Устроившись удобно на кривом стволе – отдельные деревья с обугленной местами корой все же сохранились со времен драконьего бунта - Дан вспоминал Екану. Какая она трогательная и нежная, И беззащитная - так и хочется заслонить ее от бед! До сих пор он не встречал в Хайнаране таких беленьких и славных! Как ловко переступают ножки в вышитых туфельках. Какой беззащитный изгиб белой шейки под изукрашенным жемчугами головным убором.
Не раз цветущая снежница в темной аллее так живо напоминало Дану королевскую невесту, что он вздрагивал. Для короля плохую девушку не выберут. Но за что ее жалеть! Екана станет королевой… При этой мысли щемящая тоска, которую Дан объяснить и не пытался, наваливалась на него. Вот Тери, конечно, жалко. Так долго она шла к мечте, а мечта ее не сбудется. И это хорошо. Стань Тери королевой, до нее не доберешься, и как тогда искать Дар? Только бы не навредила бы она Екане!
Дар и Екана – вот что занимало все его мысли. Он представлял, что внутри горы светит близнец солнца: невероятный, волшебный, могучий Дар волшебника юному миру. И мечта о невиданном огне придавала Дану сил.
Но почему же не идет Тери! Чем она так занята?
А Тери при всем своем желании не могла прийти к Дану, впрочем, у нее и желаний-то никаких не было. Роскошная шапка скрывала ее беломраморное лицо, меховая пелерина прятала мраморные плечи, а все, что не уместилось под пелериной, занавешивало покрывало.
Случилось вот что. Госпожа Дуррах по требованию королевы лично привела Екану к художнику, с твердым намерением не выпускать девушку из-под присмотра до самой коронации. После коронации дурочка уже и даром не нужна будет колдунье – пусть королева делает с ней что хочет, хоть с маслом ест. Главное для Дуррах – заполучить молодого короля и отвести его к Дару, который лишь он способен взять. Ерунда, что король – кадавр. Главное, условия соблюдены. Сказано, что Дар достанется королю – значит, королю, а кем он будет – не сказано. Хоть табуретку оживи да коронуй. После того, как источник силы окажется у Дуррах, ноги ее не будет в захолустном мирке, ни на миг она тут не останется! Даже и не вспомнит про лишенное сердца королевство.
Опытная Дуррах понимала, что последние дни перед исполнением желания – самые опасные, и надо быть особенно бдительной, потому что цена ошибки высока, а удача – коварна, и любит посмеяться над беспечными.
Ожидая этого разгильдяя Тьера, она привычно озиралась – всегда начеку! И не зря! Кто-то шевельнулся под рухлядью, прикрывающей волшебный ход. Дуррах помнила все порталы незримого лабиринта, бережно совершенствуемого поколениями магов. Теперь, по ее расчету, она была единственной, кто знал про лабиринт. И вот, кто-то еще им пользуется! Быстрее кошки (и быстрее собственных мыслей) она кинулась за нарушителем.
Лишь выходя из стены по ту сторону волшебного хода, она поняла опасность: это мог быть неизвестный маг, более могущественный, чем она сама. След незнакомца привел ее в полутемную гардеробную Еканы. «Значит, охота идет на невесту принца».
Она сразу увидела злоумышленника. Между манекенов с нарядами удирал, петляя, паренек в простой одежде. Боясь за оставленную без присмотра Екану, ведьма не стала раздумывать:
- Икеван ирмаз! – крикнула она, вытянув руку, и парнишка замер на полушаге. Он сделался из черного белоснежным, чуть ли не светился в полумраке гардеробной. Дуррах торопливо обежала вокруг и заглянула в лицо.
Она вздрогнула, увидев слепые глаза мраморной Еканы.
Но в следующий миг колдунья поняла, кого превратила в камень, и торжествующе расхохоталась. Тот самый опасный кусочек пергамента, который она так неосмотрительно бросила в другом мире, нашелся. В Хайнаране он обрел плоть. Паршивка, обладающая качествами, которые Дуррах предусмотрительно изьяла у будущей невесты, могла натворить ужасных вещей, особенно, если она попала в руки Келара.
Дуррах даже знобко передернула плечами. Страшно даже представить, что могло бы случиться. Но теперь все в порядке! Ошибка исправлена, враг обезврежен. Она с удовольствием разбила бы мраморную девушку на куски и выбросила бы в море, но в студии без присмотра оставалась Екана, поэтому Дуррах ограничилась тем, что надвинула на мраморное лицо шапку, а фигуру занавесила попавшимся под руку барахлом. Теперь, если кто-то и поднимет вещи, найдет всего-навсего статую Еканы, каменный манекен для примерки платьев.
Если бы не страстное желание как можно скорее найти Дар и не тоска по недоступной Екане, жизнь Дана можно было бы назвать приятной. Он имел достаточно времени для мечтаний. На расстоянии обе девушки привлекали его, каждая в своем роде. Тери была своим парнем, с ней хоть в огонь, хоть в битву. Екана была прелестной грезой, белым лебедем, деревцем в цвету, подругой луны, что плыла в облаках, круглея с каждой ночью.
По вечерам, бренча птицами-подвесками, приходила Софита. Она приносила корзинку бракованной снеди, и, выкладывая мятые пирожки, и подгоревшую буженину, со смехом рассказывала, как стряпухи и поварята нарочно портят еду, чтоб она не годилась для господского стола, а доставалась им. Софита приносила новости, но про Тери ничего не знала, и даже не представляла, где ее можно найти, хотя тоже ждала ее возвращения с нетерпением, едва ли не большим, чем Дан. Забота о приятеле волшебницы тяготила ее. Старый Пью не имел ничего против помощника, собеседника и хорошей кормежки, но Дан понимал, что Софита не сможет снабжать их едой вечно.
Настал день, когда Софита принесла всего с полдюжины кривых рогаликов, и сказала, что с едой несколько дней будет трудно, поскольку готовится большой свадебный пир. В полнолуние состоится свадьба ЕКаны и принца.
Дан понимал, что это должно случиться, и удивился, как сильно его ранила эта новость. Далась ему эта девушка? Он видел ее лишь мельком! Он желал Екане самого лучшего. Пью же обрадовался возможности выпить за здоровье новобрачных, процветание королевства в целом и сада в частности. Он налил всем троим в разнокалиберные посудины вина, на этот раз малинового цвета, и стал рассказывать, как проходят королевские свадьбы.
- Вот как луна подымется над морем, они первым делом в крипту пойдут.
- В крипту? Зачем? – удивилась Софита. – Я видела во дворце много свадеб, но никто не ходил на кладбище.
- Так ты видела свадьбы придворных, девочка, а то – королевская, совсем другой коленкор. Тут надо поклониться всем предкам, вплоть до Милосердного Цивана с его Ненаглядной Красой. Вроде как разрешения спросить – вот, мол, мы, новенькие, примите ли нас в свое общество? И вот по крипте-то этой они будут ходить до утра, кланяться покойникам – канитель та еще. А вы думали, небось, королем быть – чистый сахар? Эх, зеленушки вы молодые! И придворным, хошь не хошь, придетсяза ними таскаться всей толпой. А чего, не все коту пряники.
«Вот, наверное, проголодаются-то», - подумал Дан, слизывая подгоревший сахар с конца рогалика. С ароматным кислым винцом получалось очень даже неплохо.
- А как солнышко встанет, они подымутся, наконец, на белый свет от мертвых, и тут-то уж им подадут брачную чашу, и они поклянутся и все такое, как у других. А дальше – пир. Весь день и всю ночь до утра во дворце гулять будут, а как опять луна взойдет, молодых отведут в спальню…
- Пойду, проветрюсь. Вино очень крепкое, - сказал Дан.
Полнолуние наступило, но Тери так и не появилась. Дан не показывался в саду, чтоб не попадаться на глаза слугам, которые наполняли сад, украшая его фонариками. Фонарики качались на деревьях, стояли по бокам покрытой зеленым бархатом дорожки, плавали в озерцах, мимо которых должна была пройти процессия.
Дан решил во что бы то ни стало пойти на свадьбу. Ему хотелось последний раз взглянуть на свободную Екану, и он надеялся встретить Тери. Где еще быть неугомонной девчонке, как не на свадьбе принца? Дан подозревал, что она устроит что-нибудь хулиганское. Например, увеличит невесту до гигантстких размеров и под шумок займет ее место. Смешно получится, но Екану жалко. Она такая трогательная! К гадалке не ходи, кому-нибудь из девочек может понадобиться его помощь.
И еще Дан хотел осмотреть крипту. Все-таки Крипта под землей, и Дар – под землей, вдруг как-нибудь удастся к нему пробраться самостоятельно.
Несколько дней до полнолуния Екана провела в покоях ведьмы. Госпожа Дуррах более не оставляла ее одну и всюду таскала с собой. Лишь приводя в башню, запирала в комнатке с книгами. Воспоминания Еканы об этих посещениях башни были какими-то странными, рваными, словно она то и дело задремывала прямо на ходу. Девушку это удивляло – ведь в комнатке негде было присесть, не то что лечь. Но она не рассуждала, после вызволения из застенка палача покорно выполняла все, что от нее требовалось. Она казалась себе речкой, скованной льдом, и тайно текущей лишь у самого дна. Но этот ручеек был так слаб и спрятан так глубоко, что не мог быть ею . Словом, бедняжка жила в непрерывном мороке.
По нескольку раз в день ее мучали примерками под бдительным оком Дуррах. То ставили на скамеечку, то сажали, то просили поднять руки, то повернуться, и все время накладывая новый крой, расшитый один богаче другого – для свадьбы полагалось иметь с полудюжины платьев
Коротконожка Сидди каталась колобком, а ее долговязые помощницы сбивались с ног, выполняя приказания хозяйки. Иногда Екана слышала ее малопонятный шепот:
- Видите, девочки, хорошо, что мы заложили складки. На любой рост, на любой рост!
И как-то незаметно посреди всей этой суеты настал день свадьбы.
Екану вымыли в ароматной водице, обтерли теплыми полотенцами, напудрили и надушили. Затем к ней приступила тройка портних, торжественно ожидавшая в сторонке своего выхода с коробами и ворохами воздушной ткани. Под их ловкими пальцами платье, как влитое, обняло фигуру. Поверх плотного расшитого платья набросили второе – невесомое. Оно окутало Екану туманом, придав неясность и загадочность ее облику.
Старенькая куаферша ловкими узловатыми пальцами переплела девичьи волосы жемчугами и ароматными соцветиями снежницы. Стебель каждой цветочной грозди был заключен в крохотный пузырек с водой, чтоб цветы оставались свежими всю долгую церемонию.
После этого Екану усадили на скамеечку, бестыдно подняв подол с коротким шлейфом, чтоб не помялся, и прицепили сзади на платье ажурный воротник, твердый, будто костяной. Серебряные фигурки и жемчужины покачивались на его завитках. Воротник с величайшим почтением внесли в серебряном сундучке слуги. Седой старик, с серебряным же посохом, возглавлявший процессию, дрожащим от благоговения голосом сообщил, что этот воротник – коралл, единственный в своем роде. Такие крупные и ровные находят раз в тысячелетие, поэтому он стоит дороже жемчужин на нем. Реликвию надевают будущие королевы Хайнарана в день свадьбы. Не будь Екана такой заторможенной, она несомненно ощутила бы торжественность момента: вот она, в священном уборе, вступает в череду правительниц страны.
Наконец, позади прицепили легчайшее летучее покрывало, такое длинное, что не хватило длины комнаты, чтоб расправить его. Поэтому тощие помощницы смотали покрывало в рулончик, который и понесли следом за Еканой.
Когда Екана поняла поняла, что роллет ей на голову не наденут, то впала в панику, хоть не показала этого. Она так привыкла к ежедневной обузе, что чувствовала себя без нее голой.
Пришла Дуррах, не в обычной мантии, но в черном роскошном платье, тонкая и гибкая, как хлыст.
Екану повели на смотр к королеве. Правительницу в этот момент облачали в темно-лиловое бархатное платье, усыпанное, как звездное небо, крохотными фигурками из серебра. Тот же старик, что принес Екане воротник держал перед правительницей раскрытый ларец с драгоценностями Королева только глянула на невесту со скамеечки, где стояла на своих копытцах, расставив руки, и сказала:
- Прелестно!
При этом она вздохнула: то ли утомилась от одевания, то ли вспомнила собственную свадьбу.
Получив высочайшее одобрение, Екана долго сидела взаперти одна и не двигалась, боясь помять наряд. У утра у нее маковой росинки во рту не было, поэтому невеста чувствовала себя легкой и воздушной, как ее свадебные покрывала. Но щеки горели, сердце стучало, и хотя церемония еще не начиналась, бедняжка уже устала так, будто сутки провела на ногах.
Явилась Хирана, дама, что обучала Екану хорошим манерам и торжественно сообщила, что пришла пора рука об руку с женихом возглавить процессию.
Екана поднялась. Голова ее кружилась, и без привычной тяжести роллета она казалась себе неустойчивой. Никто не показал ей, как обращаться со сложным платьем, но она как-то справилась. За дверями подпрыгивала и вставала на цыпочки стайка маленьких восхищенных и перепуганных девочек в расшитых платьицах, в венках из снежницы. Под руководством Хираны они взяли невесомый шлейф и понесли следом за невестой.
В руки Екане дали букет снежницы. Она впервые увидела вблизи ее грозди, пушистые от множества цветков с тычинками. Цветочки пахли тревожно и немного жеманно, так и хотелось спрятать лицо в их щекочущую пену.
Под благоговейный шепот придворных невесту повели по залам и переходам. Разодетая толпа расступалась, склоняясь, а после придворные пристраивались следом, вытягиваясь в процессию.
Распахнулись высокие двери, Екана внезапно вышла на лестницу со ступенями, полукругом уходящими вниз. Лестница показалась ей очень крутой. Она поняла, что это и есть главный вход во дворец. Только бы не споткнуться о платье, только бы не полететь вниз со ступенек!
Дул ветер, ерошил цветы и листья в кронах деревьев. Всюду качались и светили фонарики, придавая саду волшебный вид. Все двигалось, мигало, летело. Казалось, сад вот-вот поднимется в воздух. Даже полная луна не стояла на месте, а мчалась в облаках.
Екана была так ошеломлена открывшимся простором, движением, крутизной лестницы, показавшейся ей обрывом, сиянием сада, что не сразу увидела жениха. Он стоял безучастно, высокий и носатый, одетый в зеленое и черное, на одном боку висела шпага, на другом - фляжка с эмалевыми листьями. Позади мазком черной краски темнела Дуррах.
Взглянув на жениха, Екана тут же опустила глаза и стала рассматривать его сапоги. Поглядеть выше она боялась, хотя на первый взгляд не увидела ничего страшного. Рядом с ней стоял высокий, пышно разодетый мужчина, каких полно шло в процессии позади нее, но отчего-то внутри у девушки все сжалось.
Принц приблизился, согнув руку кренделем. Странное поскрипывание сопровождало его движение, будто терлись друг о друга прутья. Может, так скрипели новые сапоги? Она положила пальчики на сгиб руки, и странная двойственность чувств охватила ее. С одной стороны, пальцы под сукном ощущали мужскую руку, круглую и твердую, как дерево, с другой – казалось, что пустой рукав болтается на какой-то палке, как у пугала. Екана приписала эту раздвоенность волнению и голоду, и отважно двинулась под руку с женихом вниз по ступеням навстречу судьбе.
Весь путь по зеленой ковровой дорожке до Крипты, Екана мучалось от этого двойного ощущения. Она опиралась на крепкую мужскую руку, надежную, как перила, и одновременно ловила болтающуюся в рукаве… косточку?! Как такое могло быть? Екане казалось, что она сходит с ума.
Не раз цветущая снежница в темной аллее так живо напоминало Дану королевскую невесту, что он вздрагивал. Для короля плохую девушку не выберут. Но за что ее жалеть! Екана станет королевой… При этой мысли щемящая тоска, которую Дан объяснить и не пытался, наваливалась на него. Вот Тери, конечно, жалко. Так долго она шла к мечте, а мечта ее не сбудется. И это хорошо. Стань Тери королевой, до нее не доберешься, и как тогда искать Дар? Только бы не навредила бы она Екане!
Дар и Екана – вот что занимало все его мысли. Он представлял, что внутри горы светит близнец солнца: невероятный, волшебный, могучий Дар волшебника юному миру. И мечта о невиданном огне придавала Дану сил.
Но почему же не идет Тери! Чем она так занята?
А Тери при всем своем желании не могла прийти к Дану, впрочем, у нее и желаний-то никаких не было. Роскошная шапка скрывала ее беломраморное лицо, меховая пелерина прятала мраморные плечи, а все, что не уместилось под пелериной, занавешивало покрывало.
Случилось вот что. Госпожа Дуррах по требованию королевы лично привела Екану к художнику, с твердым намерением не выпускать девушку из-под присмотра до самой коронации. После коронации дурочка уже и даром не нужна будет колдунье – пусть королева делает с ней что хочет, хоть с маслом ест. Главное для Дуррах – заполучить молодого короля и отвести его к Дару, который лишь он способен взять. Ерунда, что король – кадавр. Главное, условия соблюдены. Сказано, что Дар достанется королю – значит, королю, а кем он будет – не сказано. Хоть табуретку оживи да коронуй. После того, как источник силы окажется у Дуррах, ноги ее не будет в захолустном мирке, ни на миг она тут не останется! Даже и не вспомнит про лишенное сердца королевство.
Опытная Дуррах понимала, что последние дни перед исполнением желания – самые опасные, и надо быть особенно бдительной, потому что цена ошибки высока, а удача – коварна, и любит посмеяться над беспечными.
Ожидая этого разгильдяя Тьера, она привычно озиралась – всегда начеку! И не зря! Кто-то шевельнулся под рухлядью, прикрывающей волшебный ход. Дуррах помнила все порталы незримого лабиринта, бережно совершенствуемого поколениями магов. Теперь, по ее расчету, она была единственной, кто знал про лабиринт. И вот, кто-то еще им пользуется! Быстрее кошки (и быстрее собственных мыслей) она кинулась за нарушителем.
Лишь выходя из стены по ту сторону волшебного хода, она поняла опасность: это мог быть неизвестный маг, более могущественный, чем она сама. След незнакомца привел ее в полутемную гардеробную Еканы. «Значит, охота идет на невесту принца».
Она сразу увидела злоумышленника. Между манекенов с нарядами удирал, петляя, паренек в простой одежде. Боясь за оставленную без присмотра Екану, ведьма не стала раздумывать:
- Икеван ирмаз! – крикнула она, вытянув руку, и парнишка замер на полушаге. Он сделался из черного белоснежным, чуть ли не светился в полумраке гардеробной. Дуррах торопливо обежала вокруг и заглянула в лицо.
Она вздрогнула, увидев слепые глаза мраморной Еканы.
Но в следующий миг колдунья поняла, кого превратила в камень, и торжествующе расхохоталась. Тот самый опасный кусочек пергамента, который она так неосмотрительно бросила в другом мире, нашелся. В Хайнаране он обрел плоть. Паршивка, обладающая качествами, которые Дуррах предусмотрительно изьяла у будущей невесты, могла натворить ужасных вещей, особенно, если она попала в руки Келара.
Дуррах даже знобко передернула плечами. Страшно даже представить, что могло бы случиться. Но теперь все в порядке! Ошибка исправлена, враг обезврежен. Она с удовольствием разбила бы мраморную девушку на куски и выбросила бы в море, но в студии без присмотра оставалась Екана, поэтому Дуррах ограничилась тем, что надвинула на мраморное лицо шапку, а фигуру занавесила попавшимся под руку барахлом. Теперь, если кто-то и поднимет вещи, найдет всего-навсего статую Еканы, каменный манекен для примерки платьев.
Если бы не страстное желание как можно скорее найти Дар и не тоска по недоступной Екане, жизнь Дана можно было бы назвать приятной. Он имел достаточно времени для мечтаний. На расстоянии обе девушки привлекали его, каждая в своем роде. Тери была своим парнем, с ней хоть в огонь, хоть в битву. Екана была прелестной грезой, белым лебедем, деревцем в цвету, подругой луны, что плыла в облаках, круглея с каждой ночью.
По вечерам, бренча птицами-подвесками, приходила Софита. Она приносила корзинку бракованной снеди, и, выкладывая мятые пирожки, и подгоревшую буженину, со смехом рассказывала, как стряпухи и поварята нарочно портят еду, чтоб она не годилась для господского стола, а доставалась им. Софита приносила новости, но про Тери ничего не знала, и даже не представляла, где ее можно найти, хотя тоже ждала ее возвращения с нетерпением, едва ли не большим, чем Дан. Забота о приятеле волшебницы тяготила ее. Старый Пью не имел ничего против помощника, собеседника и хорошей кормежки, но Дан понимал, что Софита не сможет снабжать их едой вечно.
Настал день, когда Софита принесла всего с полдюжины кривых рогаликов, и сказала, что с едой несколько дней будет трудно, поскольку готовится большой свадебный пир. В полнолуние состоится свадьба ЕКаны и принца.
Дан понимал, что это должно случиться, и удивился, как сильно его ранила эта новость. Далась ему эта девушка? Он видел ее лишь мельком! Он желал Екане самого лучшего. Пью же обрадовался возможности выпить за здоровье новобрачных, процветание королевства в целом и сада в частности. Он налил всем троим в разнокалиберные посудины вина, на этот раз малинового цвета, и стал рассказывать, как проходят королевские свадьбы.
- Вот как луна подымется над морем, они первым делом в крипту пойдут.
- В крипту? Зачем? – удивилась Софита. – Я видела во дворце много свадеб, но никто не ходил на кладбище.
- Так ты видела свадьбы придворных, девочка, а то – королевская, совсем другой коленкор. Тут надо поклониться всем предкам, вплоть до Милосердного Цивана с его Ненаглядной Красой. Вроде как разрешения спросить – вот, мол, мы, новенькие, примите ли нас в свое общество? И вот по крипте-то этой они будут ходить до утра, кланяться покойникам – канитель та еще. А вы думали, небось, королем быть – чистый сахар? Эх, зеленушки вы молодые! И придворным, хошь не хошь, придетсяза ними таскаться всей толпой. А чего, не все коту пряники.
«Вот, наверное, проголодаются-то», - подумал Дан, слизывая подгоревший сахар с конца рогалика. С ароматным кислым винцом получалось очень даже неплохо.
- А как солнышко встанет, они подымутся, наконец, на белый свет от мертвых, и тут-то уж им подадут брачную чашу, и они поклянутся и все такое, как у других. А дальше – пир. Весь день и всю ночь до утра во дворце гулять будут, а как опять луна взойдет, молодых отведут в спальню…
- Пойду, проветрюсь. Вино очень крепкое, - сказал Дан.
Полнолуние наступило, но Тери так и не появилась. Дан не показывался в саду, чтоб не попадаться на глаза слугам, которые наполняли сад, украшая его фонариками. Фонарики качались на деревьях, стояли по бокам покрытой зеленым бархатом дорожки, плавали в озерцах, мимо которых должна была пройти процессия.
Дан решил во что бы то ни стало пойти на свадьбу. Ему хотелось последний раз взглянуть на свободную Екану, и он надеялся встретить Тери. Где еще быть неугомонной девчонке, как не на свадьбе принца? Дан подозревал, что она устроит что-нибудь хулиганское. Например, увеличит невесту до гигантстких размеров и под шумок займет ее место. Смешно получится, но Екану жалко. Она такая трогательная! К гадалке не ходи, кому-нибудь из девочек может понадобиться его помощь.
И еще Дан хотел осмотреть крипту. Все-таки Крипта под землей, и Дар – под землей, вдруг как-нибудь удастся к нему пробраться самостоятельно.
Несколько дней до полнолуния Екана провела в покоях ведьмы. Госпожа Дуррах более не оставляла ее одну и всюду таскала с собой. Лишь приводя в башню, запирала в комнатке с книгами. Воспоминания Еканы об этих посещениях башни были какими-то странными, рваными, словно она то и дело задремывала прямо на ходу. Девушку это удивляло – ведь в комнатке негде было присесть, не то что лечь. Но она не рассуждала, после вызволения из застенка палача покорно выполняла все, что от нее требовалось. Она казалась себе речкой, скованной льдом, и тайно текущей лишь у самого дна. Но этот ручеек был так слаб и спрятан так глубоко, что не мог быть ею . Словом, бедняжка жила в непрерывном мороке.
По нескольку раз в день ее мучали примерками под бдительным оком Дуррах. То ставили на скамеечку, то сажали, то просили поднять руки, то повернуться, и все время накладывая новый крой, расшитый один богаче другого – для свадьбы полагалось иметь с полудюжины платьев
Коротконожка Сидди каталась колобком, а ее долговязые помощницы сбивались с ног, выполняя приказания хозяйки. Иногда Екана слышала ее малопонятный шепот:
- Видите, девочки, хорошо, что мы заложили складки. На любой рост, на любой рост!
Прода от 05.09.2022
Глава двадцать первая.
И как-то незаметно посреди всей этой суеты настал день свадьбы.
Екану вымыли в ароматной водице, обтерли теплыми полотенцами, напудрили и надушили. Затем к ней приступила тройка портних, торжественно ожидавшая в сторонке своего выхода с коробами и ворохами воздушной ткани. Под их ловкими пальцами платье, как влитое, обняло фигуру. Поверх плотного расшитого платья набросили второе – невесомое. Оно окутало Екану туманом, придав неясность и загадочность ее облику.
Старенькая куаферша ловкими узловатыми пальцами переплела девичьи волосы жемчугами и ароматными соцветиями снежницы. Стебель каждой цветочной грозди был заключен в крохотный пузырек с водой, чтоб цветы оставались свежими всю долгую церемонию.
После этого Екану усадили на скамеечку, бестыдно подняв подол с коротким шлейфом, чтоб не помялся, и прицепили сзади на платье ажурный воротник, твердый, будто костяной. Серебряные фигурки и жемчужины покачивались на его завитках. Воротник с величайшим почтением внесли в серебряном сундучке слуги. Седой старик, с серебряным же посохом, возглавлявший процессию, дрожащим от благоговения голосом сообщил, что этот воротник – коралл, единственный в своем роде. Такие крупные и ровные находят раз в тысячелетие, поэтому он стоит дороже жемчужин на нем. Реликвию надевают будущие королевы Хайнарана в день свадьбы. Не будь Екана такой заторможенной, она несомненно ощутила бы торжественность момента: вот она, в священном уборе, вступает в череду правительниц страны.
Наконец, позади прицепили легчайшее летучее покрывало, такое длинное, что не хватило длины комнаты, чтоб расправить его. Поэтому тощие помощницы смотали покрывало в рулончик, который и понесли следом за Еканой.
Когда Екана поняла поняла, что роллет ей на голову не наденут, то впала в панику, хоть не показала этого. Она так привыкла к ежедневной обузе, что чувствовала себя без нее голой.
Пришла Дуррах, не в обычной мантии, но в черном роскошном платье, тонкая и гибкая, как хлыст.
Екану повели на смотр к королеве. Правительницу в этот момент облачали в темно-лиловое бархатное платье, усыпанное, как звездное небо, крохотными фигурками из серебра. Тот же старик, что принес Екане воротник держал перед правительницей раскрытый ларец с драгоценностями Королева только глянула на невесту со скамеечки, где стояла на своих копытцах, расставив руки, и сказала:
- Прелестно!
При этом она вздохнула: то ли утомилась от одевания, то ли вспомнила собственную свадьбу.
Получив высочайшее одобрение, Екана долго сидела взаперти одна и не двигалась, боясь помять наряд. У утра у нее маковой росинки во рту не было, поэтому невеста чувствовала себя легкой и воздушной, как ее свадебные покрывала. Но щеки горели, сердце стучало, и хотя церемония еще не начиналась, бедняжка уже устала так, будто сутки провела на ногах.
Явилась Хирана, дама, что обучала Екану хорошим манерам и торжественно сообщила, что пришла пора рука об руку с женихом возглавить процессию.
Екана поднялась. Голова ее кружилась, и без привычной тяжести роллета она казалась себе неустойчивой. Никто не показал ей, как обращаться со сложным платьем, но она как-то справилась. За дверями подпрыгивала и вставала на цыпочки стайка маленьких восхищенных и перепуганных девочек в расшитых платьицах, в венках из снежницы. Под руководством Хираны они взяли невесомый шлейф и понесли следом за невестой.
В руки Екане дали букет снежницы. Она впервые увидела вблизи ее грозди, пушистые от множества цветков с тычинками. Цветочки пахли тревожно и немного жеманно, так и хотелось спрятать лицо в их щекочущую пену.
Под благоговейный шепот придворных невесту повели по залам и переходам. Разодетая толпа расступалась, склоняясь, а после придворные пристраивались следом, вытягиваясь в процессию.
Распахнулись высокие двери, Екана внезапно вышла на лестницу со ступенями, полукругом уходящими вниз. Лестница показалась ей очень крутой. Она поняла, что это и есть главный вход во дворец. Только бы не споткнуться о платье, только бы не полететь вниз со ступенек!
Дул ветер, ерошил цветы и листья в кронах деревьев. Всюду качались и светили фонарики, придавая саду волшебный вид. Все двигалось, мигало, летело. Казалось, сад вот-вот поднимется в воздух. Даже полная луна не стояла на месте, а мчалась в облаках.
Екана была так ошеломлена открывшимся простором, движением, крутизной лестницы, показавшейся ей обрывом, сиянием сада, что не сразу увидела жениха. Он стоял безучастно, высокий и носатый, одетый в зеленое и черное, на одном боку висела шпага, на другом - фляжка с эмалевыми листьями. Позади мазком черной краски темнела Дуррах.
Взглянув на жениха, Екана тут же опустила глаза и стала рассматривать его сапоги. Поглядеть выше она боялась, хотя на первый взгляд не увидела ничего страшного. Рядом с ней стоял высокий, пышно разодетый мужчина, каких полно шло в процессии позади нее, но отчего-то внутри у девушки все сжалось.
Принц приблизился, согнув руку кренделем. Странное поскрипывание сопровождало его движение, будто терлись друг о друга прутья. Может, так скрипели новые сапоги? Она положила пальчики на сгиб руки, и странная двойственность чувств охватила ее. С одной стороны, пальцы под сукном ощущали мужскую руку, круглую и твердую, как дерево, с другой – казалось, что пустой рукав болтается на какой-то палке, как у пугала. Екана приписала эту раздвоенность волнению и голоду, и отважно двинулась под руку с женихом вниз по ступеням навстречу судьбе.
Весь путь по зеленой ковровой дорожке до Крипты, Екана мучалось от этого двойного ощущения. Она опиралась на крепкую мужскую руку, надежную, как перила, и одновременно ловила болтающуюся в рукаве… косточку?! Как такое могло быть? Екане казалось, что она сходит с ума.
