Двое людей рефлекторно кинулись подобрать пистолет, на секунду опередив запрет своего командира, который знал о наличии у меня Глока. Чем и поплатились… Стреляя по их ногам, чтобы не попасть по жизненно важным органам, я рванул в сторону дверей, вышиб замок выстрелом, не придав значения резкому ожогу в плече. Продолжая отстреливаться и кое-как волоча ноги, я добрался до своей машины за ограждением. Ключи были на месте.
За мной погнался лишь один внедорожник военного образца. Хотя и этого хватало с лихвой. Он не отставал и градом поливал меня пулями, изрешетив весь зад моей машины. Меня реально чудом не задевало. Проезжая в лесу по единственной дороге, ведущей в этот скрытый от внешнего мира комплекс, я старался запоминать ее особенности на случай экстренного отхода. И это мне весьма пригодилось в кромешной тьме, освещаемой лишь моими фарами. Я газанул, пытаясь растянуть дистанцию между мной и преследователями, но благодаря несмолкающей пальбе по задним колесам я не справился с управлением, автомобиль подпрыгнул на повороте и перевернулся в воздухе…
Не знаю, сколько прошло времени после моего полета. Подстрелившие мою машину военные не появлялись, но это был исключительно вопрос времени: гнали они меня явно не для того, чтобы помахать рукой на прощание. Озноб и досада начали себя проявлять уже вовсю. Да, вопреки всему я получил то, за чем приходил. Пусть на пару часов, пусть, быть может, в последний раз... Но я был собой, был живым, и это наполняло меня радостью идиота. Мой восторг омрачал лишь один момент: то, что Алла этого не увидит, что она смотрит на другого. Мне хотелось немедленно оказаться у нее на пороге, скинуть ее сожителя вниз через весь лестничный пролет. Но я истекал кровью с остатками сил и последним патроном…
Лежа под деревом, я проверил магазин пистолета, отложил его рядом на землю и открыл галерею телефона. Последнее, что я хотел видеть перед смертью – это глаза своей женщины, то, как она смотрит на меня и не хочет отпускать. Любя, без жалости и с пониманием.
Окончательно проваливаясь в мягкую тьму без боли и страданий, я отчетливо услышал рев мотора и визг тормозов, а затем перестрелку. Донеслась еще пара профессиональных коротких очередей, и стрельба прекратилась. Потом знакомые голоса начали звать меня по имени, и я вырубился.
Друзья подоспели вовремя – как в лучших традициях кинематографа. Бени, Луис и Виген, перебив горе-охрану научного комплекса, спасли мою задницу и перетащили ее домой. Томас, которого я не зря считал славным малым, способным, как и Бени, повсюду найти нужных людей, вызвал врача на дом.
– Он свой, не беспокойтесь, – успокоил парней консьерж, когда тот взялся обрабатывать мою рану. Благо, ранение было сквозное и меня просто зашили, напичкав обезболивающим и антибиотиками. Соображал я по-прежнему туго, но хоть не проваливался в беспамятство, а просто засыпал урывками, пока меня тормошил врач.
– Вы потеряли много крови и вам нужен покой, – сказал он после перевязки, отблагодарил Вигена за оплату и удалился, пожелав скорейшего выздоровления.
– Тебя сейчас поругать или когда очухаешься? – спросил Виген.
– А давайте сейчас! – предложил Луис.
– Я справлюсь, можете начинать, – улыбнулся я ребятам, подавив зевок. – Меня другое волнует. Шумиху вы устроили…
– Ерунда. Все их действия были незаконны, так что они будут молчать в тряпочку. Посторонних там не было, да и быть не могло. Ты одно скажи… Лекарство нашел?
– Нет. Сказали, не сумели создать. Может, и соврали, но с меня хватит.
– Ладно… Потом расскажешь. Отдыхай. Я попрошу Томаса купить продукты.
– Парни, – оглядел я свою бесстрашную троицу мутным взором, едва не всхлипнув от наплыва чувств. – Спасибо…
Прошел ничем не примечательный месяц. Во время одной из редких вылазок в холл, которые я совершал, чтоб хотя бы не сойти с ума от одиночества, меня окликнул Томас.
– Позвольте спросить, мсье?
Мне подобные обращения всегда были чужды, но я никак не мог заставить упертого шведа называть меня просто по имени. Он стоял и выжидал моего согласия.
– Спрашивай.
– У Вас долгое время не убирались. Горничная сказала, что вы разрешаете ей только выносить мусор. Не вызвать ли Вам службу клининга?
– Нет, дружище. Я не готов впускать в дом отряд чистильщиков. А то еще ненароком меня растворят в кислоте, – весело ответил я, на что Томас рассмеялся.
– Я Вас понял. Если доверитесь, я займусь этим, мсье Арман. Хотя бы один раз позвольте. Придет надежный человек, приберется, а дальше Вам решать.
– Что ж… Валяй, – ответил я, не уделив особого внимания нашему разговору.
Однако вся моя прежняя жизнь оборвалась со звонком в дверь. Не то светлая мулатка, не то смуглая латинка, но, однозначно, девушка редкой красоты и обладательница впечатляющих форм стояла на пороге, вся мокрая от дождя. Я был очарован ее приятным телосложением в аппетитно облепившей все округлости тонкой одежде. Смутно знакомые черты лица без макияжа, длинные волосы цвета темной карамели, гладкая кожа и голос, полный нежности и отчаяния, мгновенно зацепили мое внимание. Где я ее видел? А одета она явно не по погоде, – снова вернулся я к созерцанию ее туалета.
– Что? – переспросил я, пропустив ее слова мимо ушей под воздействием открывающейся взору картины.
– В агентстве сказали, что вы ищете помощницу по дому. Вот рекомендательное письмо, господин, – протянула она намокший конверт.
– Мы не в колониальной эпохе, – усмехнулся я. – Заходи.
– Я с вещами, – вопросительно взглянула она на меня и после приглашающего кивка и занесла дорожный чемодан в дом.
– Тем лучше. Тебе надо переодеться. Ты что, пешком шла? Ливень же…
Она не ответила, лишь пожала плечами, то ли не желая вдаваться в причины, побудившие ее идти под дождем, то ли сама недоумевая над своей неосмотрительностью, то ли намекая, что предпочла бы беседовать в более комфортных условиях. Когда она вышла из комнаты для гостей в сухой одежде, я показал ей апартаменты, удобства в доме, кухню и вкратце объяснил, где что лежит.
– Спасибо, господин. Я переночую и уйду, если окажусь не нужна Вам.
– Давай без этого обращения, – нахмурился я. – Объявилась в такую погоду, с вещами… После работы ты вольна уходить или оставаться. Места всем хватит. Но я бы предпочел, чтоб ты осталась. Ты принята. Звать хоть как?
– Татьяна.
Я никак не мог понять, была ли ее услужливая манера речи наигранной или ее так вымуштровали…
Утром следующего дня, проснувшись, я растерянно встал посреди комнаты и боялся позвать свою домработницу. Я не знал, что она делает и вообще в квартире ли она. Так и стоял, ощущая себя крайне нелепо и задавая себе вопрос, в каком качестве я ее нанял, поскольку с обычной уборщицей у меня никогда не возникало подобных волнений.
– Да черт с ней, – выругался я и пошел курить. Но сигареты лежали не на подоконнике, где я их обычно оставлял, а на барном столике рядом с чисто вымытой пепельницей. Я хмыкнул, затянулся и стал разглядывать прохожих на улице. Ужасно захотелось, чтоб меня обняли сзади... Тихо подошли, оперлись о мою спину и обняли. Но вместо этого на подоконник поставили чашку ароматного кофе.
– Я не знала, как Вы любите, и сделала крепкий.
– Я не слышал, как ты вошла. Не ходи босиком, – попросил я, не оборачиваясь.
Она попятилась назад, развернулась и направилась к выходу. Я посмотрел вслед, подмечая детали ее поведения, и укрепился в своих подозрениях. Ее движения, наполненные непередаваемой грацией пумы, безусловно, были адресованы именно мне. Меня также осенило прочесть содержание того письма, в котором, возможно, я нашел бы более внятную информацию о нанятой мной женщине. Я ринулся в коридор, где оставил сушиться конверт, немедля вскрыл и прочел единственное предложение: "У меня нет рекомендаций, но мне нужна работа."
Пора устроить моей внезапной помощнице допрос, решил я и пошел ее искать… Каково же было мое удивление, когда на кухне я обнаружил весьма изысканно накрытый стол – притом, что я знал о крайне скудных запасах своего холодильника.
– У Вас мало продуктов, поэтому это все, что смогла приготовить. Попробуете? Мне надо узнать Вас поближе...
– Поближе? – я поднял бровь.
– Ваш режим. Чтобы знать, что и когда...
– Присядь, – сказал я, сделав вид, что не заметил двусмысленности ее слов. – То, что мне нужна была помощница по дому, знал только один человек. Откуда ты?
– Мне сообщила о Вас моя подруга из ювелирного дома "Авакян".
– Какая подруга? Странно. Я туда не обращался.
– Вы ее не знаете, она из обслуживающего персонала.
– Мне начинает это нравиться, – рассмеялся я, нарочно решив уйти от этой темы, пока все не выясню. – Ладно. Завтра поедешь за продуктами. Я оставлю деньги на этом столе.
Неделю я наблюдал за ней. Не общался попусту, был краток и, более того, старался не пересекаться. Но, как животное, чувствовал ее присутствие. Не только по аромату, легкому, женственному, столь непривычному после расставания с Аллой, но и по тщательно поддерживаемому порядку в моей крепости. Я тайком подглядывал за ней, когда она готовила, прислушивался к шорохам, загадывая, что она делает за стеной, и ночами мне казалось, что из ее комнаты иногда доносятся еле слышные всхлипы и горестные причитания. Я не лез с расспросами и вообще держался в стороне, но, тем не менее, чувствовал, что проникался ею все больше и больше. Боролся, но проигрывал. Я хотел ее безудержно, но намеренно держался подальше, боясь переступить черту… боясь потерять верность, которую я все еще хранил в своем сердце. Иногда, приближаясь во время прогулок по своим хоромам к гостевой комнате, я слышал чарующе томные стоны этой демоницы. Словно меня ждали и заманивали. И, жадно поглощая сладострастные звуки, я начинал окончательно сдаваться…
Я снова проморгал ее появление. Я в раздумьях попивал кофе с коньяком у своего излюбленного окна, где часто встречал рассвет, когда спиной ощутил, что она уже в комнате. Она стояла обнаженная, и только зажимы на твердых сосках, соединенные серебряной цепочкой, украшали ее и так безупречное стройное тело.
– Ты вкусно готовишь, но держишь нож далеко не как кухарка. У тебя натренированные мышцы, но, очевидно, это не только генетика... Я не знаю, кто ты, но ты нужна мне, чтоб перестать ненавидеть, – сказал я, повернувшись к Татьяне и восторженно изучая ее без одежды.
– Вы столько дней меня сторонились и молчали, – ответила она, глядя на меня со смесью упрека и надежды.
Я неспешно подошел к ней, взял ее за запястья и поцеловал там, где ощущался пульс.
– Мы молчим, когда каждая буква ответа вызывает у нас боль. Молчим, когда с ужасом видим, что причиняем зло. Молчим за неимением выхода... когда нас не понимают... и когда мы вынуждены...
– Что? Что вынуждены...? – сверля меня пристальным взглядом, она опустилась на колени и уткнулась лицом в ширинку, тем самым прервав мою тираду.
Я смотрел сверху на ее лицо и видел глаза человека, который меня обожал... человека, который позволял мне все и отдавал себя в мою власть... глаза, полные доверия и желания, плачущие по ночам из-за меня... И это мой вечный рок. Закрывать свои – и видеть другие, женские, блестящие от счастья и слез… Но это глаза не Татьяны.
И пока я стоял застывший, глядя сквозь свою домработницу и переживая бурю эмоций, которые столько времени старательно душил в себе, она бесцеремонно вынула член и с усердием помогла ручками ему затвердеть, чуть увлекшись, от чего через раскрытую щель просочилась предсемя. Таня слизнула каплю выделившейся смазки, размазывая ее по всей поверхности головки. Я схватил ее за конский хвост и грубо засадил, удерживая голову у своего паха. Я трахал ее в рот, вдалбливая так, что она давилась и истекала слюной, капая себе на грудь, но при этом умудрялась орудовать еще и языком. Когда я замер вытянутой струной, она обхватила меня за задницу, и я плотнее прижался к ее затылку, всаживая член в глубину горла. Я кончал, заставляя ее сглатывать. Она захлебывалась в слезах, сперма стекала с уголков губ, а я все кончал…
Последующие сутки сменяли друг друга довольно-таки мирно, поскольку моей спермы хватило на седативный эффект обоим. Я занимался делами, она, виляя задницей, мешала мне. Я был возбужден и по-мужски воодушевлен, но старательно не замечал ее, а она, безостановочно играя бедрами, являла мне все грани своей женственности. Но больше я ее не касался. Некоторые обстоятельства наших взаимоотношений не переставали меня терзать...
– Знаешь, где ты прокололась? – спросил я за совместным завтраком спустя день после нашего танца члена и языка. – Ты действовала слишком усердно. Ты старалась по дому – и это естественно, – но твои женских чар оказалось в избытке... И, надо признать, ты застала меня врасплох, сместив мыслительную деятельность. Но остатками мозга я все же немного соображал. Такое откровенное поведение с первых дней должно быть оправдано некой целью. Какова твоя?
Я, не глядя не нее, неспешно намазывал персиковый джем на булочку и прихлебывал кофе, словно между нами происходил невинный разговор о погоде за окном.
– Я пришла вчера сказать правду, собралась с духом, подготовилась, – ответила она, явно смущенная моим отстраненным тоном, и, вспомнив, как выглядела эта ее "подготовка", смутилась еще сильнее. – Но то, как Вы взяли меня за руки… Вы меня сбили, я растерялась, я… Я сестра Марии.
– Так вот почему твое лицо показалось мне знакомым, – я помолчал с минуту, едва ли удивившись. – А Татьяна – твое настоящее имя?
– Да.
– И почему ты здесь?
– Мне действительно нужна была работа. И перемены в личной жизни. Мария и мистер Бени были в курсе моих дел, они и рассказали о Вас.
– Это не объясняет твою чрезмерную раскованность по отношению ко мне.
– Я видела Вас раньше у Бени в гостинице. Меня поразила ваше внимание к деталям… и еще быстрая реакция. Когда Бени задел стакан на столе, он не долетел до пола. Вы его поймали на лету. Мы с сестрой часто наблюдали за вами тайком во время ваших бесед. И я сама напросилась у Бени к Вам на работу, пообещав, что расскажу Вам все, чтобы он не предупредил о моем приезде. Я хотела сама… без посредников.
Таня мне нравилась. Она была безупречна во всем. И как выглядела, как разговаривала, будучи явно образованной и начитанной девушкой, и как справлялась со своими обязанностями по дому. Нарочито покорная модель ее поведения и невинная кокетливость очаровывали и рушили мои устои…
Так, в ознакомительных беседах, незаметно, относительно спокойно прошла еще неделя. Но в один из дней я застал Таню за невыносимым для мужских глаз занятием. Она, полулежа на диване при распахнутой двери в комнату и закрыв глаза, словно не слыша моего появления, откровенно ласкала себя, и это было адресовано исключительно мне.
– Не уходите… Сядьте рядом. Вы мне нужны, – попросила она, почувствовав, что я не спешу ей помочь, остановилась и открыла глаза, но завелась заново, видимо, поймав мой бешено заведенный взгляд.
Я отрешенно последовал ее прихоти и сел на диван чуть в стороне… Она взяла мою руку и положила ее себе между ног. Смотря в глаза друг другу, мы молча разговаривали. Согласованность наших желаний одуряла меня. Моя ладонь накрыла ее намокшие губки, и пальцы погрузились внутрь.
За мной погнался лишь один внедорожник военного образца. Хотя и этого хватало с лихвой. Он не отставал и градом поливал меня пулями, изрешетив весь зад моей машины. Меня реально чудом не задевало. Проезжая в лесу по единственной дороге, ведущей в этот скрытый от внешнего мира комплекс, я старался запоминать ее особенности на случай экстренного отхода. И это мне весьма пригодилось в кромешной тьме, освещаемой лишь моими фарами. Я газанул, пытаясь растянуть дистанцию между мной и преследователями, но благодаря несмолкающей пальбе по задним колесам я не справился с управлением, автомобиль подпрыгнул на повороте и перевернулся в воздухе…
Не знаю, сколько прошло времени после моего полета. Подстрелившие мою машину военные не появлялись, но это был исключительно вопрос времени: гнали они меня явно не для того, чтобы помахать рукой на прощание. Озноб и досада начали себя проявлять уже вовсю. Да, вопреки всему я получил то, за чем приходил. Пусть на пару часов, пусть, быть может, в последний раз... Но я был собой, был живым, и это наполняло меня радостью идиота. Мой восторг омрачал лишь один момент: то, что Алла этого не увидит, что она смотрит на другого. Мне хотелось немедленно оказаться у нее на пороге, скинуть ее сожителя вниз через весь лестничный пролет. Но я истекал кровью с остатками сил и последним патроном…
Лежа под деревом, я проверил магазин пистолета, отложил его рядом на землю и открыл галерею телефона. Последнее, что я хотел видеть перед смертью – это глаза своей женщины, то, как она смотрит на меня и не хочет отпускать. Любя, без жалости и с пониманием.
Окончательно проваливаясь в мягкую тьму без боли и страданий, я отчетливо услышал рев мотора и визг тормозов, а затем перестрелку. Донеслась еще пара профессиональных коротких очередей, и стрельба прекратилась. Потом знакомые голоса начали звать меня по имени, и я вырубился.
Друзья подоспели вовремя – как в лучших традициях кинематографа. Бени, Луис и Виген, перебив горе-охрану научного комплекса, спасли мою задницу и перетащили ее домой. Томас, которого я не зря считал славным малым, способным, как и Бени, повсюду найти нужных людей, вызвал врача на дом.
– Он свой, не беспокойтесь, – успокоил парней консьерж, когда тот взялся обрабатывать мою рану. Благо, ранение было сквозное и меня просто зашили, напичкав обезболивающим и антибиотиками. Соображал я по-прежнему туго, но хоть не проваливался в беспамятство, а просто засыпал урывками, пока меня тормошил врач.
– Вы потеряли много крови и вам нужен покой, – сказал он после перевязки, отблагодарил Вигена за оплату и удалился, пожелав скорейшего выздоровления.
– Тебя сейчас поругать или когда очухаешься? – спросил Виген.
– А давайте сейчас! – предложил Луис.
– Я справлюсь, можете начинать, – улыбнулся я ребятам, подавив зевок. – Меня другое волнует. Шумиху вы устроили…
– Ерунда. Все их действия были незаконны, так что они будут молчать в тряпочку. Посторонних там не было, да и быть не могло. Ты одно скажи… Лекарство нашел?
– Нет. Сказали, не сумели создать. Может, и соврали, но с меня хватит.
– Ладно… Потом расскажешь. Отдыхай. Я попрошу Томаса купить продукты.
– Парни, – оглядел я свою бесстрашную троицу мутным взором, едва не всхлипнув от наплыва чувств. – Спасибо…
ГЛАВА 14 (Попытка исцеления)
Прошел ничем не примечательный месяц. Во время одной из редких вылазок в холл, которые я совершал, чтоб хотя бы не сойти с ума от одиночества, меня окликнул Томас.
– Позвольте спросить, мсье?
Мне подобные обращения всегда были чужды, но я никак не мог заставить упертого шведа называть меня просто по имени. Он стоял и выжидал моего согласия.
– Спрашивай.
– У Вас долгое время не убирались. Горничная сказала, что вы разрешаете ей только выносить мусор. Не вызвать ли Вам службу клининга?
– Нет, дружище. Я не готов впускать в дом отряд чистильщиков. А то еще ненароком меня растворят в кислоте, – весело ответил я, на что Томас рассмеялся.
– Я Вас понял. Если доверитесь, я займусь этим, мсье Арман. Хотя бы один раз позвольте. Придет надежный человек, приберется, а дальше Вам решать.
– Что ж… Валяй, – ответил я, не уделив особого внимания нашему разговору.
Однако вся моя прежняя жизнь оборвалась со звонком в дверь. Не то светлая мулатка, не то смуглая латинка, но, однозначно, девушка редкой красоты и обладательница впечатляющих форм стояла на пороге, вся мокрая от дождя. Я был очарован ее приятным телосложением в аппетитно облепившей все округлости тонкой одежде. Смутно знакомые черты лица без макияжа, длинные волосы цвета темной карамели, гладкая кожа и голос, полный нежности и отчаяния, мгновенно зацепили мое внимание. Где я ее видел? А одета она явно не по погоде, – снова вернулся я к созерцанию ее туалета.
– Что? – переспросил я, пропустив ее слова мимо ушей под воздействием открывающейся взору картины.
– В агентстве сказали, что вы ищете помощницу по дому. Вот рекомендательное письмо, господин, – протянула она намокший конверт.
– Мы не в колониальной эпохе, – усмехнулся я. – Заходи.
– Я с вещами, – вопросительно взглянула она на меня и после приглашающего кивка и занесла дорожный чемодан в дом.
– Тем лучше. Тебе надо переодеться. Ты что, пешком шла? Ливень же…
Она не ответила, лишь пожала плечами, то ли не желая вдаваться в причины, побудившие ее идти под дождем, то ли сама недоумевая над своей неосмотрительностью, то ли намекая, что предпочла бы беседовать в более комфортных условиях. Когда она вышла из комнаты для гостей в сухой одежде, я показал ей апартаменты, удобства в доме, кухню и вкратце объяснил, где что лежит.
– Спасибо, господин. Я переночую и уйду, если окажусь не нужна Вам.
– Давай без этого обращения, – нахмурился я. – Объявилась в такую погоду, с вещами… После работы ты вольна уходить или оставаться. Места всем хватит. Но я бы предпочел, чтоб ты осталась. Ты принята. Звать хоть как?
– Татьяна.
Я никак не мог понять, была ли ее услужливая манера речи наигранной или ее так вымуштровали…
Утром следующего дня, проснувшись, я растерянно встал посреди комнаты и боялся позвать свою домработницу. Я не знал, что она делает и вообще в квартире ли она. Так и стоял, ощущая себя крайне нелепо и задавая себе вопрос, в каком качестве я ее нанял, поскольку с обычной уборщицей у меня никогда не возникало подобных волнений.
– Да черт с ней, – выругался я и пошел курить. Но сигареты лежали не на подоконнике, где я их обычно оставлял, а на барном столике рядом с чисто вымытой пепельницей. Я хмыкнул, затянулся и стал разглядывать прохожих на улице. Ужасно захотелось, чтоб меня обняли сзади... Тихо подошли, оперлись о мою спину и обняли. Но вместо этого на подоконник поставили чашку ароматного кофе.
– Я не знала, как Вы любите, и сделала крепкий.
– Я не слышал, как ты вошла. Не ходи босиком, – попросил я, не оборачиваясь.
Она попятилась назад, развернулась и направилась к выходу. Я посмотрел вслед, подмечая детали ее поведения, и укрепился в своих подозрениях. Ее движения, наполненные непередаваемой грацией пумы, безусловно, были адресованы именно мне. Меня также осенило прочесть содержание того письма, в котором, возможно, я нашел бы более внятную информацию о нанятой мной женщине. Я ринулся в коридор, где оставил сушиться конверт, немедля вскрыл и прочел единственное предложение: "У меня нет рекомендаций, но мне нужна работа."
Пора устроить моей внезапной помощнице допрос, решил я и пошел ее искать… Каково же было мое удивление, когда на кухне я обнаружил весьма изысканно накрытый стол – притом, что я знал о крайне скудных запасах своего холодильника.
– У Вас мало продуктов, поэтому это все, что смогла приготовить. Попробуете? Мне надо узнать Вас поближе...
– Поближе? – я поднял бровь.
– Ваш режим. Чтобы знать, что и когда...
– Присядь, – сказал я, сделав вид, что не заметил двусмысленности ее слов. – То, что мне нужна была помощница по дому, знал только один человек. Откуда ты?
– Мне сообщила о Вас моя подруга из ювелирного дома "Авакян".
– Какая подруга? Странно. Я туда не обращался.
– Вы ее не знаете, она из обслуживающего персонала.
– Мне начинает это нравиться, – рассмеялся я, нарочно решив уйти от этой темы, пока все не выясню. – Ладно. Завтра поедешь за продуктами. Я оставлю деньги на этом столе.
Неделю я наблюдал за ней. Не общался попусту, был краток и, более того, старался не пересекаться. Но, как животное, чувствовал ее присутствие. Не только по аромату, легкому, женственному, столь непривычному после расставания с Аллой, но и по тщательно поддерживаемому порядку в моей крепости. Я тайком подглядывал за ней, когда она готовила, прислушивался к шорохам, загадывая, что она делает за стеной, и ночами мне казалось, что из ее комнаты иногда доносятся еле слышные всхлипы и горестные причитания. Я не лез с расспросами и вообще держался в стороне, но, тем не менее, чувствовал, что проникался ею все больше и больше. Боролся, но проигрывал. Я хотел ее безудержно, но намеренно держался подальше, боясь переступить черту… боясь потерять верность, которую я все еще хранил в своем сердце. Иногда, приближаясь во время прогулок по своим хоромам к гостевой комнате, я слышал чарующе томные стоны этой демоницы. Словно меня ждали и заманивали. И, жадно поглощая сладострастные звуки, я начинал окончательно сдаваться…
Я снова проморгал ее появление. Я в раздумьях попивал кофе с коньяком у своего излюбленного окна, где часто встречал рассвет, когда спиной ощутил, что она уже в комнате. Она стояла обнаженная, и только зажимы на твердых сосках, соединенные серебряной цепочкой, украшали ее и так безупречное стройное тело.
– Ты вкусно готовишь, но держишь нож далеко не как кухарка. У тебя натренированные мышцы, но, очевидно, это не только генетика... Я не знаю, кто ты, но ты нужна мне, чтоб перестать ненавидеть, – сказал я, повернувшись к Татьяне и восторженно изучая ее без одежды.
– Вы столько дней меня сторонились и молчали, – ответила она, глядя на меня со смесью упрека и надежды.
Я неспешно подошел к ней, взял ее за запястья и поцеловал там, где ощущался пульс.
– Мы молчим, когда каждая буква ответа вызывает у нас боль. Молчим, когда с ужасом видим, что причиняем зло. Молчим за неимением выхода... когда нас не понимают... и когда мы вынуждены...
– Что? Что вынуждены...? – сверля меня пристальным взглядом, она опустилась на колени и уткнулась лицом в ширинку, тем самым прервав мою тираду.
Я смотрел сверху на ее лицо и видел глаза человека, который меня обожал... человека, который позволял мне все и отдавал себя в мою власть... глаза, полные доверия и желания, плачущие по ночам из-за меня... И это мой вечный рок. Закрывать свои – и видеть другие, женские, блестящие от счастья и слез… Но это глаза не Татьяны.
И пока я стоял застывший, глядя сквозь свою домработницу и переживая бурю эмоций, которые столько времени старательно душил в себе, она бесцеремонно вынула член и с усердием помогла ручками ему затвердеть, чуть увлекшись, от чего через раскрытую щель просочилась предсемя. Таня слизнула каплю выделившейся смазки, размазывая ее по всей поверхности головки. Я схватил ее за конский хвост и грубо засадил, удерживая голову у своего паха. Я трахал ее в рот, вдалбливая так, что она давилась и истекала слюной, капая себе на грудь, но при этом умудрялась орудовать еще и языком. Когда я замер вытянутой струной, она обхватила меня за задницу, и я плотнее прижался к ее затылку, всаживая член в глубину горла. Я кончал, заставляя ее сглатывать. Она захлебывалась в слезах, сперма стекала с уголков губ, а я все кончал…
Последующие сутки сменяли друг друга довольно-таки мирно, поскольку моей спермы хватило на седативный эффект обоим. Я занимался делами, она, виляя задницей, мешала мне. Я был возбужден и по-мужски воодушевлен, но старательно не замечал ее, а она, безостановочно играя бедрами, являла мне все грани своей женственности. Но больше я ее не касался. Некоторые обстоятельства наших взаимоотношений не переставали меня терзать...
– Знаешь, где ты прокололась? – спросил я за совместным завтраком спустя день после нашего танца члена и языка. – Ты действовала слишком усердно. Ты старалась по дому – и это естественно, – но твои женских чар оказалось в избытке... И, надо признать, ты застала меня врасплох, сместив мыслительную деятельность. Но остатками мозга я все же немного соображал. Такое откровенное поведение с первых дней должно быть оправдано некой целью. Какова твоя?
Я, не глядя не нее, неспешно намазывал персиковый джем на булочку и прихлебывал кофе, словно между нами происходил невинный разговор о погоде за окном.
– Я пришла вчера сказать правду, собралась с духом, подготовилась, – ответила она, явно смущенная моим отстраненным тоном, и, вспомнив, как выглядела эта ее "подготовка", смутилась еще сильнее. – Но то, как Вы взяли меня за руки… Вы меня сбили, я растерялась, я… Я сестра Марии.
– Так вот почему твое лицо показалось мне знакомым, – я помолчал с минуту, едва ли удивившись. – А Татьяна – твое настоящее имя?
– Да.
– И почему ты здесь?
– Мне действительно нужна была работа. И перемены в личной жизни. Мария и мистер Бени были в курсе моих дел, они и рассказали о Вас.
– Это не объясняет твою чрезмерную раскованность по отношению ко мне.
– Я видела Вас раньше у Бени в гостинице. Меня поразила ваше внимание к деталям… и еще быстрая реакция. Когда Бени задел стакан на столе, он не долетел до пола. Вы его поймали на лету. Мы с сестрой часто наблюдали за вами тайком во время ваших бесед. И я сама напросилась у Бени к Вам на работу, пообещав, что расскажу Вам все, чтобы он не предупредил о моем приезде. Я хотела сама… без посредников.
Таня мне нравилась. Она была безупречна во всем. И как выглядела, как разговаривала, будучи явно образованной и начитанной девушкой, и как справлялась со своими обязанностями по дому. Нарочито покорная модель ее поведения и невинная кокетливость очаровывали и рушили мои устои…
Так, в ознакомительных беседах, незаметно, относительно спокойно прошла еще неделя. Но в один из дней я застал Таню за невыносимым для мужских глаз занятием. Она, полулежа на диване при распахнутой двери в комнату и закрыв глаза, словно не слыша моего появления, откровенно ласкала себя, и это было адресовано исключительно мне.
– Не уходите… Сядьте рядом. Вы мне нужны, – попросила она, почувствовав, что я не спешу ей помочь, остановилась и открыла глаза, но завелась заново, видимо, поймав мой бешено заведенный взгляд.
Я отрешенно последовал ее прихоти и сел на диван чуть в стороне… Она взяла мою руку и положила ее себе между ног. Смотря в глаза друг другу, мы молча разговаривали. Согласованность наших желаний одуряла меня. Моя ладонь накрыла ее намокшие губки, и пальцы погрузились внутрь.
