Церемониальная зала дворца Хофбурга наполнилась гостями в бальных туалетах. Глаза слепило от фамильных драгоценностей: диадем, колье, подвесок. Танцующие медленно кружились в менуэте, матроны стояли у стен и придирчиво разглядывали дебютанток. Клементина записала меня на пятый танец, и я с нетерпением ждал. И вот оркестр заиграл полонез и я, встав с красавицей в паре, повел ее вперед. Клементина, грациозно позируя, выступала плавными па, время от времени поднимаясь на носочки. Я чувствовал тепло ее тела, восхитительный запах нежной кожи и пребывал в блаженстве. Дождавшись следующего па, я галантно зашел спереди, взял Клементину за другую руку, сделал поворот, но запутался и не привел девушку обратно, а продолжил двигаться к дверям. Мы остановились в углу зала, перед машущим опахалом губастым мавром в красной чалме на бритом черепе.
Клементина удивленно взглянула не меня:
– Что случилось, барон? Вы забыли движение?
Я воспользовался моментом:
– Дорогая баронесса фон Гогенштейн! Примите мою руку и сердце, и я сделаю вас счастливейшей из женщин!
– На нас смотрят! – прошептала моя душенька. – Прошу вас, барон, продолжим танцевать!
Я так и не дождался ответа. Мы вернулись в круг и молча танцевали до конца мелодии.
Мое сердце заплакало кровью! Прекрасная Клементина пожалела меня и не дала прямой отказ, но я все понял. Свечи в огромных люстрах из богемского хрусталя и в настенных светильниках погасли для меня, пышные цветы, украшавшие дворец, увяли, знаменитый оркестр взял фальшивую ноту, и я отправился к выходу.
Божественная музыка остановила меня у дверей, и я печально взглянул в зал. Оркестр играл вальс. Модный танец, который матроны считают безнравственным. «Ах, – жужжат кумушки, – девушке нельзя находиться так близко к партнеру, это неприлично. Ах, как они быстро кружатся, голова заболит, это вредно для здоровья!» Но молодежь, конечно же, с удовольствием танцевала вальс.
И вдруг я увидел, как к моей душеньке, к моей принцессе подошел этот негодяй и выскочка Фридрих фон Бауэр.
– Почему же ваш соперник «негодяй»? – с иронией спросил Николас, мигом разбив прелестную ауру Вены на рубеже девятнадцатого века. – Тем, что ваша Клементина предпочла его?
– Вы ничего не понимаете! – вскричал Томас, откидывая плед. Выглядел он уже хорошо, жар спал, а щеки его горели только от волнения. – Бауэры молодой род, лишь недавно получивший дворянский титул. А мой род ведет историю от рыцарей-тамплиеров ! – гордо воскликнул Томас. – Краузе – древняя фамилия. Стать баронессой фон Краузе почетнее, чем выйти замуж за выскочку Фридриха. Однако Клементина записала вальс именно за ним. Мерзавец, пользуясь случаем, прильнул к девушке, и они закружились в дивном танце. Даже кумушки перестали шипеть и залюбовались красивой парой. А я пошел домой, но пока искал карету, наткнулся на изрядно надравшегося Петера, и мы отправились в заведение мамаши Берты.
– Чего же стоит ваша любовь, Томас, если вы при первой же неудаче бежите в публичный дом? – ехидно поинтересовался Николас.
– Не понимаю, в чем я не прав? – недоуменно спросил Томас. – Клементина – прекрасная чистая девушка, и я не позволю вам усомниться в моих чувствах!
Мне пришлось вмешаться:
– Никто и не сомневается, Томас. Продолжай, пожалуйста, только без всяких заведений.
– Хорошо! – легко согласился Томас.
Я вернулся домой утром, не раздеваясь, упал в постель и проспал до семи часов вечера. Меня разбудила матушка. Она потрясла меня за плечо и сказала:
– Томас, мой мальчик, посыльный принес приглашение в особняк Гогенштейнов на музыкально-литературный вечер. Ах, как неприлично! О салонах принято предупреждать хотя бы за две недели до его начала.
Матушка поджала губы, а я сразу все разгадал. Капризная Клементина поняла, что время ее незамужней жизни на исходе. Отец ее не поддавался на ласковые уговоры и твердил: «Не выберешь жениха, отправишься под венец с тем, кого найду я!»
Клементина догадалась, что муж, которого выберет отец, может оказаться богатым, но старым и толстым вдовцом. Тогда девушка решила собрать вокруг себя всю свиту и все-таки назвать суженого.
Я собрался быстрее солдата по окончанию военной службы. Умылся, камердинер помог мне облачиться в тончайшую шелковую рубашку, кафтан и камзол, сшитые на заказ в известном парижском ателье. Я подождал, пока лакей щедро посыплет парик пудрой, прихватил табакерку, накинул плащ и запрыгнул в парадную карету с фамильным гербом, запряженную четверкой лошадей. У меня появилась хоть и крохотная, но надежда. Я наследник рода, богат и хорошо образован. Я играю на фортепиано. В детстве у меня обнаружили абсолютный музыкальный слух, и я занимался с учителем. Я в совершенстве владею фехтованием и стрельбой на пистолетах!
Томас искоса взглянул на Николаса, но тот не среагировал.
– Томас! – воскликнула я. – Понятно, что ты прекрасная партия для Клементины! Но причем здесь соловей?
Томас, вдохновленный перечислением своих достоинств, оборвал меня:
– Молчи, женщина! В моем рассказе важно каждое слово!
– Томас, если вы еще раз непочтительно обратитесь к фройляйн Марии, я выставлю вас за дверь, – ледяным голосом сообщил Николас.
Томас сник и продолжил уже не так цветисто.
– В салон явились отпрыски все знатных родов Австрии. Они наперебой ухаживали за Клементиной, подносили ей табакерки, бокалы с шампанским и сладости. Девушка смеялась, снисходила до подношений и лукаво смотрела на сурового отца. «Она что-то задумала», – мелькнула у меня мысль.
Клементина села за клавесин, аккуратно расправила атласное светло-голубое платье и сыграла прелестную сонату Доминико Скарлатти . Сорвались бурные аплодисменты. Девушка сделала изящный реверанс и благосклонно приняла целование ручек.
А я не подошел. Я не желал затеряться в многочисленной свите и ждал своего выхода.
– Пастушка, пастушка! – закричал подлиза Фридрих фон Бауэр.
И я чуть не заплакал от досады. Я знал, как прекрасно исполняет Клементина старинную фривольную песню о пастушке.
Девушка ударила по клавишам и запела чудесным звонким голосом:
В этот миг меня лишил
Томный вздох последних сил,
И попалась я, слабея,
В плен жестокого злодея:
Оступилась вдруг и, ах!
Я лежу в его руках!
Барон фон Гогенштейн нахмурился и вышел вон из залы, матушка Клементины засеменила за ним.
А девушка раскраснелась, лукаво засмеялась. Ах, как она прелестна! Свита осыпала ее комплиментами, а я угрюмо молчал.
Клементина не выдержала:
– Барон фон Краузе, разве вам не нравится, как я пою?
– Вы поете как соловей, дорогая баронесса. Но танцуете вы еще лучше! – сказал я в надежде, что все будет по-моему.
– Ах, и вправду, давайте танцевать! – захлопала в ладоши Клементина. – Но кто же нам станет аккомпанировать? Моя достопочтенная матушка удалилась.
Наступил мой час!
– Я с удовольствием сыграю для вас, дорогая Клементина, – предложил я и сел за клавесин.
Пальцы полетели по клавишам и зазвучали танцевальные мелодии одна за одной: мазурки, польки, лендлер. Клементина перетанцевала со всеми, даже запыхалась, но все чаще она смотрела на меня! И тогда я вытащил последний козырь. Я заиграл вальс. Фридрих фон Бауэр, не мешкая, подбежал к моей нимфе, и она сделала с ним два круга. Но потом оттолкнула его и воскликнула:
– Пора бы уже кому-нибудь заменить барона фон Краузе. Встаньте, барон, а вы садитесь! – Она указала на Фридриха. – Теперь вы будете аккомпанировать, а я станцую с любезным Томасом.
Но оказалось, что невежа не обучен музыке! Он немного посидел за инструментом, вскочил и убежал в другую комнату, пронзая меня злобными взглядами.
Клементина стала подыскивать другую жертву, но Дитрих фон Арштейн воскликнул:
– Милая баронесса вы устали, давайте почитаем стихи!
Девушка молчала. Она смотрела на меня, но и я молчал.
Клементина обидчиво поджала нижнюю губку и воскликнула:
– Господа, вы любите сказки?
Мужчины загудели. Они считали, что уже взрослые и выросли из возраста, когда слушают сказки. Но на всякий случай закивали.
В залу вернулись матушка и отец Клементины и встали возле стены. Матушка смотрела на дочь с надеждой, а отец строго хмурился.
– Тогда вы, наверное, помните сказку о капризной принцессе, которая велела женихам принести ей подснежников зимой, – продолжила Клементина. – Вот и я побуду такой строптивой принцессой! – В голосе Клементины зазвенели слезы, но она справилась и гордо закончила: – Я выйду замуж за того, кто подарит мне соловья для услаждения моего слуха. – Девушка топнула ножкой. – У вас есть время до Рождества! Если птичек окажется несколько, я выберу ту, которая мне больше понравится.
Клементина все-таки не выдержала, посмотрела на меня и, зарыдав, бросилась к матери.
До меня донеслись всхлипывания девушки:
– Матушка, что я наделала! А если он не найдет соловья? Где ж его взять зимой?
– Найдет, – утешала ее мать. – А не найдет, выйдешь замуж за другого, за Фридриха фон Бауэра, к примеру. Прекрасный молодой человек!
– Я не хочу за другого! – еще пуще зарыдала Клементина и мать увела заплаканную девушку.
Мужчины спешили покинуть залу. Я ловил отдельные фразы:
– Напишу письмо герцогу Девонширскому в Лондон. Я слышал, он содержит в поместье целый зоопарк со львами и страусами. Может быть, у него есть соловей и он согласится продать птичку? А весной я ему десяток пташек наловлю.
– Певца найму. Есть у меня такой на примете с редким голосом тенор-альтино . Встанет за ширмой и споет, не отличишь от настоящей птицы.
– Чижа поймаю и перекрашу. Или щегла.
Мужчины строили планы, а я знал, что все их ухищрения не пройдут. Соловья английский герцог не продаст, а если и продаст, то птичка замерзнет при пересылке. Поющего человека Клементина опознает мгновенно, как и крашеного чижа.
«Нужно что-то другое», – думал я по дороге домой. И придумал! Игрушка! Заводная игрушка, исполняющая красивую мелодию. Такой птичкой Клементина сможет услаждать свой слух, сколько ее душа пожелает.
Ночь я провел беспокойно, а утром приказал подать карету и отправился на розыски подарка для Клементины. Я объездил всю Вену, устал и продрог, а соловья так и не нашел. Мне предлагали попугаев, павлинов, кукушек и даже лошадок, но соловья не было ни в одной лавке.
Расстроенный, павший духом, я приказал возвращаться домой. Моя затея провалилась, надо придумать новую, но сил на это у меня уже не было. Мне хотелось выпить горячего вина и лечь в постель.
Кучер решил укоротить дорогу, и карета заехала в Горбатый переулок. Я угрюмо смотрел в окно и вдруг напротив кофейни заметил лавку с игрушками на витрине. Я проезжал по этой дороге много раз, но лавки раньше не видел. Вероятно, кто-то открыл новый магазин. Я приказал кучеру остановиться, выскочил из кареты и забежал в лавку.
– Я жду вас, барон фон Краузе! – прокаркал чей-то голос. – Ваша Вещь здесь, рядом со мной! Поспешите, барон!
Я с трудом протолкнулся меж узких рядов, набитых всяким барахлом, и очутился возле конторки. За прилавком, положа руку на клетку с восхитительным красным соловьем, стоял низенький скрюченный человек в черном плаще.
– Ах! – обрадовался я. – Я покупаю птицу! Она поет?
– Соловей поет лучше, чем настоящий! – заверил меня скрюченный человек.
Он навис над прилавком. Нос его удлинился, стал похож на клюв, глаза заблестели. Я испугался. А что, если передо мной и вправду «скрюченный человечек» ? Легенду про горбатого человечка из Лангенальба я знал с детства и не желал иметь с ним дела. Но соловей манил меня, и я решился:
– Заведите!
– Ах! – воскликнул я. – Какая досада! Игрушка сломана! Найдите мастера, который починит механизм, и заплачу вам в два раза больше, чем вы попросите.
– Хорошо! – согласился старик. – Заводной соловей стоит сто золотых талеров.
Я охнул. Цена оказалась высока, но меня ожидала ценная награда и я согласился.
– Договорились, барон, – потирая костлявые ладони, сказал продавец. – Я найду мастера, который исправит поломку, а вы приходите через три дня и забирайте птичку. Но мне нужен аванс.
Я достал мешочек с монетами.
– О нет, барон! Денег мне не надо. Я стар, у меня подагра, а мне придется в плохую погоду искать мастера. Я должен быть уверен, что мои старания окупятся. Оставьте в залог то, что вам дорого! – прохрипел старик.
Я озадачился и долго думал. И вправду, что же мне дорого? Матушка, сестрица Ильзе? Клементина! Но нельзя же оставить в залог людей?
– Я помогу вам, барон. Мне нужен Орден Золотого руна – реликвия вашей семьи, – вкрадчиво прошелестел старик, и глаза его алчно блеснули.
– Но это невозможно! – воскликнул я. – Матушка никогда не позволит взять Орден. Наш давний пращур получил его в XV веке из рук самого учредителя Филипа III Доброго, герцога Бургундского. Продайте мне игрушку, и я найду мастера сам!
– «Non Aliud» – «Иного не желаю» – написано на вашем Ордене. Птичка продается только на моих условиях, – пожал плечами противный старикашка и закрыл клетку платком. – Орден Золотого руна – или ищите соловья в другом месте.
Я решительно направился к двери, но вернулся:
– Я правильно вас понял, любезный, что когда я приду за игрушкой, вы вернете Орден и возьмете деньги?
– Вы совершенно правы, барон, – ухмыляясь, поклонился старик. – Принесите Орден, и я начну искать мастера. Игрушка непростая, здесь нужен талантливый мастер.
Томас замолчал.
– Я полагаю, – язвительно сказал Николас, – что рассказа о том, как вы выкрали Орден Золотого руна, мы не дождемся.
– Почему же выкрал? Барон фон Краузе никогда ничего не крал! – гордо ответствовал Томас. – Я позаимствовал то, что и так принадлежит мне. После смерти отца – я наследник рода!
– Лукавите, Томас. Орден принадлежит не лично вам, а всему роду, – уточнил Николас, – ну да ладно, продолжайте.
– Я зашел в кабинет отца, который матушка содержала в образцовом порядке, открыл потайной ящичек в столе, взял реликвию и отнес скрюченному старикашке. Меня вела любовь! – пылко вскричал барон. – Мне оставалось совсем немного до победы. Мастер починит игрушку – и Клементина, повинуясь своему слову, выйдет за меня замуж!
– А если Клементина не любит тебя, Томас? – поинтересовалась я. – Зачем тебе жена, которая тебя не любит?
Томас недоумевающе уставился на меня.
– Вздор! Конечно, было бы неплохо, если Клементина полюбит меня. Но кого интересуют чувства женщины? Клементина должна выйти замуж, а я – отличная партия! – спесиво, но неуверенно добавил Томас.
Я удивленно охнула, а он продолжил:
– Старик заверил, что все будет в порядке, и я стал ждать, но на душе скребли кошки. Три дня тянулись медленно. Я не видел Клементину и скучал. Слухи донесли, что она отказала Штефану фон Дитмару с его тенором-альтино и Байеру с крашеным чижом. Ряды соперников уменьшились. Это радовало, мои шансы росли.
Клементина удивленно взглянула не меня:
– Что случилось, барон? Вы забыли движение?
Я воспользовался моментом:
– Дорогая баронесса фон Гогенштейн! Примите мою руку и сердце, и я сделаю вас счастливейшей из женщин!
– На нас смотрят! – прошептала моя душенька. – Прошу вас, барон, продолжим танцевать!
Я так и не дождался ответа. Мы вернулись в круг и молча танцевали до конца мелодии.
Мое сердце заплакало кровью! Прекрасная Клементина пожалела меня и не дала прямой отказ, но я все понял. Свечи в огромных люстрах из богемского хрусталя и в настенных светильниках погасли для меня, пышные цветы, украшавшие дворец, увяли, знаменитый оркестр взял фальшивую ноту, и я отправился к выходу.
Божественная музыка остановила меня у дверей, и я печально взглянул в зал. Оркестр играл вальс. Модный танец, который матроны считают безнравственным. «Ах, – жужжат кумушки, – девушке нельзя находиться так близко к партнеру, это неприлично. Ах, как они быстро кружатся, голова заболит, это вредно для здоровья!» Но молодежь, конечно же, с удовольствием танцевала вальс.
И вдруг я увидел, как к моей душеньке, к моей принцессе подошел этот негодяй и выскочка Фридрих фон Бауэр.
***
– Почему же ваш соперник «негодяй»? – с иронией спросил Николас, мигом разбив прелестную ауру Вены на рубеже девятнадцатого века. – Тем, что ваша Клементина предпочла его?
– Вы ничего не понимаете! – вскричал Томас, откидывая плед. Выглядел он уже хорошо, жар спал, а щеки его горели только от волнения. – Бауэры молодой род, лишь недавно получивший дворянский титул. А мой род ведет историю от рыцарей-тамплиеров ! – гордо воскликнул Томас. – Краузе – древняя фамилия. Стать баронессой фон Краузе почетнее, чем выйти замуж за выскочку Фридриха. Однако Клементина записала вальс именно за ним. Мерзавец, пользуясь случаем, прильнул к девушке, и они закружились в дивном танце. Даже кумушки перестали шипеть и залюбовались красивой парой. А я пошел домой, но пока искал карету, наткнулся на изрядно надравшегося Петера, и мы отправились в заведение мамаши Берты.
– Чего же стоит ваша любовь, Томас, если вы при первой же неудаче бежите в публичный дом? – ехидно поинтересовался Николас.
– Не понимаю, в чем я не прав? – недоуменно спросил Томас. – Клементина – прекрасная чистая девушка, и я не позволю вам усомниться в моих чувствах!
Мне пришлось вмешаться:
– Никто и не сомневается, Томас. Продолжай, пожалуйста, только без всяких заведений.
– Хорошо! – легко согласился Томас.
Глава 16. Вена, 1799 год, за десять дней до Рождества. Салон в особняке Гогенштейнов
Я вернулся домой утром, не раздеваясь, упал в постель и проспал до семи часов вечера. Меня разбудила матушка. Она потрясла меня за плечо и сказала:
– Томас, мой мальчик, посыльный принес приглашение в особняк Гогенштейнов на музыкально-литературный вечер. Ах, как неприлично! О салонах принято предупреждать хотя бы за две недели до его начала.
Матушка поджала губы, а я сразу все разгадал. Капризная Клементина поняла, что время ее незамужней жизни на исходе. Отец ее не поддавался на ласковые уговоры и твердил: «Не выберешь жениха, отправишься под венец с тем, кого найду я!»
Клементина догадалась, что муж, которого выберет отец, может оказаться богатым, но старым и толстым вдовцом. Тогда девушка решила собрать вокруг себя всю свиту и все-таки назвать суженого.
Я собрался быстрее солдата по окончанию военной службы. Умылся, камердинер помог мне облачиться в тончайшую шелковую рубашку, кафтан и камзол, сшитые на заказ в известном парижском ателье. Я подождал, пока лакей щедро посыплет парик пудрой, прихватил табакерку, накинул плащ и запрыгнул в парадную карету с фамильным гербом, запряженную четверкой лошадей. У меня появилась хоть и крохотная, но надежда. Я наследник рода, богат и хорошо образован. Я играю на фортепиано. В детстве у меня обнаружили абсолютный музыкальный слух, и я занимался с учителем. Я в совершенстве владею фехтованием и стрельбой на пистолетах!
***
Томас искоса взглянул на Николаса, но тот не среагировал.
– Томас! – воскликнула я. – Понятно, что ты прекрасная партия для Клементины! Но причем здесь соловей?
Томас, вдохновленный перечислением своих достоинств, оборвал меня:
– Молчи, женщина! В моем рассказе важно каждое слово!
– Томас, если вы еще раз непочтительно обратитесь к фройляйн Марии, я выставлю вас за дверь, – ледяным голосом сообщил Николас.
Томас сник и продолжил уже не так цветисто.
***
– В салон явились отпрыски все знатных родов Австрии. Они наперебой ухаживали за Клементиной, подносили ей табакерки, бокалы с шампанским и сладости. Девушка смеялась, снисходила до подношений и лукаво смотрела на сурового отца. «Она что-то задумала», – мелькнула у меня мысль.
Клементина села за клавесин, аккуратно расправила атласное светло-голубое платье и сыграла прелестную сонату Доминико Скарлатти . Сорвались бурные аплодисменты. Девушка сделала изящный реверанс и благосклонно приняла целование ручек.
А я не подошел. Я не желал затеряться в многочисленной свите и ждал своего выхода.
– Пастушка, пастушка! – закричал подлиза Фридрих фон Бауэр.
И я чуть не заплакал от досады. Я знал, как прекрасно исполняет Клементина старинную фривольную песню о пастушке.
Девушка ударила по клавишам и запела чудесным звонким голосом:
В этот миг меня лишил
Томный вздох последних сил,
И попалась я, слабея,
В плен жестокого злодея:
Оступилась вдруг и, ах!
Я лежу в его руках!
Барон фон Гогенштейн нахмурился и вышел вон из залы, матушка Клементины засеменила за ним.
А девушка раскраснелась, лукаво засмеялась. Ах, как она прелестна! Свита осыпала ее комплиментами, а я угрюмо молчал.
Клементина не выдержала:
– Барон фон Краузе, разве вам не нравится, как я пою?
– Вы поете как соловей, дорогая баронесса. Но танцуете вы еще лучше! – сказал я в надежде, что все будет по-моему.
– Ах, и вправду, давайте танцевать! – захлопала в ладоши Клементина. – Но кто же нам станет аккомпанировать? Моя достопочтенная матушка удалилась.
Наступил мой час!
– Я с удовольствием сыграю для вас, дорогая Клементина, – предложил я и сел за клавесин.
Пальцы полетели по клавишам и зазвучали танцевальные мелодии одна за одной: мазурки, польки, лендлер. Клементина перетанцевала со всеми, даже запыхалась, но все чаще она смотрела на меня! И тогда я вытащил последний козырь. Я заиграл вальс. Фридрих фон Бауэр, не мешкая, подбежал к моей нимфе, и она сделала с ним два круга. Но потом оттолкнула его и воскликнула:
– Пора бы уже кому-нибудь заменить барона фон Краузе. Встаньте, барон, а вы садитесь! – Она указала на Фридриха. – Теперь вы будете аккомпанировать, а я станцую с любезным Томасом.
Но оказалось, что невежа не обучен музыке! Он немного посидел за инструментом, вскочил и убежал в другую комнату, пронзая меня злобными взглядами.
Клементина стала подыскивать другую жертву, но Дитрих фон Арштейн воскликнул:
– Милая баронесса вы устали, давайте почитаем стихи!
Девушка молчала. Она смотрела на меня, но и я молчал.
Клементина обидчиво поджала нижнюю губку и воскликнула:
– Господа, вы любите сказки?
Мужчины загудели. Они считали, что уже взрослые и выросли из возраста, когда слушают сказки. Но на всякий случай закивали.
В залу вернулись матушка и отец Клементины и встали возле стены. Матушка смотрела на дочь с надеждой, а отец строго хмурился.
– Тогда вы, наверное, помните сказку о капризной принцессе, которая велела женихам принести ей подснежников зимой, – продолжила Клементина. – Вот и я побуду такой строптивой принцессой! – В голосе Клементины зазвенели слезы, но она справилась и гордо закончила: – Я выйду замуж за того, кто подарит мне соловья для услаждения моего слуха. – Девушка топнула ножкой. – У вас есть время до Рождества! Если птичек окажется несколько, я выберу ту, которая мне больше понравится.
Клементина все-таки не выдержала, посмотрела на меня и, зарыдав, бросилась к матери.
Глава 17. Вена, 1799 год, за несколько дней до рождества. Горбатый переулок
До меня донеслись всхлипывания девушки:
– Матушка, что я наделала! А если он не найдет соловья? Где ж его взять зимой?
– Найдет, – утешала ее мать. – А не найдет, выйдешь замуж за другого, за Фридриха фон Бауэра, к примеру. Прекрасный молодой человек!
– Я не хочу за другого! – еще пуще зарыдала Клементина и мать увела заплаканную девушку.
Мужчины спешили покинуть залу. Я ловил отдельные фразы:
– Напишу письмо герцогу Девонширскому в Лондон. Я слышал, он содержит в поместье целый зоопарк со львами и страусами. Может быть, у него есть соловей и он согласится продать птичку? А весной я ему десяток пташек наловлю.
– Певца найму. Есть у меня такой на примете с редким голосом тенор-альтино . Встанет за ширмой и споет, не отличишь от настоящей птицы.
– Чижа поймаю и перекрашу. Или щегла.
Мужчины строили планы, а я знал, что все их ухищрения не пройдут. Соловья английский герцог не продаст, а если и продаст, то птичка замерзнет при пересылке. Поющего человека Клементина опознает мгновенно, как и крашеного чижа.
«Нужно что-то другое», – думал я по дороге домой. И придумал! Игрушка! Заводная игрушка, исполняющая красивую мелодию. Такой птичкой Клементина сможет услаждать свой слух, сколько ее душа пожелает.
Ночь я провел беспокойно, а утром приказал подать карету и отправился на розыски подарка для Клементины. Я объездил всю Вену, устал и продрог, а соловья так и не нашел. Мне предлагали попугаев, павлинов, кукушек и даже лошадок, но соловья не было ни в одной лавке.
Расстроенный, павший духом, я приказал возвращаться домой. Моя затея провалилась, надо придумать новую, но сил на это у меня уже не было. Мне хотелось выпить горячего вина и лечь в постель.
Кучер решил укоротить дорогу, и карета заехала в Горбатый переулок. Я угрюмо смотрел в окно и вдруг напротив кофейни заметил лавку с игрушками на витрине. Я проезжал по этой дороге много раз, но лавки раньше не видел. Вероятно, кто-то открыл новый магазин. Я приказал кучеру остановиться, выскочил из кареты и забежал в лавку.
– Я жду вас, барон фон Краузе! – прокаркал чей-то голос. – Ваша Вещь здесь, рядом со мной! Поспешите, барон!
Я с трудом протолкнулся меж узких рядов, набитых всяким барахлом, и очутился возле конторки. За прилавком, положа руку на клетку с восхитительным красным соловьем, стоял низенький скрюченный человек в черном плаще.
– Ах! – обрадовался я. – Я покупаю птицу! Она поет?
– Соловей поет лучше, чем настоящий! – заверил меня скрюченный человек.
Он навис над прилавком. Нос его удлинился, стал похож на клюв, глаза заблестели. Я испугался. А что, если передо мной и вправду «скрюченный человечек» ? Легенду про горбатого человечка из Лангенальба я знал с детства и не желал иметь с ним дела. Но соловей манил меня, и я решился:
– Заведите!
Продавец покрутил ключик, птичка задрала хвостик и заиграла арию Папагена из оперы «Волшебная флейта» безвременно почившего господина Моцарта. Пел соловей восхитительно, но через два такта на перезвонах колокольчиков птичка заскрипела и замолчала.
– Ах! – воскликнул я. – Какая досада! Игрушка сломана! Найдите мастера, который починит механизм, и заплачу вам в два раза больше, чем вы попросите.
– Хорошо! – согласился старик. – Заводной соловей стоит сто золотых талеров.
Я охнул. Цена оказалась высока, но меня ожидала ценная награда и я согласился.
– Договорились, барон, – потирая костлявые ладони, сказал продавец. – Я найду мастера, который исправит поломку, а вы приходите через три дня и забирайте птичку. Но мне нужен аванс.
Я достал мешочек с монетами.
– О нет, барон! Денег мне не надо. Я стар, у меня подагра, а мне придется в плохую погоду искать мастера. Я должен быть уверен, что мои старания окупятся. Оставьте в залог то, что вам дорого! – прохрипел старик.
Я озадачился и долго думал. И вправду, что же мне дорого? Матушка, сестрица Ильзе? Клементина! Но нельзя же оставить в залог людей?
– Я помогу вам, барон. Мне нужен Орден Золотого руна – реликвия вашей семьи, – вкрадчиво прошелестел старик, и глаза его алчно блеснули.
– Но это невозможно! – воскликнул я. – Матушка никогда не позволит взять Орден. Наш давний пращур получил его в XV веке из рук самого учредителя Филипа III Доброго, герцога Бургундского. Продайте мне игрушку, и я найду мастера сам!
– «Non Aliud» – «Иного не желаю» – написано на вашем Ордене. Птичка продается только на моих условиях, – пожал плечами противный старикашка и закрыл клетку платком. – Орден Золотого руна – или ищите соловья в другом месте.
Я решительно направился к двери, но вернулся:
– Я правильно вас понял, любезный, что когда я приду за игрушкой, вы вернете Орден и возьмете деньги?
– Вы совершенно правы, барон, – ухмыляясь, поклонился старик. – Принесите Орден, и я начну искать мастера. Игрушка непростая, здесь нужен талантливый мастер.
***
Томас замолчал.
– Я полагаю, – язвительно сказал Николас, – что рассказа о том, как вы выкрали Орден Золотого руна, мы не дождемся.
– Почему же выкрал? Барон фон Краузе никогда ничего не крал! – гордо ответствовал Томас. – Я позаимствовал то, что и так принадлежит мне. После смерти отца – я наследник рода!
– Лукавите, Томас. Орден принадлежит не лично вам, а всему роду, – уточнил Николас, – ну да ладно, продолжайте.
– Я зашел в кабинет отца, который матушка содержала в образцовом порядке, открыл потайной ящичек в столе, взял реликвию и отнес скрюченному старикашке. Меня вела любовь! – пылко вскричал барон. – Мне оставалось совсем немного до победы. Мастер починит игрушку – и Клементина, повинуясь своему слову, выйдет за меня замуж!
– А если Клементина не любит тебя, Томас? – поинтересовалась я. – Зачем тебе жена, которая тебя не любит?
Томас недоумевающе уставился на меня.
– Вздор! Конечно, было бы неплохо, если Клементина полюбит меня. Но кого интересуют чувства женщины? Клементина должна выйти замуж, а я – отличная партия! – спесиво, но неуверенно добавил Томас.
Я удивленно охнула, а он продолжил:
– Старик заверил, что все будет в порядке, и я стал ждать, но на душе скребли кошки. Три дня тянулись медленно. Я не видел Клементину и скучал. Слухи донесли, что она отказала Штефану фон Дитмару с его тенором-альтино и Байеру с крашеным чижом. Ряды соперников уменьшились. Это радовало, мои шансы росли.
