- Пусти, - едва слышно, севшим голосом от испуга голосом потребовала она. – Я пойду сама, Сабир!..
…Место, которое ассасин выбрал для свидания, оказалось и впрямь живописным: в доме, стоявшем на углу, кровля оказалась уставлена, помимо утвари и мешков сена, разложенными коврами и сохнущими простынями, а на самом краю располагалась увитая плющом беседка. Внутри нашлась гора мягких одеял и подушек, а также низкий столик, уставленный блюдцами с яствами и кубками для вина.
- Самое близкое к порту место, - помогая Еве войти внутрь, проронил ассасин. – Отсюда видны огни кораблей и слышен плеск волн…
- И не только, - тихо фыркнула девушка, кивая на пятно света на соседней улице. Оттуда доносились громкие голоса, разухабистые песни и звон битой посуды.
- Местное заведение для одиноких, - хмыкнул Сабир.
Ева устроилась на мягких подушках, устремляя взгляд на запад – туда, где сияли дрожащие огни и отражался блеск тысяч звёзд. Сторожевая башня, освещённая тут и там светом факелов, выделялась на фоне тёмного небосвода ещё более чёрной громадой в ореоле мерцающей водянистой дымки.
- Шербет, - продемонстрировал ассасин, протягивая ей блюдце.
Ева подавила улыбку, принимая лакомство, откусила сладкий кусочек. Когда-то ей приходилось пить шербет, но напиток ей нравился меньше, чем ароматная помадка, которую принёс Сабир.
Ассасин открыл графин вина, наполнил два кубка, передавая один из них Еве.
- Ты всё продумал, - отметила леди Штрауб. – Часто приходилось красть девушек из их собственных комнат?
Сабир загадочно улыбнулся.
- Я стараюсь следовать совету мудреца: «Не моли о любви, безнадёжно любя, не броди под окном у любимой, скорбя. Словно нищие дервиши, будь независим – может статься, тогда и полюбят тебя».
Ева рассмеялась, качая головой.
- Не отшучивайся, Сабир! Я должна знать, чего ожидать от тебя.
- Я и сам не знаю, - с той же улыбкой, не отрывая внимательного взгляда от лица девушки, ответил ассасин. – Я впервые встречаю такой единение красоты и жестокости…
- Жестокости? – поразилась леди Штрауб.
- Именно, - Сабир оказался вдруг чуть ближе, - потому лишь сердце холодное, как снега на вершинах гор, может быть безучастным к болезненной страсти, сжигающей моё сердце…
Ева выставила перед собой кубок с вином – как защиту от внезапной близости.
- Тогда предлагаю выпить за то, чтобы ты повидал, наконец, эти самые снежные горы, - отшутилась на этот раз уже она. – Потому что только голова горячая, как пески Палестины, может вообразить, будто у Евы фон Штрауб холодное сердце!
Сабир рассмеялся, разглядывая вспыхнувшую девушку, пригубившую вино. Чёрный цвет оказался ей необычайно к лицу; теперь же, когда Ева отбросила мужскую чалму, белоснежный каскад волнистых волос выделялся на тёмном фоне, как нимб на иконах христианских святых.
Он даже не разгадал собственного желания – не успел – потому что уже в следующий миг понял, что прижимается к пьянящим устам франкской баронессы. Поцелуй не вышел ни долгим, ни страстным: не ожидавшая такого напора леди Штрауб отпрянула, выронив кубок с вином из рук. Тут же ойкнула, опуская глаза на промокший наряд, и вскочила на ноги.
- Сабир… - произнесла с сомнением.
В следующее мгновение ассасин уже был рядом, и вновь эти полные душевных терзаний серые глаза – расплавленное серебро с отражёнными в нём мириадами звёзд – и влажные от вина губы…
Повторным надеждам сбыться, однако, не довелось: снизу, со стороны «заведения», раздался разухабистый и до боли знакомый рёв, и Ева вздрогнула, поспешно выбираясь из беседки.
- Мне показалось, - возбуждённо заговорила она, не оборачиваясь, - показалось…
Мысленно Сабир выругался: нет, Еве не показалось. Внизу, вразвалку двигаясь по соседней улице, медленно шёл по направлению к дому Гуго фон Штрауб. Рыжий рыцарь был одет в распахнутую на груди рубашку и штаны, небрежно заправленные в сапоги; в одной руке госпитальер держал пузатую бутылку, к которой и прикладывался время от времени.
- Быть не может! – воскликнула Ева, провожая брата ошарашенным взглядом. – Он же отправился почивать раньше нас с Аминой!
- Видимо, сэр Гуго нашёл способ покинуть комнаты так, чтобы никто из вас этого не заметил, - усмехнулся Сабир. – И задолго до того, как вы обе отошли ко сну. Дело-то было явно срочное.
Леди Штрауб вспыхнула, закрывая лицо ладонями. Самое ужасное заключалось не в том, что брат накануне воскресной службы отправился пить в кабак – и, судя по виду его одежды, нашёл там весьма приятную компанию – и не в том, что в таком виде его лицезрел Сабир. В понимании ассасина девушка была странным образом уверена, как и в благоразумии: Сабир не станет ей напоминать об отвратительном свидетельстве.
Самое жуткое состояло в том, что Гуго после подобных «отдохновений» имел дурную привычку заявляться к ней в покои, будить и требовать полного внимания. Излияния рыцаря обычно не длились долго, потому что Ева взяла за правило не отвечать подвыпившему брату и откладывать пробирающую речь до утра, но сегодня случай подвернулся особый. Если Гуго придёт домой раньше их, и увидит, что в комнате сестры пусто…
- Сабир, - в отчаянии повернулась к спутнику леди Штрауб, - прошу тебя, мне нужно вернуться, и как можно скорее! Гуго, он… он непременно зайдёт ко мне, и…
Ассасин молча кивнул, залпом выпивая так и не тронутый кубок.
Первые две крыши Ева прошла сама – с одной спрыгнула прямо в руки Сабира, на другую перебежала по короткому мостику, соединявшему две кровли – а затем начала постепенно выбиваться из сил. Одышка не заставила себя долго ждать: такой темп оказался ей не по плечу. Остаток пути девушка провела на руках Сабира, стараясь унять разбушевавшийся кашель и, чтобы заглушить его, отворачивалась к ассасину, прижималась лицом к крепкой груди.
На крыше гостевого двора они оказались раньше, чем шатающийся Гуго добрёл до дома. Сабир осторожно поставил девушку на ноги и критически осмотрел промокший от вина наряд.
- Запах, - ёмко пояснил ассасин. – Сэр Гуго почувствует.
- Я сниму одежду в комнате, - быстро решила Ева, поглядывая на свисавшую с крыши верёвку, - и выброшу её в окно.
- А я подхвачу с той стороны, - кивнул Сабир. – Одна только деталь: я возьму плату за свою скромную услугу.
Ева непонимающе нахмурилась, но непонимание быстро сменилось удивлением и уже знакомым сомнением. Ни то, ни другое не могло удержать палестинского ассасина. Удерживая хрупкие плечи крепкими ладонями, он склонился к невинным, неумелым губам. Мягко коснулся своими…
Ева отвечала неуверенно, впитывая прежде неведомую ласку всем своим существом; отвечала, с отчаянием прислушиваясь к себе. Из всех мужчин на земле именно палестинский убийца Сабир, великий грешник и безбожник, стал первым, кому удалось разбудить и её сердце, и неожиданно откликнувшееся тело…
Ассасин мягко отстранился и осторожно коснулся губами мокрых глаз леди Штрауб. Прочертил дорожку ко лбу, запечатлевая на нём целомудренный, почти отеческий поцелуй. Замер, вдыхая запах белоснежных волос…
- А-а-а, чтоб тебя черти взяли!!! – раздался оглушающий рёв, и Ева вздрогнула, бросая взгляд через плечо: из-за угла выходил злой Гуго, разбивший по пути свою драгоценную бутылку. Двери постояльцу хозяин тут же открыл: видимо, ожидал позднего возвращения.
Коротко и приглушённо вскрикнув, девушка бросилась к свисавшей верёвке, но Сабир успел первым: взялся руками за тонкий канат, соскользнул вниз, приглашающе кивнув головой. Теперь Ева не могла бы сорваться: ассасин находился внизу, страхуя её спуск.
Оказавшись в комнате, девушка быстро задёрнула занавески и принялась срывать с себя пропитанную вином одежду. Тяжёлые шаги в спящем доме она услышала даже сквозь запертые двери, и успела снять лишь один сапог перед тем, как Гуго бахнул в её дверь громадным кулаком:
- С-сестр-рёнка-а!!! Спишь, что ли?!
Прыгая на одной ноге, Ева сорвала наконец второй сапог с ноги, заворачивая одежду с обувью в рулон, метнулась к окну, охнула, осознав, в каком виде предстанет перед Сабиром, бросилась к кровати, на которой лежала ночная рубашка.
- Тебе не плохо там, а?! Ева?! А ну отопри немедленно!!!
Поспешно накинув ночное одеяние, девушка откинула занавески, швыряя свёрток вниз, и тотчас задёрнула их вновь. Поймал ли Сабир вещи, её уже не интересовало: дверь тряслась под превосходящим напором германского рыцаря.
- Гуго! – распахнула Ева дверь перед самым носом брата. – В такое время – ты в своём уме? – заговорила быстро, не давая ему вставить ни слова. – Ты… в кабак ходил, что ли?
Штрауб тяжко вздохнул и грузно рухнул на жалобно скрипнувший стул.
- Ну… - неохотно признал враз стушевавшийся госпитальер. – Я не ради вина ходил, сестрёнка, - запинаясь от дурманного хмеля, выговорил Гуго. – Я это… того самого…
- Избавь меня от объяснений, - как можно холоднее произнесла Ева. – Ты же знаешь, меня твои походы к продажным женщинам не интересуют.
- А это ты, между прочим, виновата, - вяло возразил рыжий гигант, протирая осоловевшие глаза. – Привела сюда эту… ходит тут, вертит сочным задом, трясёт аппетитными…
- Гуго! – вспыхнула Ева, прижимая ладонь к губам. – Как тебе не стыдно, она же в тягости!
- И что? – резонно вопросил германец. – Мне от того не легче… А я что? Я же не железный… Это ты у нас монашка, любезная сестрица… Ох, и как только ты сэра Кая окручивать будешь? Что ты, что он – дети малые, не знаете что и куда… Пособить вам, что ли? Поспеши, время же дорого, сама… знаешь…
На этой риторической ноте Штрауб всё же поднялся и, пошатываясь, вышел из комнаты. Уже в дверях обернулся и неуверенно принюхался:
- Никак… вином смердит? Увлеклась, что ли? – усмехнулся госпитальер.
- Не сваливай на меня свои ароматы, - огрызнулась «любезная сестрица», выталкивая брата из комнаты. – Ступай, Гуго, да отоспись, я отдохнуть сама хочу…
Штрауб всё же потрепал Еву по волосам огромной пятернёй, прежде чем ей удалось захлопнуть перед ним дверь, и пробормотал:
- Хорошо хоть ты в нашей семье… всё делаешь правильно…
Оставшись одна, Ева бессильно опустилась на кровать и бросила виноватый взгляд на распятие, висевшее у изголовья. Гуго и не подозревал, насколько похоже они провели этот вечер. Видимо, никто в семье Штрауб правильно поступать не умел.
Кай отошёл к боковому пределу храма, где его уже ждала Джана. Слава Господу, девчушка ничего не стала спрашивать, и он смог в полной мере насладиться принятием Святого Духа. Наконец-то! После долгого перерыва Причастие пролилось на душу благословенным бальзамом, наполнило тело невероятной энергией, силой, жизнью…
Как долго он ждал этого невыразимого чувства – лёгкости, возвышенности, духовного полёта – и как сладостен оказался миг вкушения Тела и Крови Христовой. Он был единственным, кто прошёл Таинство – брат и сестра Штрауб причащаться не стали. По словам Евы, оба нарушили положенный перед священнодейством пост, и потому не смели вкушать Святого Духа.
Сабир, находившийся за их спинами, долгую службу терпел молча, но из храма не уходил. Не язвил и не злословил, по своему обыкновению, напротив – слушал, казалось, очень внимательно, пытаясь разобрать латинскую речь. Лишь насмешливый прищур синих глаз выдавал в ассасине неверие.
- Господин, - едва слышно позвала Джана, несильно сжимая его пальцы. – Ты светишься…
Девочка плохо говорила по-арабски – в основном на местном диалекте, понять который могли только Сабир с Аминой. Кай спустя пару дней тоже начал разбирать отдельные слова, отдалённо похожие на уже знакомые арабские – и этим они обходились, объясняясь друг с другом жестами, знаками и отдельными фразами.
- Скоро пойдём? – не дождавшись ответа, едва слышно спросила Джана.
- Скоро, - пообещал Кай, крепко сжимая тонкую ладонь.
Личико девочки вспыхнуло от удовольствия. Она прижалась щекой к их рукам и замерла так надолго, ни разу больше не пожаловавшись на тягость ожидания.
Кай наслаждался полным отсутствием боли и невероятной энергией, наполнившей его существо. Так замечательно он не чувствовал себя уже давно. Он знал, что Святое Причастие помогает в исцелении душевных и телесных ран, но никогда не пробовал его как средство для последнего. И тем не менее это оказалось так: молодой рыцарь ощущал себя превосходно, понимая, что готов в путь хоть сейчас.
Тем более что и ещё один долг – долг своей совести, продиктованный не столько необходимостью, сколько чувством благодарности и искренней дружеской привязанности – он уже выполнил. Кем бы ни был Сабир и какие бы помыслы в отношении христианской реликвии не вынашивал, Кай попросту не мог относиться к нему иначе. Ассасин оказался рядом, когда он нуждался в помощи, и крестоносец собирался отплатить ему добром за добро. Что бы сам Сабир не испытывал к нему, Кай уже считал его другом – а потому не колебался на вчерашней исповеди, веря, что Господь его порыв управит во благо.
В смерть отца он по-прежнему не верил, полагая, что они так или иначе разминулись в пути, а значит, когда-нибудь его послание достигнет адресата. В Акре их больше ничто не держало.
На улице он высказал своё предложение всем.
- Завтра, - обратился он к спутникам, - выезжаем в Хаттин.
Оживилась даже Амина, ожидавшая компанию снаружи, на широкой скамейке.
- Доедешь ли? – с сомнением проворчал Гуго, пытливо оглядывая крестоносца.
Кай долгий взгляд выдержал.
- Я выезжаю завтра, - ещё раз повторил он. – Кто желает, может присоединиться.
Сабир усмехнулся, посмотрев на юного лорда с новым интересом. Штрауб пробуравил крестоносца ещё одним долгим взглядом, но в конце концов хмыкнул, хлопнул Кая по плечу громадной ладонью, рявкнул с явным удовольствием:
- Клянусь Мадонной, ты мне нравишься, англичанин! Едем!!! Спёкся я уже в этом городе!
Кай коротко улыбнулся, поводя ушибленным плечом.
- Что до Амины и Джаны…
- Останутся со мной, - решительно заявила Ева, крепко сжимая ладонь потупившейся арабки. – До тех пор, пока в ордене не появятся места для обеих.
- Отлично. Тогда…
Джана коротко дёрнула Кая за рукав, что-то негромко спросила. Рыцарь сразу не понял, но Сабир услужливо перевёл, пряча хитрую усмешку:
- Просится с тобой.
- Куда? – не понял Кай.
- Куда угодно, - пожал плечами ассасин. – Маленькой плутовке всё равно.
Амина тем временем обратилась к девочке, но Джана лишь крепче вцепилась в руку рыцаря. Сэр Кай Ллойд мысленно вздохнул, но отталкивать от себя дитя не решился.
- Скажи ей, что этот день мы проведём вместе, - прервал бесполезные уговоры он. – А завтра я уеду, но обязательно вернусь.
Амина перевела, и Джана тут же оживилась. Улыбнулась, глядя снизу вверх на «господина», засияла, не смущаясь даже под перекрёстными взглядами взрослых.
- Вот ведь шельма! – покачал головой Гуго. – И откуда ты таких только берёшь, сэр Кай…
Амина вспыхнула, и Ева поспешила разговор закруглить:
- Мы на рынок, - заявила леди Штрауб, беря арабку под руку. – Надеюсь, Гуго, в воскресный день я могу рассчитывать на то, что ты явишься домой вовремя?
Госпитальер покраснел – не от смущения, от гнева – но любезная сестра ждать не стала: бросив быстрый взгляд на Сабира, Ева фон Штрауб ретировалась с новой подругой в направлении площади.
…Место, которое ассасин выбрал для свидания, оказалось и впрямь живописным: в доме, стоявшем на углу, кровля оказалась уставлена, помимо утвари и мешков сена, разложенными коврами и сохнущими простынями, а на самом краю располагалась увитая плющом беседка. Внутри нашлась гора мягких одеял и подушек, а также низкий столик, уставленный блюдцами с яствами и кубками для вина.
- Самое близкое к порту место, - помогая Еве войти внутрь, проронил ассасин. – Отсюда видны огни кораблей и слышен плеск волн…
- И не только, - тихо фыркнула девушка, кивая на пятно света на соседней улице. Оттуда доносились громкие голоса, разухабистые песни и звон битой посуды.
- Местное заведение для одиноких, - хмыкнул Сабир.
Ева устроилась на мягких подушках, устремляя взгляд на запад – туда, где сияли дрожащие огни и отражался блеск тысяч звёзд. Сторожевая башня, освещённая тут и там светом факелов, выделялась на фоне тёмного небосвода ещё более чёрной громадой в ореоле мерцающей водянистой дымки.
- Шербет, - продемонстрировал ассасин, протягивая ей блюдце.
Ева подавила улыбку, принимая лакомство, откусила сладкий кусочек. Когда-то ей приходилось пить шербет, но напиток ей нравился меньше, чем ароматная помадка, которую принёс Сабир.
Ассасин открыл графин вина, наполнил два кубка, передавая один из них Еве.
- Ты всё продумал, - отметила леди Штрауб. – Часто приходилось красть девушек из их собственных комнат?
Сабир загадочно улыбнулся.
- Я стараюсь следовать совету мудреца: «Не моли о любви, безнадёжно любя, не броди под окном у любимой, скорбя. Словно нищие дервиши, будь независим – может статься, тогда и полюбят тебя».
Ева рассмеялась, качая головой.
- Не отшучивайся, Сабир! Я должна знать, чего ожидать от тебя.
- Я и сам не знаю, - с той же улыбкой, не отрывая внимательного взгляда от лица девушки, ответил ассасин. – Я впервые встречаю такой единение красоты и жестокости…
- Жестокости? – поразилась леди Штрауб.
- Именно, - Сабир оказался вдруг чуть ближе, - потому лишь сердце холодное, как снега на вершинах гор, может быть безучастным к болезненной страсти, сжигающей моё сердце…
Ева выставила перед собой кубок с вином – как защиту от внезапной близости.
- Тогда предлагаю выпить за то, чтобы ты повидал, наконец, эти самые снежные горы, - отшутилась на этот раз уже она. – Потому что только голова горячая, как пески Палестины, может вообразить, будто у Евы фон Штрауб холодное сердце!
Сабир рассмеялся, разглядывая вспыхнувшую девушку, пригубившую вино. Чёрный цвет оказался ей необычайно к лицу; теперь же, когда Ева отбросила мужскую чалму, белоснежный каскад волнистых волос выделялся на тёмном фоне, как нимб на иконах христианских святых.
Он даже не разгадал собственного желания – не успел – потому что уже в следующий миг понял, что прижимается к пьянящим устам франкской баронессы. Поцелуй не вышел ни долгим, ни страстным: не ожидавшая такого напора леди Штрауб отпрянула, выронив кубок с вином из рук. Тут же ойкнула, опуская глаза на промокший наряд, и вскочила на ноги.
- Сабир… - произнесла с сомнением.
В следующее мгновение ассасин уже был рядом, и вновь эти полные душевных терзаний серые глаза – расплавленное серебро с отражёнными в нём мириадами звёзд – и влажные от вина губы…
Повторным надеждам сбыться, однако, не довелось: снизу, со стороны «заведения», раздался разухабистый и до боли знакомый рёв, и Ева вздрогнула, поспешно выбираясь из беседки.
- Мне показалось, - возбуждённо заговорила она, не оборачиваясь, - показалось…
Мысленно Сабир выругался: нет, Еве не показалось. Внизу, вразвалку двигаясь по соседней улице, медленно шёл по направлению к дому Гуго фон Штрауб. Рыжий рыцарь был одет в распахнутую на груди рубашку и штаны, небрежно заправленные в сапоги; в одной руке госпитальер держал пузатую бутылку, к которой и прикладывался время от времени.
- Быть не может! – воскликнула Ева, провожая брата ошарашенным взглядом. – Он же отправился почивать раньше нас с Аминой!
- Видимо, сэр Гуго нашёл способ покинуть комнаты так, чтобы никто из вас этого не заметил, - усмехнулся Сабир. – И задолго до того, как вы обе отошли ко сну. Дело-то было явно срочное.
Леди Штрауб вспыхнула, закрывая лицо ладонями. Самое ужасное заключалось не в том, что брат накануне воскресной службы отправился пить в кабак – и, судя по виду его одежды, нашёл там весьма приятную компанию – и не в том, что в таком виде его лицезрел Сабир. В понимании ассасина девушка была странным образом уверена, как и в благоразумии: Сабир не станет ей напоминать об отвратительном свидетельстве.
Самое жуткое состояло в том, что Гуго после подобных «отдохновений» имел дурную привычку заявляться к ней в покои, будить и требовать полного внимания. Излияния рыцаря обычно не длились долго, потому что Ева взяла за правило не отвечать подвыпившему брату и откладывать пробирающую речь до утра, но сегодня случай подвернулся особый. Если Гуго придёт домой раньше их, и увидит, что в комнате сестры пусто…
- Сабир, - в отчаянии повернулась к спутнику леди Штрауб, - прошу тебя, мне нужно вернуться, и как можно скорее! Гуго, он… он непременно зайдёт ко мне, и…
Ассасин молча кивнул, залпом выпивая так и не тронутый кубок.
Первые две крыши Ева прошла сама – с одной спрыгнула прямо в руки Сабира, на другую перебежала по короткому мостику, соединявшему две кровли – а затем начала постепенно выбиваться из сил. Одышка не заставила себя долго ждать: такой темп оказался ей не по плечу. Остаток пути девушка провела на руках Сабира, стараясь унять разбушевавшийся кашель и, чтобы заглушить его, отворачивалась к ассасину, прижималась лицом к крепкой груди.
На крыше гостевого двора они оказались раньше, чем шатающийся Гуго добрёл до дома. Сабир осторожно поставил девушку на ноги и критически осмотрел промокший от вина наряд.
- Запах, - ёмко пояснил ассасин. – Сэр Гуго почувствует.
- Я сниму одежду в комнате, - быстро решила Ева, поглядывая на свисавшую с крыши верёвку, - и выброшу её в окно.
- А я подхвачу с той стороны, - кивнул Сабир. – Одна только деталь: я возьму плату за свою скромную услугу.
Ева непонимающе нахмурилась, но непонимание быстро сменилось удивлением и уже знакомым сомнением. Ни то, ни другое не могло удержать палестинского ассасина. Удерживая хрупкие плечи крепкими ладонями, он склонился к невинным, неумелым губам. Мягко коснулся своими…
Ева отвечала неуверенно, впитывая прежде неведомую ласку всем своим существом; отвечала, с отчаянием прислушиваясь к себе. Из всех мужчин на земле именно палестинский убийца Сабир, великий грешник и безбожник, стал первым, кому удалось разбудить и её сердце, и неожиданно откликнувшееся тело…
Ассасин мягко отстранился и осторожно коснулся губами мокрых глаз леди Штрауб. Прочертил дорожку ко лбу, запечатлевая на нём целомудренный, почти отеческий поцелуй. Замер, вдыхая запах белоснежных волос…
- А-а-а, чтоб тебя черти взяли!!! – раздался оглушающий рёв, и Ева вздрогнула, бросая взгляд через плечо: из-за угла выходил злой Гуго, разбивший по пути свою драгоценную бутылку. Двери постояльцу хозяин тут же открыл: видимо, ожидал позднего возвращения.
Коротко и приглушённо вскрикнув, девушка бросилась к свисавшей верёвке, но Сабир успел первым: взялся руками за тонкий канат, соскользнул вниз, приглашающе кивнув головой. Теперь Ева не могла бы сорваться: ассасин находился внизу, страхуя её спуск.
Оказавшись в комнате, девушка быстро задёрнула занавески и принялась срывать с себя пропитанную вином одежду. Тяжёлые шаги в спящем доме она услышала даже сквозь запертые двери, и успела снять лишь один сапог перед тем, как Гуго бахнул в её дверь громадным кулаком:
- С-сестр-рёнка-а!!! Спишь, что ли?!
Прыгая на одной ноге, Ева сорвала наконец второй сапог с ноги, заворачивая одежду с обувью в рулон, метнулась к окну, охнула, осознав, в каком виде предстанет перед Сабиром, бросилась к кровати, на которой лежала ночная рубашка.
- Тебе не плохо там, а?! Ева?! А ну отопри немедленно!!!
Поспешно накинув ночное одеяние, девушка откинула занавески, швыряя свёрток вниз, и тотчас задёрнула их вновь. Поймал ли Сабир вещи, её уже не интересовало: дверь тряслась под превосходящим напором германского рыцаря.
- Гуго! – распахнула Ева дверь перед самым носом брата. – В такое время – ты в своём уме? – заговорила быстро, не давая ему вставить ни слова. – Ты… в кабак ходил, что ли?
Штрауб тяжко вздохнул и грузно рухнул на жалобно скрипнувший стул.
- Ну… - неохотно признал враз стушевавшийся госпитальер. – Я не ради вина ходил, сестрёнка, - запинаясь от дурманного хмеля, выговорил Гуго. – Я это… того самого…
- Избавь меня от объяснений, - как можно холоднее произнесла Ева. – Ты же знаешь, меня твои походы к продажным женщинам не интересуют.
- А это ты, между прочим, виновата, - вяло возразил рыжий гигант, протирая осоловевшие глаза. – Привела сюда эту… ходит тут, вертит сочным задом, трясёт аппетитными…
- Гуго! – вспыхнула Ева, прижимая ладонь к губам. – Как тебе не стыдно, она же в тягости!
- И что? – резонно вопросил германец. – Мне от того не легче… А я что? Я же не железный… Это ты у нас монашка, любезная сестрица… Ох, и как только ты сэра Кая окручивать будешь? Что ты, что он – дети малые, не знаете что и куда… Пособить вам, что ли? Поспеши, время же дорого, сама… знаешь…
На этой риторической ноте Штрауб всё же поднялся и, пошатываясь, вышел из комнаты. Уже в дверях обернулся и неуверенно принюхался:
- Никак… вином смердит? Увлеклась, что ли? – усмехнулся госпитальер.
- Не сваливай на меня свои ароматы, - огрызнулась «любезная сестрица», выталкивая брата из комнаты. – Ступай, Гуго, да отоспись, я отдохнуть сама хочу…
Штрауб всё же потрепал Еву по волосам огромной пятернёй, прежде чем ей удалось захлопнуть перед ним дверь, и пробормотал:
- Хорошо хоть ты в нашей семье… всё делаешь правильно…
Оставшись одна, Ева бессильно опустилась на кровать и бросила виноватый взгляд на распятие, висевшее у изголовья. Гуго и не подозревал, насколько похоже они провели этот вечер. Видимо, никто в семье Штрауб правильно поступать не умел.
Кай отошёл к боковому пределу храма, где его уже ждала Джана. Слава Господу, девчушка ничего не стала спрашивать, и он смог в полной мере насладиться принятием Святого Духа. Наконец-то! После долгого перерыва Причастие пролилось на душу благословенным бальзамом, наполнило тело невероятной энергией, силой, жизнью…
Как долго он ждал этого невыразимого чувства – лёгкости, возвышенности, духовного полёта – и как сладостен оказался миг вкушения Тела и Крови Христовой. Он был единственным, кто прошёл Таинство – брат и сестра Штрауб причащаться не стали. По словам Евы, оба нарушили положенный перед священнодейством пост, и потому не смели вкушать Святого Духа.
Сабир, находившийся за их спинами, долгую службу терпел молча, но из храма не уходил. Не язвил и не злословил, по своему обыкновению, напротив – слушал, казалось, очень внимательно, пытаясь разобрать латинскую речь. Лишь насмешливый прищур синих глаз выдавал в ассасине неверие.
- Господин, - едва слышно позвала Джана, несильно сжимая его пальцы. – Ты светишься…
Девочка плохо говорила по-арабски – в основном на местном диалекте, понять который могли только Сабир с Аминой. Кай спустя пару дней тоже начал разбирать отдельные слова, отдалённо похожие на уже знакомые арабские – и этим они обходились, объясняясь друг с другом жестами, знаками и отдельными фразами.
- Скоро пойдём? – не дождавшись ответа, едва слышно спросила Джана.
- Скоро, - пообещал Кай, крепко сжимая тонкую ладонь.
Личико девочки вспыхнуло от удовольствия. Она прижалась щекой к их рукам и замерла так надолго, ни разу больше не пожаловавшись на тягость ожидания.
Кай наслаждался полным отсутствием боли и невероятной энергией, наполнившей его существо. Так замечательно он не чувствовал себя уже давно. Он знал, что Святое Причастие помогает в исцелении душевных и телесных ран, но никогда не пробовал его как средство для последнего. И тем не менее это оказалось так: молодой рыцарь ощущал себя превосходно, понимая, что готов в путь хоть сейчас.
Тем более что и ещё один долг – долг своей совести, продиктованный не столько необходимостью, сколько чувством благодарности и искренней дружеской привязанности – он уже выполнил. Кем бы ни был Сабир и какие бы помыслы в отношении христианской реликвии не вынашивал, Кай попросту не мог относиться к нему иначе. Ассасин оказался рядом, когда он нуждался в помощи, и крестоносец собирался отплатить ему добром за добро. Что бы сам Сабир не испытывал к нему, Кай уже считал его другом – а потому не колебался на вчерашней исповеди, веря, что Господь его порыв управит во благо.
В смерть отца он по-прежнему не верил, полагая, что они так или иначе разминулись в пути, а значит, когда-нибудь его послание достигнет адресата. В Акре их больше ничто не держало.
На улице он высказал своё предложение всем.
- Завтра, - обратился он к спутникам, - выезжаем в Хаттин.
Оживилась даже Амина, ожидавшая компанию снаружи, на широкой скамейке.
- Доедешь ли? – с сомнением проворчал Гуго, пытливо оглядывая крестоносца.
Кай долгий взгляд выдержал.
- Я выезжаю завтра, - ещё раз повторил он. – Кто желает, может присоединиться.
Сабир усмехнулся, посмотрев на юного лорда с новым интересом. Штрауб пробуравил крестоносца ещё одним долгим взглядом, но в конце концов хмыкнул, хлопнул Кая по плечу громадной ладонью, рявкнул с явным удовольствием:
- Клянусь Мадонной, ты мне нравишься, англичанин! Едем!!! Спёкся я уже в этом городе!
Кай коротко улыбнулся, поводя ушибленным плечом.
- Что до Амины и Джаны…
- Останутся со мной, - решительно заявила Ева, крепко сжимая ладонь потупившейся арабки. – До тех пор, пока в ордене не появятся места для обеих.
- Отлично. Тогда…
Джана коротко дёрнула Кая за рукав, что-то негромко спросила. Рыцарь сразу не понял, но Сабир услужливо перевёл, пряча хитрую усмешку:
- Просится с тобой.
- Куда? – не понял Кай.
- Куда угодно, - пожал плечами ассасин. – Маленькой плутовке всё равно.
Амина тем временем обратилась к девочке, но Джана лишь крепче вцепилась в руку рыцаря. Сэр Кай Ллойд мысленно вздохнул, но отталкивать от себя дитя не решился.
- Скажи ей, что этот день мы проведём вместе, - прервал бесполезные уговоры он. – А завтра я уеду, но обязательно вернусь.
Амина перевела, и Джана тут же оживилась. Улыбнулась, глядя снизу вверх на «господина», засияла, не смущаясь даже под перекрёстными взглядами взрослых.
- Вот ведь шельма! – покачал головой Гуго. – И откуда ты таких только берёшь, сэр Кай…
Амина вспыхнула, и Ева поспешила разговор закруглить:
- Мы на рынок, - заявила леди Штрауб, беря арабку под руку. – Надеюсь, Гуго, в воскресный день я могу рассчитывать на то, что ты явишься домой вовремя?
Госпитальер покраснел – не от смущения, от гнева – но любезная сестра ждать не стала: бросив быстрый взгляд на Сабира, Ева фон Штрауб ретировалась с новой подругой в направлении площади.
