- А ты спросила? – взвыла рыжая. – Явилась и сразу – «будешь мне мужем!»
Черная рассмеялась:
- Дурочка. Я шутила! Притворялась озабоченной дикаркой, так веселее! – она подарила до сих пор молчавшему Кано широкую улыбку. – Вообще-то я в самом деле дикарка и ты мне нужен, чтобы получить дитя.
Теперь покраснел уже Кано.
- Прости, - начал он, - я не могу изменять невесте…
- А что такое измена? – спросила черная. – Любого мужчину хватает больше, чем на одну женщину. Отдавать себя лишь одной для него – изменять своей природе.
- Он не кентавр! – вспомнила главный аргумент Беллия. – Он зачарованный человек!
- Я вижу то, что вижу, - пожала плечами кентаврица. – И в нем, и в тебе. Не жадничай, голубка.
Беллия завизжала и кинулась на нее с кулаками. Черная поймала рыжую, осторожно, удержала сначала за руки, потом, когда та не успокоилась, прижала к крупу и к пышной груди.
- Отпусти ее! – тут же потребовал Кано, подходя.
- Сначала успокою, - ответила черная и запела.
Песня была не на общем – певучий гортанный язык и несколько десятков повторяющихся слов, как заклинание или колыбельная. Беллия быстро перестала дёргаться и затихла. Кентаврица разжала руки. Рыжая тут же оттолкнулась от нее, отошла к Кано, который обнял ее одной рукой. На черную смотрел с упреком.
- Обижать того, кто мне дорог – плохой способ добиться моего расположения.
- Для чего мне твое расположение? – удивилась черная. – Нужно лишь твоё семя.
Кано ухитрился не покраснеть.
- Я не могу дать тебе то, что ты хочешь. Вообще почему я?
- Мое время пришло, - ответила черная, - а тут нет других кентавров.
- Но как ты узнала, что этот – есть? – влезла Сильхе.
- Видела. Скакал за каретой. По следам ясно, что в город вошел. И я вошла. А дальше по запаху. – Черная улыбнулась с легкий игривостью: - Он и твой тоже?
- Нет, конечно, - мгновенно отрекалась Сильхе. - А подруг зачем привела?
- Мы табун, мы скачем вместе.
«Дружить – плавать вместе», - вспомнила девушка-бард.
- Ты дашь мне ответ сейчас или позже? – снова обратилась черная к Кано.
Тот покачал головой.
- Нет. Я не могу.
- Не говори, пока не пробовал, - попросила кентаврица. - Отвечай только за свои «хочу». Не хочешь?
- Нет.
Она почему-то улыбнулась, словно услышала не отказ, а согласие. И заговорила плавно, с гортанным клекотом, словно ворожа:
- Ночь прекрасна. Звезды – осколки души Расколотого Копытами Бога. Травы шуршат – «ш-шу, ш-шу!» - и говорят с тобой о своем, но если наклониться к ним, если слушать, заговорят о твоем. Что могут сказать тебе травы осени? Что смерть близка, а жизнь прекрасна. Что могут сказать тебе звезды? Что смерти нет, а жизнь прекрасна. Что могу сказать тебе я? Что есть я и ты, и это прекрасно, и смерти не будет…
Вроде бы простые слова… Кентаврица сплела вместе жизнь и смерть, похоже, без страха перед любой из них, но тут было что-то еще. Чары? Возможно. Но слова для таких чар надо было подбирать тщательно, для каждого свои. И не лгать. Выходит, черная увидела в Кано что-то, способное откликнуться на сказанное. Интересно, на какие из слов?
А та вдруг заговорила о другом, обычным голосом, больше не ворожа:
- Разве тебе не нравилось скакать? Я видела, я знаю, ты был счастлив. Резвился как жеребенок. Это жизнь. Если принимаешь такую радость, прими всю ее. Хочешь своей судьбы? Бери эту. За нее не надо платить.
- Но я же… я потом снова стану человеком…
- Станешь. Но разве этому «потом» помешает то, что сейчас ты можешь обогнать ветер? – кентаврица помолчала и закончила: - Сегодня после заката, выходи из западных ворот навстречу солнцу. Я подожду, но недолго. Ничего не буду просить. Хочу увидеть тебя счастливым.
Взгляд на взгляд - глаза у кобылицы были серыми – и весь табун двинулся прочь, во мгновение ока исчез со двора гостиницы.
Напрочь забывшая свое обещание не скандалить Беллия вывернулась из объятий Кано, встала перед ним, скрестив руки на груди:
- Ты. Никуда. Не пойдешь. – произнося слов раздельно, сказала она.
Он удивленно заморгал:
- Конечно не пойду, я и не собирался.
Беллия помолчала немного, а потом вдруг словно переключилась, с улыбкой повернулась к Сильхе и Друсту:
- А давайте сегодня веселиться?
- О! – голубоглазый щелкнул пальцами. – Веселье! Я знаю, как его сделать!
Наверное, можно было и отказаться, но, похоже, Друст все продумал заранее. В баню вся троица все же попала, хотя нет, это была не баня, а ее южный вариант – фанна. Сначала просто помывка в общем зале – Сильхе в прошлый раз воспользовалась личной кабинкой, а сейчас пришлось показывать исполосованную спину всем, но никто не пялился – где деревянные, из безлистного южного эки, стены исходили каплями ароматной смолы. Потом деревянные же круглые ванны с горячей водой, усыпанной поверху белыми алыми лепестками. Сильхе взошла по ступенькам темного дерева чтобы погрузиться в свою, рядом то же сделала Беллия. Через несколько минут, когда гости расслабились, из боковой двери выскользнули две девушки в коротеньких халатиках. С поклоном предложили свои услуги. Сильхе немедленно приняла. Девица растёрла ей плечи, шею, даже руки. Помассировала голову – Сильхе и не знала, что это может быть так приятно. Девица предложила перейти на удобное послебанное ложе, стоявшее тут же, и там занялась гостьей всерьез, пока та не запросила пощады, размятая, как тесто, но больше не ощущавшая ни капли усталости. Наоборот, тело наполнилось новой энергией. В соседней комнате, судя по возгласам, то же самое делали с Друстом и даже с кентавром – деревянные ванны были достаточно большими, чтоб кентавр в них поместился. Беллии массаж почему-то не понравился и на ложе она просто отдыхала. Потом обе облачились в длинные, скрывающие все так же надежно, как броня, халаты и вышли в их общую с парнями комнату, на чай.
Кано лежал на ковре рядом с длинным низким столиком, а Друст возлежал. Девушки тоже легли, по другую сторону стола, налили себе цветочного чаю из стоявшего тут же чайника. Было хорошо и уютно, как не было давно. Праздник? Да!
Но Друст решил на этом не останавливаться. В комнату вошла музыкантша, присела в углу и начала задумчиво пощипывать струны южной лютни с раздутым корпусом и длинным грифом. Одной музыкантшей дело не ограничилось. Из двустворчатой, открывавшейся и закрывавшейся бесшумно двери начали выходить одна задругой красиво одетые девушки. Сильхе вначале решила, что танцовщицы – они прохаживались перед гостями, делали изящные па, совершали повороты и наклоны, приподнимали полы платьев и помавали руками. Потом разворачивались и уходили.
- Какие прекрасные наряды! – сказала Беллия и тем открыла Сильхе глаза.
Все до одной девицы были в платьях, коротких и длинных, с юбками-лентами и юбками-лепестками, юбками похожими на широкие брюки и ни на что не похожими, с рукавами и без, в верхней части скромными и закрытыми, но попалась пара фривольных, открывающих шикарный вид на дамские прелести.
Сильхе с непроницаемым лицом досмотрела представление одежды до конца и лишь потом спросила:
- Ты хочешь, чтоб я это носила?
- Я хочу, чтобы ты взглянула на то, что можешь носить. И примерила. Если не понравится, вернешься к обычному варианту.
- А ты упрямый, - заметила Сильхе голосом прекрасной дамы, которая награждает победившего во имя ее рыцаря.
Он воспринял это именно так:
- Благодарю, прекрасная госпожа, вы столь же проницательны, сколь прекрасны. - Тон был серьезно-пафосный, но Друст сам же от него и отказался, заметив с мальчишеской усмешкой: - Только это не упрямство. У тебя иногда в ответ на мои действия такое лицо становится...
- Словно я готова тебя поцеловать, лишь бы ты прекратил действовать? – подколола она.
- Словно уже хочется предложить действие в ответ, но не знаешь, какое.
Будь они одни, Сильхе, пожалуй, поцеловала бы его. Заслужил - легкостью нрава и остроумием. Но не хотелось делать это при Кано и Беллии. Особенно при Кано. Интересно, сладкая парочка хоть раз целовалась?
Так что она не стала отвечать, оставив за Друстом последнее слово.
- Выберешь что-то? – спросил он с легкой грустью, видимо все же рассчитывал на хоть какой-то ответ. – Надо отпустить красавиц.
- Пожалуй то, зеленое, с коричневым корсетом.
- Прекрасный выбор. А вы, госпожа Беллия?
Та лишь покачала головой.
- Нет, спасибо, нам и так приходится с собой старую одежду таскать, куда еще новую…
В итоге из бань они ушли в разном виде и настроении. Прачки тут работали лучше, успели все постирать и высушить, но Беллия принесла свое прошлое дорожное платье, его и надела. Сильхе переоделась в подарок. Ничего особо изысканного – сине-зеленый атлас, широкая юбка-полусолнце, полностью закрытая кофта с воротником стойкой и рукавами, пышными на плечах и обтягивающими на предплечьях, по подолу и краю рукавов полоса нежно-зеленого цвета. К этому прилагался корсет коричневого бархата, спереди короткий, сзади диной до колена, и вот тут вышивки не пожалели – серебристая лоза начиналась на лифе, под левой грудью, словно росла из сердца и тянулась по всему корсету, сплетаясь и расплетаясь. В зеркале Сильхе себе понравилась и заметила мимоходом, что привычный ей пояс не испортит композицию и ничему не будет мешать. Но старые свои рубашку, жилетку и штаны она не выбросила, свернула и несла с собой, вернее, и это и платье Беллии нес Друст. Кано мог предложить свою помощь, но ему было, похоже, не до того.
- Что-то случилось? – наконец спросила его рыжая, полдороги болтавшая ни о чем с Друстом.
Кано вцепился в неё как в последнюю нить спасения:
- Ничего, кроме того, что я тебя люблю!
Сказано было так пылко – да он еще и резко подался вперед, к ней - что рыжая испуганно отпрянула.
- Прости, - тут же повинился он. – Просто… Любимая, хочешь покататься?
- В смысле – покататься? Скачать на тебе, по городу, без седла?
- Можно и с седлом, - без особого энтузиазма предложил он.
- Глупость какая! – возмутилась рыжая. – Ты же не конь! И не животное!
И кажется этим что-то сломала.
- Ну да, не конь… - еще более вяло заметил он. – Ну тогда… отдыхать пойду…
Развернулся и потопал к конюшне.
- Что это с ним? – задумчиво проговорила Беллия.
Сильхе представляла, что, но говорить об этом не собиралась.
Они поднялись в свои комнаты, но минутой позже девушка-бард заглянула к Друсту. Попросила:
- Поговори с Кано по-мужски, а? Пусть не мучается ерундой.
- Да вроде не маленький, должен сам разобраться, - хмыкнул тот.
- Может и не маленький. Но одну любит, а другую желает, и это другая скорее всего просто свобода, а вовсе не девица.
- А с третьей что? – кажется он был серьезен. – Смотрит же на тебя.
Сильхе рассердилась:
- А как ему на меня не смотреть, если я рядом? Глаза каждый раз опускать?
Друст пожал плечами:
- Поговорить могу, боюсь, не поможет. Но ты странная… Или так не любишь рыжую красотку, что посылаешь ее жениха в объятия девицы-кентаврицы? Она уже успела тебе настолько насолить?
- Вовсе нет, - Сильхе и сама не совсем понимала свой порыв поддержать черную. – Не вижу смысла кому-то страдать. Скорее всего, если Кано и сбежит на ночь в степь, ничего не будет. Но, может, один раз выбрать что-то для себя, а не во имя миссии и невесты, как-то ему поможет.
- Миссия? – переспросил голубоглазый. – Расскажешь, если не тайна?
Она задумалась.
- Тайны вроде нет. Опекун послал Кано с бредовым заданием. Обойти четыре места и принести там жертвы «с доброй волей жертвы, кровью сердца и слезами души, после чего исполнится некто-пророчество и люди смогут жить по тысяче лет. Два уже посетили; в Кооне он отделался жертвенной клятвой, в Дайже пришлось кормить голодных магов своей жизненной силой. Чем дальше, тем веселее, как видишь. Остались Тимарт и Фолкаэрен. Кровь сердца и слезы души – ладно, скорее всего просто метафора печали, но кто у нас может выразить добрую волю?
- Тот, кто обладает разумом, - кивнул мгновенно все понявший Друст. – Думаешь, ему светит самопожертвование?
- Боюсь, что или оно, или придется своими руками зарезать на алтаре невесту… которую ему навязал тот же опекун.
У Друста сразу сделалось сердитое лицо:
- Гад он, опекун этот. Никто никому не должен навязывать любимых или спутников. И вообще, зачем люди берутся за всякие миссии, когда можно жить и любить, а они еще ни того, ни этого не попробовали? Ладно, поговорю с кентом. А что ты мне за это дашь?
Наверное, не стоило это начинать… Но Сильхе подошла и поцеловала его – по-сестрински, в щеку. К его чести, он не пытался настоять на большем, даже не обнял. Только заметил с иронией:
- Как после такого откажешь?
Сильхе вернулась в свою комнату и застала удивительную картину: Беллия держала в руках кинтару и рассматривала струны, словно примеряясь.
- Умеешь играть? – спросила девушка-бард.
- Не так, как ты, - сосредоточенно хмурясь рыжая изобразила несколько аккордов. – Так как ты я вообще ничего не умею. Даже любить.
- Откуда такие мысли? – Сильхе подсела ближе, чувствуя себя странно.
Было жалко обоих… словно кто-то вдруг сказал, что у них все равно ничего не получится. И если у Кано еще может выйти хоть что-то с другой, то Беллия… у нее – вряд ли. Может, она и дура, но не ветреница.
- Смотрю и слушаю. Все умеют делать какую-то… красоту. Даже кентавра эта бешеная. А меня словно и нет. Кано поманили только – и он уже готов бежать. А ко мне бежать не надо, я всегда рядом. Может, надо чтоб меня похитили, чтобы он обратил внимание? – она перестала тренькать и подняла несчастный взор, пока еще без слез. – Кано меня не любит, просто взял, что навязал опекун. Но я-то его люблю!
Сильхе забрала у нее кинтару, заиграла тихое, успокаивающее.
- Если ты спрашиваешь, что делать… Может, быть, как та кентаврица. Ей что-то нужно, но она все равно даёт Кано свободу выбора.
- Но он и так свободен! – возмутилась Беллия.
- Будет свободен, когда закончит миссию. И тогда… возможно, выберет тебя уже сам.
- А если не выберет? Если ему опять приглянется какая-нибудь сладкоголосая метёлка?.. Прости, я не о тебе, а об этой…
Сильхе невольно улыбнулась.
- Ну и о чем мы сейчас говорили? О свободе. – Девушка-бард вспомнила свой вопрос и решила задать, пока разговор подходящий: - Вы с Кано хоть разок поцеловались?
Беллия покраснела.
- Два раза… Но ничего большего со мной он не захотел! А с этой хочет?
- Не факт, что именно того, чего с тобой не захотел. Мне кажется, Кано счастлив быть кентавром. Позволь ему это счастье.
Рыжая надулась.
- Ты говоришь как она!
Сильхе начало надоедать уговаривать без особой пользы. Она перестала играть, отложила инструмент.
- Ну хорошо. Представь, что Кано так никогда и не превратится в человека снова. Ты все еще будешь его любить?
- Конечно!
- И что тогда сделаешь? Надежды никакой, он кентавр навсегда. Ты – нет. Любви между вами не будет, союз невозможен. Продолжишь мучить его и себя, терзая напоминанием о потерянных возможностях?
- Я… я найду новую возможность быть с ним! – рыжая упрямо сжала кулачки. – Еще одну южную ведьму и пусть меня тоже заколдует. Будут два кентавра!
- Ну вот, - одобрила Сильхе. – Это и значит дать свободу: не менять другого ради себя, а измениться самой.
Беллия помолчала.
- Ты так все переворачиваешь. Я не знаю, что думать, что говорить.
Черная рассмеялась:
- Дурочка. Я шутила! Притворялась озабоченной дикаркой, так веселее! – она подарила до сих пор молчавшему Кано широкую улыбку. – Вообще-то я в самом деле дикарка и ты мне нужен, чтобы получить дитя.
Теперь покраснел уже Кано.
- Прости, - начал он, - я не могу изменять невесте…
- А что такое измена? – спросила черная. – Любого мужчину хватает больше, чем на одну женщину. Отдавать себя лишь одной для него – изменять своей природе.
- Он не кентавр! – вспомнила главный аргумент Беллия. – Он зачарованный человек!
- Я вижу то, что вижу, - пожала плечами кентаврица. – И в нем, и в тебе. Не жадничай, голубка.
Беллия завизжала и кинулась на нее с кулаками. Черная поймала рыжую, осторожно, удержала сначала за руки, потом, когда та не успокоилась, прижала к крупу и к пышной груди.
- Отпусти ее! – тут же потребовал Кано, подходя.
- Сначала успокою, - ответила черная и запела.
Песня была не на общем – певучий гортанный язык и несколько десятков повторяющихся слов, как заклинание или колыбельная. Беллия быстро перестала дёргаться и затихла. Кентаврица разжала руки. Рыжая тут же оттолкнулась от нее, отошла к Кано, который обнял ее одной рукой. На черную смотрел с упреком.
- Обижать того, кто мне дорог – плохой способ добиться моего расположения.
- Для чего мне твое расположение? – удивилась черная. – Нужно лишь твоё семя.
Кано ухитрился не покраснеть.
- Я не могу дать тебе то, что ты хочешь. Вообще почему я?
- Мое время пришло, - ответила черная, - а тут нет других кентавров.
- Но как ты узнала, что этот – есть? – влезла Сильхе.
- Видела. Скакал за каретой. По следам ясно, что в город вошел. И я вошла. А дальше по запаху. – Черная улыбнулась с легкий игривостью: - Он и твой тоже?
- Нет, конечно, - мгновенно отрекалась Сильхе. - А подруг зачем привела?
- Мы табун, мы скачем вместе.
«Дружить – плавать вместе», - вспомнила девушка-бард.
- Ты дашь мне ответ сейчас или позже? – снова обратилась черная к Кано.
Тот покачал головой.
- Нет. Я не могу.
- Не говори, пока не пробовал, - попросила кентаврица. - Отвечай только за свои «хочу». Не хочешь?
- Нет.
Она почему-то улыбнулась, словно услышала не отказ, а согласие. И заговорила плавно, с гортанным клекотом, словно ворожа:
- Ночь прекрасна. Звезды – осколки души Расколотого Копытами Бога. Травы шуршат – «ш-шу, ш-шу!» - и говорят с тобой о своем, но если наклониться к ним, если слушать, заговорят о твоем. Что могут сказать тебе травы осени? Что смерть близка, а жизнь прекрасна. Что могут сказать тебе звезды? Что смерти нет, а жизнь прекрасна. Что могу сказать тебе я? Что есть я и ты, и это прекрасно, и смерти не будет…
Вроде бы простые слова… Кентаврица сплела вместе жизнь и смерть, похоже, без страха перед любой из них, но тут было что-то еще. Чары? Возможно. Но слова для таких чар надо было подбирать тщательно, для каждого свои. И не лгать. Выходит, черная увидела в Кано что-то, способное откликнуться на сказанное. Интересно, на какие из слов?
А та вдруг заговорила о другом, обычным голосом, больше не ворожа:
- Разве тебе не нравилось скакать? Я видела, я знаю, ты был счастлив. Резвился как жеребенок. Это жизнь. Если принимаешь такую радость, прими всю ее. Хочешь своей судьбы? Бери эту. За нее не надо платить.
- Но я же… я потом снова стану человеком…
- Станешь. Но разве этому «потом» помешает то, что сейчас ты можешь обогнать ветер? – кентаврица помолчала и закончила: - Сегодня после заката, выходи из западных ворот навстречу солнцу. Я подожду, но недолго. Ничего не буду просить. Хочу увидеть тебя счастливым.
Взгляд на взгляд - глаза у кобылицы были серыми – и весь табун двинулся прочь, во мгновение ока исчез со двора гостиницы.
Напрочь забывшая свое обещание не скандалить Беллия вывернулась из объятий Кано, встала перед ним, скрестив руки на груди:
- Ты. Никуда. Не пойдешь. – произнося слов раздельно, сказала она.
Он удивленно заморгал:
- Конечно не пойду, я и не собирался.
Беллия помолчала немного, а потом вдруг словно переключилась, с улыбкой повернулась к Сильхе и Друсту:
- А давайте сегодня веселиться?
- О! – голубоглазый щелкнул пальцами. – Веселье! Я знаю, как его сделать!
Наверное, можно было и отказаться, но, похоже, Друст все продумал заранее. В баню вся троица все же попала, хотя нет, это была не баня, а ее южный вариант – фанна. Сначала просто помывка в общем зале – Сильхе в прошлый раз воспользовалась личной кабинкой, а сейчас пришлось показывать исполосованную спину всем, но никто не пялился – где деревянные, из безлистного южного эки, стены исходили каплями ароматной смолы. Потом деревянные же круглые ванны с горячей водой, усыпанной поверху белыми алыми лепестками. Сильхе взошла по ступенькам темного дерева чтобы погрузиться в свою, рядом то же сделала Беллия. Через несколько минут, когда гости расслабились, из боковой двери выскользнули две девушки в коротеньких халатиках. С поклоном предложили свои услуги. Сильхе немедленно приняла. Девица растёрла ей плечи, шею, даже руки. Помассировала голову – Сильхе и не знала, что это может быть так приятно. Девица предложила перейти на удобное послебанное ложе, стоявшее тут же, и там занялась гостьей всерьез, пока та не запросила пощады, размятая, как тесто, но больше не ощущавшая ни капли усталости. Наоборот, тело наполнилось новой энергией. В соседней комнате, судя по возгласам, то же самое делали с Друстом и даже с кентавром – деревянные ванны были достаточно большими, чтоб кентавр в них поместился. Беллии массаж почему-то не понравился и на ложе она просто отдыхала. Потом обе облачились в длинные, скрывающие все так же надежно, как броня, халаты и вышли в их общую с парнями комнату, на чай.
Кано лежал на ковре рядом с длинным низким столиком, а Друст возлежал. Девушки тоже легли, по другую сторону стола, налили себе цветочного чаю из стоявшего тут же чайника. Было хорошо и уютно, как не было давно. Праздник? Да!
Но Друст решил на этом не останавливаться. В комнату вошла музыкантша, присела в углу и начала задумчиво пощипывать струны южной лютни с раздутым корпусом и длинным грифом. Одной музыкантшей дело не ограничилось. Из двустворчатой, открывавшейся и закрывавшейся бесшумно двери начали выходить одна задругой красиво одетые девушки. Сильхе вначале решила, что танцовщицы – они прохаживались перед гостями, делали изящные па, совершали повороты и наклоны, приподнимали полы платьев и помавали руками. Потом разворачивались и уходили.
- Какие прекрасные наряды! – сказала Беллия и тем открыла Сильхе глаза.
Все до одной девицы были в платьях, коротких и длинных, с юбками-лентами и юбками-лепестками, юбками похожими на широкие брюки и ни на что не похожими, с рукавами и без, в верхней части скромными и закрытыми, но попалась пара фривольных, открывающих шикарный вид на дамские прелести.
Сильхе с непроницаемым лицом досмотрела представление одежды до конца и лишь потом спросила:
- Ты хочешь, чтоб я это носила?
- Я хочу, чтобы ты взглянула на то, что можешь носить. И примерила. Если не понравится, вернешься к обычному варианту.
- А ты упрямый, - заметила Сильхе голосом прекрасной дамы, которая награждает победившего во имя ее рыцаря.
Он воспринял это именно так:
- Благодарю, прекрасная госпожа, вы столь же проницательны, сколь прекрасны. - Тон был серьезно-пафосный, но Друст сам же от него и отказался, заметив с мальчишеской усмешкой: - Только это не упрямство. У тебя иногда в ответ на мои действия такое лицо становится...
- Словно я готова тебя поцеловать, лишь бы ты прекратил действовать? – подколола она.
- Словно уже хочется предложить действие в ответ, но не знаешь, какое.
Будь они одни, Сильхе, пожалуй, поцеловала бы его. Заслужил - легкостью нрава и остроумием. Но не хотелось делать это при Кано и Беллии. Особенно при Кано. Интересно, сладкая парочка хоть раз целовалась?
Так что она не стала отвечать, оставив за Друстом последнее слово.
- Выберешь что-то? – спросил он с легкой грустью, видимо все же рассчитывал на хоть какой-то ответ. – Надо отпустить красавиц.
- Пожалуй то, зеленое, с коричневым корсетом.
- Прекрасный выбор. А вы, госпожа Беллия?
Та лишь покачала головой.
- Нет, спасибо, нам и так приходится с собой старую одежду таскать, куда еще новую…
В итоге из бань они ушли в разном виде и настроении. Прачки тут работали лучше, успели все постирать и высушить, но Беллия принесла свое прошлое дорожное платье, его и надела. Сильхе переоделась в подарок. Ничего особо изысканного – сине-зеленый атлас, широкая юбка-полусолнце, полностью закрытая кофта с воротником стойкой и рукавами, пышными на плечах и обтягивающими на предплечьях, по подолу и краю рукавов полоса нежно-зеленого цвета. К этому прилагался корсет коричневого бархата, спереди короткий, сзади диной до колена, и вот тут вышивки не пожалели – серебристая лоза начиналась на лифе, под левой грудью, словно росла из сердца и тянулась по всему корсету, сплетаясь и расплетаясь. В зеркале Сильхе себе понравилась и заметила мимоходом, что привычный ей пояс не испортит композицию и ничему не будет мешать. Но старые свои рубашку, жилетку и штаны она не выбросила, свернула и несла с собой, вернее, и это и платье Беллии нес Друст. Кано мог предложить свою помощь, но ему было, похоже, не до того.
- Что-то случилось? – наконец спросила его рыжая, полдороги болтавшая ни о чем с Друстом.
Кано вцепился в неё как в последнюю нить спасения:
- Ничего, кроме того, что я тебя люблю!
Сказано было так пылко – да он еще и резко подался вперед, к ней - что рыжая испуганно отпрянула.
- Прости, - тут же повинился он. – Просто… Любимая, хочешь покататься?
- В смысле – покататься? Скачать на тебе, по городу, без седла?
- Можно и с седлом, - без особого энтузиазма предложил он.
- Глупость какая! – возмутилась рыжая. – Ты же не конь! И не животное!
И кажется этим что-то сломала.
- Ну да, не конь… - еще более вяло заметил он. – Ну тогда… отдыхать пойду…
Развернулся и потопал к конюшне.
- Что это с ним? – задумчиво проговорила Беллия.
Сильхе представляла, что, но говорить об этом не собиралась.
Они поднялись в свои комнаты, но минутой позже девушка-бард заглянула к Друсту. Попросила:
- Поговори с Кано по-мужски, а? Пусть не мучается ерундой.
- Да вроде не маленький, должен сам разобраться, - хмыкнул тот.
- Может и не маленький. Но одну любит, а другую желает, и это другая скорее всего просто свобода, а вовсе не девица.
- А с третьей что? – кажется он был серьезен. – Смотрит же на тебя.
Сильхе рассердилась:
- А как ему на меня не смотреть, если я рядом? Глаза каждый раз опускать?
Друст пожал плечами:
- Поговорить могу, боюсь, не поможет. Но ты странная… Или так не любишь рыжую красотку, что посылаешь ее жениха в объятия девицы-кентаврицы? Она уже успела тебе настолько насолить?
- Вовсе нет, - Сильхе и сама не совсем понимала свой порыв поддержать черную. – Не вижу смысла кому-то страдать. Скорее всего, если Кано и сбежит на ночь в степь, ничего не будет. Но, может, один раз выбрать что-то для себя, а не во имя миссии и невесты, как-то ему поможет.
- Миссия? – переспросил голубоглазый. – Расскажешь, если не тайна?
Она задумалась.
- Тайны вроде нет. Опекун послал Кано с бредовым заданием. Обойти четыре места и принести там жертвы «с доброй волей жертвы, кровью сердца и слезами души, после чего исполнится некто-пророчество и люди смогут жить по тысяче лет. Два уже посетили; в Кооне он отделался жертвенной клятвой, в Дайже пришлось кормить голодных магов своей жизненной силой. Чем дальше, тем веселее, как видишь. Остались Тимарт и Фолкаэрен. Кровь сердца и слезы души – ладно, скорее всего просто метафора печали, но кто у нас может выразить добрую волю?
- Тот, кто обладает разумом, - кивнул мгновенно все понявший Друст. – Думаешь, ему светит самопожертвование?
- Боюсь, что или оно, или придется своими руками зарезать на алтаре невесту… которую ему навязал тот же опекун.
У Друста сразу сделалось сердитое лицо:
- Гад он, опекун этот. Никто никому не должен навязывать любимых или спутников. И вообще, зачем люди берутся за всякие миссии, когда можно жить и любить, а они еще ни того, ни этого не попробовали? Ладно, поговорю с кентом. А что ты мне за это дашь?
Наверное, не стоило это начинать… Но Сильхе подошла и поцеловала его – по-сестрински, в щеку. К его чести, он не пытался настоять на большем, даже не обнял. Только заметил с иронией:
- Как после такого откажешь?
Сильхе вернулась в свою комнату и застала удивительную картину: Беллия держала в руках кинтару и рассматривала струны, словно примеряясь.
- Умеешь играть? – спросила девушка-бард.
- Не так, как ты, - сосредоточенно хмурясь рыжая изобразила несколько аккордов. – Так как ты я вообще ничего не умею. Даже любить.
- Откуда такие мысли? – Сильхе подсела ближе, чувствуя себя странно.
Было жалко обоих… словно кто-то вдруг сказал, что у них все равно ничего не получится. И если у Кано еще может выйти хоть что-то с другой, то Беллия… у нее – вряд ли. Может, она и дура, но не ветреница.
- Смотрю и слушаю. Все умеют делать какую-то… красоту. Даже кентавра эта бешеная. А меня словно и нет. Кано поманили только – и он уже готов бежать. А ко мне бежать не надо, я всегда рядом. Может, надо чтоб меня похитили, чтобы он обратил внимание? – она перестала тренькать и подняла несчастный взор, пока еще без слез. – Кано меня не любит, просто взял, что навязал опекун. Но я-то его люблю!
Сильхе забрала у нее кинтару, заиграла тихое, успокаивающее.
- Если ты спрашиваешь, что делать… Может, быть, как та кентаврица. Ей что-то нужно, но она все равно даёт Кано свободу выбора.
- Но он и так свободен! – возмутилась Беллия.
- Будет свободен, когда закончит миссию. И тогда… возможно, выберет тебя уже сам.
- А если не выберет? Если ему опять приглянется какая-нибудь сладкоголосая метёлка?.. Прости, я не о тебе, а об этой…
Сильхе невольно улыбнулась.
- Ну и о чем мы сейчас говорили? О свободе. – Девушка-бард вспомнила свой вопрос и решила задать, пока разговор подходящий: - Вы с Кано хоть разок поцеловались?
Беллия покраснела.
- Два раза… Но ничего большего со мной он не захотел! А с этой хочет?
- Не факт, что именно того, чего с тобой не захотел. Мне кажется, Кано счастлив быть кентавром. Позволь ему это счастье.
Рыжая надулась.
- Ты говоришь как она!
Сильхе начало надоедать уговаривать без особой пользы. Она перестала играть, отложила инструмент.
- Ну хорошо. Представь, что Кано так никогда и не превратится в человека снова. Ты все еще будешь его любить?
- Конечно!
- И что тогда сделаешь? Надежды никакой, он кентавр навсегда. Ты – нет. Любви между вами не будет, союз невозможен. Продолжишь мучить его и себя, терзая напоминанием о потерянных возможностях?
- Я… я найду новую возможность быть с ним! – рыжая упрямо сжала кулачки. – Еще одну южную ведьму и пусть меня тоже заколдует. Будут два кентавра!
- Ну вот, - одобрила Сильхе. – Это и значит дать свободу: не менять другого ради себя, а измениться самой.
Беллия помолчала.
- Ты так все переворачиваешь. Я не знаю, что думать, что говорить.
