Заметив, что я никак не комментирую столь скудное съестное подношение, которое явно намеренно было таким заказано, чтобы вызвать у меня истерику, слезы или похожие реакции, мужик несколько секунд тупит. Так и видно по насупленным бровям, как ерзают у него в голове полторы извилины, а после открывает желанный многими читательницами рот, чтобы вякнуть очередное оригинальное описание моей внешности...
Но я снова срабатываю на опережение.
— Да! Собираюсь все сожрать как свинья, коей являюсь как внутри, так и снаружи! — Закатываю глаза я, витиевато декларируя с драматическим надрывом.
Все паясничаю и паясничаю, и никак не могу остановиться. Но я и раньше кроткой и покладистой не была. А желчный привкус, что все еще горчит на языке, смешиваясь со солоноватостью крови, лишь подливает масла в огонь. Он безостановочно напоминает о смерти, не дает забыться.
А ведь обычно и слова из меня не вытянешь. В коллективах и совместных посиделках все время старалась молчать в тряпочку и не высовываться лишний раз, удачно и не очень прикидываясь ветошью в углу, а тут, гляди, как смерть язык развязала…
Ха-ха-ха, мой гадкий характер полностью соответствует моей гадкой внешности! Прямо как у злой ведьмы из сказок. И в этом сравнении все идеально – ни убавить, ни прибавить.
К тому же я уже давно не подросток, и без розовых очков смотрю на мир, в котором нет надежды ни на счастье, ни на спасение, в котором все обязательно должно быть на своем месте и только на своем.
И я место свое прекрасно знаю: четко, безропотно и без лишних вопросов занимая выделенную обществом для некрасивого отброса женского пола экологическую нишу. Но все равно находятся различные альтернативно одаренные личности…
Такие, как кое-кто, сидящий напротив, которые настолько преисполнились в своем знании, что пытаются унизить меня снова и снова, наивно предполагая, что я, наоборот, места своего не знаю и претендую на нечто большее, что я цену себе набиваю, что я не осознаю реальность и свой статус на брачном рынке члено-писечных отношений между мужчинами и женщинами.
Вот в этом проблема и заключается, вот в этом собака и зарыта, но в новой жизни тратить силы и время на переубеждения кого бы то ни было не собираюсь. Овчинка выделки не стоит ни на грамм, как показывает практика. Дураков исправлять – только портить. И я теперь таким буду заниматься только за отдельные деньги. Больше никакой благотворительности и бесплатной работы!
А еще никто не сможет оскорбить меня больше, чем я сама. Это база, основа, фундамент, литосферная плита. Оскорблялка у него еще не доросла до моей собственной.
В общем, кажется, моя самокритика сломала какой-то мозговой скрипт – жених надолго подвисает и глупо хлопает глазами.
А я, воспользовавшись долгожданной паузой, накидываюсь на салат, словно не ела с прошлой жизни, хотя так оно, собственно, и есть.
Ведь в последний раз, судя по расплывчатым воспоминаниям, ела рано утром перед работой, а уже вечером погибла на улице под фонарем, захлебнувшись собственной кровью из-за гамма-всплеска, что стерилизовал планету, избавив, наконец, ту от всяких органических форм жизни.
Перед смертью ни за вкусняшкой забежать в магазин не успела, ни с холодильника бутерброд заточить. Жалко, что вся моя еда в прошлом мире теперь протухнет, а ведь за нее деньги уплочены были…
Наполовину опустошив тарелку, я возвращаюсь к прерванному разговору.
— Так, давай резюмируем, — с тихим звоном отложив вилку, медленно, с расстановкой говорю я, стараясь подбирать каждое слово максимально взвешенно. — Некий Председатель приказал тебе на мне жениться шантажом, правильно?
Он угрюмо кивает.
— И ты считаешь, что это я его попросила, чтобы он надавил на тебя… Но почему?
— Ты, типа, бегала за мной. Постоянно вешалась на меня, ревновала к каждому столбу, утверждала, что влюбилась с первого взгляда. — Самодовольно поясняет жених.
Ох, какой позор! Я в отчаянии на несколько секунд закрываю глаза. Внешне все действительно могло выглядеть именно так и никак иначе. Тут он не кривит душой.
— Я тебя много раз посылал куда подальше. А потом меня, типа, вызвал Председатель и приказал, типа, стать твоим женихом. Сказал, что ты, типа, так захотела. Просьба, типа, у тебя такая, типа. И он, типа, все сделает, чтобы, типа, ее выполнить, так как задолжал тебе, типа. Ты, типа, ему как-то помогла или, типа, спасла, хрен его знает. Он подробностей не рассказал. Да и срать на них, типа, если честно.
— И ты даже помыслить не можешь, что меня, как и тебя, могли заставить встречаться с тобой, могли заставить говорить всякие глупости о любви, могли заставить вести себя при всех, как последняя жалкая падаль? — Обессиленно вопрошаю я, потому что не вижу никаких адекватных объяснений своего поведения кроме как, если бы меня заставили силой или угрозами.
— Ты, типа, упрашивала! Тебе, типа, больше всех надо было! — Упрямо твердит он, как заведенный.
Его что, глючит? Скрипт сломался? Он бот? Или просто тупой? Живет по принципу – вбил себе в голову что-то, как гвоздь, и обратно ни в какую, никак не вытащить?
Н-да, оставь надежду всяк сюда входящий. Мой вопрос явно улетел в пустоту, ведь, как оказалось, достучаться до жениха невозможно в принципе. Меня он будто и не слышит вовсе…
Благоразумия здесь и близко не ночевало.
Ей-богу, лучше бы все доводы и намеки на то, что я такая же жертва навязанных отношений, как и он, вон той пустой стене говорила, больше шансов быть понятой.
От бессильного гнева темнеет в глазах, я стискиваю пальцами скатерть. Так и хочется дернуть ее, чтобы столовые приборы, еда, бокалы – все оказалось на полу на потеху публике: самодовольным посетителям этого понтового ресторана.
— Так это, по сути, только твои домыслы… Чем докажешь? — Дрожащим от злости голосом продолжаю вытягивать из него информацию. По капле. Прямо выцеживаю ее из этого болвана словно соковыжималка, а он особо упрямый, подгнивший лимон.
Н-да, по ходу, мы с ним никогда и не говорили по душам.
Старая «я» боялась его до усрачки, но продолжала только липнуть и вешаться на шею, изображая влюбленную дурочку, словно от такого поведения зависела собственная жизнь.
Как так получилось, что я, по сути, домашний ребенок, вообще оказалась связана с преступниками?!
— Мне так сказала одна из моих девочек. Ей я могу верить, и она красивая в отличие от тебя, — самодовольно выдает он.
Сказанное, как пощечина, приводит меня в чувство.
Что же я мух да блох ловлю!
Занятая азартной (нет, конечно, достаточно вялой и унылой) перепалкой с быдловатым бандюганом, совсем забыла о главном.
Роман! Надо подтвердить в нем я или нет! Довлеет надо мной сюжет или нет! Если нет, то совсем другой разговор и совсем другое дело!
— А как тебя зовут? — Обреченно спрашиваю я.
Жених в полнейшем шоке смотрит на меня. Неожиданная смена темы беседы, да и сам вопрос, привели в замешательство даже бывалого бандита.
— Издеваешься, типа? — Хрипит он низким голосом.
Кажется, сегодня витиеватость нашего разговора умудрилась переплюнуть даже знаменитую женскую логику. Похоже, я несчастному мужику мозг сломала уже.
Но жалости от меня не дождется. Потерпит. Без ответов я сегодня не уйду. Хотя бы минимальных...
Поэтому я только молчу на достаточно резонное замечание и нервно тыкаю вилкой в подвядшие листья салата, не поднимая на него взгляд. Боясь, что в нем он заметит напряжение и страх, которые разливаются по венам в ожидании ответа, как приговора.
— Марат Гаджиев, — наконец выпаливает он, поняв, что я серьезно задала вопрос.
— И погоняло у тебя Злобный? — Больше утверждаю я, чем спрашиваю, а после сокрушенно выдыхаю. Тревога ожидания уступает чувству обреченности, безысходности. — А еще Цербер, да?
— Откуда знаешь про Цербера? —Взвивается и почти шипит он, как настоящая змея. — Это тебе Председатель слил?
— Откуда-откуда, от верблюда, — мрачно ухожу от ответа я.
Ему самому не смешно предполагать, что таинственный и могущественный криминальный авторитет всея страны по кличке Председатель шестерит передо мной и докладывает обо всем лично мне? Будто я глобальный предиктор какой-то, управляю всем из-за кулис…
— Какого, на хрен, верблюда? — Не врубается тугодум в мой крайне неуклюжий каламбур.
— Большого! — Отрезаю я.
Ну, а что я могу ответить?! Что из книжки начальницы в прошлой жизни узнала? Чтобы совсем чокнутой показаться?
А вообще странно было, что, когда я книгу читала, половину романа его кликуха была Злобный, а вторую половину – Цербер.
«Может, босс писала роман нейросетью? Не удивлюсь, если да. К тому же имена у главных героев дебильные и идиотские, — мысленно рассуждаю я, гоняясь вилкой за помидоркой черри. — Да и погоняло у бандита стремное, видимо потому, что остальные – Суровый, Бурый, Дикий, Буйный, Лютый и прочие мужественные эпитеты уже другими писательницами были заняты. Плагиат плагиатный был бы. Но могла бы тогда начальница придумать что-нибудь забавное. Назвала бы его Серо-Буро-Пошкарябанный – оригинально получилось бы. Или же назвала бы его Лихой в честь железнодорожной станции Лихая. Простенько и со вкусом. Чего Злобный-то? Глупость какая, несусветная просто!».
Разобраться бы еще, есть ли в нынешнем мире понятие фатума, судьбы, рока, или же, если это все-таки действительно, на все сто процентов роман, то и сюжета? Насколько мир детерминирован, говоря одним словом. Или он случайный, хаотичный и нет никакой предопределенности? А если есть, то насколько податлива ткань реальности, можно ли изменить предначертанное?
Но без эксперимента, так сказать, в полевых условиях ответа нет и не будет. Поэтому решаю временно отложить достаточно насущный вопрос и пока не думать об этом лишний раз. Потом поразмыслю, как проверить все это: дождаться ли прихода главной героини в ресторан или еще что-нибудь предпринять. Там видно будет...
Теперь, когда голод отступил, то стало понятно, что салат Цезарь так себе, безвкусный, как пластиковый. Все эти богато выглядящие рестораны – обычные понты. Еда в них отвратительна, а цены заоблачные. Уж лучше бы в забегаловке устроили свидание за картошкой фри и чизбургером.
Представив перекошенную рожу жениха, если бы я предложила пойти туда, давлюсь от смеха и тут же маскирую его сухим кашлем.
Что ж, раз мечту девиц бальзаковского возраста, что сидит передо мной, зовут Марат Гаджиев, то это уже второе совпадение, что означает закономерность. Печально, конечно, осознавать, что худшие предположения сбываются, но пока еще не так плохо…
Ну, а первое совпадение, то есть я – Лика, ничтожная эпизодическая злодейка, что представляет собой случайность, в новой жизни не может победить даже маленькую помидорку черри.
Не хочет она на вилку накалываться. Никак. Не хочет. Сволочь!
Так еще и от неловкого движения одна помидорка, а за ней и вторая, соскальзывают с тарелки и падают на пол.
Из-за чего, в ярости, терзаемая жадностью, я плюю на условности, наклоняюсь, хватаю ближайшую упавшую помидорку и сую в рот. Правило пяти секунд! За пять секунд микробы не успевают на упавшую на пол еду заползти – это классика, знать надо!
Другая же помидорка закатилась слишком далеко и остановилась у ножки стола. С ее потерей придется смириться. Хотя жадность подначивает полезть и за ней на карачках…
Но насладиться маленькой победой над непокорной едой не получается, ведь после столь необычного перформанса ловлю на себе офигевший взгляд Марата.
Но спасибо хотя бы за то, что устыдиться по такому случаю, как обыкновенно бывает, не удается. Точнее, я до сих пор в слегка лихорадочном, спутанном состоянии. Разум плывет, сложно сосредоточится. Иногда не сразу понимаю, что мне говорят, да и говорят ли вообще. Голову то и дело простреливает нестерпимая боль до тошноты, до белых пятен в глазах, что бывают, как от ожогов на роговице, как если бы случайно посмотрела на яркий свет от лампочки или на солнце.
К тому же, может, из-за моего неадекватного поведения он решит, что я уже совсем тю-тю, юродивая полностью и оставит в последствии в покое, несмотря на то, что как-то связана с его идейным врагом – Председателем, который его банду подчинил и подмял под свой контроль.
Да и убивать не станет, если это все-таки роман. Ведь детей и дураков не по понятиям гасить. Хотя что я могу знать о понятиях организованной преступности? Только то, что читала в интернете да видела в сериалах по телевизору.
— Раз, типа, мое погоняло знаешь, о котором только самые приближенные ко мне паханы знали, то ты точно шпион Председателя! Он тебя специально, типа, ко мне приставил... — Неожиданно выдает Марат, отчего я чуть не давлюсь поднятой помидоркой. Кашляю, пытаясь очистить горло, пока судорожно обдумываю услышанное.
А вот эта мысль здравая, более интересная и похожа на правду. Даже удивительно, что в его пыльную головушку смогло прийти нечто умное-разумное.
Если Председателю нужен был свой человек, который будет докладывать о непокорном главе подчиненной преступной группировки, то я вполне могла бы подойти на эту незавидную роль.
Тогда столь отвратительное отношение Марата ко мне понятно, тут даже дело не во вкусовщине во внешности, хотя и во в ней тоже, конечно…
Но как я вообще согласилась пойти на такой риск? Я работала на Председателя по своей воле или?..
Внимательно прислушиваюсь к себе – в памяти ничего не всплывает, но в теле, в душе остались затаенные чувства – страх, отчаянная жертвенность, безысходность, что смешались внутри в гремучую смесь и вот-вот грозились выйти наружу в виде истерики.
Нервы у нынешнего тела просто ни к черту! Но это с самого начала уже по паническим атакам было понятно…
Может, поэтому Лика в романе во всех с ней сценах была истеричная, нервная, агрессивная, чуть что кидалась в драку и вела себя как скучная, эталонная, одноклеточная, картонная злодейка?
Получается, если любовью или болезненной одержимостью к жениху тут и не пахнет, то тогда абсолютно без разницы, о чем там изначально писалось или утверждалось в книге.
Тут и семи пядей во лбу быть не нужно, чтобы понять – меня точно заставили вступить с ним в фиктивные отношения, ведь даже за ручку не держались ни разу, судя по его «джентльменскому» поведению и вялой реакции моего тела на его. Против фактов не попрешь, как говорится.
Однако, я (да и Лика в романе) постоянно вела себя, как жалкая дурочка, что бегала за Маратом, цеплялась за него, говорила все время, что любит, изображала ревность, закатывала скандалы. То есть подходила к делу со всей самоотверженной ответственностью, что мне крайне свойственна по натуре. В общем, самая настоящая актриса погорелого театра из меня получилась, оскара только не хватает вручить на полного счастья.
Но без последствий не обошлось, ведь по ощущениям я уже давно доведена до предела, до ручки, вплоть до того, что задумывалась о самоубийстве. Даже не имея воспоминаний, чувствую, под каким огромным психологическим давлением находилась, да и нахожусь, если честно.
Так что скорее всего Председатель все-таки вынудил меня стать шпионом поневоле. Возможно, он угрожал убить меня, либо имел какой-то компромат, шантажируя обнародовать его и тем самым испортить жизнь.
Но это вряд ли.
Но я снова срабатываю на опережение.
— Да! Собираюсь все сожрать как свинья, коей являюсь как внутри, так и снаружи! — Закатываю глаза я, витиевато декларируя с драматическим надрывом.
Все паясничаю и паясничаю, и никак не могу остановиться. Но я и раньше кроткой и покладистой не была. А желчный привкус, что все еще горчит на языке, смешиваясь со солоноватостью крови, лишь подливает масла в огонь. Он безостановочно напоминает о смерти, не дает забыться.
А ведь обычно и слова из меня не вытянешь. В коллективах и совместных посиделках все время старалась молчать в тряпочку и не высовываться лишний раз, удачно и не очень прикидываясь ветошью в углу, а тут, гляди, как смерть язык развязала…
Ха-ха-ха, мой гадкий характер полностью соответствует моей гадкой внешности! Прямо как у злой ведьмы из сказок. И в этом сравнении все идеально – ни убавить, ни прибавить.
К тому же я уже давно не подросток, и без розовых очков смотрю на мир, в котором нет надежды ни на счастье, ни на спасение, в котором все обязательно должно быть на своем месте и только на своем.
И я место свое прекрасно знаю: четко, безропотно и без лишних вопросов занимая выделенную обществом для некрасивого отброса женского пола экологическую нишу. Но все равно находятся различные альтернативно одаренные личности…
Такие, как кое-кто, сидящий напротив, которые настолько преисполнились в своем знании, что пытаются унизить меня снова и снова, наивно предполагая, что я, наоборот, места своего не знаю и претендую на нечто большее, что я цену себе набиваю, что я не осознаю реальность и свой статус на брачном рынке члено-писечных отношений между мужчинами и женщинами.
Вот в этом проблема и заключается, вот в этом собака и зарыта, но в новой жизни тратить силы и время на переубеждения кого бы то ни было не собираюсь. Овчинка выделки не стоит ни на грамм, как показывает практика. Дураков исправлять – только портить. И я теперь таким буду заниматься только за отдельные деньги. Больше никакой благотворительности и бесплатной работы!
А еще никто не сможет оскорбить меня больше, чем я сама. Это база, основа, фундамент, литосферная плита. Оскорблялка у него еще не доросла до моей собственной.
В общем, кажется, моя самокритика сломала какой-то мозговой скрипт – жених надолго подвисает и глупо хлопает глазами.
А я, воспользовавшись долгожданной паузой, накидываюсь на салат, словно не ела с прошлой жизни, хотя так оно, собственно, и есть.
Ведь в последний раз, судя по расплывчатым воспоминаниям, ела рано утром перед работой, а уже вечером погибла на улице под фонарем, захлебнувшись собственной кровью из-за гамма-всплеска, что стерилизовал планету, избавив, наконец, ту от всяких органических форм жизни.
Перед смертью ни за вкусняшкой забежать в магазин не успела, ни с холодильника бутерброд заточить. Жалко, что вся моя еда в прошлом мире теперь протухнет, а ведь за нее деньги уплочены были…
Наполовину опустошив тарелку, я возвращаюсь к прерванному разговору.
— Так, давай резюмируем, — с тихим звоном отложив вилку, медленно, с расстановкой говорю я, стараясь подбирать каждое слово максимально взвешенно. — Некий Председатель приказал тебе на мне жениться шантажом, правильно?
Он угрюмо кивает.
— И ты считаешь, что это я его попросила, чтобы он надавил на тебя… Но почему?
— Ты, типа, бегала за мной. Постоянно вешалась на меня, ревновала к каждому столбу, утверждала, что влюбилась с первого взгляда. — Самодовольно поясняет жених.
Ох, какой позор! Я в отчаянии на несколько секунд закрываю глаза. Внешне все действительно могло выглядеть именно так и никак иначе. Тут он не кривит душой.
— Я тебя много раз посылал куда подальше. А потом меня, типа, вызвал Председатель и приказал, типа, стать твоим женихом. Сказал, что ты, типа, так захотела. Просьба, типа, у тебя такая, типа. И он, типа, все сделает, чтобы, типа, ее выполнить, так как задолжал тебе, типа. Ты, типа, ему как-то помогла или, типа, спасла, хрен его знает. Он подробностей не рассказал. Да и срать на них, типа, если честно.
— И ты даже помыслить не можешь, что меня, как и тебя, могли заставить встречаться с тобой, могли заставить говорить всякие глупости о любви, могли заставить вести себя при всех, как последняя жалкая падаль? — Обессиленно вопрошаю я, потому что не вижу никаких адекватных объяснений своего поведения кроме как, если бы меня заставили силой или угрозами.
— Ты, типа, упрашивала! Тебе, типа, больше всех надо было! — Упрямо твердит он, как заведенный.
Его что, глючит? Скрипт сломался? Он бот? Или просто тупой? Живет по принципу – вбил себе в голову что-то, как гвоздь, и обратно ни в какую, никак не вытащить?
Н-да, оставь надежду всяк сюда входящий. Мой вопрос явно улетел в пустоту, ведь, как оказалось, достучаться до жениха невозможно в принципе. Меня он будто и не слышит вовсе…
Благоразумия здесь и близко не ночевало.
Ей-богу, лучше бы все доводы и намеки на то, что я такая же жертва навязанных отношений, как и он, вон той пустой стене говорила, больше шансов быть понятой.
От бессильного гнева темнеет в глазах, я стискиваю пальцами скатерть. Так и хочется дернуть ее, чтобы столовые приборы, еда, бокалы – все оказалось на полу на потеху публике: самодовольным посетителям этого понтового ресторана.
— Так это, по сути, только твои домыслы… Чем докажешь? — Дрожащим от злости голосом продолжаю вытягивать из него информацию. По капле. Прямо выцеживаю ее из этого болвана словно соковыжималка, а он особо упрямый, подгнивший лимон.
Н-да, по ходу, мы с ним никогда и не говорили по душам.
Старая «я» боялась его до усрачки, но продолжала только липнуть и вешаться на шею, изображая влюбленную дурочку, словно от такого поведения зависела собственная жизнь.
Как так получилось, что я, по сути, домашний ребенок, вообще оказалась связана с преступниками?!
— Мне так сказала одна из моих девочек. Ей я могу верить, и она красивая в отличие от тебя, — самодовольно выдает он.
Сказанное, как пощечина, приводит меня в чувство.
Что же я мух да блох ловлю!
Занятая азартной (нет, конечно, достаточно вялой и унылой) перепалкой с быдловатым бандюганом, совсем забыла о главном.
Роман! Надо подтвердить в нем я или нет! Довлеет надо мной сюжет или нет! Если нет, то совсем другой разговор и совсем другое дело!
— А как тебя зовут? — Обреченно спрашиваю я.
Жених в полнейшем шоке смотрит на меня. Неожиданная смена темы беседы, да и сам вопрос, привели в замешательство даже бывалого бандита.
— Издеваешься, типа? — Хрипит он низким голосом.
Кажется, сегодня витиеватость нашего разговора умудрилась переплюнуть даже знаменитую женскую логику. Похоже, я несчастному мужику мозг сломала уже.
Но жалости от меня не дождется. Потерпит. Без ответов я сегодня не уйду. Хотя бы минимальных...
Поэтому я только молчу на достаточно резонное замечание и нервно тыкаю вилкой в подвядшие листья салата, не поднимая на него взгляд. Боясь, что в нем он заметит напряжение и страх, которые разливаются по венам в ожидании ответа, как приговора.
— Марат Гаджиев, — наконец выпаливает он, поняв, что я серьезно задала вопрос.
— И погоняло у тебя Злобный? — Больше утверждаю я, чем спрашиваю, а после сокрушенно выдыхаю. Тревога ожидания уступает чувству обреченности, безысходности. — А еще Цербер, да?
— Откуда знаешь про Цербера? —Взвивается и почти шипит он, как настоящая змея. — Это тебе Председатель слил?
— Откуда-откуда, от верблюда, — мрачно ухожу от ответа я.
Ему самому не смешно предполагать, что таинственный и могущественный криминальный авторитет всея страны по кличке Председатель шестерит передо мной и докладывает обо всем лично мне? Будто я глобальный предиктор какой-то, управляю всем из-за кулис…
— Какого, на хрен, верблюда? — Не врубается тугодум в мой крайне неуклюжий каламбур.
— Большого! — Отрезаю я.
Ну, а что я могу ответить?! Что из книжки начальницы в прошлой жизни узнала? Чтобы совсем чокнутой показаться?
А вообще странно было, что, когда я книгу читала, половину романа его кликуха была Злобный, а вторую половину – Цербер.
«Может, босс писала роман нейросетью? Не удивлюсь, если да. К тому же имена у главных героев дебильные и идиотские, — мысленно рассуждаю я, гоняясь вилкой за помидоркой черри. — Да и погоняло у бандита стремное, видимо потому, что остальные – Суровый, Бурый, Дикий, Буйный, Лютый и прочие мужественные эпитеты уже другими писательницами были заняты. Плагиат плагиатный был бы. Но могла бы тогда начальница придумать что-нибудь забавное. Назвала бы его Серо-Буро-Пошкарябанный – оригинально получилось бы. Или же назвала бы его Лихой в честь железнодорожной станции Лихая. Простенько и со вкусом. Чего Злобный-то? Глупость какая, несусветная просто!».
Разобраться бы еще, есть ли в нынешнем мире понятие фатума, судьбы, рока, или же, если это все-таки действительно, на все сто процентов роман, то и сюжета? Насколько мир детерминирован, говоря одним словом. Или он случайный, хаотичный и нет никакой предопределенности? А если есть, то насколько податлива ткань реальности, можно ли изменить предначертанное?
Но без эксперимента, так сказать, в полевых условиях ответа нет и не будет. Поэтому решаю временно отложить достаточно насущный вопрос и пока не думать об этом лишний раз. Потом поразмыслю, как проверить все это: дождаться ли прихода главной героини в ресторан или еще что-нибудь предпринять. Там видно будет...
Теперь, когда голод отступил, то стало понятно, что салат Цезарь так себе, безвкусный, как пластиковый. Все эти богато выглядящие рестораны – обычные понты. Еда в них отвратительна, а цены заоблачные. Уж лучше бы в забегаловке устроили свидание за картошкой фри и чизбургером.
Представив перекошенную рожу жениха, если бы я предложила пойти туда, давлюсь от смеха и тут же маскирую его сухим кашлем.
Что ж, раз мечту девиц бальзаковского возраста, что сидит передо мной, зовут Марат Гаджиев, то это уже второе совпадение, что означает закономерность. Печально, конечно, осознавать, что худшие предположения сбываются, но пока еще не так плохо…
Ну, а первое совпадение, то есть я – Лика, ничтожная эпизодическая злодейка, что представляет собой случайность, в новой жизни не может победить даже маленькую помидорку черри.
Не хочет она на вилку накалываться. Никак. Не хочет. Сволочь!
Так еще и от неловкого движения одна помидорка, а за ней и вторая, соскальзывают с тарелки и падают на пол.
Из-за чего, в ярости, терзаемая жадностью, я плюю на условности, наклоняюсь, хватаю ближайшую упавшую помидорку и сую в рот. Правило пяти секунд! За пять секунд микробы не успевают на упавшую на пол еду заползти – это классика, знать надо!
Другая же помидорка закатилась слишком далеко и остановилась у ножки стола. С ее потерей придется смириться. Хотя жадность подначивает полезть и за ней на карачках…
Но насладиться маленькой победой над непокорной едой не получается, ведь после столь необычного перформанса ловлю на себе офигевший взгляд Марата.
Но спасибо хотя бы за то, что устыдиться по такому случаю, как обыкновенно бывает, не удается. Точнее, я до сих пор в слегка лихорадочном, спутанном состоянии. Разум плывет, сложно сосредоточится. Иногда не сразу понимаю, что мне говорят, да и говорят ли вообще. Голову то и дело простреливает нестерпимая боль до тошноты, до белых пятен в глазах, что бывают, как от ожогов на роговице, как если бы случайно посмотрела на яркий свет от лампочки или на солнце.
К тому же, может, из-за моего неадекватного поведения он решит, что я уже совсем тю-тю, юродивая полностью и оставит в последствии в покое, несмотря на то, что как-то связана с его идейным врагом – Председателем, который его банду подчинил и подмял под свой контроль.
Да и убивать не станет, если это все-таки роман. Ведь детей и дураков не по понятиям гасить. Хотя что я могу знать о понятиях организованной преступности? Только то, что читала в интернете да видела в сериалах по телевизору.
— Раз, типа, мое погоняло знаешь, о котором только самые приближенные ко мне паханы знали, то ты точно шпион Председателя! Он тебя специально, типа, ко мне приставил... — Неожиданно выдает Марат, отчего я чуть не давлюсь поднятой помидоркой. Кашляю, пытаясь очистить горло, пока судорожно обдумываю услышанное.
А вот эта мысль здравая, более интересная и похожа на правду. Даже удивительно, что в его пыльную головушку смогло прийти нечто умное-разумное.
Если Председателю нужен был свой человек, который будет докладывать о непокорном главе подчиненной преступной группировки, то я вполне могла бы подойти на эту незавидную роль.
Тогда столь отвратительное отношение Марата ко мне понятно, тут даже дело не во вкусовщине во внешности, хотя и во в ней тоже, конечно…
Но как я вообще согласилась пойти на такой риск? Я работала на Председателя по своей воле или?..
Внимательно прислушиваюсь к себе – в памяти ничего не всплывает, но в теле, в душе остались затаенные чувства – страх, отчаянная жертвенность, безысходность, что смешались внутри в гремучую смесь и вот-вот грозились выйти наружу в виде истерики.
Нервы у нынешнего тела просто ни к черту! Но это с самого начала уже по паническим атакам было понятно…
Может, поэтому Лика в романе во всех с ней сценах была истеричная, нервная, агрессивная, чуть что кидалась в драку и вела себя как скучная, эталонная, одноклеточная, картонная злодейка?
Получается, если любовью или болезненной одержимостью к жениху тут и не пахнет, то тогда абсолютно без разницы, о чем там изначально писалось или утверждалось в книге.
Тут и семи пядей во лбу быть не нужно, чтобы понять – меня точно заставили вступить с ним в фиктивные отношения, ведь даже за ручку не держались ни разу, судя по его «джентльменскому» поведению и вялой реакции моего тела на его. Против фактов не попрешь, как говорится.
Однако, я (да и Лика в романе) постоянно вела себя, как жалкая дурочка, что бегала за Маратом, цеплялась за него, говорила все время, что любит, изображала ревность, закатывала скандалы. То есть подходила к делу со всей самоотверженной ответственностью, что мне крайне свойственна по натуре. В общем, самая настоящая актриса погорелого театра из меня получилась, оскара только не хватает вручить на полного счастья.
Но без последствий не обошлось, ведь по ощущениям я уже давно доведена до предела, до ручки, вплоть до того, что задумывалась о самоубийстве. Даже не имея воспоминаний, чувствую, под каким огромным психологическим давлением находилась, да и нахожусь, если честно.
Так что скорее всего Председатель все-таки вынудил меня стать шпионом поневоле. Возможно, он угрожал убить меня, либо имел какой-то компромат, шантажируя обнародовать его и тем самым испортить жизнь.
Но это вряд ли.
