Рассказ 1. ДОРОГА ДОМОЙ
Аннотация. Смотрительница маяка ждёт возвращения мужа, когда у берегов близлежащего провинциального городка разбивается пиратский корабль.
А поутру противный мелкий дождь
И чайки за бортом кричат о доме,
А я, как прежде, ничего не помню,
Кроме того, что ты меня, должно быть, ждёшь.
Ты вспоминаешь шум толпы и радость встречи,
Ты помнишь долгий жаркий поцелуй?
А в небе знак о тьме грядущих бурь
И гладь воды, как путь, ведущий в вечность.
О чём ты думаешь, рассматривая небо,
Когда там видишь яркий диск луны?
Скажи мне, ночи чем твои полны?
Молитвой, сном, любовью, страхом, негой?
А я по-прежнему, разглядывая тучи,
Всё думаю про серые глаза,
Но в них, как в небе, частая гроза
И только редкий солнца мелькнёт лучик.
Мы встретимся однажды, точно знаю, -
Сойду по трапу, брошу саквояж,
И город снова будет только наш…
Думаю об этом часто. Улыбаюсь.
Но поутру противный мелкий дождь
И чайки за бортом кричат о доме,
А я, как прежде, мысленно с тобою,
Ведь ты меня, конечно, очень ждёшь.
04.01.2016
Шторм разыгрался изрядный. Волны бились об облупленные стены маяка и падали на каменистый берег с таким шумом, что заснуть у Сильвы решительно не получалось. В конце концов она закуталась в ночной халат поплотнее, накинула поверх него дождевик и, прихватив с собой фонарь, отправилась в башню. Дров в жаровню накануне Сильва накидала прилично, так что до утра хватило бы, но следить за огнём тоже приходилось. Тем более в такую жуткую ночь, как эта.
Как сочувствовала Сильва сейчас всем, кто сражался со стихией там, на воде! А ещё больше – тем, кто ждал их дома. Как, должно быть, замирали сердца матерей, жён и дочерей, как рвалась душа на части, слушая дикий рёв разбушевавшегося океана!
Сильва была спокойна в эту ночь. Муж обещал вернуться к Утренней Звезде, а до неё оставалась ещё целая седмица – Патрик не вышел бы в море в такую непогоду.
Зато другие безумцы, похоже, рискнули. Поднявшись наконец на площадку, Сильва перевела дух и вгляделась в тёмный горизонт. Блики огня отражались в единственном сохранившемся стекле, мешая обзору, и она выглянула из-за створки, придерживаясь за неё одной рукой. Стена дождя тотчас обрушилась на смотрительницу маяка, не щадя ни заплетённых в косу каштановых волос, ни подставленного струям воды молодого лица. Зато теперь, в свете озарявших горизонт молний, она чётко видела погибающий корабль, наткнувшийся на дальние рифы. Судно накренилось вбок, и ей почудилось, будто она видит падающих с борта людей. Вода смывала с палубы всё, что могла смыть, и вряд ли даже самые отважные моряки удержались бы на давшей течь посудине в такой ужасающий шторм.
Приложив мокрые пальцы к губам, Сильва молча наблюдала, как вспышки молний показывают одну за другой картины гибели корабля и его безрассудной команды. Когда последняя гигантская волна накрыла треснувшую мачту, смотрительница наконец отпрянула под защиту стен и крыши, грустно покачала головой и тронула лоб пальцами, читая про себя короткую молитву. Да покроет Великий Дух погибших вечным покоем в блаженных чертогах!
Подбросив несколько поленьев в жарко пылающую жаровню, Сильва некоторое время понаблюдала за теперь уже чистым горизонтом, затем, поёжившись, покинула смотровую площадку, начиная долгий спуск по винтовой лестнице.
Утро началось с визита: к ней заглянула дочь соседского фермера с подругой, находившая своё удовольствие в долгих прогулках по побережью с непременным посещением старого маяка.
- До чего спокойный сегодня океан! – звонко поздоровалась Эрика, как только смотрительница открыла дверь. – Гладь ровная, прозрачная, будто и шторма никакого не было! Вот удивительно, правда, госпожа Сильва?
- Правда, - согласилась та.
- А вы, я смотрю, уже и дом украсили к Утренней Звезде! – пихнув подругу локтем, продолжила Эрика. – До чего красивые цветы, госпожа Сильва, и где только такие взяли? Разноцветные ракушки на стенах – ах, как чудесно! Уже и покупки к празднику сделали?
- Сегодня пойду, - доброжелательно откликнулась Сильва.
- Это правильно, - закивала девушка. – В город торговый караван приехал, так наши лавочники тут же цены сбросили! Кон-ку-рен-ци-я! – козырнула иноземным словечком Эрика. – Ну, увидимся ещё! Мы тоже придём, поглазеть на ярмарку! Доброго здоровья, госпожа Сильва!
Обе подружки побежали по мокрым камням едва ли не вприпрыжку, поскальзываясь и хохоча, и до Сильвы ещё долго доносились весёлые голоса:
- …видела, у неё за спиной? Опять два прибора на стол поставила!..
- …снова мужа ждёт, бедненькая!..
- …такая молодая, а сумасшедшая! Улыбку её видела? Сквозь нас улыбалась…
Голоса затихали, сменяясь криками проснувшихся чаек, и Сильва аккуратно присела за стол: Эрика, ранняя птаха, прервала её завтрак.
- Я знаю, что ещё рано, - виновато улыбаясь, обратилась соседнему прибору смотрительница. – Ты ведь сказал, чтобы раньше Утренней Звезды не ждала, не волновалась понапрасну. Я просто готовлюсь, Патрик: за год так запустила хозяйство, что стыд и срам! Как доберёшься, дома родного не узнаешь: тарелки пылью покрылись, в кладовке паутина… Вот, приборы подготовила, можно и гостей принимать. Помню-помню, - тут же предупреждающе вскинула ладони Сильва, - не раньше Утренней Звезды.
Новый Сорпигал встретил привычной суетой, праздничными приготовлениями, лихорадочной уборкой улиц и радостным девичьим смехом: провинциальный рыбачий городок оживал только по большим дням. Сегодня ожидание Утренней Звезды совпало с визитом торгового каравана и ярмаркой, так что задеревеневший после затяжной зимы народец повылазил на улицы, радостно щурясь на обманчивое солнце.
Сильва улыбалась. Для редких вылазок в город она прихорашивалась, как могла: надевала одно из лучших платьев, приводила в порядок лицо, руки и волосы. Патрик мог ею гордиться. Впрочем, он всегда гордился.
- Вам как обычно? – участливо поинтересовалась молочница, принимая из рук смотрительницы плотно закупоренный кувшин.
- Нет, – светясь от счастья, отвечала Сильва, доставая из корзинки второй. – Я жду мужа, госпожа Дора: наливайте полные. Оба.
Обойдя булочника, мясника и местные лавочки с овощами, Сильва осталась довольна: Эрика не солгала, все торговцы сбросили цены из-за заезжих менял. Ах, ещё бы новое платье! Встречать Патрика в старье – как печально! Впрочем, хотя бы ленту для волос она могла себе позволить. Даже две – вторую пришить на пояс того наряда, что в горошек, и уже совсем другой вид!
- Снова мужа ждёт, представляете? – донёсся шёпоток за спиной.
- Это который год?
- Да уж седьмой…
Сильва улыбалась. У старого лавочника она за хорошую цену сторговала две алые ленты – одну тонкую, для волос, вторую потолще, на пояс. Замечательные люди эти торговцы! Ещё ни один ни разу не накричал с тех пор, как Патрик уехал, даже когда она задерживала плату. А муж всё переживал, чтобы никто из местных не обидел в его отсутствие…
- Ух, красотка! Кто такая?
- Наша смотрительница, у маяка живёт. Да не заглядывайся: у неё того… с головой не всё в порядке. Вот с тех пор, как муж её в море пропал…
На ярмарке было весело: играли музыканты, пели менестрели, зычно горланили зазывалы, сновали дети с сахарными чайками на палочках, танцевали до упаду взрослые и пили вино прямо на улицах. На очередного глашатая поначалу внимания не обратили; одна только Сильва, сидевшая на ступенях трактира с корзинкой, первой увидела капитана городской стражи, тщетно взывавшего к подвыпившей толпе. Внушительности добавил священник, молча прорезавший веселящиеся парочки – те рассыпались перед ним, будто кегли – так что в конце концов капитан добился всеобщего внимания.
- Довожу до вашего сведения, - как всегда, без приветствий, начал он, - что в нашей бухте разбился пиратский корабль. Нам удалось задержать нескольких выживших; все они отправлены в тюрьму. Если кто-либо из вас повстречает одного из этих мерзавцев, тотчас сообщайте мне или любому из наших воинов! Они крайне опасны, так что будьте осторожны, - напутствовал капитан, махнув рукой музыкантам.
Священник глянул на празднества с неодобрением, но прерывать не стал: поздно. Половина из тех, кто сейчас веселился на ярмарке, сами прибегут наутро в храм, каяться в нарушении поста перед великим праздником.
Сильва поднялась с лестницы, тепло распрощалась за наблюдавшими за танцами стариками, и медленно, накренившись из-за веса тяжёлой корзины, пошла прочь из города.
Ночью не спалось. Проворочавшись в постели до утра, Сильва встала уставшая, но задерживаться в доме не стала: дел перед праздником невпроворот. Одевшись потеплее, она вышла в морозные сумерки, вдыхая прохладный морской воздух всей грудью. И замерла.
Холодный туманный рассвет покрывал мокрого, трясущегося от пробирающего бриза человека, который был одет явно не по сезону: без сапог, в мокрых кожаных штанах. Он сидел на камнях у самой воды, выкручивая рваную безрукавку; справившись, мужчина напялил её на себя, невнятно ругнулся сквозь зубы и поднялся на дрожащих ногах. Не поднимая головы, он неверной походкой направился по обледеневшим камням наверх, от берега к широкой тропе, ведущей к маяку.
Пока человек поднимался, Сильва куталась в шаль, не делая попыток скрыться в доме. Что-то в его движениях приковало её взор; приглядевшись, смотрительница заметила свежую рану на оголённой груди. Больше у него ничего примечательного не было: ни оружия, ни кошеля за поясом – да и пояса как такового тоже – и вообще ничего, что могло бы представлять собой хоть какую-нибудь ценность. На плече синела татуировка, глаз покрывала чёрная повязка, а выражение помятого, небритого, но ещё молодого лица выдавало крайнюю степень решимости. Человек собирался побороться за свою жизнь – и побороться ещё долго.
- Эй, - хрипло позвал он, впервые заметив тихую смотрительницу. – Эй, женщина.
Больше он ничего не прибавил, обводя мутным взглядом единственного глаза окрестности маяка, но Сильва не ждала ни просьб, ни приказов.
- Заходи скорее, - сказала она. – Если тебя заметят с дороги, сдадут страже. В городе сказали, что нескольких пиратов они уже поймали. Провести такой праздник в тюрьме – просто грех, я считаю.
При этих словах мужчина вздрогнул, оглянулся через плечо и, придерживая рану рукой, как мог торопливо поднялся по каменным ступеням к дому.
Рана оказалась не столько серьёзной, сколько неприятной: гость потерял много крови, но, милостью Великого Духа, та свернулась. Куда хуже показался Сильве надрывный кашель несчастного: сутки в ледяном море не прошли даром даже для бывалого моряка.
Она принесла сухую одежду и сапоги – Патрик не обидится, когда она расскажет, ради чего пожертвовала его вещами – развела огонь в камине, посадила дрожащего гостя поближе и укрыла сверху одеялом. Кружка кипятку завершила дело: большего Сильва сделать не могла. Ну разве что ещё обильный завтрак.
- Как тебя зовут? – поинтересовалась она мимоходом, ставя на каменную печь казанок с овощами.
Тот ответил не сразу, делая несколько глотков из жестяной кружки. Единственный глаз оказался тёмно-серым, непрозрачным – цвет решимости и уверенности в себе. Теперь, когда мужчина набрался сил и расслабился в тепле, стало заметно, что он ещё вовсе не стар – около тридцати, едва ли больше – и довольно крепок, судя по налитым мышцам и увитым жилами рукам. Длинные русые волосы были заплетены в хвост, щёки покрывала короткая щетина. И лицо, как показалось Сильве – лицо благородного, не простолюдина.
- Фэбиан, красавица, - усмехнулся пират, отнимая кружку от губ. – Меня зовут Фэбиан Кровавый.
- А я Сильва, - ничуть не впечатлилась грозным титулом смотрительница. – Вот, поешь.
Пират молча принял из её рук миску и ложку, принимаясь за еду. Он ел жадно, быстро, но не забывал при этом посматривать по сторонам. Сильва, опустившаяся в своё любимое плетёное кресло, видела, как цепко прошёлся его взгляд по висевшим на вешалке плащам, по начищенным ботинкам – её и Патрика – по скромному убранству дома и двум начищенным приборам, ожидавшим праздничного часа на полке.
Подчистив содержимое тарелки, пират поднял голову, и на Сильву взглянул совершенно другой человек. Ещё неокрепший, но уже пугающе уверенный в себе. Тот, кто назвал себя Фэбианом Кровавым, обратил более пристальное внимание на саму хозяйку. Взгляд его сделался цепким, почти хищным; он осмотрел молодую женщину с самым недвусмысленным интересом.
- А муж твой где, Сильва?
- Вернётся к Утренней Звезде, - с готовностью отозвалась смотрительница, радостно улыбаясь в ответ. – У меня уже всё готово, его только жду.
Фэбиан открыл и тут же закрыл рот, передумав. Что-то такое было в миловидной хозяйке, что обычный сценарий тут не годился. Да и чувствовал он себя ещё слишком слабым.
- Приютишь до праздника, красавица? – поинтересовался пират, потирая небритую щёку. – Я ещё не оправился, а кругом стража.
- Конечно, - подумав, согласилась Сильва. – В городе тебе и вправду нечего делать: тотчас в кандалы. Только до Утренней Звезды тебе нужно уйти – Патрик не любит, когда в доме посторонние. Как бы не взревновал, - обеспокоилась смотрительница.
- К больному да немощному? – оскалился в хищной ухмылке пират. – Что ты, радость моя! Мне бы только лежанку потеплее, покой и жрач… кусочек хлеба.
Сильва разместила его в кресле у камина – семейное ложе она бы не предложила никому, а других спальных мест в крошечном домике не имелось. Фэбиан, впрочем, ничуть не возражал. После еды его разморило, так что заснул пират почти мгновенно и проспал больше суток. За это время Сильва почти привыкла к чужому запаху в доме, хотя и проводила в башне маяка теперь больше времени, чем обычно.
К вечеру второго дня Фэбиан, именуемый Кровавым, проснулся.
- Чем ты меня опоила, красавица? – сипло поинтересовался пират. Тут же закашлялся, но после поднесённой ему кружки воды оправился. Заулыбался, потянулся всем телом, отчего старое кресло жалобно скрипнуло. – Как тебя звать-то?
- Сильва, - напомнила смотрительница, протягивая ему полотенце. – Там, у порога, миска с водой. Приведи себя в порядок. Праздник скоро…
- Да-да, - невнятно отозвался пират. – Воплощение Великого Духа на земле. Помню, радость моя.
Сильва не отозвалась, накрывая на стол. Припасы стремительно редели: всё-таки она не рассчитывала на гостей, так что теперь приходилось выкраивать по кусочку из их с Патриком будущей трапезы.
- А ты смелая, - пират прошёл обратно в комнату, навис над нею, скрестил руки на груди. – Не страшно?
- Нет.
Она задержала взгляд на госте: соскрёб, как умел, растительность со щёк, хотя кое-где виднелись порезы от тупого – заточить-то некому – ножа. Помолодел значительно. Да ещё и в рубашке Патрика… родная одежда на чужом человеке. Опасный запах незнакомца и любимый аромат мужа.
- А ножи у тебя тупые, - подметил Фэбиан, проходя к столу. – Давно хозяина-то нет?
- Семь лет, - ответила рассеянно.
Пират смерил хозяйку подозрительным взглядом.
- А ждёшь со дня на день?
Аннотация. Смотрительница маяка ждёт возвращения мужа, когда у берегов близлежащего провинциального городка разбивается пиратский корабль.
***
А поутру противный мелкий дождь
И чайки за бортом кричат о доме,
А я, как прежде, ничего не помню,
Кроме того, что ты меня, должно быть, ждёшь.
Ты вспоминаешь шум толпы и радость встречи,
Ты помнишь долгий жаркий поцелуй?
А в небе знак о тьме грядущих бурь
И гладь воды, как путь, ведущий в вечность.
О чём ты думаешь, рассматривая небо,
Когда там видишь яркий диск луны?
Скажи мне, ночи чем твои полны?
Молитвой, сном, любовью, страхом, негой?
А я по-прежнему, разглядывая тучи,
Всё думаю про серые глаза,
Но в них, как в небе, частая гроза
И только редкий солнца мелькнёт лучик.
Мы встретимся однажды, точно знаю, -
Сойду по трапу, брошу саквояж,
И город снова будет только наш…
Думаю об этом часто. Улыбаюсь.
Но поутру противный мелкий дождь
И чайки за бортом кричат о доме,
А я, как прежде, мысленно с тобою,
Ведь ты меня, конечно, очень ждёшь.
04.01.2016
Шторм разыгрался изрядный. Волны бились об облупленные стены маяка и падали на каменистый берег с таким шумом, что заснуть у Сильвы решительно не получалось. В конце концов она закуталась в ночной халат поплотнее, накинула поверх него дождевик и, прихватив с собой фонарь, отправилась в башню. Дров в жаровню накануне Сильва накидала прилично, так что до утра хватило бы, но следить за огнём тоже приходилось. Тем более в такую жуткую ночь, как эта.
Как сочувствовала Сильва сейчас всем, кто сражался со стихией там, на воде! А ещё больше – тем, кто ждал их дома. Как, должно быть, замирали сердца матерей, жён и дочерей, как рвалась душа на части, слушая дикий рёв разбушевавшегося океана!
Сильва была спокойна в эту ночь. Муж обещал вернуться к Утренней Звезде, а до неё оставалась ещё целая седмица – Патрик не вышел бы в море в такую непогоду.
Зато другие безумцы, похоже, рискнули. Поднявшись наконец на площадку, Сильва перевела дух и вгляделась в тёмный горизонт. Блики огня отражались в единственном сохранившемся стекле, мешая обзору, и она выглянула из-за створки, придерживаясь за неё одной рукой. Стена дождя тотчас обрушилась на смотрительницу маяка, не щадя ни заплетённых в косу каштановых волос, ни подставленного струям воды молодого лица. Зато теперь, в свете озарявших горизонт молний, она чётко видела погибающий корабль, наткнувшийся на дальние рифы. Судно накренилось вбок, и ей почудилось, будто она видит падающих с борта людей. Вода смывала с палубы всё, что могла смыть, и вряд ли даже самые отважные моряки удержались бы на давшей течь посудине в такой ужасающий шторм.
Приложив мокрые пальцы к губам, Сильва молча наблюдала, как вспышки молний показывают одну за другой картины гибели корабля и его безрассудной команды. Когда последняя гигантская волна накрыла треснувшую мачту, смотрительница наконец отпрянула под защиту стен и крыши, грустно покачала головой и тронула лоб пальцами, читая про себя короткую молитву. Да покроет Великий Дух погибших вечным покоем в блаженных чертогах!
Подбросив несколько поленьев в жарко пылающую жаровню, Сильва некоторое время понаблюдала за теперь уже чистым горизонтом, затем, поёжившись, покинула смотровую площадку, начиная долгий спуск по винтовой лестнице.
Утро началось с визита: к ней заглянула дочь соседского фермера с подругой, находившая своё удовольствие в долгих прогулках по побережью с непременным посещением старого маяка.
- До чего спокойный сегодня океан! – звонко поздоровалась Эрика, как только смотрительница открыла дверь. – Гладь ровная, прозрачная, будто и шторма никакого не было! Вот удивительно, правда, госпожа Сильва?
- Правда, - согласилась та.
- А вы, я смотрю, уже и дом украсили к Утренней Звезде! – пихнув подругу локтем, продолжила Эрика. – До чего красивые цветы, госпожа Сильва, и где только такие взяли? Разноцветные ракушки на стенах – ах, как чудесно! Уже и покупки к празднику сделали?
- Сегодня пойду, - доброжелательно откликнулась Сильва.
- Это правильно, - закивала девушка. – В город торговый караван приехал, так наши лавочники тут же цены сбросили! Кон-ку-рен-ци-я! – козырнула иноземным словечком Эрика. – Ну, увидимся ещё! Мы тоже придём, поглазеть на ярмарку! Доброго здоровья, госпожа Сильва!
Обе подружки побежали по мокрым камням едва ли не вприпрыжку, поскальзываясь и хохоча, и до Сильвы ещё долго доносились весёлые голоса:
- …видела, у неё за спиной? Опять два прибора на стол поставила!..
- …снова мужа ждёт, бедненькая!..
- …такая молодая, а сумасшедшая! Улыбку её видела? Сквозь нас улыбалась…
Голоса затихали, сменяясь криками проснувшихся чаек, и Сильва аккуратно присела за стол: Эрика, ранняя птаха, прервала её завтрак.
- Я знаю, что ещё рано, - виновато улыбаясь, обратилась соседнему прибору смотрительница. – Ты ведь сказал, чтобы раньше Утренней Звезды не ждала, не волновалась понапрасну. Я просто готовлюсь, Патрик: за год так запустила хозяйство, что стыд и срам! Как доберёшься, дома родного не узнаешь: тарелки пылью покрылись, в кладовке паутина… Вот, приборы подготовила, можно и гостей принимать. Помню-помню, - тут же предупреждающе вскинула ладони Сильва, - не раньше Утренней Звезды.
Новый Сорпигал встретил привычной суетой, праздничными приготовлениями, лихорадочной уборкой улиц и радостным девичьим смехом: провинциальный рыбачий городок оживал только по большим дням. Сегодня ожидание Утренней Звезды совпало с визитом торгового каравана и ярмаркой, так что задеревеневший после затяжной зимы народец повылазил на улицы, радостно щурясь на обманчивое солнце.
Сильва улыбалась. Для редких вылазок в город она прихорашивалась, как могла: надевала одно из лучших платьев, приводила в порядок лицо, руки и волосы. Патрик мог ею гордиться. Впрочем, он всегда гордился.
- Вам как обычно? – участливо поинтересовалась молочница, принимая из рук смотрительницы плотно закупоренный кувшин.
- Нет, – светясь от счастья, отвечала Сильва, доставая из корзинки второй. – Я жду мужа, госпожа Дора: наливайте полные. Оба.
Обойдя булочника, мясника и местные лавочки с овощами, Сильва осталась довольна: Эрика не солгала, все торговцы сбросили цены из-за заезжих менял. Ах, ещё бы новое платье! Встречать Патрика в старье – как печально! Впрочем, хотя бы ленту для волос она могла себе позволить. Даже две – вторую пришить на пояс того наряда, что в горошек, и уже совсем другой вид!
- Снова мужа ждёт, представляете? – донёсся шёпоток за спиной.
- Это который год?
- Да уж седьмой…
Сильва улыбалась. У старого лавочника она за хорошую цену сторговала две алые ленты – одну тонкую, для волос, вторую потолще, на пояс. Замечательные люди эти торговцы! Ещё ни один ни разу не накричал с тех пор, как Патрик уехал, даже когда она задерживала плату. А муж всё переживал, чтобы никто из местных не обидел в его отсутствие…
- Ух, красотка! Кто такая?
- Наша смотрительница, у маяка живёт. Да не заглядывайся: у неё того… с головой не всё в порядке. Вот с тех пор, как муж её в море пропал…
На ярмарке было весело: играли музыканты, пели менестрели, зычно горланили зазывалы, сновали дети с сахарными чайками на палочках, танцевали до упаду взрослые и пили вино прямо на улицах. На очередного глашатая поначалу внимания не обратили; одна только Сильва, сидевшая на ступенях трактира с корзинкой, первой увидела капитана городской стражи, тщетно взывавшего к подвыпившей толпе. Внушительности добавил священник, молча прорезавший веселящиеся парочки – те рассыпались перед ним, будто кегли – так что в конце концов капитан добился всеобщего внимания.
- Довожу до вашего сведения, - как всегда, без приветствий, начал он, - что в нашей бухте разбился пиратский корабль. Нам удалось задержать нескольких выживших; все они отправлены в тюрьму. Если кто-либо из вас повстречает одного из этих мерзавцев, тотчас сообщайте мне или любому из наших воинов! Они крайне опасны, так что будьте осторожны, - напутствовал капитан, махнув рукой музыкантам.
Священник глянул на празднества с неодобрением, но прерывать не стал: поздно. Половина из тех, кто сейчас веселился на ярмарке, сами прибегут наутро в храм, каяться в нарушении поста перед великим праздником.
Сильва поднялась с лестницы, тепло распрощалась за наблюдавшими за танцами стариками, и медленно, накренившись из-за веса тяжёлой корзины, пошла прочь из города.
Ночью не спалось. Проворочавшись в постели до утра, Сильва встала уставшая, но задерживаться в доме не стала: дел перед праздником невпроворот. Одевшись потеплее, она вышла в морозные сумерки, вдыхая прохладный морской воздух всей грудью. И замерла.
Холодный туманный рассвет покрывал мокрого, трясущегося от пробирающего бриза человека, который был одет явно не по сезону: без сапог, в мокрых кожаных штанах. Он сидел на камнях у самой воды, выкручивая рваную безрукавку; справившись, мужчина напялил её на себя, невнятно ругнулся сквозь зубы и поднялся на дрожащих ногах. Не поднимая головы, он неверной походкой направился по обледеневшим камням наверх, от берега к широкой тропе, ведущей к маяку.
Пока человек поднимался, Сильва куталась в шаль, не делая попыток скрыться в доме. Что-то в его движениях приковало её взор; приглядевшись, смотрительница заметила свежую рану на оголённой груди. Больше у него ничего примечательного не было: ни оружия, ни кошеля за поясом – да и пояса как такового тоже – и вообще ничего, что могло бы представлять собой хоть какую-нибудь ценность. На плече синела татуировка, глаз покрывала чёрная повязка, а выражение помятого, небритого, но ещё молодого лица выдавало крайнюю степень решимости. Человек собирался побороться за свою жизнь – и побороться ещё долго.
- Эй, - хрипло позвал он, впервые заметив тихую смотрительницу. – Эй, женщина.
Больше он ничего не прибавил, обводя мутным взглядом единственного глаза окрестности маяка, но Сильва не ждала ни просьб, ни приказов.
- Заходи скорее, - сказала она. – Если тебя заметят с дороги, сдадут страже. В городе сказали, что нескольких пиратов они уже поймали. Провести такой праздник в тюрьме – просто грех, я считаю.
При этих словах мужчина вздрогнул, оглянулся через плечо и, придерживая рану рукой, как мог торопливо поднялся по каменным ступеням к дому.
Рана оказалась не столько серьёзной, сколько неприятной: гость потерял много крови, но, милостью Великого Духа, та свернулась. Куда хуже показался Сильве надрывный кашель несчастного: сутки в ледяном море не прошли даром даже для бывалого моряка.
Она принесла сухую одежду и сапоги – Патрик не обидится, когда она расскажет, ради чего пожертвовала его вещами – развела огонь в камине, посадила дрожащего гостя поближе и укрыла сверху одеялом. Кружка кипятку завершила дело: большего Сильва сделать не могла. Ну разве что ещё обильный завтрак.
- Как тебя зовут? – поинтересовалась она мимоходом, ставя на каменную печь казанок с овощами.
Тот ответил не сразу, делая несколько глотков из жестяной кружки. Единственный глаз оказался тёмно-серым, непрозрачным – цвет решимости и уверенности в себе. Теперь, когда мужчина набрался сил и расслабился в тепле, стало заметно, что он ещё вовсе не стар – около тридцати, едва ли больше – и довольно крепок, судя по налитым мышцам и увитым жилами рукам. Длинные русые волосы были заплетены в хвост, щёки покрывала короткая щетина. И лицо, как показалось Сильве – лицо благородного, не простолюдина.
- Фэбиан, красавица, - усмехнулся пират, отнимая кружку от губ. – Меня зовут Фэбиан Кровавый.
- А я Сильва, - ничуть не впечатлилась грозным титулом смотрительница. – Вот, поешь.
Пират молча принял из её рук миску и ложку, принимаясь за еду. Он ел жадно, быстро, но не забывал при этом посматривать по сторонам. Сильва, опустившаяся в своё любимое плетёное кресло, видела, как цепко прошёлся его взгляд по висевшим на вешалке плащам, по начищенным ботинкам – её и Патрика – по скромному убранству дома и двум начищенным приборам, ожидавшим праздничного часа на полке.
Подчистив содержимое тарелки, пират поднял голову, и на Сильву взглянул совершенно другой человек. Ещё неокрепший, но уже пугающе уверенный в себе. Тот, кто назвал себя Фэбианом Кровавым, обратил более пристальное внимание на саму хозяйку. Взгляд его сделался цепким, почти хищным; он осмотрел молодую женщину с самым недвусмысленным интересом.
- А муж твой где, Сильва?
- Вернётся к Утренней Звезде, - с готовностью отозвалась смотрительница, радостно улыбаясь в ответ. – У меня уже всё готово, его только жду.
Фэбиан открыл и тут же закрыл рот, передумав. Что-то такое было в миловидной хозяйке, что обычный сценарий тут не годился. Да и чувствовал он себя ещё слишком слабым.
- Приютишь до праздника, красавица? – поинтересовался пират, потирая небритую щёку. – Я ещё не оправился, а кругом стража.
- Конечно, - подумав, согласилась Сильва. – В городе тебе и вправду нечего делать: тотчас в кандалы. Только до Утренней Звезды тебе нужно уйти – Патрик не любит, когда в доме посторонние. Как бы не взревновал, - обеспокоилась смотрительница.
- К больному да немощному? – оскалился в хищной ухмылке пират. – Что ты, радость моя! Мне бы только лежанку потеплее, покой и жрач… кусочек хлеба.
Сильва разместила его в кресле у камина – семейное ложе она бы не предложила никому, а других спальных мест в крошечном домике не имелось. Фэбиан, впрочем, ничуть не возражал. После еды его разморило, так что заснул пират почти мгновенно и проспал больше суток. За это время Сильва почти привыкла к чужому запаху в доме, хотя и проводила в башне маяка теперь больше времени, чем обычно.
К вечеру второго дня Фэбиан, именуемый Кровавым, проснулся.
- Чем ты меня опоила, красавица? – сипло поинтересовался пират. Тут же закашлялся, но после поднесённой ему кружки воды оправился. Заулыбался, потянулся всем телом, отчего старое кресло жалобно скрипнуло. – Как тебя звать-то?
- Сильва, - напомнила смотрительница, протягивая ему полотенце. – Там, у порога, миска с водой. Приведи себя в порядок. Праздник скоро…
- Да-да, - невнятно отозвался пират. – Воплощение Великого Духа на земле. Помню, радость моя.
Сильва не отозвалась, накрывая на стол. Припасы стремительно редели: всё-таки она не рассчитывала на гостей, так что теперь приходилось выкраивать по кусочку из их с Патриком будущей трапезы.
- А ты смелая, - пират прошёл обратно в комнату, навис над нею, скрестил руки на груди. – Не страшно?
- Нет.
Она задержала взгляд на госте: соскрёб, как умел, растительность со щёк, хотя кое-где виднелись порезы от тупого – заточить-то некому – ножа. Помолодел значительно. Да ещё и в рубашке Патрика… родная одежда на чужом человеке. Опасный запах незнакомца и любимый аромат мужа.
- А ножи у тебя тупые, - подметил Фэбиан, проходя к столу. – Давно хозяина-то нет?
- Семь лет, - ответила рассеянно.
Пират смерил хозяйку подозрительным взглядом.
- А ждёшь со дня на день?
