За все есть цена, нам обоим она знакома.
Назавтра - зола, перекресток, побег, война,
Загадки как звери, отрава ответов ложных…
Не думай о том, что еще предстоит узнать,
Как «надо» и что «нельзя». Ведь сегодня – можно.
Пыль потянулась к окнам сразу же после начала песни. На словах про «в окно улетит» она рванулась, точно подтолкнули, точно по дому пронёсся тугой нетерпеливый ветер, и рассеялась там, снаружи, с шелестящим звуком. Сильхе даже не могла сказать, использовала она для этого волшебства пятую струну. Но если нет, если все просто работает, если вписать в песню мелодию живого существа или живого мгновения, то зачем нужен подарок бога? Что она должна с ним делать?
- Мастерское исполнение… о! Какая находка!
Находка была скорее никакая – под слоем пыли, которая теперь исчезла, обнаружился валявшейся на каменной полке меч. Ножны потрескались, но сохранили клинок внутри от ржавчины. Правда, стоил он едва ли больше, чем «Третье желание» в хороших ножнах на поясе Сильхе. Кожа с деревянной рукоятки облезла, навершие выглядело поцарапанным, как и сам клинок, на три четверти длины которого тянулся желобок-дол. Но выщерблин не было.
- У тебя же есть с собой точильный камень? – спросил Друст, попробовав лезвие – тупое.
- Есть. Но ты незнакомым мечом драться собираешься? – Сильхе вернула кинтару за спину и принялась рыться в сумке.
- А что еще остается? – он отошел на свободное пространство, избавил клинок от ножен, взвесил в руке, сделал замах и выпад. – Баланс хороший, справлюсь.
Девушка-бард наконец нашла точило, достала и кинула ему. Друст поймал – одной рукой, сел на лавку у стены. Для меча маленькое точило подходило плохо, но другого все равно не было.
- А ты-то свой клинок откуда взяла? – спросил голубоглазый, не отвлекаясь от работы. – И почему не обзаведешься чем получше?
- Получше это покрасивее? Зачем? Камешки в рукояти привлекут ненужное внимание.
- Камешки или красивое платье, - кивнул он, сделав какой-то свой вывод. – Ты должна часто попадать в плохую компанию, в силу профессии. Или просто в ту, которую хорошей не назовешь. А в такой лучше выглядеть как мужчина, чем женщиной. Поэтому брюки, а не юбки.
Сильхе на миг стало неудобно за свой выбор. В чем-то он был прав.
- Не в этом дело, Друст. Понимаешь… я прежде всего бард, а не женщина. Женщиной… я могу быть только для тех, кого выбираю. Могу и хочу. Музыка сильнее меня, больше меня. Это почти фанатизм, только я на людей не кидаюсь, - она постаралась разбавить серьезное признание шуткой, и кажется получилось, он улыбнулся. – А «Третье желание»… Да, плохая компания, в которой мне понадобился нож, чтобы защищаться. Пусть тогда меня и спас не клинок, а скорее Трое и Четвертая. Но схватив со стола кинжал, я так и унесла его с собой и с тех пор больше с ним не расставалась.
- И тебя не мучит воспоминание? – он так удивился что на миг перестал шаркать точилом по лезвию меча. – Судя по всему, ситуация была неприятная и опасная.
- Еще какая… Нет, не мучит. Как не мучит и постоянное напоминание о том, что надо быть осторожнее… Ладно, пойду тут осмотрюсь, - сказала она, поворачиваясь к лестнице.
Было прежде всего интересно, на сколько простирается ее магия – ушла ли пыль и со второго этажа.
Еще как ушла, открыв единственное что было в этой комнате под самой крышей. В общем-то ничто другое тут и не было нужно. Сильхе оценила размер, вздохнула. Похоже, сам Мотылёк намекает на развитие отношений с Друстом. Поспорить ли с богом или сразу сдаться воле его – и, в сущности, своей?
Она спустилась вниз. Друст все еще шаркал точилом по лезвию.
- Скучно, - очень светским тоном и с лицом тоскующего о полном овечек и пастушек луге аристократа, заявил он. – Сыграй что-то веселое, а?
Просить дважды было не надо. Веселье тоже было в мелодии этого дня, не искрометное, как танец «Не пролей», а мягкое, с неожиданными серьезными, даже печальными нотками, но побуждающее думать о хорошем, улыбаться, творить вариации, от которых делалось легко и уютно.
И было так хорошо, что когда снаружи прозвучал вопль, Сильхе не прервала игру, а закончила, как ни в чем ни бывало. Вопила Беллия, но рыжая там не одна, судя по стуку копыт, её есть кому защитить. Да и вообще, девушка-бард не нанималась никому в охранницы.
Друст тоже дергаться не стал, дослушал, и только потом встал.
- Сильхе! – снова завопили снаружи, так отчаянно, словно имя было единственной веревкой, по которой только и можно подняться из бездны.
- Ну что там опять случилось? – она тоже встала, хотя никуда идти не хотелось.
Но пришлось.
Беллия стояла у ступенек моста, прижимая руки к груди, Кано мялся за ее спиной. Увидев девушку-барда, рыжая чуть не кинулась к ней… или на неё.
- Сильхе! Не играй больше! – то ли попросила, то ли потребовала она. – В некто-пророчестве было и про это. Если… если будешь, то кто-то из нас умрёт!
Сильхе закаменела. Едва смогла выговорить:
- И что еще там было? Что ты рассказала своему опекуну?
- Ничего! Я начала задавать вопросы, а он заставил меня саму отвечать. И так получилось… Магистр Дриан словно и сам про нас многое знал, но не всё.
- Кошелек с лунным серебром, через который можно следить, - напомнила девушка-бард.
- Наверное, - потупилась рыжая. – За кошелек тоже отругал.
Тоже… Сильхе стало интересно, за что еще. Но была проблема понасущнее.
- Как звучит его последнее некто-пророчество? Чего именно мне нельзя делать?
- Делать музыку. Некто… делая музыку сделает троих четверыми, но достаточно лишь одного, человека или звука…
- Достаточно для чего?
- Сильхе! – окликнул в этот раз Кано. – Не заставляй ее отвечать!
Попытался обнять рыжую, но та вывернулась.
Девушка-бард разозлилась.
- Дурак или как? Лучше знать текст пророчества, чтобы не исполнить случайно… или хоть быть готовым. Тебе не надоело жить с закрытыми глазами?
- Мои открыты, - он погладил маленькое существо на плече, даже с улыбкой, словно ничего страшного не происходило и никому ничего не грозило. – А ты иногда видишь только музыку. Но это не плохо, наверное, так легче. Можно спрятаться от зла мира, забыть о нём.
Она просто онемела. Это что, Кано – тот, кому она столько раз помогала, в том числе и музыкой – только что обвинил ее в трусости? Очень захотелось ударить словом… Но это было как раз то, чего она не могла себе позволить. Поэтому сухо спросила:
- Вы сегодня дуэлиться-то будете? А то солнце уже садится.
Трое с ним, с некто-пророчеством, и Четвертая со всем остальным. Никто не заставит барда молчать, кроме Младшей Сестры, хотя иногда это может и Старшая. Пророчество – не приговор.
Друст улыбнулся, скинул на траву плащ и туда же бросил снятый камзол, оставшись в белоснежной рубашке, картинно красиво пошел навстречу кентавру. Беллия быстро ушла с его пути, спустилась по каменным ступенькам и встала рядом с Сильхе. Не слишком близко, шагах в трех. Кано достал свой меч. Снял с плеча и посадил на невысокое ограждение моста пеккару. Крыса сначала заметалась, а потом села, сложив лапки и обернув себя хвостом. Ждала. Все ждали.
Парни прошли на середину моста. Никакого салюта мечами. Только Друст сказал:
- Мост недостаточно широк для тебя. Поэтому сделаю уступку.
И атаковал первым, словно в этом и состояла его уступка. Кано легко отбил и сделал свой выпад – кажется, задел, потому что Друст похвалил соперника:
- Отлично. Но все же недостаточно быстро.
Сильхе не сказала бы, что недостаточно. При следующей атаке кентавра Друст вместо того, чтоб отбить, просто отскочил, и ухитрился поймать меч соперника плечом. Еще одна рана. А первая, чуть выше и левее сердца, уже намочила кровью рубашку у него на груди.
- Да чтоб тебя! – не выдержала Сильхе.
Встала на лестницу, чтобы лучше видеть происходящее, хотя уже боялась того, что может увидеть. Соперники обменялись новыми ударами, в этот раз Друст отбил удачно, но словно слегка лениво.
- Не повторяйся, - попросил он. – Иначе станешь предсказуемым. Хотя предсказуемость может и пугать.
И тут же показал пример – атаковал так быстро, что кентавру пришлось отступить, отбиваясь, за середину моста. Сильхе не успела понять, не успела сосчитать удары и финты – мечи прозвенели и стихли: Друст закончил серию атак и спокойно отошел на прежнее место. Кано подскакал и напал. Со своим наполовину конским телом он управлялся отлично, видимо уже привык, и теснота на мосту не сильно мешала. Но Мэннар даже не особо двигался и опять выпендривался, атаковал и защищался, не сходя с места, словно ноги приклеились к камню. А потом снова насел на Кано, так же быстро и стремительно как в прошлый раз, заставляя пятиться. И ранил дважды, в грудь и в плечо.
Беллия вскрикнула. Вытесненный к самому началу моста Кано стоял, тяжело дыша, пока Друст, повернувшись к нему спиной возвращался на прежнюю позицию. Видимо, надо было снова ждать от него молниеносной атаки… И да, такая предсказуемость пугала. Может, поэтому, Кано ждал там, куда его вытеснили, а потом неторопливо подошел шагов на пять и попросил:
- Покажи еще раз.
Друст показал, оставив еще одну отметину на кентавре, там, где человеческое тело соединялось с лошадиным. И все-таки это пока что было несерьезно, неглубокие раны не мешали соперникам двигаться и не угрожали жизни. В свете заката не только кровь, всё казалось алее и от этого почему-то было не так страшно.
- Заканчиваю, - предупредил Друст.
И закончил. Один удар снизу, не такой быстрый, как раньше, один сверху, по мечу – клинок Кано улетел вниз, в реку. Третий, плашмя, по лошадиным ногам кентавра. Тот упал на колени, обезоруженный, побежденный.
- Теперь ты должен извиниться. Не передо мной, - уточнил Друст. – Проси прощения у Сильхе.
- За что? – не понял кентавр.
- Тогда вставай. Будем драться, пока не поймешь.
Тот поднялся, глянул со злым прищуром:
- С мечом на безоружного?
Друст положил меч на ограждение.
Это и правда надо было заканчивать, и даже не ради обнявшей себя руками, помертвевшей Беллии. Сильхе подошла, положила руку на плечо Друста.
- Нет. Не надо.
Голубоглазый повернулся к ней.
- Но он обидел тебя.
- Обидел меня, а ранен ты. Пойдем. Или нет, дай мне минутку.
Почему некоторые вещи так легко сделать? Потому что с ними помогает сам мир. Сильхе слышала, как звучит «песня-внутри» Мэннара и выделила в ней один мотив – боли. Ухватила его, пропела, понимая, что причиняет лишнюю боль, пусть ненадолго – ей надо было почувствовать самой. Кано зашипел сквозь зубы, Друст просто закаменел раненым телом. Вот как значит, боль теперь одна на двоих… на троих, она тоже ее ощущала. Тише, тише, сейчас станет легче. Исцеление тоже на всех одно. Всё, что надо – переставить звуки местами.
Пахнуло полынью и мёдом…
Кано удивленно ощупывал то место, где только что была рана. Но на животе не осталось и шрама. И под рассеченной шерстяной безрукавкой. И на плече. На Друста Сильхе не смотрела, просто была уверена.
Что-то налетело сзади, оттолкнуло к краю моста. Если б не Друст, поймавший за руку, она упала бы туда, же, куда меч Кано.
- Любимый, ты ранен! – Беллия наклонилась, рванула серую ткань юбки, безуспешно – слишком жесткая, попыталась оторвать рукав, почему-то решив, что это будет легче.
- Уже нет, любимая, - он потер плечо, показал – под кровью не осталось раны. – Сильхе вылечила.
Беллия резко развернулась. Взгляд был дикий, без благодарности, взгляд-меч. Но тут же сделался мягче, хотя не стал счастливее.
- Я… спасибо. Мы там нашли домик.
- Мы тоже. Идите уже, - сказала Сильхе, не желая разбираться еще и с этим.
Показала пример, как уходить, взяв Друста за руку и доведя до дверей. А за ними было уже не важно, ушли ли Кано с Беллией или так и стоят на мосту.
- Покажи, - потребовала она почти сразу, почему-то вдруг потеряв уверенность, что удалось вылечить обоих – да в конце-то концов, она же никогда ничем таким не занималась!
Он медленно по одной пуговице расстегнул рубашку, потом зачем-то развернулся спиной и только тогда снял. Повернулся. Все верно. Кровь есть, ран нет.
- А ты? – спросил он. – Твои раны… они зажили?
Кто бы сказал, что от простых слов может так закружиться голова.
- Пойдем, - сказала она, не собираясь говорить о ранах.
Он пошёл.
Наверху все было так же – комната под самой крышей и единственное, что тут стояло – большая застеленная цветастым покрывалом кровать. Сильхе расплела шнуровку корсета, сняла, небрежно уронила на пол. Завтра все будет помятым. Но это завтра. Застежка у платья была сзади, самой не очень удобно, но Друст помог. Открыл спину. Она представляла, что он там видит. И когда теплая рука погладила исчерченную рубцами кожу, спросила:
- Не пообещаешь убить того, кто это сделал? Или того, кто приказал сделать?
- Нет. Палач только исполнял приказ. А они… они дети короля, которому я дал вассальную клятву. Так что никого я не убью. Но сделаю так, чтобы никто никогда не прикоснулся к тебе и пальцем.
Сильхе повернулась к Мэннару лицом.
- Никто кроме тебя?
Он умел многое. Или просто всё, что нужно. Начал с тихой и почти невинной нежности поцелуев в самых неожиданных местах, больше смеша, чем возбуждая, но постепенно делался требовательнее, жестче, смелее. И добился того, что даже когда Сильхе говорила «нет», ее тело отвечало «да!». Кое-что оказалось для нее новым и подарило неожиданно сильные чувства. Первая победа была за ним, вторая тоже. Для Мэннара победить значило доставить кому-то радость раньше, чем себе. Но потом Сильхе взялась за него всерьез, немного жульничая, потому что все еще слышала его «песню-внутри» и она подсказывала, как сделать Друста счастливым. Иногда и песни оказывалось мало, потому что Сильхе переставала слышать хоть что-то, переставала осознавать отдельно себя и Мэннара, который позволил ей делать с ним все, что пожелает, иногда помогая, направляя, восполняя недостаток опыта собственным искусством.
И когда они дали друг другу все, что могли, и взяли тоже, он лежал рядом и никак не мог успокоиться – поглаживал все, до чего мог дотянуться.
- Ты такая…
- Это не я такая, это ты такой, - вздохнула Сильхе и тоже его погладила, по щеке, по шее, ниже. – Мы спать-то сегодня будем?
- А надо?
- Ну… надо, наверное, а то видок будет такой, что сразу ясно - ночь была красивой… и отнюдь не одинокой.
Друст фыркнул:
- Это уже проблемы ханжей. – Ткнулся лицом куда-то ей в подмышку, ради одного из смешащих щекотных поцелуев. – Знаешь, я тебя люблю.
- Знаю, - согласилась она. – И если бы… если бы это была баллада, сейчас я сказала бы: ну вот, ты получил что хотел и теперь можешь уйти. Должен уйти, потому что, возможно, именно рядом со мной тебе грозит смерть. А ты бы спросил: так ты легла со мной только ради этого?..
- Как хорошо, что мы не в балладе, - он ухитрился найти в темноте ее ладонь, положил себе на грудь, словно печать, знак, что он отныне принадлежит лишь ей. – Столько глупостей не натворим.
- Этих – не натворим, - усмехнулась она. – А других не упустим.
И снова потянулась к нему, потому что нельзя владеть, ничего взамен не отдавая, а ночь еще не кончилась, и что бы там ни было завтра, сегодня – можно.
Назавтра - зола, перекресток, побег, война,
Загадки как звери, отрава ответов ложных…
Не думай о том, что еще предстоит узнать,
Как «надо» и что «нельзя». Ведь сегодня – можно.
Пыль потянулась к окнам сразу же после начала песни. На словах про «в окно улетит» она рванулась, точно подтолкнули, точно по дому пронёсся тугой нетерпеливый ветер, и рассеялась там, снаружи, с шелестящим звуком. Сильхе даже не могла сказать, использовала она для этого волшебства пятую струну. Но если нет, если все просто работает, если вписать в песню мелодию живого существа или живого мгновения, то зачем нужен подарок бога? Что она должна с ним делать?
- Мастерское исполнение… о! Какая находка!
Находка была скорее никакая – под слоем пыли, которая теперь исчезла, обнаружился валявшейся на каменной полке меч. Ножны потрескались, но сохранили клинок внутри от ржавчины. Правда, стоил он едва ли больше, чем «Третье желание» в хороших ножнах на поясе Сильхе. Кожа с деревянной рукоятки облезла, навершие выглядело поцарапанным, как и сам клинок, на три четверти длины которого тянулся желобок-дол. Но выщерблин не было.
- У тебя же есть с собой точильный камень? – спросил Друст, попробовав лезвие – тупое.
- Есть. Но ты незнакомым мечом драться собираешься? – Сильхе вернула кинтару за спину и принялась рыться в сумке.
- А что еще остается? – он отошел на свободное пространство, избавил клинок от ножен, взвесил в руке, сделал замах и выпад. – Баланс хороший, справлюсь.
Девушка-бард наконец нашла точило, достала и кинула ему. Друст поймал – одной рукой, сел на лавку у стены. Для меча маленькое точило подходило плохо, но другого все равно не было.
- А ты-то свой клинок откуда взяла? – спросил голубоглазый, не отвлекаясь от работы. – И почему не обзаведешься чем получше?
- Получше это покрасивее? Зачем? Камешки в рукояти привлекут ненужное внимание.
- Камешки или красивое платье, - кивнул он, сделав какой-то свой вывод. – Ты должна часто попадать в плохую компанию, в силу профессии. Или просто в ту, которую хорошей не назовешь. А в такой лучше выглядеть как мужчина, чем женщиной. Поэтому брюки, а не юбки.
Сильхе на миг стало неудобно за свой выбор. В чем-то он был прав.
- Не в этом дело, Друст. Понимаешь… я прежде всего бард, а не женщина. Женщиной… я могу быть только для тех, кого выбираю. Могу и хочу. Музыка сильнее меня, больше меня. Это почти фанатизм, только я на людей не кидаюсь, - она постаралась разбавить серьезное признание шуткой, и кажется получилось, он улыбнулся. – А «Третье желание»… Да, плохая компания, в которой мне понадобился нож, чтобы защищаться. Пусть тогда меня и спас не клинок, а скорее Трое и Четвертая. Но схватив со стола кинжал, я так и унесла его с собой и с тех пор больше с ним не расставалась.
- И тебя не мучит воспоминание? – он так удивился что на миг перестал шаркать точилом по лезвию меча. – Судя по всему, ситуация была неприятная и опасная.
- Еще какая… Нет, не мучит. Как не мучит и постоянное напоминание о том, что надо быть осторожнее… Ладно, пойду тут осмотрюсь, - сказала она, поворачиваясь к лестнице.
Было прежде всего интересно, на сколько простирается ее магия – ушла ли пыль и со второго этажа.
Еще как ушла, открыв единственное что было в этой комнате под самой крышей. В общем-то ничто другое тут и не было нужно. Сильхе оценила размер, вздохнула. Похоже, сам Мотылёк намекает на развитие отношений с Друстом. Поспорить ли с богом или сразу сдаться воле его – и, в сущности, своей?
Она спустилась вниз. Друст все еще шаркал точилом по лезвию.
- Скучно, - очень светским тоном и с лицом тоскующего о полном овечек и пастушек луге аристократа, заявил он. – Сыграй что-то веселое, а?
Просить дважды было не надо. Веселье тоже было в мелодии этого дня, не искрометное, как танец «Не пролей», а мягкое, с неожиданными серьезными, даже печальными нотками, но побуждающее думать о хорошем, улыбаться, творить вариации, от которых делалось легко и уютно.
И было так хорошо, что когда снаружи прозвучал вопль, Сильхе не прервала игру, а закончила, как ни в чем ни бывало. Вопила Беллия, но рыжая там не одна, судя по стуку копыт, её есть кому защитить. Да и вообще, девушка-бард не нанималась никому в охранницы.
Друст тоже дергаться не стал, дослушал, и только потом встал.
- Сильхе! – снова завопили снаружи, так отчаянно, словно имя было единственной веревкой, по которой только и можно подняться из бездны.
- Ну что там опять случилось? – она тоже встала, хотя никуда идти не хотелось.
Но пришлось.
Беллия стояла у ступенек моста, прижимая руки к груди, Кано мялся за ее спиной. Увидев девушку-барда, рыжая чуть не кинулась к ней… или на неё.
- Сильхе! Не играй больше! – то ли попросила, то ли потребовала она. – В некто-пророчестве было и про это. Если… если будешь, то кто-то из нас умрёт!
Глава двадцать седьмая. Недостаточно быстро. Сегодня можно. Город Шёлка
Сильхе закаменела. Едва смогла выговорить:
- И что еще там было? Что ты рассказала своему опекуну?
- Ничего! Я начала задавать вопросы, а он заставил меня саму отвечать. И так получилось… Магистр Дриан словно и сам про нас многое знал, но не всё.
- Кошелек с лунным серебром, через который можно следить, - напомнила девушка-бард.
- Наверное, - потупилась рыжая. – За кошелек тоже отругал.
Тоже… Сильхе стало интересно, за что еще. Но была проблема понасущнее.
- Как звучит его последнее некто-пророчество? Чего именно мне нельзя делать?
- Делать музыку. Некто… делая музыку сделает троих четверыми, но достаточно лишь одного, человека или звука…
- Достаточно для чего?
- Сильхе! – окликнул в этот раз Кано. – Не заставляй ее отвечать!
Попытался обнять рыжую, но та вывернулась.
Девушка-бард разозлилась.
- Дурак или как? Лучше знать текст пророчества, чтобы не исполнить случайно… или хоть быть готовым. Тебе не надоело жить с закрытыми глазами?
- Мои открыты, - он погладил маленькое существо на плече, даже с улыбкой, словно ничего страшного не происходило и никому ничего не грозило. – А ты иногда видишь только музыку. Но это не плохо, наверное, так легче. Можно спрятаться от зла мира, забыть о нём.
Она просто онемела. Это что, Кано – тот, кому она столько раз помогала, в том числе и музыкой – только что обвинил ее в трусости? Очень захотелось ударить словом… Но это было как раз то, чего она не могла себе позволить. Поэтому сухо спросила:
- Вы сегодня дуэлиться-то будете? А то солнце уже садится.
Трое с ним, с некто-пророчеством, и Четвертая со всем остальным. Никто не заставит барда молчать, кроме Младшей Сестры, хотя иногда это может и Старшая. Пророчество – не приговор.
Друст улыбнулся, скинул на траву плащ и туда же бросил снятый камзол, оставшись в белоснежной рубашке, картинно красиво пошел навстречу кентавру. Беллия быстро ушла с его пути, спустилась по каменным ступенькам и встала рядом с Сильхе. Не слишком близко, шагах в трех. Кано достал свой меч. Снял с плеча и посадил на невысокое ограждение моста пеккару. Крыса сначала заметалась, а потом села, сложив лапки и обернув себя хвостом. Ждала. Все ждали.
Парни прошли на середину моста. Никакого салюта мечами. Только Друст сказал:
- Мост недостаточно широк для тебя. Поэтому сделаю уступку.
И атаковал первым, словно в этом и состояла его уступка. Кано легко отбил и сделал свой выпад – кажется, задел, потому что Друст похвалил соперника:
- Отлично. Но все же недостаточно быстро.
Сильхе не сказала бы, что недостаточно. При следующей атаке кентавра Друст вместо того, чтоб отбить, просто отскочил, и ухитрился поймать меч соперника плечом. Еще одна рана. А первая, чуть выше и левее сердца, уже намочила кровью рубашку у него на груди.
- Да чтоб тебя! – не выдержала Сильхе.
Встала на лестницу, чтобы лучше видеть происходящее, хотя уже боялась того, что может увидеть. Соперники обменялись новыми ударами, в этот раз Друст отбил удачно, но словно слегка лениво.
- Не повторяйся, - попросил он. – Иначе станешь предсказуемым. Хотя предсказуемость может и пугать.
И тут же показал пример – атаковал так быстро, что кентавру пришлось отступить, отбиваясь, за середину моста. Сильхе не успела понять, не успела сосчитать удары и финты – мечи прозвенели и стихли: Друст закончил серию атак и спокойно отошел на прежнее место. Кано подскакал и напал. Со своим наполовину конским телом он управлялся отлично, видимо уже привык, и теснота на мосту не сильно мешала. Но Мэннар даже не особо двигался и опять выпендривался, атаковал и защищался, не сходя с места, словно ноги приклеились к камню. А потом снова насел на Кано, так же быстро и стремительно как в прошлый раз, заставляя пятиться. И ранил дважды, в грудь и в плечо.
Беллия вскрикнула. Вытесненный к самому началу моста Кано стоял, тяжело дыша, пока Друст, повернувшись к нему спиной возвращался на прежнюю позицию. Видимо, надо было снова ждать от него молниеносной атаки… И да, такая предсказуемость пугала. Может, поэтому, Кано ждал там, куда его вытеснили, а потом неторопливо подошел шагов на пять и попросил:
- Покажи еще раз.
Друст показал, оставив еще одну отметину на кентавре, там, где человеческое тело соединялось с лошадиным. И все-таки это пока что было несерьезно, неглубокие раны не мешали соперникам двигаться и не угрожали жизни. В свете заката не только кровь, всё казалось алее и от этого почему-то было не так страшно.
- Заканчиваю, - предупредил Друст.
И закончил. Один удар снизу, не такой быстрый, как раньше, один сверху, по мечу – клинок Кано улетел вниз, в реку. Третий, плашмя, по лошадиным ногам кентавра. Тот упал на колени, обезоруженный, побежденный.
- Теперь ты должен извиниться. Не передо мной, - уточнил Друст. – Проси прощения у Сильхе.
- За что? – не понял кентавр.
- Тогда вставай. Будем драться, пока не поймешь.
Тот поднялся, глянул со злым прищуром:
- С мечом на безоружного?
Друст положил меч на ограждение.
Это и правда надо было заканчивать, и даже не ради обнявшей себя руками, помертвевшей Беллии. Сильхе подошла, положила руку на плечо Друста.
- Нет. Не надо.
Голубоглазый повернулся к ней.
- Но он обидел тебя.
- Обидел меня, а ранен ты. Пойдем. Или нет, дай мне минутку.
Почему некоторые вещи так легко сделать? Потому что с ними помогает сам мир. Сильхе слышала, как звучит «песня-внутри» Мэннара и выделила в ней один мотив – боли. Ухватила его, пропела, понимая, что причиняет лишнюю боль, пусть ненадолго – ей надо было почувствовать самой. Кано зашипел сквозь зубы, Друст просто закаменел раненым телом. Вот как значит, боль теперь одна на двоих… на троих, она тоже ее ощущала. Тише, тише, сейчас станет легче. Исцеление тоже на всех одно. Всё, что надо – переставить звуки местами.
Пахнуло полынью и мёдом…
Кано удивленно ощупывал то место, где только что была рана. Но на животе не осталось и шрама. И под рассеченной шерстяной безрукавкой. И на плече. На Друста Сильхе не смотрела, просто была уверена.
Что-то налетело сзади, оттолкнуло к краю моста. Если б не Друст, поймавший за руку, она упала бы туда, же, куда меч Кано.
- Любимый, ты ранен! – Беллия наклонилась, рванула серую ткань юбки, безуспешно – слишком жесткая, попыталась оторвать рукав, почему-то решив, что это будет легче.
- Уже нет, любимая, - он потер плечо, показал – под кровью не осталось раны. – Сильхе вылечила.
Беллия резко развернулась. Взгляд был дикий, без благодарности, взгляд-меч. Но тут же сделался мягче, хотя не стал счастливее.
- Я… спасибо. Мы там нашли домик.
- Мы тоже. Идите уже, - сказала Сильхе, не желая разбираться еще и с этим.
Показала пример, как уходить, взяв Друста за руку и доведя до дверей. А за ними было уже не важно, ушли ли Кано с Беллией или так и стоят на мосту.
- Покажи, - потребовала она почти сразу, почему-то вдруг потеряв уверенность, что удалось вылечить обоих – да в конце-то концов, она же никогда ничем таким не занималась!
Он медленно по одной пуговице расстегнул рубашку, потом зачем-то развернулся спиной и только тогда снял. Повернулся. Все верно. Кровь есть, ран нет.
- А ты? – спросил он. – Твои раны… они зажили?
Кто бы сказал, что от простых слов может так закружиться голова.
- Пойдем, - сказала она, не собираясь говорить о ранах.
Он пошёл.
Наверху все было так же – комната под самой крышей и единственное, что тут стояло – большая застеленная цветастым покрывалом кровать. Сильхе расплела шнуровку корсета, сняла, небрежно уронила на пол. Завтра все будет помятым. Но это завтра. Застежка у платья была сзади, самой не очень удобно, но Друст помог. Открыл спину. Она представляла, что он там видит. И когда теплая рука погладила исчерченную рубцами кожу, спросила:
- Не пообещаешь убить того, кто это сделал? Или того, кто приказал сделать?
- Нет. Палач только исполнял приказ. А они… они дети короля, которому я дал вассальную клятву. Так что никого я не убью. Но сделаю так, чтобы никто никогда не прикоснулся к тебе и пальцем.
Сильхе повернулась к Мэннару лицом.
- Никто кроме тебя?
Он умел многое. Или просто всё, что нужно. Начал с тихой и почти невинной нежности поцелуев в самых неожиданных местах, больше смеша, чем возбуждая, но постепенно делался требовательнее, жестче, смелее. И добился того, что даже когда Сильхе говорила «нет», ее тело отвечало «да!». Кое-что оказалось для нее новым и подарило неожиданно сильные чувства. Первая победа была за ним, вторая тоже. Для Мэннара победить значило доставить кому-то радость раньше, чем себе. Но потом Сильхе взялась за него всерьез, немного жульничая, потому что все еще слышала его «песню-внутри» и она подсказывала, как сделать Друста счастливым. Иногда и песни оказывалось мало, потому что Сильхе переставала слышать хоть что-то, переставала осознавать отдельно себя и Мэннара, который позволил ей делать с ним все, что пожелает, иногда помогая, направляя, восполняя недостаток опыта собственным искусством.
И когда они дали друг другу все, что могли, и взяли тоже, он лежал рядом и никак не мог успокоиться – поглаживал все, до чего мог дотянуться.
- Ты такая…
- Это не я такая, это ты такой, - вздохнула Сильхе и тоже его погладила, по щеке, по шее, ниже. – Мы спать-то сегодня будем?
- А надо?
- Ну… надо, наверное, а то видок будет такой, что сразу ясно - ночь была красивой… и отнюдь не одинокой.
Друст фыркнул:
- Это уже проблемы ханжей. – Ткнулся лицом куда-то ей в подмышку, ради одного из смешащих щекотных поцелуев. – Знаешь, я тебя люблю.
- Знаю, - согласилась она. – И если бы… если бы это была баллада, сейчас я сказала бы: ну вот, ты получил что хотел и теперь можешь уйти. Должен уйти, потому что, возможно, именно рядом со мной тебе грозит смерть. А ты бы спросил: так ты легла со мной только ради этого?..
- Как хорошо, что мы не в балладе, - он ухитрился найти в темноте ее ладонь, положил себе на грудь, словно печать, знак, что он отныне принадлежит лишь ей. – Столько глупостей не натворим.
- Этих – не натворим, - усмехнулась она. – А других не упустим.
И снова потянулась к нему, потому что нельзя владеть, ничего взамен не отдавая, а ночь еще не кончилась, и что бы там ни было завтра, сегодня – можно.
