Что за глупости! Попыталась отогнать подступающую негу. Замуж мне надо, как сказали бы в старину. Вон, уже на первых встречных вешаюсь, предаваясь грезам об искристых голубых глазах. Он мне не пара, по-любому!
Но успокоиться и забыться так до конца мне и не удалось. Возле дома, присев на корточки перед трактором, сидел герой моих грез, живо что-то обсуждая с дядей Стасом и Генкой. Я слегка кивнула в ответ на приветствие и прошла мимо, не остановившись, делая вид, что сосредоточена на детях.
Мужчины провозились допоздна, но трактор все же завели. Илья остался на ужин.
— Завтра в Покровке в ДК концерт будет, не хотите сходить? — предложил он, поглядывая на нас с Настей.
От названия группы, бывшей популярной разве что на заре юности наших родителей, если не бабушек, захотелось зевать, хотя и понятно, кто еще в нашу глубинку поедет?
— Можно,— поддержал друга Генка,— бать, я уазик возьму тогда?
Я было упрямо взвилась, что меня по сути даже не спросили, но успокоилась, когда и Настя поддержала инициативу — не быть же мне единственной против.
Идти на концерт в чужую деревню мне совсем не хотелось. Тем более что для братца ехать по нормальной дороге казалось слишком простым решением, так что двинули по лесным, прямо через холмы, кое-где пересекая ручейки вброд. По мне, так по времени то на то и вышло, но кто же будет гонять уазик по асфальту, когда есть такая прекрасная возможность его еще больше раздолбать на бездорожье?
В старом зале дома культуры, сейчас гордо переименованном в Клуб, с низкими потолками и стенами, сто лет не знавшими ремонта, с яркими проплешинами, где когда-то были портреты Ленина и где еще не успели повесить обладателей новой власти, сцену сделать возможности не было. Так что закуток в торце просто отгородили перевернутыми скамьями, примитивно, но эффективно отделив артистов от публики.
Концерт долго не начинали, ждали, пока народ соберется, закончив с повседневными делами. Зрителей набралось довольно много, и стар и млад – все же событие большого масштаба для местной культурной жизни. От духоты у Насти скоро закружилась голова, и мы вышли в длинный коридор. Я было обрадовалась, что домой поедем, но Генка, разглядев стойку с напитками, направился бодрым шагом туда.
— Ты обещал! — Я зло зашипела и попыталась удержать его.
— Да ладно тебе, Поль, я одну всего, — вырвался братец.
— Мне тогда тоже бери! — топнула ногой я.— Посмотришь, как это весело – за пьяными присматривать!
— Поль, не будь дурой, — попыталась образумить меня сестра, — ему-то ничего не будет, а тебя развезет с этой дряни в момент.
— Полина, женщинам пить не к лицу,— вмешался Илья, лишь подлив масла в огонь свои неуместным комментарием.
Молчал бы уж! Тоже мне командир нашелся! Не маленькая, сама буду решать, что делать!
Схватив принесенную Генкой рюмку, с вызовом глядя на ухмыляющуюся физиономию брата, мигом опрокинула водку в себя. Охнула, когда жидкость опалила внутренности. Скривилась.
— Закусить? — подколола эта вихрастая зараза.
С ненавистью глянула на него и демонстративно зашагала обратно в зал. Пусть он теперь за мной бегает!
Генка поплелся позади, что ему оставалось. Я чувствовала, что голова начинает легчать, мысли путаться, а желудок предательски сжиматься, пытаясь избавиться от отравы. Терпеть не могла это состояние. Обычно если пила, то едва почувствовав легкое опьянение, переходила на сок, чтобы не потерять контроль, но теперь я этот этап перескочила одним махом. Разум предательски отключился.
Мне безудержно захотелось танцевать, громко подпевать и хлопать в ладоши поющим на загроможденной сцене потным, не первой свежести звездам, кружиться и объять весь мир. В голове словно висела завеса сигаретного дыма, притупляющего зрение и чувства. Каким-то образом я оказалась в компании лихо отплясывающих ребят, отделившись от своих. Генка, убедившись, что я блевать не собираюсь, вовсю охмурял рыженькую малолетку с буферами в три раза больше моих, демонстративно поднимавшую руки в облегающей маечке, явно без лифчика под ней. Настя, махнув на нас рукой, болтала с какой-то глубоко беременной молодой женщиной с коляской, в которой мирно посапывал, несмотря на весь этот гвалт, малыш лет двух.
Было хорошо! Не помню, чтоб я когда-то так веселилась. Какой-то парень, танцевавший рядом, вдруг схватил меня за руку и стал крутить, выделывая рискованные па, а я чудесным образом, растеряв врожденную косолапость, умудрялась двигаться вместе с ним, наступив ему на ноги всего раза два, не больше.
Когда кто-то мне сунул в руки стакан, я и не подумала отказаться, не заметив хорошей доли алкоголя в соке. Потом еще. С наслаждением затянулась ходившей по кругу сигаретой, даже не обидевшись на всеобщий смех, когда закашлялась. Веселье набирало обороты. Помню, Генка пару раз порывался вытащить меня, но я зло отбрыкивалась.
Закончиться это хорошо не могло.
В какой-то момент, выпав из реальности, вдруг опомнилась от неприятного ощущения удушья и прикосновения горячих, липких рук к телу. С ужасом поняла, что меня зажимает в темном углу один из тех парней, с которыми мы так лихо отплясывали, обдавая смрадом алкогольного перегара, а руки его, не встречая сопротивления, хозяйничают в вырезе моего платья.
Я пискнула, попыталась вырваться, но мне закрыли рот тошнотворным поцелуем, а руки незнакомец, нисколько не смутившись моим слабым отпором, проворно засунул под юбку. В панике я завертелась волчком, попыталась провернуть финт с ударом по голени, что так ловко сработал с Ильей, но, к сожалению, не рассчитала влияния алкоголя на свою координацию, лишь ухудшив положение – парень умудрился перехватить мою приподнятую ногу и вжался в меня.
Я увидела, что за его спиной, прикрывая моего настойчивого ухажера, жадно разглядывая меня, стоит еще пара парней, явно дожидаясь очереди на вкушение прелестей моей компании. Тут уже я окончательно протрезвела, заледенев от представившейся перспективы – начинать интимную жизнь с пьяного перепихона в мои планы не входило!
Завизжала со всей мочи, но грохот, стоявший в зале, с легкостью поглотил даже мой ультразвуковой крик. Я стала яростно отбиваться, чем на мгновение смутила своего визави, очевидно, считавшего, что все происходит, пусть и по пьяному, но взаимному согласию!
— Ты чего орешь? — удивился он, уверенный в собственной неотразимости.— Расхотела уже? Кончай елозить, тебе понравится!
— Отпустите меня, — взмолилась я, разражаясь непритворными, испуганными рыданиями, — отпустите, пожалуйста.
На пьяного отморозка мои мольбы не подействовали. Все, чего я добилась – того, что он, наконец, понял, что я явно не горю желанием с ним поближе познакомиться. Но вместо того, чтобы отвратить, его это, кажется, только еще больше раззадорило. Он зажал мне рот потной ладонью и резко крутанул, вжимая в угол своим телом.
Никогда мне не было так страшно, как в тот момент. Горло разрывало от застрявших внутри колючим комом рыданий, я с трудом дышала, ловя глотки воздуха широко открытым ртом, и была в полнейшей прострации от ужаса, практически потеряв связь с телом. Отупело не сопротивлялась, безвольным кулем отдавшись на растерзание. Даже не могла звать на помощь, растеряв последние искры разума, забыв, что я не одна тут, у меня есть близкие, а кругом люди.
К моему счастью, хоть один из этих близких людей не терял бдительности в тот вечер. Как ни банально, но Илья, кажется, уже сросся с ролью моего рыцаря в сияющих доспехах, и увидев, что я пропала с танцпола, быстро и эффективно провел спасательно-розыскную операцию, умудрившись выцепить Генку и еще одного их общего знакомого для моего вызволения.
Хотела бы я сказать, что в восторге после этого кинулась ему на шею, но все было гораздо прозаичнее. Свернувшись клубочком в том грязном углу, где меня оставил мой неудавшийся первый любовник, оторванный для более важного действия, требующего его непосредственного участия, я захлебывалась в слезах и рвоте, извергая из себя весь дешевый алкоголь вперемешку со зловонным ужасом. Прибежавшая на крики разгорающейся драки Настя едва успела оттащить меня, чтобы я после этого, обессиленная, еще и не упала в мерзкую жижу.
Для местного населения захватывающий все большее количество участников мордобой не был чем-то особенным, а скорее ожидаемым и закономерным итогом любого массового мероприятия. Мало кого волновало, из-за чего все началось, кто зачинщик и виновник драки – нет, покровские дубасили пришлых, те не менее яростно отбивались в ответ. Все счастливы и довольны.
Генка с Ильей вышли из этой заварушки с лицами, сверкающими синяками и белозубыми улыбками, и только увидев мое состояние, давно уже перешедшее грань классической истерики, испуганно смахнули победные ухмылки, погрузили нас в машину и быстро ринулись домой. Всю дорогу я то истово рыдала, то также истово молилась, подбрасываемая вверх на очередной колдобине, в страхе за свою жизнь на миг забывая о пережитом кошмаре.
— Отче наш, иже еси на небеси...— едва слышно шептала я, зажмуриваясь от вида приближавшихся на огромной скорости стволов деревьев, выхватываемых из темноты светом фар. Сидевший за рулем брат был не менее пьян, чем я, но как более привычный к местным разливам держался довольно уверенно, легко находя дорогу и объезжая препятствия.
— Полина, не бойся, — попросил сидевший рядом Илья, несмело перехватывая и немного сжимая мою руку.
Настя села впереди, пожаловавшись, что от меня так несет, что неровен час – и ее желудок наизнанку вывернется. Парня же ни мой жалкий вид, ни запах, кажется, не смущали. От щемящей нежности в ярких голубых глазах на меня накатила очередная волна самоуничижения, и я снова заревела, благодарно зарываясь в предоставленные могучие объятия, позволяя легонько поглаживать себя по спине и волосам, бесстыдно черпая энергию в его открытой, искренней симпатии. В тот миг я забыла, что он мне не нравится, что он странный и стремный, что отличается от ребят моего круга, просто хотелось, чтобы кто-то уверенный и сильный пожалел меня и развел тучи над головой, пообещав, что все будет хорошо.
Доехали мы, слава богу, без происшествий. Гена поехал отвозить Илью, а я прямиком побежала в баню, смывать с себя последствия лихого вечера. Неистово терлась жесткой мочалкой, дрожала, клацая зубами, ополаскивалась холодной водой, стараясь забыть о произошедшем. Выйдя в предбанник, с удивлением увидела сидящую на лавочке сестру.
— Поля, мальцы успели?— требовательно спросила она.
Я было дернулась, не поняв, о ком идет речь – тех подонках или моих спасителях, но быстро поняла, что первых она бы так не назвала.
Покраснев, кивнула.
Настя облегченно выдохнула, откинулась к стене, давая мне возможность взять с полки простыню, чтобы вытереться. Стало видно, как она устала за эти дни. Лишняя ответственность еще и за меня давалась ей с трудом.
Завернувшись в плотную, хрустящую ткань, я присела рядышком, облокотившись на ее плечо, ощутив давно забытое чувство преклонения перед ней – она старшая, а значит, знает лучше.
— Насть... я понимаю, что я дура, сама виновата... но зачем они так? Я ведь просила остановиться...— захныкала я, желая поддержки и участия.
— Поль, ты на себя когда в последний раз в зеркало смотрела? — обреченно вздохнула та, пораженная моей наивностью.
— Настя! Да знаю я, как выгляжу! Ну не виновата я, что мне от папы веснушки с кудряшками достались, испортив всю прекрасную мамину наследственность! Так что, я настолько страшная, что на меня только пьяные придурки ведутся?
— Ох, дурочка,— тихо засмеялась сестра.— Поль, ты давно уже не гадкий утенок,— заверила она меня.
— Да? — от удивления я притихла. Никогда не ожидала такого услышать от Насти. Между нами, несмотря на теплоту, всегда подспудно присутствовали женская ревность и сестринское соперничество, в котором я безусловно проигрывала, считая Настю гораздо красивее себя – у нее была чистая смуглая кожа, черная как смоль коса, ясные пронзительные карие глаза, в противовес моим невзрачно-болотным.
— Ты меняешься, становишься красивее с каждым приездом. Да, может, позднее, чем другие – но какая разница? Ходишь, задрав нос, ни на кого не смотришь — вся из себя такая правильная и недоступная, как заморская принцесса. Вот парни с ума и сходят. Не видели у нас таких. Кто поумнее, присматривается, ждет, а кто только хреном думает, поскорее берет, что плохо лежит, надеясь хоть так урвать.
— И что мне с этим делать? — беспомощно спросила я, не очень веря в свою вдруг из ниоткуда взявшуюся красоту невообразимую.
— Ничего. Просто помни, что ты уже не ребенок. У мужиков одно на уме при виде ладной девки. Хватит уже вести себя так, будто к тебе это не относится и ты выше этого.
Я насупилась от ее упреков. Что же, по ее мнению, я их сама провоцирую?
— Я бы предпочла, чтобы меня вообще не замечали, чем так, — обиженно пробормотала я. Глаза снова наполнились слезами.
Настя крепко обняла, давая выплакаться.
— Слава богу, что ничего непоправимого не случилось. А остальное забудется. Не кори себя. Впредь умнее будешь, — ласково обнадежила она.
Я была благодарна за понимание и за то, что она не стала вдаваться в подробности, расчленяя все мои идиотские поступки. Кто меня пить заставлял? Я бы на ее месте уже давно не удержалась съязвить, что меня предупреждали.
— Насть, а откуда этот Илья вообще взялся? — спросила, стараясь чтобы голос был не слишком заинтересованным.
— Да он всегда здесь был, в общем-то. Он же внук деда Сифора.
Я вспомнила ворчливого одинокого старика, часто захаживавшего в гости к бабушке, пока она была жива.
— Я не знала, что у него дети есть, — удивилась я.
— Ну, можно сказать, что и нет... — помялась Настя. Явно чувствовалась, что она совсем не рада продолжать этот разговор. — Час ночи, Полин, пошли спать.
— Настя! Раз уж начала, договаривай! — потребовала я. — Что там за тайна такая?
— Да нет никакой тайны, Поля! Что за глупости ты напридумывала! Ты и сама наверняка слышала о случившемся, просто забыла, маленькая была. Мать Ильи тогда и уехала из нашего района обратно к своим, и его с собой забрала, не привозила к деду. Он сам последние несколько лет стал навещать. В техникуме с Генкой еще в придачу сдружился, а Андрею он вообще троюродный брат по отцу.
Я нахмурилась, пытаясь вспомнить все жуткие истории, что когда-либо произошли в нашей деревне. В детстве, залезая на печку и включая одиноко висящую под потолком лампочку, мы любили их пересказывать друг другу в качестве страшилок. Там были и рассказы об ужасной Немухе, похищавшей детей, и кровожадном Лесорубе, расчленяющем своих жертв топором, и о старом Захаре, который мог проклясть человека одним взглядом. Вечерами, под грохочущие раскаты грома, эти истории звучали особенно жутко.
— Насть, я не понимаю... не помню, — насела я на сестру.
— Сын деда Сифора уже больше десяти лет сидит в тюрьме, — наконец сдалась Настя. — За убийство.
Потом, лежа в постели и обдумывая Настины слова, я и в самом деле вспомнила, что знала об этом. Довольно громкая история для нашего захолустья. Мужчина, узнав, что жена ему изменяет, схватился за ружье и застрелил соперника. Ладно бы в аффекте, его бы поняли, хоть и посокрушались бы, что не с кулаками пошел, а он тщательно все спланировал, хотел выставить как несчастный случай на охоте.
Но успокоиться и забыться так до конца мне и не удалось. Возле дома, присев на корточки перед трактором, сидел герой моих грез, живо что-то обсуждая с дядей Стасом и Генкой. Я слегка кивнула в ответ на приветствие и прошла мимо, не остановившись, делая вид, что сосредоточена на детях.
Мужчины провозились допоздна, но трактор все же завели. Илья остался на ужин.
— Завтра в Покровке в ДК концерт будет, не хотите сходить? — предложил он, поглядывая на нас с Настей.
От названия группы, бывшей популярной разве что на заре юности наших родителей, если не бабушек, захотелось зевать, хотя и понятно, кто еще в нашу глубинку поедет?
— Можно,— поддержал друга Генка,— бать, я уазик возьму тогда?
Я было упрямо взвилась, что меня по сути даже не спросили, но успокоилась, когда и Настя поддержала инициативу — не быть же мне единственной против.
Идти на концерт в чужую деревню мне совсем не хотелось. Тем более что для братца ехать по нормальной дороге казалось слишком простым решением, так что двинули по лесным, прямо через холмы, кое-где пересекая ручейки вброд. По мне, так по времени то на то и вышло, но кто же будет гонять уазик по асфальту, когда есть такая прекрасная возможность его еще больше раздолбать на бездорожье?
В старом зале дома культуры, сейчас гордо переименованном в Клуб, с низкими потолками и стенами, сто лет не знавшими ремонта, с яркими проплешинами, где когда-то были портреты Ленина и где еще не успели повесить обладателей новой власти, сцену сделать возможности не было. Так что закуток в торце просто отгородили перевернутыми скамьями, примитивно, но эффективно отделив артистов от публики.
Концерт долго не начинали, ждали, пока народ соберется, закончив с повседневными делами. Зрителей набралось довольно много, и стар и млад – все же событие большого масштаба для местной культурной жизни. От духоты у Насти скоро закружилась голова, и мы вышли в длинный коридор. Я было обрадовалась, что домой поедем, но Генка, разглядев стойку с напитками, направился бодрым шагом туда.
— Ты обещал! — Я зло зашипела и попыталась удержать его.
— Да ладно тебе, Поль, я одну всего, — вырвался братец.
— Мне тогда тоже бери! — топнула ногой я.— Посмотришь, как это весело – за пьяными присматривать!
— Поль, не будь дурой, — попыталась образумить меня сестра, — ему-то ничего не будет, а тебя развезет с этой дряни в момент.
— Полина, женщинам пить не к лицу,— вмешался Илья, лишь подлив масла в огонь свои неуместным комментарием.
Молчал бы уж! Тоже мне командир нашелся! Не маленькая, сама буду решать, что делать!
Схватив принесенную Генкой рюмку, с вызовом глядя на ухмыляющуюся физиономию брата, мигом опрокинула водку в себя. Охнула, когда жидкость опалила внутренности. Скривилась.
— Закусить? — подколола эта вихрастая зараза.
С ненавистью глянула на него и демонстративно зашагала обратно в зал. Пусть он теперь за мной бегает!
Генка поплелся позади, что ему оставалось. Я чувствовала, что голова начинает легчать, мысли путаться, а желудок предательски сжиматься, пытаясь избавиться от отравы. Терпеть не могла это состояние. Обычно если пила, то едва почувствовав легкое опьянение, переходила на сок, чтобы не потерять контроль, но теперь я этот этап перескочила одним махом. Разум предательски отключился.
Мне безудержно захотелось танцевать, громко подпевать и хлопать в ладоши поющим на загроможденной сцене потным, не первой свежести звездам, кружиться и объять весь мир. В голове словно висела завеса сигаретного дыма, притупляющего зрение и чувства. Каким-то образом я оказалась в компании лихо отплясывающих ребят, отделившись от своих. Генка, убедившись, что я блевать не собираюсь, вовсю охмурял рыженькую малолетку с буферами в три раза больше моих, демонстративно поднимавшую руки в облегающей маечке, явно без лифчика под ней. Настя, махнув на нас рукой, болтала с какой-то глубоко беременной молодой женщиной с коляской, в которой мирно посапывал, несмотря на весь этот гвалт, малыш лет двух.
Было хорошо! Не помню, чтоб я когда-то так веселилась. Какой-то парень, танцевавший рядом, вдруг схватил меня за руку и стал крутить, выделывая рискованные па, а я чудесным образом, растеряв врожденную косолапость, умудрялась двигаться вместе с ним, наступив ему на ноги всего раза два, не больше.
Когда кто-то мне сунул в руки стакан, я и не подумала отказаться, не заметив хорошей доли алкоголя в соке. Потом еще. С наслаждением затянулась ходившей по кругу сигаретой, даже не обидевшись на всеобщий смех, когда закашлялась. Веселье набирало обороты. Помню, Генка пару раз порывался вытащить меня, но я зло отбрыкивалась.
Закончиться это хорошо не могло.
В какой-то момент, выпав из реальности, вдруг опомнилась от неприятного ощущения удушья и прикосновения горячих, липких рук к телу. С ужасом поняла, что меня зажимает в темном углу один из тех парней, с которыми мы так лихо отплясывали, обдавая смрадом алкогольного перегара, а руки его, не встречая сопротивления, хозяйничают в вырезе моего платья.
Я пискнула, попыталась вырваться, но мне закрыли рот тошнотворным поцелуем, а руки незнакомец, нисколько не смутившись моим слабым отпором, проворно засунул под юбку. В панике я завертелась волчком, попыталась провернуть финт с ударом по голени, что так ловко сработал с Ильей, но, к сожалению, не рассчитала влияния алкоголя на свою координацию, лишь ухудшив положение – парень умудрился перехватить мою приподнятую ногу и вжался в меня.
Я увидела, что за его спиной, прикрывая моего настойчивого ухажера, жадно разглядывая меня, стоит еще пара парней, явно дожидаясь очереди на вкушение прелестей моей компании. Тут уже я окончательно протрезвела, заледенев от представившейся перспективы – начинать интимную жизнь с пьяного перепихона в мои планы не входило!
Завизжала со всей мочи, но грохот, стоявший в зале, с легкостью поглотил даже мой ультразвуковой крик. Я стала яростно отбиваться, чем на мгновение смутила своего визави, очевидно, считавшего, что все происходит, пусть и по пьяному, но взаимному согласию!
— Ты чего орешь? — удивился он, уверенный в собственной неотразимости.— Расхотела уже? Кончай елозить, тебе понравится!
— Отпустите меня, — взмолилась я, разражаясь непритворными, испуганными рыданиями, — отпустите, пожалуйста.
На пьяного отморозка мои мольбы не подействовали. Все, чего я добилась – того, что он, наконец, понял, что я явно не горю желанием с ним поближе познакомиться. Но вместо того, чтобы отвратить, его это, кажется, только еще больше раззадорило. Он зажал мне рот потной ладонью и резко крутанул, вжимая в угол своим телом.
Никогда мне не было так страшно, как в тот момент. Горло разрывало от застрявших внутри колючим комом рыданий, я с трудом дышала, ловя глотки воздуха широко открытым ртом, и была в полнейшей прострации от ужаса, практически потеряв связь с телом. Отупело не сопротивлялась, безвольным кулем отдавшись на растерзание. Даже не могла звать на помощь, растеряв последние искры разума, забыв, что я не одна тут, у меня есть близкие, а кругом люди.
К моему счастью, хоть один из этих близких людей не терял бдительности в тот вечер. Как ни банально, но Илья, кажется, уже сросся с ролью моего рыцаря в сияющих доспехах, и увидев, что я пропала с танцпола, быстро и эффективно провел спасательно-розыскную операцию, умудрившись выцепить Генку и еще одного их общего знакомого для моего вызволения.
Хотела бы я сказать, что в восторге после этого кинулась ему на шею, но все было гораздо прозаичнее. Свернувшись клубочком в том грязном углу, где меня оставил мой неудавшийся первый любовник, оторванный для более важного действия, требующего его непосредственного участия, я захлебывалась в слезах и рвоте, извергая из себя весь дешевый алкоголь вперемешку со зловонным ужасом. Прибежавшая на крики разгорающейся драки Настя едва успела оттащить меня, чтобы я после этого, обессиленная, еще и не упала в мерзкую жижу.
Для местного населения захватывающий все большее количество участников мордобой не был чем-то особенным, а скорее ожидаемым и закономерным итогом любого массового мероприятия. Мало кого волновало, из-за чего все началось, кто зачинщик и виновник драки – нет, покровские дубасили пришлых, те не менее яростно отбивались в ответ. Все счастливы и довольны.
Генка с Ильей вышли из этой заварушки с лицами, сверкающими синяками и белозубыми улыбками, и только увидев мое состояние, давно уже перешедшее грань классической истерики, испуганно смахнули победные ухмылки, погрузили нас в машину и быстро ринулись домой. Всю дорогу я то истово рыдала, то также истово молилась, подбрасываемая вверх на очередной колдобине, в страхе за свою жизнь на миг забывая о пережитом кошмаре.
— Отче наш, иже еси на небеси...— едва слышно шептала я, зажмуриваясь от вида приближавшихся на огромной скорости стволов деревьев, выхватываемых из темноты светом фар. Сидевший за рулем брат был не менее пьян, чем я, но как более привычный к местным разливам держался довольно уверенно, легко находя дорогу и объезжая препятствия.
— Полина, не бойся, — попросил сидевший рядом Илья, несмело перехватывая и немного сжимая мою руку.
Настя села впереди, пожаловавшись, что от меня так несет, что неровен час – и ее желудок наизнанку вывернется. Парня же ни мой жалкий вид, ни запах, кажется, не смущали. От щемящей нежности в ярких голубых глазах на меня накатила очередная волна самоуничижения, и я снова заревела, благодарно зарываясь в предоставленные могучие объятия, позволяя легонько поглаживать себя по спине и волосам, бесстыдно черпая энергию в его открытой, искренней симпатии. В тот миг я забыла, что он мне не нравится, что он странный и стремный, что отличается от ребят моего круга, просто хотелось, чтобы кто-то уверенный и сильный пожалел меня и развел тучи над головой, пообещав, что все будет хорошо.
Доехали мы, слава богу, без происшествий. Гена поехал отвозить Илью, а я прямиком побежала в баню, смывать с себя последствия лихого вечера. Неистово терлась жесткой мочалкой, дрожала, клацая зубами, ополаскивалась холодной водой, стараясь забыть о произошедшем. Выйдя в предбанник, с удивлением увидела сидящую на лавочке сестру.
— Поля, мальцы успели?— требовательно спросила она.
Я было дернулась, не поняв, о ком идет речь – тех подонках или моих спасителях, но быстро поняла, что первых она бы так не назвала.
Покраснев, кивнула.
Настя облегченно выдохнула, откинулась к стене, давая мне возможность взять с полки простыню, чтобы вытереться. Стало видно, как она устала за эти дни. Лишняя ответственность еще и за меня давалась ей с трудом.
Завернувшись в плотную, хрустящую ткань, я присела рядышком, облокотившись на ее плечо, ощутив давно забытое чувство преклонения перед ней – она старшая, а значит, знает лучше.
— Насть... я понимаю, что я дура, сама виновата... но зачем они так? Я ведь просила остановиться...— захныкала я, желая поддержки и участия.
— Поль, ты на себя когда в последний раз в зеркало смотрела? — обреченно вздохнула та, пораженная моей наивностью.
— Настя! Да знаю я, как выгляжу! Ну не виновата я, что мне от папы веснушки с кудряшками достались, испортив всю прекрасную мамину наследственность! Так что, я настолько страшная, что на меня только пьяные придурки ведутся?
— Ох, дурочка,— тихо засмеялась сестра.— Поль, ты давно уже не гадкий утенок,— заверила она меня.
— Да? — от удивления я притихла. Никогда не ожидала такого услышать от Насти. Между нами, несмотря на теплоту, всегда подспудно присутствовали женская ревность и сестринское соперничество, в котором я безусловно проигрывала, считая Настю гораздо красивее себя – у нее была чистая смуглая кожа, черная как смоль коса, ясные пронзительные карие глаза, в противовес моим невзрачно-болотным.
— Ты меняешься, становишься красивее с каждым приездом. Да, может, позднее, чем другие – но какая разница? Ходишь, задрав нос, ни на кого не смотришь — вся из себя такая правильная и недоступная, как заморская принцесса. Вот парни с ума и сходят. Не видели у нас таких. Кто поумнее, присматривается, ждет, а кто только хреном думает, поскорее берет, что плохо лежит, надеясь хоть так урвать.
— И что мне с этим делать? — беспомощно спросила я, не очень веря в свою вдруг из ниоткуда взявшуюся красоту невообразимую.
— Ничего. Просто помни, что ты уже не ребенок. У мужиков одно на уме при виде ладной девки. Хватит уже вести себя так, будто к тебе это не относится и ты выше этого.
Я насупилась от ее упреков. Что же, по ее мнению, я их сама провоцирую?
— Я бы предпочла, чтобы меня вообще не замечали, чем так, — обиженно пробормотала я. Глаза снова наполнились слезами.
Настя крепко обняла, давая выплакаться.
— Слава богу, что ничего непоправимого не случилось. А остальное забудется. Не кори себя. Впредь умнее будешь, — ласково обнадежила она.
Я была благодарна за понимание и за то, что она не стала вдаваться в подробности, расчленяя все мои идиотские поступки. Кто меня пить заставлял? Я бы на ее месте уже давно не удержалась съязвить, что меня предупреждали.
— Насть, а откуда этот Илья вообще взялся? — спросила, стараясь чтобы голос был не слишком заинтересованным.
— Да он всегда здесь был, в общем-то. Он же внук деда Сифора.
Я вспомнила ворчливого одинокого старика, часто захаживавшего в гости к бабушке, пока она была жива.
— Я не знала, что у него дети есть, — удивилась я.
— Ну, можно сказать, что и нет... — помялась Настя. Явно чувствовалась, что она совсем не рада продолжать этот разговор. — Час ночи, Полин, пошли спать.
— Настя! Раз уж начала, договаривай! — потребовала я. — Что там за тайна такая?
— Да нет никакой тайны, Поля! Что за глупости ты напридумывала! Ты и сама наверняка слышала о случившемся, просто забыла, маленькая была. Мать Ильи тогда и уехала из нашего района обратно к своим, и его с собой забрала, не привозила к деду. Он сам последние несколько лет стал навещать. В техникуме с Генкой еще в придачу сдружился, а Андрею он вообще троюродный брат по отцу.
Я нахмурилась, пытаясь вспомнить все жуткие истории, что когда-либо произошли в нашей деревне. В детстве, залезая на печку и включая одиноко висящую под потолком лампочку, мы любили их пересказывать друг другу в качестве страшилок. Там были и рассказы об ужасной Немухе, похищавшей детей, и кровожадном Лесорубе, расчленяющем своих жертв топором, и о старом Захаре, который мог проклясть человека одним взглядом. Вечерами, под грохочущие раскаты грома, эти истории звучали особенно жутко.
— Насть, я не понимаю... не помню, — насела я на сестру.
— Сын деда Сифора уже больше десяти лет сидит в тюрьме, — наконец сдалась Настя. — За убийство.
***
Потом, лежа в постели и обдумывая Настины слова, я и в самом деле вспомнила, что знала об этом. Довольно громкая история для нашего захолустья. Мужчина, узнав, что жена ему изменяет, схватился за ружье и застрелил соперника. Ладно бы в аффекте, его бы поняли, хоть и посокрушались бы, что не с кулаками пошел, а он тщательно все спланировал, хотел выставить как несчастный случай на охоте.
