Не выдержав, я поднял руку, и мне предоставили слово.
- Ребята! В происшедшем есть и моя вина, - громко произнес я, встав и повернувшись лицом к зале. – Я обо всем догадывался, но не предпринял никаких мер, считая религиозность Ярослава несерьезным баловством. Более того, наблюдал весь обряд крещения и не помешал опустить в воду грудного ребенка. Прошу вместе с ними наказать и меня!
В зале наступила мертвая тишина. Никто не ожидал подобного выступления. В городке знали о происшествии из рассказов детей и Лады Франценюк. О моем присутствии на обряде были осведомлены только Славка, наши родители, Венька, и я сам. Потому мое несанкционированное вмешательство и вызвало общий шок.
- Да, Володя, ты всех удивил, - после минутной паузы высказался Бурцев, - объяснись, как ты очутился в лесу?
- Пошел за Ярославом и Борисом, собираясь в случае чего вмешаться и помочь брату, но не вмешался, - пояснил я.
- Твоему брату угрожала опасность? - продолжал допрос комсомольский лидер.
- Нет, ему ничего не угрожало и никому ничего не угрожало. Только ребенку, Свету окунули в ледяную воду...
- Последствия того шабаша всем известны, - перебил меня Толян. – Мы тебя знаем как хорошего товарища и активного комсомольца, не в пример твоему брату, который имеет привычку отлынивать от всех поручений. Думаю, хватит на первый раз, если мы просто поставим тебе на вид за попустительство, впредь не теряй бдительности. Кто "за"?
Проголосовали единогласно. Однако я выступал не для того, чтобы меня походя разобрали: хотелось получить возмездие, снять груз с души, но, увы, никто не мог облегчить моих страданий, даже комсомольская организация.
- Ярослав, мы ждем... Твой брат уже облегчил душу перед товарищами, теперь твоя очередь... - снова обратился Бурцев к Славке.
Тот, вздрогнув, нашел меня взглядом и вдруг громко и отчетливо произнес с ненавистью в голосе:
- Брат? У меня нет брата...
Ярик спрыгнул со сцены и выскочил из зала. Никто не предвидел такого поворота, кроме меня, все время ожидавшего от Славки какой-нибудь пакости. Но тут он крупно маху дал: не стоило выставлять нашу семейную драму на всеобщее обозрение! Тем не менее, Славка сознательно вынес сор из избы, ему было глубоко плевать, какое наказание вынесет комсомольская организация. Я поднял глаза и посмотрел на Раю, наши взгляды встретились, и ее лицо залилось густой краской.
В ситуацию решила вмешаться завуч школы, которая задумчиво произнесла:
- Ярослав удалился с собрания, и я хочу попросить Володю, как брата, определить степень его вины. Прошу, Володя!
- Он виноват, но гораздо меньше меня, - снова поднявшись, произнес я, - и девочки - тоже. Им заморочили голову.
- Разумеется. Неокрепшие идеологически, духовно, они сами позволили заморочить себе голову! Но все ли так просто? Нет ли здесь некоторой вины комсомольской организации? Не мы ли сами упустили из виду наших товарищей, прошли мимо их личностных проблем? - неожиданно спросила завуч у растерявшегося Толяна и снова обратилась ко мне, - А скажи, Володя, какое, по-твоему, наказание соответствует вине Ярослава?
- Никакое, - твердо ответил я, - он итак наказан.
В конце концов, странное собрание постановило всем четверым сектантам, как и мне, просто поставить на вид, дав поручение комсоргам их классов уделить максимум внимания идеологической работе с оступившимися учениками. Все начали расходиться, гудя, как растревоженный улей, получив дополнительную пищу для размышлений. Я не трогался с места, и Венька дернул меня за рукав:
- Вовка, пошли!
- Иди, - ответил я, не отрывая взгляда от пылающего алым пятном лица Раи на сцене.
- Все с тобой ясно, друг, смотри, не теряй голову, - ехидно посоветовал Венька.
ГЛАВА 6. Любовь и разлука.
Все разошлись, я сидел там же, в первом ряду, а Рая по-прежнему стояла на сцене со вспыхнувшим личиком, весь ее облик дышал особым полудетским обаянием, которого сама девушка не осознавала, но которое всеми фибрами души ощущал пятнадцатилетний школьник Володя Петров. Мы молчали, глядя друг на друга. Я не знал тогда, как разговаривать с девушками, раньше у меня не возникало потребности общаться наедине с противоположным полом. Тишина становилась мучительной, невыносимой, звенящей.
- Ты все видел, - наконец неопределенно произнесла Рая.
- Да...
-Мне стыдно, так стыдно... – она горестно покачала аккуратно причесанной головкой.
- Ну и зря, ты очень красивая...
Щеки девушки, и без того цвета утренней зари, ещё больше покраснели.
- Ты нарочно так говоришь?
- Нет, правда.
- Все равно, лучше не надо...
- Почему? Тогда, в лесу, ты не стеснялась!
- Мне стыдно только перед тобой...
- А перед Славкой?
- Нет...
- Тогда я ничего не понимаю...
- Я тоже...
- Чем вас смазывала Рена?
- Ароматным маслом...
- Ты выглядела здорово!
- Правда?
- Я же говорил тебе! Железно!
Мы перебрасывались отрывистыми фразами, и это выглядело по-идиотски.
- Ты не хочешь спуститься сюда? - спросил я.
- А ты не хочешь подняться? - возразила Рая.
- Нет, лучше ты, пожалуйста...
Так Мадонна снизошла с небес на грешную землю, опустившись рядом со мной на стул. Мы снова замолчали, она, низко наклонив голову, теребила свой платочек:
- Володя, ты не презираешь меня за... ну, за... сектантство?
- Нет, нисколько! - заявил я. - Скажи, Рая, как вы проводили время у Зеленских?
- Читали специальные книги. Гимны сочиняли, обсуждали прочитанное. Вообще-то, было интересно!
- Как вел себя Ярослав? Наверное, все время молчал? - предположил я.
- Вовсе нет! Он очень хорошо и убедительно говорил! Если в чем-то сомневался, всегда спрашивал. Знаешь, твой брат обладает необыкновенной способностью убеждать слушателей. Однажды Слава даже провел беседу, посвященную противостоянию Христа и Антихриста, у него здорово получилось, лучше, чем даже у Бориса, - пояснила Рая.
- И в чем оно - противостояние?
- В вечной борьбе добра и зла, света и тьмы...
- Рая, уж не пытаешься ли ты и меня обратить в веру?
- Нет, конечно, - она впервые улыбнулась, - это бесполезно, такие как ты, всегда сами ищут свой путь, обратить их невозможно!
- Как ты попала к Зеленским? - поинтересовался я, избегая слова "секта".
- Меня Ярослав привел...
- Ах, вот как!
- Он сказал, надо интересоваться религией хотя бы для того, чтобы стать полноценным атеистом...
- Круто завернул братец! - восхитился я.
- Да, красиво! - согласилась Рая. - Он говорил, мол, я ничего не теряю, вечерами дома делать все равно нечего, без Славы я наверняка не попала бы в секту.
- И ты не жалеешь?
- Я жалею только людей, которые погибли, больше ни о чем. Благодаря той сцене в лесу ты меня заметил! - Рая посмотрела мне прямо в глаза своими очами глубокой густоты серого цвета. Тут подошла моя очередь покраснеть. - Ты ведь раньше не обращал на меня внимания, правда?
- Почему ты так решила? - я с удивлением ощущал, как огнем полыхали щеки.
- Давно наблюдаю за тобой! Уже год, как я люблю тебя, Володя!
Насыщенный обоюдным волнением воздух ало вспыхнул, на миг затмив светлое личико девочки. Юная школьница со своими гибкими отливающими золотом косичками навсегда останется для меня символом чистой, почти детской любви, хотя испытывал я в тот момент далеко не детские ощущения. Интерес к страшно нравящемуся человеку сливался со щекочущим предэктатическим состоянием всего моего враз повзрослевшего тела. Приблизив лицо к светлому лику юной Мадонны, я неловко коснулся губами ее розовых нежных лепестков.
Сердце зашлось бешеным стуком, мешая выдохнуть ответные три слова. Пришлось на мгновение отвернуться, борясь с нахлынувшим волнением. В чреслах моих полыхал уже знакомый неистовый пожар. Она сама своими тонкими пальчиками дотронулась до моего лица, попросила:
- Володя, поцелуй меня по-настоящему, как в кино!
Тут уж природа помогла мне, и я впился в губы девушки "по-настоящему", вглубь, внутрь желанного существа, моя ладонь обхватила ее голову, крепко стиснув теплую слегка бугристую затылочную косточку со всей силой проснувшегося чувства. Мы потеряли счет времени, и когда оторвались, наконец, друг от друга, нежно-розовые губки девушки алели. Я провел пальцем по ее шелковым прекрасным лепесткам, приоткрывшимся, чтобы позволить мне невинную ласку... Резко, как выстрел, хлопнула дверь.
Мы вздрогнули, будто от удара; инстинктивно отдернув руку, я тихо выругался:
- Славка, черт бы его побрал!
- Пойдем, - она поднялась.
Мы шли по улицам городка, тихие и задумчивые, не замечая людских взглядов, обращенных на нас с интересом.
- Рая, мне придется скоро уехать, - глухим голосом от горя сообщил я.
- Почему? Куда? - испугалась она.
- К бабушке, в N. Так решил отец, и он прав: с самого начала зная о секте, я никому не сказал об увлечении Славки и Бориса, по моей вине заболела и умерла Светочка!
- Но Володя, не слишком ли жестоко отправлять тебя в ссылку! – воскликнула Раечка.
- Нет, Раюш, он прав, сама подумай: я поступил, как сопливый мальчишка, а не как мужчина, солдат! Ещё все дело в Ярославе: папа хочет научить нас уважать друг друга. Он подаст рапорт, говорит, отслужил свое. Тогда мои тоже переберутся в N, - объяснил я.
- Господи! Неужели ты уедешь! - с отчаянием произнесла Рая.
- Здесь мой дом, а в городе я вряд ли смогу привыкнуть, там тесно, пыльно, противно! Наша баба Люба очень добрая и совсем нестарая, но все равно не хочу уезжать!
- Но почему мы должны расстаться?! Может, дядя Юра передумает?
- Нет, Рай, он не передумает, папа не видит другого выхода, да и я, признаться, тоже! Находиться рядом со Славкой – сущее наказание, мне с ним душно, нечем дышать! Единственный человек, с которым до смерти жалко расставаться - ты! Покидать родителей, друзей, Мухтара – тоже невыносимо! Но не настолько, как потерять тебя! Только ничего уж не поделаешь, сам виноват! Отец прав: пора отвечать за свои поступки! - с горечью произнес я, вместе с тем испытывая некоторое облегчение. Общение с Раечкой проливало бальзам на открытую рану души моей.
- Ты напишешь мне?
- Обязательно, теперь я не смогу без тебя! Раюш, ответь на один вопрос, - я замялся.
- Да, Володя, спрашивай.
- Почему из нас двоих ты выбрала меня? Славка тоже в тебя влюблен... Я знаю своего "меньшого" братца, ведь мы - одно целое, как говорит отец.
- И в то же время вы - очень разные! - живо возразила Рая.
- Но в чем между нами разница? - меня очень интересовало ее мнение.
- Все наоборот, как у левой и правой руки, - тонко подметила Мадонна. - Но ты, именно ты мне всегда нравился, не знаю почему, невозможно объяснить. У тебя взгляд глубже, ты будто прямо в душу смотришь, а Слава всегда отводит глаза. И ты красивее, тоже не знаю почему, ведь внешне вы - одно лицо. Помнишь, мы собирали грибы для детского дома, и ты помог мне дотащить до школы корзинку?
- Конечно, - улыбнулся я, вспомнив, как переусердствовавшая девчонка набрала такой вес, нести который ей оказалось явно не под силу. Руководствуясь желанием помочь, я догнал согнувшуюся почти пополам одноклассницу и взял у нее неподъемную ношу.
- Когда ты коснулся моей руки, думала, сквозь землю провалюсь, так покраснела, но ты даже не заметил!
- Прости дурака! - извинился я, - наверное, время не пришло, зато в лесу чуть умом не тронулся, увидев тебя! Сразу понял, насколько я слеп! Прямо, настоящий крот!
Мы шли по улицам, взволнованные и потрясенные обрушившимся на нас счастьем. У Раиного подъезда снова поцеловались, глубоко-глубоко. Стройная, как тополек, девичья фигурка робко, но страстно прильнула к моему телу. Наши детские поцелуи я вспоминаю, как одни из самых сексуальных в своей земной жизни!
Дома отец спросил меня:
- Чем кончилось собрание, сын?
- А Славка не рассказал?
- Нет, пришел час назад мрачнее тучи, заперся в комнате и ни с кем не разговаривает. Ну, так чем же? Строгача вкатили? Надеюсь, ребят не исключили из комсомола?
- Нет! Поставили на вид... всем пятерым...
- Только и всего? А где ты пропадал до сих пор?
- Провожал Раю Ковалеву...
- Раю Ковалеву? - удивился отец. - Хорошая девочка! Ты влюбился, сын?
- Да, папа. Кажется, я, сам не зная, давно влюблен в нее! Может ты...
- Нет! - решительно перебил отец. – Ваша влюбленность - еще один повод отослать тебя! Любишь ее, проверяй свои чувства на расстоянии. Бабушка звонила в часть, ты уже можешь собирать вещи. Послезавтра с Захарчуком отправишься в город на вокзал. День на сборы. Все, сын, иди отдыхай!
Когда я вошел в нашу с братом комнату, Славка сидел за столом, уткнувшись носом в книгу. Причем, он явно не читал, а просто смотрел в текст бессмысленным взглядом.
- Ну и как? - вдруг спросил Ярик, подняв голову.
- Что "как"? - уточнил я. В те скорбные дни мы с братом не обмолвились ни единым словом.
- Каково целоваться с девушкой, которую я люблю?
- Она любит меня.
- Врешь!
- Ты же все видел!
- Видел! Ты едва не сожрал ее! Накинулся, как коршун! В тебе нет ничего святого!
- Зато ты - сплошная ходячая святость! - парировал я.
- Вот почему так всегда получается: ты вечно разрушаешь мои мечты!? Ты, мой брат?
- Как ты сам сказал всей школе, я тебе не брат...
- Верно, имея такого брата, не надо иметь под боком Гитлера!
- Да что я тебе сделал? Объясни ты, наконец!
- Он ещё спрашивает! Ты все, все у меня отнял: отбил девушку, лишил друга...
- Постой-постой, - перебил я, - причем тут Борис?
- Он ведь покончил с собой из-за тебя, ты рассказал отцу обо всем, а тот послал Зеленскому записку, и капитан обвинил Бориса и Рену в смерти Светочки!
- Они не считали себя виновными, хотя сбили с толку Ладу, которая сильно тосковала по родной Вологде, Рена просто воспользовалась ее состоянием и забила соседке голову!
-Лучше молчи, безбожник! Ты плывешь по своему убогому руслу, ни о чем не задумываясь! Рена и Борис тут ни при чем, Бог дает жизнь, Бог ее и забирает! Борис знал, люди в дремучести своей кинутся винить Общину, и нашел единственный способ пострадать во имя Господа!
- Возомнил себя великомучеником... - нехорошо усмехнулся я, не зная, как прекратить тяжелый никчемный разговор.
- Не смей касаться моего друга своим грязным языком! - вскричал Славка. - Ты убил Бориса! Если бы не ты, идиот Зеленский не ушел бы домой с дежурства, не обвинил бы его и тетю Рену именно тогда, когда в гарнизоне поднялась буча - мой так называемый брат по доброте душевной поднес спичку к копне сена! А ведь уже на следующий день все могло быть иначе...
- Борьку мог застрелить лейтенант Франценюк, - вставил я.
- Замолчи! Антихрист! В тебе нет ничего святого! Ехидна ты, а не брат! Хочешь отнять у меня и Веру?! Не выйдет! Я продолжу дело Бориса! Стану вместо него служить Богу! - орал Славка вне себя. - Антихрист! Сатана!
- Все, не могу больше! Мне с тобой душно! - я поднялся и вышел прочь.
В другой комнате на диване спал мертвым сном уставший отец, мама ушла к Ладе Франценюк, стараясь поддержать убитую двойным горем молодую женщину. Я почувствовал себя страшно одиноким, нигде не находя себе места. Лучше уж уехать с глаз долой на "Большую землю", чем оставаться таким неприкаянным здесь, в родном доме! Может, все к лучшему – убеждал я себя... Прощай, гарнизон, друзья, родители и ты, милая Раечка!
