Так что, хочется бегать – бегай по кубу, но лучше подумай, насколько это целесообразно, и стоит ли меня злить, – почти по-доброму посоветовала Химера, как старому другу у камина за бокалом чего крепкого, а не личному врагу, которого хотелось порубить десантным ножом на фарш, намотать на гусеницы и разнести в квантовую пыль.
Химере много чего хотелось бы с ним сделать, за доли секунды в мыслях промелькнули около сотни жестоких и жутких смертей. Но ненавистная политика вынуждала боевика сдерживать свои личные желания, гнев и жажду мести за дочь. До чего доводит невоздержанность и одержимость, подмена здравого смысла, Закона, воинской чести и воинского долга больными сиюминутными хотелками – живой пример перед ней. Как бы ни хотелось грохнуть этого подонка, его убийство может стать тем камешком, что сдвинет лавину. Это дерьмо хоть и не Франц Фердинанд*, но очень вероятно может стать поводом к войне. Любой явный альтерский след – может. Любая ошибка, самый пустяковый просчёт. Вероятность обострения конфликта до прямого силового столкновения, зашкаливающая за 70%, охлаждала гнев и любые порывы не хуже криокамеры. Химера мыслила далеко наперёд и не собиралась давать Альянсу такой шикарный повод довести местную Холодную войну до горячей. Альтерре не нужна конфронтация и тем более война, особенно сейчас, когда она только восстанавливается после катастрофы. Не время. Сначала нужно подготовить почву, внедрить в их спецслужбах и верхушке своих агентов, продвинуть их на ключевые должности и взять контроль, постепенно снижая любой интерес к Альтерре и напряженность между мирами. Ну и лично прощупать врага, чем он дышит и что собой представляет. Найти слабости и страхи, чтобы максимально эффективно использовать, мыслишки и планы почитать мерзкие, чтоб их ему попортить. Si vis pacem, para bellum.
Выиграть время для наращивания сил, повышения обороноспособности, укрепления границ, создания полноценного военного флота и развития линий обороны – важнее, чем прямо сейчас раздавить одну гниду. Как ни прискорбно, живой Джонатан пока полезнее, чем мёртвый, и нужнее живым. А хорошо устрашённый и ментально обработанный Джонатан – сама полезность. Ни одна ментальная закладка, заклинание или кодировка не держится вечно, но несколько лет мира и покоя гарантируют. А дальше война план покажет. Если у Джонни имеется хоть капля здравого смысла – он сам выйдет из этой войны. Если нет – и любой сраный астероид ему бетоном. Выбрать погибель – тоже право.
Тяга к экстремальному спорту и желание побегать по замкнутой гиперпространственной аномалии у Джонни быстро улетучилось. Здравый смысл – сомнительно, но инстинкт самосохранения у него имелся. Герой-разведчик сполз с потолка на стену и попытался встать. Но окончательно потерял ориентацию в пространстве, растянулся по стене упитанным ковриком и забился в ближайший угол, затравленно глядя на жуткое существо из кошмарных снов. Настолько чуждое, смертельно опасное, что дрожь пробирала до костей и подкашивались колени. Он даже дышал через раз. Аура монстра заполняла всё пространство. Бездонная толща чёрной воды, смертельный холод и бетонные плиты. Ещё чуть-чуть – и раздавит, как клопа. Размажет по стенке, мокрого места не останется.
Воплощённый кошмар равнодушно смотрел на него, будто Джонатан в самом деле был лужей, ковриком или каким предметом интерьера. Что за обстоятельства удерживают монстра от убийства, для чего он нужен ей живым, не удавалось даже предположить. Или страшно подумать. Мысли лихорадочно метались и осыпались трухой.
– Тьфу, озабоченный, – особь презрительно сузила глаза-кристаллы. – Я столько не выпью, чтоб на тебя возбудиться. На тебя в голодный год без слёз не глянешь. Будем кино смотреть. Про жизнь твою никчёмную, в контексте вашей безмозглой внешней политики. Amalgama perspicuae veritatis attollereo, – брюнетка коснулась ладонью зеркальной глади.
По глади пошли круги, распадаясь потоками и спиралями неизвестных символов. Символы рябили и складывались в линии, узоры и сети… паутину причин и следствий, вариантов, выборов и шансов, сплетающих цепи событий. Разные версии будущего, его собственной жизни и смерти.
– Вот этот овощ, гниющий заживо, гадящий под себя и медленно подыхающий в собственном дерьме – это ты, Склайр. Семьдесят два процента, – Джонатан с трудом и ужасом узнал в иссохшем лежачем полутрупе самого себя. – И это, внутри скалы, застрявший в пещере, тоже ты. Конечно, застрять тебе помогли, сам ты бы так не застрял. Жуткая смерть, двое суток адских мучений, пока сердце не остановится. Одиннадцать процентов. Я бы просто пристрелила или разложила на атомы, но не все такие добрые, как я, – особь невинно пожала плечами. – Полтора процента, что тебя найдут коллеги и попытаются вытащить, даже сломают ноги. Но вероятность практически нулевая. Там и замуруют, и улетят делить твоё кресло. А вот и наше следующее свидание, если этого мало покажется, – Джонатан, всей шкурой и каждой клеткой ощутивший предыдущие две смерти, уже летел на боевом крейсере навстречу огромной сияющей сфере зеркально-синего металла. Из сферы выдвинулся блок, открывая жерло – и крейсер просто схлопнулся в точку.
– Процента три, максимум четыре. Много чести, поднимать против вас Проксиму. Но если понадобится, вдруг случится война или ещё какая хрень нездоровая – я эскадру таких подниму, усёк? Сколько вам ни объясняй по-хорошему, ебнуть как-то надежнее и доходчивее.
Джонатана уже не трясло – колотило. Химера вздохнула и отвесила ему подзатыльник. Бесконтактно и не смертельно, но ощутимо.
– А теперь – альтернатива.
Перед вытянувшимся, бескровно-белым лицом протянулась тонкая, почти пунктирная линия, всего в несколько расплывчатых процентов вероятности. На ней Джонатан Склайр мирно доживал до глубокой старости и умирал спокойной естественной смертью в окружении своей семьи. Его никто не убивал, он не мучился и не страдал, просто задремал в кресле у очага и больше не проснулся. Простая мирная жизнь отставного военного пенсионера, скромный дом и небольшой бизнес, на отдалённой планетке и под безобидной легендой. Без особых богатств, власти и амбиций – но и без особых проблем, опасностей, врагов и интриг. Пожалуй, такая жизнь ему бы даже пришлась по вкусу. Если бы она не требовала отставки и отказа от всех амбициозных планов. Особенно, от власти и мести. Джонатана разрывали противоречия.
– Смешной ты, Джонни. И непростительно наивный для своей должности. Сидел бы лучше в конторе, копался в бумажках, как жук в говне, в носу ковырялся и нога болтал. Абсолютная беспринципность, сам себя в шаге от смерти наебать пытаешься, – Химера щелкнула пальцами, и все образы исчезли без следа. – На двух стульях усидеть не выйдет, пукан треснет. Всё равно придётся выбирать. И платить за свои поступки тоже придётся, и чем-то поступиться. Я вот тоже поступилась желанием переломать тебе кости и укоротить на голову. А чем именно поступиться – властью, местью или жизнью – выбирать тебе. Никто другой твою жизнь за тебя не проживёт.
– Тебе-то какая от этого выгода? – Джонатан лихорадочно пытался понять её цель, мотивы и задачу. И не мог.
– Это ты мыслишь исключительно понятиями личной выгоды. Я мыслю другими масштабами и категориями. Ты их не поймёшь, даже если бы мог читать мысли, – зеркальная стена за её спиной превратилась в звёздную бесконечность. – На тебя и как именно ты сдохнешь, мне меганасрать. Но не насрать на долг, будущее миров и множество невинных жизней. Чтобы избежать кровопролития и жертв с обеих сторон. Это для тебя солдаты – ресурсы и расходники, а для меня – живые души. Чьи-то дети, родители, любимые, родные. Но если твои люди возьмут оружие и придут в наш дом убивать нас – для меня они перестанут быть людьми, а станут бешеными шакалами. И я буду убивать их. Не потому что хочу, мне это приятно или нравится, а чтобы неповадно было. Между вашими жизнями и жизнями своих детей, внуков, друзей, понятно идиоту, кого я выберу?
Джонатан разумно промолчал.
– Только поэтому я с тобой ещё разговариваю, – что помимо разговора, параллельно идёт ментальное воздействие, внедрение психокодов и установок, Химера скромно умолчала. – Не хочу вас, щенков бестолковых, убивать зря, только потому что один или несколько зажравшихся алчных ублюдков решили сделать из этих щенков пушечное мясо и бросить на верную смерть. Хватит уже безрассудства. Главе спецслужбы подобает руководствоваться разумностью, а не детскими обидками. Если не получается – иди лечись, но с такими бедами с башкой эта должность не для тебя. Отставить травить и преследовать Элайну, как маньяк. Она никого из твоих близких не убивала и не насиловала, не сожгла твою родную хату и не убила всю твою семью, чтобы положить жизнь на месть. Ты её даже не любил, она никогда не была твоей, чтобы потерять. Отказ в перепихе и задетое мужское самолюбие того не стоит. И опыты над разумными существами прекратить. Узнаю – уничтожу. А я узнаю.
Джонатан заторможенно кивнул. Что-то внутри категорически не могло согласиться и сопротивлялась, но внушение было неизмеримо сильней. Химера немного пожалела, что она не менталист, в тонких воздействиях на разум не спец. Но на несколько лет должно хватить.
– И напоследок дам добрый совет. Даже бесплатно. Держи свой стручок в штанах и подальше от чужих жен. Заведи свою, создай семью, роди детей, приведи себя и свою жизнь в порядок, а не таскайся за Элайной, как говно к сапогу прилипшее. И про Альтерру забудь. Возможно, это твой последний шанс одуматься. Иначе финал твоей жизни будет очень печальным, и никакие кровавые деньги тебе не помогут. А теперь, пшёл вон, – неведомая сила наподдала Джонатану под зад и швырнула в портал.
Скулящий, заикающийся и весь седой глава разведуправления обвёл служебную квартиру полубезумным взглядом и потерял сознание.
… Альтерра, дом Веймара
Рамон успел дважды провести дочери ментальную коррекцию. Во сне, чтоб лишний раз не пугать Летту своей мощью и вторжением в разум, предельно бережно и осторожно, почти невесомо. Его силовые плетения больше напоминали Веймару тончайшие зеркально-золотистые паутинки, чем привычные потоки. Даже Силой почти не фонили, будто менталист-Абсолют вовсе ничего не делал в изувеченном сознании. Но через связь пары альтерец чувствовал, что состояние Летты немного стабилизировалось, уровень стресса снизился вдвое, а ментальный фон из хаотического стал спокойней и ровнее. Спящий разум этот фон почти не создавал, но уровень Веймара как менталиста и дар Творца уже позволяли различать такие нюансы. Ему самому стало легче – и мыслить, и дышать.
“К сожалению, большего пока сделать не могу, риски для малышей в разы больше потенциальной пользы для матери, – мысленно вздохнул Рамон, насильно отрывая себя от дочери и уступая её другому мужчине. – Я буду прилетать примерно раз в неделю, наблюдать беременность, контролировать состояние её энергетики и рассудка, ну и корректировать по ситуации. Чаще всё равно нельзя и смысла нет, любому процессу нужно время. Внедрённые программы должны уложиться и отработать. Полноценную память и личность такая слабая энергетика и не потянет, а сфера сознания может вообще разрушиться. Оно у неё сейчас совсем хрупкое, как растресканный хрусталь. Чуть перегрузки – и осыпется осколками. Глубинная память может проявиться только фрагментарно, а воспоминания текущей жизни постепенно восстановятся. Доченька моя, маленький огонёчек… За что, опять… Зачем сама… Лучше бы это был я, старый седокрылый болван”
Альвиронский иерарх прикрыл глаза, пряча отцовскую боль и мимолётную слабость. Но что может скрыть простой Меняющий реальность от Созидателя. Даже совсем бестолкового носителя силы божества, творящего миры и души. Не нужно быть и телепатом, чтобы понять, как родителю больно видеть своего ребёнка в таком состоянии, беспомощно смотреть, как он страдает и быть не в силах сделать ничего. Тот, кто реанимировал миры, со всей невообразимой властью и почти безграничной силой, ничем не мог помочь собственной дочери.
“Экзарх Рамон, я позабочусь о Леттарионе, обещаю”, – Веймар и хотел бы пообещать, что поможет, исцелит, но как разбрасываться такими обещаниями, если с собственной паранормой сладить не может.
Рамон сдержанно кивнул, глядя куда-то сквозь время и пространство.
“Только не обижай моё дитя, Творящий. Помоги ей, сбереги и сохрани. Пощади Летту, не причиняй ей боли. Она целиком в твоей воле, власти и абсолютно беззащитна перед тобой. Возможно, тебе захочется за что-то отыграться, отомстить, и это тоже в твоей воле и власти. Даже я или Альтерра не сможем тебе помешать, все законы на твоей стороне. Но.., – Рамон продолжил, с трудом подбирая мыслеформы, – я прошу тебя, не как иерарх, а как отец. Прояви милосердие. Летта столько боли и зверств пережила, тебе и в страшном сне не привидится. Мы же все прошли Землю Смерти, научились выживать и умирать, теперь бы научиться жить. – феникс и альтерец помолчали. Каждому было, о чём. – Знаешь, она могла переродиться в самых лучших, светлых мирах. Моя звёздочка, моя Императрица. Но снова и снова возвращалась в ту жуткую реальность, искала любимых и родных, которых потеряла. Которых у неё так жестоко отняли, что ваш Джонатан Склайр – просто невинный одуванчик. И души близких так же искали её, раз за разом возвращаясь в ад. Эмоциональные связи приковали нас к этому аду крепче любых цепей. Изредка кому-то удавалось уйти, но они всё равно возвращались. Бывают цепи, что не размыкаются никогда. Ленты Мёбиуса, замкнутые петли. Замкнутый круг – та же бесконечность… Пока Нариман не разрубил петлю и не провёл массовую эвакуацию. Мы помним всё, время – океан, а мы – его течения”
“Летта рассказывала про время. Даже показывала. Но ничего не говорила о своём прошлом. А я, дурак, не спрашивал. Даже не задумывался. То страшной тварью её считал, то от похоти крышу сносило”, – с запоздалым сожалением признал Веймар.
“Если дочка в чём-то и виновата перед тобой, она этого не помнит и не осознаёт. Спроси за неё с меня. Я готов отвечать за её ошибки, платить по её долгам. Умереть за любого из своих детей готов. Ну, в этом ты меня понимаешь, сам такой, – Рамон невесело, натянуто улыбнулся. – Великодушным богом быть лучше, чем равнодушным, жестоким и мстительным. Думай наперёд, что ты творишь. Ты не просто переписываешь код, а создаёшь реальность, будущее и судьбу”
Рамон понимал, что сейчас решается судьба не только его дочери, но и, возможно, всего мира. Творится будущее двух миров. Каким оно станет?
Он молчал, но в глазах плескалась такая горечь и тоска, что Веймару стало не по себе. Этот могущественный старый интриган, обычно такой уверенный, авторитарный, почти всемогущий, выглядел подавленным, надломленным и бесконечно уставшим. Постаревшим на жизнь. Веймар ни разу не видел его таким. Да и видел-то всего пару раз.
Альтерец бесшумно присел на кровать рядом с любимой. С бесконечной нежностью коснулся её щеки, волос.
“Я понимаю, у вас нет никаких оснований мне доверять без клятвы, скорее наоборот. Могу дать клятву или их десяток, моих прошлых ошибок это не исправит. Но мне давно не нужна месть, власть, выгода или ваша жизнь, Рамон.
Химере много чего хотелось бы с ним сделать, за доли секунды в мыслях промелькнули около сотни жестоких и жутких смертей. Но ненавистная политика вынуждала боевика сдерживать свои личные желания, гнев и жажду мести за дочь. До чего доводит невоздержанность и одержимость, подмена здравого смысла, Закона, воинской чести и воинского долга больными сиюминутными хотелками – живой пример перед ней. Как бы ни хотелось грохнуть этого подонка, его убийство может стать тем камешком, что сдвинет лавину. Это дерьмо хоть и не Франц Фердинанд*, но очень вероятно может стать поводом к войне. Любой явный альтерский след – может. Любая ошибка, самый пустяковый просчёт. Вероятность обострения конфликта до прямого силового столкновения, зашкаливающая за 70%, охлаждала гнев и любые порывы не хуже криокамеры. Химера мыслила далеко наперёд и не собиралась давать Альянсу такой шикарный повод довести местную Холодную войну до горячей. Альтерре не нужна конфронтация и тем более война, особенно сейчас, когда она только восстанавливается после катастрофы. Не время. Сначала нужно подготовить почву, внедрить в их спецслужбах и верхушке своих агентов, продвинуть их на ключевые должности и взять контроль, постепенно снижая любой интерес к Альтерре и напряженность между мирами. Ну и лично прощупать врага, чем он дышит и что собой представляет. Найти слабости и страхи, чтобы максимально эффективно использовать, мыслишки и планы почитать мерзкие, чтоб их ему попортить. Si vis pacem, para bellum.
Выиграть время для наращивания сил, повышения обороноспособности, укрепления границ, создания полноценного военного флота и развития линий обороны – важнее, чем прямо сейчас раздавить одну гниду. Как ни прискорбно, живой Джонатан пока полезнее, чем мёртвый, и нужнее живым. А хорошо устрашённый и ментально обработанный Джонатан – сама полезность. Ни одна ментальная закладка, заклинание или кодировка не держится вечно, но несколько лет мира и покоя гарантируют. А дальше война план покажет. Если у Джонни имеется хоть капля здравого смысла – он сам выйдет из этой войны. Если нет – и любой сраный астероид ему бетоном. Выбрать погибель – тоже право.
Тяга к экстремальному спорту и желание побегать по замкнутой гиперпространственной аномалии у Джонни быстро улетучилось. Здравый смысл – сомнительно, но инстинкт самосохранения у него имелся. Герой-разведчик сполз с потолка на стену и попытался встать. Но окончательно потерял ориентацию в пространстве, растянулся по стене упитанным ковриком и забился в ближайший угол, затравленно глядя на жуткое существо из кошмарных снов. Настолько чуждое, смертельно опасное, что дрожь пробирала до костей и подкашивались колени. Он даже дышал через раз. Аура монстра заполняла всё пространство. Бездонная толща чёрной воды, смертельный холод и бетонные плиты. Ещё чуть-чуть – и раздавит, как клопа. Размажет по стенке, мокрого места не останется.
Воплощённый кошмар равнодушно смотрел на него, будто Джонатан в самом деле был лужей, ковриком или каким предметом интерьера. Что за обстоятельства удерживают монстра от убийства, для чего он нужен ей живым, не удавалось даже предположить. Или страшно подумать. Мысли лихорадочно метались и осыпались трухой.
– Тьфу, озабоченный, – особь презрительно сузила глаза-кристаллы. – Я столько не выпью, чтоб на тебя возбудиться. На тебя в голодный год без слёз не глянешь. Будем кино смотреть. Про жизнь твою никчёмную, в контексте вашей безмозглой внешней политики. Amalgama perspicuae veritatis attollereo, – брюнетка коснулась ладонью зеркальной глади.
По глади пошли круги, распадаясь потоками и спиралями неизвестных символов. Символы рябили и складывались в линии, узоры и сети… паутину причин и следствий, вариантов, выборов и шансов, сплетающих цепи событий. Разные версии будущего, его собственной жизни и смерти.
– Вот этот овощ, гниющий заживо, гадящий под себя и медленно подыхающий в собственном дерьме – это ты, Склайр. Семьдесят два процента, – Джонатан с трудом и ужасом узнал в иссохшем лежачем полутрупе самого себя. – И это, внутри скалы, застрявший в пещере, тоже ты. Конечно, застрять тебе помогли, сам ты бы так не застрял. Жуткая смерть, двое суток адских мучений, пока сердце не остановится. Одиннадцать процентов. Я бы просто пристрелила или разложила на атомы, но не все такие добрые, как я, – особь невинно пожала плечами. – Полтора процента, что тебя найдут коллеги и попытаются вытащить, даже сломают ноги. Но вероятность практически нулевая. Там и замуруют, и улетят делить твоё кресло. А вот и наше следующее свидание, если этого мало покажется, – Джонатан, всей шкурой и каждой клеткой ощутивший предыдущие две смерти, уже летел на боевом крейсере навстречу огромной сияющей сфере зеркально-синего металла. Из сферы выдвинулся блок, открывая жерло – и крейсер просто схлопнулся в точку.
– Процента три, максимум четыре. Много чести, поднимать против вас Проксиму. Но если понадобится, вдруг случится война или ещё какая хрень нездоровая – я эскадру таких подниму, усёк? Сколько вам ни объясняй по-хорошему, ебнуть как-то надежнее и доходчивее.
Джонатана уже не трясло – колотило. Химера вздохнула и отвесила ему подзатыльник. Бесконтактно и не смертельно, но ощутимо.
– А теперь – альтернатива.
Перед вытянувшимся, бескровно-белым лицом протянулась тонкая, почти пунктирная линия, всего в несколько расплывчатых процентов вероятности. На ней Джонатан Склайр мирно доживал до глубокой старости и умирал спокойной естественной смертью в окружении своей семьи. Его никто не убивал, он не мучился и не страдал, просто задремал в кресле у очага и больше не проснулся. Простая мирная жизнь отставного военного пенсионера, скромный дом и небольшой бизнес, на отдалённой планетке и под безобидной легендой. Без особых богатств, власти и амбиций – но и без особых проблем, опасностей, врагов и интриг. Пожалуй, такая жизнь ему бы даже пришлась по вкусу. Если бы она не требовала отставки и отказа от всех амбициозных планов. Особенно, от власти и мести. Джонатана разрывали противоречия.
– Смешной ты, Джонни. И непростительно наивный для своей должности. Сидел бы лучше в конторе, копался в бумажках, как жук в говне, в носу ковырялся и нога болтал. Абсолютная беспринципность, сам себя в шаге от смерти наебать пытаешься, – Химера щелкнула пальцами, и все образы исчезли без следа. – На двух стульях усидеть не выйдет, пукан треснет. Всё равно придётся выбирать. И платить за свои поступки тоже придётся, и чем-то поступиться. Я вот тоже поступилась желанием переломать тебе кости и укоротить на голову. А чем именно поступиться – властью, местью или жизнью – выбирать тебе. Никто другой твою жизнь за тебя не проживёт.
– Тебе-то какая от этого выгода? – Джонатан лихорадочно пытался понять её цель, мотивы и задачу. И не мог.
– Это ты мыслишь исключительно понятиями личной выгоды. Я мыслю другими масштабами и категориями. Ты их не поймёшь, даже если бы мог читать мысли, – зеркальная стена за её спиной превратилась в звёздную бесконечность. – На тебя и как именно ты сдохнешь, мне меганасрать. Но не насрать на долг, будущее миров и множество невинных жизней. Чтобы избежать кровопролития и жертв с обеих сторон. Это для тебя солдаты – ресурсы и расходники, а для меня – живые души. Чьи-то дети, родители, любимые, родные. Но если твои люди возьмут оружие и придут в наш дом убивать нас – для меня они перестанут быть людьми, а станут бешеными шакалами. И я буду убивать их. Не потому что хочу, мне это приятно или нравится, а чтобы неповадно было. Между вашими жизнями и жизнями своих детей, внуков, друзей, понятно идиоту, кого я выберу?
Джонатан разумно промолчал.
– Только поэтому я с тобой ещё разговариваю, – что помимо разговора, параллельно идёт ментальное воздействие, внедрение психокодов и установок, Химера скромно умолчала. – Не хочу вас, щенков бестолковых, убивать зря, только потому что один или несколько зажравшихся алчных ублюдков решили сделать из этих щенков пушечное мясо и бросить на верную смерть. Хватит уже безрассудства. Главе спецслужбы подобает руководствоваться разумностью, а не детскими обидками. Если не получается – иди лечись, но с такими бедами с башкой эта должность не для тебя. Отставить травить и преследовать Элайну, как маньяк. Она никого из твоих близких не убивала и не насиловала, не сожгла твою родную хату и не убила всю твою семью, чтобы положить жизнь на месть. Ты её даже не любил, она никогда не была твоей, чтобы потерять. Отказ в перепихе и задетое мужское самолюбие того не стоит. И опыты над разумными существами прекратить. Узнаю – уничтожу. А я узнаю.
Джонатан заторможенно кивнул. Что-то внутри категорически не могло согласиться и сопротивлялась, но внушение было неизмеримо сильней. Химера немного пожалела, что она не менталист, в тонких воздействиях на разум не спец. Но на несколько лет должно хватить.
– И напоследок дам добрый совет. Даже бесплатно. Держи свой стручок в штанах и подальше от чужих жен. Заведи свою, создай семью, роди детей, приведи себя и свою жизнь в порядок, а не таскайся за Элайной, как говно к сапогу прилипшее. И про Альтерру забудь. Возможно, это твой последний шанс одуматься. Иначе финал твоей жизни будет очень печальным, и никакие кровавые деньги тебе не помогут. А теперь, пшёл вон, – неведомая сила наподдала Джонатану под зад и швырнула в портал.
Скулящий, заикающийся и весь седой глава разведуправления обвёл служебную квартиру полубезумным взглядом и потерял сознание.
… Альтерра, дом Веймара
Рамон успел дважды провести дочери ментальную коррекцию. Во сне, чтоб лишний раз не пугать Летту своей мощью и вторжением в разум, предельно бережно и осторожно, почти невесомо. Его силовые плетения больше напоминали Веймару тончайшие зеркально-золотистые паутинки, чем привычные потоки. Даже Силой почти не фонили, будто менталист-Абсолют вовсе ничего не делал в изувеченном сознании. Но через связь пары альтерец чувствовал, что состояние Летты немного стабилизировалось, уровень стресса снизился вдвое, а ментальный фон из хаотического стал спокойней и ровнее. Спящий разум этот фон почти не создавал, но уровень Веймара как менталиста и дар Творца уже позволяли различать такие нюансы. Ему самому стало легче – и мыслить, и дышать.
“К сожалению, большего пока сделать не могу, риски для малышей в разы больше потенциальной пользы для матери, – мысленно вздохнул Рамон, насильно отрывая себя от дочери и уступая её другому мужчине. – Я буду прилетать примерно раз в неделю, наблюдать беременность, контролировать состояние её энергетики и рассудка, ну и корректировать по ситуации. Чаще всё равно нельзя и смысла нет, любому процессу нужно время. Внедрённые программы должны уложиться и отработать. Полноценную память и личность такая слабая энергетика и не потянет, а сфера сознания может вообще разрушиться. Оно у неё сейчас совсем хрупкое, как растресканный хрусталь. Чуть перегрузки – и осыпется осколками. Глубинная память может проявиться только фрагментарно, а воспоминания текущей жизни постепенно восстановятся. Доченька моя, маленький огонёчек… За что, опять… Зачем сама… Лучше бы это был я, старый седокрылый болван”
Альвиронский иерарх прикрыл глаза, пряча отцовскую боль и мимолётную слабость. Но что может скрыть простой Меняющий реальность от Созидателя. Даже совсем бестолкового носителя силы божества, творящего миры и души. Не нужно быть и телепатом, чтобы понять, как родителю больно видеть своего ребёнка в таком состоянии, беспомощно смотреть, как он страдает и быть не в силах сделать ничего. Тот, кто реанимировал миры, со всей невообразимой властью и почти безграничной силой, ничем не мог помочь собственной дочери.
“Экзарх Рамон, я позабочусь о Леттарионе, обещаю”, – Веймар и хотел бы пообещать, что поможет, исцелит, но как разбрасываться такими обещаниями, если с собственной паранормой сладить не может.
Рамон сдержанно кивнул, глядя куда-то сквозь время и пространство.
“Только не обижай моё дитя, Творящий. Помоги ей, сбереги и сохрани. Пощади Летту, не причиняй ей боли. Она целиком в твоей воле, власти и абсолютно беззащитна перед тобой. Возможно, тебе захочется за что-то отыграться, отомстить, и это тоже в твоей воле и власти. Даже я или Альтерра не сможем тебе помешать, все законы на твоей стороне. Но.., – Рамон продолжил, с трудом подбирая мыслеформы, – я прошу тебя, не как иерарх, а как отец. Прояви милосердие. Летта столько боли и зверств пережила, тебе и в страшном сне не привидится. Мы же все прошли Землю Смерти, научились выживать и умирать, теперь бы научиться жить. – феникс и альтерец помолчали. Каждому было, о чём. – Знаешь, она могла переродиться в самых лучших, светлых мирах. Моя звёздочка, моя Императрица. Но снова и снова возвращалась в ту жуткую реальность, искала любимых и родных, которых потеряла. Которых у неё так жестоко отняли, что ваш Джонатан Склайр – просто невинный одуванчик. И души близких так же искали её, раз за разом возвращаясь в ад. Эмоциональные связи приковали нас к этому аду крепче любых цепей. Изредка кому-то удавалось уйти, но они всё равно возвращались. Бывают цепи, что не размыкаются никогда. Ленты Мёбиуса, замкнутые петли. Замкнутый круг – та же бесконечность… Пока Нариман не разрубил петлю и не провёл массовую эвакуацию. Мы помним всё, время – океан, а мы – его течения”
“Летта рассказывала про время. Даже показывала. Но ничего не говорила о своём прошлом. А я, дурак, не спрашивал. Даже не задумывался. То страшной тварью её считал, то от похоти крышу сносило”, – с запоздалым сожалением признал Веймар.
“Если дочка в чём-то и виновата перед тобой, она этого не помнит и не осознаёт. Спроси за неё с меня. Я готов отвечать за её ошибки, платить по её долгам. Умереть за любого из своих детей готов. Ну, в этом ты меня понимаешь, сам такой, – Рамон невесело, натянуто улыбнулся. – Великодушным богом быть лучше, чем равнодушным, жестоким и мстительным. Думай наперёд, что ты творишь. Ты не просто переписываешь код, а создаёшь реальность, будущее и судьбу”
Рамон понимал, что сейчас решается судьба не только его дочери, но и, возможно, всего мира. Творится будущее двух миров. Каким оно станет?
Он молчал, но в глазах плескалась такая горечь и тоска, что Веймару стало не по себе. Этот могущественный старый интриган, обычно такой уверенный, авторитарный, почти всемогущий, выглядел подавленным, надломленным и бесконечно уставшим. Постаревшим на жизнь. Веймар ни разу не видел его таким. Да и видел-то всего пару раз.
Альтерец бесшумно присел на кровать рядом с любимой. С бесконечной нежностью коснулся её щеки, волос.
“Я понимаю, у вас нет никаких оснований мне доверять без клятвы, скорее наоборот. Могу дать клятву или их десяток, моих прошлых ошибок это не исправит. Но мне давно не нужна месть, власть, выгода или ваша жизнь, Рамон.
