— А как мы узнаем этот момент, когда нам тоже можно будет отправляться во дворец? Да и к чему церемония коронации? Насколько я понимаю, после смерти отца, достигнув совершеннолетнего возраста, я независимо от того, коронована или нет, все равно становилась полновластной королевой, — не унималась девушка.
С правилами престолонаследования она специально ознакомилась, раз все ее принимали за королеву. Ей важно было знать, если вдруг удастся снова поменяться местами со своим двойником, сможет ли та, настоящая королева, править после нее, если кто-нибудь догадается, что она-то не была королевой.
От Готфрида Анастасия получила не только одобрительный взгляд, но нежный поцелуй в щеку.
— Умница. Все правильно понимаешь. А для определения момента у меня есть свои осведомители и шпионы, — улыбнулся царедворец ей в ответ.
Анастасия ему понравилась с первого взгляда — внимательная, рассудительная, добрая. Если немного подшлифовать этот неограненный алмаз, то из нее получится чистейшей воды бриллиант. В одном он уже не сомневался, что королева из нее получится самая, что ни на есть настоящая — вдумчивая, не принимающая ничего на веру.
— Все правильно, — продолжил он. — В Восточном королевстве ты королева и без коронации, можешь хоть сейчас ехать во дворец и там править. Но проблема заключена в том, что тебя без твоего согласия выдали замуж за принца Рудольфа, наследника Западного королевства. Ты тогда только родилась. И возражать еще не могла. И твой супруг пока не король, а только наследный принц. И фактически короновать надо не тебя, а его. Но так уж говорится, потому что ты женщина, а он твой муж, мужчина, альфа. После принесения присяги на верность Верховному правителю и друг другу вам не понадобится вторичная коронация, когда принц Рудольф станет королем — вы станете королями, причем равноправными, объединенного Срединного королевства — Восточного и Западного.
— Кажется, теперь я наконец-то все поняла почти до конца, кроме одной маленькой детальки, — согласно качнула головой Анастасия.
— А я не совсем, — отозвалась Рафаэлла, не успевая делать записи на своих листках бумаги.
— Поймешь со временем, — зевнул Готфрид, прикрыв рот ладонью. Он поднялся со стула с высокой спинкой, как у трона, на котором сидел, всем своим видом давая понять, что на сегодня все разговоры окончены, и что и девушкам, и ему требуется отдых.
— Можно последний вопрос? — поинтересовалась Анастасия. Царедворец кивнул, соглашаясь ответить на ее последний на сегодня вопрос. — Зачем меня тогда выдавать за вашу дочь, раз я могу уже сейчас править своим королевством? Какой в этом смысл? Я не понимаю, почему не могу выступать под своим собственным именем? Но с другой стороны, можно же… — она посмотрела на Рафаэллу, — например, выдать меня за подружку королевы Анастасии. Мне кажется, что так было бы проще.
Готфрид приблизился к ней и поцеловал в щеку:
— Все очень сложно, ваше величество. Так я тебя назвал последний раз. Теперь только «девочка моя» или «доченька». А еще я буду целовать тебя. Много. Для тебя это несколько необычно после монастырского воспитания. Но так принято в семьях аристократов, да будет вам известно, ваше величество. Родители очень любят своих детей, даже самых непутевых. А ты «вернулась» ко мне после стольких лет разлуки. Почему, спрашиваешь, выдавать тебя за мою дочь? Из монастыря Анастасию может забрать только принц Рудольф, сама ты не сможешь его покинуть, даже несмотря на то, что ты королева. Так устроен наш мир. Ты женщина и должна подчиняться своему супругу. Насколько мне стало известно, твой муж не собирается забирать тебя из монастыря. А я не могу допустить, чтобы рядом с ним находилась другая женщина, а не ты. Это раз. Мне нужна моя королева, как, впрочем, думаю и твоим подданным. Во-вторых, у тебя нет родных сестер или братьев, одним словом родственников, один из которых смог бы стать царедворцем со временем вместо меня, короче, занять мое место, когда ты станешь королевой. Но тут одна загвоздка — по правилам, установленным нашим предком, в такой ситуации мое место может занять мой сын или моя дочь. А так как принцесса Анастасия стала совершеннолетней, подразумевается, что в скором времени она станет полноправной королевой, поэтому я имею полное право забрать дочь из монастыря и начать готовить из нее свою преемницу. И это самый простой способ приблизить тебя ко двору и к принцу Рудольфу, выдав за свою наследницу.
Анастасия кивнула — вот теперь, кажется, все абсолютно встало на свои места. Осталась самая малость — занять место, отведенное ей, точнее ее двойнику по праву рождения. Теперь уже и она не могла допустить, чтобы место настоящей королевы занял кто-то другой…
Высокий светловолосый красавец в шитом золотой ниткой бархатном платье, подол которого влачился по полу, наворачивал круги вокруг Анастасии, восседавшей на высоком табурете.
— И что с этим прикажете делать? — проговорил он в сотый раз несколько раздраженным тоном и потрогал ее волосы.
«Странный мужчина, одетый в женский наряд, — подумала про себя Анастасия. — Женщины усов и бороды не носят. Мужчина. А руки у него на вид мягкие и нежные, как у женщины. И все же он мужчина. Голос низкий, не звонкий». Он ей и нравился, и не нравился одновременно. Но ее мнением в данном случае Готфрид не интересовался.
«Это был уже второй мужчина, с которым мне приходится иметь дело, не считая самого царедворца», — отметила про себя Анастасия. Слуг и воинов она в расчет не брала — с ними она не обмолвилась ни словечком.
А этот красавец с вьющимися волосами и в платье вполне мог бы сойти за женщину, как она о нем сначала подумала, если бы не растительность на лице.
Мужчина снова потрогал роскошные волосы Анастасии и обреченно вздохнул:
— Ну, и что с этим богатством прикажете делать?
— Что-то не так с моими волосами? — забеспокоилась девушка, когда поняла, чем мужчина обеспокоен.
— Все так, — снова вздохнул красавец. — Просто их слишком много. Мне их очень жаль состригать. Что делать? — возмутился он в очередной раз.
— Вы цирюльник, вам и решать, — пожал плечами Готфрид. Ему и самому было безумно жаль роскошных локонов Анастасии, но и он ничего не мог поделать — моду во дворцах диктовал не он, и сейчас в почете были короткостриженые или даже бритые головы у дам и их напудренные и надушенные парики. А так приятно пропускать пряди своей женщины через пальцы в моменты интимных ласк. Только где их взять?
— Нет, я так не могу, — всплеснул руками красавец-цирюльник, снова обойдя вокруг Анастасии. — Она королева, и почему бы ей не ввести новые каноны красоты? — произнес он неожиданно твердым тоном. — Парики на помойку. Естественная красота длинных волос снова в моде!
И он, наконец, взяв в руки ножницы, пощелкал ими, собираясь укоротить первую прядь.
Анастасия вздохнула, навеки прощаясь со своими роскошными волосами, зажмурилась и отдалась на милость ласковых рук мастера. Волос ей было искренне жаль — она так долго их отращивала. В школе-интернате носили короткие прически, поэтому и она ходила стриженной под мальчика, а в монастыре, к ее великой радости, были не столь строгие правила и никто не был против ношения длинных волос. Но сколько раз она их практически опаливала практически полностью своими взрывами даже сосчитать невозможно, как, впрочем, и ресницы, и брови, оставаясь порой вообще без единого волоска на голове. Но природа брала свое — она щедро наградила ее шелковистыми иссиня-черными локонами, завивающимися в крупные кольца — и те отрастали снова и снова.
Над ухом клацнули ножницы, и Анастасия снова шумно выдохнула, приготовившись к самому худшему. А с другой стороны, что ей переживать? Не пройдет и двух месяцев, как от ее короткой стрижки не останется и следа — волосы снова отрастут. Уж она-то это знала наверняка по своему опыту.
Цирюльник колдовал над головой своей королевы не менее двух часов, а та сидела с обреченным видом, не открывая глаз, хотя Рафаэлла с большим зеркалом суетилась рядом, всегда готовая показать, что получается. Подстрижка ожидала и ее, но она совершенно не жалела своих жиденьких косичек, не то что у ее подруги. И была бы рада, если бы мастеру удалось придать ее волосикам более-менее приличный вид и прическе элегантность. Конечно, можно было все состричь наголо, как было модно, но себя в парике она тоже не представляла. Да и не нравились ей парики — пусть плохонькое, но свое.
— Пожалуй, все, — довольным голосом произнес цирюльник и, как фокусник на рыночной площади, сдернул с Анастасии простыню, что закрывала ее, и, подхватив под мышки, поставил на ноги.
Рафаэлла возникла перед подругой со своим зеркалом в руках.
— Прошу взглянуть, — предложил мастер и ласково дернул Анастасию за локон.
Та приоткрыла сначала один глаз, потом второй, боясь увидеть себя в новом облике, но не веря своим глазам, громко ахнула. Мастер не зря именовался мастером — из зеркала на нее смотрела широко распахнутыми от изумления ореховыми глазами красавица — тонкая, изящная в своем новом бархатном наряде кремового цвета и замшевых сапожках более темного оттенка. Но даже не костюм произвел на нее впечатление, это всего лишь одежда, а прическа — волосок к волоску, локон к локону, спадающие каскадом на плечи и спину. Анастасия тряхнула головой, не веря, что это она, затем тряхнула головой еще раз — все продолжало оставаться на своих местах, каждый волосок, каждый локон. А длина, она даже с недоумением взглянула на пол, усыпанный ее волосами, которых вполне хватило бы на подушку-думочку. Ее словно и не стригли. Она подняла руку и провела по вискам, где волосы были несколько короче, а потом развернулась спиной, чтобы удостовериться, что ей это не кажется, и мастер сохранил всю красоту ее волос и их богатство.
— Как два крыла за спиной! — отозвался Готфрид, любуясь Анастасией. — Невероятно. И парик можно нацепить поверх всей этой красоты, если понадобится. Но думаю до него дела не дойдет. Все оценят естественную красоту своей королевы, когда она предстанет перед своими подданными.
Цирюльник стоял, скрестив руки на груди и ожидая похвалы от девушки.
— Мастер, я вас обожаю, — произнесла она негромко и покачала головой. — Вы самый великий мастер парикмахерского искусства. И стричься теперь я буду только у вас.
И от переполнявших ее чувств она бросилась ему на шею.
— Такого мне еще не говорили, — всхлипнул цирюльник и смахнул набежавшую слезу. Он был безумно счастлив угодить своей королеве, но при этом не смел обнять ее.
— Я тоже буду вас любить, если вы меня подстрижете так же неповторимо, — сказанной репликой Рафаэлла разрушила очарование момента. Все весело рассмеялись, а Анастасия, смутившись, отпустила мастера.
— С тобой, миленькая, проблем будет гораздо меньше, — ласково пропел ей цирюльник, приглашая жестом занять стул, на котором до этого сидела Анастасия…
— Это я? — не поверила Рафаэлла, когда взглянула на себя в зеркало.
Нет, конечно, такой красивой прически, как у Анастасии у нее не было да и быть не могло, но все же она ожидала чуда. И оно свершилось — на нее из зеркала смотрела молодая красивая дама. Теперь у Рафаэллы вместо двух жиденьких косичек, как у маленькой девочки, была копна, никак не меньше, аккуратно подстриженных волос. Вот уж она никогда бы не подумала, что их у нее так много.
— С этой прической я даже толстой не кажусь, — произнесла она проникновенно и тоже всхлипнула, как цирюльник до нее. — И какая красавица из меня получилась? — произнесла она, улыбнувшись своему отражению.
— Пусть кто-нибудь посмеет сказать обратное, — согласился с ней мастер и подал руку, чтобы девушка встала со стула и смогла полюбоваться собой в другом зеркале в полный рост…
После того, как девушек обули в туфли и сапожки, одели в светские наряды и даже подстригли по последней моде, пришла очередь учителей заняться их манерами и великосветским образованием…
— Кто вас учил танцевать? — закатил глаза от ужаса нанятый учитель танцев, кстати сказать, тоже мужчина, когда его новенькая ученица несколько раз наступила ему на ноги, пытаясь выполнить несложные фигуры котильона. Ему казалось, что он никогда не сможет научить ее легко двигаться по бальной зале. Нет, танцы явно не ее конек, ей бы мечом размахивать в казарме, настолько тяжело она двигалась.
«Когда папа Карло, а когда никто», — хотела пошутить Анастасия, но потом передумала, решив, что ее шутку не оценят по достоинству. Ни про папу Карло, ни про Пиноккио в замке явно никто не слыхал — сказка была написана гораздо позже. Да и какой ей котильон, если в школе она танцевала всего несколько раз, да и там были совсем другие танцы. А в монастыре танцев не было вовсе, кроме песнопений во время молитв, другой музыки не звучало.
— Танцуйте вон с Рафаэллой, — обидевшись, предложил учитель и отошел в сторону.
— Но она не мужчина, и ее приходится все время вести, — пытаясь оправдаться, Анастасия с понурым видом поплелась за учителем следом. — Я буду стараться изо всех сил. Простите.
Она смиренно опустила голову. Готфрид сказал ей накануне, что необходимо обязательно выучить все бальные танцы, чего бы это ни стоило. Он готов нанять не один десяток учителей, если это как-то поможет ей.
И даже не покаянная поза ученицы, а последнее сказанное слово, очень понравилось учителю, и он, улыбнувшись, снова дал музыкантам команду играть. Если его королева каждый раз будет произносить «простите», когда наступит ему на ногу, то он готов потерпеть. В конце концов, она очень прилежная ученица, может, чего-то и добьется…
А после танцев она с Рафаэллой шла на конюшню — уроки по выездке входили в перечень обязательных занятий для Анастасии и ее подруги. Девушки-аристократки, не говоря уже о королеве, много чего должны были уметь делать, в том числе и прекрасно держаться в седле, так как охота — любимейшее развлечение не только всех королей и королев, но и их подданных.
Но пока только сражения на деревянных мечах Анастасии удавались лучше всего. Еще бы, она ведь и в школе, и в монастыре посещала уроки фехтования, ни разу не пропустив ни одного из них. В школе это было необходимо, чтобы постоять за себя, дать отпор особо наглым одноклассницам, а в монастыре — уже просто по привычке ходила на занятия.
А потом стрельба из лука, когда к вечеру немели пальцы от многократного натягивания тугой тетевы. А затем снова танцы. И так по кругу…
Анастасию радовало только одно, что никто не заставлял ее учиться стряпать пироги. Ей казалось, что этого она бы не выдержала и сразу сдалась. Мол, соблазняйте принца Рудольфа как-нибудь без нее, готовить — она пас…
— Ну, вот и все, мне кажется, что ты вполне готова, чтобы выйти в свет. Завтра выезжаем.
Когда Готфрид произнес эту сакраментальную фразу, Анастасия заметно вздрогнула, что не укрылось от царедворца и совершенно не понравилось ему.
— Девочка моя, тебе надо научиться скрывать свои эмоции и истинные чувства. Без напускного равнодушия в наше суровое время интриг и скандалов не прожить, — сказал он, нахмурившись.
— Простите, это было последний раз, — виновато склонила голову Анастасия. Она и сама прекрасно понимала, что, ввязываясь в такое авантюрное мероприятие, должна иметь рассудительную голову и холодное сердце.
С правилами престолонаследования она специально ознакомилась, раз все ее принимали за королеву. Ей важно было знать, если вдруг удастся снова поменяться местами со своим двойником, сможет ли та, настоящая королева, править после нее, если кто-нибудь догадается, что она-то не была королевой.
От Готфрида Анастасия получила не только одобрительный взгляд, но нежный поцелуй в щеку.
— Умница. Все правильно понимаешь. А для определения момента у меня есть свои осведомители и шпионы, — улыбнулся царедворец ей в ответ.
Анастасия ему понравилась с первого взгляда — внимательная, рассудительная, добрая. Если немного подшлифовать этот неограненный алмаз, то из нее получится чистейшей воды бриллиант. В одном он уже не сомневался, что королева из нее получится самая, что ни на есть настоящая — вдумчивая, не принимающая ничего на веру.
— Все правильно, — продолжил он. — В Восточном королевстве ты королева и без коронации, можешь хоть сейчас ехать во дворец и там править. Но проблема заключена в том, что тебя без твоего согласия выдали замуж за принца Рудольфа, наследника Западного королевства. Ты тогда только родилась. И возражать еще не могла. И твой супруг пока не король, а только наследный принц. И фактически короновать надо не тебя, а его. Но так уж говорится, потому что ты женщина, а он твой муж, мужчина, альфа. После принесения присяги на верность Верховному правителю и друг другу вам не понадобится вторичная коронация, когда принц Рудольф станет королем — вы станете королями, причем равноправными, объединенного Срединного королевства — Восточного и Западного.
— Кажется, теперь я наконец-то все поняла почти до конца, кроме одной маленькой детальки, — согласно качнула головой Анастасия.
— А я не совсем, — отозвалась Рафаэлла, не успевая делать записи на своих листках бумаги.
— Поймешь со временем, — зевнул Готфрид, прикрыв рот ладонью. Он поднялся со стула с высокой спинкой, как у трона, на котором сидел, всем своим видом давая понять, что на сегодня все разговоры окончены, и что и девушкам, и ему требуется отдых.
— Можно последний вопрос? — поинтересовалась Анастасия. Царедворец кивнул, соглашаясь ответить на ее последний на сегодня вопрос. — Зачем меня тогда выдавать за вашу дочь, раз я могу уже сейчас править своим королевством? Какой в этом смысл? Я не понимаю, почему не могу выступать под своим собственным именем? Но с другой стороны, можно же… — она посмотрела на Рафаэллу, — например, выдать меня за подружку королевы Анастасии. Мне кажется, что так было бы проще.
Готфрид приблизился к ней и поцеловал в щеку:
— Все очень сложно, ваше величество. Так я тебя назвал последний раз. Теперь только «девочка моя» или «доченька». А еще я буду целовать тебя. Много. Для тебя это несколько необычно после монастырского воспитания. Но так принято в семьях аристократов, да будет вам известно, ваше величество. Родители очень любят своих детей, даже самых непутевых. А ты «вернулась» ко мне после стольких лет разлуки. Почему, спрашиваешь, выдавать тебя за мою дочь? Из монастыря Анастасию может забрать только принц Рудольф, сама ты не сможешь его покинуть, даже несмотря на то, что ты королева. Так устроен наш мир. Ты женщина и должна подчиняться своему супругу. Насколько мне стало известно, твой муж не собирается забирать тебя из монастыря. А я не могу допустить, чтобы рядом с ним находилась другая женщина, а не ты. Это раз. Мне нужна моя королева, как, впрочем, думаю и твоим подданным. Во-вторых, у тебя нет родных сестер или братьев, одним словом родственников, один из которых смог бы стать царедворцем со временем вместо меня, короче, занять мое место, когда ты станешь королевой. Но тут одна загвоздка — по правилам, установленным нашим предком, в такой ситуации мое место может занять мой сын или моя дочь. А так как принцесса Анастасия стала совершеннолетней, подразумевается, что в скором времени она станет полноправной королевой, поэтому я имею полное право забрать дочь из монастыря и начать готовить из нее свою преемницу. И это самый простой способ приблизить тебя ко двору и к принцу Рудольфу, выдав за свою наследницу.
Анастасия кивнула — вот теперь, кажется, все абсолютно встало на свои места. Осталась самая малость — занять место, отведенное ей, точнее ее двойнику по праву рождения. Теперь уже и она не могла допустить, чтобы место настоящей королевы занял кто-то другой…
Высокий светловолосый красавец в шитом золотой ниткой бархатном платье, подол которого влачился по полу, наворачивал круги вокруг Анастасии, восседавшей на высоком табурете.
— И что с этим прикажете делать? — проговорил он в сотый раз несколько раздраженным тоном и потрогал ее волосы.
«Странный мужчина, одетый в женский наряд, — подумала про себя Анастасия. — Женщины усов и бороды не носят. Мужчина. А руки у него на вид мягкие и нежные, как у женщины. И все же он мужчина. Голос низкий, не звонкий». Он ей и нравился, и не нравился одновременно. Но ее мнением в данном случае Готфрид не интересовался.
«Это был уже второй мужчина, с которым мне приходится иметь дело, не считая самого царедворца», — отметила про себя Анастасия. Слуг и воинов она в расчет не брала — с ними она не обмолвилась ни словечком.
А этот красавец с вьющимися волосами и в платье вполне мог бы сойти за женщину, как она о нем сначала подумала, если бы не растительность на лице.
Мужчина снова потрогал роскошные волосы Анастасии и обреченно вздохнул:
— Ну, и что с этим богатством прикажете делать?
— Что-то не так с моими волосами? — забеспокоилась девушка, когда поняла, чем мужчина обеспокоен.
— Все так, — снова вздохнул красавец. — Просто их слишком много. Мне их очень жаль состригать. Что делать? — возмутился он в очередной раз.
— Вы цирюльник, вам и решать, — пожал плечами Готфрид. Ему и самому было безумно жаль роскошных локонов Анастасии, но и он ничего не мог поделать — моду во дворцах диктовал не он, и сейчас в почете были короткостриженые или даже бритые головы у дам и их напудренные и надушенные парики. А так приятно пропускать пряди своей женщины через пальцы в моменты интимных ласк. Только где их взять?
— Нет, я так не могу, — всплеснул руками красавец-цирюльник, снова обойдя вокруг Анастасии. — Она королева, и почему бы ей не ввести новые каноны красоты? — произнес он неожиданно твердым тоном. — Парики на помойку. Естественная красота длинных волос снова в моде!
И он, наконец, взяв в руки ножницы, пощелкал ими, собираясь укоротить первую прядь.
Анастасия вздохнула, навеки прощаясь со своими роскошными волосами, зажмурилась и отдалась на милость ласковых рук мастера. Волос ей было искренне жаль — она так долго их отращивала. В школе-интернате носили короткие прически, поэтому и она ходила стриженной под мальчика, а в монастыре, к ее великой радости, были не столь строгие правила и никто не был против ношения длинных волос. Но сколько раз она их практически опаливала практически полностью своими взрывами даже сосчитать невозможно, как, впрочем, и ресницы, и брови, оставаясь порой вообще без единого волоска на голове. Но природа брала свое — она щедро наградила ее шелковистыми иссиня-черными локонами, завивающимися в крупные кольца — и те отрастали снова и снова.
Над ухом клацнули ножницы, и Анастасия снова шумно выдохнула, приготовившись к самому худшему. А с другой стороны, что ей переживать? Не пройдет и двух месяцев, как от ее короткой стрижки не останется и следа — волосы снова отрастут. Уж она-то это знала наверняка по своему опыту.
Цирюльник колдовал над головой своей королевы не менее двух часов, а та сидела с обреченным видом, не открывая глаз, хотя Рафаэлла с большим зеркалом суетилась рядом, всегда готовая показать, что получается. Подстрижка ожидала и ее, но она совершенно не жалела своих жиденьких косичек, не то что у ее подруги. И была бы рада, если бы мастеру удалось придать ее волосикам более-менее приличный вид и прическе элегантность. Конечно, можно было все состричь наголо, как было модно, но себя в парике она тоже не представляла. Да и не нравились ей парики — пусть плохонькое, но свое.
— Пожалуй, все, — довольным голосом произнес цирюльник и, как фокусник на рыночной площади, сдернул с Анастасии простыню, что закрывала ее, и, подхватив под мышки, поставил на ноги.
Рафаэлла возникла перед подругой со своим зеркалом в руках.
— Прошу взглянуть, — предложил мастер и ласково дернул Анастасию за локон.
Та приоткрыла сначала один глаз, потом второй, боясь увидеть себя в новом облике, но не веря своим глазам, громко ахнула. Мастер не зря именовался мастером — из зеркала на нее смотрела широко распахнутыми от изумления ореховыми глазами красавица — тонкая, изящная в своем новом бархатном наряде кремового цвета и замшевых сапожках более темного оттенка. Но даже не костюм произвел на нее впечатление, это всего лишь одежда, а прическа — волосок к волоску, локон к локону, спадающие каскадом на плечи и спину. Анастасия тряхнула головой, не веря, что это она, затем тряхнула головой еще раз — все продолжало оставаться на своих местах, каждый волосок, каждый локон. А длина, она даже с недоумением взглянула на пол, усыпанный ее волосами, которых вполне хватило бы на подушку-думочку. Ее словно и не стригли. Она подняла руку и провела по вискам, где волосы были несколько короче, а потом развернулась спиной, чтобы удостовериться, что ей это не кажется, и мастер сохранил всю красоту ее волос и их богатство.
— Как два крыла за спиной! — отозвался Готфрид, любуясь Анастасией. — Невероятно. И парик можно нацепить поверх всей этой красоты, если понадобится. Но думаю до него дела не дойдет. Все оценят естественную красоту своей королевы, когда она предстанет перед своими подданными.
Цирюльник стоял, скрестив руки на груди и ожидая похвалы от девушки.
— Мастер, я вас обожаю, — произнесла она негромко и покачала головой. — Вы самый великий мастер парикмахерского искусства. И стричься теперь я буду только у вас.
И от переполнявших ее чувств она бросилась ему на шею.
— Такого мне еще не говорили, — всхлипнул цирюльник и смахнул набежавшую слезу. Он был безумно счастлив угодить своей королеве, но при этом не смел обнять ее.
— Я тоже буду вас любить, если вы меня подстрижете так же неповторимо, — сказанной репликой Рафаэлла разрушила очарование момента. Все весело рассмеялись, а Анастасия, смутившись, отпустила мастера.
— С тобой, миленькая, проблем будет гораздо меньше, — ласково пропел ей цирюльник, приглашая жестом занять стул, на котором до этого сидела Анастасия…
— Это я? — не поверила Рафаэлла, когда взглянула на себя в зеркало.
Нет, конечно, такой красивой прически, как у Анастасии у нее не было да и быть не могло, но все же она ожидала чуда. И оно свершилось — на нее из зеркала смотрела молодая красивая дама. Теперь у Рафаэллы вместо двух жиденьких косичек, как у маленькой девочки, была копна, никак не меньше, аккуратно подстриженных волос. Вот уж она никогда бы не подумала, что их у нее так много.
— С этой прической я даже толстой не кажусь, — произнесла она проникновенно и тоже всхлипнула, как цирюльник до нее. — И какая красавица из меня получилась? — произнесла она, улыбнувшись своему отражению.
— Пусть кто-нибудь посмеет сказать обратное, — согласился с ней мастер и подал руку, чтобы девушка встала со стула и смогла полюбоваться собой в другом зеркале в полный рост…
После того, как девушек обули в туфли и сапожки, одели в светские наряды и даже подстригли по последней моде, пришла очередь учителей заняться их манерами и великосветским образованием…
— Кто вас учил танцевать? — закатил глаза от ужаса нанятый учитель танцев, кстати сказать, тоже мужчина, когда его новенькая ученица несколько раз наступила ему на ноги, пытаясь выполнить несложные фигуры котильона. Ему казалось, что он никогда не сможет научить ее легко двигаться по бальной зале. Нет, танцы явно не ее конек, ей бы мечом размахивать в казарме, настолько тяжело она двигалась.
«Когда папа Карло, а когда никто», — хотела пошутить Анастасия, но потом передумала, решив, что ее шутку не оценят по достоинству. Ни про папу Карло, ни про Пиноккио в замке явно никто не слыхал — сказка была написана гораздо позже. Да и какой ей котильон, если в школе она танцевала всего несколько раз, да и там были совсем другие танцы. А в монастыре танцев не было вовсе, кроме песнопений во время молитв, другой музыки не звучало.
— Танцуйте вон с Рафаэллой, — обидевшись, предложил учитель и отошел в сторону.
— Но она не мужчина, и ее приходится все время вести, — пытаясь оправдаться, Анастасия с понурым видом поплелась за учителем следом. — Я буду стараться изо всех сил. Простите.
Она смиренно опустила голову. Готфрид сказал ей накануне, что необходимо обязательно выучить все бальные танцы, чего бы это ни стоило. Он готов нанять не один десяток учителей, если это как-то поможет ей.
И даже не покаянная поза ученицы, а последнее сказанное слово, очень понравилось учителю, и он, улыбнувшись, снова дал музыкантам команду играть. Если его королева каждый раз будет произносить «простите», когда наступит ему на ногу, то он готов потерпеть. В конце концов, она очень прилежная ученица, может, чего-то и добьется…
А после танцев она с Рафаэллой шла на конюшню — уроки по выездке входили в перечень обязательных занятий для Анастасии и ее подруги. Девушки-аристократки, не говоря уже о королеве, много чего должны были уметь делать, в том числе и прекрасно держаться в седле, так как охота — любимейшее развлечение не только всех королей и королев, но и их подданных.
Но пока только сражения на деревянных мечах Анастасии удавались лучше всего. Еще бы, она ведь и в школе, и в монастыре посещала уроки фехтования, ни разу не пропустив ни одного из них. В школе это было необходимо, чтобы постоять за себя, дать отпор особо наглым одноклассницам, а в монастыре — уже просто по привычке ходила на занятия.
А потом стрельба из лука, когда к вечеру немели пальцы от многократного натягивания тугой тетевы. А затем снова танцы. И так по кругу…
Анастасию радовало только одно, что никто не заставлял ее учиться стряпать пироги. Ей казалось, что этого она бы не выдержала и сразу сдалась. Мол, соблазняйте принца Рудольфа как-нибудь без нее, готовить — она пас…
— Ну, вот и все, мне кажется, что ты вполне готова, чтобы выйти в свет. Завтра выезжаем.
Когда Готфрид произнес эту сакраментальную фразу, Анастасия заметно вздрогнула, что не укрылось от царедворца и совершенно не понравилось ему.
— Девочка моя, тебе надо научиться скрывать свои эмоции и истинные чувства. Без напускного равнодушия в наше суровое время интриг и скандалов не прожить, — сказал он, нахмурившись.
— Простите, это было последний раз, — виновато склонила голову Анастасия. Она и сама прекрасно понимала, что, ввязываясь в такое авантюрное мероприятие, должна иметь рассудительную голову и холодное сердце.
