– Да, это так, – совершенно безразлично проговорил Дим: – Только нас обоих вполне устраивает, что Лабиринт и его жителей не тревожат толпы ученых, журналистов, политиков и прочих любопытствующих. Здешним обитателям нет никакого дела до мира людей.
– Но постой, если все обстоит именно так, как ты говоришь, то почему Джоанна тоже интересуется убийством сенатора?
– Нет, это скорее моя инициатива, а она мне помогает с расследованием.
– А кристалл? Зачем он тебе нужен?
– Видишь ли, после того как родители предпочли моему лечению очередной прием «сыворотки молодости», я заинтересовался этим препаратом и постепенно стал о нем собирать в сети информацию. По той же причине я не мог не обратить внимание и на сенатора, с которого и началась эпоха «вечной молодости», как прозвали ее более века назад. Мы с Джоанной следили за ним, собирали материалы. Но даже в этом случае понять, что у Хопкинса возникли проблемы, мы смогли далеко не сразу. Аристократ до кончиков ногтей умело скрывал это даже от объективов вездесущих видеокамер. Однако стоило нам только заподозрить, что за кулисами происходит нечто важное, и мы усилили наше наблюдение, а вскоре действительно обнаружили, что у Хопкинса появилась какая-то важная информация о сыворотке.
– Но что это может быть?! – почти с отчаянием воскликнула я: – Эх, если бы он только успел мне сказать… или хотя бы как-то намекнуть. Может какая-то подсказка кроется в том альбоме, который я от него получила в наследство? Но я не заметила в нем ничего интересного. Это просто красивые любительские рисунки, не более того.
– Хм, думаю, придется взглянуть на этот альбом еще раз, – проговорил Дим.
Диму и Джоанне не составило труда забрать альбом, который достался мне в наследство от Питера Хопкинса. Помню, как я оставила его на журнальном столике в своей квартире, но теперь толстая тетрадь в мягкой обложке вновь оказалась в моих руках. И на этот раз я собиралась еще более внимательно, чем прежде, изучить все эти рисунки.
Фрагменты из чьей-то жизни казались мне похожими на яркие вспышки... Вот маленькая девочка с охапкой цветов... две женщины за столиком в кафе... мужчина на фоне спорткара... или стройная девушка в комбинезоне и шлеме рядом с мотобайком… Так и кажется, что она сейчас запрыгнет на него, мотор взревет, и незнакомка умчится вдаль по воздушной трассе прямо в звездное небо, быстрокрылая и свободная. У нее на шее даже висел небольшой медальон с крохотным изображением какой-то птицы. Я не могла рассмотреть всех подробностей этого украшения, но… Странно, однако этот медальон показался мне каким-то знакомым. Но разве это возможно? Я ведь понятия не имела, кем была его владелица, впрочем, как и все эти люди из альбома.
Дим перевернул страницу, и я увидела морской залив в окружении скал, но теперь как-то уже вскользь отметила и мастерство художника, и красоту пейзажа. Увиденный медальон все никак не выходил у меня из головы.
– Что-то не так? – поинтересовался Дим, заметив мои напряженно сцепленные пальцы.
И если раньше я бы сто раз подумала, прежде чем поделиться с кем-нибудь настолько смутными подозрениями, то теперь... Я знала: Дим отнесется к моим словам со всей серьезностью, а не воспримет их как плод фантазий нервной девицы.
Больше ни капли не сомневаясь, я рассказала о своих ощущениях, и Димитрий действительно тут же попросил Джоанну отсканировать изображение медальона. А вскоре перед нами прямо в воздухе зависла его трехмерная голографическая копия, увеличенная в сотню раз. Всего лишь металлический прямоугольник, на котором мастер выгравировал контуры ласточки, но даже в них угадывалось стремление взлететь ввысь. И снова в этих линиях мне почудилось нечто знакомое. На мгновение я, как наяву, увидела медальон в своих еще по-детски пухлых пальчиках. Да, точно! Он, хранился в бабушкиной шкатулке среди нитей перламутрового жемчуга, колечек и сережек, которые я обожала примерять в детстве.
Теперь я понимаю, на сколько просто выглядела среди прочих украшений этот крохотный кусочек металла, но изображение птицы понравилось мне еще тогда.
– Кажется, в детстве я действительно видела этот медальон, – задумчиво проговорила я.
Димитрий удивленно взглянул на меня.
– Он принадлежал моей бабушке. Но я совершенно не понимаю, как его изображение могло попасть в альбом господина Хопкинса? Да и кто та девушка, на шее которой он нарисован? – я задумчиво уставилась на портрет: – Конечно, ее лица не рассмотреть, но я уверена: это не Маргарет Беннет, – и в ответ на вопросительный взгляд Дима пояснила: – Такие увлечения не для истинной леди, каковой себя всегда считала моя бабушка. Нет, она бы ни за что не одела такую одежду и не села на мотобайк. Но вот медальон... Возможно, он до сих пор хранится в ее шкатулке в Little-хаузе?
– Тогда нужно съездить туда и все проверить, – предложил Дим.
Я кивнула, но тут же спохватилась:
– А как же полиция и убийца? Они ведь до сих пор разыскивают меня! Боюсь, пока мы доберемся до цели, меня обязательно выследят если не одни, так другие.
– Не волнуйся, мы с Джоанной позаботимся о безопасности. Твое лицо не засветится ни на одной видеокамере. Главное, как только выйдем из Лабиринта, не подключайся к инфосети.
– Хорошо, тогда я готова лететь хоть сейчас, – храбро ответила я.
А через несколько часов мы снова покинули Лабиринт. Но мое сердце на этот раз не клокотало от гнева или замирало от тревоги. Нет, я ощущала лишь надежду и еще, пожалуй, светлую грусть по тем временам, когда мои близкие были живы.
Наша машина вполне благополучно покинула Лондон. Затем нам пришлось долго лететь по Southern-road, а где-то в облаках далеко под нами то ярились волны, то проплывали отдельно стоящие, словно свечи, темные громадины небоскребов, то ощетинившиеся высокими домами словно иглами города.
Мы остановились лишь однажды у автозакусочной, в которой Дим заказал мой любимый ромашковый чай. Однако наши лица так и не сохранились в памяти местного робота-разносчика. Да и по дороге Джоанна как-то умудрялась стирать с камер изображение нашей машины, поэтому та скользила по воздушным трассам словно призрак. Впрочем, и мы сами оставались для следящих устройств такими же невидимками, как и наша железная птица.
Постепенно облака на небе разошлись, и мы спустились ниже. В Париж наш автомобиль влетел уже ближе к обеду. Город в этот час казался будто вызолочен полуденным солнцем. Огромный, даже чуть больше Лондона, теперь он занимал одну десятую часть Франции, но и это был далеко не предел. С каждым годом Париж только все больше расширялся и рос ввысь.
Мы мчались по воздушным трассам города, легко перемещаясь с одной на другую, словно та самая быстрокрылая ласточка с медальона. Но я ничуть не переживала о слишком частом переплетении дорог, так похожих на какой-то гигантский клубок нитей, ведь автомобилем управляла не просто какая-нибудь САУ, а Джоанна.
«Самая совершенная программа в мире», – как с гордостью заявила она.
– Ну да, особенно когда подхватываешь какой-нибудь хитрый вирус, а мне потом помогай его устранять, – беззлобно проворчал Дим.
– Это было всего лишь раз, – немного обиженно заявила наша совсем Неснежная королева (как теперь я иногда мысленно ее называла), – но в остальных случаях у меня вполне получилось справиться с проблемами самостоятельно.
А я в очередной раз поразилась, насколько порой по-человечески она себя ведет. Да уж… в конечном счете совсем не удивительно, что я так долго не могла понять, кто же она такая на самом деле.
К этому времени наш автомобиль уже пролетел центральную часть Парижа и устремился дальше на юг. Мы вполне удачно обогнули здание Национальной галереи, затем купол Сен Лазара, одного из самых больших торговых центров в Европе, и наконец оказались почти у цели: той части города, где располагалось несколько десятков самых дорогих и фешенебельных районов. Тут почти у каждого рядом с посадочной площадкой располагалась небольшая терраса. Многие из них украшали экзотические растения и цветы, которые под защитными куполами чувствовали себя превосходно даже на такой высоте. А вот в родном Лондоне для выращивания настолько роскошной зелени часто не хватало солнечного света. Ну и, конечно же, здесь тоже где-то далеко внизу то тут, то там проглядывали лужайки уже парижского Лабиринта. Интересно, а у него тоже есть своя Джоанна? Мучимая любопытством я попыталась выяснить это у Дима.
– Да, в каждом Лабиринте есть своя программа, но ни одна из них не похожа на Джоанну.
– Ну я же говорила, что уникальна, – немедленно раздалось из динамиков: – А Франсуаза еще даже не прошла шестого самообновления, – с некоторым высокомерием заявила наша Неснежная королева.
– Да, Франсуаза – тот еще фрукт, – усмехнулся Дим, но в ответ на недовольное покашливание Джоанны тут же исправился: – Она, конечно, –перспективная программа, но пока только развивается и ведет себя часто как подросток. Так что в гости к ней мы не заглянем даже на твой любимый ромашковый чай, – и хотя последняя фраза прозвучала вполне серьезно, но в его глазах так и заискрили смешинки.
От них у меня словно посветлело на душе, ведь в новом Димитрие я все больше узнавала своего прежнего Дима.
Но вот зеленые лужайки парижского Лабиринта стали превращаться в крохотные пятнышки, наш же автомобиль стремительно поднимался все выше и выше. На панели то и дело мелькали номера воздушных трасс. А когда мы почти достигли облаков, на краю крыши одного из небоскребов я увидела наш флигель, в котором после продажи элитных апартаментов когда-то и проживала моя бабушка.
Всего лишь небольшое строение… Оно напоминало крохотную изящную шляпку на голове великанши. Покатая крыша… и окна, словно покрытые тонкой позолотой из солнечного света. Но стоило нам опуститься рядом с флигелем, как стали заметны признаки заброшенности и запустения. Я видела их и в этой выгоревшей, но когда-то такой же яркой, как чешуя сказочного дракона, крыше, и в этом толстом слое старых сухих листьев у самого порога, и в тех пустых кадках, давно уже лишившихся роскошных кустов роз. У меня все сжалось в груди от щемящей грусти и сильнейшего волнения, когда система управления флигелем послушно отсканировала мою ладонь. Дверь открылась.
Помню, как я когда-то впервые стояла на этом пороге. И пусть мне тогда казалось, что я –¬ самая несчастная девочка на свете, потому что поездку к бабушке сначала восприняла как наказание за неизвестные грехи. Но зато тогда мне еще не были ведомы те страшные потери, которые не вернуть даже за все деньги мира. На мгновение от боли и острого, пронизывающего сердце одиночества перехватило дыхание.
– Ты как? Все в порядке?
Дим успокаивающе прикоснулся к моему плечу.
– Нашла из-за чего расстраиваться. Подумаешь, небольшой беспорядок. Да мои роботы мигом тут красоту наведут, – тут же подхватила Джоанна, так и не поняв до конца причину моих переживаний.
А я улыбнулась сквозь все-таки выступившие слезы. Да кто бы мне еще месяц назад сказал, что эта Снежная королева или незнакомец из Лабиринта станут мне настолько дорогими и близкими, ни за что бы не поверила. И тем не менее это было так, а я вдруг поняла, что больше не одинока. У меня снова появилась семья, пусть даже такая странная и неидеальная. Невидимые тиски вокруг сердца наконец разжались, и я вдохнула воздух полной грудью, всецело отдаваясь во власть новых или вернее давно забытых ощущений уюта и тепла. Мне даже на мгновение почудился тот нежный с ноткой лаванды аромат духов, который когда-то так обожала моя бабушка.
Я переступила порог. Воздух в доме показался чуть прохладным и свежим, да и вокруг не было ни пылинки. Значит, все-таки не зря я каждый месяц отчисляла деньги за электричество и обновление программы автоматической уборки.
Я проходила по коридорам дома, такого знакомого и в то же время изменившегося с тех пор, как ушла из жизни леди Маргарет Беннет, моя бабушка. Теперь многие комнаты оказались пусты, в других же наоборот громоздились какие-то коробки. Отец, кажется, собирался продать и этот флигель, и все, что в нем находилось, но в конце концов так и не решился на этот шаг. Хотя, помниться, все-таки выставил на аукционе бабушкину вазу самого Энтони Каро.
А вот и ее спальня. Хм, да здесь почти ничего и не изменилось. Разве что исчезли подушки, украшенные вензелями рода Беннетов. Осталось лишь темно-синее, почти такое же, каким бывает небо в сумеречный час, покрывало. Надо же, столько лет прошло, а оно до сих пор выглядит идеально. Правда, уже совсем скоро я поняла поспешность собственных выводов. Ведь стоило только подойти ближе и провести рукой по его поверхности, как я тут же ощутила не гладкий атлас, а пустоту. Вся кровать оказалась лишь красивой проекцией, напоминающей о старых временах. И только в этот момент до меня дошло: на сколько же огромной была уже в те далекие времена финансовая яма, в которую плавно скатывалась моя семья.
Черт, но что же тогда со столиком и шкатулкой, которая в нем хранилась?! Внутри моментально словно сжалась какая-то невидимая пружина. Я потянулась к темно-вишневой поверхности. Нет, не пустота, а твердый материал! И тут же облегченно выдохнула. Значит, не продали! Несколько мгновений я с какой-то нежностью и ностальгией рассматривала красивые завитки, вырезанные на дереве. Помню, в детстве они казались мне похожими на головы крохотных дракончиков.
Я прикоснулась к резьбе, но под пальцами ощутилась все та же идеально ровная поверхность. Все ясно! Очередная иллюзия, прикрывающая обычный пластик! А настоящий деревянный столик давно пошел с молотка в счет оплаты каких-нибудь долгов. Да, мои родители действительно привыкли жить в свое удовольствие и никогда не думали о завтрашнем дне. Впрочем, в этом я уже успела убедиться сразу, как их не стало.
Я вздохнула, пытаясь мысленно отстраниться от прошлого. В нем ничего уже не изменить. А вот настоящее все еще в моих руках!
Я открыла ящик стола, ожидая увидеть там лишь пустоту, но... Мое сердце радостно встрепенулось, когда пальцы коснулись темно-коричневой, почти черной поверхности шкатулки. Значит, отец все-таки не успел выставить ее на аукционе! А может и не захотел! Ведь вся семья знала, как дорога она была моей бабушке.
Я осторожно поставила небольшой ящичек на стол. Помню, когда-то Маргарет хранила в нем свои драгоценности. И, черт возьми, догадываюсь, что теперь от них не осталось и следа. Отцу в последние годы вообще не везло. Он проигрывал так часто и так много, что даже внушительных заработков четы Беннетов уже не хватало на оплату счетов. Но об этом я узнала намного позже. На моих губах промелькнула горькая усмешка. Ага, как раз в то самое утро, когда приставы пришли в нашу лондонскую квартиру для описи имущества. Хорошо, что они и до этого флигеля не добрались благодаря все тому же Питеру Хопкинсу! Я вздохнула. Надеюсь, владельцев аукционов не заинтересовала та металлическая пластинка, которую мы искали.
Я позвала Дима. А когда он появился на пороге комнаты и ободряюще мне кивнул, чуть подрагивающими от волнения пальцами откинула крышку. Да, шкатулка действительно оказалась почти пустой, и лишь на самом дне сохранилась какая-то мелочевка.
– Но постой, если все обстоит именно так, как ты говоришь, то почему Джоанна тоже интересуется убийством сенатора?
– Нет, это скорее моя инициатива, а она мне помогает с расследованием.
– А кристалл? Зачем он тебе нужен?
– Видишь ли, после того как родители предпочли моему лечению очередной прием «сыворотки молодости», я заинтересовался этим препаратом и постепенно стал о нем собирать в сети информацию. По той же причине я не мог не обратить внимание и на сенатора, с которого и началась эпоха «вечной молодости», как прозвали ее более века назад. Мы с Джоанной следили за ним, собирали материалы. Но даже в этом случае понять, что у Хопкинса возникли проблемы, мы смогли далеко не сразу. Аристократ до кончиков ногтей умело скрывал это даже от объективов вездесущих видеокамер. Однако стоило нам только заподозрить, что за кулисами происходит нечто важное, и мы усилили наше наблюдение, а вскоре действительно обнаружили, что у Хопкинса появилась какая-то важная информация о сыворотке.
– Но что это может быть?! – почти с отчаянием воскликнула я: – Эх, если бы он только успел мне сказать… или хотя бы как-то намекнуть. Может какая-то подсказка кроется в том альбоме, который я от него получила в наследство? Но я не заметила в нем ничего интересного. Это просто красивые любительские рисунки, не более того.
– Хм, думаю, придется взглянуть на этот альбом еще раз, – проговорил Дим.
Глава 14
Диму и Джоанне не составило труда забрать альбом, который достался мне в наследство от Питера Хопкинса. Помню, как я оставила его на журнальном столике в своей квартире, но теперь толстая тетрадь в мягкой обложке вновь оказалась в моих руках. И на этот раз я собиралась еще более внимательно, чем прежде, изучить все эти рисунки.
Фрагменты из чьей-то жизни казались мне похожими на яркие вспышки... Вот маленькая девочка с охапкой цветов... две женщины за столиком в кафе... мужчина на фоне спорткара... или стройная девушка в комбинезоне и шлеме рядом с мотобайком… Так и кажется, что она сейчас запрыгнет на него, мотор взревет, и незнакомка умчится вдаль по воздушной трассе прямо в звездное небо, быстрокрылая и свободная. У нее на шее даже висел небольшой медальон с крохотным изображением какой-то птицы. Я не могла рассмотреть всех подробностей этого украшения, но… Странно, однако этот медальон показался мне каким-то знакомым. Но разве это возможно? Я ведь понятия не имела, кем была его владелица, впрочем, как и все эти люди из альбома.
Дим перевернул страницу, и я увидела морской залив в окружении скал, но теперь как-то уже вскользь отметила и мастерство художника, и красоту пейзажа. Увиденный медальон все никак не выходил у меня из головы.
– Что-то не так? – поинтересовался Дим, заметив мои напряженно сцепленные пальцы.
И если раньше я бы сто раз подумала, прежде чем поделиться с кем-нибудь настолько смутными подозрениями, то теперь... Я знала: Дим отнесется к моим словам со всей серьезностью, а не воспримет их как плод фантазий нервной девицы.
Больше ни капли не сомневаясь, я рассказала о своих ощущениях, и Димитрий действительно тут же попросил Джоанну отсканировать изображение медальона. А вскоре перед нами прямо в воздухе зависла его трехмерная голографическая копия, увеличенная в сотню раз. Всего лишь металлический прямоугольник, на котором мастер выгравировал контуры ласточки, но даже в них угадывалось стремление взлететь ввысь. И снова в этих линиях мне почудилось нечто знакомое. На мгновение я, как наяву, увидела медальон в своих еще по-детски пухлых пальчиках. Да, точно! Он, хранился в бабушкиной шкатулке среди нитей перламутрового жемчуга, колечек и сережек, которые я обожала примерять в детстве.
Теперь я понимаю, на сколько просто выглядела среди прочих украшений этот крохотный кусочек металла, но изображение птицы понравилось мне еще тогда.
– Кажется, в детстве я действительно видела этот медальон, – задумчиво проговорила я.
Димитрий удивленно взглянул на меня.
– Он принадлежал моей бабушке. Но я совершенно не понимаю, как его изображение могло попасть в альбом господина Хопкинса? Да и кто та девушка, на шее которой он нарисован? – я задумчиво уставилась на портрет: – Конечно, ее лица не рассмотреть, но я уверена: это не Маргарет Беннет, – и в ответ на вопросительный взгляд Дима пояснила: – Такие увлечения не для истинной леди, каковой себя всегда считала моя бабушка. Нет, она бы ни за что не одела такую одежду и не села на мотобайк. Но вот медальон... Возможно, он до сих пор хранится в ее шкатулке в Little-хаузе?
– Тогда нужно съездить туда и все проверить, – предложил Дим.
Я кивнула, но тут же спохватилась:
– А как же полиция и убийца? Они ведь до сих пор разыскивают меня! Боюсь, пока мы доберемся до цели, меня обязательно выследят если не одни, так другие.
– Не волнуйся, мы с Джоанной позаботимся о безопасности. Твое лицо не засветится ни на одной видеокамере. Главное, как только выйдем из Лабиринта, не подключайся к инфосети.
– Хорошо, тогда я готова лететь хоть сейчас, – храбро ответила я.
А через несколько часов мы снова покинули Лабиринт. Но мое сердце на этот раз не клокотало от гнева или замирало от тревоги. Нет, я ощущала лишь надежду и еще, пожалуй, светлую грусть по тем временам, когда мои близкие были живы.
Наша машина вполне благополучно покинула Лондон. Затем нам пришлось долго лететь по Southern-road, а где-то в облаках далеко под нами то ярились волны, то проплывали отдельно стоящие, словно свечи, темные громадины небоскребов, то ощетинившиеся высокими домами словно иглами города.
Мы остановились лишь однажды у автозакусочной, в которой Дим заказал мой любимый ромашковый чай. Однако наши лица так и не сохранились в памяти местного робота-разносчика. Да и по дороге Джоанна как-то умудрялась стирать с камер изображение нашей машины, поэтому та скользила по воздушным трассам словно призрак. Впрочем, и мы сами оставались для следящих устройств такими же невидимками, как и наша железная птица.
Постепенно облака на небе разошлись, и мы спустились ниже. В Париж наш автомобиль влетел уже ближе к обеду. Город в этот час казался будто вызолочен полуденным солнцем. Огромный, даже чуть больше Лондона, теперь он занимал одну десятую часть Франции, но и это был далеко не предел. С каждым годом Париж только все больше расширялся и рос ввысь.
Мы мчались по воздушным трассам города, легко перемещаясь с одной на другую, словно та самая быстрокрылая ласточка с медальона. Но я ничуть не переживала о слишком частом переплетении дорог, так похожих на какой-то гигантский клубок нитей, ведь автомобилем управляла не просто какая-нибудь САУ, а Джоанна.
«Самая совершенная программа в мире», – как с гордостью заявила она.
– Ну да, особенно когда подхватываешь какой-нибудь хитрый вирус, а мне потом помогай его устранять, – беззлобно проворчал Дим.
– Это было всего лишь раз, – немного обиженно заявила наша совсем Неснежная королева (как теперь я иногда мысленно ее называла), – но в остальных случаях у меня вполне получилось справиться с проблемами самостоятельно.
А я в очередной раз поразилась, насколько порой по-человечески она себя ведет. Да уж… в конечном счете совсем не удивительно, что я так долго не могла понять, кто же она такая на самом деле.
К этому времени наш автомобиль уже пролетел центральную часть Парижа и устремился дальше на юг. Мы вполне удачно обогнули здание Национальной галереи, затем купол Сен Лазара, одного из самых больших торговых центров в Европе, и наконец оказались почти у цели: той части города, где располагалось несколько десятков самых дорогих и фешенебельных районов. Тут почти у каждого рядом с посадочной площадкой располагалась небольшая терраса. Многие из них украшали экзотические растения и цветы, которые под защитными куполами чувствовали себя превосходно даже на такой высоте. А вот в родном Лондоне для выращивания настолько роскошной зелени часто не хватало солнечного света. Ну и, конечно же, здесь тоже где-то далеко внизу то тут, то там проглядывали лужайки уже парижского Лабиринта. Интересно, а у него тоже есть своя Джоанна? Мучимая любопытством я попыталась выяснить это у Дима.
– Да, в каждом Лабиринте есть своя программа, но ни одна из них не похожа на Джоанну.
– Ну я же говорила, что уникальна, – немедленно раздалось из динамиков: – А Франсуаза еще даже не прошла шестого самообновления, – с некоторым высокомерием заявила наша Неснежная королева.
– Да, Франсуаза – тот еще фрукт, – усмехнулся Дим, но в ответ на недовольное покашливание Джоанны тут же исправился: – Она, конечно, –перспективная программа, но пока только развивается и ведет себя часто как подросток. Так что в гости к ней мы не заглянем даже на твой любимый ромашковый чай, – и хотя последняя фраза прозвучала вполне серьезно, но в его глазах так и заискрили смешинки.
От них у меня словно посветлело на душе, ведь в новом Димитрие я все больше узнавала своего прежнего Дима.
Но вот зеленые лужайки парижского Лабиринта стали превращаться в крохотные пятнышки, наш же автомобиль стремительно поднимался все выше и выше. На панели то и дело мелькали номера воздушных трасс. А когда мы почти достигли облаков, на краю крыши одного из небоскребов я увидела наш флигель, в котором после продажи элитных апартаментов когда-то и проживала моя бабушка.
Всего лишь небольшое строение… Оно напоминало крохотную изящную шляпку на голове великанши. Покатая крыша… и окна, словно покрытые тонкой позолотой из солнечного света. Но стоило нам опуститься рядом с флигелем, как стали заметны признаки заброшенности и запустения. Я видела их и в этой выгоревшей, но когда-то такой же яркой, как чешуя сказочного дракона, крыше, и в этом толстом слое старых сухих листьев у самого порога, и в тех пустых кадках, давно уже лишившихся роскошных кустов роз. У меня все сжалось в груди от щемящей грусти и сильнейшего волнения, когда система управления флигелем послушно отсканировала мою ладонь. Дверь открылась.
Помню, как я когда-то впервые стояла на этом пороге. И пусть мне тогда казалось, что я –¬ самая несчастная девочка на свете, потому что поездку к бабушке сначала восприняла как наказание за неизвестные грехи. Но зато тогда мне еще не были ведомы те страшные потери, которые не вернуть даже за все деньги мира. На мгновение от боли и острого, пронизывающего сердце одиночества перехватило дыхание.
– Ты как? Все в порядке?
Дим успокаивающе прикоснулся к моему плечу.
– Нашла из-за чего расстраиваться. Подумаешь, небольшой беспорядок. Да мои роботы мигом тут красоту наведут, – тут же подхватила Джоанна, так и не поняв до конца причину моих переживаний.
А я улыбнулась сквозь все-таки выступившие слезы. Да кто бы мне еще месяц назад сказал, что эта Снежная королева или незнакомец из Лабиринта станут мне настолько дорогими и близкими, ни за что бы не поверила. И тем не менее это было так, а я вдруг поняла, что больше не одинока. У меня снова появилась семья, пусть даже такая странная и неидеальная. Невидимые тиски вокруг сердца наконец разжались, и я вдохнула воздух полной грудью, всецело отдаваясь во власть новых или вернее давно забытых ощущений уюта и тепла. Мне даже на мгновение почудился тот нежный с ноткой лаванды аромат духов, который когда-то так обожала моя бабушка.
Я переступила порог. Воздух в доме показался чуть прохладным и свежим, да и вокруг не было ни пылинки. Значит, все-таки не зря я каждый месяц отчисляла деньги за электричество и обновление программы автоматической уборки.
Я проходила по коридорам дома, такого знакомого и в то же время изменившегося с тех пор, как ушла из жизни леди Маргарет Беннет, моя бабушка. Теперь многие комнаты оказались пусты, в других же наоборот громоздились какие-то коробки. Отец, кажется, собирался продать и этот флигель, и все, что в нем находилось, но в конце концов так и не решился на этот шаг. Хотя, помниться, все-таки выставил на аукционе бабушкину вазу самого Энтони Каро.
А вот и ее спальня. Хм, да здесь почти ничего и не изменилось. Разве что исчезли подушки, украшенные вензелями рода Беннетов. Осталось лишь темно-синее, почти такое же, каким бывает небо в сумеречный час, покрывало. Надо же, столько лет прошло, а оно до сих пор выглядит идеально. Правда, уже совсем скоро я поняла поспешность собственных выводов. Ведь стоило только подойти ближе и провести рукой по его поверхности, как я тут же ощутила не гладкий атлас, а пустоту. Вся кровать оказалась лишь красивой проекцией, напоминающей о старых временах. И только в этот момент до меня дошло: на сколько же огромной была уже в те далекие времена финансовая яма, в которую плавно скатывалась моя семья.
Черт, но что же тогда со столиком и шкатулкой, которая в нем хранилась?! Внутри моментально словно сжалась какая-то невидимая пружина. Я потянулась к темно-вишневой поверхности. Нет, не пустота, а твердый материал! И тут же облегченно выдохнула. Значит, не продали! Несколько мгновений я с какой-то нежностью и ностальгией рассматривала красивые завитки, вырезанные на дереве. Помню, в детстве они казались мне похожими на головы крохотных дракончиков.
Я прикоснулась к резьбе, но под пальцами ощутилась все та же идеально ровная поверхность. Все ясно! Очередная иллюзия, прикрывающая обычный пластик! А настоящий деревянный столик давно пошел с молотка в счет оплаты каких-нибудь долгов. Да, мои родители действительно привыкли жить в свое удовольствие и никогда не думали о завтрашнем дне. Впрочем, в этом я уже успела убедиться сразу, как их не стало.
Я вздохнула, пытаясь мысленно отстраниться от прошлого. В нем ничего уже не изменить. А вот настоящее все еще в моих руках!
Я открыла ящик стола, ожидая увидеть там лишь пустоту, но... Мое сердце радостно встрепенулось, когда пальцы коснулись темно-коричневой, почти черной поверхности шкатулки. Значит, отец все-таки не успел выставить ее на аукционе! А может и не захотел! Ведь вся семья знала, как дорога она была моей бабушке.
Я осторожно поставила небольшой ящичек на стол. Помню, когда-то Маргарет хранила в нем свои драгоценности. И, черт возьми, догадываюсь, что теперь от них не осталось и следа. Отцу в последние годы вообще не везло. Он проигрывал так часто и так много, что даже внушительных заработков четы Беннетов уже не хватало на оплату счетов. Но об этом я узнала намного позже. На моих губах промелькнула горькая усмешка. Ага, как раз в то самое утро, когда приставы пришли в нашу лондонскую квартиру для описи имущества. Хорошо, что они и до этого флигеля не добрались благодаря все тому же Питеру Хопкинсу! Я вздохнула. Надеюсь, владельцев аукционов не заинтересовала та металлическая пластинка, которую мы искали.
Я позвала Дима. А когда он появился на пороге комнаты и ободряюще мне кивнул, чуть подрагивающими от волнения пальцами откинула крышку. Да, шкатулка действительно оказалась почти пустой, и лишь на самом дне сохранилась какая-то мелочевка.
