Глава 32. Сплетение будущего и прошлого
Школа в Будущем. До начала нового учебного года
Ей выделили комнату в отдельном крыле. Не хотели допускать пересечения с дру-гими учениками, пока не подготовят.
«Словно в тюрьму упекли» – подумала она в первый день, но спустя неделю она уже отмечала в новом жилье плюсы и другие краски.
Маленькое окно позволяло смотреть на двор школы. Первое время оно раздражало, ведь в него ничего невозможно было увидеть, только обрывки картинки, словно клочки разорванной книги. Как сопоставить? Приходилось подставлять стул и выглядывать, прижимаясь к холодящему лоб стеклу. Но постепенно Карлин научилась именно из ма-леньких граней собирать то, что воссоздавало не просто мир за окном, а позволяло вклю-чить фантазию, и через мелкие детали сделать его похожим на привычный, где она про-вела последние пять лет своей жизни. Сломанная ветка у дерева, под которым они сидели с Малией на пригорке. Отблеск в лужице. Так студенты порой развлекались, подыскивая зеркальные поверхности и целые битвы устраивали на переменах или после уроков.
А ещё Карлин полюбила обстановку в комнате. У стены стоял стол письменный, ря-дом два мягких стула, лампа, окутывающая клубящимся, словно туман, све-том познавательные вечерА. Без этих предметов она уже не представляла беседы с новым учителем, открывающим для неё время, в которое она попала случайно. Или по чьему-то туманному плану.
Профессор Урлий, появлялся каждый день, как по расписанию. Вот только не в лек-торную, где проходят занятия, а прямо в комнату к единственной ученице. Утром прино-сил очередную порцию книг, говорил, что в них искать, зачем их читать, на что обратить внимание и какие вопросы задать, когда он вернётся. А возвращался он далеко после обе-да. Видимо, после завершения рабочих дел. Это время Карлин ждала, ведь именно во вто-рое посещение Урлий проводил основной урок. Но не как в лекторной со студентами, а как обычный разговор двух людей, что не виделись очень давно.
Беседы могли затянуться. Учитель и ученица, то откидывались на ребристые спинки стульев, то склонялись над картами, книгами, записями. Могли просидеть так до темноты и до рези в глазах. А лампа им высвечивала самое важное, следуя указательным паль-цам, бегающим по бумаге.
– До завтра, – прощался обычно наставник.
– Спасибо за беседу, профессор Урлий, – кивала Карлин и сдерживалась, чтобы не перекоситься, будто она укусила пирожок со жгучей приправой.
Его имя резало ей слух. Мысленно она называла его Савви и однажды чуть не ого-ворилась:
– Сегодня было так интересно, Са… Со… Сто-то у меня с дикцией, простите.
Урлий приподнял левую бровь, покачал головой и у Карлин защемило сердце. На глазах плёнкой перемежались воспоминания, сливаясь в единый образ – старшего брата, с которым с самого детства была особая связь, понятная только им двоим.
За время каникул и проведённых бесед она успела привязаться к профессору. Высо-кому, плечистому, с голосом, касающихся каждой клеточки тела и взглядом, что прони-кал сразу в душу и вызывал именно те чувства, что пробуждал в ней всегда брат. Карлин ждала послеобеденных встреч. Уроков, которые открывали для неё новый мир. Но не зна-ния для неё были магнитом, а его тембр, движения рук, улыбка и даже дыхание. Ей было очень тепло от присутствия этого одновременно чужого и такого родного мужчины. Но-чами, пытаясь уснуть она хотела понять: не придумала ли это сходство Урлия с Саввином только потому, что скучала. По своему миру, по девчонкам, по хоть и жестокому, но всё же знакомому миру, где она выросла.
Карлин казалось, что воспоминания, которые она прятала долгое время глубоко в сердце, помогали не чувствовать себя невидимкой, а представлять, что здесь она не про-сто так появилась. Ей предстоит найти и возможно спасти брата. Снять чары времени и … Что будет дальше она не знала. Пока. Поэтому внимательно слушала каждую лекцию.
Урлий рассказывал отличия двух миров. Чему учат сейчас, какие требования предъ-являют к студентам. Это было так интересно, что Карлин хотела быстрее попасть в вы-пускной класс. Но когда речь касалась того, что происходит за пределами школы, настро-ение в комнате искрилось поднятыми в воздух пылинками, что проникали в нос, глаза и раздражали, вызывая желание хотя бы чихнуть или другим способом от них избавиться.
– Неужели за почти девяносто лет ничего не поменялось? – морщила нос Карлин. – Богатеи всё так же живут в своём закрытом оазисе, по планете разбросаны, работающие на них поселения. Почему?
– Не понимаю, что тебя так беспокоит. Наши традиции – это то на чём держится мир, – пожимал плечами профессор.
– Мир или правление этих зазнаек? – бурчала Карлин и закрывала глаза, пытаясь утихомирить вспышки не самых приятных воспоминаний.
– Я не могу тратить время на то, о чём рассказывают на первом курсе. Будешь про-должать в таком духе, вместо Планетоведения поставлю в расписание Традиции и буду лично проверять, чтобы ты не пропустила ни одного занятия, – слегка повышал голос Ур-лий.
Он смотрел на студентку из прошлого не отрываясь. Грудь медленно поднималась и опускалась. Карлин в такие моменты боялась пошевелиться, она видела пульсирующую жилку, даже через высокий воротник профессорского сюртука, выпирающие желваки на гладковыбритых скулах. А порой жмурилась, когда слышала треск карандаша или ручки. Но ни разу Урлий не повысил голос. Ему хватало минуты. В глазах утихала буря и на миг мелькала радуга и он готов был спокойно продолжить общаться со своей подопечной.
«Как Саввин, – отмечала Карлин. – Никогда не ругал, а укладывая спать объяс-нял волнующие меня вещи. Так просто словно придумывал мне на ночь сказки».
– Мы не можем изменить многое, – шептал Саввин.
Он брал ладошку Карлин, соединял свой указательный палец с её, и они вместе ри-совали невидимые картины на потолке, будто соединяли сверкающие в небе звезды.
В нашей истории было много примеров неудачных попыток. Я не буду тебя пугать ими, но однажды ты попадёшь в школу, и сама всё узнаешь. Пока же должна мне пове-рить. Порой стоит просто принять то, что есть. Поблагодарить за дом, пропитание, наших родных.
– Но почему им можно? – всхлипывала маленькая Карлин, имея в виду мальчишек, у которых всегда было больше свободы. – А я? Я тоже хочу папе помогать. Или ходить в лес, рисовать карты. Ну почему? Почему меня никуда не берут?
– Малыш, однажды у тебя всё будет, – целовал Саввин сестру в мочку уха.
– Просто поверить? – передразнивала Карлин. Одновременно, там в воспоминаниях и сейчас, слушая все новые рассказы от Урлия.
– Да, поверить и прекратить отвлекать меня. Время нас поджимает, скоро начнутся лекции, и никто не должен заподозрить, что ты родилась не в наше время, – возвращал профессор студентку в реальность.
И Карлин слушала. Хмурилась, когда понимала, что особых изменений за прошед-шее время в устоях, которые она не принимала, не произошло. Оставались всё те же ми-ры: богатеев, селян и учёных. Но когда Урлий рассказывал о прогрессе в науке, её глаза загорались. Люди стали летать в космос и узнали, что их планета не одинока, каждая звёздочка – это потенциальный новый дом.
– Для неугодных? – не сдержалась Карлин.
Но Урлий не отреагировал, он открыл карту созвездий и рассказал, что в школе со-здано новое направление: подготовка к экспедициям.
– А можно я запишусь? – ресницы её затрепетали, она смотрела на профессора и не дышала, опасаясь услышать ответ.
– Нет.
В голове хлопнула дверь, сердце поперхнулось, будто в него попал камень. По не-рвам, как по глади воды разлились круги переживаний. В тот день Карлин больше не слышала, о чём говорил профессор. Мир разлетелся на вихрь снежных крошек, её затяну-ли воспоминания.
Глава 33. Саввин
Из воспоминаний Карлин
Старшим ребёнком быть непросто. У тебя с появлением младшего возникают обя-занности, а уж если ты живёшь в большой семье, то с малых лет следишь за домом, помо-гаешь родителям. Каждая минута занята и получается, что у тебя нет возможности по-быть просто ребёнком.
Но Саввину Вернон это нравилось. Он с радостью возился с малышами, одевал их, учил ходить, говорить. Кормил приготовленными собственноручно кашками, блинчика-ми. Малышня закатывала глаза и каждый на свой лад вместо спасибо выкрикивал:
– Вку! Есё!
Причём даже когда они научались говорить хорошо, эти «вку» и «есё» становились эдаким ритуалом – выразить благодарность любимому брату. А придумала всё, конечно же, Карлин. В ней Саввин видел огонёк, который больше других нуждался в защите. Она как свеча у открытого окна, могла или затухнуть, или поджечь висевшие рядом лёгкие шторы. И перемены порой происходили мгновенно.
– Не хочу! Не буду! – верещала пятилетняя смутьянка, когда её оставляли дома и го-ворили, что она главная за чистоту в комнатах.
Матушка смотрела с надеждой на сына. Тот кивал и, проводив родителей на собра-ние поселения, приобнимал Карлин и напевал:
«Мы волшебники уюта, уберём всё враз и два. Постираем, перегладим, и порадуем ма-па».
– Есентия! Ты понимаешь, что происходит? – спрашивал отец мать, прижимая её руку к сердцу.
– Ты о чём? – отводила она взгляд, хотя понимала, что речь о Саввине. Ей самой бы-ло радостно, что сын такой, ведь она могла спокойно оставить малышей, дом, уйти по де-лам поселения и не беспокоиться, что что-то может произойти. Но муж этого не пони-мал.
– Как? Как он сможет найти место для себя? В няньки его метишь? Ничего по-мужски не умеет, – он отворачивался, и лишь вздрагивающий живот говорил, что ему бы-ло непросто сдерживать бурю, съедающую изнутри.
Но Есентия молчала, она обнимала любимого мужа. А сама мысленно благодарила богов, что в её жизни есть Саввин. Он справлялся с бытом лучше неё. Даже Керлинс именно он научил быть собранной, домовитой, обещая, что она станет лучшей женой. Хотя у них разница была всего лишь в год с небольшим.
Отец же пытался передать свои знания. Приводил Саввина к себе в мастерскую, но лишь мать позовёт или ребёнок заплачет, всё, внимание сына терялось. А как только под-рос второй мальчуган, Келд оставил в покое первенца, посчитав, что он больше нужен Есентии. Хотя нет-нет да поддевал жену, что мол парня в юбке та воспитала.
А Саввин не отходил от матери, учился, подсматривал у соседок. Ему хотелось быть лучше других, но только для их семьи, чтобы у братьев и сестёр всё было самое лучшее. Несмотря на внешнюю мягкость, у него характер был взрывной. Он мог буркнуть, стук-нуть кулаком по столу, но так чтобы никто не замечал. Только Карлин, бегающая за ним по пятам видела эти взрывы и копировала, когда оставалась одна, так как хотела полно-стью походить на любимого братишку.
Брат и сестра были не разлей вода. Вместе гуляли, помогали родителям. Только Карлин любила болтать без умолку, пока Саввин резал, жарил, отжимал, застилал. Вече-ром перед сном, он укладывал сестрёнку последней, и они ещё час, а то и все два обсуж-дали прошедший день.
Но однажды пришло время, когда Саввину пришлось делать взрослый выбор. В школу его не взяли. Отец не удивился, мать же вздохнула с облегчением. Ей жалко было расставаться с помощником по хозяйству. И только Карлин расстроилась, она верила, что брат достоин приглашения.
– Завтра объявят список, – шептала она братишке на ухо.
– Какой список? – делал вид он, что не понимает, о чём речь.
– Я подслушала. Ребята говорили, что письмо уже прилетело. Староста его почита-ет, а утром расскажет кто в этом году попадёт в школу, – Карлин прижалась к груди Сав-вина. – Можно я сегодня посплю с тобой? Завтра назовут твоё имя и ты уедешь. Но я не плачу, ты же научишься сам, а потом мне поможешь туда попасть.
Саввин вытер наклюнувшуюся слезу, обнял сестру и поцеловал в макушку. В ту ночь он остался в её кровати, хотя знал, что, скорее всего, имени своего на следующий день не услышит.
– Ты не волнуйся! Они просто тебя не разглядели, – успокаивала его Карлин.
А он подмигивал и скрывал, как ощущает сжимающиеся тиски.
Прошло ещё два года. Саввин становился мрачнее, чувствуя груз традиций, которые чтились в их селе. Взрослый должен найти своё назначение и в доме скоро ему не будет места. Последние дни тикали, отдаваясь в жилах и настроении. Карлин не отходила от брата ни на шаг, тоже чувствуя напряжение.
В тот год приехали из мира богатеев. Выбирали новых слуг и претенденток в жёны. Гости ходили по домам, где-то проводили мало времени, а у семьи Вернон задержались. Мать и отец переглядывались, надеясь, что хотя бы кому-то из детей повезёт попасть в лучший мир. Выбор пал на Керлинс – старшую дочь.
– Да, именно такой я себе представлял свою жену. Красивая, молчаливая. И явно вошла в детородный возраст, – говорил коротко-стриженный, худой богатей, подыскива-ющий для себя невесту.
У Карлин ухнуло сердце. Она посмотрела на старшего брата и сглотнула ком. Это был последний шанс для него, но вмешались несправедливые ограничения: «из семьи мо-гут взять только одного». Всё бы ничего, но Саввину уже исполнилось восемнадцать. А значит, не найдя места в мужской гильдии, он должен будет покинуть поселение. Только ради попытки попасть в список избранных богатеями ему позволили задержаться на год. А теперь…
Желваки заходили на скулах восьмилетки, Саввин почувствовал её настрой и креп-ко сжал её ладошку. Ещё не хватало, чтобы она выкинула что-нибудь и всё испортила.
– Тсс. Ради меня, возьми себя в руки.
Карлин кивнула и молча дождалась, когда гости ушли.
– Ну что ж, – слово взял отец семейства. – Керлинс, собери самое необходимое. Я рад за тебя. Надеюсь, всё у тебя сложится хорошо.
Сестра испуганно улыбнулась и поспешила уйти, но уловив взгляд матери, схватила руку Карлин и потянула за собой:
– Я без тебя не справлюсь. Выбери, что оставить на память.
Карлин обмякла, понимая, что её уводят, чтобы она не услышала приговор. Отец был очень серьёзен. Мать еле дышала. Саввин же стоял спокойно, ожидая решение, кото-рое уже нельзя избежать, как бы он этого ни хотел.
На сборы отводилось немного времени. Уже через два часа избранные вышли на по-лянку, где обычно проходили праздники и собрания. Три девушки, пять парней. Одни улыбались, ведь это почётно, другие волновались и озирались по сторонам. Родители вздыхали с облегчением, смахивая украдкой слезинки. И только Карлин стояла, не двига-ясь. За Керлинс она была спокойна. А вот Саввин… Девочка крепко держала его за руку, боясь, что если расслабит хватку, то тот сразу же испарится.
Помахав процессии, семья Вернон, как и остальные, вернулась домой. Хлопок двери пробудил Карлин, она вжалась в брата и зарыдала:
– Не уходи, пожалуйста!
Её оторвал отец и отправил в свою комнату. Родители сидели почти всю ночь, раз-говаривая с сыном, советовали, решали. А Карлин боролась со сном, она хотела дождать-ся момента, когда Саввин останется один, и убедить, что ему просто необходимо взять её с собой. Но усталость победила. Карлин уснула, прислонившись к стене около щели, куда вжималась ухом, чтобы услышать хоть что-то.
Скрип входной двери разбудил, она всполошилась и побежала к прихожей, но встретила отца.
– Куда собралась? А ну, марш спать!
– Ну, пап, я хочу попрощаться.
Келд обнял дочь и прошептал, сдерживая подкатывающий ком:
