– Сюда, прошу, мой король. Здесь тебе будет удобно.
Прежде чем расположиться на предложенном месте, король с всегдашней небрежностью швырнул плащ на руки подоспевшему пажу. Анастази тем временем взяла с полки небольшую шкатулку, любовно и неторопливо провела рукой по крышке, украшенной резьбой. Взглянула на служанку.
– Альма, принеси то, о чем мы нынче с тобой говорили. Ты знаешь, где.
Пока служанка выполняла ее поручение, королева неторопливо, все время ощущая на себе внимательный взгляд короля, вынула из шкатулки шар размером не более мяча, положила на стол.
В отблесках огня видно было, что сделан он из меди и серебра, и что изображены на нем какие-то фигуры, сходные и в то же время различные, а над их головами – солнечные лучи, образующие изящную розетку, и звезды, и травы.
Вернулась Альма, поставила на стол короб с несколькими холщовыми мешочками. Анастази, все так же неторопливо, выбрала из них те, что ей были нужны, и легким, незаметным почти движением открыла шар, разделив на две полусферы. Что-то положила в золотую сердцевину.
Все это происходило в полной тишине, которую король наконец пожелал нарушить.
– Скажи мне, что на самом деле стоит за твоим паломничеством, Ази? Неужели супружеская размолвка?..
– Нет, брат мой. Разумеется, мой господин вправе разгневаться из-за того, что я покинула Вальденбург столь внезапно, – Анастази не глядела на него, поджигая лучину от пламени светильника. Потом поднесла ее к сердцевине и следила, как разгорается огонек и появляется тоненькая струйка дыма. – Слабость моей веры и смятение заставили меня отправиться в путь, никого не предупредив. Но между мной и вальденбургским королем, моим супругом, нет ничего, что могло бы внушить опасения тебе или кому-либо еще.
С этими словами она указала Альме на короб. Та, поняв ее, забрала его и вышла из комнаты. Проводив ее взглядом, Вольф кивнул пажу и тот с поклоном вышел, оставив дверь приотворенной.
– Мы давно не встречались вот так, наедине, Ази, не беседовали по душам. А ты ведь что-то хотела сказать мне?.. Так будем говорить без обиняков, прямо и доверительно – мы ведь с тобой были когда-то так близки…
В тот единственный раз, когда они были близки, Анастази более всего хотелось, чтобы слухи о его мужской неутомимости оказались ложью. Затем – чтобы все поскорее закончилось и она могла смыть, содрать с себя его запах и прикосновения; но она подавила неприязнь и говорила с ним просто и доверительно.
– Именно этого я и желаю – доброй беседы о том, что действительно важно, а не о том, что считают важным глупцы и спесивцы. Я взываю к состраданию и милосердию, и хотела бы просить тебя о великой милости, мой брат и король. О содействии в получении моей сестрой развода.
Снова соединив полусферы в одно, она легко толкнула шар, и он покатился по столу прямо в руки короля. По комнате распространилось нежное благоухание.
– Жасмин? Или роза? – Вольф остановил курильницу и принялся рассматривать. – Откуда такое чудо, Анастази?
– Отец привез эту вещь с Востока много лет назад, – негромко сказала Анастази. – Видишь, эти фигуры обозначают планеты и звезды, а также ветра и злаки… Я не знаю, кому принадлежала эта вещь, но, думаю, то был человек мудрый и щедрый…
– И очень богатый, – король все еще рассматривал маленькие фигурки и даже тронул пальцем, ощупывая тонкую резьбу. – Такие вещи создаются не для того, чтобы хранить их под замком…
Он как будто нарочно затягивал разговор. Анастази, сцепив руки перед собой, обошла стол кругом, потом вернулась обратно, взглянула на короля, на его спокойно лежащую на столе, отягощенную драгоценными перстнями крупную руку. Тусклый свет по-особенному подчеркивал чувственную, сладострастную красоту короля – сияющие глаза в обрамлении длинных ресниц, тонкий прямой нос, темно-алый рот.
– Что же ты скажешь мне, возлюбленный брат?
– Скажу, что это и вправду диковинная вещица, я таких не видал, или видел так давно, что уже позабыл, – Вольф улыбнулся, одним движением пальцев заставив курильницу крутиться на одном месте. – Отчего ты предполагаешь, что мне следует помогать им в этом не слишком красивом деле?
– Ну, хотя бы оттого, мой король, – мягко сказала Анастази, с отвращением слыша льстивые нотки в собственном голосе. – Что брак этот давно уже пустая формальность, а между тем герцог Оливер мог бы избрать себе достойную его супругу. Мало ли в королевских или княжеских семьях незамужних дочерей!
В комнате становилось темнее, хотя ставни не были затворены, и изображения на шпалере уже почти нельзя было различить. Герб рода фон Зюдов над головами вытканных шелковыми нитями воинов казался смазанным красно-белым пятном.
– Разумно, – сказал Вольф, оставив медно-серебряный шар и задумчиво глядя на свои перстни. – Но, Ази, ты же понимаешь, у кого много дочерей, у того часто нет для них приданого…
– Зато приданое моей сестры пришлось герцогу весьма кстати. Серебряные рудники останутся в его распоряжении. Он не потерпит никакого убытка.
– О, да ты мыслишь как государственный муж, Анастази! Не скрою, князь Райнарт готов на многое ради обладания твоей сестрой. И его содействие может оказаться мне полезным, особенно если предположить, что твои – а значит, и мои – отношения с моим дорогим братом, вальденбургским королем не так безупречны, как нам обоим хотелось бы считать…
Королева, не отвечая, катала светильник по столу. Вольф, тоже коснувшись его, будто бы случайно задел рукой ее пальцы.
– Так возьми же то, что князь Райнарт предлагает тебе, – негромко произнесла Анастази. – Это ведь никак не коснется договоренностей с моим супругом, ибо Вальденбург и Эрлинген – не враги. Неужели даже ради блага королевства твой кузен не согласится с тобой?
– Ты требуешь быстрых решений и громких слов, Ази, а это невозможно. Предположим, Оливер ради любви ко мне, своему брату и сюзерену, откажется от мести, на которую имеет полное право. Он добр, да к тому же сам уже понимает – что сгорело, того не восстановишь. Но есть ведь куда более весомые обстоятельства – например, брачные клятвы...
Анастази, нахмурившись, отвернулась, будто считая, что его доводы суть не рассуждения разума, а лишь проявление упрямства; от ее движения огни затрепетали, и по темным стенам запрыгали рыжие пятна. Запах становился сильней, и теперь к нему отчетливо примешивалась прежде не слышимая ею сладость розовых лепестков.
– Я же не спорю с тобой, дорогая сестра, – мягко сказал король, и она услышала звук отодвигаемого кресла. – Но обстоятельства обстоятельствам рознь. Твоя сестра и мой кузен, хвала небу, вполне здоровы, не находятся в недопустимой степени родства, и кроме того, у них есть дочь…
– Я знаю, что все это не подойдет, – сказала Анастази, резко повернулась – и едва не ткнулась лицом ему в грудь; король остановился почти вплотную к ней. – Но ведь возможно найти и другие причины, если взяться с умом…
Заскрипела дверь – должно быть, кто-то из слуг хотел войти в помещение.
– Прочь! – крикнула Анастази, и снова взглянула на Вольфа. – Что толку в сохранении ненужного брака, когда взамен может появиться содружество куда более выгодное и счастливое?! Маркус Райнарт станет твоим верным союзником на юге, таким же, каков сейчас мой кузен Вилло на севере! Да и мой супруг-король, если вспомнить, не обещал тебе военной помощи – только защиту торговых путей да содействие купцам!
Он рассмеялся.
– Ох уж эти сестрички фон Зюдов – если рушить, так до самого основания, так, чтобы от грохота сотрясалась земля и пыль поднималась от руин!.. Как это похоже на тебя, Ази. Как непохоже на твою сестру.
Ей хотелось бежать от него, но, ведомая гордостью и упрямством, она уже не могла позволить себе отступить.
– Мой брат и король, – она схватила Вольфа за руку, готовая, кажется, опуститься на колени, лишь бы он внял ее словам. Это вдруг сделалось для нее невероятно важным. – Молю тебя, помоги. Выполни мою просьбу. Дай счастья хоть кому-нибудь. Не украденного, не тайного, но гордого и готового явить себя всему миру!
Она искала его взгляда, но Вольф смотрел в сторону, и обычная насмешливая улыбка то появлялась на его губах, то исчезала. За окном совсем стемнело, жасмин снова одолевал розу, и от прохладного сквозняка по плечам и спине королевы пробежала короткая дрожь.
Наконец Вольф повернулся к ней, и в наступившем полумраке королева не могла понять выражения его глаз.
– Что ж, я попробую помочь, хотя предвижу – это будет нелегко. Епископы с трудом соглашаются на подобные вещи. Надобно выдумать достойный предлог... – он снова покачал головой, как будто удивляясь собственной податливости. – Ты можешь сказать об этом Евгении, Ази – но также скажи, что я помню о тех обещаниях, что дал мне князь, и, если приведется, потребую от него их исполнения, в противном же случае сочту его человеком без чести, недостойным своего титула и герба… С герцогом же поговорю сам, не трудись.
– Благодарю тебя, мой повелитель. О, как радостно осознавать, что я не ошиблась в тебе…
Всего на одно мгновение, в почти уже кромешной темноте, их губы соприкоснулись, а потом король скорее почувствовал, чем увидел, как она низко кланяется ему.
– Еще раз благодарю тебя от всего сердца, мой любезный брат и король.
Он потянулся к ней, хотел взять за руку, но она поспешно отступила на шаг.
Появившийся на пороге с факелом в руках Флориан пригласил их к трапезе. Они шли по уже погруженным в темноту лестницам, Альма и Куно следовали за ними, и Анастази снова держала руку на запястье короля, как будто они сейчас были в зале и танцевали аллеманду.
– Не буду скрывать, я рад, что ты проведешь какое-то время в Золотом Рассвете, – произнес Вольф, на ходу склоняясь к ней, легко касаясь щекой ее щеки. – И не устаю благодарить небо за то, что в мое королевство вернулись лучший воин – ибо на Рихарда Кленце я возлагаю большие надежды, – и первая красавица… Нет, воистину, чего еще я могу желать?
– Должно быть, всему виной воспоминания юности, мой дорогой брат. С годами мы, вопреки здравому смыслу, становимся более подвержены их влиянию…
Она пожала плечами, на мгновение замерла на пороге освещенного неровным светом факелов зала; отсветы огня мелькнули в ее глазах. Тонкая прядь, заплетенная в косичку, перевитая золотой нитью, спускалась с виска на шею, роняя нежную тень.
Анастази отыскивала Лео, король же не сводил с нее взгляда, слишком красноречивого…
Вольф покинул Золотой Рассвет на следующий день, деланно сожалея, что тонконогий олень или неукротимый вепрь вовсе не торопятся выбегать навстречу стреле или копью, даже если его заносит царственная рука. Лео вызвался сопроводить короля до Хагельсдорфа, а потом сразу же вернуться в Золотой Рассвет. До деревни было рукой подать, и никто не сомневался, что менестрель управится до заката. Дорога до Золотого Рассвета считалась вполне безопасной, и менестрель не взял с собой никого из слуг.
Приехал он только на следующую ночь, дождливую и мрачную; Анастази, выбежавшая встречать его, дрожала от холода в плаще, наброшенном поверх нижнего платья.
Лео был так пьян, что, когда спешился, ему пришлось ухватиться за поводья своей лошади, чтобы не упасть.
– По птице и полет, – даже не пытаясь скрывать неприязнь, сказал Эрих фон Зюдов. – Признаться, я надеялся, что тебя зарежут где-нибудь в лесу.
Менестрель собрался с силами, выпрямился и – довольно уверенно – подошел к ним. Один из воинов придерживал его за локоть. Лео смотрел перед собой, и на губах его играла улыбка.
– Я вернулся, – произнес он, взял Анастази за подбородок и крепко поцеловал в губы. Она оттолкнула его – он сделал ей больно, – и увидела, что его темно-серая накидка и руки перепачканы чем-то темным. Кто-то поднес факел поближе.
– Это кровь, – сказал Маркус Райнарт, и сердце Анастази словно рухнуло в ледяную бездну. Она провела рукой по ладони Лео – темное, влажное осталось на ладони. Флориан поспешно подал госпоже платок.
– Чья это кровь, Лео? – прошептала она, боясь, что менестрель ранен, не смея дотрагиваться до него, лишь осторожно взяла его под руку.
– Не знаю, чужая, – отмахнулся он, чуть нахмурившись, потом все с той же улыбкой притянул Анастази к себе. – Там, в трактире… Не помню я, да и шут с ними…
Он снова попытался ее поцеловать.
– Отведите его наверх, – спокойно сказал Эрих фон Зюдов. – Я поговорю с ними, когда он проспится и будет способен понимать человеческую речь.
– Я сам, – сказал Лео и предостерегающе поднял руку. Слуги менестреля, только что появившиеся во дворе, бросились к своему господину. – Ази… Ази, идем со мной.
Он схватил ее, но она опять вырвалась; ее пугала его залитая кровью одежда, испачканные руки. Крови было много. Что там случилось? Кого он убил – в трактире ли, на дороге?
– Не прикасайся ко мне, – сказала она, и юный Флориан тут же встал рядом с ней.
– Щенок, – сказал Лео, чувствуя, как блаженство сменяется злобой. – Пошел вон! Защитничек нашелся!
Юноша едва успел увернуться от удара. Анастази перехватила вновь занесенную руку менестреля.
– Прекрати! Пойдем, Лео, стыдно.
– О Боже мой, – брезгливо сказала Евгения, глядя на менестреля, не без помощи Эрвина, поднимающегося мимо нее по лестнице. – В какой холопский угол превращается наш родовой замок, подумать только!
В комнате менестрель рухнул на кровать и почти сразу же уснул. Анастази осторожно осмотрела его и убедилась, что он и вправду не ранен. Обернулась к Флориану, стоявшему у двери.
– Посмотри сюда.
Длинный кинжал, который обыкновенно носил с собой Лео, был весь в крови – смазанные пятна остались даже на посеребренной рукояти. На перевязи не хватало двух ножей.
– Надо отчистить.
– Я все сделаю, госпожа, – ужом проскользнувший в комнату Энно почтительно склонился перед королевой и принял из ее рук кинжал. – Не беспокойтесь.
Утром, мучаясь головной болью и заглушая ее пивом, Лео сообщил причину своей радости, пока Анастази аккуратно, боясь испортить, обводила тонкой кистью линии на его плечах. Сообщил и даже развернул перед ней скрученный в тонкую трубочку пергамен.
В нем говорилось, что король Вольф награждает его, Лео Вагнера, титулом маркграфа и отдает ему земли вдоль восточной границы королевства, как раз рядом с владениями короля Торнхельма.
Лео был готов плясать от радости, хотя каждое резкое движение отдавалось в голове грохотом горной лавины. Никому, кроме Анастази, он не рассказал об этой перемене в своей судьбе, и ее тоже просил до времени никому не рассказывать. Анастази нашла это разумным и не стала возражать.
…Вечером Лео снова был пьян, а чуть ранее полуночи без дозволения вошел в опочивальню Анастази – не как любовник и даже не как супруг, а как хозяин, который знает, что ему принадлежит все в богатом, крепком доме, который он сам и выстроил.
Королева сидела на маленьком раскладном креслице у стола, с гребнем в руках – полураздетая, волосы распущены по плечам. На столе перед ней стояло сияющее бронзой небольшое зеркало.
Она резко повернулась, едва услышав его шаги.
– Ты стал слишком много себе позволять, бывший менестрель. Уходи. Убирайся отсюда, слышишь? Разве я служанка или наложница? Я не принадлежу тебе.
В своем возмущении она совершенно позабыла о том, какое впечатление могут произвести на него, и без того распаленного вином, ее полупрозрачное нижнее платье с глубоким округлым вырезом, обнаженные руки, голые щиколотки.
Прежде чем расположиться на предложенном месте, король с всегдашней небрежностью швырнул плащ на руки подоспевшему пажу. Анастази тем временем взяла с полки небольшую шкатулку, любовно и неторопливо провела рукой по крышке, украшенной резьбой. Взглянула на служанку.
– Альма, принеси то, о чем мы нынче с тобой говорили. Ты знаешь, где.
Пока служанка выполняла ее поручение, королева неторопливо, все время ощущая на себе внимательный взгляд короля, вынула из шкатулки шар размером не более мяча, положила на стол.
В отблесках огня видно было, что сделан он из меди и серебра, и что изображены на нем какие-то фигуры, сходные и в то же время различные, а над их головами – солнечные лучи, образующие изящную розетку, и звезды, и травы.
Вернулась Альма, поставила на стол короб с несколькими холщовыми мешочками. Анастази, все так же неторопливо, выбрала из них те, что ей были нужны, и легким, незаметным почти движением открыла шар, разделив на две полусферы. Что-то положила в золотую сердцевину.
Все это происходило в полной тишине, которую король наконец пожелал нарушить.
– Скажи мне, что на самом деле стоит за твоим паломничеством, Ази? Неужели супружеская размолвка?..
– Нет, брат мой. Разумеется, мой господин вправе разгневаться из-за того, что я покинула Вальденбург столь внезапно, – Анастази не глядела на него, поджигая лучину от пламени светильника. Потом поднесла ее к сердцевине и следила, как разгорается огонек и появляется тоненькая струйка дыма. – Слабость моей веры и смятение заставили меня отправиться в путь, никого не предупредив. Но между мной и вальденбургским королем, моим супругом, нет ничего, что могло бы внушить опасения тебе или кому-либо еще.
С этими словами она указала Альме на короб. Та, поняв ее, забрала его и вышла из комнаты. Проводив ее взглядом, Вольф кивнул пажу и тот с поклоном вышел, оставив дверь приотворенной.
– Мы давно не встречались вот так, наедине, Ази, не беседовали по душам. А ты ведь что-то хотела сказать мне?.. Так будем говорить без обиняков, прямо и доверительно – мы ведь с тобой были когда-то так близки…
В тот единственный раз, когда они были близки, Анастази более всего хотелось, чтобы слухи о его мужской неутомимости оказались ложью. Затем – чтобы все поскорее закончилось и она могла смыть, содрать с себя его запах и прикосновения; но она подавила неприязнь и говорила с ним просто и доверительно.
– Именно этого я и желаю – доброй беседы о том, что действительно важно, а не о том, что считают важным глупцы и спесивцы. Я взываю к состраданию и милосердию, и хотела бы просить тебя о великой милости, мой брат и король. О содействии в получении моей сестрой развода.
Снова соединив полусферы в одно, она легко толкнула шар, и он покатился по столу прямо в руки короля. По комнате распространилось нежное благоухание.
– Жасмин? Или роза? – Вольф остановил курильницу и принялся рассматривать. – Откуда такое чудо, Анастази?
– Отец привез эту вещь с Востока много лет назад, – негромко сказала Анастази. – Видишь, эти фигуры обозначают планеты и звезды, а также ветра и злаки… Я не знаю, кому принадлежала эта вещь, но, думаю, то был человек мудрый и щедрый…
– И очень богатый, – король все еще рассматривал маленькие фигурки и даже тронул пальцем, ощупывая тонкую резьбу. – Такие вещи создаются не для того, чтобы хранить их под замком…
Он как будто нарочно затягивал разговор. Анастази, сцепив руки перед собой, обошла стол кругом, потом вернулась обратно, взглянула на короля, на его спокойно лежащую на столе, отягощенную драгоценными перстнями крупную руку. Тусклый свет по-особенному подчеркивал чувственную, сладострастную красоту короля – сияющие глаза в обрамлении длинных ресниц, тонкий прямой нос, темно-алый рот.
– Что же ты скажешь мне, возлюбленный брат?
– Скажу, что это и вправду диковинная вещица, я таких не видал, или видел так давно, что уже позабыл, – Вольф улыбнулся, одним движением пальцев заставив курильницу крутиться на одном месте. – Отчего ты предполагаешь, что мне следует помогать им в этом не слишком красивом деле?
– Ну, хотя бы оттого, мой король, – мягко сказала Анастази, с отвращением слыша льстивые нотки в собственном голосе. – Что брак этот давно уже пустая формальность, а между тем герцог Оливер мог бы избрать себе достойную его супругу. Мало ли в королевских или княжеских семьях незамужних дочерей!
В комнате становилось темнее, хотя ставни не были затворены, и изображения на шпалере уже почти нельзя было различить. Герб рода фон Зюдов над головами вытканных шелковыми нитями воинов казался смазанным красно-белым пятном.
– Разумно, – сказал Вольф, оставив медно-серебряный шар и задумчиво глядя на свои перстни. – Но, Ази, ты же понимаешь, у кого много дочерей, у того часто нет для них приданого…
– Зато приданое моей сестры пришлось герцогу весьма кстати. Серебряные рудники останутся в его распоряжении. Он не потерпит никакого убытка.
– О, да ты мыслишь как государственный муж, Анастази! Не скрою, князь Райнарт готов на многое ради обладания твоей сестрой. И его содействие может оказаться мне полезным, особенно если предположить, что твои – а значит, и мои – отношения с моим дорогим братом, вальденбургским королем не так безупречны, как нам обоим хотелось бы считать…
Королева, не отвечая, катала светильник по столу. Вольф, тоже коснувшись его, будто бы случайно задел рукой ее пальцы.
– Так возьми же то, что князь Райнарт предлагает тебе, – негромко произнесла Анастази. – Это ведь никак не коснется договоренностей с моим супругом, ибо Вальденбург и Эрлинген – не враги. Неужели даже ради блага королевства твой кузен не согласится с тобой?
– Ты требуешь быстрых решений и громких слов, Ази, а это невозможно. Предположим, Оливер ради любви ко мне, своему брату и сюзерену, откажется от мести, на которую имеет полное право. Он добр, да к тому же сам уже понимает – что сгорело, того не восстановишь. Но есть ведь куда более весомые обстоятельства – например, брачные клятвы...
Анастази, нахмурившись, отвернулась, будто считая, что его доводы суть не рассуждения разума, а лишь проявление упрямства; от ее движения огни затрепетали, и по темным стенам запрыгали рыжие пятна. Запах становился сильней, и теперь к нему отчетливо примешивалась прежде не слышимая ею сладость розовых лепестков.
– Я же не спорю с тобой, дорогая сестра, – мягко сказал король, и она услышала звук отодвигаемого кресла. – Но обстоятельства обстоятельствам рознь. Твоя сестра и мой кузен, хвала небу, вполне здоровы, не находятся в недопустимой степени родства, и кроме того, у них есть дочь…
– Я знаю, что все это не подойдет, – сказала Анастази, резко повернулась – и едва не ткнулась лицом ему в грудь; король остановился почти вплотную к ней. – Но ведь возможно найти и другие причины, если взяться с умом…
Заскрипела дверь – должно быть, кто-то из слуг хотел войти в помещение.
– Прочь! – крикнула Анастази, и снова взглянула на Вольфа. – Что толку в сохранении ненужного брака, когда взамен может появиться содружество куда более выгодное и счастливое?! Маркус Райнарт станет твоим верным союзником на юге, таким же, каков сейчас мой кузен Вилло на севере! Да и мой супруг-король, если вспомнить, не обещал тебе военной помощи – только защиту торговых путей да содействие купцам!
Он рассмеялся.
– Ох уж эти сестрички фон Зюдов – если рушить, так до самого основания, так, чтобы от грохота сотрясалась земля и пыль поднималась от руин!.. Как это похоже на тебя, Ази. Как непохоже на твою сестру.
Ей хотелось бежать от него, но, ведомая гордостью и упрямством, она уже не могла позволить себе отступить.
– Мой брат и король, – она схватила Вольфа за руку, готовая, кажется, опуститься на колени, лишь бы он внял ее словам. Это вдруг сделалось для нее невероятно важным. – Молю тебя, помоги. Выполни мою просьбу. Дай счастья хоть кому-нибудь. Не украденного, не тайного, но гордого и готового явить себя всему миру!
Она искала его взгляда, но Вольф смотрел в сторону, и обычная насмешливая улыбка то появлялась на его губах, то исчезала. За окном совсем стемнело, жасмин снова одолевал розу, и от прохладного сквозняка по плечам и спине королевы пробежала короткая дрожь.
Наконец Вольф повернулся к ней, и в наступившем полумраке королева не могла понять выражения его глаз.
– Что ж, я попробую помочь, хотя предвижу – это будет нелегко. Епископы с трудом соглашаются на подобные вещи. Надобно выдумать достойный предлог... – он снова покачал головой, как будто удивляясь собственной податливости. – Ты можешь сказать об этом Евгении, Ази – но также скажи, что я помню о тех обещаниях, что дал мне князь, и, если приведется, потребую от него их исполнения, в противном же случае сочту его человеком без чести, недостойным своего титула и герба… С герцогом же поговорю сам, не трудись.
– Благодарю тебя, мой повелитель. О, как радостно осознавать, что я не ошиблась в тебе…
Всего на одно мгновение, в почти уже кромешной темноте, их губы соприкоснулись, а потом король скорее почувствовал, чем увидел, как она низко кланяется ему.
– Еще раз благодарю тебя от всего сердца, мой любезный брат и король.
Он потянулся к ней, хотел взять за руку, но она поспешно отступила на шаг.
Появившийся на пороге с факелом в руках Флориан пригласил их к трапезе. Они шли по уже погруженным в темноту лестницам, Альма и Куно следовали за ними, и Анастази снова держала руку на запястье короля, как будто они сейчас были в зале и танцевали аллеманду.
– Не буду скрывать, я рад, что ты проведешь какое-то время в Золотом Рассвете, – произнес Вольф, на ходу склоняясь к ней, легко касаясь щекой ее щеки. – И не устаю благодарить небо за то, что в мое королевство вернулись лучший воин – ибо на Рихарда Кленце я возлагаю большие надежды, – и первая красавица… Нет, воистину, чего еще я могу желать?
– Должно быть, всему виной воспоминания юности, мой дорогой брат. С годами мы, вопреки здравому смыслу, становимся более подвержены их влиянию…
Она пожала плечами, на мгновение замерла на пороге освещенного неровным светом факелов зала; отсветы огня мелькнули в ее глазах. Тонкая прядь, заплетенная в косичку, перевитая золотой нитью, спускалась с виска на шею, роняя нежную тень.
Анастази отыскивала Лео, король же не сводил с нее взгляда, слишком красноречивого…
Вольф покинул Золотой Рассвет на следующий день, деланно сожалея, что тонконогий олень или неукротимый вепрь вовсе не торопятся выбегать навстречу стреле или копью, даже если его заносит царственная рука. Лео вызвался сопроводить короля до Хагельсдорфа, а потом сразу же вернуться в Золотой Рассвет. До деревни было рукой подать, и никто не сомневался, что менестрель управится до заката. Дорога до Золотого Рассвета считалась вполне безопасной, и менестрель не взял с собой никого из слуг.
Приехал он только на следующую ночь, дождливую и мрачную; Анастази, выбежавшая встречать его, дрожала от холода в плаще, наброшенном поверх нижнего платья.
Лео был так пьян, что, когда спешился, ему пришлось ухватиться за поводья своей лошади, чтобы не упасть.
– По птице и полет, – даже не пытаясь скрывать неприязнь, сказал Эрих фон Зюдов. – Признаться, я надеялся, что тебя зарежут где-нибудь в лесу.
Менестрель собрался с силами, выпрямился и – довольно уверенно – подошел к ним. Один из воинов придерживал его за локоть. Лео смотрел перед собой, и на губах его играла улыбка.
– Я вернулся, – произнес он, взял Анастази за подбородок и крепко поцеловал в губы. Она оттолкнула его – он сделал ей больно, – и увидела, что его темно-серая накидка и руки перепачканы чем-то темным. Кто-то поднес факел поближе.
– Это кровь, – сказал Маркус Райнарт, и сердце Анастази словно рухнуло в ледяную бездну. Она провела рукой по ладони Лео – темное, влажное осталось на ладони. Флориан поспешно подал госпоже платок.
– Чья это кровь, Лео? – прошептала она, боясь, что менестрель ранен, не смея дотрагиваться до него, лишь осторожно взяла его под руку.
– Не знаю, чужая, – отмахнулся он, чуть нахмурившись, потом все с той же улыбкой притянул Анастази к себе. – Там, в трактире… Не помню я, да и шут с ними…
Он снова попытался ее поцеловать.
– Отведите его наверх, – спокойно сказал Эрих фон Зюдов. – Я поговорю с ними, когда он проспится и будет способен понимать человеческую речь.
– Я сам, – сказал Лео и предостерегающе поднял руку. Слуги менестреля, только что появившиеся во дворе, бросились к своему господину. – Ази… Ази, идем со мной.
Он схватил ее, но она опять вырвалась; ее пугала его залитая кровью одежда, испачканные руки. Крови было много. Что там случилось? Кого он убил – в трактире ли, на дороге?
– Не прикасайся ко мне, – сказала она, и юный Флориан тут же встал рядом с ней.
– Щенок, – сказал Лео, чувствуя, как блаженство сменяется злобой. – Пошел вон! Защитничек нашелся!
Юноша едва успел увернуться от удара. Анастази перехватила вновь занесенную руку менестреля.
– Прекрати! Пойдем, Лео, стыдно.
– О Боже мой, – брезгливо сказала Евгения, глядя на менестреля, не без помощи Эрвина, поднимающегося мимо нее по лестнице. – В какой холопский угол превращается наш родовой замок, подумать только!
В комнате менестрель рухнул на кровать и почти сразу же уснул. Анастази осторожно осмотрела его и убедилась, что он и вправду не ранен. Обернулась к Флориану, стоявшему у двери.
– Посмотри сюда.
Длинный кинжал, который обыкновенно носил с собой Лео, был весь в крови – смазанные пятна остались даже на посеребренной рукояти. На перевязи не хватало двух ножей.
– Надо отчистить.
– Я все сделаю, госпожа, – ужом проскользнувший в комнату Энно почтительно склонился перед королевой и принял из ее рук кинжал. – Не беспокойтесь.
Утром, мучаясь головной болью и заглушая ее пивом, Лео сообщил причину своей радости, пока Анастази аккуратно, боясь испортить, обводила тонкой кистью линии на его плечах. Сообщил и даже развернул перед ней скрученный в тонкую трубочку пергамен.
В нем говорилось, что король Вольф награждает его, Лео Вагнера, титулом маркграфа и отдает ему земли вдоль восточной границы королевства, как раз рядом с владениями короля Торнхельма.
Лео был готов плясать от радости, хотя каждое резкое движение отдавалось в голове грохотом горной лавины. Никому, кроме Анастази, он не рассказал об этой перемене в своей судьбе, и ее тоже просил до времени никому не рассказывать. Анастази нашла это разумным и не стала возражать.
…Вечером Лео снова был пьян, а чуть ранее полуночи без дозволения вошел в опочивальню Анастази – не как любовник и даже не как супруг, а как хозяин, который знает, что ему принадлежит все в богатом, крепком доме, который он сам и выстроил.
Королева сидела на маленьком раскладном креслице у стола, с гребнем в руках – полураздетая, волосы распущены по плечам. На столе перед ней стояло сияющее бронзой небольшое зеркало.
Она резко повернулась, едва услышав его шаги.
– Ты стал слишком много себе позволять, бывший менестрель. Уходи. Убирайся отсюда, слышишь? Разве я служанка или наложница? Я не принадлежу тебе.
В своем возмущении она совершенно позабыла о том, какое впечатление могут произвести на него, и без того распаленного вином, ее полупрозрачное нижнее платье с глубоким округлым вырезом, обнаженные руки, голые щиколотки.
