– Спина? – кивнул он на трость, помолчав.
– Спина…
– Служил?
– Нет. Одного дня хватило… Позвольте открыть багажник?
– Хех, – усмехнулся блюститель порядка. – Это это моя реплика!
Он настороженно чуть отошел назад. Я открыл багажник и дал ему заглянуть внутрь.
– Видите ящик коньяка?
– Хочешь договориться?
– Хочу. Но с генералом Давыдовым. Знаете такого? – Улыбнулся я в ответ. – У него юбилей на носу.
– Наслышан…
– А дальше выводы, товарищ старший лейтенант. – я достал одну бутылку “Ноя” в фирменной коробке, вручил ему и, закрыв крышку багажника, пошел к водительскому месту.
– Тачка хорошая… – понятливо козырнул офицер. – Доброго пути, – принял он мою благодарность.
– И вам спокойной службы, товарищ старший лейтенант, – пожелал я, садясь в авто. – Просьба… Сообщите постам на дороге, чтоб не задерживали больше.
Он, пообещав содействие, уехал, а я закурил, высматривая рассвет на горизонте. Солнце вот-вот должно было появиться, предстояло проехать еще пару-тройку часов. Потушив выкуренную сигарету, я снова взялся за руль.
Уже два дня она не брала трубку. Столько же дней я был в пути и не мог дозвониться. Да, она предупреждала, что может иногда пропадать по работе, потом звонила как ни в чем ни бывало. Меня злило ее дурацкое ведомство. И инженерный сектор, где она работала – как, впрочем, и все, что отбирало ее у меня... Но в этот раз на душе было тревожно.
Алла полторы недели назад была командирована в Москву, и мы договорились встретиться в столице, а после завершения дел вместе поехать в ее город на машине. Я намеревался остаться у нее на некоторое время, поэтому для свободного перемещения по ее краям было решено воспользоваться не летным транспортом, а личным, наземным. Теперь она была одна в этом мегаполисе, а я знал, какая она трусишка. Но так внезапно, без предупреждения, она не могла исчезнуть при любых обстоятельствах. Успокаивала надежда на помощь генерала Давыдова…
Спустя несколько часов напряженной езды я застал его у ступеней старинного, отреставрированного на совесть здания в четыре этажа. Мы искренне обнялись, и он долго не выпускал меня из своих огромных ручищ. Поручив его помощнику позаботиться о напитках в багажнике, мы продолжили разговор у него в кабинете. Я сразу же перешел к делу, попросив помочь найти эту чертовку. Нутром подозревая, что в этой истории замешаны и его службы.
– Тут такие шпионские страсти пошли! За ней наружка была из ее ведомства. Им нужен был ее телефон. Она в аэропорту при первом контакте скачала у тебя условия контракта. А ты как пацан подставился...
– Следить-то за ней зачем?!
– Отказалась передавать файл своим. Тебя берегла.
– Дети, блядь…! Короче. Мы ее изолировали и на время в наш диспансер поместили. Пока все не уляжется.
– Глеб Викторович… Чист у нее телефон. Она при мне все удалила. И никому не передавала.
– Да черт с вами! Иди забирай ее. Увези куда-нибудь. Я разберусь.
– Спасибо, Глеб Викторович, – я встал и направился к выходу.
– Постой… – помолчал он, глядя на меня. – Я тоже скучаю по твоему отцу… Ступай.
Что за дилетантские разборки? С какой кстати надо было генералу ее спасать подобным способом? Ее уловка с телефоном не являлась каким-либо настолько серьезным нарушением, чтобы вмешалась контора Давыдова... Я пытался понять суть происходящего, пока вводил координаты психиатрической клиники в навигатор. Гнал я туда, нарушая все мыслимые и немыслимые правила, настолько безумно, словно сам был пациентом этого заведения. Въехав во двор, чуть ли не в заносе остановил машину и, перед тем как выйти, открыл бардачок, где лежал пустынный орел пятидесятого калибра. И не взял… Побоялся, что наломаю дров.
Я вломился к главврачу, отбросив в сторону пару санитаров, преграждающих путь. Он, скорее всего, уже был осведомлен о моем приезде. На грани срыва я слушал его сбивчивые лепетания о том, что все в порядке и волноваться не о чем.
– Если вы ее хоть пальцем тронули... – прервал наконец я его, но даже не смог внятно сформулировать угрозу. Пелена гнева застилала разум, мешая нормально соображать.
– Тихо. Тихо, голубчик. Мы не изверги какие... Бойкая оказалась ваша девушка! Врезала медбрату, телефон отобрала, видимо, вам звонить собиралась. Пришлось ее водичкой побрызгать, – нагло оскалил зубы главврач. – Она у нас в люкс-номере сейчас, мы седативное ввели. Вы только не беспокойтесь, она через часик очухается.
Меня сопроводили к ней. У дверей палаты я, бешено зыркнув глазами, потребовал оставить нас наедине, пока сами не выйдем.
Входя, я был готов увидеть жалкое зрелище, от которого земля уйдет из-под ног. Как оказалось, напрасно... На обычной койке в задравшемся больничном халате, обнажившим стройные ноги, с растрепанными волосами, закрывающими часть лица и выдающими бешеное поведение, лежала девушка, которую я искал. По всей вероятности, всю жизнь… Единственная деталь, что смутила меня – руки, закрепленные ремнями по бокам кровати. Моя амазонка была тиха. Явно сопротивлялась и обмякла только под действием какой-то психотропной дряни. От злости на всех, кто подверг мою женщину таким мучениям я пришел в еще большую ярость.
– Девочка моя… – вырвалось у меня, впрочем, я надеялся, что она не услышала. – Ты в порядке? Все будет хорошо! Идем отсюда…
– Меня окатили из шланга… как потаскуху с улицы! – она открыла глаза, едва я подошел. – Долго ты добирался…
Ее взгляд...! Оскорбленная гордость и обжигающее душу доверие... Постепенно проясняясь, он загорелся гневом.
– Тебе делали больно? – я попытался освободить ей руки. – Ты скажи… я им такие водные процедуры устрою!
– Нет. Но сделаешь это ты… Сейчас!
– Алл, нам пора уходить отсюда.
– Я тебя ждала… Трахни меня! Здесь! Только так я забуду этот кошмар.
– Ты не в себе. У нас мало времени, – на нервах я никак не мог сладить с чертовыми пряжками.
Как она начала кричать! Вырывая руки из не поддающихся мне ремней, проклинала всех подряд и крыла матом, будто в ней проснулись бесы... Потом, словно опомнившись, зашептала вкрадчиво, угрожающе-интимно. Похотливо извиваясь всем телом, все еще прикованным к кровати, она умоляла, чтоб ее отодрали как последнюю шлюху. И снова срыв и дикие крики…
– Да чем тебя накачали?!
– Сделай зачем пришел! – снова жаркий шепот и взгляд возбужденной до предела самки.
Все это действовало как гипноз и одновременно пускало дикую дозу адреналина по венам. Я понял, что единственный выход отрезвить нас обоих – действительно отодрать ее! Жестко и быстро. Время поджимало…
Одним рывком разодрав халат, я на мгновение застыл над шикарным телом, которое столько раз представлял в фантазиях. Все это принадлежало мне... Забыв о времени, не удержался и впился в грудь. Соски мгновенно среагировали и отвердели под моими дикими торопливыми ласками. Вынув швейцарский нож, я наконец разрезал ремни и поднял ее. Быстро развернув спиной к себе, обмотал запястья остатками халата, чтоб не вздумала сопротивляться, и подвел к стене. Прислонясь к ней щекой, моя “сумасшедшая” прогнула спину и выпятила попу, демонстрируя высшую степень покорности, отдавая себя на растерзание. От происходящего у меня улетучились последние остатки разума, морали и чувства времени. Я всыпал ей по заднице ладонью. Потом еще… Третий удар пришелся сильнее.
– Да-а… – еле послышался ее голос.
Мне казалось, я шлепал грубо, но она, неистово изгибаясь, показывала, что этого недостаточно. Без понятия, как, но я чувствовал ее всем своим нутром. Каждый удар… Остановившись, я запустил руку вниз, гладя уже влажную промежность.
– На тебе мой подарок. Сними!
Строптивая сука! Находясь по-прежнему вне себя, я расстегнул ремень, снял и сложил вдвое... Первый удар был слаб. Последующие уже рассекали обе ягодицы, оставляя красные полосы. Осознание необходимости причиняемой ей боли бесило. Каждый раз при касании ремня с ее кожей я буквально своей чувствовал ее боль, которая приносила ей удовольствие. И это возбуждало! Вздрагивая вместе с ней, я ощущал, что меня самого уже рвало по швам в паху от вида ее горящей задницы. Отшвырнув ремень на койку, я встал на колени и начал целовать ее аппетитные щечки, пытаясь языком охладить следы от побоев.
– Выеби!!! Как захочешь! Куда захочешь! – чуть охрипшим от возбуждения голосом умоляюще простонала она.
Ее слова, ее томный голос подействовали на меня как детонатор. Красивая спина, стройные ноги и все еще связанные руки напрочь вырубали мозги и склоняли меня к продолжению абсурда, творящегося в стенах этой комнаты. Я избавил ее кисти от тряпок, уже не опасаясь сопротивления. Целуя затылок, кусая плечи и прерывисто дыша над ушком, заломил ей руки назад и, не в силах больше сдерживаться, вжался в это объятое похотью тело. Почувствовав головку члена у порога своей вагины, она издала тяжелый истомный вздох. Окунув член в ее горячее нутро, вошел не весь, на долю секунды замер и только потом вогнал себя резким толчком глубоко внутрь. Она начала яростно сжимать мой член внутри себя. Меня захлестнули все возможные и невозможные эмоции, которыми можно обозначить свою любовь и принадлежность к этому явлению. Я обнял ее… Обнял крепко, будто пытаясь слиться в единое целое. Мною двигало желание привести ее в чувство от пережитого за эти дни. Я трахал ее долго и жестко, извиняясь за свою грубость поцелуями… в плечики, шею, источающие аромат родной и вожделенной женщины. Драл, улавливая ее всхлипы и стоны. Драл, обожая каждую клетку ее кожного покрова. Драл отчаянно, пытаясь заглушить чувство вины за то, что меня не было рядом. Я изводил ее, но мне не удавалось довести до кульминации. Она ловила кайф от самого процесса, но я не намерен был загонять нас обоих до помутнения сознания… Мы и так задержались в этом диком месте.
– Да кончай же ты, сука! – замахнулся я и огрел ее задницу ладонью.
Алла будто только этого и ждала – сразу задрожала в конвульсиях и громко застонала.
И тут я осознал исходный замысел счастья… Что есть выше блаженства видеть свою женщину кончающей с твоим именем на губах?
Я был на предельном взводе, но усталость и стресс не позволяли мне достичь собственного оргазма. Решил довести себя до кондиции и завершить процесс, не мучая ее.
– Подожди, – она повернулась к железной спинке кровати и перегнулась через нее, широко расставив ноги. – В попу… – тихо попросила она, призывно раздвигая ее руками и демонстрируя вагину, блестящую от течки.
От ее слов член просто окаменел, и, я смочив ее анус слюной, проткнул его и медленно погрузился. Упругое кольцо плотно сжало мой ствол, даря совершенно невероятные ощущения. Хватило пары движений… Вцепившись в ее бедра, я извергнул все, что накопилось за бесконечность ожидания встречи с ней. От первой же порции спермы ее сфинктер туже обхватил мой член, и из меня невольно вырвался нечеловеческий рык… продолжительный, звериный звук мужского оргазма. Я продолжал кончать, а она насаживала себя еще глубже…
Спустя пару минут, немного придя в себя, я сел в изголовье кровати, а Алла пристроилась рядом.
– Что это было? – отдышавшись, спросил я ошарашенно.
– Хоум-видео… – хихикнула она.
– В смысле?
– Вон там, – указала она на потолок, в углу которого скрывалась камера.
– Блять! И ты знала все это время?
– Да… Не ругайся.
– Ты хоть себя помнишь, как материлась?
– Я уже в порядке, доктор, – загадочно улыбаясь, ответила она, надев клочья халата.
– Подай ремень и пойдем за одеждой. Надо еще запись изъять.
Она прижалась, уронив голову мне на плечо. Потом, глядя глаза в глаза, подняла ладони к моему лицу и нежно притянула меня к своим губам. К жарким, сладким, вкусным губам...
– Не хочу я свою одежду больше. Пусть подавятся… – гордо сказала она и пошла к выходу.
Я заворожено смотрел, как она нагая распахнула дверь, а по внутренней части ее бедер стекали, поблескивая, капли спермы.
– Точно чокнутая...
Однажды мы с отцом прогуливались по центру города в поиске подарка для матери. Внезапно он остановился, увидев кого-то, словно замер. Я не знал, на кого именно он смотрит, но проследил за его взглядом. Совершенно растерянный, будто вся планета отвернулась от него, по улице шел сутулый пожилой человек с грязными патлами волос в старом, некогда шикарном, пальто. Отец приблизился к старику, тот молча взглянул на подошедшего. Его глаза молили о помощи... не о подаянии, а именно о помощи. Однако губы его молчали... дергались, как у обиженного ребенка и молчали. Но он не был обижен – он был убит каким-то горем. Мы так и не узнали, что случилось. Отец расспрашивал его, предлагал помощь, но тот молчал и не знал, куда глаза деть от стыда, потом отвернулся и зашагал прочь.
Мы давно не были на Родине и утратили связь со многими людьми. Тем удивительнее было порой встречать старых знакомых... Как мне сказал отец, при советской власти этот старик был большим человеком, коммунистом из высших чинов ЦК Партии. Как они познакомились, я без понятия, но отец знал этого раздавленного мужчину совсем иным – властным и жестким, хотя и справедливым. Сложно прочувствовать всю горечь его падения и ту травлю, которой его подвергли, впрочем, это лишь мои предположения. Но я представляю, как пальто, некогда шикарное, прекрасно подчеркивало его статную фигуру в прошлом, и мне хватило тех пары минут, чтоб увидеть портрет этого человека, сейчас неживого абсолютно, в прошлом сильного и значимого.
Это было в канун какого-то праздника. Шел мягкий сказочный снег, и мы должны были забрать заказной торт из кондитерской. Что мы сделали тогда для него? Ничего. Помогли ли ему? Нет. Этот человек горел от позора, что встретил нас, что его, величавого чиновника, увидели таким...
– Наша попытка ему помочь убьет его... Понимаешь? – сказал отец. – Он гордый.
Упаси Бог таких людей от перемолки в жерновах неумолимой судьбы. И упаси Бог кого бы то ни было от зрелища этого сокрушительного падения.
Генерал Давыдов вполне мог попасть в подобный водоворот. Он был таким же суровым и непримиримым, за долгие годы службы претерпел не одну кадровую перестановку, обладал довольно тяжелым нравом. Но власть не утратил, более того – не рассчитывал на скорый уход на пенсию, несмотря на солидный возраст. За время управления своим ведомством он всегда проявлял лояльность к высшим эшелонам руководства страны, а огромный опыт генерала всегда был и будет востребован. Глядя на него, я замечал, что он не менялся, не старел и вечно держал осанку. Не менялся и его огромный кабинет: та же дубовая мебель, тот же интерьер, вот только оборудован был всегда по последнему слову техники. Небезызвестная должность генерала была лишь вершиной айсберга, потому что он содержал сравнительно скромный по размерам “отдел аналитики”, о сфере деятельности которого никто, кроме самих сотрудников, ничего толком не знал. В штат также входили маститые оперативники, выполнявшие непосильные для простых работников задачи. А меня Давыдов оберегал, подкидывая в основном бумажные задания, чего я был не против. Иногда, разумеется, лез на рожон и всегда непременно получал нагоняй от него.
Некогда мой отец, эпидемиолог и консультант ООН, спас еще молодого торгового представителя Союза Давыдова во время автокатастрофы, дотащил его на себе до ближайшего госпиталя в Лагосе, что зародило крепкую долгую дружбу. А впоследствии генерал по просьбе друга принял меня, юного сосунка, под свое крыло, дабы сделать из мажора человеком...
– Спина…
– Служил?
– Нет. Одного дня хватило… Позвольте открыть багажник?
– Хех, – усмехнулся блюститель порядка. – Это это моя реплика!
Он настороженно чуть отошел назад. Я открыл багажник и дал ему заглянуть внутрь.
– Видите ящик коньяка?
– Хочешь договориться?
– Хочу. Но с генералом Давыдовым. Знаете такого? – Улыбнулся я в ответ. – У него юбилей на носу.
– Наслышан…
– А дальше выводы, товарищ старший лейтенант. – я достал одну бутылку “Ноя” в фирменной коробке, вручил ему и, закрыв крышку багажника, пошел к водительскому месту.
– Тачка хорошая… – понятливо козырнул офицер. – Доброго пути, – принял он мою благодарность.
– И вам спокойной службы, товарищ старший лейтенант, – пожелал я, садясь в авто. – Просьба… Сообщите постам на дороге, чтоб не задерживали больше.
Он, пообещав содействие, уехал, а я закурил, высматривая рассвет на горизонте. Солнце вот-вот должно было появиться, предстояло проехать еще пару-тройку часов. Потушив выкуренную сигарету, я снова взялся за руль.
Уже два дня она не брала трубку. Столько же дней я был в пути и не мог дозвониться. Да, она предупреждала, что может иногда пропадать по работе, потом звонила как ни в чем ни бывало. Меня злило ее дурацкое ведомство. И инженерный сектор, где она работала – как, впрочем, и все, что отбирало ее у меня... Но в этот раз на душе было тревожно.
Алла полторы недели назад была командирована в Москву, и мы договорились встретиться в столице, а после завершения дел вместе поехать в ее город на машине. Я намеревался остаться у нее на некоторое время, поэтому для свободного перемещения по ее краям было решено воспользоваться не летным транспортом, а личным, наземным. Теперь она была одна в этом мегаполисе, а я знал, какая она трусишка. Но так внезапно, без предупреждения, она не могла исчезнуть при любых обстоятельствах. Успокаивала надежда на помощь генерала Давыдова…
Спустя несколько часов напряженной езды я застал его у ступеней старинного, отреставрированного на совесть здания в четыре этажа. Мы искренне обнялись, и он долго не выпускал меня из своих огромных ручищ. Поручив его помощнику позаботиться о напитках в багажнике, мы продолжили разговор у него в кабинете. Я сразу же перешел к делу, попросив помочь найти эту чертовку. Нутром подозревая, что в этой истории замешаны и его службы.
– Тут такие шпионские страсти пошли! За ней наружка была из ее ведомства. Им нужен был ее телефон. Она в аэропорту при первом контакте скачала у тебя условия контракта. А ты как пацан подставился...
– Следить-то за ней зачем?!
– Отказалась передавать файл своим. Тебя берегла.
– Дети, блядь…! Короче. Мы ее изолировали и на время в наш диспансер поместили. Пока все не уляжется.
– Глеб Викторович… Чист у нее телефон. Она при мне все удалила. И никому не передавала.
– Да черт с вами! Иди забирай ее. Увези куда-нибудь. Я разберусь.
– Спасибо, Глеб Викторович, – я встал и направился к выходу.
– Постой… – помолчал он, глядя на меня. – Я тоже скучаю по твоему отцу… Ступай.
Что за дилетантские разборки? С какой кстати надо было генералу ее спасать подобным способом? Ее уловка с телефоном не являлась каким-либо настолько серьезным нарушением, чтобы вмешалась контора Давыдова... Я пытался понять суть происходящего, пока вводил координаты психиатрической клиники в навигатор. Гнал я туда, нарушая все мыслимые и немыслимые правила, настолько безумно, словно сам был пациентом этого заведения. Въехав во двор, чуть ли не в заносе остановил машину и, перед тем как выйти, открыл бардачок, где лежал пустынный орел пятидесятого калибра. И не взял… Побоялся, что наломаю дров.
Я вломился к главврачу, отбросив в сторону пару санитаров, преграждающих путь. Он, скорее всего, уже был осведомлен о моем приезде. На грани срыва я слушал его сбивчивые лепетания о том, что все в порядке и волноваться не о чем.
– Если вы ее хоть пальцем тронули... – прервал наконец я его, но даже не смог внятно сформулировать угрозу. Пелена гнева застилала разум, мешая нормально соображать.
– Тихо. Тихо, голубчик. Мы не изверги какие... Бойкая оказалась ваша девушка! Врезала медбрату, телефон отобрала, видимо, вам звонить собиралась. Пришлось ее водичкой побрызгать, – нагло оскалил зубы главврач. – Она у нас в люкс-номере сейчас, мы седативное ввели. Вы только не беспокойтесь, она через часик очухается.
Меня сопроводили к ней. У дверей палаты я, бешено зыркнув глазами, потребовал оставить нас наедине, пока сами не выйдем.
Входя, я был готов увидеть жалкое зрелище, от которого земля уйдет из-под ног. Как оказалось, напрасно... На обычной койке в задравшемся больничном халате, обнажившим стройные ноги, с растрепанными волосами, закрывающими часть лица и выдающими бешеное поведение, лежала девушка, которую я искал. По всей вероятности, всю жизнь… Единственная деталь, что смутила меня – руки, закрепленные ремнями по бокам кровати. Моя амазонка была тиха. Явно сопротивлялась и обмякла только под действием какой-то психотропной дряни. От злости на всех, кто подверг мою женщину таким мучениям я пришел в еще большую ярость.
– Девочка моя… – вырвалось у меня, впрочем, я надеялся, что она не услышала. – Ты в порядке? Все будет хорошо! Идем отсюда…
– Меня окатили из шланга… как потаскуху с улицы! – она открыла глаза, едва я подошел. – Долго ты добирался…
Ее взгляд...! Оскорбленная гордость и обжигающее душу доверие... Постепенно проясняясь, он загорелся гневом.
– Тебе делали больно? – я попытался освободить ей руки. – Ты скажи… я им такие водные процедуры устрою!
– Нет. Но сделаешь это ты… Сейчас!
– Алл, нам пора уходить отсюда.
– Я тебя ждала… Трахни меня! Здесь! Только так я забуду этот кошмар.
– Ты не в себе. У нас мало времени, – на нервах я никак не мог сладить с чертовыми пряжками.
Как она начала кричать! Вырывая руки из не поддающихся мне ремней, проклинала всех подряд и крыла матом, будто в ней проснулись бесы... Потом, словно опомнившись, зашептала вкрадчиво, угрожающе-интимно. Похотливо извиваясь всем телом, все еще прикованным к кровати, она умоляла, чтоб ее отодрали как последнюю шлюху. И снова срыв и дикие крики…
– Да чем тебя накачали?!
– Сделай зачем пришел! – снова жаркий шепот и взгляд возбужденной до предела самки.
Все это действовало как гипноз и одновременно пускало дикую дозу адреналина по венам. Я понял, что единственный выход отрезвить нас обоих – действительно отодрать ее! Жестко и быстро. Время поджимало…
Одним рывком разодрав халат, я на мгновение застыл над шикарным телом, которое столько раз представлял в фантазиях. Все это принадлежало мне... Забыв о времени, не удержался и впился в грудь. Соски мгновенно среагировали и отвердели под моими дикими торопливыми ласками. Вынув швейцарский нож, я наконец разрезал ремни и поднял ее. Быстро развернув спиной к себе, обмотал запястья остатками халата, чтоб не вздумала сопротивляться, и подвел к стене. Прислонясь к ней щекой, моя “сумасшедшая” прогнула спину и выпятила попу, демонстрируя высшую степень покорности, отдавая себя на растерзание. От происходящего у меня улетучились последние остатки разума, морали и чувства времени. Я всыпал ей по заднице ладонью. Потом еще… Третий удар пришелся сильнее.
– Да-а… – еле послышался ее голос.
Мне казалось, я шлепал грубо, но она, неистово изгибаясь, показывала, что этого недостаточно. Без понятия, как, но я чувствовал ее всем своим нутром. Каждый удар… Остановившись, я запустил руку вниз, гладя уже влажную промежность.
– На тебе мой подарок. Сними!
Строптивая сука! Находясь по-прежнему вне себя, я расстегнул ремень, снял и сложил вдвое... Первый удар был слаб. Последующие уже рассекали обе ягодицы, оставляя красные полосы. Осознание необходимости причиняемой ей боли бесило. Каждый раз при касании ремня с ее кожей я буквально своей чувствовал ее боль, которая приносила ей удовольствие. И это возбуждало! Вздрагивая вместе с ней, я ощущал, что меня самого уже рвало по швам в паху от вида ее горящей задницы. Отшвырнув ремень на койку, я встал на колени и начал целовать ее аппетитные щечки, пытаясь языком охладить следы от побоев.
– Выеби!!! Как захочешь! Куда захочешь! – чуть охрипшим от возбуждения голосом умоляюще простонала она.
Ее слова, ее томный голос подействовали на меня как детонатор. Красивая спина, стройные ноги и все еще связанные руки напрочь вырубали мозги и склоняли меня к продолжению абсурда, творящегося в стенах этой комнаты. Я избавил ее кисти от тряпок, уже не опасаясь сопротивления. Целуя затылок, кусая плечи и прерывисто дыша над ушком, заломил ей руки назад и, не в силах больше сдерживаться, вжался в это объятое похотью тело. Почувствовав головку члена у порога своей вагины, она издала тяжелый истомный вздох. Окунув член в ее горячее нутро, вошел не весь, на долю секунды замер и только потом вогнал себя резким толчком глубоко внутрь. Она начала яростно сжимать мой член внутри себя. Меня захлестнули все возможные и невозможные эмоции, которыми можно обозначить свою любовь и принадлежность к этому явлению. Я обнял ее… Обнял крепко, будто пытаясь слиться в единое целое. Мною двигало желание привести ее в чувство от пережитого за эти дни. Я трахал ее долго и жестко, извиняясь за свою грубость поцелуями… в плечики, шею, источающие аромат родной и вожделенной женщины. Драл, улавливая ее всхлипы и стоны. Драл, обожая каждую клетку ее кожного покрова. Драл отчаянно, пытаясь заглушить чувство вины за то, что меня не было рядом. Я изводил ее, но мне не удавалось довести до кульминации. Она ловила кайф от самого процесса, но я не намерен был загонять нас обоих до помутнения сознания… Мы и так задержались в этом диком месте.
– Да кончай же ты, сука! – замахнулся я и огрел ее задницу ладонью.
Алла будто только этого и ждала – сразу задрожала в конвульсиях и громко застонала.
И тут я осознал исходный замысел счастья… Что есть выше блаженства видеть свою женщину кончающей с твоим именем на губах?
Я был на предельном взводе, но усталость и стресс не позволяли мне достичь собственного оргазма. Решил довести себя до кондиции и завершить процесс, не мучая ее.
– Подожди, – она повернулась к железной спинке кровати и перегнулась через нее, широко расставив ноги. – В попу… – тихо попросила она, призывно раздвигая ее руками и демонстрируя вагину, блестящую от течки.
От ее слов член просто окаменел, и, я смочив ее анус слюной, проткнул его и медленно погрузился. Упругое кольцо плотно сжало мой ствол, даря совершенно невероятные ощущения. Хватило пары движений… Вцепившись в ее бедра, я извергнул все, что накопилось за бесконечность ожидания встречи с ней. От первой же порции спермы ее сфинктер туже обхватил мой член, и из меня невольно вырвался нечеловеческий рык… продолжительный, звериный звук мужского оргазма. Я продолжал кончать, а она насаживала себя еще глубже…
Спустя пару минут, немного придя в себя, я сел в изголовье кровати, а Алла пристроилась рядом.
– Что это было? – отдышавшись, спросил я ошарашенно.
– Хоум-видео… – хихикнула она.
– В смысле?
– Вон там, – указала она на потолок, в углу которого скрывалась камера.
– Блять! И ты знала все это время?
– Да… Не ругайся.
– Ты хоть себя помнишь, как материлась?
– Я уже в порядке, доктор, – загадочно улыбаясь, ответила она, надев клочья халата.
– Подай ремень и пойдем за одеждой. Надо еще запись изъять.
Она прижалась, уронив голову мне на плечо. Потом, глядя глаза в глаза, подняла ладони к моему лицу и нежно притянула меня к своим губам. К жарким, сладким, вкусным губам...
– Не хочу я свою одежду больше. Пусть подавятся… – гордо сказала она и пошла к выходу.
Я заворожено смотрел, как она нагая распахнула дверь, а по внутренней части ее бедер стекали, поблескивая, капли спермы.
– Точно чокнутая...
ГЛАВА 7 (Давыдов)
Однажды мы с отцом прогуливались по центру города в поиске подарка для матери. Внезапно он остановился, увидев кого-то, словно замер. Я не знал, на кого именно он смотрит, но проследил за его взглядом. Совершенно растерянный, будто вся планета отвернулась от него, по улице шел сутулый пожилой человек с грязными патлами волос в старом, некогда шикарном, пальто. Отец приблизился к старику, тот молча взглянул на подошедшего. Его глаза молили о помощи... не о подаянии, а именно о помощи. Однако губы его молчали... дергались, как у обиженного ребенка и молчали. Но он не был обижен – он был убит каким-то горем. Мы так и не узнали, что случилось. Отец расспрашивал его, предлагал помощь, но тот молчал и не знал, куда глаза деть от стыда, потом отвернулся и зашагал прочь.
Мы давно не были на Родине и утратили связь со многими людьми. Тем удивительнее было порой встречать старых знакомых... Как мне сказал отец, при советской власти этот старик был большим человеком, коммунистом из высших чинов ЦК Партии. Как они познакомились, я без понятия, но отец знал этого раздавленного мужчину совсем иным – властным и жестким, хотя и справедливым. Сложно прочувствовать всю горечь его падения и ту травлю, которой его подвергли, впрочем, это лишь мои предположения. Но я представляю, как пальто, некогда шикарное, прекрасно подчеркивало его статную фигуру в прошлом, и мне хватило тех пары минут, чтоб увидеть портрет этого человека, сейчас неживого абсолютно, в прошлом сильного и значимого.
Это было в канун какого-то праздника. Шел мягкий сказочный снег, и мы должны были забрать заказной торт из кондитерской. Что мы сделали тогда для него? Ничего. Помогли ли ему? Нет. Этот человек горел от позора, что встретил нас, что его, величавого чиновника, увидели таким...
– Наша попытка ему помочь убьет его... Понимаешь? – сказал отец. – Он гордый.
Упаси Бог таких людей от перемолки в жерновах неумолимой судьбы. И упаси Бог кого бы то ни было от зрелища этого сокрушительного падения.
Генерал Давыдов вполне мог попасть в подобный водоворот. Он был таким же суровым и непримиримым, за долгие годы службы претерпел не одну кадровую перестановку, обладал довольно тяжелым нравом. Но власть не утратил, более того – не рассчитывал на скорый уход на пенсию, несмотря на солидный возраст. За время управления своим ведомством он всегда проявлял лояльность к высшим эшелонам руководства страны, а огромный опыт генерала всегда был и будет востребован. Глядя на него, я замечал, что он не менялся, не старел и вечно держал осанку. Не менялся и его огромный кабинет: та же дубовая мебель, тот же интерьер, вот только оборудован был всегда по последнему слову техники. Небезызвестная должность генерала была лишь вершиной айсберга, потому что он содержал сравнительно скромный по размерам “отдел аналитики”, о сфере деятельности которого никто, кроме самих сотрудников, ничего толком не знал. В штат также входили маститые оперативники, выполнявшие непосильные для простых работников задачи. А меня Давыдов оберегал, подкидывая в основном бумажные задания, чего я был не против. Иногда, разумеется, лез на рожон и всегда непременно получал нагоняй от него.
Некогда мой отец, эпидемиолог и консультант ООН, спас еще молодого торгового представителя Союза Давыдова во время автокатастрофы, дотащил его на себе до ближайшего госпиталя в Лагосе, что зародило крепкую долгую дружбу. А впоследствии генерал по просьбе друга принял меня, юного сосунка, под свое крыло, дабы сделать из мажора человеком...
