Какое глубокое озеро! Если она подпояшется покрепче, наберет полную пазуху камней и прыгнет с обрыва прямо в омут! Даже лучше, чем с веревкой, которую надо еще суметь завязать! Пока она будет разбираться с камнями, не пускающими ее подняться, она утонет. И все! Мир будет жить дальше без Хеленки, без ее вредного и опасного дара. Правильно сказала Вира, она недостойна жизни.
Интересно, сделается ли она лесной русалкой? Но это будет уже другая история. Сейчас Хеленка предпочла бы просто исчезнуть.
Девочка проверила, не выбилась ли у нее сорочка, потуже затянула шнурок на нижней юбке, потом еще пояс на верхней. Хорошо, что сорочка у нее из льняной ткани, а не из батиста, как у сестер. Выдержит каменную тяжесть.
Она подобрала красивый булыжник из розового гранита, потом серый, в блестках слюды. До чего красивы мокрые камни! Вскарабкалась к подножию дуба и сложила добычу у корней. Спустилась за новым грузом.
Хелена, наконец-то, почувствовала себя на своем месте, занятой важным делом – избавлением мира от своего присутствия.
Следующий камень был пестрым, ладной изогнутой формы. Девочка выпрямилась и краем глаза уловила на поверхности воды движение. Она повернулась туда.
Морща гладкую поверхность воды, к ней плыли два золотых глаза. Впереди глаз прямо с поверхности под воду уходили две изящного профиля трубки. Между трубками и глазами угадывалось нечто вроде капота малолитражки.
«Сожрет!»- ужаснулась девочка, которая только что собиралась освободить мир от своего присутствия. Она замерла. Камень выпал из руки. А ведь могла бы швырнуть булыжник чудищу промеж золотых глаз и мчаться вверх по склону прочь от озера! Могла ведь спастись! Еще не поздно! Вирка так и поступила бы! Но Хеленка могла только стоять, мысленно повторяя: «Только не трогай! Только не трогай!».
«Со мной бесполезно говорить! – зазвучал у нее в голове безмятежный глубокий голос. – Я глуха как пробка! Поэтому только я одна добралась до этого чудесного озера и выросла такой большой. Моих товарок запугали трудностями пути, еще им говорили, что лягушки малы и уязвимы и живут недолго, а я, к счастью, всего этого не расслышала».
Лягушка размером с небольшого бегемота подплыла к берегу и уселась на мелководье. Хеленка потрясенно разглядывала изящные лапищи с утолщениями в виде шариков на концах пальцев.
«И ты не слушай ненужных слов. Люди обычно любят навешивать свои недостатки на других людей. Трус обзывает всех трусами, врун – врунами, а негодяй – негодяями. Я давно живу – я знаю. Ты – есть только то, что ты есть. Не слушай глупцов и завистников и вырастешь такой же большой, как я».
«Не шевелись! – запоздало приказала себе Хеленка. – Лягушки видят только подвижное».
«Только сдается мне, это вовсе не лягушка! Глухая лягушка», - вдруг осенило ее. Девочка прижала руки к груди и робко поклонилась. Чем была замечательна глухая лягушка, и почему не стоило бояться ее, Хеленка не помнила. Но на девочку вдруг снизошло спокойствие. Она стала безмятежной, как озеро, и как удивительная лягушка.
«Хочешь - искупайся в моем озере. Не бойся – здесь тебя никто не найдет и не тронет. Мое озеро – особенное! Счастливо!»
Очарованная Хеленка смотрела, как лягушка величаво разворачивается и вдруг прыгает, рассыпая сверкающие брызги, а после легко, совершенно по-лягушачьи, толчками скользит под водой, вытянув вдоль тела передние лапы. Солнечные зигзаги на волнах над лягушачьей головой на миг показались девочке золотым королевским венцом. Ей стало весело, когда она представила, каким дебелым принцем могла бы стать огромная лягушка после поцелуя.
Она распустила туго затянутые на талии шнурки, перешагнула упавшие юбки, сбросила жакетик и рубашку, и голышом вошла в воду. Хеленка плавала то по-лягушачьи, то на спинке, то нежилась на мелководье, вымыла волосы и все-все складочки на теле, смывая плохое, ощущая, что рождается вновь.
Как же хорошо было плавать в озере! «Если я не буду слушать тех, кто пугает или ругает меня, то смогу ли я иногда приходить сюда?»
Солнце уже светило сквозь кроны… но не дубов, а чахлых ив. Приближался вечер. Хеленка стояла голышом по пояс в воде в пруду около окраины Дубиц. Вот сарай кожевника Якова, вот гончарная слободка. Ой! А она, почти в городе, голая! Вот позорище!
Девочка скорее выбралась на берег и за ракитовым кустом натянула на мокрое тело одежду. Повезло, что ее никто не видел.
После всех приключений она совершенно не удивилась, что оказалась около городка, и что чудесное озеро обернулось знакомым прудиком. Хеленка решила дождаться темноты и пробраться к дому, подстеречь, когда выйдет мать, попросить спрятать ее, и при первой возможности тайно отправить как можно дальше, снабдив деньгами, одеждой и припасами. Тогда можно будет начать жизнь с чистого листа в новом месте. Она будет верить в себя и не слушать трусов и недоброжелателей.
Строя радужные планы, один другого заманчивее, она в темноте, огородами, пробралась к заднему двору дядиного дома.
Загремела цепь на блоке, и залаяла собака.
- Малыш! Малыш! – позвала Хеленка.
Мохнатая тень бросилась ей навстречу. Узнав свою любимицу, огромный пес по щенячьи заскулил, и, встав лапами на плечи девочки, несколько раз облизал ее лицо. Хеленка едва устояла на ногах. Она обняла крепкое собачье тело и едва не расплакалась. Давно уже никто ей не радовался.
- Малыш, миленький, пушистенький, подожди немного. Тихо! Сидеть! Сидеть!
Пес с огромным нежеланием, но все же послушался, лизнув ее напоследок. Хеленка юркнула за поленницу напротив окон их комнат. Вытащила пару чурок и пригляделась сквозь самодельную амбразуру. Окна странно темные и пустые. Неужели все спят? Обычно они дожились позже.
Малыш поскуливал от нетерпения и переступал передними лапами. Постепенно скулеж перешел в громкое подвывание. Нет, так прятаться положительно невозможно!
Увернувшись от бури собачьих восторгов, Хеленка подбежала к окну маминой комнаты и, прижав ладони по сторонам лица, стала вглядываться во внутреннюю тьму. Цепь не пускала Малыша добраться до нее, он повизгивал и гремел блоком.
Вдруг пес бешено залаял, одна сильная рука прижала ее руки к туловищу, а вторая зажала рот. Хеленка укусила заскорузлые пальцы, лягаясь при этом не хуже Виры.
- У, ведьма!
«Ведьма?» - девочка на секунду опешила, и этого мгновения неизвестному хватило, чтоб перехватить ее ловчее, так, что зубы теперь скользили по большой твердой ладони, а ноги лягали пустоту.
Лай Малыша становился все тише, отделяемый дверями и стенами. Ее несли по лестницам вниз, и, наконец, швырнули, так, что она проехалась по полу и затормозила у стенки. Хеленка открыла глаза. Незнакомый мужчина запирал ее клетку. Клетка находилась в небольшой комнате, сложенной из каменных блоков. Стены, пол, потолок были одинаково серыми.
«Конечно же, у дяди должна быть темница в подвале дома для самых опасных преступников! Но я-то разве опасная? Наверное, он просто не хочет показывать, что запер свою племянницу. Опять я в темнице. Конечно, я ведь проклята!» - все эти соображения разом возникли в голове Хеленки.
В углу комнаты стояли стол, табурет, на столе – теплился огонек масляного светильника.
Незнакомый мужчина: смуглый, с обветренной кожей, с рубцом поперек щеки – вылиты й разбойник, уселся, прислонившись к холодной стенке. Ноги его протянулись до середины камеры. Тень легла на плиты, странная, кривая.
«Он сторожит меня и поэтому тоже сидит в тюрьме».
- Где моя мама? Что с госпожой Мартой? – спросила Хеленка, но охранник только нехотя приоткрыл один глаз, и снова притворился спящим. А, может, и в самом деле заснул.
«Может, тоже глухой!»
Она уселась на пол – у разбойников была хотя бы солома – и заплакала. Все равно других занятий не было. А плакать она умела куда лучше Виры, давая волю слезам и рыданиям. Охранник со своей тенью сидели неподвижно.
Почувствовав сквознячок, Хеленка подняла от ладоней заплаканное лицо. В каземат вошел дядя Перт. Качнул головой стражнику, чтоб тот вышел, а сам взял табуретку, поставил посереди камеры и сел, широко расставив ноги и уперев руки в колени.
- Ну, где тебя носило?
- Что с мамой?
Дядя Перт оценил обстановку и счел за лучшее ответить.
- Уехала твоя мать. С сестрами. В другой город. Замуж выйдет. Больше ты им мешать не будешь. Все! Освободились!
Большой золотой глаз посмотрел на нее из других измерений ласково и лукаво.
«Тут нет моей вины. Чья угодно, но не моя. Я не слышу дядиных обвинений, - и, вспомнив, что говорила лягушка о том, что люди склонны валить свои недостатки на других, подумала, - наверное, дядя глубоко внутри переживает тяжкую вину, раз хочет внушить себе и мне, что это я виновата». Но сочувствия к дядюшке Хелена отнюдь не испытала.
- Теперь отвечай: где ты была?
- У разбойников. В плену.
- У каких разбойников?
- Шервудского леса.
Дядя помолчал, обдумывая.
- Наводчица, значит. Так я и думал. То-то они так обнаглели, что грабят не только путников, но и караваны с охраной. Ведьма где?
- Откуда я знаю?! – сказала Хеленка и подумала: «Зачем я выгораживаю явных злодеев? Только чтоб насолить дяде?» Поэтому тихо прибавила, поникнув головушкой:
- Вместе с ними!
- Ага! Конечно: два сапога – пара. Две прелестные туфельки! А ну, рассказывай, где разбойничье логово?
Тут Хеленка растерялась. В лесу – ни дорог, ни даже тропинок. Одни деревья да кусты. При всем своем желании она бы не смогла отыскать дорогу к разбойничьему лагерю.
- Я не сумею! Туда меня вели, я даже не думала, что надо запоминать, а потом, когда убегала, вообще никуда не смотрела.
- Ах, какая романтическая сказочка! Девица убежала от разбойников! Думаешь, тебе кто-то поверит? Колись: зачем тебя прислали? Что ты тут вынюхивала? Они хотят напасть на мой дом?
Потрясенная Хеленка молчала. Что может быть естественнее для молодой девушки, чем броситься в трудный час за помощью к маме. Но этому человеку гораздо выгоднее везде видеть заговоры, преследовать, карать. Тогда его будут бояться, и он сделается самым главным.
- Вот я сейчас позову Сирха, он всыплет тебе пяток горячих – сразу по-другому запоешь!
Хеленка поняла, что так и будет. Ей приходилось видеть, как бьют плетью людей – ужасное зрелище. Девочка бросилась на колени и заломила руки. Некая очень дальняя часть ее сознания усмехнулась на театральность позы, но саму Хеленку охватил настоящий ужас.
- Дядюшка, милый, клянусь здоровьем мамы, я ничего не знаю. Если бы я знала, разве бы я не повела вас!
Дядя Перт встал, некоторое время оценивающе разглядывал ее, потом дернул цепочку на стене. Брякнул колокольчик и вошел охранник. Наверное, он и был Сирх. Хеленка обмякла.
- Так, - приказал дядя, - когда она поплывет, немедленно зови меня. Понял? Немедленно!
Голова перепуганной Хеленки стала наполняться туманом и звоном.
Когда она вернулась в недобрый мир, то обнаружила, что лежит на тюфяке все в той же клетке. Сбоку подставили бочонок, просунув краник между прутьями так, что бы его можно было открывать из клетки, а рядом, прямо на полу, валялась большая коврига, высохшая до сухарной твердости. В бочонке оказалась вода.
Про Хеленку забыли. Она пила из ладошки, раскрошила о стенку хлеб и старалась есть помедленнее, но горка колючих крошек все равно уменьшалась слишком быстро.
У разбойников ей жилось куда лучше! Когда масло в светильнике выгорело, она осталась в кромешной тьме. Не было никаких примет, по которым можно было бы определить время. Может быть, прошли сутки, а, может быть - неделя. По трезвому размышлению, Хеленка определила срок своего заключения в два-три дня.
В темноте ей начал мерещиться кот. Он проходил рядом, задевая ее шелковистым боком и хвостом, грел теплой тяжестью живот, когда она лежала навзничь, и спину, если ничком.
Страшнее всего были мысли о том, что ее похоронили здесь заживо, или что наверху случилось что-то ужасное – пожар, война – и не осталось никого, кто знал о Хеленке, запертой в тайной камере. Она будет лежать здесь вечно, пока не погибнет. Когда кошмарные мысли одолевали, кот лизал ей лицо, мурлыкал, и страхи таяли. Кот сделался таким реальным, что временами девушка верила, будто ее заперли с настоящим зверьком.
Крохотный язычок пламени от свечки ослепил глаза. Узница даже не смогла разглядеть, кто вошел: сразу зажмурилась и прикрыла лицо рукой.
- Выходи, - приказали ей. Она узнала голос: Сирх. Заскрипела дверь клетки.
- Руки назад.
Хеленка скрестила за спиной запястья, и их тут же оплела бечевка. Другая веревка легла ей на плечи. Ой!
Тюремщик дернул веревку, она врезалась в шею, и Хеленка не могла поправить петлю.
- Вперед! – в дверях девушка оглянулась, ища кота, за что получила новый грубый рывок, и закашлялась. Водянистый свет, струившийся сверху в серый коридор, резал глаза, которые долго видели лишь темноту. Она казалась себе постаревшей на сто лет.
Хеленка ковыляла вверх по ступенькам, пытаясь угадать желания держащего поводок тирана, дабы избежать новых рывков. Все отчетливее она слышала шум толпы на площади, удары в барабан и пронзительный визг труб. Сирх вывел ее через незнакомый проход на площадь перед дядиным домом.
Площадь кипела народом, толпившимся вокруг невиданных ранее в городке построек: виселиц из янтарного, вкусно пахнущего смолой елового бруса. С перекладин свисали новенькие крепкие веревки, светло-серые, аккуратные, с щегольски завязанными узлами. Кто-то готовил казнь с большой любовью и щедростью.
Хеленке казалось, что ее сердце стучит громче барабана. Но это что! Оно понеслось вскачь, когда пленница увидела Виру, привязанную к столбу над вязанками хвороста, а рядом – пустой столб!
Вот оно, проклятие ведьмы! Вирка невольно прокляла самое себя, прокляла ни в чем неповинную Хелену, а губернатору, в которого целилось проклятие, судя по всему, хоть бы хны!
Но вскоре оказалось, что и ему досталось: дюжие молодцы из охраны вынесли начальство на кресле. Толстая от повязки нога торчала вперед, как осадное орудие. Поверх бинтов пострадавшую конечность обмотали отрезом дорогой ткани. Так, на плечах охраны, он и въехал на помост, сколоченный из тех же ароматных досок, что и виселица.
Кресло с увечным губернатором бережно опустили возле двух нарядных кресел: большого и поменьше.
Все это Хеленка невольно разглядела, пока ее вели к столбу. Толпа, увидев, как привязывают пленницу, зашумела одобрительно. Словно не эти люди когда-то толпились вокруг молоденькой сомнамбулы, выспрашивая о своем будущем.
Некая часть Хеленки безучастно фиксировала происходящее. Место для костра тоже устроили со знанием дела: высокая земляная насыпь, утрамбованная, обрамленная фигурно сложенными дровами и вязанками хвороста. Видимо, казнь для ведьм готовил тот же маэстро заплечных дел. Холм посреди костра был нужен, чтобы зрители дольше могли любоваться мучениями ведьм.
Интересно, сделается ли она лесной русалкой? Но это будет уже другая история. Сейчас Хеленка предпочла бы просто исчезнуть.
Девочка проверила, не выбилась ли у нее сорочка, потуже затянула шнурок на нижней юбке, потом еще пояс на верхней. Хорошо, что сорочка у нее из льняной ткани, а не из батиста, как у сестер. Выдержит каменную тяжесть.
Она подобрала красивый булыжник из розового гранита, потом серый, в блестках слюды. До чего красивы мокрые камни! Вскарабкалась к подножию дуба и сложила добычу у корней. Спустилась за новым грузом.
Хелена, наконец-то, почувствовала себя на своем месте, занятой важным делом – избавлением мира от своего присутствия.
Следующий камень был пестрым, ладной изогнутой формы. Девочка выпрямилась и краем глаза уловила на поверхности воды движение. Она повернулась туда.
Морща гладкую поверхность воды, к ней плыли два золотых глаза. Впереди глаз прямо с поверхности под воду уходили две изящного профиля трубки. Между трубками и глазами угадывалось нечто вроде капота малолитражки.
«Сожрет!»- ужаснулась девочка, которая только что собиралась освободить мир от своего присутствия. Она замерла. Камень выпал из руки. А ведь могла бы швырнуть булыжник чудищу промеж золотых глаз и мчаться вверх по склону прочь от озера! Могла ведь спастись! Еще не поздно! Вирка так и поступила бы! Но Хеленка могла только стоять, мысленно повторяя: «Только не трогай! Только не трогай!».
Прода от 10 декабря 2019
«Со мной бесполезно говорить! – зазвучал у нее в голове безмятежный глубокий голос. – Я глуха как пробка! Поэтому только я одна добралась до этого чудесного озера и выросла такой большой. Моих товарок запугали трудностями пути, еще им говорили, что лягушки малы и уязвимы и живут недолго, а я, к счастью, всего этого не расслышала».
Лягушка размером с небольшого бегемота подплыла к берегу и уселась на мелководье. Хеленка потрясенно разглядывала изящные лапищи с утолщениями в виде шариков на концах пальцев.
«И ты не слушай ненужных слов. Люди обычно любят навешивать свои недостатки на других людей. Трус обзывает всех трусами, врун – врунами, а негодяй – негодяями. Я давно живу – я знаю. Ты – есть только то, что ты есть. Не слушай глупцов и завистников и вырастешь такой же большой, как я».
«Не шевелись! – запоздало приказала себе Хеленка. – Лягушки видят только подвижное».
«Только сдается мне, это вовсе не лягушка! Глухая лягушка», - вдруг осенило ее. Девочка прижала руки к груди и робко поклонилась. Чем была замечательна глухая лягушка, и почему не стоило бояться ее, Хеленка не помнила. Но на девочку вдруг снизошло спокойствие. Она стала безмятежной, как озеро, и как удивительная лягушка.
«Хочешь - искупайся в моем озере. Не бойся – здесь тебя никто не найдет и не тронет. Мое озеро – особенное! Счастливо!»
Очарованная Хеленка смотрела, как лягушка величаво разворачивается и вдруг прыгает, рассыпая сверкающие брызги, а после легко, совершенно по-лягушачьи, толчками скользит под водой, вытянув вдоль тела передние лапы. Солнечные зигзаги на волнах над лягушачьей головой на миг показались девочке золотым королевским венцом. Ей стало весело, когда она представила, каким дебелым принцем могла бы стать огромная лягушка после поцелуя.
Она распустила туго затянутые на талии шнурки, перешагнула упавшие юбки, сбросила жакетик и рубашку, и голышом вошла в воду. Хеленка плавала то по-лягушачьи, то на спинке, то нежилась на мелководье, вымыла волосы и все-все складочки на теле, смывая плохое, ощущая, что рождается вновь.
Как же хорошо было плавать в озере! «Если я не буду слушать тех, кто пугает или ругает меня, то смогу ли я иногда приходить сюда?»
Солнце уже светило сквозь кроны… но не дубов, а чахлых ив. Приближался вечер. Хеленка стояла голышом по пояс в воде в пруду около окраины Дубиц. Вот сарай кожевника Якова, вот гончарная слободка. Ой! А она, почти в городе, голая! Вот позорище!
Девочка скорее выбралась на берег и за ракитовым кустом натянула на мокрое тело одежду. Повезло, что ее никто не видел.
После всех приключений она совершенно не удивилась, что оказалась около городка, и что чудесное озеро обернулось знакомым прудиком. Хеленка решила дождаться темноты и пробраться к дому, подстеречь, когда выйдет мать, попросить спрятать ее, и при первой возможности тайно отправить как можно дальше, снабдив деньгами, одеждой и припасами. Тогда можно будет начать жизнь с чистого листа в новом месте. Она будет верить в себя и не слушать трусов и недоброжелателей.
Строя радужные планы, один другого заманчивее, она в темноте, огородами, пробралась к заднему двору дядиного дома.
Загремела цепь на блоке, и залаяла собака.
- Малыш! Малыш! – позвала Хеленка.
Мохнатая тень бросилась ей навстречу. Узнав свою любимицу, огромный пес по щенячьи заскулил, и, встав лапами на плечи девочки, несколько раз облизал ее лицо. Хеленка едва устояла на ногах. Она обняла крепкое собачье тело и едва не расплакалась. Давно уже никто ей не радовался.
- Малыш, миленький, пушистенький, подожди немного. Тихо! Сидеть! Сидеть!
Пес с огромным нежеланием, но все же послушался, лизнув ее напоследок. Хеленка юркнула за поленницу напротив окон их комнат. Вытащила пару чурок и пригляделась сквозь самодельную амбразуру. Окна странно темные и пустые. Неужели все спят? Обычно они дожились позже.
Малыш поскуливал от нетерпения и переступал передними лапами. Постепенно скулеж перешел в громкое подвывание. Нет, так прятаться положительно невозможно!
Увернувшись от бури собачьих восторгов, Хеленка подбежала к окну маминой комнаты и, прижав ладони по сторонам лица, стала вглядываться во внутреннюю тьму. Цепь не пускала Малыша добраться до нее, он повизгивал и гремел блоком.
Вдруг пес бешено залаял, одна сильная рука прижала ее руки к туловищу, а вторая зажала рот. Хеленка укусила заскорузлые пальцы, лягаясь при этом не хуже Виры.
- У, ведьма!
«Ведьма?» - девочка на секунду опешила, и этого мгновения неизвестному хватило, чтоб перехватить ее ловчее, так, что зубы теперь скользили по большой твердой ладони, а ноги лягали пустоту.
Лай Малыша становился все тише, отделяемый дверями и стенами. Ее несли по лестницам вниз, и, наконец, швырнули, так, что она проехалась по полу и затормозила у стенки. Хеленка открыла глаза. Незнакомый мужчина запирал ее клетку. Клетка находилась в небольшой комнате, сложенной из каменных блоков. Стены, пол, потолок были одинаково серыми.
«Конечно же, у дяди должна быть темница в подвале дома для самых опасных преступников! Но я-то разве опасная? Наверное, он просто не хочет показывать, что запер свою племянницу. Опять я в темнице. Конечно, я ведь проклята!» - все эти соображения разом возникли в голове Хеленки.
В углу комнаты стояли стол, табурет, на столе – теплился огонек масляного светильника.
Незнакомый мужчина: смуглый, с обветренной кожей, с рубцом поперек щеки – вылиты й разбойник, уселся, прислонившись к холодной стенке. Ноги его протянулись до середины камеры. Тень легла на плиты, странная, кривая.
«Он сторожит меня и поэтому тоже сидит в тюрьме».
- Где моя мама? Что с госпожой Мартой? – спросила Хеленка, но охранник только нехотя приоткрыл один глаз, и снова притворился спящим. А, может, и в самом деле заснул.
«Может, тоже глухой!»
Она уселась на пол – у разбойников была хотя бы солома – и заплакала. Все равно других занятий не было. А плакать она умела куда лучше Виры, давая волю слезам и рыданиям. Охранник со своей тенью сидели неподвижно.
Почувствовав сквознячок, Хеленка подняла от ладоней заплаканное лицо. В каземат вошел дядя Перт. Качнул головой стражнику, чтоб тот вышел, а сам взял табуретку, поставил посереди камеры и сел, широко расставив ноги и уперев руки в колени.
- Ну, где тебя носило?
- Что с мамой?
Дядя Перт оценил обстановку и счел за лучшее ответить.
- Уехала твоя мать. С сестрами. В другой город. Замуж выйдет. Больше ты им мешать не будешь. Все! Освободились!
Большой золотой глаз посмотрел на нее из других измерений ласково и лукаво.
«Тут нет моей вины. Чья угодно, но не моя. Я не слышу дядиных обвинений, - и, вспомнив, что говорила лягушка о том, что люди склонны валить свои недостатки на других, подумала, - наверное, дядя глубоко внутри переживает тяжкую вину, раз хочет внушить себе и мне, что это я виновата». Но сочувствия к дядюшке Хелена отнюдь не испытала.
- Теперь отвечай: где ты была?
- У разбойников. В плену.
- У каких разбойников?
- Шервудского леса.
Дядя помолчал, обдумывая.
- Наводчица, значит. Так я и думал. То-то они так обнаглели, что грабят не только путников, но и караваны с охраной. Ведьма где?
- Откуда я знаю?! – сказала Хеленка и подумала: «Зачем я выгораживаю явных злодеев? Только чтоб насолить дяде?» Поэтому тихо прибавила, поникнув головушкой:
- Вместе с ними!
- Ага! Конечно: два сапога – пара. Две прелестные туфельки! А ну, рассказывай, где разбойничье логово?
Тут Хеленка растерялась. В лесу – ни дорог, ни даже тропинок. Одни деревья да кусты. При всем своем желании она бы не смогла отыскать дорогу к разбойничьему лагерю.
- Я не сумею! Туда меня вели, я даже не думала, что надо запоминать, а потом, когда убегала, вообще никуда не смотрела.
- Ах, какая романтическая сказочка! Девица убежала от разбойников! Думаешь, тебе кто-то поверит? Колись: зачем тебя прислали? Что ты тут вынюхивала? Они хотят напасть на мой дом?
Потрясенная Хеленка молчала. Что может быть естественнее для молодой девушки, чем броситься в трудный час за помощью к маме. Но этому человеку гораздо выгоднее везде видеть заговоры, преследовать, карать. Тогда его будут бояться, и он сделается самым главным.
- Вот я сейчас позову Сирха, он всыплет тебе пяток горячих – сразу по-другому запоешь!
Хеленка поняла, что так и будет. Ей приходилось видеть, как бьют плетью людей – ужасное зрелище. Девочка бросилась на колени и заломила руки. Некая очень дальняя часть ее сознания усмехнулась на театральность позы, но саму Хеленку охватил настоящий ужас.
- Дядюшка, милый, клянусь здоровьем мамы, я ничего не знаю. Если бы я знала, разве бы я не повела вас!
Дядя Перт встал, некоторое время оценивающе разглядывал ее, потом дернул цепочку на стене. Брякнул колокольчик и вошел охранник. Наверное, он и был Сирх. Хеленка обмякла.
- Так, - приказал дядя, - когда она поплывет, немедленно зови меня. Понял? Немедленно!
Голова перепуганной Хеленки стала наполняться туманом и звоном.
Прода от 12 декабря 2019
Когда она вернулась в недобрый мир, то обнаружила, что лежит на тюфяке все в той же клетке. Сбоку подставили бочонок, просунув краник между прутьями так, что бы его можно было открывать из клетки, а рядом, прямо на полу, валялась большая коврига, высохшая до сухарной твердости. В бочонке оказалась вода.
Про Хеленку забыли. Она пила из ладошки, раскрошила о стенку хлеб и старалась есть помедленнее, но горка колючих крошек все равно уменьшалась слишком быстро.
У разбойников ей жилось куда лучше! Когда масло в светильнике выгорело, она осталась в кромешной тьме. Не было никаких примет, по которым можно было бы определить время. Может быть, прошли сутки, а, может быть - неделя. По трезвому размышлению, Хеленка определила срок своего заключения в два-три дня.
В темноте ей начал мерещиться кот. Он проходил рядом, задевая ее шелковистым боком и хвостом, грел теплой тяжестью живот, когда она лежала навзничь, и спину, если ничком.
Страшнее всего были мысли о том, что ее похоронили здесь заживо, или что наверху случилось что-то ужасное – пожар, война – и не осталось никого, кто знал о Хеленке, запертой в тайной камере. Она будет лежать здесь вечно, пока не погибнет. Когда кошмарные мысли одолевали, кот лизал ей лицо, мурлыкал, и страхи таяли. Кот сделался таким реальным, что временами девушка верила, будто ее заперли с настоящим зверьком.
Крохотный язычок пламени от свечки ослепил глаза. Узница даже не смогла разглядеть, кто вошел: сразу зажмурилась и прикрыла лицо рукой.
- Выходи, - приказали ей. Она узнала голос: Сирх. Заскрипела дверь клетки.
- Руки назад.
Хеленка скрестила за спиной запястья, и их тут же оплела бечевка. Другая веревка легла ей на плечи. Ой!
Тюремщик дернул веревку, она врезалась в шею, и Хеленка не могла поправить петлю.
- Вперед! – в дверях девушка оглянулась, ища кота, за что получила новый грубый рывок, и закашлялась. Водянистый свет, струившийся сверху в серый коридор, резал глаза, которые долго видели лишь темноту. Она казалась себе постаревшей на сто лет.
Хеленка ковыляла вверх по ступенькам, пытаясь угадать желания держащего поводок тирана, дабы избежать новых рывков. Все отчетливее она слышала шум толпы на площади, удары в барабан и пронзительный визг труб. Сирх вывел ее через незнакомый проход на площадь перед дядиным домом.
Площадь кипела народом, толпившимся вокруг невиданных ранее в городке построек: виселиц из янтарного, вкусно пахнущего смолой елового бруса. С перекладин свисали новенькие крепкие веревки, светло-серые, аккуратные, с щегольски завязанными узлами. Кто-то готовил казнь с большой любовью и щедростью.
Хеленке казалось, что ее сердце стучит громче барабана. Но это что! Оно понеслось вскачь, когда пленница увидела Виру, привязанную к столбу над вязанками хвороста, а рядом – пустой столб!
Вот оно, проклятие ведьмы! Вирка невольно прокляла самое себя, прокляла ни в чем неповинную Хелену, а губернатору, в которого целилось проклятие, судя по всему, хоть бы хны!
Но вскоре оказалось, что и ему досталось: дюжие молодцы из охраны вынесли начальство на кресле. Толстая от повязки нога торчала вперед, как осадное орудие. Поверх бинтов пострадавшую конечность обмотали отрезом дорогой ткани. Так, на плечах охраны, он и въехал на помост, сколоченный из тех же ароматных досок, что и виселица.
Кресло с увечным губернатором бережно опустили возле двух нарядных кресел: большого и поменьше.
Все это Хеленка невольно разглядела, пока ее вели к столбу. Толпа, увидев, как привязывают пленницу, зашумела одобрительно. Словно не эти люди когда-то толпились вокруг молоденькой сомнамбулы, выспрашивая о своем будущем.
Некая часть Хеленки безучастно фиксировала происходящее. Место для костра тоже устроили со знанием дела: высокая земляная насыпь, утрамбованная, обрамленная фигурно сложенными дровами и вязанками хвороста. Видимо, казнь для ведьм готовил тот же маэстро заплечных дел. Холм посреди костра был нужен, чтобы зрители дольше могли любоваться мучениями ведьм.
