная защита другого многомерного существа, в этом пространстве гуманоид не прожил бы и пары квази-секунд. Веймар каждой клеточкой ощущал эту мощь – невероятную, запредельную, и такую согревающую, бережную, уютную. Будто поцелуй богини, бережно несущей его на ладонях и укрывающей от всех бед под своим ласковым крылом. Его богини, открывшей для него новую Вселенную.
«Будешь такое думать – устрою тебе полёт любви прямо здесь и при них», – мысленно шепнула Летта.
«Не надо при них, там дети», – сама идея полёта любви его всё сильнее заводила. Да хоть и здесь, если ей такое нравится.
Он ещё не понимал, как, и сам процесс не особо представлял. У альтерца не хватало фантазии такое представить. Но сама мысль испытать подобное нереально возбуждала, и Веймар этого не скрывал. Ментальная открытость, обнажённость и уязвимость перед ней заводила вдвойне. Нравилось, что здесь и сейчас он целиком в её воле и власти, а она держит его жизнь и разум в своих руках. Оказалось, это очень приятно, когда в доверии. С Леттой его заводило всё. Даже если она его свяжет, затянет в любые сети и отымеет неведомыми ему способами.
… Альвирон, куб Илинга, Великий Изгиб
Летта не планировала впечатлять Веймара тетранами и другими обитателями четырёхмерного сегмента. Но всё предусмотреть и спрогнозировать невозможно, поле событий – штука изменчивая. Главное, что в Альвироне её власть, влияние и защита огромны, никаких опасностей альтерцу не грозит. Даже если Веймар решит попрыгать со Стрелки, а тетран ему в штаны заберётся или на голову сядет. Ничего снеговичку не будет, кроме порции острых ощущений. В родном пространстве для Веймара опаснее, чем тут, даже если ему самому кажется иначе. Это необходимо учитывать. Часть сознания, подсознания и сверхсознания Летты постоянно над этим работала в фоновом режиме, просеивая и структурируя огромные массивы информации.
Сознание Веймара то замыкало, то думало разные приятные дерзости, даже не пытаясь их прикрывать. Раскрепостила, на свою голову. Зато ни хандры, ни горечи, ни душевной боли не осталось. Пусть лучше дерзит, распускает жаркие фантазии и дёргает феникса за паранормальный шлейф. Шоковая терапия и новые впечатления вытеснили старые, а она уже отделила воспоминания от эмоций, разложила их на безобидные составляющие и трансформировала в нейтральный опыт. На это с лихвой хватало подобия времени, пока снеговичок любовался тетранами и тщетно пытался представить полёт любви. Вряд ли Веймар заметит или осознает такое тонкое воздействие. В лучшем случае отметит, что сфера сознания качественно изменилась, стала более гибкой и при этом стабильной, а старые раны затянулись и зарубцевались неестественно быстро. И в который раз спишет странность на паранорму. Летта погладила близкое сознание пёрышком ласкового света, прошла по краю волны искажений, притягивая шестёрку нужных координат, и открыла портал в виде зеркального квадрата. После тетранов, Веймара такое уже не впечатляло.
Трёхмерное пространство Илинги после четырёхмерного показалось ему тесным и плосковатым. Но от красоты, высоты и скорости захватило дух. Такого неба он не видал никогда, вряд ли увидит вообще и точно не забудет. Цвета розового перламутра, с нежным градиентом от сливочно-золотистых до мятных и сиреневых тонов. Жемчужные переливы завораживали. Так близко, что можно коснуться рукой. Веймар протянул руку, не веря своим глазам, как вокруг неё разливается золотисто-розовое жемчужное сияние, отражая какие-то неясные образы. По небесному полотну попеременно вспыхивали желто-малиновые квадраты, то сливаясь, то расходясь, то сворачиваясь змейкой, улиткой, и снова распадаясь на пиксели и пунктирные линии. Ещё один тип альвиронских солнышек дробной мерности.
Внизу тянулся густой туман, в котором можно было различить отдельные островки и колодцы-просветы, как множество мониторов. В них своим чередом текла жизнь, сменяли друг друга призрачные города, леса, базы и станции, события, эпохи. Абсолютно реальна была только вездесущая Стрелка. И та давала переменное число отражений, неотличимых от оригинала.
«Эта реальность очень пластична. Сила мысли здесь возрастает многократно, иллюзии обретают плоть. Это место исполняет мечты и фантазии, а ещё прокачивает паранормы, – Летта одним движением мысли создала настолько реалистичный образ родного дома Веймара с приличным участком Альтерры, что альтерец в недоумении потёр глаза.
«Сколько же желающих тебе отомстить», – Веймар от души расхохотался, наблюдая подборку-ералаш её воспоминаний под комичную музыку. Похоже, птичка выбирала самые уморительные и “мстительные” случаи. Ей повезло, у неё было детство.
«Ну вот, смеёшься над бестолковым птенчиком, а ещё глава Ледяного рода и Творящий, – Летта укоризненно, но забавно нахохлилась и распушила перья. – Кажется, я кое-кому тут обещала незабываемый полёт!»
Кокон из крыльев на его теле стал невесомым и почти неощутимым, а женское тело растеклось по пространству бесформенными всполохами опалового света, теряя плотность и материальность. Хрустально-огненная пелена выбросила пару игривых шлейфов рубиновых искр, растаявших на коже лёгкой щекоткой, и медленно собралась в сияющую каплю размером с пляжный мяч. Капля едва заметно колыхалась, туманилась по краям и гипнотически мерцала, выпуская нити-протуберанцы. Невероятно, запредельно, жутковато, нереально и нереально красиво. Тонкие струнки, или скорее паутинки, удивительно напоминали изменчивые фрактальные узоры их звёздного неба. Явление то же самое: движение четырёхмерного объекта в гиперпространстве. Только живого. Таинственное мерцание её переливов растворяло все мысли, успокаивало и завораживало. На это можно смотреть бесконечно, слушая гипнотический шёпот плазмы.
У Веймара слегка закружилась голова, будто от души хлебнул игристого или пьянящего газа. Привыкнуть к такому вряд ли получится, но можно просто любоваться, рисовать и даже потрогать.
Протуберанцы сложились в вихрь, вспыхнули жемчужно-золотистым светом и вытянулись строгими стрелами перьев. Огненная капля вытянулась, обретая плотность, материальность, чёткость очертаний и знакомый облик большой птицы. Только теперь птичка выглядела роскошно.
Белоснежно-огненная, с сияющими перьями и фасеточно-кристальными глазами лучистого янтаря. На бесчисленных гранях и ячейках играли солнечные и зеркальные блики. Феникс сладко потянулась, расправив крылья почти на полкомнаты, иронично склонила голову к плечу и прищурилась, издавая странный певучий звук. Даже трель, в которой удивительно сочетались смех, свист, мелодичный перезвон колокольчиков и какие-то тёплые, воркующие нотки. Альтерра! Эти птички ещё и поют!
«Я и в гуманоидном облике пою, по настроению. Но в птичьем лучше», – мысленно шепнула Летта, призывно спустив крыло на манер трапа.
Веймар удивлённо приподнял бровь, не уверенный, правильно ли её понял. Это же феникс, а не рахши, как…? Когда Нариман раскатывал над Альтеррой свою некрылатую пару, это выглядело совсем иначе.
«Ладно, первый раз помогу, покажу позу, – мимика у птицы отсутствовала, но в прищуренных глазах-кристаллах заиграли блёстки смешинок. – Становишься на крыло, я подсаживаю и фиксирую. Мама на отца вообще одним прыжком заскакивает, это ей проще, чем раз плюнуть, за столько-то лет практики и тысячи квази-часов налёта. Наловчишься, и ты так сможешь. Вроде, собирался прыгать со скалы, явно высоты не боишься и к экстриму тянешься. Значит, тебе понравится»
Вот же пернатая вредность, нахалка летучая, ещё и потешается!.. Веймар не успел додумать эту сверхумную мысль, как жгут живого пламени бесцеремонно обхватил его вокруг туловища и забросил на птичью спинку, ближе к шее.
– Ты что делаешь? – от растерянности вслух спросил Веймар. Понимая, что вопрос риторический и откровенно глупый.
«Похищаю тебя. Мы же пришельцы, хочется, не хочется – а надо», – тем местом, на котором сидят, Веймар ощутил вибрацию, явно заменяющую этим созданиям смех.
Крылья остались у него за спиной, а тело от плеч до бёдер оплели огненные ленты-щупальца, надёжно фиксируя к фениксу, подобно ремням. Почти как хвосты рахши, немного непривычно, но приятно. Значит, вот как и зачем они разделяют вторую пару крыльев.
«Я, конечно, могу нести тебя и в гуманоидном облике, на ручках или на спине, как Элиссу. Но ты габаритнее Огонька и моей гуманоидной оболочки. Аэродинамика некорректная, перевес и крен нужно компенсировать, скорость и маневренность страдает, так лететь малость неудобно. А в когтях будет неудобно уже тебе», – Веймар ощутил под спиной что-то вроде пуховой подушки, но это была всего лишь плотная плазма.
Впрочем, так лететь намного комфортнее, чем в когтях или у девушки на руках, как младенец или питомец. Летта могла поддразнивать и подшучивать, провоцировать, испытывать на прочность его хвалёное ледяное самообладание, но не унижать. Она в самом деле, от души и с размахом делала всё, чтоб ему было хорошо и комфортно. И у неё действительно получалось.
«Что, нравится быть сверху?», – двусмысленно спросила Летта, хотя стопроцентно знала, что да.
«И сверху, и снизу, и спиралькой, – парировал Веймар. – Даже связанным быть нравится, если связываешь ты…»
«Да ты затейник! Сам захотел, так что потом не жалуйся», – пикантно шепнула Летта, одним стремительным движением расправляя крылья и взмывая вертикально вверх, в потолок.
Веймар инстинктивно зажмурился и вжался в феникса, ожидая удара. Но не ощутил ничего, кроме тех же лент-страховок и прохладного тока по телу. Воздух стал вязким, осязаемым и текучим, как вода или густая смола, пространство вокруг исказилось и изменилось, верх и низ сместились, слились, а потом и вовсе исчезли. Осталось лишь чувство лёгкости, невесомости и бескрайней свободы. Свободное падение, только вверх. Альтерец осторожно приоткрыл глаза.
Вокруг простиралась бесконечная чернильная мгла, без сторон, без направлений. Теперь Веймар не понимал, вверх они летят, вниз, куда-то ещё, и движутся ли вообще. Привычных понятий пространства и движения не осталось. Может, они летят быстрее света, а может, застыли в бесконечности. Могло показаться, что он ослеп, если бы в черной бездне изредка не мелькали зеркальные ниточные всполохи, как беззвучные разряды, люрекс или лезвия. Амальгама. И тишина, такая же бездонная, что слышно, как частит и колотится в рёбра собственное сердце.
«Как ещё проходить сквозь стены и потолки, если не через четвёртое измерение и выше, – Летта, кажется, перевернулась и продолжила лететь вниз головой, но для Веймара по ощущениям не изменилось ничего. – Не волнуйся, я давно уже не путаю ана-ката и нормально ориентируюсь в гиперпространстве»
Веймар и не волновался. Он пребывал в состоянии вроде шока, все органы чувств, восприятие и даже энергозрение просто замкнуло. Но искра силы Творца ощущалась как никогда мощно и ярко, и эта частица просто знала, что он в абсолютной безопасности. А частица силы феникса внутри него подтвердила, обняв запястье тёплым янтарным светом.
Птичье тело под ним странно вытянулось цепочкой собственных призрачных двойников. Но огненные тросы держали так же крепко. Вокруг альтерца поблёскивала радужная защитная сфера, явно многомерная, с виду вроде мыльного пузыря, но надёжнее любой брони.
«Если хотела впечатлить, у тебя получилось», – ответил альтерец, как только смог внятно сформулировать мысль.
«Просто так удобнее переместиться на другую трёхмерную грань, в соседний куб. И заодно показать тебе четырёхмерное ядро, – блеснуло сознание альвиронки, будто подмигивая. – Через обычное пространство мы бы летели тысячи лет и застряли на изгибе, как в сингулярности»
«Будто тебя это смущает», – Веймар плотнее сжал ногами тёплое и податливое тело своей птички. Сингулярности ему с недавних пор сильно не нравились.
«Мне это ультрафиолетово, а тебе поплохеть может, анатомия и психика альтерцев на такое не рассчитана. Поэтому изгиб мы посмотрим из трёхмерной грани, – обнадёжила вредная огненная крылатость, даже не скрывая лукавые смешинки. – В кубе Илинга самое шикарное небо, самые потрясающие виды и классные полёты. А какой воздух! Дышать - не надышаться…»
Веймар судорожно вдохнул, вспоминая, что надо дышать, и понимая, что воздуха здесь просто нет. Как нет никакой привычной материи в принципе. Но он мог и вовсе не дышать, кровь исправно насыщалась кислородом без этого. Летта контролировала все его жизненные процессы, ей это ничего не стоило и не доставляло ни малейших трудностей. Всего одна ментальная линия, мелочь такая. Веймар мог удивляться, что тело не распалось до элементарных частиц, но чувствовать себя в этом жутком пространстве, как дома, у Альтерры за пазухой, зная, что его птичка этого не допустит. Его доверие Летте уже перешло границы абсолютного. Когда из ниоткуда возникли сверкающие металлом сферы, целая гроздь в полсотни… особей, с единым ментальным полем, он ими больше залюбовался, чем испугался.
«Птичка, а это что? Или кто?»
«Тетраны, небольшая семья», – охотно пояснила Летта, одновременно обмениваясь с гроздью по другому каналу какими-то сигналами. Непонятными иномирянину, но вполне дружелюбными.
«Что они тут делают?» – Веймара разобрало любопытство.
«Живут, – чуть удивлённо ответила птичка. – Это их мир и родная среда»
Сферы, точнее гиперсферы, тоже удивлённо «смотрели» на тандем четырёхмерного огненного существа с трёхмерным гуманоидом. Разумеется, никаких глаз у тетранов не имелось, но потоки внимания, чуждое ментальное поле, странные, иные, но эмоции Веймар ощущал. Самые маленькие шарики-жемчужинки даже пульсировали, меняя размер от мячика в ладонях до виноградинки, а то и вовсе сжимались в точку, исчезали и снова возникали ниоткуда. Крупные, размером почти с космический корабль, позволяли себе лишь солидную вальяжную деформацию и плавное перетекание. Все гиперсферы связывали энергетические нити, отчего их гроздь особенно напоминала виноградную. Нити оживлённо мерцали, передавая от сферы к сфере мысли и чувства. Видимо, нечасто у них тут плоские существа с граней на фениксах катаются. Хорошо, хоть не приближаются.
Даже самые крошечные тетраны опасны своей многомерностью, искажают пространство, создают вокруг себя жуткие аномальные зоны и губительные для трёхмерной жизни поля. Летта напомнила, но он и сам понимал. Просто милая семейка разумных сингулярностей. Если бы не мощная защита другого многомерного существа, в этом пространстве гуманоид не прожил бы и пары квази-секунд. Веймар каждой клеточкой ощущал эту мощь – невероятную, запредельную, и такую согревающую, бережную, уютную. Будто поцелуй богини, бережно несущей его на ладонях и укрывающей от всех бед под своим ласковым крылом. Его богини, открывшей для него новую Вселенную.
«Будешь такое думать – устрою тебе полёт любви прямо здесь и при них», – мысленно шепнула Летта.
«Не надо при них, там дети», – сама идея полёта любви его всё сильнее заводила. Да хоть и здесь, если ей такое нравится.
Он ещё не понимал, как, и сам процесс не особо представлял. У альтерца не хватало фантазии такое представить. Но сама мысль испытать подобное нереально возбуждала, и Веймар этого не скрывал. Ментальная открытость, обнажённость и уязвимость перед ней заводила вдвойне. Нравилось, что здесь и сейчас он целиком в её воле и власти, а она держит его жизнь и разум в своих руках. Оказалось, это очень приятно, когда в доверии. С Леттой его заводило всё. Даже если она его свяжет, затянет в любые сети и отымеет неведомыми ему способами.
… Альвирон, куб Илинга, Великий Изгиб
Летта не планировала впечатлять Веймара тетранами и другими обитателями четырёхмерного сегмента. Но всё предусмотреть и спрогнозировать невозможно, поле событий – штука изменчивая. Главное, что в Альвироне её власть, влияние и защита огромны, никаких опасностей альтерцу не грозит. Даже если Веймар решит попрыгать со Стрелки, а тетран ему в штаны заберётся или на голову сядет. Ничего снеговичку не будет, кроме порции острых ощущений. В родном пространстве для Веймара опаснее, чем тут, даже если ему самому кажется иначе. Это необходимо учитывать. Часть сознания, подсознания и сверхсознания Летты постоянно над этим работала в фоновом режиме, просеивая и структурируя огромные массивы информации.
Сознание Веймара то замыкало, то думало разные приятные дерзости, даже не пытаясь их прикрывать. Раскрепостила, на свою голову. Зато ни хандры, ни горечи, ни душевной боли не осталось. Пусть лучше дерзит, распускает жаркие фантазии и дёргает феникса за паранормальный шлейф. Шоковая терапия и новые впечатления вытеснили старые, а она уже отделила воспоминания от эмоций, разложила их на безобидные составляющие и трансформировала в нейтральный опыт. На это с лихвой хватало подобия времени, пока снеговичок любовался тетранами и тщетно пытался представить полёт любви. Вряд ли Веймар заметит или осознает такое тонкое воздействие. В лучшем случае отметит, что сфера сознания качественно изменилась, стала более гибкой и при этом стабильной, а старые раны затянулись и зарубцевались неестественно быстро. И в который раз спишет странность на паранорму. Летта погладила близкое сознание пёрышком ласкового света, прошла по краю волны искажений, притягивая шестёрку нужных координат, и открыла портал в виде зеркального квадрата. После тетранов, Веймара такое уже не впечатляло.
Трёхмерное пространство Илинги после четырёхмерного показалось ему тесным и плосковатым. Но от красоты, высоты и скорости захватило дух. Такого неба он не видал никогда, вряд ли увидит вообще и точно не забудет. Цвета розового перламутра, с нежным градиентом от сливочно-золотистых до мятных и сиреневых тонов. Жемчужные переливы завораживали. Так близко, что можно коснуться рукой. Веймар протянул руку, не веря своим глазам, как вокруг неё разливается золотисто-розовое жемчужное сияние, отражая какие-то неясные образы. По небесному полотну попеременно вспыхивали желто-малиновые квадраты, то сливаясь, то расходясь, то сворачиваясь змейкой, улиткой, и снова распадаясь на пиксели и пунктирные линии. Ещё один тип альвиронских солнышек дробной мерности.
Внизу тянулся густой туман, в котором можно было различить отдельные островки и колодцы-просветы, как множество мониторов. В них своим чередом текла жизнь, сменяли друг друга призрачные города, леса, базы и станции, события, эпохи. Абсолютно реальна была только вездесущая Стрелка. И та давала переменное число отражений, неотличимых от оригинала.
«Эта реальность очень пластична. Сила мысли здесь возрастает многократно, иллюзии обретают плоть. Это место исполняет мечты и фантазии, а ещё прокачивает паранормы, – Летта одним движением мысли создала настолько реалистичный образ родного дома Веймара с приличным участком Альтерры, что альтерец в недоумении потёр глаза.
