И вот – перед глазами прозрачная пелена экрана, и ты видишь мир сквозь нее. А на экране она... Везде она! Кто видел в глазах своей женщины причиненные им страдания, тот обречен вечно в муках возжелать ее…
Порой тому, кто ранил, труднее, чем другой стороне – или, возможно, в это верит разум человека, пытаясь оправдать большинство необдуманных, нередко мерзких, поступков своего владельца. И это низко, но иногда помогает…
Женщины невидимые, неосязаемые предвестия чувствуют острее мужчин. Невысказанные опасения Аллы начали воплощаться, осторожно нащупывая наши слабые места, покуда я продолжал упиваться своим счастьем. С последней встречи мы не виделись более трех месяцев, но общались каждый божий день, компенсируя отсутствие прямого контакта видеозвонками, перепиской, фотками. Алла уже исчерпала свои свободные дни, больничные, отпуска, и только ее чары и магнетизм позволяли начальству смотреть на внезапные выходки с исчезновением с места работы сквозь пальцы. Ее любили… Коллегам без нее становилось скучно и работалось вполсилы. Я знал, что порой мужчины из ее города, зная обо мне и пользуясь тем, что я нахожусь вдалеке, оказывали ей знаки внимания. Меня это бесило демонически, но перебираться я не хотел… И не мог. Я знал, что она была готова мчаться со мной хоть на край света, но забрать Аллу к себе с ее дочерьми, с которыми я дружил, тоже было затруднительно на тот момент. Перемены стали бы слишком резкими для ее семьи. Да и я не хотел быть обузой, если со мной пойдет что-то не так – мое здоровье с каждым годом оставляло все меньше надежд. Впрочем, мое поведение это никак не оправдывает.
Все случилось быстро и как-то незаметно… Не было ни бурного выяснения отношений, ни привычных долгих разговоров. Находясь вдалеке и почуяв неладное, словно кто-то наступает на пятки, я сильно заревновал. Я и раньше ревновал, но оснований не было абсолютно. А в этот раз нутром почувствовал чужое внимание к Алле, поскольку она из-за своей честности плохо это скрывала. Да и чуйка сигналила внутри. И я в гневе послал ее… Наверное, можно было сказать: "отпустил", если бы не интонация. И наверное, так было правильнее в нашем случае. Впрочем, для меня это ничего не меняет.
Мы перестали общаться. Сначала я злился и плевался при одной только мысли поговорить с ней, потом она не отвечала на звонки и смс, когда я попытался наладить диалог. Время было упущено. Мы долго молчали…
Месяц назад она все же ответила.
– Арман... Ты когда-то говорил, что, если в моей жизни появится кто-то, ты не сможешь со мной общаться... Это еще одна причина, по которой я молчу. Я никогда не хотела рвать с тобой связь... Ты тоже часть меня и моей жизни. Вне зависимости от того, вместе мы или нет.
– Хорошо... Кто он? Когда он появился?
– Через месяц после того, как ты меня послал. Он… он просто пришел в мою жизнь, позвонив в дверь.
– Вы живете вместе?
– Я не хочу оправдываться. Просто в этот раз в моей жизни реально оказался рядом человек, да! И он этот шанс не упустил. А я не прогнала.
Земля стала убегать из-под ног. Словно я очутился в воздушной яме, в эпицентре турбулентности. Я стоял, пытаясь вспомнить, как дышать, и в ушах грохотом отдавалась дробь из грудной клетки…
И так проходил каждый день этого долгого зимнего месяца.
Виген вот уже больше десяти минут молча расхаживал вдоль ограждения, и я видел, что его разбирал мандраж. Традиция у нас была такая – забираться на крыши зданий, чтобы обсудить или обдумать что-то, где бы мы ни находились. Зачастую приходилось уговаривать наличными охрану, чтоб нас пустили наверх. Мы брали хорошее вино, сигареты и поднимались, вставали бок о бок и разговаривали о делах или по душам. А сейчас я молча стоял и ждал, пока он успокоится. Виген в любых стрессовых ситуациях всегда был собран и невозмутим, но, видимо, теперь его неслабо зацепило.
– Вы… Вы! Идиоты! Оба! Что вы наделали? – закричал он, размахивая руками и наконец подойдя ко мне. – Ну как так, а!? Я же видел, как вы друг на друга смотрели! Я же видел… Мать вашу! Сильно ее обидел?
– Нормально… От души.
– Вот и нашла Алка себе отдушину… Ну и что за хмырь?
– Не знаю. Как минимум, напористый, – кисло усмехнулся я.
– Я так многое хочу спросить…
– Я тоже. Но у меня нет ответов.
– Женщины – это перебежчики, Арм. Понимаешь? Они с теми, кто крепче держит их за руку.
– Да, может, я недодал, где-то облажался... Виген? Может, что-то со мной не так? Лысею, не так хожу, не оправдываю надежд… Да, были обоюдные обвинения, недопонимания, обидки разные. Мы сглаживали, мирились… Но меня бесило постоянно чувствовать себя виноватым, переживая, как она воспримет то или иное, – я тоскливо взглянул на друга, словно пытаясь в его глазах найти ответы на все свои вопросы.
– Ахинея полная. Зная твой характер и патологическое стремление защищать свою бабу и вечно винить себя… Короче, сказал бы я тебе пару ласковых, Арман, но не поможет, вижу.
– Знаешь, такое ощущение, что она давно решила порвать и провоцировала на ссоры, чтоб я однажды не сдержался, сорвался в ревности. Не знаю, брат… С трудом во все это верится.
– Нет, я все понимаю, люди надоедают друг другу, расходятся, даже любя, переживают там, страдают… Но, блять, съехаться с кем-то буквально через месяц?! Заселить у себя какого-то… это… это… – он умолк, гневно раздувая ноздри. – Слушай, может она соврала из-за мести? Ну не может этого быть!
– Я ей верю, Виген. Она никогда не врала.
– То есть, кто-то там живет у нее, лапает, имеет до утра и, главное, просыпается с ней рядом, ласкает, поздравляет в праздники… Да, Арм?
– Ты не делаешь мне легче, Виг. Перестань… Прошу.
– А то что? Скинешь меня с крыши?
– Я понимаю, ты хочешь добиться, чтоб я сорвался на тебе и выговорился… Но давай не будем. Все в порядке. Правда.
Виген окинул меня оценивающим взглядом, естественно, не поверив ни на йоту:
– Вся твоя проблема в том, что ты слишком сильно любишь.
– Угу. Обещаю, больше не буду, – ухмыльнулся я.
– Хочешь, поедем к ней вместе? – он остался серьезным. – Поговори с ней! Может, еще не поздно…
– Нет. Брезгую! – я жестом остановил готовившегося возразить друга. – Мне ее не хватает… Сильно. Но не могу. Она все правильно сделала.
– А как же все эти ваши: “Я тебя никому не отдам?” Арман…?
– Виген…
– Ладно. Прости. – сдался он. -- Знай, я всегда с тобой, если что… Понял?
– Послушай, я знаю, что забросил дела и не занимаюсь фирмой, если хочешь, позови юриста, и я перепишу все бумаги на тебя.
– Ну и дебил же ты, Арм! – возмущенно перебил партнер. – Бери отпуск на сколько надо и не говори чепухи. Что собираешься делать?
– Спасибо, – кивнул я с благодарностью и осушил бокал. Ужасно захотелось обнять своего друга, но я постыдился нахлынувшей сентиментальности и просто пожал ему руку.
Я рассказал Вигену, что собираюсь посетить старых друзей, но не углублялся в цели визита. Не хотел, чтоб он отговаривал или влез в не слишком благоразумную авантюру. Он неоднозначно покачал головой и пожелал удачи.
Знойное дуновение ленивого ветра южной Африки я почувствовал сразу же при выходе из прохладного зала аэропорта, и оно мне показалось родным. От волнения перед встречей с близкими людьми и знакомыми местами чуть дрожали ноги. Особенно меня тревожил один неприятный до мерзости визит.
Трое мужчин, одного из которых я едва не задушил в объятиях, помогли загрузить вещи в машину, и мы тронулись в путь. Я отклонил предложение заехать сперва в гостиницу и попросил следовать намеченному плану. Молча, без разговоров. Те с пониманием кивнули, за что я был им благодарен.
Наконец мы подъехали к благоустроенной халупе на окраине города и протаранили символические ворота.
– Один пойду… Ждите здесь, – сказал я и шагнул внутрь дома.
На крошечной, по британским меркам, кухне, противно заверещав на мое появление, вальяжно курил бывший полевой командир отряда повстанцев одной из центральноафриканских стран. Тогда, двадцать с небольшим лет назад, я лично отстрелил ему руку, которой он задушил мою подопечную негритянку – невинную девочку чуть постарше его дочери...
В тот злосчастный день седовласый серб Марко и я, ещe совсем молокосос, прячась под хижиной на коротких деревянных сваях, наблюдали за ловлей детей. Внезапный набег отряда бандитов застал нас врасплох. Они пришли за детской рабочей силой для рудников и пополнения числа своих солдат подростками. Мы были уверены, что наша подопечная еще не вернулась из сельского магазина в соседнем поселении, поэтому спрятались, оставив белый Лэндкрузер с надписью UN там же, у глиняного домика старейшины.
Старый вояка зажал мне рот, когда перед нашим взором появилась ужасающая картина... В полуметре от земли на могучей черной руке, сжавшей тощее горло, висела наша девочка. Под ее ножками были разбросаны продукты из пакета. Красивое новое платье, что мы привезли ей в подарок, висело на ней вычурно, словно на сломанной кукле. Ее голова беспомощно опрокинулась в нашу сторону, и мертвые глаза смотрели прямо на меня, будто прося о помощи.
Дети были нужны повстанцем живыми, и почему их командир поступил так с малышкой, было неясно. По всей вероятности, это был показательно-угрожающий жест, потому что многие ребята успели скрыться и маленькие заложники не выдавали их местонахождение. Но детская девичья шея не выдержала тяжести тела. Однако нас уже не интересовали ни причины, ни объяснения произошедшего. Марко с трудом удерживал меня в своих стальных лапах и еле слышно повторял раз за разом, пока мы лежали в грязи:
– Мы вернемся за ним. И ты сделаешь это... но не сейчас.
Повстанцы ушли, не найдя остальных детей и спалив от злости пару хижин…
Спустя месяц я разглядывал через оптику ничего не подозревающий силуэт в военной форме. Мой объект стоял у пикапа и руководил обычным грабежом.
– Дистанция, погрешность, упреждение, – шепотом напомнил Марко.
Я неспешно перевел патрон с разрывной пулей в патронник. Он был единственный, остальные в магазине стояли обычные, для отстрела.
– Ты готов?
– Я и тогда был готов...
– Слишком быстро машет руками. Не торопись.
К главарю отряда подошел солдат, что-то доложил, и они оба закурили. Перекрестье оптического прицела на секунду замерло в районе виска человека в мундире и медленно сдвинулось на его руку. Выжидая удобного момента, я привел дыхание в порядок и отключил себя от посторонних шумов. Секунды хватило... Выстрел!
Мир будто на секунду застыл, и тут же все пришло в суматошное движение. Вопль самозваного командира с нарастанием разлетелся по всей округе. Он орал, держа висящий на мягких тканях окровавленный обрубок руки ниже локтя. Руки, которой он душил и расстреливал невинных. Хаотичная пальба во все четыре стороны по невидимому стрелку длилась минут пять, пока солдаты не поняли, что надо срочно увозить своего командира из зоны поражения. Они погрузили его в кузов пикапа и завели моторы.
– Вторая машина! РПГ! Отходим, – скомандовал Марко.
– Я его сниму.
– Нет! Пусть уезжают!
Мы тихо отползли из своего укрытия на относительно безопасное расстояние, и я привстал, потеряв бдительность от волнения и по неопытности.
Характерный свист был знаком моему наставнику.
– Ложись! – крикнул Марко.
Пущенная наугад в нашу сторону реактивная граната пролетела мимо и взорвалась где-то в деревьях. Меня чудом не задело осколками, я плашмя грохнулся на землю, упал спиной на маленький пенек, и адская боль пронзила поясницу.
"Пиздец!" – было первым, что я подумал.
"Что я скажу отцу?" – пришло вторым. Но третья мысль заставила меня улыбнуться сквозь гримасу мучений: "Я стал взрослее за один меткий и почти невозможный выстрел…"
Повстанцы уехали, Марко куда-то пропал, и наступила тишина. Боль отступала... Я осмотрелся, подобрал лежащее рядом оружие, обнял его и не сдержал слезы. Только теперь мной овладел запоздалый страх, но не за свое здоровье… Страх остаться в одиночестве, если со мной что-то случится. Я прикрыл глаза и развалился как мог удобнее, не имея представления, что делать дальше, но так и не успел предаться панике. Надо мной склонились два заботливых лица.
– Ты жив? – с тревогой спросил мой седовласый друг.
– Не дождешься, – буркнул я ему и приветственно кивнул женщине за его плечом.
– Упрямый сукин сын! – облегченно рассмеялся он.
– Помоги встать, – сжав зубы, протянул я ему руку.
Молодая негритянка, которая месяц как оплакивала свою дочь, отстранила серба и сама подняла меня.
– Идем домой, юэнмэн, – сказала она…
Теперь этот урод сидел передо мной, всем видом изображая порядочного гражданина. Множество раз сказанные в пустоту, приготовленные к этой встрече слова вылетели из моей головы, осталась лишь сжигающая ненависть. Я перехватил ствол поудобнее, но рефлекторно повернул голову на звук закипевшего чайника и увидел ее…
На пороге стояла чернокожая девочка лет пяти с огромными глазами, одетая в изношенное платье со следами засохших соплей. Я сразу понял, что это его дочь. Этот изверг не должен был, не имел права иметь детей, а эта маленькая прекрасная негритянка, словно его личный ангел, переживала за отца, хмурилась, но не понимала, что происходит. Она не видела всю картину, потому что я загораживал ей обзор.
Я успел вынуть ствол Глока-18 изо рта сидящего напротив (не)человека и присел напротив, держа оружие под столом.
– У меня ничего нет...! – все повторял он. – Мы бедная семья!
– Твоя? – кивнул я на девочку.
– Да! У меня двое! Сын в школе, а жена на работе. У нас нет денег… – снова завел он свое нытье.
– С рукой что? – указал я на обрубок правого локтя.
– Производственная травма. Мистер, что вы хотите? У нас ничего нет! Прошу! Отпустите нас... У меня дети!
Бывший главарь смотрел на меня в недоумении. Он не видел нас с Марко и не знал меня в лицо. Сейчас у этого (не)человека была семья и похожая на ту девочку дочь... Она, приняв меня за знакомого своего отца, выбежала из дому по своим детским делам. Я тоже встал и вышел. Просто вышел, ничего не говоря, и направился к своим.
– Ну что? – спросил Марко, который нашел и выследил этого (не)человека.
– Ничего... Ты не предупредил, что у него семья.
– Да. Ты должен был сам это увидеть сперва… И притом, ты же попросил соблюдать тишину.
– Поехали отсюда.
Ко мне подбежала маленькая негритянка, которая, сама того не ведая, спасла бывшего повстанца своим нечаянным появлением на пороге комнаты. Она угостила меня печеньем и, доверчиво глядя снизу вверх двумя бездонными шоколадными озерами глаз, спросила:
– Вы друг моего папы?
– Прости, – сказал я и поцеловал округлый черненький лоб, но обращался не к ней, а к той, которую потерял… – Поехали отсюда! – повторил я воякам.
Ехали мы не спеша, но, несмотря на это, тяжелую машину трясло на ухабах. Однако за всю дорогу никто не проронил ни звука. Двое суровых черных парней, которых Марко взял в наш карательный отряд, безучастно таращились в окно и вообще казались глухими и немыми – за всю операцию я слышал от них, самое большее, пару слов. Я покачивался на заднем сидении джипа и смотрел на макушку Марко. Он, конечно, постарел еще сильнее с нашей последней встречи. Своего давнего товарища и наставника я не видел очень много лет.
Порой тому, кто ранил, труднее, чем другой стороне – или, возможно, в это верит разум человека, пытаясь оправдать большинство необдуманных, нередко мерзких, поступков своего владельца. И это низко, но иногда помогает…
Женщины невидимые, неосязаемые предвестия чувствуют острее мужчин. Невысказанные опасения Аллы начали воплощаться, осторожно нащупывая наши слабые места, покуда я продолжал упиваться своим счастьем. С последней встречи мы не виделись более трех месяцев, но общались каждый божий день, компенсируя отсутствие прямого контакта видеозвонками, перепиской, фотками. Алла уже исчерпала свои свободные дни, больничные, отпуска, и только ее чары и магнетизм позволяли начальству смотреть на внезапные выходки с исчезновением с места работы сквозь пальцы. Ее любили… Коллегам без нее становилось скучно и работалось вполсилы. Я знал, что порой мужчины из ее города, зная обо мне и пользуясь тем, что я нахожусь вдалеке, оказывали ей знаки внимания. Меня это бесило демонически, но перебираться я не хотел… И не мог. Я знал, что она была готова мчаться со мной хоть на край света, но забрать Аллу к себе с ее дочерьми, с которыми я дружил, тоже было затруднительно на тот момент. Перемены стали бы слишком резкими для ее семьи. Да и я не хотел быть обузой, если со мной пойдет что-то не так – мое здоровье с каждым годом оставляло все меньше надежд. Впрочем, мое поведение это никак не оправдывает.
Все случилось быстро и как-то незаметно… Не было ни бурного выяснения отношений, ни привычных долгих разговоров. Находясь вдалеке и почуяв неладное, словно кто-то наступает на пятки, я сильно заревновал. Я и раньше ревновал, но оснований не было абсолютно. А в этот раз нутром почувствовал чужое внимание к Алле, поскольку она из-за своей честности плохо это скрывала. Да и чуйка сигналила внутри. И я в гневе послал ее… Наверное, можно было сказать: "отпустил", если бы не интонация. И наверное, так было правильнее в нашем случае. Впрочем, для меня это ничего не меняет.
Мы перестали общаться. Сначала я злился и плевался при одной только мысли поговорить с ней, потом она не отвечала на звонки и смс, когда я попытался наладить диалог. Время было упущено. Мы долго молчали…
Месяц назад она все же ответила.
– Арман... Ты когда-то говорил, что, если в моей жизни появится кто-то, ты не сможешь со мной общаться... Это еще одна причина, по которой я молчу. Я никогда не хотела рвать с тобой связь... Ты тоже часть меня и моей жизни. Вне зависимости от того, вместе мы или нет.
– Хорошо... Кто он? Когда он появился?
– Через месяц после того, как ты меня послал. Он… он просто пришел в мою жизнь, позвонив в дверь.
– Вы живете вместе?
– Я не хочу оправдываться. Просто в этот раз в моей жизни реально оказался рядом человек, да! И он этот шанс не упустил. А я не прогнала.
Земля стала убегать из-под ног. Словно я очутился в воздушной яме, в эпицентре турбулентности. Я стоял, пытаясь вспомнить, как дышать, и в ушах грохотом отдавалась дробь из грудной клетки…
И так проходил каждый день этого долгого зимнего месяца.
***
Виген вот уже больше десяти минут молча расхаживал вдоль ограждения, и я видел, что его разбирал мандраж. Традиция у нас была такая – забираться на крыши зданий, чтобы обсудить или обдумать что-то, где бы мы ни находились. Зачастую приходилось уговаривать наличными охрану, чтоб нас пустили наверх. Мы брали хорошее вино, сигареты и поднимались, вставали бок о бок и разговаривали о делах или по душам. А сейчас я молча стоял и ждал, пока он успокоится. Виген в любых стрессовых ситуациях всегда был собран и невозмутим, но, видимо, теперь его неслабо зацепило.
– Вы… Вы! Идиоты! Оба! Что вы наделали? – закричал он, размахивая руками и наконец подойдя ко мне. – Ну как так, а!? Я же видел, как вы друг на друга смотрели! Я же видел… Мать вашу! Сильно ее обидел?
– Нормально… От души.
– Вот и нашла Алка себе отдушину… Ну и что за хмырь?
– Не знаю. Как минимум, напористый, – кисло усмехнулся я.
– Я так многое хочу спросить…
– Я тоже. Но у меня нет ответов.
– Женщины – это перебежчики, Арм. Понимаешь? Они с теми, кто крепче держит их за руку.
– Да, может, я недодал, где-то облажался... Виген? Может, что-то со мной не так? Лысею, не так хожу, не оправдываю надежд… Да, были обоюдные обвинения, недопонимания, обидки разные. Мы сглаживали, мирились… Но меня бесило постоянно чувствовать себя виноватым, переживая, как она воспримет то или иное, – я тоскливо взглянул на друга, словно пытаясь в его глазах найти ответы на все свои вопросы.
– Ахинея полная. Зная твой характер и патологическое стремление защищать свою бабу и вечно винить себя… Короче, сказал бы я тебе пару ласковых, Арман, но не поможет, вижу.
– Знаешь, такое ощущение, что она давно решила порвать и провоцировала на ссоры, чтоб я однажды не сдержался, сорвался в ревности. Не знаю, брат… С трудом во все это верится.
– Нет, я все понимаю, люди надоедают друг другу, расходятся, даже любя, переживают там, страдают… Но, блять, съехаться с кем-то буквально через месяц?! Заселить у себя какого-то… это… это… – он умолк, гневно раздувая ноздри. – Слушай, может она соврала из-за мести? Ну не может этого быть!
– Я ей верю, Виген. Она никогда не врала.
– То есть, кто-то там живет у нее, лапает, имеет до утра и, главное, просыпается с ней рядом, ласкает, поздравляет в праздники… Да, Арм?
– Ты не делаешь мне легче, Виг. Перестань… Прошу.
– А то что? Скинешь меня с крыши?
– Я понимаю, ты хочешь добиться, чтоб я сорвался на тебе и выговорился… Но давай не будем. Все в порядке. Правда.
Виген окинул меня оценивающим взглядом, естественно, не поверив ни на йоту:
– Вся твоя проблема в том, что ты слишком сильно любишь.
– Угу. Обещаю, больше не буду, – ухмыльнулся я.
– Хочешь, поедем к ней вместе? – он остался серьезным. – Поговори с ней! Может, еще не поздно…
– Нет. Брезгую! – я жестом остановил готовившегося возразить друга. – Мне ее не хватает… Сильно. Но не могу. Она все правильно сделала.
– А как же все эти ваши: “Я тебя никому не отдам?” Арман…?
– Виген…
– Ладно. Прости. – сдался он. -- Знай, я всегда с тобой, если что… Понял?
– Послушай, я знаю, что забросил дела и не занимаюсь фирмой, если хочешь, позови юриста, и я перепишу все бумаги на тебя.
– Ну и дебил же ты, Арм! – возмущенно перебил партнер. – Бери отпуск на сколько надо и не говори чепухи. Что собираешься делать?
– Спасибо, – кивнул я с благодарностью и осушил бокал. Ужасно захотелось обнять своего друга, но я постыдился нахлынувшей сентиментальности и просто пожал ему руку.
Я рассказал Вигену, что собираюсь посетить старых друзей, но не углублялся в цели визита. Не хотел, чтоб он отговаривал или влез в не слишком благоразумную авантюру. Он неоднозначно покачал головой и пожелал удачи.
ГЛАВА 12 (Поездка в прошлое)
Знойное дуновение ленивого ветра южной Африки я почувствовал сразу же при выходе из прохладного зала аэропорта, и оно мне показалось родным. От волнения перед встречей с близкими людьми и знакомыми местами чуть дрожали ноги. Особенно меня тревожил один неприятный до мерзости визит.
Трое мужчин, одного из которых я едва не задушил в объятиях, помогли загрузить вещи в машину, и мы тронулись в путь. Я отклонил предложение заехать сперва в гостиницу и попросил следовать намеченному плану. Молча, без разговоров. Те с пониманием кивнули, за что я был им благодарен.
Наконец мы подъехали к благоустроенной халупе на окраине города и протаранили символические ворота.
– Один пойду… Ждите здесь, – сказал я и шагнул внутрь дома.
На крошечной, по британским меркам, кухне, противно заверещав на мое появление, вальяжно курил бывший полевой командир отряда повстанцев одной из центральноафриканских стран. Тогда, двадцать с небольшим лет назад, я лично отстрелил ему руку, которой он задушил мою подопечную негритянку – невинную девочку чуть постарше его дочери...
В тот злосчастный день седовласый серб Марко и я, ещe совсем молокосос, прячась под хижиной на коротких деревянных сваях, наблюдали за ловлей детей. Внезапный набег отряда бандитов застал нас врасплох. Они пришли за детской рабочей силой для рудников и пополнения числа своих солдат подростками. Мы были уверены, что наша подопечная еще не вернулась из сельского магазина в соседнем поселении, поэтому спрятались, оставив белый Лэндкрузер с надписью UN там же, у глиняного домика старейшины.
Старый вояка зажал мне рот, когда перед нашим взором появилась ужасающая картина... В полуметре от земли на могучей черной руке, сжавшей тощее горло, висела наша девочка. Под ее ножками были разбросаны продукты из пакета. Красивое новое платье, что мы привезли ей в подарок, висело на ней вычурно, словно на сломанной кукле. Ее голова беспомощно опрокинулась в нашу сторону, и мертвые глаза смотрели прямо на меня, будто прося о помощи.
Дети были нужны повстанцем живыми, и почему их командир поступил так с малышкой, было неясно. По всей вероятности, это был показательно-угрожающий жест, потому что многие ребята успели скрыться и маленькие заложники не выдавали их местонахождение. Но детская девичья шея не выдержала тяжести тела. Однако нас уже не интересовали ни причины, ни объяснения произошедшего. Марко с трудом удерживал меня в своих стальных лапах и еле слышно повторял раз за разом, пока мы лежали в грязи:
– Мы вернемся за ним. И ты сделаешь это... но не сейчас.
Повстанцы ушли, не найдя остальных детей и спалив от злости пару хижин…
Спустя месяц я разглядывал через оптику ничего не подозревающий силуэт в военной форме. Мой объект стоял у пикапа и руководил обычным грабежом.
– Дистанция, погрешность, упреждение, – шепотом напомнил Марко.
Я неспешно перевел патрон с разрывной пулей в патронник. Он был единственный, остальные в магазине стояли обычные, для отстрела.
– Ты готов?
– Я и тогда был готов...
– Слишком быстро машет руками. Не торопись.
К главарю отряда подошел солдат, что-то доложил, и они оба закурили. Перекрестье оптического прицела на секунду замерло в районе виска человека в мундире и медленно сдвинулось на его руку. Выжидая удобного момента, я привел дыхание в порядок и отключил себя от посторонних шумов. Секунды хватило... Выстрел!
Мир будто на секунду застыл, и тут же все пришло в суматошное движение. Вопль самозваного командира с нарастанием разлетелся по всей округе. Он орал, держа висящий на мягких тканях окровавленный обрубок руки ниже локтя. Руки, которой он душил и расстреливал невинных. Хаотичная пальба во все четыре стороны по невидимому стрелку длилась минут пять, пока солдаты не поняли, что надо срочно увозить своего командира из зоны поражения. Они погрузили его в кузов пикапа и завели моторы.
– Вторая машина! РПГ! Отходим, – скомандовал Марко.
– Я его сниму.
– Нет! Пусть уезжают!
Мы тихо отползли из своего укрытия на относительно безопасное расстояние, и я привстал, потеряв бдительность от волнения и по неопытности.
Характерный свист был знаком моему наставнику.
– Ложись! – крикнул Марко.
Пущенная наугад в нашу сторону реактивная граната пролетела мимо и взорвалась где-то в деревьях. Меня чудом не задело осколками, я плашмя грохнулся на землю, упал спиной на маленький пенек, и адская боль пронзила поясницу.
"Пиздец!" – было первым, что я подумал.
"Что я скажу отцу?" – пришло вторым. Но третья мысль заставила меня улыбнуться сквозь гримасу мучений: "Я стал взрослее за один меткий и почти невозможный выстрел…"
Повстанцы уехали, Марко куда-то пропал, и наступила тишина. Боль отступала... Я осмотрелся, подобрал лежащее рядом оружие, обнял его и не сдержал слезы. Только теперь мной овладел запоздалый страх, но не за свое здоровье… Страх остаться в одиночестве, если со мной что-то случится. Я прикрыл глаза и развалился как мог удобнее, не имея представления, что делать дальше, но так и не успел предаться панике. Надо мной склонились два заботливых лица.
– Ты жив? – с тревогой спросил мой седовласый друг.
– Не дождешься, – буркнул я ему и приветственно кивнул женщине за его плечом.
– Упрямый сукин сын! – облегченно рассмеялся он.
– Помоги встать, – сжав зубы, протянул я ему руку.
Молодая негритянка, которая месяц как оплакивала свою дочь, отстранила серба и сама подняла меня.
– Идем домой, юэнмэн, – сказала она…
Теперь этот урод сидел передо мной, всем видом изображая порядочного гражданина. Множество раз сказанные в пустоту, приготовленные к этой встрече слова вылетели из моей головы, осталась лишь сжигающая ненависть. Я перехватил ствол поудобнее, но рефлекторно повернул голову на звук закипевшего чайника и увидел ее…
На пороге стояла чернокожая девочка лет пяти с огромными глазами, одетая в изношенное платье со следами засохших соплей. Я сразу понял, что это его дочь. Этот изверг не должен был, не имел права иметь детей, а эта маленькая прекрасная негритянка, словно его личный ангел, переживала за отца, хмурилась, но не понимала, что происходит. Она не видела всю картину, потому что я загораживал ей обзор.
Я успел вынуть ствол Глока-18 изо рта сидящего напротив (не)человека и присел напротив, держа оружие под столом.
– У меня ничего нет...! – все повторял он. – Мы бедная семья!
– Твоя? – кивнул я на девочку.
– Да! У меня двое! Сын в школе, а жена на работе. У нас нет денег… – снова завел он свое нытье.
– С рукой что? – указал я на обрубок правого локтя.
– Производственная травма. Мистер, что вы хотите? У нас ничего нет! Прошу! Отпустите нас... У меня дети!
Бывший главарь смотрел на меня в недоумении. Он не видел нас с Марко и не знал меня в лицо. Сейчас у этого (не)человека была семья и похожая на ту девочку дочь... Она, приняв меня за знакомого своего отца, выбежала из дому по своим детским делам. Я тоже встал и вышел. Просто вышел, ничего не говоря, и направился к своим.
– Ну что? – спросил Марко, который нашел и выследил этого (не)человека.
– Ничего... Ты не предупредил, что у него семья.
– Да. Ты должен был сам это увидеть сперва… И притом, ты же попросил соблюдать тишину.
– Поехали отсюда.
Ко мне подбежала маленькая негритянка, которая, сама того не ведая, спасла бывшего повстанца своим нечаянным появлением на пороге комнаты. Она угостила меня печеньем и, доверчиво глядя снизу вверх двумя бездонными шоколадными озерами глаз, спросила:
– Вы друг моего папы?
– Прости, – сказал я и поцеловал округлый черненький лоб, но обращался не к ней, а к той, которую потерял… – Поехали отсюда! – повторил я воякам.
Ехали мы не спеша, но, несмотря на это, тяжелую машину трясло на ухабах. Однако за всю дорогу никто не проронил ни звука. Двое суровых черных парней, которых Марко взял в наш карательный отряд, безучастно таращились в окно и вообще казались глухими и немыми – за всю операцию я слышал от них, самое большее, пару слов. Я покачивался на заднем сидении джипа и смотрел на макушку Марко. Он, конечно, постарел еще сильнее с нашей последней встречи. Своего давнего товарища и наставника я не видел очень много лет.
