- Амина, радость моя, - раздался рядом дрогнувший голос.
Она не сразу открыла глаза: подумала, что показалось. Побоялась спугнуть такой желанный, такой дорогой образ, мгновенно вставший перед внутренним взором. Отчаянно вцепилась во временное помрачение, не желая отрезвлять усталый разум…
- Роланд, - прошептала пересохшими губами.
Кто-то сжал её сложенные на коленях руки, покрыл их торопливыми, жаркими поцелуями. Вскрикнув, Амина открыла глаза, увидев склонённую к ней черноволосую голову.
Сэру Роланду Ллойду пришлось встать на колени и нагнуться, чтобы обнять её. Арабка всхлипнула ему в ухо, выражая этим сразу всё – усталость, боль, тревогу, горечь…
Она простила своего любовника раньше, чем сам он раскаялся – не ожидая, впрочем, последнего – лишь бы это мгновение краткой близости длилось бесконечно, лишь бы он не разрывал кольцо своих сильных, надёжных рук.
- Я искал тебя повсюду, маленькая женщина, - оторвавшись от неё, быстро заговорил Роланд. – Твоя соседка сказала, что ты уехала в Акру к госпитальерам. Я примчался сюда, искал тебя на христианском подворье… Почему ты ушла? Зачем сбежала?
Губы Амины вновь дрогнули. Объяснять английскому рыцарю очевидное она не стала, выговаривать упрёки – тоже. Только выдавила, глотая огромный ком, вставший в горле:
- Твой сын растёт, господин. Соседи косились. За мной скоро могли прийти.
Тамплиер помолчал, глядя на осунувшуюся женщину. Амина по-прежнему влекла его – даже уставшая, даже с размётанными, спутанными волосами под сбившимся платком. Даже беременная. И новое чувство – жалости, тревоги, нежности – неизведанное ранее, вдруг поселилось в нём, против всех ожиданий и даже собственного желания.
- Где же ты теперь живёшь? – поглаживая её ладони, спросил Роланд.
- С белой госпожой, леди Евой Штрауб, - поспешно заговорила арабка. – Она – добрая знакомая твоего брата, сэра Кая Ллойда.
- Ты встречалась с моим братом? – изобразил удивление тамплиер. Присел рядом на скамейку, обвил прильнувшую к нему женщину одной рукой. – Правда?
Амина кивнула, заговорила торопливо, рассказывая обстоятельства их первой встречи и последующего визита крестоносца, который и предложил помощь – свою и своих знакомых. Леди Ева Штрауб, с которой она теперь делила кров, работала здесь же, на франкском подворье, при храме, а её брат сэр Гуго – доблестный рыцарь, госпитальер, добрый человек – разрешил Амине жить в их доме до тех пор, пока она не найдёт собственного.
- А брат? – снова вернул разговор в нужное русло Роланд. – Этот его проводник, как ты говоришь…
- Сабир, - пояснила Амина, нежась в объятиях любимого. – Он из местных. Странный человек, опасный. Сопровождал сэра Кая ещё в нашу первую встречу…
Амина говорила, Роланд слушал, поглаживая её плечо. Арабка вцепилась в кольчужную сетку на его груди, льнула к нему всем телом, впитывая каждый поцелуй возлюбленного.
- Любовь моя, - прервал наконец излияния женщины тамплиер, осторожно отстраняясь от неё, - помнишь, я рассказывал про своего сеньора, Робера де Сабле? Он нанял убийц для моего отца и брата. Если то, что ты мне говоришь – верно, то я думаю… думаю, что этот Сабир и есть ассасин Горного Старца. И то, что он держит брата в живых, означает лишь одно: ему от него что-то нужно. Мне известно, что именно искал отряд крестоносцев, возглавляемый моим отцом. И если братишка знает, где находится Животворящий Крест, то, скорей всего, это именно то, за чем охотится ассасин Сабир.
Амина смотрела непонимающе, всё так же держась за кольчужный рукав Роланда. Даже ещё крепче стиснула пальцы, словно опасаясь, что тот вот-вот исчезнет. Страхи вскоре подтвердились.
- Мне нужно найти брата прежде, чем его убьют со святыней в руках, - быстро и горячо заговорил Роланд, сжимая маленькие кулачки арабки. – Если я и потерял отца, то Кая терять не намерен! Амина, сердце моё, ты знаешь, куда они направились?
Она сморгнула, опустила глаза, честно задумываясь над вопросом. Сосущее чувство тревоги и тоски уже поселилось у неё в груди, но надежда на счастье всё ещё царапала сердце.
- Хаттин, - медленно и задумчиво произнесла она, припоминая, - сэр Кай говорил о Хаттине. Они с Сабиром и сэром Гуго выехали туда этим утром.
Роланд вскочил на ноги, тут же опомнился, вновь упал на скамейку, прижимая к себе вздрогнувшую арабку. Амина так и не заметила возбуждённого блеска в его глазах: он не позволил. Покрывая волосы и лицо женщины горячими поцелуями, Роланд прятал тем самым собственную радость. Даже стиснул её в объятиях, позабыв о выпирающем животе.
- Я должен успеть! – взволнованно проговорил он, не услышав сдавленного писка: Амина протестующе упёрлась ладонями в его грудь, отстранила любовника от себя. – Слышишь, должен! Выеду немедленно, и успею нагнать их в пустыне! Дорог здесь немного, мы не разминёмся! Амина, радость моя, прости, что я… что оставляю тебя сейчас, но… Кай, он в большой опасности! Вот-вот они найдут Крест, и ассасин убьёт его, а святыня исчезнет!
Роланд вскочил, Амина поднялась тоже, подавленная и разбитая. Она уже догадалась, что последует вскоре: возлюбленный уедет, и безумная радость от встречи, поднявшая её на вершины блаженства, вновь сменится ужасающим падением в бездну страданий. И как всегда, она ничего не могла сделать, чтобы удержать своего господина.
- Любовь моя, маленькая женщина, - горячие губы покрывали поспешными поцелуями её лоб, щёки и глаза, - я должен ехать! Прости, что так скоро, прости, что не могу остаться… Вот, - большая ладонь быстро накрыла её безвольную руку, крепко сжала, оставляя в ней плотно набитый кожаный кошель, - возьми, радость моя. Это на нужды… для нашего с тобой сына. Возьми, возьми, лишними не будут… Маленькая моя женщина, - почти нежно проговорил Роланд, отстраняясь от подавшейся вслед за ним Амины. Свободной рукой она всё ещё цеплялась за его кольчугу, и он мягко высвободил тонкие пальчики из колец. – Прости, я очень спешу. Прости меня…
Со стоном Амина подалась следом за возлюбленным, но Роланд уже выбежал на людную улицу, вскочил в седло коня, ожидавшего хозяина у поилки. Гикнул, натягивая поводья, сорвался с места в галоп, распугивая прохожих. Вслед унесшемуся прочь тамплиеру сыпались сдержанные проклятья и откровенная брань: Роланд не церемонился, растолкав крупом своего коня людей и повозки носильщиков. Когда Амина, тяжело ступая, выглянула из переулка, возлюбленного уже и след простыл.
Медленно прислонилась она плечом к углу дома, глядя на рассыпавшиеся плоды и ругавшихся торговцев: те желали вдогонку незнакомому рыцарю быстрой смерти и множества страданий по ту сторону жизни. Глаза Амины оставались сухими долгие несколько секунд. Отчего-то она чувствовала себя обманутой. Хотелось ругать себя за доверчивость, за преступную слабость, за проклятую любовь к английскому рыцарю.
А затем пальцы ощутили твёрдость набитого кошеля в застывшей руке: тяжёлым оказался откуп от неё и нерождённого сына. Тесьма, стягивавшая края мешочка, чуть разошлась; ярко блеснуло на солнце серебро. И слёзы сами побежали по щекам, крупными каплями сорвались вниз, скрыли мир от невидящих глаз.
Всхлипывая и тщетно пытаясь взять себя в руки, Амина судорожными, рваными движениями спрятала деньги – подальше от чужой зависти – и, отвернувшись от людной улицы, медленно, пошатываясь, дошла до скамейки. Тяжело, неуклюже опустилась, кулаками растирая мокрое лицо. Зашлась в глухих рыданиях, закусывая губу до крови, обхватила одной рукой толкнувшегося в чреве младенца.
Утешала себя мыслями о неслыханной щедрости своего любовника – пару десятков монет серебром, целое состояние – вспоминала его тёплые губы на своих щеках, сильные руки, ласковый голос. И вновь вытирала с лица колючие, злые слёзы, понимая, что вернуться Роланд так и не обещал…
Кай с удовольствием вдыхал свежий утренний воздух. Уже через час тот раскалится настолько, что покажется расплавленным свинцом, вливаемым в глотку, и молодой рыцарь ценил минуты блаженства. Ощущал на себе долгожданную тяжесть кольчуги и лат; непривычное стеснение тёмной рясы-каппы с белым крестом на груди, которую Гуго велел натянуть поверх доспеха.
- Рыцарей Странноприимного ордена обычно не задирают без дела, - со знанием дела утверждал госпитальер, одетый точно так же, как сам Кай, но с закреплённым на спине длинным щитом. – Случалось мне встречаться с сарацинами! Боялись в нашу сторону глянуть! Иной раз даже договориться удавалось…
Сабир, оставшийся верным своему светлому балахону, на самоуверенность рыжего рыцаря только головой покачал, пряча усмешку. Путь к Хаттину лежал на восток, и если в дороге не случится никакая неприятность, и их не задержат люди Салах ад-Дина, то к вечеру они будут на месте. Впрочем, радужных надежд ассасин не питал: хоть они и шли пустыней, рано или поздно их путь мог пересечься с основной дорогой и патрулями сарацинов, а значит, столкновение получится неизбежным.
- Как будем подъезжать к месту, шлем под рукой держи, - напутствовал Кая госпитальер, - чем дальше на восток, тем нахальнее арабы…
Сабир отвлёкся от бурчания немецкого рыцаря, оставив ему на растерзание уши английского крестоносца, и мысль невольно вернулась к последней ночи накануне их отъезда. Ева не позволила ему на сей раз проникнуть в комнату, но вышла на балкон, ступая тихо, чтобы не разбудить Амину с Джаной.
- Зачем ты пришёл, Сабир? – спросила она, стискивая шаль у горла. – Вы с братом и сэром Каем уходите через пару часов…
- Именно поэтому и пришёл, - мягко согласился ассасин, подступая ближе. Ева инстинктивно шагнула назад, упираясь спиной в створку балконной двери, и он склонился ниже, опираясь ладонью о стену. – Попрощаться.
- Крайне неразум…
При воспоминании о том, как Ева вздрогнула, прикрывая глаза, когда он коснулся её губ своими, Сабир вновь улыбнулся. То, как она сдавалась – резко, вдруг, как ломается плотина от бурлящего весеннего потока – и как затем стыдилась собственной слабости, заворачиваясь в привычный кокон строгости и неприступности, лишь разжигало в нём интерес. Как закалённая персидская сталь – она ломается, но не гнётся…
Ева всё же вырвалась из настойчивых объятий, отпрянула к спасительной двери, смерила ассасина невыносимо долгим взглядом.
- Приходи, когда вернёшься в город, - сказала она наконец. – Я… буду ждать.
Сабир улыбнулся, зная, чего стоили подобные слова гордой баронессе.
- Приду, даже если ждать не будешь, - пообещал он.
…Воздух давно стал горячим, так что умолк даже говорливый Штрауб, вытирая с красного лица заливавший глаза пот. Кай чувствовал себя чуть лучше – его не донимал ни оттягивавший плечи щит, ни грузный вес собственного тела. С каждой минутой, что приближала их к цели, он ощущал всё больший подъем сил и странное нетерпение, охватившее его ещё в Акре. Святой Крест ждал их там, впереди, и он по-прежнему ясно помнил путь, который проделал во сне, стараясь не отклоняться от него даже ради безопасности всего предприятия.
Чтобы унять нервное возбуждение, Кай думал об отвлечённом. Вспомнился последний вечер перед отъездом: когда он привёл Джану в дом, где остановились Штраубы, то сам предложил Еве келейную молитву. Франкская баронесса согласилась с радостью; целый час они читали священные тексты.
В этот раз полегчало девушке ненамного: Кай чувствовал всю ту же застарелую, режущую боль в её груди; слышал чуть облегчённое, но всё ещё стеснённое дыхание, ощущал небольшой жар, какой обыкновенно случался с леди Штрауб по вечерам. Болезнь отрывала жизнь от молодой женщины яростно, рывками; и с каждым разом проглатывала всё большие куски.
- Я верю, что вы найдёте Животворящий Крест, - с усилием выговорила Ева, когда они прощались. – И что благодатью Господа Иисуса Христа он исцелит меня. Я ждала много лет, сэр Кай, подожду ещё немного.
Леди Штрауб хотела жить. Кай чувствовал это так же отчётливо, как и терзавшую девичью грудь боль – и потому уезжал со спокойной душой и горящим сердцем. Такие, как Ева, не сдаются даже мучительной хвори, сражаются с цепкими щупальцами болезни даже на смертном одре. Она выздоровеет, она исцелится – Кай верил в это так же неистово, как и в собственный успех. Никогда раньше он не ощущал подобной уверенности, и никогда прежде настолько не доверял своим чувствам.
Совсем не так воспринял он неожиданную доброту палестинского ассасина. Когда Сабир молча положил перед ним один из лучших трактатов по арабской медицине, Кай даже в руки его не взял.
- Это что? – недоверчиво уточнил он, осторожно переворачивая фолиант в толстом кожаном переплёте.
Ассасин ответил не сразу – уселся напротив, вперив пронзительный взгляд в крестоносца, пожал плечами:
- Подарок.
- От тебя? – снова не поверил Кай. – Мне?
- Нет, от моей покойной матери твоему прадедушке, - нахмурился ассасин. – Просит передать.
Молодой лорд открыл книгу, пролистал несколько страниц, увлекаясь текстом всё больше, прочёл с интересом несколько строк.
- Из той лавки, которую ты так и не посетил, - снизошёл до пояснений убийца. – По моей вине.
Кай неуверенно улыбнулся, в то время как Сабир продолжил:
- Может, вычитаешь там что-то, что поможет Еве.
- Спасибо, - поблагодарил крестоносец, закрывая книгу. – Обязательно прочту.
- Не слишком радуйся, - предупредил ассасин. – Я сделал это не по доброте душевной.
- Конечно, - легко согласился Кай. – Ты проверял, как я это восприму. Давно заметил: тебе нравится наблюдать за людьми и их эмоциями. За это ты готов даже заплатить несколько десятков монет, - и рыцарь многозначительно покачал в руке толстый фолиант.
- Да ну? – усмехнулся Сабир, но синие глаза заинтересованно блеснули.
- А ещё в этом подарке есть доля личной выгоды, потому что леди Штрауб – твой особый интерес, - подтвердил Кай, пряча дорогой подарок в дорожную сумку.
Сабир улыбнулся, качая головой.
- Ты наблюдателен, сэр Кай! И почему мне кажется, что ты умалчиваешь о большем, нежели говоришь? В таком юном возрасте – и такая мудрость! Выходит, я ошибался в тебе – что ж, это лишь подтверждает слова Шейха. Ничто не истинно, сэр Кай! Нас часто обманывают собственные глаза, уши, голова и сердце.
- Неправда, - возразил крестоносец. – Если бы в мире не было истины, он бы не существовал. Всё, что вокруг тебя – истина. Мир живой, Сабир, он настоящий! И Тот, Кто его создал – тоже. Это люди наполняют мир многогранной ложью, они искажают истину. Но это не значит, что её нет…
- Ваши проповедники говорят, что Бог есть истина, - перебил Сабир. – Но я не видел ни того, ни другого. А ты, крестоносец, ты видел?
- Бога невозможно увидеть, - снова возразил молодой рыцарь. – Потому что Он есть Любовь. Бесконечная отеческая любовь, Сабир! Да я и не спрашивал, видел ли ты Бога. Я спрашиваю, веришь ли ты в Него?..
…Гуго фон Штрауб обтёр потное лицо перчаткой и глянул на клонившееся к закату солнце. До вечера и темноты оставалось ещё несколько часов – и если они сумеют проехать их без происшествий, то всё обойдётся. Скорей бы добраться до той пещеры, обетованной юным англичанином… Ох, и кому он только доверил собственную жизнь!..
Она не сразу открыла глаза: подумала, что показалось. Побоялась спугнуть такой желанный, такой дорогой образ, мгновенно вставший перед внутренним взором. Отчаянно вцепилась во временное помрачение, не желая отрезвлять усталый разум…
- Роланд, - прошептала пересохшими губами.
Кто-то сжал её сложенные на коленях руки, покрыл их торопливыми, жаркими поцелуями. Вскрикнув, Амина открыла глаза, увидев склонённую к ней черноволосую голову.
Сэру Роланду Ллойду пришлось встать на колени и нагнуться, чтобы обнять её. Арабка всхлипнула ему в ухо, выражая этим сразу всё – усталость, боль, тревогу, горечь…
Она простила своего любовника раньше, чем сам он раскаялся – не ожидая, впрочем, последнего – лишь бы это мгновение краткой близости длилось бесконечно, лишь бы он не разрывал кольцо своих сильных, надёжных рук.
- Я искал тебя повсюду, маленькая женщина, - оторвавшись от неё, быстро заговорил Роланд. – Твоя соседка сказала, что ты уехала в Акру к госпитальерам. Я примчался сюда, искал тебя на христианском подворье… Почему ты ушла? Зачем сбежала?
Губы Амины вновь дрогнули. Объяснять английскому рыцарю очевидное она не стала, выговаривать упрёки – тоже. Только выдавила, глотая огромный ком, вставший в горле:
- Твой сын растёт, господин. Соседи косились. За мной скоро могли прийти.
Тамплиер помолчал, глядя на осунувшуюся женщину. Амина по-прежнему влекла его – даже уставшая, даже с размётанными, спутанными волосами под сбившимся платком. Даже беременная. И новое чувство – жалости, тревоги, нежности – неизведанное ранее, вдруг поселилось в нём, против всех ожиданий и даже собственного желания.
- Где же ты теперь живёшь? – поглаживая её ладони, спросил Роланд.
- С белой госпожой, леди Евой Штрауб, - поспешно заговорила арабка. – Она – добрая знакомая твоего брата, сэра Кая Ллойда.
- Ты встречалась с моим братом? – изобразил удивление тамплиер. Присел рядом на скамейку, обвил прильнувшую к нему женщину одной рукой. – Правда?
Амина кивнула, заговорила торопливо, рассказывая обстоятельства их первой встречи и последующего визита крестоносца, который и предложил помощь – свою и своих знакомых. Леди Ева Штрауб, с которой она теперь делила кров, работала здесь же, на франкском подворье, при храме, а её брат сэр Гуго – доблестный рыцарь, госпитальер, добрый человек – разрешил Амине жить в их доме до тех пор, пока она не найдёт собственного.
- А брат? – снова вернул разговор в нужное русло Роланд. – Этот его проводник, как ты говоришь…
- Сабир, - пояснила Амина, нежась в объятиях любимого. – Он из местных. Странный человек, опасный. Сопровождал сэра Кая ещё в нашу первую встречу…
Амина говорила, Роланд слушал, поглаживая её плечо. Арабка вцепилась в кольчужную сетку на его груди, льнула к нему всем телом, впитывая каждый поцелуй возлюбленного.
- Любовь моя, - прервал наконец излияния женщины тамплиер, осторожно отстраняясь от неё, - помнишь, я рассказывал про своего сеньора, Робера де Сабле? Он нанял убийц для моего отца и брата. Если то, что ты мне говоришь – верно, то я думаю… думаю, что этот Сабир и есть ассасин Горного Старца. И то, что он держит брата в живых, означает лишь одно: ему от него что-то нужно. Мне известно, что именно искал отряд крестоносцев, возглавляемый моим отцом. И если братишка знает, где находится Животворящий Крест, то, скорей всего, это именно то, за чем охотится ассасин Сабир.
Амина смотрела непонимающе, всё так же держась за кольчужный рукав Роланда. Даже ещё крепче стиснула пальцы, словно опасаясь, что тот вот-вот исчезнет. Страхи вскоре подтвердились.
- Мне нужно найти брата прежде, чем его убьют со святыней в руках, - быстро и горячо заговорил Роланд, сжимая маленькие кулачки арабки. – Если я и потерял отца, то Кая терять не намерен! Амина, сердце моё, ты знаешь, куда они направились?
Она сморгнула, опустила глаза, честно задумываясь над вопросом. Сосущее чувство тревоги и тоски уже поселилось у неё в груди, но надежда на счастье всё ещё царапала сердце.
- Хаттин, - медленно и задумчиво произнесла она, припоминая, - сэр Кай говорил о Хаттине. Они с Сабиром и сэром Гуго выехали туда этим утром.
Роланд вскочил на ноги, тут же опомнился, вновь упал на скамейку, прижимая к себе вздрогнувшую арабку. Амина так и не заметила возбуждённого блеска в его глазах: он не позволил. Покрывая волосы и лицо женщины горячими поцелуями, Роланд прятал тем самым собственную радость. Даже стиснул её в объятиях, позабыв о выпирающем животе.
- Я должен успеть! – взволнованно проговорил он, не услышав сдавленного писка: Амина протестующе упёрлась ладонями в его грудь, отстранила любовника от себя. – Слышишь, должен! Выеду немедленно, и успею нагнать их в пустыне! Дорог здесь немного, мы не разминёмся! Амина, радость моя, прости, что я… что оставляю тебя сейчас, но… Кай, он в большой опасности! Вот-вот они найдут Крест, и ассасин убьёт его, а святыня исчезнет!
Роланд вскочил, Амина поднялась тоже, подавленная и разбитая. Она уже догадалась, что последует вскоре: возлюбленный уедет, и безумная радость от встречи, поднявшая её на вершины блаженства, вновь сменится ужасающим падением в бездну страданий. И как всегда, она ничего не могла сделать, чтобы удержать своего господина.
- Любовь моя, маленькая женщина, - горячие губы покрывали поспешными поцелуями её лоб, щёки и глаза, - я должен ехать! Прости, что так скоро, прости, что не могу остаться… Вот, - большая ладонь быстро накрыла её безвольную руку, крепко сжала, оставляя в ней плотно набитый кожаный кошель, - возьми, радость моя. Это на нужды… для нашего с тобой сына. Возьми, возьми, лишними не будут… Маленькая моя женщина, - почти нежно проговорил Роланд, отстраняясь от подавшейся вслед за ним Амины. Свободной рукой она всё ещё цеплялась за его кольчугу, и он мягко высвободил тонкие пальчики из колец. – Прости, я очень спешу. Прости меня…
Со стоном Амина подалась следом за возлюбленным, но Роланд уже выбежал на людную улицу, вскочил в седло коня, ожидавшего хозяина у поилки. Гикнул, натягивая поводья, сорвался с места в галоп, распугивая прохожих. Вслед унесшемуся прочь тамплиеру сыпались сдержанные проклятья и откровенная брань: Роланд не церемонился, растолкав крупом своего коня людей и повозки носильщиков. Когда Амина, тяжело ступая, выглянула из переулка, возлюбленного уже и след простыл.
Медленно прислонилась она плечом к углу дома, глядя на рассыпавшиеся плоды и ругавшихся торговцев: те желали вдогонку незнакомому рыцарю быстрой смерти и множества страданий по ту сторону жизни. Глаза Амины оставались сухими долгие несколько секунд. Отчего-то она чувствовала себя обманутой. Хотелось ругать себя за доверчивость, за преступную слабость, за проклятую любовь к английскому рыцарю.
А затем пальцы ощутили твёрдость набитого кошеля в застывшей руке: тяжёлым оказался откуп от неё и нерождённого сына. Тесьма, стягивавшая края мешочка, чуть разошлась; ярко блеснуло на солнце серебро. И слёзы сами побежали по щекам, крупными каплями сорвались вниз, скрыли мир от невидящих глаз.
Всхлипывая и тщетно пытаясь взять себя в руки, Амина судорожными, рваными движениями спрятала деньги – подальше от чужой зависти – и, отвернувшись от людной улицы, медленно, пошатываясь, дошла до скамейки. Тяжело, неуклюже опустилась, кулаками растирая мокрое лицо. Зашлась в глухих рыданиях, закусывая губу до крови, обхватила одной рукой толкнувшегося в чреве младенца.
Утешала себя мыслями о неслыханной щедрости своего любовника – пару десятков монет серебром, целое состояние – вспоминала его тёплые губы на своих щеках, сильные руки, ласковый голос. И вновь вытирала с лица колючие, злые слёзы, понимая, что вернуться Роланд так и не обещал…
Кай с удовольствием вдыхал свежий утренний воздух. Уже через час тот раскалится настолько, что покажется расплавленным свинцом, вливаемым в глотку, и молодой рыцарь ценил минуты блаженства. Ощущал на себе долгожданную тяжесть кольчуги и лат; непривычное стеснение тёмной рясы-каппы с белым крестом на груди, которую Гуго велел натянуть поверх доспеха.
- Рыцарей Странноприимного ордена обычно не задирают без дела, - со знанием дела утверждал госпитальер, одетый точно так же, как сам Кай, но с закреплённым на спине длинным щитом. – Случалось мне встречаться с сарацинами! Боялись в нашу сторону глянуть! Иной раз даже договориться удавалось…
Сабир, оставшийся верным своему светлому балахону, на самоуверенность рыжего рыцаря только головой покачал, пряча усмешку. Путь к Хаттину лежал на восток, и если в дороге не случится никакая неприятность, и их не задержат люди Салах ад-Дина, то к вечеру они будут на месте. Впрочем, радужных надежд ассасин не питал: хоть они и шли пустыней, рано или поздно их путь мог пересечься с основной дорогой и патрулями сарацинов, а значит, столкновение получится неизбежным.
- Как будем подъезжать к месту, шлем под рукой держи, - напутствовал Кая госпитальер, - чем дальше на восток, тем нахальнее арабы…
Сабир отвлёкся от бурчания немецкого рыцаря, оставив ему на растерзание уши английского крестоносца, и мысль невольно вернулась к последней ночи накануне их отъезда. Ева не позволила ему на сей раз проникнуть в комнату, но вышла на балкон, ступая тихо, чтобы не разбудить Амину с Джаной.
- Зачем ты пришёл, Сабир? – спросила она, стискивая шаль у горла. – Вы с братом и сэром Каем уходите через пару часов…
- Именно поэтому и пришёл, - мягко согласился ассасин, подступая ближе. Ева инстинктивно шагнула назад, упираясь спиной в створку балконной двери, и он склонился ниже, опираясь ладонью о стену. – Попрощаться.
- Крайне неразум…
При воспоминании о том, как Ева вздрогнула, прикрывая глаза, когда он коснулся её губ своими, Сабир вновь улыбнулся. То, как она сдавалась – резко, вдруг, как ломается плотина от бурлящего весеннего потока – и как затем стыдилась собственной слабости, заворачиваясь в привычный кокон строгости и неприступности, лишь разжигало в нём интерес. Как закалённая персидская сталь – она ломается, но не гнётся…
Ева всё же вырвалась из настойчивых объятий, отпрянула к спасительной двери, смерила ассасина невыносимо долгим взглядом.
- Приходи, когда вернёшься в город, - сказала она наконец. – Я… буду ждать.
Сабир улыбнулся, зная, чего стоили подобные слова гордой баронессе.
- Приду, даже если ждать не будешь, - пообещал он.
…Воздух давно стал горячим, так что умолк даже говорливый Штрауб, вытирая с красного лица заливавший глаза пот. Кай чувствовал себя чуть лучше – его не донимал ни оттягивавший плечи щит, ни грузный вес собственного тела. С каждой минутой, что приближала их к цели, он ощущал всё больший подъем сил и странное нетерпение, охватившее его ещё в Акре. Святой Крест ждал их там, впереди, и он по-прежнему ясно помнил путь, который проделал во сне, стараясь не отклоняться от него даже ради безопасности всего предприятия.
Чтобы унять нервное возбуждение, Кай думал об отвлечённом. Вспомнился последний вечер перед отъездом: когда он привёл Джану в дом, где остановились Штраубы, то сам предложил Еве келейную молитву. Франкская баронесса согласилась с радостью; целый час они читали священные тексты.
В этот раз полегчало девушке ненамного: Кай чувствовал всю ту же застарелую, режущую боль в её груди; слышал чуть облегчённое, но всё ещё стеснённое дыхание, ощущал небольшой жар, какой обыкновенно случался с леди Штрауб по вечерам. Болезнь отрывала жизнь от молодой женщины яростно, рывками; и с каждым разом проглатывала всё большие куски.
- Я верю, что вы найдёте Животворящий Крест, - с усилием выговорила Ева, когда они прощались. – И что благодатью Господа Иисуса Христа он исцелит меня. Я ждала много лет, сэр Кай, подожду ещё немного.
Леди Штрауб хотела жить. Кай чувствовал это так же отчётливо, как и терзавшую девичью грудь боль – и потому уезжал со спокойной душой и горящим сердцем. Такие, как Ева, не сдаются даже мучительной хвори, сражаются с цепкими щупальцами болезни даже на смертном одре. Она выздоровеет, она исцелится – Кай верил в это так же неистово, как и в собственный успех. Никогда раньше он не ощущал подобной уверенности, и никогда прежде настолько не доверял своим чувствам.
Совсем не так воспринял он неожиданную доброту палестинского ассасина. Когда Сабир молча положил перед ним один из лучших трактатов по арабской медицине, Кай даже в руки его не взял.
- Это что? – недоверчиво уточнил он, осторожно переворачивая фолиант в толстом кожаном переплёте.
Ассасин ответил не сразу – уселся напротив, вперив пронзительный взгляд в крестоносца, пожал плечами:
- Подарок.
- От тебя? – снова не поверил Кай. – Мне?
- Нет, от моей покойной матери твоему прадедушке, - нахмурился ассасин. – Просит передать.
Молодой лорд открыл книгу, пролистал несколько страниц, увлекаясь текстом всё больше, прочёл с интересом несколько строк.
- Из той лавки, которую ты так и не посетил, - снизошёл до пояснений убийца. – По моей вине.
Кай неуверенно улыбнулся, в то время как Сабир продолжил:
- Может, вычитаешь там что-то, что поможет Еве.
- Спасибо, - поблагодарил крестоносец, закрывая книгу. – Обязательно прочту.
- Не слишком радуйся, - предупредил ассасин. – Я сделал это не по доброте душевной.
- Конечно, - легко согласился Кай. – Ты проверял, как я это восприму. Давно заметил: тебе нравится наблюдать за людьми и их эмоциями. За это ты готов даже заплатить несколько десятков монет, - и рыцарь многозначительно покачал в руке толстый фолиант.
- Да ну? – усмехнулся Сабир, но синие глаза заинтересованно блеснули.
- А ещё в этом подарке есть доля личной выгоды, потому что леди Штрауб – твой особый интерес, - подтвердил Кай, пряча дорогой подарок в дорожную сумку.
Сабир улыбнулся, качая головой.
- Ты наблюдателен, сэр Кай! И почему мне кажется, что ты умалчиваешь о большем, нежели говоришь? В таком юном возрасте – и такая мудрость! Выходит, я ошибался в тебе – что ж, это лишь подтверждает слова Шейха. Ничто не истинно, сэр Кай! Нас часто обманывают собственные глаза, уши, голова и сердце.
- Неправда, - возразил крестоносец. – Если бы в мире не было истины, он бы не существовал. Всё, что вокруг тебя – истина. Мир живой, Сабир, он настоящий! И Тот, Кто его создал – тоже. Это люди наполняют мир многогранной ложью, они искажают истину. Но это не значит, что её нет…
- Ваши проповедники говорят, что Бог есть истина, - перебил Сабир. – Но я не видел ни того, ни другого. А ты, крестоносец, ты видел?
- Бога невозможно увидеть, - снова возразил молодой рыцарь. – Потому что Он есть Любовь. Бесконечная отеческая любовь, Сабир! Да я и не спрашивал, видел ли ты Бога. Я спрашиваю, веришь ли ты в Него?..
…Гуго фон Штрауб обтёр потное лицо перчаткой и глянул на клонившееся к закату солнце. До вечера и темноты оставалось ещё несколько часов – и если они сумеют проехать их без происшествий, то всё обойдётся. Скорей бы добраться до той пещеры, обетованной юным англичанином… Ох, и кому он только доверил собственную жизнь!..
