Дома собрались все соседи, помянуть Глафиру. Все сидели молча, каждый из стариков понимал, что им недолго осталось видеть белый свет. Когда все разошлись, Слава помогла деду помыть и убрать посуду. Макар сел на стул и посмотрел на девчушку: «Как же ты повзрослела, наша кроха, за эти два дня. Досталось тебе, а вроде жизни-то ещё и не видела, а столько боли уже впитала в себя».
И Зарислава как будто почувствовала его настроение, уткнулась в его грудь и разрыдалась, а он не стал её останавливать. Только гладил по голове и шептал:
– Что ты, наша краса, что ты, наша кроха, не терзай свою душеньку, не держи Глафиру – отпусти.
Зарислава подняла на него заплаканное лицо и со всхлипыванием спросила:
– Как же я могу бабушку держать, её ведь с нами нет.
– Душа Глафиры здесь, стоит и плачет вместе с тобой – страдает она.
– Почему?
– Потому что видит и чувствует твою боль.
– Но я ведь никого не вижу.
– Душу невозможно видеть – её можно почувствовать.
– Как?
– Ты поймёшь, когда она к тебе прикоснётся. Почувствует твоя душа.
– Деда, а у всех есть душа?
– У всех – золотко моё. У всех.
Зарислава призадумалась и больше не плакала. Она не хотела расстраивать бабушку, не хотела, чтобы та плакала.
В детский дом она уехала через неделю. Обняла на дорожку Макара и сказала:
– Деда, ты только не умирай. Поживи ещё, а то мне одной – никак. У нас, знаешь, в детском доме столько детей, у них никого нет. Они совершенно одни.
Макар обнял Славу, погладил по голове.
– Поживу немного. Буду ждать тебя на осенние каникулы. Приедешь, стрекоза?
– Ага, – улыбаясь, сказала она в ответ. Это была первая улыбка со дня смерти Глафиры.
– Вот и умница, – опять дед погладил Зариславу по голове.
– Почему умница? Я ведь всё равно собиралась приехать.
– Потому что отпустила, не стала мучить себя и её.
– Да, деда, я отпустила, – совсем по-взрослому сказала Зарислава и села в машину к Фёдору Степанычу, помахав на прощанье Макару.
Приехав в детский дом, Зарислава полностью погрузилась в тренировки. Василий Александрович подметил, что девчушка стала другой. На её лице редко появлялась улыбка, и, отрабатывая с ней приёмы обороны в паре, противнику иногда приходилось туго. Слава наносила удары с какой-то жестокостью и безразличием.
Но в тот же день с ней произошло ещё одно событие. Когда она приехала из деревни, дверь в спальню открылась и вошла "СС", держа за руку девочку. «СС» окинула холодным надменным взглядом всех, кто находился в комнате, поставила девочку перед собой.
– Знакомьтесь, Громова Алькира Львовна.
– А у неё настоящие глаза или линзы? – не вытерпев, спросила Верка.
Губы «СС» едва перекосились от злорадной улыбки.
– Правильно подметила Верочка, цвет глаз у Алькиры такой с рождения. Как вы уже, девочки, догадались, новенькая будет жить в вашей комнате, чтобы Славе скучно не было.
И она засмеялась, надрывисто и протяжно. Стоящие рядом девочки поддержали её смех, все, кроме Зариславы. Она, не мигая, посмотрела на смеющуюся «СС», а затем спокойно подошла к новенькой и взяла за руку.
– Пойдём, рядом со мной кровать пустая – будешь соседкой.
«СС», передёрнув плечами, брезгливо посмотрела на них, развернулась и вышла.
– Меня зовут Славка, если кто обидит – скажи, – развернулась Зарислава и окинула взглядом всё ещё стоящих девочек.
Те сразу отвернулись и стали заниматься своими делами. Только Верка вышла, не спеша, давая понять, что ей всё равно. Но Зарислава знала, сейчас выйдет и побежит языком трещать. Вслед за ней вышли все девчонки. Славка покачала головой, покрутила у виска, давая понять новенькой, мол, не обращай внимания на этих дурочек.
– Вот твоя тумбочка, можешь положить сюда свои вещи.
Новенькая стояла, не шевелясь, затем молча села на свою кровать и стала глядеть в одну точку.
Зарислава посмотрела на бледное, отрешённое лицо сидевшей девчонки и поняла, что той очень плохо. Она хотела поговорить с новенькой, но ей нужно было бежать на тренировку.
В спортзале физрук делал ей несколько раз замечания, но она никак не могла сосредоточиться и настроиться на боевой лад.
– Волкова – может, поведаешь нам, чем занята твоя голова?
– Новенькой, – буркнула Зарислава.
Мальчишки захихикали.
– О чём я говорю на каждом занятии?
– О том, что голова всегда должна быть ясной.
– Правильно, за несобранность пятьдесят отжиманий, если кому смешно, может присоединиться.
Все разом замолкли и продолжили занятия. Только Зариславе не помогли и отжимания, она всё время видела перед собой глаза новенькой девочки. Никогда Зарислава не встречала у людей таких холодных бледно-голубых глаз. Их можно было сравнить с небом или с бездонным морем. Смотришь в них, и такое ощущение, что проваливаешься. И ей не по себе стало, а что говорить про других. К её-то глазам привыкли уже, а вот новенькой достанется. И «СС» ещё издевается, а у девчонки наверняка что-то нехорошее случилось.
– Волкова – на выход! Семьдесят раз отжалась, и если б я не остановил, так бы и отжималась весь вечер.
По залу пронёсся смех ребят, на этот раз тренер их не наказал. Сам был удивлён, Слава сегодня на себя не похожа.
Спорить она не стала, быстро выбежала из зала. И закрывая дверь, услышала:
– Кто хочет выйти за Волковой? Что, желающих нет? Тогда встали по парам и…
Славка побежала в душ, быстро вымылась и бегом помчалась в комнату. Забежав, она увидела всё так же сидевшую на кровати и смотревшую в одну точку новенькую. Славка подсела к ней и, посмотрев на отрешённое лицо девочки, наконец, поняла.
– Кто? – спросила она.
Новенькая посмотрела на Славку своими бездонными глазами, полными отчаянья и боли.
– Мама.
И по её щекам побежали солёные слёзы, она уткнулась в грудь Зариславы, её плечи стали трястись от надрывистых рыданий. Новенькая, так же, как и Слава совсем недавно, всхлипывала и плакала. А Славка дала ей немного поплакать, а потом сказала:
– Отпусти.
Новенькая, шмыгая носом, подняла заплаканное лицо и непонимающе посмотрела на Зариславу.
– Маму отпусти, ей тяжело смотреть, как ты плачешь. У меня тоже недавно бабушка умерла. И видишь, я не плачу, душа умершего должна быть свободной, её ничто не должно удерживать на земле.
– Почему?
– Она должна улететь. Чтобы вновь потом родиться.
– А ты откуда об этом знаешь?
– Деда рассказал, хочешь, на каникулах ко мне поедем?
– А мне разрешат?
– А чего им, меньше нас тут будет, им спокойней.
Так, началась дружба двух девочек, потерявших в одно время близких людей. Эта потеря сблизила их, хотя практически у всех детдомовцев никого не было. Почему-то эти две девочки чувствовали боль друг друга.
На осенние каникулы они вместе поехали в деревню. Дед радовался, видя, что Зарислава наконец нашла себе подругу, ибо понимал, что недолго проживёт в этом мире. И не знал, как оставить одну свою кровиночку.
Они сходили на кладбище, положили цветы на могилку Глафиры. Постояли, вспоминая, какая она была любящая и добрая, и ушли со спокойной душой. Вечером, перед тем, как лечь спать, Зарислава спросила у Макара:
– Деда, а почему бабушка умерла?
Макар призадумался, как объяснить ребёнку, что жизнь не вечна. Как сказать так, чтобы, когда он умрёт, не терзала своё маленькое сердечко болью. Чтобы поняла. Хотя поплакать, конечно, нужно, чтобы душу очистить, но вот только бы хватило сил отпустить боль и остановиться. И тогда он встал, пошёл, взял тетрадку, сел за стол, подозвал к себе девчонок и, усадив их рядом с собой, заговорил:
– С рождением человека Бог отмеряет ему определённый отрезок времени жизни на земле. Вот смотрите, например, как эта тетрадь. Мы с Глафирой записывали в неё яркие события, прожитые тобой за каждый год.
Макар взял тетрадь со стола, перевернул первый лист.
– Вот родился человек, первый год жизни – один лист, и на этом листе записывается всё, что сделал и успел человек. А теперь расскажите, как вы думаете, что осваивает ребёнок за первый год жизни? – Он посмотрел сначала на одну девочку, затем на вторую.
– Сидеть учится, ползать, ходить, – перечислили они.
– Правильно, второй лист – второй год, и на этом листе тоже всё записывается. Первые слова, первые решения. И так, год за годом, у одних получается тетрадь толстая, вся расписанная, а у других тоненькая. То есть не успел человек пожить.
– Так почему тогда так мало?
– Тело наше слабое, вот потому-то душа проживает не одну жизнь, и отмерено ей по-разному. Но как сложатся вместе все её воплощения, впитает она в себя всё самое лучшее, что записано в тетрадках, когда жила. И чем больше доброты и любви в человеке, тем красивее душа. Недаром ведь говорят, глаза – зеркало души. И когда она становится огромной и светлой и не может больше помещаться в человеке – вот тогда она улетает навечно в бесконечные просторы вселенной и становится звездой. Много света – яркая звезда, света поменьше – еле заметная. Вот наша Глафира прожила восемьдесят шесть листочков – годочков. Светлая ей память. А есть такие люди, что не могут наполнить душу светом, и улетает она опять к Отцу молить о прощении грехов.
– А я не знаю, сколько прожила моя мама.
– Не беда, есть кому помнить её на этом белом свете, значит, не будет ей там одиноко. Ну а если вы будете спокойны, то и они будут счастливы.
От слов деда девчушки сидели притихшие, а самое удивительное – ушла та боль, что сжимала их неокрепшие сердца.
– Ну, коль вам всё понятно, тогда марш быстро в кровать.
Зарислава и Алька, смеясь, побежали в спальню. Они разделись и улеглись, дед улыбнулся, его серые глаза лучились любовью и заботой. Старческие руки заботливо поправили одеяло, прошлись по головам девчонок, поцеловав их обеих, он вздохнул:
– Спите, стрекозы.
Его ласковый, спокойный голос окутал девчушек любовью, и старик вышел, выключив свет. Девчонки уснули сразу, и снились им другие миры и незнакомые люди.
Закончились осенние каникулы и девчонки вернулись в детский дом. Василий Александрович как-то подозвал Зариславу и сказал:
– Слава, я хочу предложить тебе заниматься тхэквондо с другим мастером. Его зовут Дунг Куан, он кореец и учил меня самого.
– А почему именно мне?
– Не только тебе, ещё трём ребятам, у вас всех высокий потенциал. Нужно учиться дальше, добиваться побед на соревнованиях. А я как учитель себя исчерпал, не могу вам дать больше. Так что есть время подумать.
– Я согласна. Чего тут думать.
На следующий день они с физруком поехали в спортивную школу. Там их встретил старый узкоглазый старик. Слава немного расстроилась. Да разве такие дряхлые могут преподавать?
Но мысли её оборвались, когда она увидела, как старик стал осматривать мальчишек. Потрогал их мышцы, попросил показать, что они умеют, выставив к ним в пару своих учеников. Двое детдомовских ребят выиграли, и у физрука с губ не сходила довольная улыбка.
Потом подошла очередь Зариславы, она всё это время сидела в сторонке. Дунг Куан удивлённо посмотрел на физрука, но ничего не сказал, а, подойдя к Зариславе, посмотрел ей в глаза и стал обходить её, чуть ухмыляясь.
Она напряглась, её внутреннее чутьё просто визжало, но Зарислава стояла спокойная и отрешённая, разглядывая мальчишек, которые с ухмылкой за ней наблюдали. Славка уловила едва ощутимое движение воздуха и уклонилась от удара в спину. Падая, она перекувыркнулась и встала, всё так же не поворачиваясь к старику. А затем перекувыркнулась на месте и оказалась лицом к нападающему. Тот что-то причмокивал и качал головой, а затем резко кинулся к Зариславе, нанося руками и ногами удары один за другим. Слава едва успевала ставить блоки и отбиваться, чёрный зрачок закрыл янтарную радужку её глаз. Движения стали плавными, а она – похожа на хищника, готового в любую минуту броситься на жертву.
У старика восхищённо блестели глаза, довольная улыбка застыла, будто карнавальная маска. Но всё-таки Слава не могла сравниться с мастером и в итоге оказалась лежащей на матах. Она от досады ударила рукой по мату и встала. Расстроенная, она кусала губу и смотрела на всех из-под нахмуренных бровей.
Старик отошёл с физруком, они о чём-то возбуждённо беседовали, иногда кидая на Зариславу взгляды. Поговорив, Василий Александрович обвёл своих ребят взором, глубоко вздохнул и вышел из зала. Детдомовские ребята поспешили за ним.
Всю дорогу Слава поглядывала на молчаливого, чем-то расстроенного физрука. Приехав в детдом, он распустил ребят, а Зариславе сказал, чтобы шла за ним. Они зашли в спортивный зал, физрук пригласил её присесть на лавку. Потом он некоторое время сидел молча, а затем заговорил.
– Сегодня я думал, что в нашей жизни произойдут большие перемены, но как зачастую бывает, на самом деле всё вышло совершенно наоборот. Ты одна из лучших учениц, которых мне приходилось тренировать. В тебе сочетается многое: скорость, ритм, сила и выдержка. Я думал, когда покажу тебя учителю, он будет осуждать меня за то, что я так долго прятал такой самородок.
– Я знаю, что оказалась недостаточно быстра.
– Дело не в этом, ещё никому не удавалось победить мастера. Всё очень сложно, Зарислава.
Физрук замолчал, ему было тяжело впервые в жизни, обычно он особо не церемонился с ребятами. Если заслуживали наказания – наказывал, если радовали его своими достижениями в борьбе – хвалил. И первый раз в жизни привёл в секцию девчонку, пожалел он тогда её, что ли. Одичалый затравленный ребёнок, такой он тогда её нашёл. Каким-то внутренним чутьём понял, что из девчонки выйдет толк. Только куда теперь с её умением. Любого из их секции уложит, уступает пока Максу, да и то ненадолго. И вот как теперь ей всё это объяснить.
Не выдержала молчания Слава.
– Василий Александрович, вы не переживайте, я совсем не расстраиваюсь оттого, что меня не взял в ученицы ваш учитель. Я понимаю, я ведь девчонка.
– Ты всё не так поняла, мне сложно тебе всё это объяснить, боясь не затронуть твою неокрепшую душу. Боюсь, ты разочаруешься.
– Чего?
– Дело в том, что учитель готов взять тебя в свою секцию и поставить в один ряд со своими учениками, но на соревнования он тебя выдвигать не будет. Он сказал, в тебе живёт другой дух.
– Какой дух, я не понимаю?
– В том-то и дело, что и я не знаю, как тебе объяснить.
Физрук встал и стал ходить перед Зариславой, в его движениях проскальзывали нервозность и возбуждение.
– Мастер сказал, донести до тебя смысл того, что ты не вписываешься в образ обычного человека, должен я. Только я не понимаю, как тебе это объяснить, чтобы не обидеть.
– Не волнуйтесь, учитель, меня уже давно трудно чем-либо обидеть. Говорите как есть.
Василий Александрович посмотрел на отрешённое лицо своей ученицы, в её глаза, в которых промелькнула боль, а затем они стали пустыми и безжизненными.
И тогда физрук собрался с духом и продолжил, сев перед девочкой на корточки.
– Зарислава, тебе ведь не раз говорили, что ты не похожа на людей.
Славка хотела возразить, но физрук перебил:
– Погоди, потом будешь говорить! Так вот, я, конечно, немного не так выразился, ты такой же человек, как и всё люди, живущие на планете. И когда вырастешь, станешь очень красивой девушкой, ты и сейчас симпатичная. Только вот цвет твоих глаз очень отличается от обычного.
И Зарислава как будто почувствовала его настроение, уткнулась в его грудь и разрыдалась, а он не стал её останавливать. Только гладил по голове и шептал:
– Что ты, наша краса, что ты, наша кроха, не терзай свою душеньку, не держи Глафиру – отпусти.
Зарислава подняла на него заплаканное лицо и со всхлипыванием спросила:
– Как же я могу бабушку держать, её ведь с нами нет.
– Душа Глафиры здесь, стоит и плачет вместе с тобой – страдает она.
– Почему?
– Потому что видит и чувствует твою боль.
– Но я ведь никого не вижу.
– Душу невозможно видеть – её можно почувствовать.
– Как?
– Ты поймёшь, когда она к тебе прикоснётся. Почувствует твоя душа.
– Деда, а у всех есть душа?
– У всех – золотко моё. У всех.
Зарислава призадумалась и больше не плакала. Она не хотела расстраивать бабушку, не хотела, чтобы та плакала.
В детский дом она уехала через неделю. Обняла на дорожку Макара и сказала:
– Деда, ты только не умирай. Поживи ещё, а то мне одной – никак. У нас, знаешь, в детском доме столько детей, у них никого нет. Они совершенно одни.
Макар обнял Славу, погладил по голове.
– Поживу немного. Буду ждать тебя на осенние каникулы. Приедешь, стрекоза?
– Ага, – улыбаясь, сказала она в ответ. Это была первая улыбка со дня смерти Глафиры.
– Вот и умница, – опять дед погладил Зариславу по голове.
– Почему умница? Я ведь всё равно собиралась приехать.
– Потому что отпустила, не стала мучить себя и её.
– Да, деда, я отпустила, – совсем по-взрослому сказала Зарислава и села в машину к Фёдору Степанычу, помахав на прощанье Макару.
Глава 3. Новенькая
Глава 3.1
Приехав в детский дом, Зарислава полностью погрузилась в тренировки. Василий Александрович подметил, что девчушка стала другой. На её лице редко появлялась улыбка, и, отрабатывая с ней приёмы обороны в паре, противнику иногда приходилось туго. Слава наносила удары с какой-то жестокостью и безразличием.
Но в тот же день с ней произошло ещё одно событие. Когда она приехала из деревни, дверь в спальню открылась и вошла "СС", держа за руку девочку. «СС» окинула холодным надменным взглядом всех, кто находился в комнате, поставила девочку перед собой.
– Знакомьтесь, Громова Алькира Львовна.
– А у неё настоящие глаза или линзы? – не вытерпев, спросила Верка.
Губы «СС» едва перекосились от злорадной улыбки.
– Правильно подметила Верочка, цвет глаз у Алькиры такой с рождения. Как вы уже, девочки, догадались, новенькая будет жить в вашей комнате, чтобы Славе скучно не было.
И она засмеялась, надрывисто и протяжно. Стоящие рядом девочки поддержали её смех, все, кроме Зариславы. Она, не мигая, посмотрела на смеющуюся «СС», а затем спокойно подошла к новенькой и взяла за руку.
– Пойдём, рядом со мной кровать пустая – будешь соседкой.
«СС», передёрнув плечами, брезгливо посмотрела на них, развернулась и вышла.
– Меня зовут Славка, если кто обидит – скажи, – развернулась Зарислава и окинула взглядом всё ещё стоящих девочек.
Те сразу отвернулись и стали заниматься своими делами. Только Верка вышла, не спеша, давая понять, что ей всё равно. Но Зарислава знала, сейчас выйдет и побежит языком трещать. Вслед за ней вышли все девчонки. Славка покачала головой, покрутила у виска, давая понять новенькой, мол, не обращай внимания на этих дурочек.
– Вот твоя тумбочка, можешь положить сюда свои вещи.
Новенькая стояла, не шевелясь, затем молча села на свою кровать и стала глядеть в одну точку.
Зарислава посмотрела на бледное, отрешённое лицо сидевшей девчонки и поняла, что той очень плохо. Она хотела поговорить с новенькой, но ей нужно было бежать на тренировку.
В спортзале физрук делал ей несколько раз замечания, но она никак не могла сосредоточиться и настроиться на боевой лад.
– Волкова – может, поведаешь нам, чем занята твоя голова?
– Новенькой, – буркнула Зарислава.
Мальчишки захихикали.
– О чём я говорю на каждом занятии?
– О том, что голова всегда должна быть ясной.
– Правильно, за несобранность пятьдесят отжиманий, если кому смешно, может присоединиться.
Все разом замолкли и продолжили занятия. Только Зариславе не помогли и отжимания, она всё время видела перед собой глаза новенькой девочки. Никогда Зарислава не встречала у людей таких холодных бледно-голубых глаз. Их можно было сравнить с небом или с бездонным морем. Смотришь в них, и такое ощущение, что проваливаешься. И ей не по себе стало, а что говорить про других. К её-то глазам привыкли уже, а вот новенькой достанется. И «СС» ещё издевается, а у девчонки наверняка что-то нехорошее случилось.
– Волкова – на выход! Семьдесят раз отжалась, и если б я не остановил, так бы и отжималась весь вечер.
По залу пронёсся смех ребят, на этот раз тренер их не наказал. Сам был удивлён, Слава сегодня на себя не похожа.
Спорить она не стала, быстро выбежала из зала. И закрывая дверь, услышала:
– Кто хочет выйти за Волковой? Что, желающих нет? Тогда встали по парам и…
Славка побежала в душ, быстро вымылась и бегом помчалась в комнату. Забежав, она увидела всё так же сидевшую на кровати и смотревшую в одну точку новенькую. Славка подсела к ней и, посмотрев на отрешённое лицо девочки, наконец, поняла.
– Кто? – спросила она.
Новенькая посмотрела на Славку своими бездонными глазами, полными отчаянья и боли.
– Мама.
И по её щекам побежали солёные слёзы, она уткнулась в грудь Зариславы, её плечи стали трястись от надрывистых рыданий. Новенькая, так же, как и Слава совсем недавно, всхлипывала и плакала. А Славка дала ей немного поплакать, а потом сказала:
– Отпусти.
Новенькая, шмыгая носом, подняла заплаканное лицо и непонимающе посмотрела на Зариславу.
– Маму отпусти, ей тяжело смотреть, как ты плачешь. У меня тоже недавно бабушка умерла. И видишь, я не плачу, душа умершего должна быть свободной, её ничто не должно удерживать на земле.
– Почему?
– Она должна улететь. Чтобы вновь потом родиться.
– А ты откуда об этом знаешь?
– Деда рассказал, хочешь, на каникулах ко мне поедем?
– А мне разрешат?
– А чего им, меньше нас тут будет, им спокойней.
Глава 3.2
Так, началась дружба двух девочек, потерявших в одно время близких людей. Эта потеря сблизила их, хотя практически у всех детдомовцев никого не было. Почему-то эти две девочки чувствовали боль друг друга.
На осенние каникулы они вместе поехали в деревню. Дед радовался, видя, что Зарислава наконец нашла себе подругу, ибо понимал, что недолго проживёт в этом мире. И не знал, как оставить одну свою кровиночку.
Они сходили на кладбище, положили цветы на могилку Глафиры. Постояли, вспоминая, какая она была любящая и добрая, и ушли со спокойной душой. Вечером, перед тем, как лечь спать, Зарислава спросила у Макара:
– Деда, а почему бабушка умерла?
Макар призадумался, как объяснить ребёнку, что жизнь не вечна. Как сказать так, чтобы, когда он умрёт, не терзала своё маленькое сердечко болью. Чтобы поняла. Хотя поплакать, конечно, нужно, чтобы душу очистить, но вот только бы хватило сил отпустить боль и остановиться. И тогда он встал, пошёл, взял тетрадку, сел за стол, подозвал к себе девчонок и, усадив их рядом с собой, заговорил:
– С рождением человека Бог отмеряет ему определённый отрезок времени жизни на земле. Вот смотрите, например, как эта тетрадь. Мы с Глафирой записывали в неё яркие события, прожитые тобой за каждый год.
Макар взял тетрадь со стола, перевернул первый лист.
– Вот родился человек, первый год жизни – один лист, и на этом листе записывается всё, что сделал и успел человек. А теперь расскажите, как вы думаете, что осваивает ребёнок за первый год жизни? – Он посмотрел сначала на одну девочку, затем на вторую.
– Сидеть учится, ползать, ходить, – перечислили они.
– Правильно, второй лист – второй год, и на этом листе тоже всё записывается. Первые слова, первые решения. И так, год за годом, у одних получается тетрадь толстая, вся расписанная, а у других тоненькая. То есть не успел человек пожить.
– Так почему тогда так мало?
– Тело наше слабое, вот потому-то душа проживает не одну жизнь, и отмерено ей по-разному. Но как сложатся вместе все её воплощения, впитает она в себя всё самое лучшее, что записано в тетрадках, когда жила. И чем больше доброты и любви в человеке, тем красивее душа. Недаром ведь говорят, глаза – зеркало души. И когда она становится огромной и светлой и не может больше помещаться в человеке – вот тогда она улетает навечно в бесконечные просторы вселенной и становится звездой. Много света – яркая звезда, света поменьше – еле заметная. Вот наша Глафира прожила восемьдесят шесть листочков – годочков. Светлая ей память. А есть такие люди, что не могут наполнить душу светом, и улетает она опять к Отцу молить о прощении грехов.
– А я не знаю, сколько прожила моя мама.
– Не беда, есть кому помнить её на этом белом свете, значит, не будет ей там одиноко. Ну а если вы будете спокойны, то и они будут счастливы.
От слов деда девчушки сидели притихшие, а самое удивительное – ушла та боль, что сжимала их неокрепшие сердца.
– Ну, коль вам всё понятно, тогда марш быстро в кровать.
Зарислава и Алька, смеясь, побежали в спальню. Они разделись и улеглись, дед улыбнулся, его серые глаза лучились любовью и заботой. Старческие руки заботливо поправили одеяло, прошлись по головам девчонок, поцеловав их обеих, он вздохнул:
– Спите, стрекозы.
Его ласковый, спокойный голос окутал девчушек любовью, и старик вышел, выключив свет. Девчонки уснули сразу, и снились им другие миры и незнакомые люди.
Глава 3.3
Закончились осенние каникулы и девчонки вернулись в детский дом. Василий Александрович как-то подозвал Зариславу и сказал:
– Слава, я хочу предложить тебе заниматься тхэквондо с другим мастером. Его зовут Дунг Куан, он кореец и учил меня самого.
– А почему именно мне?
– Не только тебе, ещё трём ребятам, у вас всех высокий потенциал. Нужно учиться дальше, добиваться побед на соревнованиях. А я как учитель себя исчерпал, не могу вам дать больше. Так что есть время подумать.
– Я согласна. Чего тут думать.
На следующий день они с физруком поехали в спортивную школу. Там их встретил старый узкоглазый старик. Слава немного расстроилась. Да разве такие дряхлые могут преподавать?
Но мысли её оборвались, когда она увидела, как старик стал осматривать мальчишек. Потрогал их мышцы, попросил показать, что они умеют, выставив к ним в пару своих учеников. Двое детдомовских ребят выиграли, и у физрука с губ не сходила довольная улыбка.
Потом подошла очередь Зариславы, она всё это время сидела в сторонке. Дунг Куан удивлённо посмотрел на физрука, но ничего не сказал, а, подойдя к Зариславе, посмотрел ей в глаза и стал обходить её, чуть ухмыляясь.
Она напряглась, её внутреннее чутьё просто визжало, но Зарислава стояла спокойная и отрешённая, разглядывая мальчишек, которые с ухмылкой за ней наблюдали. Славка уловила едва ощутимое движение воздуха и уклонилась от удара в спину. Падая, она перекувыркнулась и встала, всё так же не поворачиваясь к старику. А затем перекувыркнулась на месте и оказалась лицом к нападающему. Тот что-то причмокивал и качал головой, а затем резко кинулся к Зариславе, нанося руками и ногами удары один за другим. Слава едва успевала ставить блоки и отбиваться, чёрный зрачок закрыл янтарную радужку её глаз. Движения стали плавными, а она – похожа на хищника, готового в любую минуту броситься на жертву.
У старика восхищённо блестели глаза, довольная улыбка застыла, будто карнавальная маска. Но всё-таки Слава не могла сравниться с мастером и в итоге оказалась лежащей на матах. Она от досады ударила рукой по мату и встала. Расстроенная, она кусала губу и смотрела на всех из-под нахмуренных бровей.
Старик отошёл с физруком, они о чём-то возбуждённо беседовали, иногда кидая на Зариславу взгляды. Поговорив, Василий Александрович обвёл своих ребят взором, глубоко вздохнул и вышел из зала. Детдомовские ребята поспешили за ним.
Всю дорогу Слава поглядывала на молчаливого, чем-то расстроенного физрука. Приехав в детдом, он распустил ребят, а Зариславе сказал, чтобы шла за ним. Они зашли в спортивный зал, физрук пригласил её присесть на лавку. Потом он некоторое время сидел молча, а затем заговорил.
– Сегодня я думал, что в нашей жизни произойдут большие перемены, но как зачастую бывает, на самом деле всё вышло совершенно наоборот. Ты одна из лучших учениц, которых мне приходилось тренировать. В тебе сочетается многое: скорость, ритм, сила и выдержка. Я думал, когда покажу тебя учителю, он будет осуждать меня за то, что я так долго прятал такой самородок.
– Я знаю, что оказалась недостаточно быстра.
– Дело не в этом, ещё никому не удавалось победить мастера. Всё очень сложно, Зарислава.
Физрук замолчал, ему было тяжело впервые в жизни, обычно он особо не церемонился с ребятами. Если заслуживали наказания – наказывал, если радовали его своими достижениями в борьбе – хвалил. И первый раз в жизни привёл в секцию девчонку, пожалел он тогда её, что ли. Одичалый затравленный ребёнок, такой он тогда её нашёл. Каким-то внутренним чутьём понял, что из девчонки выйдет толк. Только куда теперь с её умением. Любого из их секции уложит, уступает пока Максу, да и то ненадолго. И вот как теперь ей всё это объяснить.
Не выдержала молчания Слава.
– Василий Александрович, вы не переживайте, я совсем не расстраиваюсь оттого, что меня не взял в ученицы ваш учитель. Я понимаю, я ведь девчонка.
– Ты всё не так поняла, мне сложно тебе всё это объяснить, боясь не затронуть твою неокрепшую душу. Боюсь, ты разочаруешься.
– Чего?
– Дело в том, что учитель готов взять тебя в свою секцию и поставить в один ряд со своими учениками, но на соревнования он тебя выдвигать не будет. Он сказал, в тебе живёт другой дух.
– Какой дух, я не понимаю?
– В том-то и дело, что и я не знаю, как тебе объяснить.
Физрук встал и стал ходить перед Зариславой, в его движениях проскальзывали нервозность и возбуждение.
– Мастер сказал, донести до тебя смысл того, что ты не вписываешься в образ обычного человека, должен я. Только я не понимаю, как тебе это объяснить, чтобы не обидеть.
– Не волнуйтесь, учитель, меня уже давно трудно чем-либо обидеть. Говорите как есть.
Василий Александрович посмотрел на отрешённое лицо своей ученицы, в её глаза, в которых промелькнула боль, а затем они стали пустыми и безжизненными.
И тогда физрук собрался с духом и продолжил, сев перед девочкой на корточки.
– Зарислава, тебе ведь не раз говорили, что ты не похожа на людей.
Славка хотела возразить, но физрук перебил:
– Погоди, потом будешь говорить! Так вот, я, конечно, немного не так выразился, ты такой же человек, как и всё люди, живущие на планете. И когда вырастешь, станешь очень красивой девушкой, ты и сейчас симпатичная. Только вот цвет твоих глаз очень отличается от обычного.
