Берну не хотелось идти за коротышкой, но было видно, что тот не отстанет. Да и внимание Клета привлекать не хотелось. Может и правда, быстрее сходить и посмотреть.
– Ладно, где ваш подвал? – сдался Берн. – Только быстрее, я спешу.
– Конечно-конечно, – обрадовался коротышка. – Идите сюда, за мной.
И он побежал вперёд. Подвал и правда оказался недалеко, да и не подвал то был вовсе, а кладовка, заставленная ящиками и бочками.
– Я никого не вижу, – сказал Берн, остановившись на пороге и осматривая скопившийся в кладовке хлам.
– Да вон же он, – зашептал коротышка, тоже заглядывая внутрь, – вон там в углу, за мешками. Посмотрите.
Берн нахмурился, но решил подчиниться. Чем быстрее выясниться, что никого в кладовки нет, тем быстрее коротышка от него отстанет и можно будет бежать на выручку Нереи. Берн перешагнул порог. Но как только он это сделал, дверь за его спиной закрылась, и громко щёлкнула задвижка.
– Эй, а ну открой, – ударил он кулаком в дверь.
– Прости, не могу, – отозвался коротышка. – Посиди пока здесь. Я потом тебя обязательно выпущу.
– Эй! Веленурово отродье, открой немедленно, или я тебе ноги и руки повыдёргиваю! Слышишь?! – и в доказательство своих слов Берн с силой ударил по двери. Но ответом ему было молчание. Берн прислушался. Тишина. Коротышка удрал. Тогда не раздумывая, Берн принялся молотить кулаками по двери. Но кладовка хоть и была старой и заброшенной, но дверь и петли в ней были сработаны на совесть. На Берна нахлынуло отчаяние.
Он снова почувствовал себя маленьким восьмилетним мальчишкой. Тогда у него ещё была семья. Были мама и папа, и они все вместе жили в небольшой деревушке рядом с горами, так что над макушками деревьев белели заснеженные пики. И пусть дом у них был небольшой и приходилось много работать, но Берн чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. А потом в Рэмир пришла война, и жизнь изменилась. Отец ушёл воевать, а мама перестала улыбаться. Тогда у всех жителей деревни были хмурые лица. Но, несмотря ни на что, люди верили, что горы преодолеть нельзя, что горы их защитят. Их надежды не сбылись.
На деревушку напали арнийцы. Они пришли из-за гор и без жалости жгли и убивали жителей деревни. Те, кому повезло, успели сбежать и спрятаться в лесу. Берну не повезло. Он ещё долго во снах видел страшное лицо арнийского солдата, занёсшего над ним меч. И лицо того, другого, который спас его. Берн тогда подумал, что он хороший, что помогает ему. Но у того оказались свои планы. Он решил использовать Берна, чтобы заставить маму пойти с ним. И она согласилась. У неё просто не оказалось выбора.
Берн помнил, как злился из-за того, что слишком мал, что не только не смог защитить мать, но и стал причиной её несчастий. Вся его злоба ушла в ненависть к арнийцам, к новому дому и тому мужчине, который привёл их в него. Всё здесь было чужое. Но худшим из зол стало присутствие в их жизни женщины с холодными голубыми глазами и постоянным нескрываемым презрением во взгляде. Арниец оказался не простым ярлом, а мужем дочери роальда и будущим правителем страны. Он пригрозил, что если роальд не позволит взять ему наложницу, он бросит жену, так и не сумевшую за все эти годы подарить ему ребёнка. Берна не находил ничего странного, что у этих двоих не было детей. Разве может подарить жизнь женщина с такими безразличными, пустыми глазами? Удивительным стало то, что несмотря на истерики и негодование дочери, роальд согласился. Возможно, причиной тому стало страшное поражение в войне с Рэмиром. Междоусобной войны, которая началась бы сразу, как только стало бы известно, что у роальда нет и никогда не будет наследника, Арне просто не выдержало бы. Обескровленное и полуразрушенное, оно не смогло бы дать отпор соседям, без сомнения пожелавшим бы присоединить к себе часть арнийской земли. Роальду пришлось согласиться, у него не оставалось выбора. Вскоре мама понесла, и всё время до родов рядом с ней находилась та женщина с холодными глазами. Она всюду следовала за мамой точно тень, куда бы та не пошла. Однако, когда у мамы начались роды, жена ярла отказалась сидеть у неё в ногах и принимать ребёнка в подол платья, как того требовали традиции. А ребёночек родился хорошенький. С белой кожей и голубыми, как у ярла, глазами. Да ещё и мальчик. Ярл был счастлив. А его жена, как только ребёнка увидела, так и вцепилась в него. Буквально с рук не спускала и почти сразу увезла в свой замок. Мама была убита горем, а у Берна было чувство, точно его ограбили. И снова бессильная злость на весь мир и на себя.
Не прошло и года, как мама вновь забеременела. На этот раз жена ярла с глазами-льдинками не приезжала. Явилась она, лишь когда пришло время рожать. Она с порога, не заходя в комнату, презрительно взглянула на лежащую в колыбели девочку, развернулась и сразу же уехала. Зато Берн на всю жизнь запомнил момент, когда впервые взял на руки сестру. Пусть она не была похожа на них с мамой, но и, слава Богам, мало что взяла от отца. Таких в приграничье презрительно называли полукровками. Но, когда зелёные глаза малышки посмотрели на него, а на её личике появилась улыбка, сердце Берна дрогнуло. Он понял, что это ещё один шанс для него. Пусть он не смог защитить мать и брата, потому что был слишком мал, но её он никогда и никому не даст в обиду. И никто и никогда не сможет отнять её у него. Пусть другие называли её Иданир, но он сам придумал для неё имя – Нерея, что на рэмирском означало «моя». Она и была его маленькой сестрёнкой. Именно о ней он думал, когда по совету матери решился пройти испытание. Он хотел стать большим и сильным, чтобы никто и никогда не смог обидеть его Нерею. Именно Нерея со временем помогла примириться Берну с ярлом. Он видел, как ярл хорошо относится к маме и как любит и балует Нерею. Ради Нереи Берн научился жить с арнийцами, пусть и не мог им полностью доверять.
Но беда пришла откуда он не ждал. Рэмирцы похитили его сестрёнку, заперли её у себя в замке, а теперь собираются судить и даже убить. И в момент, когда он больше всего ей нужен, он по своей глупости оказался заперт в проклятом подвале каким-то, веленур его задери, коротышкой. Из груди Берна вырвался рык боли и отчаяния. Он с силой ударил по двери. По дереву прошлись когти, оставляя после себя глубокие царапины. Берн и сам не понял, как его руки превратились в огромные мохнатые лапы. Он продолжал колотить в дверь, пока та под его ударами не разлетелась в щепки. Вырвавшись на свободу, он опрометью кинулся прочь из замка. Он бежал по узким, искривлённым улочками к центральной площади. Выскочив из проулка на площадь, он поразился всеобщей тишине, которая охватила людей на площади. Но уже через мгновение толпа взорвалась неистовыми криками. В глазах Берна потемнело, сердце пропустило удар: «Опоздал!»
Переодевшись в длинную, до пят, плотную холщовую рубашку, Нерея вышла из камеры и замерла, не зная, что ей делать дальше.
– Чего встала?! – конвоир хотел было толкнуть её, но его рука замерла на полпути. Он привык не церемониться со своими «подопечными». Чаще всего они были ворами и убийцами, не стоящими жалости, но сейчас перед ним стояла девушка – маленькая и хрупкая, так что и подтолкнуть её в спину было как-то совестно. Поэтому конвоир спешно опустил руку и попытался спрятать своё замешательство за грубость, – Иди давай!
Нерея послушно двинулась вперёд, конвоир – за нею. Но и этого оказалось мало. На протяжение всего пути: и в тёмном коридоре тюрьмы, и на лестнице, и во дворе через каждые тридцать шагов стояли солдаты. Точно Нерея и правда была опасной преступницей или могла сбежать. Как будто ей было куда бежать.
Нерея так долго пробыла в темноте, что, когда её вывели во двор, глаза заболели и заслезились от показавшегося слишком ярким солнечного света. Загородившись от солнца ладонью, она зажмурилась и остановилась. Поэтому охранникам пришлось подхватить её под руки и посадить в клетку. Возничий щёлкнул поводьями, и крепкая пегая лошадка неспешно тронулась с места, таща за собой повозку, на которой была закреплена железная клетка. Повозка медленно выехала за пределы замкового двора и покатила по улочкам города. И хоть у Нереи по-прежнему слезились глаза, она водила головой туда-сюда, стараясь увидеть и запомнить как можно больше. Сидя в тюрьме, она снова и снова представляла себе этот момент, рисуя в воображении страшные картины. Но пока всё складывалось не так уж плохо. По обеим сторонам от повозки шли солдаты, так что их небольшая процессия занимала почти всю улицу, и редким прохожим приходилось жаться к стенам домов, чтобы миновать её. Но прохожих было мало. Казалось, город ещё спит, что было очень странно. Однако, вскоре эта странность стала понятной.
Повозка и конвой миновали ещё одну улочку, свернув на ту, что вела к главной площади. И тут Нерея сперва услышала гул тысячи голосов, а потом и увидела собравшихся на площади людей. Казалось, весь город собрался в этот день на площади, чтобы посмотреть на её суд.
Стоило только повозке с пленницей показаться на площади, как вся многотысячная толпа в едином порыве хлынула к ней, напирая. Желая рассмотреть получше преступницу, люди толкались, напирали и даже давили друг друга. Нерея испуганным загнанным зверьком замерла на центре клетки. Ей казалось, что, если бы не солдаты, сдерживающие людей, толпа бы накинулась на повозку, сломала железную клетку, а саму Нерею разорвала бы на куски.
Медленно пробираясь сквозь толпу, повозка всё-таки достигла отцепленного солдатами круга, за которым находились места для почтенных тьеров из совета, а также специально сколоченный для суда помост. На помосте, так чтобы было видно всем, сидели четверо. Их кресла находились на небольшом расстоянии друг от друга, как бы подчёркивая, что эти четверо не заодно и находятся на помосте лишь для того, чтобы совершить честный и непредвзятый суд.
Ближе всего к клетке с Нереей сидел старец в белых одеждах и белоснежными волосами. В руках старец держал посох в виде змеи. И пусть Нерея видела его лишь однажды во время совета, она сразу узнала верховного жреца. Далее сидел облаченный в чёрную мантию судья. Это был крепкий мужчина средних лет с умным и проницательным взглядом. За судьей сидел Мелхор в тёмно-красных одеждах. Дальше всех, развернув своё кресло так, чтобы можно было смотреть на Нерею, сидел Бенинго и буквально испепелял её взглядом.
– Думаю, можно начинать? – спросил судья и, дождавшись кивков от Мелхора и верховного жреца, поднялся на ноги. Он неспешно развернул бумагу с обвинением, подождал, пока разволновавшаяся толпа успокоится, и ровным голосом начал зачитывать:
«Род Рубио в лице тьера Бенинго Рубио обвиняет Нерею из рода Рей в убийстве своей сестры Изабель из рода Рубио. Коею шестого дня месяца Охакая Нерея из рода Рей убила, вонзив той нож в сердце, что могут подтвердить прибежавшие на крик жертвы стражники и заставшие Нерею из рода Рей склонённую над бездыханным телом Изабель из рода Рубио. Бенинго из рода Рубио требует справедливого и открытого суда над Нереей из рода Рей и, если вина той будет доказана, приговорить к казне через повешение».
Нерея вздрогнула. Смысл длинной с замысловатыми словами речи судьи сводился к одному – её повесят, если только Берн не сумеет выиграть Божественный суд. Нерея окинула взглядом толпу зевак, силясь отыскать в ней знакомое лицо. Но Берна не было видно. Стараясь подавить нарастающий в душе ужас, Нерея принялась уговаривать себя, что вокруг слишком много народа, поэтому она не заметила Берна, что он где-то здесь, он не может её подвести, он никогда ещё её не подводил. Повторяя про себя эти слова как молитву, она попыталась сосредоточиться на том, что происходило на помосте.
Тем временем судья приступил к опросу свидетелей. Первыми вызвали охранников, которые подтвердили то, что уже раньше было сказано судьёй: что они прибежали на крик жертвы и увидели склонившуюся над телом, перепачканную в крови Нерею. Далее шёл Адан. То и дело заикаясь и бросая на Нерею виноватые взгляды, он подробно описал, как был разбужен Нереей посреди ночи, как они шли по спящему замку следом за гостем, как нашли кладовку с лазом и как он, Адан, забрался в этот лаз, потеряв на какое-то время Нерею из виду, а в следующий раз увидел её уже в окружении стражников замка рядом с телом убитой Ибби. Последним из свидетелей говорил конечно же Бенинго. Он рассказал, что Леандр и Изабель с детства знали друг друга и всегда нравились друг другу. Как только Ибби достигла возраста, в котором закон разрешает вступать в барк, Леандр заключил с их отцом договор, сделав Ибби своей верейен. Но все в замке, да и во всём Рэмире знали, что Ибби для Леандра не просто верейен, а гораздо больше и вручение ей ритуального браслета делисье было вопросом времени, пока не появилась полукровка. С нескрываемой ненависть Бенинго помотрел на Нерею.
– Значит, – подвёл итог сказанному судья, – вы утверждаете, что тьера Изабель была настоящей делисье тьера Леандра?
– Да, – уверенно заявил Бинго, и по толпе пронёсся ропот.
– Но сам тьер Леандр называл именно Нерею из рода Рей своей делисье, как вы это объясните?
– Жалостью. Леандр пожалел её, поэтому так и сказал. Но будь она и правда его делись, то на её запястье, а не на запястье моей сестры сейчас был бы ритуальный браслет. Но эта злобная, жадная тварь узнала, что браслет у Ибби и, испугавшись потерять свой статус, убила её.
И вновь по толпе прокатился ропот осуждения. Нерее казалось, она кожей чувствует исходившую от людей ненависть. Действительно, как чужая могла причинить вред их почтенной, благородной тьере. Как посмела!
– Что ж, понятно. Спасибо, тьер Бенинго, – судья повернулся к Нерее. – Нерея из рода Рей, ты слышала, что говорили свидетели.
– Да, – робко подтвердила она.
– И ты признаешь себя виновной?
– Нет, – тихо ответила Нерея, – я её не убивала.
– Не убивала? – повторил вопрос судья, точно неправильно понял или не расслышал.
Нерея покачала головой. А потом заговорила, громко, чтобы перекричать гомон толпы. И слова, которые так долго копились в её сердце вырвались наружу, потому что нельзя больше молчать, потому что если она себя не защитит, то никто не защитит, потому что она должна сказать правду, ведь это её последняя возможность быть услышанной.
– Признаю, что стражники видели меня склоненной перед Ибби, но я её не убивала. Также как они, я прибежала, услышав крик Ибби, и попыталась ей помочь. Поэтому мои руки были испачканы в крови. Если моя вина лишь в то, что я оказалась рядом с Ибби раньше других, то да, я виновата. Но я её не убивала!
– Хорошо. Тогда расскажи, почему ты оказалась рядом с Ибби раньше остальных? Что ты делала в том подвале?
– Я… Адан уже рассказывал, что мы, вернее я пошла за странником, который хотел показать нам… мне лаз в кладовке.
– Как же выглядел этот странник?
– Ребёнок… Мальчик лет пяти-шести.
– А известно ли тебе, что две ночи подряд несколько жрецов, в том числе присутствующий здесь верховный жрец, дежурили в той части замка, где, как ты утверждаешь, видела странника, но не увидели и не почувствовали его присутствия?
– Нет, я не знала. Но может быть, странник хотел, чтобы тот лаз нашла именно я, поэтому больше не появлялся, – предположила Нерея.
– Ладно, где ваш подвал? – сдался Берн. – Только быстрее, я спешу.
– Конечно-конечно, – обрадовался коротышка. – Идите сюда, за мной.
И он побежал вперёд. Подвал и правда оказался недалеко, да и не подвал то был вовсе, а кладовка, заставленная ящиками и бочками.
– Я никого не вижу, – сказал Берн, остановившись на пороге и осматривая скопившийся в кладовке хлам.
– Да вон же он, – зашептал коротышка, тоже заглядывая внутрь, – вон там в углу, за мешками. Посмотрите.
Берн нахмурился, но решил подчиниться. Чем быстрее выясниться, что никого в кладовки нет, тем быстрее коротышка от него отстанет и можно будет бежать на выручку Нереи. Берн перешагнул порог. Но как только он это сделал, дверь за его спиной закрылась, и громко щёлкнула задвижка.
– Эй, а ну открой, – ударил он кулаком в дверь.
– Прости, не могу, – отозвался коротышка. – Посиди пока здесь. Я потом тебя обязательно выпущу.
– Эй! Веленурово отродье, открой немедленно, или я тебе ноги и руки повыдёргиваю! Слышишь?! – и в доказательство своих слов Берн с силой ударил по двери. Но ответом ему было молчание. Берн прислушался. Тишина. Коротышка удрал. Тогда не раздумывая, Берн принялся молотить кулаками по двери. Но кладовка хоть и была старой и заброшенной, но дверь и петли в ней были сработаны на совесть. На Берна нахлынуло отчаяние.
Он снова почувствовал себя маленьким восьмилетним мальчишкой. Тогда у него ещё была семья. Были мама и папа, и они все вместе жили в небольшой деревушке рядом с горами, так что над макушками деревьев белели заснеженные пики. И пусть дом у них был небольшой и приходилось много работать, но Берн чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. А потом в Рэмир пришла война, и жизнь изменилась. Отец ушёл воевать, а мама перестала улыбаться. Тогда у всех жителей деревни были хмурые лица. Но, несмотря ни на что, люди верили, что горы преодолеть нельзя, что горы их защитят. Их надежды не сбылись.
На деревушку напали арнийцы. Они пришли из-за гор и без жалости жгли и убивали жителей деревни. Те, кому повезло, успели сбежать и спрятаться в лесу. Берну не повезло. Он ещё долго во снах видел страшное лицо арнийского солдата, занёсшего над ним меч. И лицо того, другого, который спас его. Берн тогда подумал, что он хороший, что помогает ему. Но у того оказались свои планы. Он решил использовать Берна, чтобы заставить маму пойти с ним. И она согласилась. У неё просто не оказалось выбора.
Берн помнил, как злился из-за того, что слишком мал, что не только не смог защитить мать, но и стал причиной её несчастий. Вся его злоба ушла в ненависть к арнийцам, к новому дому и тому мужчине, который привёл их в него. Всё здесь было чужое. Но худшим из зол стало присутствие в их жизни женщины с холодными голубыми глазами и постоянным нескрываемым презрением во взгляде. Арниец оказался не простым ярлом, а мужем дочери роальда и будущим правителем страны. Он пригрозил, что если роальд не позволит взять ему наложницу, он бросит жену, так и не сумевшую за все эти годы подарить ему ребёнка. Берна не находил ничего странного, что у этих двоих не было детей. Разве может подарить жизнь женщина с такими безразличными, пустыми глазами? Удивительным стало то, что несмотря на истерики и негодование дочери, роальд согласился. Возможно, причиной тому стало страшное поражение в войне с Рэмиром. Междоусобной войны, которая началась бы сразу, как только стало бы известно, что у роальда нет и никогда не будет наследника, Арне просто не выдержало бы. Обескровленное и полуразрушенное, оно не смогло бы дать отпор соседям, без сомнения пожелавшим бы присоединить к себе часть арнийской земли. Роальду пришлось согласиться, у него не оставалось выбора. Вскоре мама понесла, и всё время до родов рядом с ней находилась та женщина с холодными глазами. Она всюду следовала за мамой точно тень, куда бы та не пошла. Однако, когда у мамы начались роды, жена ярла отказалась сидеть у неё в ногах и принимать ребёнка в подол платья, как того требовали традиции. А ребёночек родился хорошенький. С белой кожей и голубыми, как у ярла, глазами. Да ещё и мальчик. Ярл был счастлив. А его жена, как только ребёнка увидела, так и вцепилась в него. Буквально с рук не спускала и почти сразу увезла в свой замок. Мама была убита горем, а у Берна было чувство, точно его ограбили. И снова бессильная злость на весь мир и на себя.
Не прошло и года, как мама вновь забеременела. На этот раз жена ярла с глазами-льдинками не приезжала. Явилась она, лишь когда пришло время рожать. Она с порога, не заходя в комнату, презрительно взглянула на лежащую в колыбели девочку, развернулась и сразу же уехала. Зато Берн на всю жизнь запомнил момент, когда впервые взял на руки сестру. Пусть она не была похожа на них с мамой, но и, слава Богам, мало что взяла от отца. Таких в приграничье презрительно называли полукровками. Но, когда зелёные глаза малышки посмотрели на него, а на её личике появилась улыбка, сердце Берна дрогнуло. Он понял, что это ещё один шанс для него. Пусть он не смог защитить мать и брата, потому что был слишком мал, но её он никогда и никому не даст в обиду. И никто и никогда не сможет отнять её у него. Пусть другие называли её Иданир, но он сам придумал для неё имя – Нерея, что на рэмирском означало «моя». Она и была его маленькой сестрёнкой. Именно о ней он думал, когда по совету матери решился пройти испытание. Он хотел стать большим и сильным, чтобы никто и никогда не смог обидеть его Нерею. Именно Нерея со временем помогла примириться Берну с ярлом. Он видел, как ярл хорошо относится к маме и как любит и балует Нерею. Ради Нереи Берн научился жить с арнийцами, пусть и не мог им полностью доверять.
Но беда пришла откуда он не ждал. Рэмирцы похитили его сестрёнку, заперли её у себя в замке, а теперь собираются судить и даже убить. И в момент, когда он больше всего ей нужен, он по своей глупости оказался заперт в проклятом подвале каким-то, веленур его задери, коротышкой. Из груди Берна вырвался рык боли и отчаяния. Он с силой ударил по двери. По дереву прошлись когти, оставляя после себя глубокие царапины. Берн и сам не понял, как его руки превратились в огромные мохнатые лапы. Он продолжал колотить в дверь, пока та под его ударами не разлетелась в щепки. Вырвавшись на свободу, он опрометью кинулся прочь из замка. Он бежал по узким, искривлённым улочками к центральной площади. Выскочив из проулка на площадь, он поразился всеобщей тишине, которая охватила людей на площади. Но уже через мгновение толпа взорвалась неистовыми криками. В глазах Берна потемнело, сердце пропустило удар: «Опоздал!»
Прода от 12.09
***
Переодевшись в длинную, до пят, плотную холщовую рубашку, Нерея вышла из камеры и замерла, не зная, что ей делать дальше.
– Чего встала?! – конвоир хотел было толкнуть её, но его рука замерла на полпути. Он привык не церемониться со своими «подопечными». Чаще всего они были ворами и убийцами, не стоящими жалости, но сейчас перед ним стояла девушка – маленькая и хрупкая, так что и подтолкнуть её в спину было как-то совестно. Поэтому конвоир спешно опустил руку и попытался спрятать своё замешательство за грубость, – Иди давай!
Нерея послушно двинулась вперёд, конвоир – за нею. Но и этого оказалось мало. На протяжение всего пути: и в тёмном коридоре тюрьмы, и на лестнице, и во дворе через каждые тридцать шагов стояли солдаты. Точно Нерея и правда была опасной преступницей или могла сбежать. Как будто ей было куда бежать.
Нерея так долго пробыла в темноте, что, когда её вывели во двор, глаза заболели и заслезились от показавшегося слишком ярким солнечного света. Загородившись от солнца ладонью, она зажмурилась и остановилась. Поэтому охранникам пришлось подхватить её под руки и посадить в клетку. Возничий щёлкнул поводьями, и крепкая пегая лошадка неспешно тронулась с места, таща за собой повозку, на которой была закреплена железная клетка. Повозка медленно выехала за пределы замкового двора и покатила по улочкам города. И хоть у Нереи по-прежнему слезились глаза, она водила головой туда-сюда, стараясь увидеть и запомнить как можно больше. Сидя в тюрьме, она снова и снова представляла себе этот момент, рисуя в воображении страшные картины. Но пока всё складывалось не так уж плохо. По обеим сторонам от повозки шли солдаты, так что их небольшая процессия занимала почти всю улицу, и редким прохожим приходилось жаться к стенам домов, чтобы миновать её. Но прохожих было мало. Казалось, город ещё спит, что было очень странно. Однако, вскоре эта странность стала понятной.
Повозка и конвой миновали ещё одну улочку, свернув на ту, что вела к главной площади. И тут Нерея сперва услышала гул тысячи голосов, а потом и увидела собравшихся на площади людей. Казалось, весь город собрался в этот день на площади, чтобы посмотреть на её суд.
Стоило только повозке с пленницей показаться на площади, как вся многотысячная толпа в едином порыве хлынула к ней, напирая. Желая рассмотреть получше преступницу, люди толкались, напирали и даже давили друг друга. Нерея испуганным загнанным зверьком замерла на центре клетки. Ей казалось, что, если бы не солдаты, сдерживающие людей, толпа бы накинулась на повозку, сломала железную клетку, а саму Нерею разорвала бы на куски.
Медленно пробираясь сквозь толпу, повозка всё-таки достигла отцепленного солдатами круга, за которым находились места для почтенных тьеров из совета, а также специально сколоченный для суда помост. На помосте, так чтобы было видно всем, сидели четверо. Их кресла находились на небольшом расстоянии друг от друга, как бы подчёркивая, что эти четверо не заодно и находятся на помосте лишь для того, чтобы совершить честный и непредвзятый суд.
Ближе всего к клетке с Нереей сидел старец в белых одеждах и белоснежными волосами. В руках старец держал посох в виде змеи. И пусть Нерея видела его лишь однажды во время совета, она сразу узнала верховного жреца. Далее сидел облаченный в чёрную мантию судья. Это был крепкий мужчина средних лет с умным и проницательным взглядом. За судьей сидел Мелхор в тёмно-красных одеждах. Дальше всех, развернув своё кресло так, чтобы можно было смотреть на Нерею, сидел Бенинго и буквально испепелял её взглядом.
– Думаю, можно начинать? – спросил судья и, дождавшись кивков от Мелхора и верховного жреца, поднялся на ноги. Он неспешно развернул бумагу с обвинением, подождал, пока разволновавшаяся толпа успокоится, и ровным голосом начал зачитывать:
«Род Рубио в лице тьера Бенинго Рубио обвиняет Нерею из рода Рей в убийстве своей сестры Изабель из рода Рубио. Коею шестого дня месяца Охакая Нерея из рода Рей убила, вонзив той нож в сердце, что могут подтвердить прибежавшие на крик жертвы стражники и заставшие Нерею из рода Рей склонённую над бездыханным телом Изабель из рода Рубио. Бенинго из рода Рубио требует справедливого и открытого суда над Нереей из рода Рей и, если вина той будет доказана, приговорить к казне через повешение».
Нерея вздрогнула. Смысл длинной с замысловатыми словами речи судьи сводился к одному – её повесят, если только Берн не сумеет выиграть Божественный суд. Нерея окинула взглядом толпу зевак, силясь отыскать в ней знакомое лицо. Но Берна не было видно. Стараясь подавить нарастающий в душе ужас, Нерея принялась уговаривать себя, что вокруг слишком много народа, поэтому она не заметила Берна, что он где-то здесь, он не может её подвести, он никогда ещё её не подводил. Повторяя про себя эти слова как молитву, она попыталась сосредоточиться на том, что происходило на помосте.
Тем временем судья приступил к опросу свидетелей. Первыми вызвали охранников, которые подтвердили то, что уже раньше было сказано судьёй: что они прибежали на крик жертвы и увидели склонившуюся над телом, перепачканную в крови Нерею. Далее шёл Адан. То и дело заикаясь и бросая на Нерею виноватые взгляды, он подробно описал, как был разбужен Нереей посреди ночи, как они шли по спящему замку следом за гостем, как нашли кладовку с лазом и как он, Адан, забрался в этот лаз, потеряв на какое-то время Нерею из виду, а в следующий раз увидел её уже в окружении стражников замка рядом с телом убитой Ибби. Последним из свидетелей говорил конечно же Бенинго. Он рассказал, что Леандр и Изабель с детства знали друг друга и всегда нравились друг другу. Как только Ибби достигла возраста, в котором закон разрешает вступать в барк, Леандр заключил с их отцом договор, сделав Ибби своей верейен. Но все в замке, да и во всём Рэмире знали, что Ибби для Леандра не просто верейен, а гораздо больше и вручение ей ритуального браслета делисье было вопросом времени, пока не появилась полукровка. С нескрываемой ненависть Бенинго помотрел на Нерею.
– Значит, – подвёл итог сказанному судья, – вы утверждаете, что тьера Изабель была настоящей делисье тьера Леандра?
– Да, – уверенно заявил Бинго, и по толпе пронёсся ропот.
– Но сам тьер Леандр называл именно Нерею из рода Рей своей делисье, как вы это объясните?
– Жалостью. Леандр пожалел её, поэтому так и сказал. Но будь она и правда его делись, то на её запястье, а не на запястье моей сестры сейчас был бы ритуальный браслет. Но эта злобная, жадная тварь узнала, что браслет у Ибби и, испугавшись потерять свой статус, убила её.
И вновь по толпе прокатился ропот осуждения. Нерее казалось, она кожей чувствует исходившую от людей ненависть. Действительно, как чужая могла причинить вред их почтенной, благородной тьере. Как посмела!
– Что ж, понятно. Спасибо, тьер Бенинго, – судья повернулся к Нерее. – Нерея из рода Рей, ты слышала, что говорили свидетели.
– Да, – робко подтвердила она.
– И ты признаешь себя виновной?
– Нет, – тихо ответила Нерея, – я её не убивала.
– Не убивала? – повторил вопрос судья, точно неправильно понял или не расслышал.
Нерея покачала головой. А потом заговорила, громко, чтобы перекричать гомон толпы. И слова, которые так долго копились в её сердце вырвались наружу, потому что нельзя больше молчать, потому что если она себя не защитит, то никто не защитит, потому что она должна сказать правду, ведь это её последняя возможность быть услышанной.
– Признаю, что стражники видели меня склоненной перед Ибби, но я её не убивала. Также как они, я прибежала, услышав крик Ибби, и попыталась ей помочь. Поэтому мои руки были испачканы в крови. Если моя вина лишь в то, что я оказалась рядом с Ибби раньше других, то да, я виновата. Но я её не убивала!
– Хорошо. Тогда расскажи, почему ты оказалась рядом с Ибби раньше остальных? Что ты делала в том подвале?
– Я… Адан уже рассказывал, что мы, вернее я пошла за странником, который хотел показать нам… мне лаз в кладовке.
– Как же выглядел этот странник?
– Ребёнок… Мальчик лет пяти-шести.
– А известно ли тебе, что две ночи подряд несколько жрецов, в том числе присутствующий здесь верховный жрец, дежурили в той части замка, где, как ты утверждаешь, видела странника, но не увидели и не почувствовали его присутствия?
– Нет, я не знала. Но может быть, странник хотел, чтобы тот лаз нашла именно я, поэтому больше не появлялся, – предположила Нерея.
