Внешне оно походило на большой массивный шестигранник с широкой дырой по центру. Точь–в–точь огромная гайка размером с человека.
Это устройство никак нельзя было назвать сверхсекретным технологическим чудом — в его основу легли компоненты, которые уже лет сто повсеместно используются в обычных двигателях левитации. Он собирал это устройство уже здесь, на «Эребе», на что затратил целый год. Детали приходилось доставать на самой базе, подделывая записи в журналах инвентаризации. В собранном виде такое устройство никак не провезти на базу без вопросов, но отдельные элементы особенных подозрений не вызывали.
— Вот теперь мы точно отсюда выберемся! — улыбнулся он Семнадцатому. — Не мытьём, так катаньем!
Он умолчал, что этот способ окажется куда трудней и опасней, но от собственных слов ему и самому стало спокойнее. Гнетущий мрак подземелья будто бы отступил немного.
А может, причиной тому стала ответная улыбка повеселевшего Семнадцатого?
Тщательно сверяясь с картой, Феникс подошёл к стене. Постучал костяшками пальцев — твёрдая порода. Да. Это здесь.
Он поставил на стене метку, а затем, кряхтя и чертыхаясь, перетащил к ней свою дуру–гайку. Устройство устанавливалось на распорки, стоймя перед стеной. Он тщательно отрегулировал наклон — ось шестигранника оказалась направлена под углом вверх.
Оставалось только подключить кабель питания — куда более толстый, чем у того маяка. Только бы их не обнаружили по отбору мощности, не обесточили бы весь сектор, пока они внутри…
Но риск есть риск, и теперь о нем лучше не задумываться.
Установив устройство, он разобрал остатки тайника: костюм, напоминающий экипировку скалолаза, а также внушительное на вид длинноствольное ружьё с телеприцелом. Помощнее штатных автоматов местной охраны.
— Ну что? — повернулся он к мальчику. — Врубаем агрегат?
Он только теперь с удивлением ощутил улыбку на собственных губах. Чувство напряжения мимических мускулов показалось столь непривычным, что он невольно потянулся пальцами к лицу. В чём же дело? Разве он не улыбался прежде? Да нет, улыбался… В последний раз — как раз на одной из тех полковничьих попоек…
Или в те моменты за него улыбалась маска?
Мальчик кивнул — приготовления явно вызвали в нём живой интерес.
— А нет, погоди немного.
Он достал из тайника трос и закрепил его с одного конца — на ремнях своей экипировки, а с другого — крепко обвязал им Семнадцатого.
— Я полезу первым, а ты за мной. Времени много не будет, потому продвигаться придётся быстро и без заминок. Верёвка — на случай, если ты устанешь или сорвёшься. Тогда я стану тащить тебя за собой. Тебе не нужно сопротивляться. Понял?
Семнадцатый послушно кивнул.
Устройство не имело наружной электроники, да и вообще внешнего управления — на эти причиндалы просто не хватило времени. «Гайка» была простой, как табурет: чтобы включить, достаточно подать питание на вход.
— Надеюсь, не взорвётся, — пробормотал он, поворачивая рубильник силовой линии.
Возможности испытать работу устройства в полную силу ещё не было.
Взрыва, по счастью, не последовало. Устройство исправно загудело, а лампы линии освещения, и без того тусклые, притухли ещё сильней.
— Отчёт о состоянии? — спросил он своего помощника.
— Набор расчётной мощности, сэр! — отвечал тот. — Ожидаемый срок десять минут!
— Как же долго… Так нас точно засекут…
Вдруг он ощутил, как Семнадцатый робко взял его за руку, и тут же поправился.
— Хотя вряд ли успеют. Думаю, всё будет хорошо.
— Ты снова надел маску, — тихо ответил мальчик. — Я же вижу, что ты боишься. И я тоже боюсь. Но если бояться вместе, то это совсем не так страшно.
Страх… Он ведь и правда поддался страху… С чего бы? Он прежде всегда контролировал свой страх. Быть может, даже страх был для него имитацией, чем–то вроде маски?
— Что насчёт системы безопасности базы? Она ещё под контролем?
— Большинство подсистем отвечают отказом, сэр. Вирус–маскировщик обезврежен. Контроль над локальной сетью также утрачен.
— Есть шанс восстановить доступ?
— Сожалею, сэр. Отсюда невозможно.
Что же… Рано или поздно это должно было случится. В киберкорпусе тоже ведь не дураки сидят.
— Я же спрятал особый подарок в силовой цепи, как раз на этот случай. Они под контролем? Нужны перебои питания по всей базе.
— Да, сэр! Цепи питания ответили. Команда принята. Инициировано усечение мощности в секторах Север?1, Север?5 и Запад?4. Следующим этапом Юг?2 и Восток?7… Затем…
Штаб подземной базы не сразу разберётся, что всё это значит. Это даст ещё время… Немного, но им хватит, чтобы сбежать.
Он снова улыбнулся Семнадцатому.
— Ты прав… Под маской бояться всегда страшней! Страх пугается сам себя и от того только растёт!
Он сам вдруг удивился той детской весёлости, с какой эти слова произнёс. На него вдруг накатило необъяснимое ощущение лёгкости, стоило мальчику только сорвать с него новую маску. Маску, которая как–то незаметно отросла сама собой.
— Расчётная мощность достигнута, — сообщил услужливый помощник. — Фиксируются показатели подпороговой деформации.
Воздух перед «гайкой» исказился и словно поплыл кисельным маревом. Только на самом–то деле искажался вовсе не воздух: вспучилась ткань самого пространства.
Он сделал шаг в сторону и Семнадцатого тоже оттащил — так, на всякий случай.
— Фиксируются показатели разрыва, — уведомил помощник.
Кисельное марево закрутилось в воронку, и резко провалилось в дыру шестигранника. Как вода воронкой уходит в отверстие слива, стоит лишь вынуть затычку.
По оси устройства что–то словно выстрелило. Горная порода исказилась, как в кривом зеркале, и расступилась сама собой. Толщу скалы прошило совершенно пустым каналом — пространство в этом месте разорвало, а края растянуло в стороны. По стенкам канала наблюдалось непрестанное бурление, как будто каменная твердь кипела.
Открывшийся тоннель уходил под уклоном куда–то наверх — к поверхности.
— Наконец–то! Стабильность есть? Длина разрыва? Время жизни? Расстояние до поверхности удалось набрать?
— Все показатели разрыва в пределах допусков. С учётом физиологии агента потребуется примерно двадцать минут до поверхности. С дополнительным грузом надёжный расчёт недоступен.
«Дополнительным грузом» обозвали Семнадцатого.
Он пару секунд завороженно всматривался в кипящие потоки скомканного пространства, а затем повернулся к мальчику.
Тот заглядывал в открывшийся канал с недоверием и нескрываемой опаской.
— Не стоит так бояться. Притрагиваться к этим стенкам вполне безопасно, хоть они и бурлят так страшно. Идём, времени терять нельзя. Я первый, а ты за мной. На том конце нас ждёт свобода. И свежий воздух!
Стенки тоннеля бурлили, мягко вибрировали, перекатывались гладкими фасолинками. Разорванное пространство гудело, и этот тупой резонирующий звук давил на слух. Вдвоём с Семнадцатым они ползли вверх по каналу в толще скалы, словно по внутренностям гигантского живого существа, чудовищного Левиафана. Сама подземная база и есть то чудовище, которое когда–то проглотило их. Теперь же они искали выход на свободу.
Чем дальше они продвигались, тем теснее сжимались стенки тоннеля. Но пока места хватало, чтобы обернуться и посмотреть — как там Семнадцатый?
Надо отдать должное выдержке и терпению маленького телепата — тот ещё ни разу не пожаловался. Проявляя совсем не детское мужество, покорно сносил все тяготы. Впрочем, несмотря на старания, у него не получилось бы ползти также быстро. Всё время его приходилось подтягивать на тросе, тащить за собой. Двигаться ползком по узкому тоннелю совсем не легко, тем более с «дополнительным грузом».
Зачем вообще было с ним связываться? Зачем выбирать такой сложный способ побега? Ну, спасёт он одного, но остальных сорок девять телепатов никак не освободить… Не пошлют же за ними ещё сорок девять агентов? Те дети по–прежнему обречены оставаться в подземных лабораториях, где и появились на свет. На них будут ставить бездушные эксперименты, воспитывать их в тюремных условиях, ломать им психику. И кем они в итоге станут, пройдя через ужасы «Эреба»? Даже представить страшно…
Но Семнадцатый иной… В нём ощущалось нечто особенное, какое–то родство душ. Не только этим тросом они друг с другом связаны, а чем–то куда более могучим.
Быть может, самой судьбой? Она у них одна.
Они оба — оружие.
Для Олимпа он сам — как то штурмовое ружьё, что тащит сейчас за спиной. А мальчик и вовсе появился на свет лишь затем, чтобы стать живым оружием, безотказным и исполнительным. Судьба предначертала это им обоим, и обоих лишила всего — даже имени.
Но оба они тяготились такой долей. Глубоко внутри что–то отчаянно её отвергало.
Только сам он когда–то об этом позабыл. Он создал себе маску, чтобы исправно играть роль тайного агента Олимпа. И незаметно, исподволь, эта маска пожирала его душу. Маска превратилась в его вторую личину, а вскоре обрела над ним власть и зажила самостоятельной жизнью. Маска стала ему второй душой. Душой холодной и жуткой; чёрной, как тот мрак внизу, в подземельях Эреба.
Ему вдруг стало не по себе из–за того, что он сделал с ни в чём не повинным младшим капралом Буриданом и его безымянным напарником. Из–за того, что так хладнокровно расправился с полковником, который называл его другом до конца.
И неважно, что он так поступил не по прихоти. Неважно, что иного выхода не оставалось. Он ведь сам принял это, как должное, как естественный порядок вещей. Всё же правду сказал полковник, что люди для него — просто объекты. Счётные единицы. Он всегда был тайным агентом Олимпа, и потому всегда поступал, как тайный агент Олимпа. Он так долго стремился быть исправным оружием, что наконец стал им. И почти забыл себя.
А Семнадцатый? Пусть они оба — оружие, но мальчик не таков. Пока ещё не таков. Люди для него — это люди, а не единицы. Каждый из них имеет неповторимую ценность, даже тот психопат–убийца Драматург был для Семнадцатого тоже человеком, которого стоит оплакать.
Только благодаря Семнадцатому он наконец осознал: маска его почти захватила. Сам того не заметив, он едва не умер под ней. Но Семнадцатый вдруг вернул ему подлинную душу, позволил вновь почувствовать себя настоящим. Самим собой, а не агентом под позывным Феникс. Этот мальчик — его единственный способ сбежать от хищной маски, не предавая при этом Олимпа и не погибнув самому.
И вовсе не он сейчас спасает мальчика, а мальчик спасает его!
Вот что вершится здесь на самом деле. Вот почему он решил бежать вместе с Семнадцатым, почему они связаны тросом и почему он ползёт по гудящей горной утробе, задыхаясь меж тесных стен, отбивая себе суставы, обдирая ладони, почему сердце колотится и рвётся в груди на части, заглушая надрывным боем этот саднящий гул. Он бежит не с вражеской военной базы, не от тюремного режима её лабораторий, не из её тёмных подземелий — он бежит от самого себя, ненастоящего. В том мраке внизу он оставил свою частицу, чёрную под стать этому мраку. И бежит теперь от неё, от той жуткой черноты, которую сам когда–то породил.
У него словно открылось второе дыхание. В гудящем канале становилось всё теснее ползти, даже вздохнуть, но он не замедлял хода.
Впереди уже маячит фосфорический лунный свет. Только позволь ему, разреши — и он тебя обнимет, ворвётся внутрь. Захватит, наполнит до отказа и никогда уже не отпустит. Лишь дотянись пальцами — и коснёшься его. Коснёшься себя, коснёшься самой свободы!
Там выход. Его спасение. Спасение им обоим. Он спасёт мальчика, чтобы тот смог спасти его!
В этот миг он перестал чувствовать тяжесть Семнадцатого.
Трос оборвался.
«Что такое быть настоящим?»
— Семнадцатый!
Ответа не последовало — или Феникс его не услышал. Разорванное пространство непрестанно гудело и вибрировало, притупляя слух. Лунный свет впереди словно отступил прочь. Мрачное подземелье начало медленно его заглатывать, как удав, растворять и переваривать едкой тьмой. Целиком — и тело, и душу.
В тесной каменной кишке уже не обернуться назад. Оставалось только звать.
— Семнадцатый! Слышишь меня?! Семнадцатый!
Наконец, сквозь гудящий шум он едва расслышал слабый голос.
«Я держусь…» — кажется, таким был ответ.
И свет впереди вновь засиял ярче.
— Я спущусь и протяну тебе ружьё!! Оно длинное, хватайся и не отпускай! Понял?
Сквозь гул снова донёсся слабый голосок. Возможно мальчик отвечал «да». Или хотелось думать, что он отвечал так.
— Не вешать нос! Мы почти выбрались, и я вижу лунный свет впереди!
С безмерным облегчением он ощутил, как вес Семнадцатого вновь лёг ему на плечо — через ружейный ремень. Хорошо, что приклад удобной формы, чтобы мальчику за него держаться. Они ещё выберутся на поверхность, и никакие чудища им не помеха!
Вдруг в голове раздался голос универсального помощника.
— Предупреждение, сэр! Мощность в силовой цепи падает. Сектор обесточивают!
Внутри разом всё похолодело, едва он осознал смысл сообщения. Штаб Эреба обнаружил утечку энергии из–за установки. Они всё поняли.
— Держись что есть сил! — крикнул он Семнадцатому. — Не отпускай! Ни за что!
Больше он не успел ничего сказать. Канал встряхнуло и пошатнуло в сторону. Стены сморщились, как от судорог.
Левиафан пробудился.
— Питание установки прекращено, — рапортовал бесстрастный помощник. — Стабильность воронки утрачена. Спонтанный распад разрыва через семнадцать секунд.
Если они не выберутся из канала, их… Нет, их вовсе не раздавит, не размажет и не замурует в скале. Случится кое–что похуже. Перед распадом таких карманов пространства на миг открывается выход в иное измерение. Субпространство — именно так оно было открыто. И именно туда их и выдавит, если они сейчас же не выберутся.
Но в субпространстве нельзя жить. Там не могут существовать даже атомы их тел, действуют совершенно иные законы. Субпространство можно использовать лишь для перемещений из одной точки в другую. Это как водная гладь, по которой можно плыть на лодке, но нырнёшь вглубь — и не выплывешь уже никогда.
— Пятнадцать секунд…
Грудь резко сплющило каменными тисками, и тут же отпустило. По каналу пронеслась волна предсмертной конвульсии.
Ободранные пальцы инстинктивно хватанули бегущий каменный гребень — и тут же соскользнули. Волна убежала вперёд, к выходу.
— Тринадцать секунд…
Надо использовать этот шанс.
Воздух со свистом вышел из груди, а в глазах зарябило, когда новая волна стиснула ребра — ещё больнее, чем первая.
Но он её уже ждал. Всей рукой по самый локоть — насколько позволяла теснота — он упёрся в бегущую волну. Так, словно захотел остановить саму земную твердь.
Не в силах вырваться, каменный гребень потащил его за собой, разрывая ткань комбинезона и раздирая живую кожу под ней.
— Держись! — крикнул он Семнадцатому. — Не отпускай ни за что!
Сквозь шум он не услышал ответа, но ружейный ремень по–прежнему тянуло назад. Вес мальчика передавался на плечо, и эта тяжесть придавала сил.
— Пять секунд…
Волна искажения дошла до конца канала, где разбежалась в стороны и затухла. По взмокшему лбу скользнул слабый ветерок, а в глаза ударил яркий лунный свет.
Он едва успел вылезти из отверстия сам и вытянуть Семнадцатого, как подоспела следующая волна — уже последняя. За ней скала смыкалась окончательно. Разрыв закрывался.
Это устройство никак нельзя было назвать сверхсекретным технологическим чудом — в его основу легли компоненты, которые уже лет сто повсеместно используются в обычных двигателях левитации. Он собирал это устройство уже здесь, на «Эребе», на что затратил целый год. Детали приходилось доставать на самой базе, подделывая записи в журналах инвентаризации. В собранном виде такое устройство никак не провезти на базу без вопросов, но отдельные элементы особенных подозрений не вызывали.
— Вот теперь мы точно отсюда выберемся! — улыбнулся он Семнадцатому. — Не мытьём, так катаньем!
Он умолчал, что этот способ окажется куда трудней и опасней, но от собственных слов ему и самому стало спокойнее. Гнетущий мрак подземелья будто бы отступил немного.
А может, причиной тому стала ответная улыбка повеселевшего Семнадцатого?
Тщательно сверяясь с картой, Феникс подошёл к стене. Постучал костяшками пальцев — твёрдая порода. Да. Это здесь.
Он поставил на стене метку, а затем, кряхтя и чертыхаясь, перетащил к ней свою дуру–гайку. Устройство устанавливалось на распорки, стоймя перед стеной. Он тщательно отрегулировал наклон — ось шестигранника оказалась направлена под углом вверх.
Оставалось только подключить кабель питания — куда более толстый, чем у того маяка. Только бы их не обнаружили по отбору мощности, не обесточили бы весь сектор, пока они внутри…
Но риск есть риск, и теперь о нем лучше не задумываться.
Установив устройство, он разобрал остатки тайника: костюм, напоминающий экипировку скалолаза, а также внушительное на вид длинноствольное ружьё с телеприцелом. Помощнее штатных автоматов местной охраны.
— Ну что? — повернулся он к мальчику. — Врубаем агрегат?
Он только теперь с удивлением ощутил улыбку на собственных губах. Чувство напряжения мимических мускулов показалось столь непривычным, что он невольно потянулся пальцами к лицу. В чём же дело? Разве он не улыбался прежде? Да нет, улыбался… В последний раз — как раз на одной из тех полковничьих попоек…
Или в те моменты за него улыбалась маска?
Мальчик кивнул — приготовления явно вызвали в нём живой интерес.
— А нет, погоди немного.
Он достал из тайника трос и закрепил его с одного конца — на ремнях своей экипировки, а с другого — крепко обвязал им Семнадцатого.
— Я полезу первым, а ты за мной. Времени много не будет, потому продвигаться придётся быстро и без заминок. Верёвка — на случай, если ты устанешь или сорвёшься. Тогда я стану тащить тебя за собой. Тебе не нужно сопротивляться. Понял?
Семнадцатый послушно кивнул.
Устройство не имело наружной электроники, да и вообще внешнего управления — на эти причиндалы просто не хватило времени. «Гайка» была простой, как табурет: чтобы включить, достаточно подать питание на вход.
— Надеюсь, не взорвётся, — пробормотал он, поворачивая рубильник силовой линии.
Возможности испытать работу устройства в полную силу ещё не было.
Взрыва, по счастью, не последовало. Устройство исправно загудело, а лампы линии освещения, и без того тусклые, притухли ещё сильней.
— Отчёт о состоянии? — спросил он своего помощника.
— Набор расчётной мощности, сэр! — отвечал тот. — Ожидаемый срок десять минут!
— Как же долго… Так нас точно засекут…
Вдруг он ощутил, как Семнадцатый робко взял его за руку, и тут же поправился.
— Хотя вряд ли успеют. Думаю, всё будет хорошо.
— Ты снова надел маску, — тихо ответил мальчик. — Я же вижу, что ты боишься. И я тоже боюсь. Но если бояться вместе, то это совсем не так страшно.
Страх… Он ведь и правда поддался страху… С чего бы? Он прежде всегда контролировал свой страх. Быть может, даже страх был для него имитацией, чем–то вроде маски?
— Что насчёт системы безопасности базы? Она ещё под контролем?
— Большинство подсистем отвечают отказом, сэр. Вирус–маскировщик обезврежен. Контроль над локальной сетью также утрачен.
— Есть шанс восстановить доступ?
— Сожалею, сэр. Отсюда невозможно.
Что же… Рано или поздно это должно было случится. В киберкорпусе тоже ведь не дураки сидят.
— Я же спрятал особый подарок в силовой цепи, как раз на этот случай. Они под контролем? Нужны перебои питания по всей базе.
— Да, сэр! Цепи питания ответили. Команда принята. Инициировано усечение мощности в секторах Север?1, Север?5 и Запад?4. Следующим этапом Юг?2 и Восток?7… Затем…
Штаб подземной базы не сразу разберётся, что всё это значит. Это даст ещё время… Немного, но им хватит, чтобы сбежать.
Он снова улыбнулся Семнадцатому.
— Ты прав… Под маской бояться всегда страшней! Страх пугается сам себя и от того только растёт!
Он сам вдруг удивился той детской весёлости, с какой эти слова произнёс. На него вдруг накатило необъяснимое ощущение лёгкости, стоило мальчику только сорвать с него новую маску. Маску, которая как–то незаметно отросла сама собой.
— Расчётная мощность достигнута, — сообщил услужливый помощник. — Фиксируются показатели подпороговой деформации.
Воздух перед «гайкой» исказился и словно поплыл кисельным маревом. Только на самом–то деле искажался вовсе не воздух: вспучилась ткань самого пространства.
Он сделал шаг в сторону и Семнадцатого тоже оттащил — так, на всякий случай.
— Фиксируются показатели разрыва, — уведомил помощник.
Кисельное марево закрутилось в воронку, и резко провалилось в дыру шестигранника. Как вода воронкой уходит в отверстие слива, стоит лишь вынуть затычку.
По оси устройства что–то словно выстрелило. Горная порода исказилась, как в кривом зеркале, и расступилась сама собой. Толщу скалы прошило совершенно пустым каналом — пространство в этом месте разорвало, а края растянуло в стороны. По стенкам канала наблюдалось непрестанное бурление, как будто каменная твердь кипела.
Открывшийся тоннель уходил под уклоном куда–то наверх — к поверхности.
— Наконец–то! Стабильность есть? Длина разрыва? Время жизни? Расстояние до поверхности удалось набрать?
— Все показатели разрыва в пределах допусков. С учётом физиологии агента потребуется примерно двадцать минут до поверхности. С дополнительным грузом надёжный расчёт недоступен.
«Дополнительным грузом» обозвали Семнадцатого.
Он пару секунд завороженно всматривался в кипящие потоки скомканного пространства, а затем повернулся к мальчику.
Тот заглядывал в открывшийся канал с недоверием и нескрываемой опаской.
— Не стоит так бояться. Притрагиваться к этим стенкам вполне безопасно, хоть они и бурлят так страшно. Идём, времени терять нельзя. Я первый, а ты за мной. На том конце нас ждёт свобода. И свежий воздух!
***
Стенки тоннеля бурлили, мягко вибрировали, перекатывались гладкими фасолинками. Разорванное пространство гудело, и этот тупой резонирующий звук давил на слух. Вдвоём с Семнадцатым они ползли вверх по каналу в толще скалы, словно по внутренностям гигантского живого существа, чудовищного Левиафана. Сама подземная база и есть то чудовище, которое когда–то проглотило их. Теперь же они искали выход на свободу.
Чем дальше они продвигались, тем теснее сжимались стенки тоннеля. Но пока места хватало, чтобы обернуться и посмотреть — как там Семнадцатый?
Надо отдать должное выдержке и терпению маленького телепата — тот ещё ни разу не пожаловался. Проявляя совсем не детское мужество, покорно сносил все тяготы. Впрочем, несмотря на старания, у него не получилось бы ползти также быстро. Всё время его приходилось подтягивать на тросе, тащить за собой. Двигаться ползком по узкому тоннелю совсем не легко, тем более с «дополнительным грузом».
Зачем вообще было с ним связываться? Зачем выбирать такой сложный способ побега? Ну, спасёт он одного, но остальных сорок девять телепатов никак не освободить… Не пошлют же за ними ещё сорок девять агентов? Те дети по–прежнему обречены оставаться в подземных лабораториях, где и появились на свет. На них будут ставить бездушные эксперименты, воспитывать их в тюремных условиях, ломать им психику. И кем они в итоге станут, пройдя через ужасы «Эреба»? Даже представить страшно…
Но Семнадцатый иной… В нём ощущалось нечто особенное, какое–то родство душ. Не только этим тросом они друг с другом связаны, а чем–то куда более могучим.
Быть может, самой судьбой? Она у них одна.
Они оба — оружие.
Для Олимпа он сам — как то штурмовое ружьё, что тащит сейчас за спиной. А мальчик и вовсе появился на свет лишь затем, чтобы стать живым оружием, безотказным и исполнительным. Судьба предначертала это им обоим, и обоих лишила всего — даже имени.
Но оба они тяготились такой долей. Глубоко внутри что–то отчаянно её отвергало.
Только сам он когда–то об этом позабыл. Он создал себе маску, чтобы исправно играть роль тайного агента Олимпа. И незаметно, исподволь, эта маска пожирала его душу. Маска превратилась в его вторую личину, а вскоре обрела над ним власть и зажила самостоятельной жизнью. Маска стала ему второй душой. Душой холодной и жуткой; чёрной, как тот мрак внизу, в подземельях Эреба.
Ему вдруг стало не по себе из–за того, что он сделал с ни в чём не повинным младшим капралом Буриданом и его безымянным напарником. Из–за того, что так хладнокровно расправился с полковником, который называл его другом до конца.
И неважно, что он так поступил не по прихоти. Неважно, что иного выхода не оставалось. Он ведь сам принял это, как должное, как естественный порядок вещей. Всё же правду сказал полковник, что люди для него — просто объекты. Счётные единицы. Он всегда был тайным агентом Олимпа, и потому всегда поступал, как тайный агент Олимпа. Он так долго стремился быть исправным оружием, что наконец стал им. И почти забыл себя.
А Семнадцатый? Пусть они оба — оружие, но мальчик не таков. Пока ещё не таков. Люди для него — это люди, а не единицы. Каждый из них имеет неповторимую ценность, даже тот психопат–убийца Драматург был для Семнадцатого тоже человеком, которого стоит оплакать.
Только благодаря Семнадцатому он наконец осознал: маска его почти захватила. Сам того не заметив, он едва не умер под ней. Но Семнадцатый вдруг вернул ему подлинную душу, позволил вновь почувствовать себя настоящим. Самим собой, а не агентом под позывным Феникс. Этот мальчик — его единственный способ сбежать от хищной маски, не предавая при этом Олимпа и не погибнув самому.
И вовсе не он сейчас спасает мальчика, а мальчик спасает его!
Вот что вершится здесь на самом деле. Вот почему он решил бежать вместе с Семнадцатым, почему они связаны тросом и почему он ползёт по гудящей горной утробе, задыхаясь меж тесных стен, отбивая себе суставы, обдирая ладони, почему сердце колотится и рвётся в груди на части, заглушая надрывным боем этот саднящий гул. Он бежит не с вражеской военной базы, не от тюремного режима её лабораторий, не из её тёмных подземелий — он бежит от самого себя, ненастоящего. В том мраке внизу он оставил свою частицу, чёрную под стать этому мраку. И бежит теперь от неё, от той жуткой черноты, которую сам когда–то породил.
У него словно открылось второе дыхание. В гудящем канале становилось всё теснее ползти, даже вздохнуть, но он не замедлял хода.
Впереди уже маячит фосфорический лунный свет. Только позволь ему, разреши — и он тебя обнимет, ворвётся внутрь. Захватит, наполнит до отказа и никогда уже не отпустит. Лишь дотянись пальцами — и коснёшься его. Коснёшься себя, коснёшься самой свободы!
Там выход. Его спасение. Спасение им обоим. Он спасёт мальчика, чтобы тот смог спасти его!
В этот миг он перестал чувствовать тяжесть Семнадцатого.
Трос оборвался.
Глава 4
«Что такое быть настоящим?»
— Семнадцатый!
Ответа не последовало — или Феникс его не услышал. Разорванное пространство непрестанно гудело и вибрировало, притупляя слух. Лунный свет впереди словно отступил прочь. Мрачное подземелье начало медленно его заглатывать, как удав, растворять и переваривать едкой тьмой. Целиком — и тело, и душу.
В тесной каменной кишке уже не обернуться назад. Оставалось только звать.
— Семнадцатый! Слышишь меня?! Семнадцатый!
Наконец, сквозь гудящий шум он едва расслышал слабый голос.
«Я держусь…» — кажется, таким был ответ.
И свет впереди вновь засиял ярче.
— Я спущусь и протяну тебе ружьё!! Оно длинное, хватайся и не отпускай! Понял?
Сквозь гул снова донёсся слабый голосок. Возможно мальчик отвечал «да». Или хотелось думать, что он отвечал так.
— Не вешать нос! Мы почти выбрались, и я вижу лунный свет впереди!
С безмерным облегчением он ощутил, как вес Семнадцатого вновь лёг ему на плечо — через ружейный ремень. Хорошо, что приклад удобной формы, чтобы мальчику за него держаться. Они ещё выберутся на поверхность, и никакие чудища им не помеха!
Вдруг в голове раздался голос универсального помощника.
— Предупреждение, сэр! Мощность в силовой цепи падает. Сектор обесточивают!
Внутри разом всё похолодело, едва он осознал смысл сообщения. Штаб Эреба обнаружил утечку энергии из–за установки. Они всё поняли.
— Держись что есть сил! — крикнул он Семнадцатому. — Не отпускай! Ни за что!
Больше он не успел ничего сказать. Канал встряхнуло и пошатнуло в сторону. Стены сморщились, как от судорог.
Левиафан пробудился.
— Питание установки прекращено, — рапортовал бесстрастный помощник. — Стабильность воронки утрачена. Спонтанный распад разрыва через семнадцать секунд.
Если они не выберутся из канала, их… Нет, их вовсе не раздавит, не размажет и не замурует в скале. Случится кое–что похуже. Перед распадом таких карманов пространства на миг открывается выход в иное измерение. Субпространство — именно так оно было открыто. И именно туда их и выдавит, если они сейчас же не выберутся.
Но в субпространстве нельзя жить. Там не могут существовать даже атомы их тел, действуют совершенно иные законы. Субпространство можно использовать лишь для перемещений из одной точки в другую. Это как водная гладь, по которой можно плыть на лодке, но нырнёшь вглубь — и не выплывешь уже никогда.
— Пятнадцать секунд…
Грудь резко сплющило каменными тисками, и тут же отпустило. По каналу пронеслась волна предсмертной конвульсии.
Ободранные пальцы инстинктивно хватанули бегущий каменный гребень — и тут же соскользнули. Волна убежала вперёд, к выходу.
— Тринадцать секунд…
Надо использовать этот шанс.
Воздух со свистом вышел из груди, а в глазах зарябило, когда новая волна стиснула ребра — ещё больнее, чем первая.
Но он её уже ждал. Всей рукой по самый локоть — насколько позволяла теснота — он упёрся в бегущую волну. Так, словно захотел остановить саму земную твердь.
Не в силах вырваться, каменный гребень потащил его за собой, разрывая ткань комбинезона и раздирая живую кожу под ней.
— Держись! — крикнул он Семнадцатому. — Не отпускай ни за что!
Сквозь шум он не услышал ответа, но ружейный ремень по–прежнему тянуло назад. Вес мальчика передавался на плечо, и эта тяжесть придавала сил.
— Пять секунд…
Волна искажения дошла до конца канала, где разбежалась в стороны и затухла. По взмокшему лбу скользнул слабый ветерок, а в глаза ударил яркий лунный свет.
Он едва успел вылезти из отверстия сам и вытянуть Семнадцатого, как подоспела следующая волна — уже последняя. За ней скала смыкалась окончательно. Разрыв закрывался.
