По счастью, вода в номере была. Девушка встала, намочила полотенце и обтерлась. По-хорошему надо было опять в баню, но не сейчас, может быть, вечером. После обтирания стало легче. Легче в смысле, что она смогла ощутить еще что-то – свирепый последорожный голод.
- Надо бы еды заказать, - жалобно сказала Беллия.
В дверь постучали. Сильхе накинула рубашку и открыла. Хорошенькая служанка с заставленным подносом ухитрилась поклониться и ничего не уронить.
- Госпожи, угощение.
Сервировано было странно – все разложено по крошечным тарелочкам, не менее двадцати, но каждого блюда на один укус. Мясо разных сортов и способов приготовления, овощи вареные, печеные и жареные, рыба, фрукты, какие-то пасты, две крошечные булочки, графинчик с молоком. Сильхе не смогла припомнить, когда рассказала Друсту о своей любви к молоку. Ну, может, просто угадал.
- Это пробы, мои госпожи. Все, что вам понравится, немедленно принесут. Можете всегда звать меня. Я Ринья, - девочка ловко выставила все на столик, положив под каждую тарелочку глянцевый квадрат бумаги, поклонилась и ушла.
- Это сколько же у Не-твоего денег? – спросила уже вставшая Беллия. – Даже больше, чем любви.
Двум девицам и проб хватило, чтобы наесться. Карточки под тарелками оказались названиями блюд. Сильхе и Беллия отложили то, что оказалось самым вкусным. Когда Ринья вернулась за посудой, отдали ей карточки и сделали заказ на обед.
- К вашим услугам, госпожи, - поклонилась служанка и ушла.
Беллия проводила ее взглядом.
- А Кано меня угощал только стихами и цветы дарил.
- Все выражают любовь по-разному, - попыталась ее утешить Сильхе.
- Признаешь, что там есть любовь? – мгновенно вскинулась рыжая.
- Может и есть, - признала, чтоб не спорить, девушка-бард. - Но разницы нет.
Беллия осудила и это:
- Вот никак ты не хочешь быть женщиной!
- За всю дорогу тебя ни разу не волновало, чего я хочу, - почти сорвалась все еще злая Сильхе.
- Ну да, - понурилась рыжая. – Поэтому я решила все изменить.
- Все - это что?
Беллия поковыряла голой пяткой ковер на полу. Ковер шикарный и ступни у рыжей изящные…
- Не хочу быть злой дурой. Доброй лучше. А не дурой быть научусь. Постараюсь ни на кого не орать.
Сильхе обдумала сказанное.
- Но ведь Кано нужно именно это… нет, я не уверена, что речь шла о криках. Но эмоции…
- Кто тебе это сказал? И что именно он сказал? - пристала рыжая.
- Чуть больше того, что я сама знаю. Тот маг, который на свадьбе выступал, помнишь? Я потом к нему в гости забежала. «Голему нужна подпитка от хозяина. Его эмоций, звука голоса, чего угодно». Но доказательств, что Кано голем, у меня нет. Просто маги в Дайже питаются только от волшебных вещей и существ, поэтому смогли выпить Кано.
- Но не обязательно все именно так! Он просто добрый, со всеми делится, ну ты же видела?
Сильхе не стала спорить. Человеку нужна надежда. Ей тоже – понадеемся, что Город Шелка наконец впустит ее, а после этого можно будет оставить счастливую пару друг другу и их приключениям.
Да, но Друста куда девать?
Друст, кстати, уже куда-то делся. До самого обеда о нем не было слышно и его самого не видно, а после он привел флейтиста. Сам ухажер явно хорошо отдохнул и освежился и даже переоделся во что-то менее пыльное хотя такое же простое, как до этого. Вроде и цвет у костюма и штанов болотно-зеленый, и вышивка – сколько там той вышивки, по бортам и рукаву вьется лента тонких темно-золотых загогулин, - и рубашка под этим просто белая, и платок на шее завязан как попало, а вид как у принца. Флейтист же оказался парнем в цветастой рубашке и широчайших штанах, подвязанных алым платком, явно с Запада, может из Города-на-Горе. Белозубо улыбнулся:
- Моя госпожа.
И тут же поднес флейту к губам и заиграл западный танец «Пролей».
Нет, вообще-то он назывался «Не пролей», но отрицание исчезло за ненадобностью. Танцевали такое с чашками на головах, полными воды. Сначала полным кругом, и медленно, держась за плечи друг друга. Темп постепенно ускорялся, ронявшие чашки вылетали из круга, пока не оставались двое. Если оба одного пола – они братались или становились названными сестрами, если парень и девушка, считалось что судьба предназначила их друг другу.
Сильхе слушала и думала, что именно на это Друст и намекает. Мол, потанцуй со мной. Но нет, он тоже просто слушал, начал хлопать, когда флейтист ускорился и искусно довел темп до такого, что уже нельзя стало различить отдельные звуки. И она не удержалась, взяла кинтару, попробовала подыграть, но поняла, что надо было сразу, и решила не мешать мастеру. Парень с Запада и сам отплясывал, и это не мешало ему играть.
Беллия была в восторге: порывалась вскочить и пуститься в пляс, топала по тому же ковру, глаза сияли. После того, как флейтист закончил последним громким и ярким звуком благодарила его минут пять самыми восторженными словами. Мастер не совершил ошибки всех новичков – не попытался повторить успех. Следующей песней стала неторопливая и печальная «Жалоба смертного». Удивительный контраст – словно после горячей воды окатили прохладной. Но не больно, просто горько...
Сильхе не выдержала – слишком скребло изнутри – начала петь:
- Дали унылы, и проклята вера навек
В мире, что станет побоищем в эру Конца.
Все мы равны перед той, что не знает утех,
Все мы равны перед страхом, объявшим сердца.
Воля и выбор что значат на этом костре?
Губы немеют, глаза не желают смотреть.
Жалкая истина – все наши трепет и тлен.
Все, что мы любим, должно умереть.
Память жестока в смятенье видений иных.
Солнце садится, ты видишь? И это финал.
Больше не будет беспечных, и добрых, и злых,
Новый же мир и не вспомнит, как старый сгорал.
Время пророчит, и злу и добру вопреки,
Каждому голосу, каждой надежде – сгореть…
Дай себе слово не сгинуть от черной тоски:
Все что мы любим должно умереть.
Чем заслужили деревья и камни дорог
Злую и горькую чашу отравленных дней?
Так тяжелее всего, если знал, но не мог –
Не утолить эту боль, что идет от корней.
Все еще будет и только надежда слепа –
Странная сила у грани по имени Смерть.
Призраком жизни последняя мнится борьба –
Все, что мы любим должно умереть.
И пока она пела, вкладывая душу в пафосные слова старой песни, стало хорошо. Горечь утекала вместе с отлетающими звуками. После переполненного жизнью танца – песня обреченности… Что будет третьим?
Флейтист почти не делал паузы – лишь на новый вздох, и одно так естественно перешло в другое, что если б она не знала новой песни, то не поняла бы, что прежняя закончилось. Но эту петь на стала. Песня о страстной любви двух птиц, наполненная намеками вроде «- Ты моя клетка! - Клетку мою разрушь!», а где-то прямыми описаниями происходящего, слишком откровенными даже для баллады о птицах. Но понятен стал замысел флейтиста.
И когда он закончил, Сильхе спросила:
- Жизнь, смерть, любовь?
- Жизнь, смерть, страсть, - поправил он и снова улыбнулся так, что солнце могло позавидовать яркости улыбки. – А вы бы спели и последнюю, а?
Она засмеялась:
- Ну нет! Она слишком… песня!
Парень расхохотался с открытостью, на которую способен лишь западник, поклонился сначала девушкам, потом и нанимателю, просидевшему весь концерт в одном из кресел.
- Я сделал все хорошо, господин.
Друст встал и вышел с ним в коридор, видимо, чтобы рассчитаться.
Беллия сидела со странным лицом, словно вот-вот расплачется. И правда, слезинка вырвалась, потекла по щеке. Рыжая поспешно вытерла ее, сказала:
- Пойду к Кано, - и тоже ушла.
Друст вернулся, словно только этого и ждал. Подумал немного, перенес кресло поближе к Сильхе.
- Я тебя порадовал?
«А теперь ты меня порадуй», - вот чего она ожидала в ответ на свой кивок. А вместо этого парень сказал:
- Значит, день прошел не зря… Но я так и не спросил главное. Позволишь тебя сопровождать?
- Вообще-то главное – это куда я иду. Может, тебе там не понравится, - хмыкнула она.
- Мне понравится везде, где нет твоего кентавра. Он, знаешь ли, на тебя пялится.
Сильхе немного обалдела.
- С чего взял? У него невеста под боком.
- Невеста – не жена. И хотя она в платье, а ты нет…
Девушка схватила с кровати подушку и кинула в него. Друст не увернулся, наоборот – расставил руки в стороны, отказываясь защищаться - принял подушку в лицо, притворно застонал и обмяк в кресле. Вышло слишком натурально, аж сердце кольнуло. По счастью он тут же открыл глаза и весело закончил:
- И хотя она в платье, а ты нет, ты красивее.
Сильхе изобразила на лице строгость:
- Еще немного, и тебе придется сделать мне предложение, чтоб исцелить раны, нанесенными нежному девичьему сердцу грубоватыми комплиментами!
- И сделаю! – с энтузиазмом заявил он. – И с родственниками познакомлюсь!
- Ну, знакомство с родственниками я могу тебе устроить прямо сейчас, - мстительно заявила Сильхе, дотянулась до сумки и достала «говорилку».
Брат ответил немедленно. Девушка без приветствия повернула его лицом к ухажёру.
- Знакомьтесь. Друст, это мой брат Колль, Коль, это Друст. Он хочет сделать мне предложение.
Позволив парням насмотреться друг на друга, повернула амулет к себе лицом.
- Ну, что думаешь, братец?
- Я не думаю, я тебя просто благословляю! – выпалил Колль с довольной рожей. – И оставляю наедине…
- Стой! – она едва успела. – Подскажи, может ты знаешь, что за город или место такое, Фолкаэрен.
- Что-то знакомое. Посмотрю тут, у себя. Ну все, я пошел.
И в самом деле ушел, сделав «говорилку» просто деревяшкой.
- По-моему, твой брат решил, что мы прямо сейчас поженимся, - заметил Друст. – Но ты сказала «Фолкаэрен»? Тебе к нему нужно?
- Вроде как. А что? Знаешь это место?
- Да не то, чтоб знаю, и это не место. Это имя Первотролля и одновременно – их, тролльего, загробного мира.
Сильхе припомнила западную легенду о Первосуществах, по которой боги сначала наплодили умных и красивых, а потом их изменил мир, так как неумные и некрасивые тоже нужны. Но он не слышала, чтоб у этих Первых были имена и про загробный мир троллей – вообще ничего.
- Рассказывай, - попросила она, устраиваясь поудобнее - забираясь в кресло с ногами. – Что там с этим Первым Троллем?
- Ну, он был, - улыбнулся Друст, не торопясь выложить все сразу. - Большой, просто огромный, считай, ходячая гора...
- Друст!
- И со всех сторон этой горы – рубины, алмазы, золотые и серебряные жилы, так что людям трудно было удержаться и не начать отколупывать…
- Друст! – на этот раз почти с угрозой.
- Они и отколупывали, это ж люди, - ничуть не смутился и не сменил тон парень. – Не зная, что каждый камешек – душа уже умершего тролля, который присоединился к остальным на огромном теле Первого. Он и был таким огромным, чтобы все помещались, и внутри, конечно, тоже сплошь сокровища…
- Ну, Дру-у-уст! – умоляюще пропела Сильхе. – Не тяни! Люди так доколупались то Первотролля, что он бежал в какую-то глушь и там стал неизвестной горой? Вообще откуда ты это знаешь?
- Ниваллет рассказала, русалка. Господин Рассвета и Госпожа Полуночи одно время интересовались русалками, нашли одну в каком-то озере, привезли к себе, создали ей все условия, но она все равно умела, - он вздохнул. – Жалко, красивая была.
- Жалко только поэтому?
Он посмотрел с удивлением.
- Прости, это все усталость от пути, - устыдилась резкости Сильхе. - Ниваллет рассказала – вы дружили?
Друст покачал головой.
- С русалками трудно дружить, они не понимают, что это такое. Я пробовал понять… Дружить – значит плавать вместе, и все. Ну мало ли с кем я плавал вместе!
- Мне кажется, она говорила о доверии, - заметила девушка-бард. – Ты же не станешь… плавать с кем попало?
Кажется, он смутился.
- Ладно, так почему она с тобой разговаривала?
- У нас было «дежурство по русалке». Ниваллет требовалась компания, чтобы не зачахнуть. Мое время по средам. Сначала думал, будет скучно, рассмотрел ее как есть в самый первый раз, ну в мячик поиграли, ну посидели рядом на краю бассейна. Рыбой от нее совсем не пахло, но Ниваллет была прозрачная. Каждую жилку видно, каждую… в общем, всё, что внутри. И все равно красивая. Говорила – как вода журчит, еле слышно, но звенит, звенит в ушах потом, после того, как она замолчала, словно беседа продолжается…
- Да ты поэт! – с удовольствием похвалила девушка-бард.
- Конечно, - он гордо вскинул квадратный подбородок. – Я и приехал чтобы посоветоваться с тобой насчет одного стиха. Ну это потом. Так вот, она сказала, что вода помнит все, а вода её озера даже больше, уж очень древнее. И там, в этом озере, жил, вернее стоял, совершенно окаменев, этот самый Первотролль. Только я не могу подсказать, что за озеро.
Сильхе вспомнила сроки. На то, чтоб добраться до неведомого Фолкаэрена от последней точки на карте, Тимарта, давалось всего два дня. Она развернула карту, рассмотрела места вокруг города. Рядом с Тимартом имелось аж два водоёма. Вряд ли тролль в озере мог пройти незамеченным.
- Уже нашла? – удивился Друст, тоже наклоняясь к карте.
- Вроде да, но надо проверить. У нас по срокам ограничение…
Снаружи странно зашумело. Словно во двор гостиницы пригнали табун лошадей.
Друст тут же встал и выглянул, почесал удивленно лоб, позвал:
- Ты должна это увидеть. Очень… эпично.
Она тоже подошла.
Оказалось, не угадала лишь немного: во дворе нетерпеливо пригарцовывал и тряс гривами не табун лошадей, а табун кентавров.
Вернее, кентавриц.
Сильхе даже на таком расстоянии оценила разницу. Кано все-таки был лишь превращенным человеком, а эти… Дикая мощь, дикие нравы – на ее глазах две копытные девицы вцепились друг другу в волосы - дикие резкие черты лица.
Кано с Беллией тут же вышли из конюшни, посмотреть. Оказалось, их и ждали. Вернее, его – кентавра.
- А! Ты! – к Кано подскочила черная кобылица, изящная и сильная, мускулы под здоровой лоснящейся кожей так и играли. – Будешь моим мужем! Когда подаришь дитя, уйду от тебя!
Она не останавливалась ни на миг, словно плела вокруг Кано искусную сеть-танец, заставила Беллию отодвинуться, отступить. Но характер та проявила немедленно - пошла грудью на гарцующую кентаврицу, словно не понимая, что может оказаться под копытами.
- Он мой жених! И будет моим мужем!
- Будет, после меня, - согласилась черная, одетая в крошечную, прикрывавшую лишь половину того, что стоило прикрыть, жилетку с серебряной вышивкой. Короткие темные волосы были посеребрены на концах, как и хвост.
- Все интересное пропустим, - сказал Друст.
- Зато не вляпаемся никуда, - проворчала Сильхе, но оторвалась от зрелища перепалки черной и рыжей девиц и прихватив на всякий случай кинтару, отправилась во двор.
Друст не отстал.
Выйдя, они застали дивное зрелище – Беллия для чего-то пыталась ухватить гарцующую теперь вокруг нее кентаврицу за хвост, наверное, чтоб заменить этим выдирание патлов соперницы, до которых бы просто не дотянулась. Черная уворачивалась, и похоже эта игра доставляла ей наслаждение. Ее товарки отпускали замечания. От одного покраснела даже Сильхе, а Беллия побурела как свёкла.
- Он мой! Только мой!
- Ну, голубка, - черная наконец остановилась, как-то вдруг сделавшись серьезной, – а у него спросить не надо?
- Надо бы еды заказать, - жалобно сказала Беллия.
В дверь постучали. Сильхе накинула рубашку и открыла. Хорошенькая служанка с заставленным подносом ухитрилась поклониться и ничего не уронить.
- Госпожи, угощение.
Сервировано было странно – все разложено по крошечным тарелочкам, не менее двадцати, но каждого блюда на один укус. Мясо разных сортов и способов приготовления, овощи вареные, печеные и жареные, рыба, фрукты, какие-то пасты, две крошечные булочки, графинчик с молоком. Сильхе не смогла припомнить, когда рассказала Друсту о своей любви к молоку. Ну, может, просто угадал.
- Это пробы, мои госпожи. Все, что вам понравится, немедленно принесут. Можете всегда звать меня. Я Ринья, - девочка ловко выставила все на столик, положив под каждую тарелочку глянцевый квадрат бумаги, поклонилась и ушла.
- Это сколько же у Не-твоего денег? – спросила уже вставшая Беллия. – Даже больше, чем любви.
Двум девицам и проб хватило, чтобы наесться. Карточки под тарелками оказались названиями блюд. Сильхе и Беллия отложили то, что оказалось самым вкусным. Когда Ринья вернулась за посудой, отдали ей карточки и сделали заказ на обед.
- К вашим услугам, госпожи, - поклонилась служанка и ушла.
Беллия проводила ее взглядом.
- А Кано меня угощал только стихами и цветы дарил.
- Все выражают любовь по-разному, - попыталась ее утешить Сильхе.
- Признаешь, что там есть любовь? – мгновенно вскинулась рыжая.
- Может и есть, - признала, чтоб не спорить, девушка-бард. - Но разницы нет.
Беллия осудила и это:
- Вот никак ты не хочешь быть женщиной!
- За всю дорогу тебя ни разу не волновало, чего я хочу, - почти сорвалась все еще злая Сильхе.
- Ну да, - понурилась рыжая. – Поэтому я решила все изменить.
- Все - это что?
Беллия поковыряла голой пяткой ковер на полу. Ковер шикарный и ступни у рыжей изящные…
- Не хочу быть злой дурой. Доброй лучше. А не дурой быть научусь. Постараюсь ни на кого не орать.
Сильхе обдумала сказанное.
- Но ведь Кано нужно именно это… нет, я не уверена, что речь шла о криках. Но эмоции…
- Кто тебе это сказал? И что именно он сказал? - пристала рыжая.
- Чуть больше того, что я сама знаю. Тот маг, который на свадьбе выступал, помнишь? Я потом к нему в гости забежала. «Голему нужна подпитка от хозяина. Его эмоций, звука голоса, чего угодно». Но доказательств, что Кано голем, у меня нет. Просто маги в Дайже питаются только от волшебных вещей и существ, поэтому смогли выпить Кано.
- Но не обязательно все именно так! Он просто добрый, со всеми делится, ну ты же видела?
Сильхе не стала спорить. Человеку нужна надежда. Ей тоже – понадеемся, что Город Шелка наконец впустит ее, а после этого можно будет оставить счастливую пару друг другу и их приключениям.
Да, но Друста куда девать?
Друст, кстати, уже куда-то делся. До самого обеда о нем не было слышно и его самого не видно, а после он привел флейтиста. Сам ухажер явно хорошо отдохнул и освежился и даже переоделся во что-то менее пыльное хотя такое же простое, как до этого. Вроде и цвет у костюма и штанов болотно-зеленый, и вышивка – сколько там той вышивки, по бортам и рукаву вьется лента тонких темно-золотых загогулин, - и рубашка под этим просто белая, и платок на шее завязан как попало, а вид как у принца. Флейтист же оказался парнем в цветастой рубашке и широчайших штанах, подвязанных алым платком, явно с Запада, может из Города-на-Горе. Белозубо улыбнулся:
- Моя госпожа.
И тут же поднес флейту к губам и заиграл западный танец «Пролей».
Нет, вообще-то он назывался «Не пролей», но отрицание исчезло за ненадобностью. Танцевали такое с чашками на головах, полными воды. Сначала полным кругом, и медленно, держась за плечи друг друга. Темп постепенно ускорялся, ронявшие чашки вылетали из круга, пока не оставались двое. Если оба одного пола – они братались или становились названными сестрами, если парень и девушка, считалось что судьба предназначила их друг другу.
Сильхе слушала и думала, что именно на это Друст и намекает. Мол, потанцуй со мной. Но нет, он тоже просто слушал, начал хлопать, когда флейтист ускорился и искусно довел темп до такого, что уже нельзя стало различить отдельные звуки. И она не удержалась, взяла кинтару, попробовала подыграть, но поняла, что надо было сразу, и решила не мешать мастеру. Парень с Запада и сам отплясывал, и это не мешало ему играть.
Беллия была в восторге: порывалась вскочить и пуститься в пляс, топала по тому же ковру, глаза сияли. После того, как флейтист закончил последним громким и ярким звуком благодарила его минут пять самыми восторженными словами. Мастер не совершил ошибки всех новичков – не попытался повторить успех. Следующей песней стала неторопливая и печальная «Жалоба смертного». Удивительный контраст – словно после горячей воды окатили прохладной. Но не больно, просто горько...
Сильхе не выдержала – слишком скребло изнутри – начала петь:
- Дали унылы, и проклята вера навек
В мире, что станет побоищем в эру Конца.
Все мы равны перед той, что не знает утех,
Все мы равны перед страхом, объявшим сердца.
Воля и выбор что значат на этом костре?
Губы немеют, глаза не желают смотреть.
Жалкая истина – все наши трепет и тлен.
Все, что мы любим, должно умереть.
Память жестока в смятенье видений иных.
Солнце садится, ты видишь? И это финал.
Больше не будет беспечных, и добрых, и злых,
Новый же мир и не вспомнит, как старый сгорал.
Время пророчит, и злу и добру вопреки,
Каждому голосу, каждой надежде – сгореть…
Дай себе слово не сгинуть от черной тоски:
Все что мы любим должно умереть.
Чем заслужили деревья и камни дорог
Злую и горькую чашу отравленных дней?
Так тяжелее всего, если знал, но не мог –
Не утолить эту боль, что идет от корней.
Все еще будет и только надежда слепа –
Странная сила у грани по имени Смерть.
Призраком жизни последняя мнится борьба –
Все, что мы любим должно умереть.
И пока она пела, вкладывая душу в пафосные слова старой песни, стало хорошо. Горечь утекала вместе с отлетающими звуками. После переполненного жизнью танца – песня обреченности… Что будет третьим?
Флейтист почти не делал паузы – лишь на новый вздох, и одно так естественно перешло в другое, что если б она не знала новой песни, то не поняла бы, что прежняя закончилось. Но эту петь на стала. Песня о страстной любви двух птиц, наполненная намеками вроде «- Ты моя клетка! - Клетку мою разрушь!», а где-то прямыми описаниями происходящего, слишком откровенными даже для баллады о птицах. Но понятен стал замысел флейтиста.
И когда он закончил, Сильхе спросила:
- Жизнь, смерть, любовь?
- Жизнь, смерть, страсть, - поправил он и снова улыбнулся так, что солнце могло позавидовать яркости улыбки. – А вы бы спели и последнюю, а?
Она засмеялась:
- Ну нет! Она слишком… песня!
Парень расхохотался с открытостью, на которую способен лишь западник, поклонился сначала девушкам, потом и нанимателю, просидевшему весь концерт в одном из кресел.
- Я сделал все хорошо, господин.
Друст встал и вышел с ним в коридор, видимо, чтобы рассчитаться.
Беллия сидела со странным лицом, словно вот-вот расплачется. И правда, слезинка вырвалась, потекла по щеке. Рыжая поспешно вытерла ее, сказала:
- Пойду к Кано, - и тоже ушла.
Друст вернулся, словно только этого и ждал. Подумал немного, перенес кресло поближе к Сильхе.
- Я тебя порадовал?
«А теперь ты меня порадуй», - вот чего она ожидала в ответ на свой кивок. А вместо этого парень сказал:
- Значит, день прошел не зря… Но я так и не спросил главное. Позволишь тебя сопровождать?
- Вообще-то главное – это куда я иду. Может, тебе там не понравится, - хмыкнула она.
- Мне понравится везде, где нет твоего кентавра. Он, знаешь ли, на тебя пялится.
Сильхе немного обалдела.
- С чего взял? У него невеста под боком.
- Невеста – не жена. И хотя она в платье, а ты нет…
Девушка схватила с кровати подушку и кинула в него. Друст не увернулся, наоборот – расставил руки в стороны, отказываясь защищаться - принял подушку в лицо, притворно застонал и обмяк в кресле. Вышло слишком натурально, аж сердце кольнуло. По счастью он тут же открыл глаза и весело закончил:
- И хотя она в платье, а ты нет, ты красивее.
Сильхе изобразила на лице строгость:
- Еще немного, и тебе придется сделать мне предложение, чтоб исцелить раны, нанесенными нежному девичьему сердцу грубоватыми комплиментами!
- И сделаю! – с энтузиазмом заявил он. – И с родственниками познакомлюсь!
- Ну, знакомство с родственниками я могу тебе устроить прямо сейчас, - мстительно заявила Сильхе, дотянулась до сумки и достала «говорилку».
Брат ответил немедленно. Девушка без приветствия повернула его лицом к ухажёру.
- Знакомьтесь. Друст, это мой брат Колль, Коль, это Друст. Он хочет сделать мне предложение.
Позволив парням насмотреться друг на друга, повернула амулет к себе лицом.
- Ну, что думаешь, братец?
- Я не думаю, я тебя просто благословляю! – выпалил Колль с довольной рожей. – И оставляю наедине…
- Стой! – она едва успела. – Подскажи, может ты знаешь, что за город или место такое, Фолкаэрен.
- Что-то знакомое. Посмотрю тут, у себя. Ну все, я пошел.
И в самом деле ушел, сделав «говорилку» просто деревяшкой.
- По-моему, твой брат решил, что мы прямо сейчас поженимся, - заметил Друст. – Но ты сказала «Фолкаэрен»? Тебе к нему нужно?
- Вроде как. А что? Знаешь это место?
- Да не то, чтоб знаю, и это не место. Это имя Первотролля и одновременно – их, тролльего, загробного мира.
Сильхе припомнила западную легенду о Первосуществах, по которой боги сначала наплодили умных и красивых, а потом их изменил мир, так как неумные и некрасивые тоже нужны. Но он не слышала, чтоб у этих Первых были имена и про загробный мир троллей – вообще ничего.
- Рассказывай, - попросила она, устраиваясь поудобнее - забираясь в кресло с ногами. – Что там с этим Первым Троллем?
- Ну, он был, - улыбнулся Друст, не торопясь выложить все сразу. - Большой, просто огромный, считай, ходячая гора...
- Друст!
- И со всех сторон этой горы – рубины, алмазы, золотые и серебряные жилы, так что людям трудно было удержаться и не начать отколупывать…
- Друст! – на этот раз почти с угрозой.
- Они и отколупывали, это ж люди, - ничуть не смутился и не сменил тон парень. – Не зная, что каждый камешек – душа уже умершего тролля, который присоединился к остальным на огромном теле Первого. Он и был таким огромным, чтобы все помещались, и внутри, конечно, тоже сплошь сокровища…
- Ну, Дру-у-уст! – умоляюще пропела Сильхе. – Не тяни! Люди так доколупались то Первотролля, что он бежал в какую-то глушь и там стал неизвестной горой? Вообще откуда ты это знаешь?
- Ниваллет рассказала, русалка. Господин Рассвета и Госпожа Полуночи одно время интересовались русалками, нашли одну в каком-то озере, привезли к себе, создали ей все условия, но она все равно умела, - он вздохнул. – Жалко, красивая была.
- Жалко только поэтому?
Он посмотрел с удивлением.
- Прости, это все усталость от пути, - устыдилась резкости Сильхе. - Ниваллет рассказала – вы дружили?
Друст покачал головой.
- С русалками трудно дружить, они не понимают, что это такое. Я пробовал понять… Дружить – значит плавать вместе, и все. Ну мало ли с кем я плавал вместе!
- Мне кажется, она говорила о доверии, - заметила девушка-бард. – Ты же не станешь… плавать с кем попало?
Кажется, он смутился.
- Ладно, так почему она с тобой разговаривала?
- У нас было «дежурство по русалке». Ниваллет требовалась компания, чтобы не зачахнуть. Мое время по средам. Сначала думал, будет скучно, рассмотрел ее как есть в самый первый раз, ну в мячик поиграли, ну посидели рядом на краю бассейна. Рыбой от нее совсем не пахло, но Ниваллет была прозрачная. Каждую жилку видно, каждую… в общем, всё, что внутри. И все равно красивая. Говорила – как вода журчит, еле слышно, но звенит, звенит в ушах потом, после того, как она замолчала, словно беседа продолжается…
- Да ты поэт! – с удовольствием похвалила девушка-бард.
- Конечно, - он гордо вскинул квадратный подбородок. – Я и приехал чтобы посоветоваться с тобой насчет одного стиха. Ну это потом. Так вот, она сказала, что вода помнит все, а вода её озера даже больше, уж очень древнее. И там, в этом озере, жил, вернее стоял, совершенно окаменев, этот самый Первотролль. Только я не могу подсказать, что за озеро.
Сильхе вспомнила сроки. На то, чтоб добраться до неведомого Фолкаэрена от последней точки на карте, Тимарта, давалось всего два дня. Она развернула карту, рассмотрела места вокруг города. Рядом с Тимартом имелось аж два водоёма. Вряд ли тролль в озере мог пройти незамеченным.
- Уже нашла? – удивился Друст, тоже наклоняясь к карте.
- Вроде да, но надо проверить. У нас по срокам ограничение…
Снаружи странно зашумело. Словно во двор гостиницы пригнали табун лошадей.
Друст тут же встал и выглянул, почесал удивленно лоб, позвал:
- Ты должна это увидеть. Очень… эпично.
Она тоже подошла.
Оказалось, не угадала лишь немного: во дворе нетерпеливо пригарцовывал и тряс гривами не табун лошадей, а табун кентавров.
Вернее, кентавриц.
Глава двадцать вторая. Гривы и копыта. Трава и звезды. Свобода быть кентавром
Сильхе даже на таком расстоянии оценила разницу. Кано все-таки был лишь превращенным человеком, а эти… Дикая мощь, дикие нравы – на ее глазах две копытные девицы вцепились друг другу в волосы - дикие резкие черты лица.
Кано с Беллией тут же вышли из конюшни, посмотреть. Оказалось, их и ждали. Вернее, его – кентавра.
- А! Ты! – к Кано подскочила черная кобылица, изящная и сильная, мускулы под здоровой лоснящейся кожей так и играли. – Будешь моим мужем! Когда подаришь дитя, уйду от тебя!
Она не останавливалась ни на миг, словно плела вокруг Кано искусную сеть-танец, заставила Беллию отодвинуться, отступить. Но характер та проявила немедленно - пошла грудью на гарцующую кентаврицу, словно не понимая, что может оказаться под копытами.
- Он мой жених! И будет моим мужем!
- Будет, после меня, - согласилась черная, одетая в крошечную, прикрывавшую лишь половину того, что стоило прикрыть, жилетку с серебряной вышивкой. Короткие темные волосы были посеребрены на концах, как и хвост.
- Все интересное пропустим, - сказал Друст.
- Зато не вляпаемся никуда, - проворчала Сильхе, но оторвалась от зрелища перепалки черной и рыжей девиц и прихватив на всякий случай кинтару, отправилась во двор.
Друст не отстал.
Выйдя, они застали дивное зрелище – Беллия для чего-то пыталась ухватить гарцующую теперь вокруг нее кентаврицу за хвост, наверное, чтоб заменить этим выдирание патлов соперницы, до которых бы просто не дотянулась. Черная уворачивалась, и похоже эта игра доставляла ей наслаждение. Ее товарки отпускали замечания. От одного покраснела даже Сильхе, а Беллия побурела как свёкла.
- Он мой! Только мой!
- Ну, голубка, - черная наконец остановилась, как-то вдруг сделавшись серьезной, – а у него спросить не надо?
