Нершижа рождаются больными, может, Кайлин тоже больна, ущербна, только не физически, а как-то иначе? Почему ей так хочется бежать? Почему ей совсем не стыдно за то, что не выполнила свой долг – не понесла от дея, зато очень стыдно за то, какие ощущения вызывал в ней он? Почему тянет утопиться от мысли, что выйдет замуж?
Она нырнула еще глубже и ухватилась за камень на дне, подтянув ноги к груди и выпустив из легких воздух. Кровь тут же застучала в висках, но сознание пока не мутилось. Вообще-то Кайлин могла достаточно долго держаться под водой, научилась, собирая моллюсков в пищу. Что, если так и остаться здесь? Что ждет ее наверху? Мачеха была права, ей претит всю жизнь получать тумаки от отца и мужа, ей не хочется рожать детей от нелюбимого и ее разрывает на части необходимость отдаваться тому, кому велит долг. Если она не предназначена для жизни на Нершиже, рано или поздно ей светит оказаться с камнем на дне, так почему не сейчас?!
И все-таки, когда под сомкнутыми веками поплыли красные круги, а боль в груди стала невыносимой, Кайлин не выдержала и разжала пальцы. Оттолкнулась от дна и стрелой устремилась вверх, с громким жадным вдохом вылетела на поверхность, поднимая вокруг себя брызги. Мимолетный порыв прошел. Она распахнула глаза и легла на воду, любуясь тем, как кругла и бела луна на фоне черного неба, как свеж и вкусен морской бриз. Она очень любила жизнь, даже такую простую и нелегкую, как на Нершиже, и то, что сделал дей, все равно не вынуло из нее всю любовь до конца.
Кайлин вспомнила, как пыталась достучаться до дея, рассказывая ему о луне и солнце. Она не лукавила, ей всегда нравилось постигать что-то новое, открывать для себя, как устроен мир за пределами Нершижа, а память легко удерживала интересную информацию. Поэтому Кайлин жадно слушала все истории того зведочета и прочих гостей и бесконечно донимала мачеху с просьбой рассказать о ее родине. Она знала, что мир живет по своим законам, и изучать их можно бесконечно, а еще – что Эра непередаваемо красива. В ней есть такие долины и горы, леса и поля, что дух захватывает от восторга. Даже на Нершиже есть кусочек красоты: когда смотришь на мелководье на разноцветные камушки и ракушки, усыпающие берег. А дей только усмехнулся, когда она попыталась ему об этом рассказать…
Кайлин ударила кулаком по воде. Она больше не будет об этом думать. Не будет – и точка! Она научится не принимать близко к сердцу то, что делают мужчины с ее телом. Сейчас это кажется трудным, но если очень стараться, то все получится. Вот бы и правда научиться, перестать быть такой ущербной, какая она сейчас…
Но, развернувшись, чтобы плыть к берегу, Кайлин тут же растеряла всю решимость, с которой только что призывала себя к мудрости и смирению. Чья-то рубашка смутно белела там, впереди, и в лунном свете блеснули чешуйки рыбы-павлина на ее собственном платье, которое кто-то поднял.
Шион. Она почти забыла о нем из-за дея! Только он о ней, похоже, не забыл. Кайлин догадалась, что мужчина бродил по берегу и наткнулся на брошенную ею одежду и теперь недоумевает, куда подевалась хозяйка платья. Она бесшумно двигала руками и ногами в воде, колеблясь, стоит ли обнаруживать себя. Шион… он был так добр с ней, он, пожалуй, единственный из мужчин, кого она по-прежнему хотела видеть рядом, хотела, как настоящая Кайлин: с искренней радостью и восторгом, а не как Кайлин, которой она решила стать: с равнодушной обреченностью. Но захочет ли он теперь ее видеть? Все знают, что она вошла в шатер к дею. Знают ли все, что дей там сделал с ней? Как отнесется Шион к девушке, которая ему не досталась? Воспримет это как данность, как поступил бы любой из ее братьев-через-одну-кость? Кайлин почему-то стало горько от этой мысли. Она мечтала о том, чтобы найти мужчину, который не позволил бы никому делить ее, жаль, что Нершиж – это не место для мечтаний.
А если Шион – как раз такой? Тогда ее совокупление с богом отвратит его! От этой перспективы ей стало еще горше. Нет, она действительно неправильная, и так ей плохо, и эдак не так! Тоскливо вздохнув, Кайлин шевельнула ногами, нащупала дно и пошла из воды.
Мужчина на берегу поднес к лицу ее платье. Он стоял там и зачем-то вдыхал ее запах, когда услышал всплеск и резко повернулся, увидев ее. Теперь на нем не было всей богатой и ненужной одежды, как и на дее, лишь простая белая рубашка, темные шоссы, и он тоже был босиком. Ночи на Нершиже почти так же жарки, как и дни, ничего удивительного, что захотелось раздеться. Кайлин невольно залюбовалась его стройной фигурой и тем, как белая ткань оттеняла шею и лицо. Почему он – не дей? Ему бы больше пошло быть богом.
Платье упало к ногам Шиона, когда он увидел, как Кайлин выходит к нему: мокрая, голая, блестящая при лунном свете, она прочитала изумление и восторг в его глазах, когда приблизилась и остановилась, не делая попыток прикрыться. Собственная нагота в его обществе не смущала Кайлин, наоборот, казалась чем-то естественным и даже приятным. В конце концов, ее грудь такая же, как у любой другой женщины, ну разве что, еще не развилась так, как оформляется после кормления младенцев, а между ног все скрывает ночная тень. В остальном ее тело выглядит, как и днем во время рыбной охоты или купаний. Только чужаки надевают на себя несколько слоев одеяний, чтобы потом потеть в них, на Нершиже влага слишком ценна, чтобы терять ее просто так.
Зато как впечатлен Шион!
Он шумно втянул носом воздух, разглядывая ее во все глаза, затем вдруг спохватился, порывисто взялся за пуговицы на своей рубашке, резкими движениями сорвал ткань с плеч. Чтобы накинуть ее на Кайлин, ему пришлось шагнуть ближе и обнять девушку. Рубашка тут же прилипла к мокрому телу, но Кайлин не стала возражать, только подняла голову, заглядывая Шиону в глаза. Что он теперь скажет ей? Как отнесется к тому, что она была с деем? И почему вообще бродит здесь один, когда все веселье и праздник там, на площади, на другом конце Нершижа?!
Неожиданно Шион схватил ее за плечи и даже слегка встряхнул.
– Знаешь, о чем я думал, когда бил тебя? – заговорил он, вплотную стоя к ней, и Кайлин могла поклясться, что его глаза пылают в темноте. Почти как у ненавистного дея, хотя, конечно, это была лишь игра ее воображения, разгулявшегося от звука красивого, глубокого мужского голоса, в этот момент наполненного мукой и болью и некстати напомнившего другой чуть хрипловатый грубый голос, от которого мурашки бежали по коже и тугой узел свивался в животе. – Я думал о том, что это конец. Моя жизнь уже не будет такой, как прежде. Я причинил боль девушке, которая совсем этого не заслужила. Которую я мечтал поцеловать каждый раз, как видел. Я никогда не смогу простить себя за это. А ты?! Ну скажи, ненавидишь меня теперь? Ненавидишь?!
Замолчав, он сглотнул в ожидании ее ответа, а Кайлин ощутила, как целая буря поднялась в ее душе. Он мечтал ее поцеловать! Он заступился за нее перед отцом, когда тот замахнулся на причале! И он остался один сегодня ночью, когда любая девушка была бы рада отдаться ему. Как она могла ненавидеть Шиона? Он так очевидно страдал из-за своего поступка, так мучился виной! Ей стало горько от того, как язвительно усмехался дей, вспоминая ее наказание: «Если бы Шион отказался…». В тот момент ему удалось заронить в ней зерно сомнений, но теперь в Кайлин вместо колебаний родилась злость. Шион – такая же жертва бессердечия дея, как и она сама. Шион хотел спасти ее, уберечь от более жестокого наказания и сделал это так, как сумел, не догадываясь, что угодил в расставленную ловушку. Дей искусно разрушил то светлое и теплое, что только-только между ними зарождалось, лишил их возможности узнать друг друга получше, упрочить свое чувство, и теперь они оба не знают, как жить с этим дальше.
– Молчишь? – Шион опустил голову, тяжело вздохнул и тут же вскинулся снова. – Ударь меня. Это будет честно. Отомсти мне за то, что я сделал!
Ошеломленная, стиснутая его сильными руками, она только покачала головой.
– Я не хочу.
– Давай, Кайлин, бей! Может, это мне самому надо! Может, станет легче…
На несколько мгновений Кайлин задумалась, затем встала на цыпочки, обхватила его гладкое лицо, которое рождало в ней столько мыслей и эмоций, потянулась – и поцеловала. Ее губы еще горели после поцелуев дея, и она с облегчением почувствовала, как этот жар сходит, словно рот Шиона был Благословением, способным залечить ее раны. Прохладный ветерок подул на них обоих от воды, но Кайлин казалось, что эта желанная прохлада проникает внутрь нее именно с поцелуем. Все происходило совершенно по-другому, и потому нравилось ей. Шион не кусал ее губы, не впивался пальцами в ее волосы, не заставлял все тело сокращаться в болезненной судороге. Его язык аккуратно лизнул краешек ее зубов, проник глубже, руки тоже обхватили ее лицо. Некоторое время они вдвоем просто стояли так: почти не двигаясь, осторожно трогая друг друга языками, совсем не дыша.
Наконец Кайлин отстранилась. Ей стало немного стыдно за то, что первая поцеловала, но в то же время отчего-то легко и очень радостно. Если бы она не получила этот поцелуй от Шиона, то так и продолжала бы думать, что все мужчины целуются так же, как дей: за гранью того, что ее сознание могло выдержать. Но оказалось, что поцелуй может быть легким, как ночной бриз, ароматным, как океанские волны, и легким, очень легким, как облачко. А еще он приносил прохладу, как редкий дождь на Нершиже. Все существо Кайлин пело, но тут же ее глаза вновь наполнились слезами от мысли, что так будет не всегда, ее счастье мимолетно или даже вовсе уже закончилось вместе с этим единственным, сладким поцелуем. Что с ней происходит? Почему она то хочет умереть, то решает жить, во что бы то ни стало? Почему то смеется, то плачет? Это дей сломал в ней что-то, навсегда испортил. После его прикосновений она до сих пор сама не своя.
Шион склонился, нежно собирая губами слезинки, катившиеся по щекам Кайлин. На его правой руке она ощутила повязку и вспомнила, как он, не задумываясь, подставил раскрытую ладонь, чтобы остановить разящий меч. И как потом видела ручку плети, перемазанную его кровью. Ее собственной крови там не было. Да, он бил ее, но старался не поранить, как бы странно это ни звучало…
– Я простила тебя, – прошептала она, улыбаясь сквозь слезы, – если мне вообще есть за что тебя прощать.
Кайлин ожидала, что Шион обрадуется, услышав желанные слова, но он только нахмурился, поймав ее запястье и разглядывая ее порезанные пальцы.
– Это сделал он?.. Дей… мучил тебя?
Она не успела ответить, как он усадил ее на камни, разорвал рукав своей рубашки, накинутой ей на плечи, и принялся перевязывать ее ладошку длинным лоскутом.
– Ну вот, – Шион ловко завязал узелок и пригладил ткань, чтобы лежала ровно, – теперь мы с тобой оба калеки. У меня правая рука, а у тебя – левая.
«И нам обоим нанес эти раны дей». Недосказанная фраза так и повисла в воздухе между ними. Теперь слабый отблеск луны падал Шиону на лицо, и Кайлин увидела, как он снова сглатывает, отводя взгляд от ее тела, облепленного его мокрой рубашкой с распахнутым воротом, в котором виднелась острая от воды и ветра грудь. А может, от прикосновений дея? Кайлин еще ощущала, как болезненно ноют соски, какие они темно-красные после того, как жестокие пальцы оттягивали и пощипывали их, рождая в ней страх перед реакцией собственного тела. Казалось, эта боль не пройдет никогда, если не заглушить ее каким-нибудь лекарством. Прохладой желанного прикосновения, к примеру.
– Ты этого хочешь? – тихонько спросила она, когда Шион отвернулся и принялся чересчур пристально смотреть на берег. – Ты хочешь меня? Поэтому ходил тут один и никого не выбрал?
Она не понимала, почему так жаждет, чтобы Шион произнес это вслух, но почему-то очень хотела услышать о том желании, которое волнами от него исходило. Ей было важно убедиться, разделяет ли он те же чувства, что и она, или это опять разыгравшаяся фантазия ее подводит? Может, он сейчас скажет, что просто решил подышать воздухом перед сном? Или что лишь пытался унять разыгравшуюся совесть? Что ж, Кайлин сняла с него этот груз, даровала ему прощение, он не обязан ей ничем. Если Шион не готов на что-то большее, она сделает все, чтобы пережить это достойно.
– Я никого и не собирался выбирать! – стиснул кулаки Шион, вряд ли подозревая, что эти слова – самая сладкая музыка, которую Кайлин могла слушать бесконечно. – С первого момента на причале… как я увидел тебя… больше не мог ни о ком другом думать. А когда ты посмотрела на меня… показалось, я будто в зеркало гляжусь. Будто в твоих глазах вижу то же самое, что внутри себя испытываю… странное ощущение.
– Странное, – согласилась Кайлин, – ты поэтому сейчас на меня не смотришь?
Шион как-то зло и горько усмехнулся, сел рядом с ней на камни и тяжело оперся колени. Дыхание тяжело вырывалось из его груди, пока он долгим взглядом изучал темный океан.
– Я думал, ты с деем. Ходил тут и представлял, как ты с ним. Как он тебя, – он нервно дернул горлом.
– Я была, – опустила голову Кайлин. Ну вот они и дошли до самого трудного. – Но дей меня прогнал.
– Прогнал? – тут же повернулся к ней Шион всем телом. – За что? Он сделал тебе больно?
Кайлин пожала плечами. Больно ли сделал ей дей? Если то, что она до сих пор, несмотря на купание, на ночной ветер, ощущает его прикосновения на своей коже – это боль, то да, она буквально сгорает в муках. Если то, как он стонал, кончая в нее, причинило ей страдание – то ей не скоро получится излечиться. Но физически… боль между ее ног, такая резкая и острая поначалу, теперь совсем прошла, как и неприятные ощущения в спине после ударов плети. Поведя лопатками, Кайлин вспомнила мазь, которую нанес ей на кожу дей, и тут же передернулась, вспомнив, как он дышал, когда это делал. Тяжело и неровно, пока его пальцы обводили узоры ее ссадин. Его возбуждало прикосновение к ней, вид ее ран, которые он мог трогать. И как потом эти же пальцы, скользкие от мази, раздвигали ей ноги, вторгались между ее нижних губ…
Может ли получиться так, что остатки той волшебной мази, попавшие внутрь ее тела, убрали всю боль, которую Кайлин испытала, пронзив себя рукоятью громоздкого меча так же, как залечили спину? Она сразу не подумала об этом, потому что переживала слишком много других эмоций, а теперь поймала себя на мысли, что, скорее всего, ее раны затянулись именно так.
Как жаль, что столь же легко не убрать воспоминания о его огромном, нечеловечном теле, нависшем над ней, и низких, горловых стонах, до сих пор звучащих в ушах. И можно ли продолжать думать об этом, когда все давно закончилось, и она сидит далеко-далеко, на краю земли, наедине с Шионом? С Шионом, который даже не подозревает о ее мыслях, держа за руку и ожидая ответа?
Вздохнув, Кайлин кратко рассказала о событиях в шатре, умолчав о том, как разгневался бог и наказал ее за выбор, который сам же и предоставил. Это казалось слишком ужасным, чтобы проговаривать вслух, у нее бы просто язык не повернулся. Мачехе она бы еще могла пожаловаться и рассказать о подобном, но не Шиону, конечно же, только не ему.
– Сама? – воскликнул он, выслушав ее сбивчивый рассказ. – Это правда? Мне кажется, ни одна женщина на такое не способна!
Она нырнула еще глубже и ухватилась за камень на дне, подтянув ноги к груди и выпустив из легких воздух. Кровь тут же застучала в висках, но сознание пока не мутилось. Вообще-то Кайлин могла достаточно долго держаться под водой, научилась, собирая моллюсков в пищу. Что, если так и остаться здесь? Что ждет ее наверху? Мачеха была права, ей претит всю жизнь получать тумаки от отца и мужа, ей не хочется рожать детей от нелюбимого и ее разрывает на части необходимость отдаваться тому, кому велит долг. Если она не предназначена для жизни на Нершиже, рано или поздно ей светит оказаться с камнем на дне, так почему не сейчас?!
И все-таки, когда под сомкнутыми веками поплыли красные круги, а боль в груди стала невыносимой, Кайлин не выдержала и разжала пальцы. Оттолкнулась от дна и стрелой устремилась вверх, с громким жадным вдохом вылетела на поверхность, поднимая вокруг себя брызги. Мимолетный порыв прошел. Она распахнула глаза и легла на воду, любуясь тем, как кругла и бела луна на фоне черного неба, как свеж и вкусен морской бриз. Она очень любила жизнь, даже такую простую и нелегкую, как на Нершиже, и то, что сделал дей, все равно не вынуло из нее всю любовь до конца.
Кайлин вспомнила, как пыталась достучаться до дея, рассказывая ему о луне и солнце. Она не лукавила, ей всегда нравилось постигать что-то новое, открывать для себя, как устроен мир за пределами Нершижа, а память легко удерживала интересную информацию. Поэтому Кайлин жадно слушала все истории того зведочета и прочих гостей и бесконечно донимала мачеху с просьбой рассказать о ее родине. Она знала, что мир живет по своим законам, и изучать их можно бесконечно, а еще – что Эра непередаваемо красива. В ней есть такие долины и горы, леса и поля, что дух захватывает от восторга. Даже на Нершиже есть кусочек красоты: когда смотришь на мелководье на разноцветные камушки и ракушки, усыпающие берег. А дей только усмехнулся, когда она попыталась ему об этом рассказать…
Кайлин ударила кулаком по воде. Она больше не будет об этом думать. Не будет – и точка! Она научится не принимать близко к сердцу то, что делают мужчины с ее телом. Сейчас это кажется трудным, но если очень стараться, то все получится. Вот бы и правда научиться, перестать быть такой ущербной, какая она сейчас…
Но, развернувшись, чтобы плыть к берегу, Кайлин тут же растеряла всю решимость, с которой только что призывала себя к мудрости и смирению. Чья-то рубашка смутно белела там, впереди, и в лунном свете блеснули чешуйки рыбы-павлина на ее собственном платье, которое кто-то поднял.
Шион. Она почти забыла о нем из-за дея! Только он о ней, похоже, не забыл. Кайлин догадалась, что мужчина бродил по берегу и наткнулся на брошенную ею одежду и теперь недоумевает, куда подевалась хозяйка платья. Она бесшумно двигала руками и ногами в воде, колеблясь, стоит ли обнаруживать себя. Шион… он был так добр с ней, он, пожалуй, единственный из мужчин, кого она по-прежнему хотела видеть рядом, хотела, как настоящая Кайлин: с искренней радостью и восторгом, а не как Кайлин, которой она решила стать: с равнодушной обреченностью. Но захочет ли он теперь ее видеть? Все знают, что она вошла в шатер к дею. Знают ли все, что дей там сделал с ней? Как отнесется Шион к девушке, которая ему не досталась? Воспримет это как данность, как поступил бы любой из ее братьев-через-одну-кость? Кайлин почему-то стало горько от этой мысли. Она мечтала о том, чтобы найти мужчину, который не позволил бы никому делить ее, жаль, что Нершиж – это не место для мечтаний.
А если Шион – как раз такой? Тогда ее совокупление с богом отвратит его! От этой перспективы ей стало еще горше. Нет, она действительно неправильная, и так ей плохо, и эдак не так! Тоскливо вздохнув, Кайлин шевельнула ногами, нащупала дно и пошла из воды.
Мужчина на берегу поднес к лицу ее платье. Он стоял там и зачем-то вдыхал ее запах, когда услышал всплеск и резко повернулся, увидев ее. Теперь на нем не было всей богатой и ненужной одежды, как и на дее, лишь простая белая рубашка, темные шоссы, и он тоже был босиком. Ночи на Нершиже почти так же жарки, как и дни, ничего удивительного, что захотелось раздеться. Кайлин невольно залюбовалась его стройной фигурой и тем, как белая ткань оттеняла шею и лицо. Почему он – не дей? Ему бы больше пошло быть богом.
Платье упало к ногам Шиона, когда он увидел, как Кайлин выходит к нему: мокрая, голая, блестящая при лунном свете, она прочитала изумление и восторг в его глазах, когда приблизилась и остановилась, не делая попыток прикрыться. Собственная нагота в его обществе не смущала Кайлин, наоборот, казалась чем-то естественным и даже приятным. В конце концов, ее грудь такая же, как у любой другой женщины, ну разве что, еще не развилась так, как оформляется после кормления младенцев, а между ног все скрывает ночная тень. В остальном ее тело выглядит, как и днем во время рыбной охоты или купаний. Только чужаки надевают на себя несколько слоев одеяний, чтобы потом потеть в них, на Нершиже влага слишком ценна, чтобы терять ее просто так.
Зато как впечатлен Шион!
Он шумно втянул носом воздух, разглядывая ее во все глаза, затем вдруг спохватился, порывисто взялся за пуговицы на своей рубашке, резкими движениями сорвал ткань с плеч. Чтобы накинуть ее на Кайлин, ему пришлось шагнуть ближе и обнять девушку. Рубашка тут же прилипла к мокрому телу, но Кайлин не стала возражать, только подняла голову, заглядывая Шиону в глаза. Что он теперь скажет ей? Как отнесется к тому, что она была с деем? И почему вообще бродит здесь один, когда все веселье и праздник там, на площади, на другом конце Нершижа?!
Неожиданно Шион схватил ее за плечи и даже слегка встряхнул.
– Знаешь, о чем я думал, когда бил тебя? – заговорил он, вплотную стоя к ней, и Кайлин могла поклясться, что его глаза пылают в темноте. Почти как у ненавистного дея, хотя, конечно, это была лишь игра ее воображения, разгулявшегося от звука красивого, глубокого мужского голоса, в этот момент наполненного мукой и болью и некстати напомнившего другой чуть хрипловатый грубый голос, от которого мурашки бежали по коже и тугой узел свивался в животе. – Я думал о том, что это конец. Моя жизнь уже не будет такой, как прежде. Я причинил боль девушке, которая совсем этого не заслужила. Которую я мечтал поцеловать каждый раз, как видел. Я никогда не смогу простить себя за это. А ты?! Ну скажи, ненавидишь меня теперь? Ненавидишь?!
Замолчав, он сглотнул в ожидании ее ответа, а Кайлин ощутила, как целая буря поднялась в ее душе. Он мечтал ее поцеловать! Он заступился за нее перед отцом, когда тот замахнулся на причале! И он остался один сегодня ночью, когда любая девушка была бы рада отдаться ему. Как она могла ненавидеть Шиона? Он так очевидно страдал из-за своего поступка, так мучился виной! Ей стало горько от того, как язвительно усмехался дей, вспоминая ее наказание: «Если бы Шион отказался…». В тот момент ему удалось заронить в ней зерно сомнений, но теперь в Кайлин вместо колебаний родилась злость. Шион – такая же жертва бессердечия дея, как и она сама. Шион хотел спасти ее, уберечь от более жестокого наказания и сделал это так, как сумел, не догадываясь, что угодил в расставленную ловушку. Дей искусно разрушил то светлое и теплое, что только-только между ними зарождалось, лишил их возможности узнать друг друга получше, упрочить свое чувство, и теперь они оба не знают, как жить с этим дальше.
– Молчишь? – Шион опустил голову, тяжело вздохнул и тут же вскинулся снова. – Ударь меня. Это будет честно. Отомсти мне за то, что я сделал!
Ошеломленная, стиснутая его сильными руками, она только покачала головой.
– Я не хочу.
– Давай, Кайлин, бей! Может, это мне самому надо! Может, станет легче…
На несколько мгновений Кайлин задумалась, затем встала на цыпочки, обхватила его гладкое лицо, которое рождало в ней столько мыслей и эмоций, потянулась – и поцеловала. Ее губы еще горели после поцелуев дея, и она с облегчением почувствовала, как этот жар сходит, словно рот Шиона был Благословением, способным залечить ее раны. Прохладный ветерок подул на них обоих от воды, но Кайлин казалось, что эта желанная прохлада проникает внутрь нее именно с поцелуем. Все происходило совершенно по-другому, и потому нравилось ей. Шион не кусал ее губы, не впивался пальцами в ее волосы, не заставлял все тело сокращаться в болезненной судороге. Его язык аккуратно лизнул краешек ее зубов, проник глубже, руки тоже обхватили ее лицо. Некоторое время они вдвоем просто стояли так: почти не двигаясь, осторожно трогая друг друга языками, совсем не дыша.
Наконец Кайлин отстранилась. Ей стало немного стыдно за то, что первая поцеловала, но в то же время отчего-то легко и очень радостно. Если бы она не получила этот поцелуй от Шиона, то так и продолжала бы думать, что все мужчины целуются так же, как дей: за гранью того, что ее сознание могло выдержать. Но оказалось, что поцелуй может быть легким, как ночной бриз, ароматным, как океанские волны, и легким, очень легким, как облачко. А еще он приносил прохладу, как редкий дождь на Нершиже. Все существо Кайлин пело, но тут же ее глаза вновь наполнились слезами от мысли, что так будет не всегда, ее счастье мимолетно или даже вовсе уже закончилось вместе с этим единственным, сладким поцелуем. Что с ней происходит? Почему она то хочет умереть, то решает жить, во что бы то ни стало? Почему то смеется, то плачет? Это дей сломал в ней что-то, навсегда испортил. После его прикосновений она до сих пор сама не своя.
Шион склонился, нежно собирая губами слезинки, катившиеся по щекам Кайлин. На его правой руке она ощутила повязку и вспомнила, как он, не задумываясь, подставил раскрытую ладонь, чтобы остановить разящий меч. И как потом видела ручку плети, перемазанную его кровью. Ее собственной крови там не было. Да, он бил ее, но старался не поранить, как бы странно это ни звучало…
– Я простила тебя, – прошептала она, улыбаясь сквозь слезы, – если мне вообще есть за что тебя прощать.
Кайлин ожидала, что Шион обрадуется, услышав желанные слова, но он только нахмурился, поймав ее запястье и разглядывая ее порезанные пальцы.
– Это сделал он?.. Дей… мучил тебя?
Она не успела ответить, как он усадил ее на камни, разорвал рукав своей рубашки, накинутой ей на плечи, и принялся перевязывать ее ладошку длинным лоскутом.
– Ну вот, – Шион ловко завязал узелок и пригладил ткань, чтобы лежала ровно, – теперь мы с тобой оба калеки. У меня правая рука, а у тебя – левая.
«И нам обоим нанес эти раны дей». Недосказанная фраза так и повисла в воздухе между ними. Теперь слабый отблеск луны падал Шиону на лицо, и Кайлин увидела, как он снова сглатывает, отводя взгляд от ее тела, облепленного его мокрой рубашкой с распахнутым воротом, в котором виднелась острая от воды и ветра грудь. А может, от прикосновений дея? Кайлин еще ощущала, как болезненно ноют соски, какие они темно-красные после того, как жестокие пальцы оттягивали и пощипывали их, рождая в ней страх перед реакцией собственного тела. Казалось, эта боль не пройдет никогда, если не заглушить ее каким-нибудь лекарством. Прохладой желанного прикосновения, к примеру.
– Ты этого хочешь? – тихонько спросила она, когда Шион отвернулся и принялся чересчур пристально смотреть на берег. – Ты хочешь меня? Поэтому ходил тут один и никого не выбрал?
Она не понимала, почему так жаждет, чтобы Шион произнес это вслух, но почему-то очень хотела услышать о том желании, которое волнами от него исходило. Ей было важно убедиться, разделяет ли он те же чувства, что и она, или это опять разыгравшаяся фантазия ее подводит? Может, он сейчас скажет, что просто решил подышать воздухом перед сном? Или что лишь пытался унять разыгравшуюся совесть? Что ж, Кайлин сняла с него этот груз, даровала ему прощение, он не обязан ей ничем. Если Шион не готов на что-то большее, она сделает все, чтобы пережить это достойно.
– Я никого и не собирался выбирать! – стиснул кулаки Шион, вряд ли подозревая, что эти слова – самая сладкая музыка, которую Кайлин могла слушать бесконечно. – С первого момента на причале… как я увидел тебя… больше не мог ни о ком другом думать. А когда ты посмотрела на меня… показалось, я будто в зеркало гляжусь. Будто в твоих глазах вижу то же самое, что внутри себя испытываю… странное ощущение.
– Странное, – согласилась Кайлин, – ты поэтому сейчас на меня не смотришь?
Шион как-то зло и горько усмехнулся, сел рядом с ней на камни и тяжело оперся колени. Дыхание тяжело вырывалось из его груди, пока он долгим взглядом изучал темный океан.
– Я думал, ты с деем. Ходил тут и представлял, как ты с ним. Как он тебя, – он нервно дернул горлом.
– Я была, – опустила голову Кайлин. Ну вот они и дошли до самого трудного. – Но дей меня прогнал.
– Прогнал? – тут же повернулся к ней Шион всем телом. – За что? Он сделал тебе больно?
Кайлин пожала плечами. Больно ли сделал ей дей? Если то, что она до сих пор, несмотря на купание, на ночной ветер, ощущает его прикосновения на своей коже – это боль, то да, она буквально сгорает в муках. Если то, как он стонал, кончая в нее, причинило ей страдание – то ей не скоро получится излечиться. Но физически… боль между ее ног, такая резкая и острая поначалу, теперь совсем прошла, как и неприятные ощущения в спине после ударов плети. Поведя лопатками, Кайлин вспомнила мазь, которую нанес ей на кожу дей, и тут же передернулась, вспомнив, как он дышал, когда это делал. Тяжело и неровно, пока его пальцы обводили узоры ее ссадин. Его возбуждало прикосновение к ней, вид ее ран, которые он мог трогать. И как потом эти же пальцы, скользкие от мази, раздвигали ей ноги, вторгались между ее нижних губ…
Может ли получиться так, что остатки той волшебной мази, попавшие внутрь ее тела, убрали всю боль, которую Кайлин испытала, пронзив себя рукоятью громоздкого меча так же, как залечили спину? Она сразу не подумала об этом, потому что переживала слишком много других эмоций, а теперь поймала себя на мысли, что, скорее всего, ее раны затянулись именно так.
Как жаль, что столь же легко не убрать воспоминания о его огромном, нечеловечном теле, нависшем над ней, и низких, горловых стонах, до сих пор звучащих в ушах. И можно ли продолжать думать об этом, когда все давно закончилось, и она сидит далеко-далеко, на краю земли, наедине с Шионом? С Шионом, который даже не подозревает о ее мыслях, держа за руку и ожидая ответа?
Вздохнув, Кайлин кратко рассказала о событиях в шатре, умолчав о том, как разгневался бог и наказал ее за выбор, который сам же и предоставил. Это казалось слишком ужасным, чтобы проговаривать вслух, у нее бы просто язык не повернулся. Мачехе она бы еще могла пожаловаться и рассказать о подобном, но не Шиону, конечно же, только не ему.
– Сама? – воскликнул он, выслушав ее сбивчивый рассказ. – Это правда? Мне кажется, ни одна женщина на такое не способна!
