По прилету меня обследовали. Врач подошел довольный, как мультипликационный доктор Ливси
[1]
— Вы счастливый человек! — провозгласил он.
— Что, легко отделалась?
— Да, у Вас просто рассечена кожа. ...Давайте для проформы: головокружение, тошнота, звон в ушах?
— Спасибо, не интересуюсь, — последовало короткое "ха".
— Значит, с чувством юмора все в порядке. ...Ну, если вдруг появятся — сообщите. Вы счастливый человек! — снова радостно сказал он. — Если бы Вы сейчас не раскроили себе черепушку, мы бы не нашли у Вас вот это!
Врач ткнул в меня результаты обследования.
— С такой ранней диагностикой, переживать особо не о чем. Запусти мы это, или, не к обеду сказано, проявись все это при полете — все могло быть гораздо серьезнее. Поздравляю!
Ливси засверкал улыбкой, а я тупо уставилась в свою томографию. Для меня она значила только одно. Что я больше не смогу летать.
— А, не переживайте, — отмахнулся веселый доктор, — пронаблюдаем, назначим нейростимуляторы, антигипоксанты... Посмотрим! Через полгодика повторную диагностику пройдем, увидим, нет ли ухудшений, отклонений... Несколько лет с таким еще точно проживете! Все в порядке!
В голове все мешалось. Вариации разнообразных мыслей, эмоций, клочками склеивались между собой, вновь рассыпались на составные, продолжая бессмысленное и хаотичное движение, словно частицы и молекулы в первоначальном котле вселенной. Как ни странно, больше всех проявляла себя ярость. Ярость на врача. Как там? Доносчику первый кнут? Нет, не то. А, вот это — сделаем, проколем, пройдем, милочка... Как будто в одночасье я лишилась не только работы, своих устоев, смысла жизни — но и самой личности, потеряв с диагнозом право соображать и действовать. Проблемки с сосудиками, зайчик. Утютю.
Вверху, в деревьях, каркали вороны. Как будто сейчас еще раннее-раннее утро, и все спят, и по улице дымка. А неплохое здесь место.
— Их семеро. Четверо взрослых ворон, и три вороненка.
Рядом со мной на скамейке оказалась Рита. Я ее не заметила. Она устроилась меньше, чем в полуметре от меня. Как будто кадры сменили — вот еще никого не было, и вот она здесь, и все заранее так и срежиссировано.
— Три вороны и один ворон, — кивнула я. — Ты давно за ними наблюдаешь?
— Не особо, они здесь недавно. Да и ворон я не очень люблю.
— Почему же? — спросила я, все еще задрав вверх голову. – ВОроны — умные птицы.
— Крикливые, от них только и шуму. Что в этом умного? Они же себя выдают. К тому же это – ворОны, а не вОроны.
— Наверное, им и не нужна защита. И они совсем не против, чтобы за ними наблюдали.
— Слишком просто. Как будто и глаза не нужны. Интересно наблюдать за редкими птицами. Воробей — и тот интереснее, маленький, пестрый, почти со стволом сливается — не сразу и заметишь, если смирно сидит.
— А редких ты видела?
— В зоопарке. Это нечестно. Это совсем не то.
Совсем не то. Нечестно. Я закусила губы, шумно и глубоко вдохнула воздух. Закрыла глаза. Птицы передо мной исчезли. Никто никуда не летит.
Мне, конечно, предложили перевестись в наземные службы. Стандартная для таких случаев процедура. Каждый день приезжать в аэропорт, наблюдать за взлетающими и приземляющимися самолетами, но никуда не лететь. А вечером домой, чтобы назавтра все повторилось снова. Каждый день полосовать рану, в надежде, что вместо рассеченной плоти со временем появится стальная броня. Но плоть не обратится в сталь. Наблюдение за чужим счастьем совсем не гарантирует счастья своего. Взгляды в спины удаляющихся на посадку стюардесс не заменят ощущений полета. Я открыла глаза. Вороны уже улетели.
— Хочешь вафельку? — спросила я Риту.
— Похоже на Королевство Кривых Зеркал [2]
— Чем же?
— Там Аксал пажей тоже на сладкое заманила. Совсем как ты, Марин.
— А... Мне помнится, они там постоянно что-то сладкое жрут. Ну или едут куда-то, чтобы пожрать.
Рита пожала плечами.
— Дети на самом деле любят сладкое. Это защита, рефлекс. Сладкое — значит, безопасное, можно есть. Законы выживания. Ровно потому же многие растения — горькие. Не потому, что ядовитые, а для того, чтобы их не ели. Правда, все равно едят. Приспосабливаются. И вот тогда уже появляется яд…
Я в этот момент стояла спиной. Если бы не тонкий голосок, ощущение, что говорит моя подруга-ровесница, было бы полным. Я обернулась.
— Очень вкусный рахат-лукум, спасибо.
— Пожалуйста, — растерянно произнесла я.
Угощайся. Другого такого я уже достать не смогу.
— А вафли есть?
— Конечно. У меня и стены из пряников!
Но вафли я все же достала.
— Ну не, ты не можешь быть ведьмой! Красивая, конечно. Но не настолько.
— Ты… очень оригинально говоришь комплименты.
— Так кажется. Потому что это не комплименты, а правда.
Все же «летный» опыт в общении неоценим.
— Правда?.. Ну, давай, пройдемся по правде. Почему ты пялишься на птиц?
— Вот сразу вот так вот, да? Хорошо. На самом деле я смотрю в небо, — без запинки отрапортовала Рита. — Почему-то не могу отделаться от мысли, что могу найти там ответ. На птиц я стала смотреть не так давно.
— Ответ на что?
— Это уже второй вопрос. Моя очередь! Тебе нравится мой Игорь?
Не обратить внимания на столь явное "мой" я не могла.
— Я не думала об этом.
— Но с ответом ты сейчас явно не спешила.
— А разве… Разве у него никого нет?
Я все пыталась перевести разговор с этой темы, но та, будто липкая тянучка, лишь только усугубляла ситуацию.
— Конечно есть. У него есть я. Это же мой Игорь.
— Ты же понимаешь, что я про других женщин?!
— Ну так кто ж со мной сладит то?
— И чем же ты так плоха?
— Плоха? Не, я не плохая. Я идеальная. Конкуренции никто не выдерживает.
Я поймала себя на том, что автоматически киваю головой.
— Здорово же тебя обошла система воспитания!
— Это та, которая учит скромности, только потому, что ты девочка, и тому, что, чтобы быть хорошей, нужно на деле быть тупо удобной для окружающих? Была, была такая. Пару раз проехалась. Один раз вбила, другой – выбила.
— Я бы назвала это вежливостью и эмпатией.
— Ну да, ты – мне, я – тебе. Только почему-то на деле сначала самой отдать нужно. Желательно – последнее. Иначе не считается, или «тебе, что, жалко, что ли?»
Отряхивая руки, Рита сделала круг по комнате. Остановилась около комода, что-то разглядывая. Вдруг она обернулась, резко, со скоростью торнадо. Меня чуть не оглушил ее вопль:
— Ты летаешь? Ты можешь летать?! Как птица!
В руках она держала значок Аэрофлота.
Её восторг пришлось немного потушить.
— Сейчас не летаю. Я в вынужденном отпуске, — не без усилий для себя самой. Зачем она его только нашла?
Рита склонила голову, скосила вниз глаза. Расстегнула верхнюю пуговицу у себя на кофте, потянула цепочку.
— Вот, смотри! — на ее ладони лежало серебряное перо. Никогда не видела такой тонкой, просто детальной, работы. Точно настоящее перо обмакнули в сплав, или же оно стало серебром прикосновением Мидаса.
— Это перо Феникса. Оно всего одно. Я тоже не могу летать.
Минутой позже ее ладонь нырнула в мою руку.
Поворот головы никак не давался. То ли свет все искажал, то ли... Не знаю даже. Пальцы скользили по гипсу, но все впустую, пропорции, ритм, выражение выдержать никак не удавалось. Материал комкался, сыпался, громоздился, будто вот упрямился. Или обижался, что так надолго его забрасываю.
— Рит, — со вдохом говорю я, — на сегодня, пожалуй, все.
Но она, конечно, радуется моим словам.
— Уф! — разминает затекшую шею. — Не то, чтобы я ненавижу тебе позировать, но я ненавижу тебе позировать! Опять не выходит?
Она дерзит так, как может дерзить девчонка.
— Неа. На, взгляни! Сам не пойму, что не так.
— Правда? — насмешливо смотрит она. — А ты несоответствия между моделью и предметом в упор не видишь?
Я уже понимаю, к чему она клонит, и совсем не хочу заводить этот разговор.
— У меня же даже груди нет! А ты лепишь взрослую женщину!
— Я заметил, — иногда я сам не улавливаю, как начинаю перенимать ее привычки. Ее новые привычки. Сарказм этот, который вроде бы и правда, но уж очень едкая какая-то. Зубы аж сводить начинает.
— Ну и? Неужели непонятно, почему не выходит?
— Ну что ты хочешь от меня сейчас услышать? Что мне нужна другая натура? Что я бездарь, лишенный воображения, который не может по позе одного человека вылепить другого, отличного от модели?
Тут я нарочно перегибаю. Почему, чтобы решить простой вопрос, иногда нужно устроить театр с заламыванием рук, и иначе — никак? Бездарем я себя, конечно, не считаю, хоть диплом так и не получил, к сожалению. Ладно — к большому сожалению. Но надеюсь, что Рита зацепится за это слово, начнет меня разубеждать, и мы уйдем с опасной дороги.
— Кстати, насчет бездаря, — говорит она, ничуть не смущаясь. Даже как-то жестко. — Что у тебя с этим волком? Вот тут?
— Где? — переспрашиваю я и смотрю в то место, куда она тыкает. И ничего не вижу. Шутка, что ли? А потом наклоняюсь до уровня ее роста, и вот с этой-то точки зрения мне и открывается... весьма неоднозначный вид.
— Ну? — переспрашивает Рита, уже давясь, я киваю ей вместо ответа, и мы вместе, уже не сдерживаясь, хохочем во все горло.
Я проснулась от громкого стука в дверь. С летучими мышами порой происходят очень сильные метаморфозы, если вот так, грубо и настойчиво, потревожить их сон. Летучие мыши тогда в один миг превращаются в чудовищ, так что в легендах все правда-правда. Я уже готова была разразиться рыком (конечно же, чудовищным) на нарушителя, но перед еще сонными глазами никого и не обнаружила. А вот снизу, едва ли не на уровне моего пупка, раздался безапелляционный голосок:
— Марина, мы идем в зоопарк! И ты идешь с нами!
Неслыханная наглость. Такую надо поощрять.
Детской настойчивости и непосредственности только стоит позавидовать. Мы с ней разговаривали то пару раз, а она, должно быть, уже считает меня подругой. С другой стороны, а как иначе дружба и начинается? После ее «предложения» я решила не просыпаться, и продолжать считать все происходящее сном. Так оно все логичнее и проще воспринимается.
К примеру, в таком случае ты вряд ли будешь задумываться о том, что одинокий отец подговорил свою дочурку попросить соседку составить им компанию. Так, между делом. Этот вариант мы сразу отметем. Больше не будем к нему возвращаться. Нет, не будем. Что бы одеть такое, без претензий, небрежное, но чтобы взгляд не оторвать? А волосы? Нет, их оставлю как обычно. Я же не на свидание собираюсь!?
К счастью, летное прошлое (да, уже прошлое, привыкай!) дает о себе знать. Собираться в случае аврала я научилась, долго ждать меня не приходится. Кто бы знал, чего мне стоили такие тренировки лет эдак десять назад! Сегодня странный день. Меня выдернули — даже не из кровати — из моей обычной жизни, и плюхнули в другую, кем-то нарочно сочиненную реальность.
Выхожу. Вспоминаю те далекие ощущения, которые я испытывала каждый раз перед экзаменом. Первым делом я подумала, что меня не дождались, ну или просто пошутили и пора все же просыпаться. Но, глянув чуть вправо, я их увидела. Рита прыгала в классики, так по-милому нелепо, будто делала это едва ли не в первый раз в своей жизни. Оборки платья в клетку прыгали вместе с ней. Светло-серое с красным, приглушенных тонов, замечательно подходит брюнеткам. Интересно, это у Игоря такой вкус? Да, теперь я знаю, как его зовут.
— Вот, тебе же нужна была взрослая фактура, — говорит при виде меня Игорю Рита. — Эта - подходит?
— Почему она меня так обзывает? — спрашиваю я.
— Иногда очень сложно понять человека, даже если знаешь его всю жизнь, — Игорь с удивлением переводит взгляд с меня на Риту и обратно. И, почему-то, краснеет.
— Надеюсь, я не сильно вас задержала? – спрашиваю, уже по пути, я.
— Нет, Вы быстро! Да и мы не по расписанию, весь день же открыто.
Игорь путается в обращениях, но выбирает в итоге более отстраненное.
— Наверное, из расписания можно вывести и стереотипы о долгих женских сборах?
— Пока что подожду. Вдруг это случайность?
— Тогда, может, выведем обращение на "Вы"?
— Ну, если непременно что-то нужно вывести...
— Так, пятен я пока не посадила, а выводить Вас из себя уж точно не хотела бы...
— Тогда договорились - "тебя".
— Тебя, — повторила я. Я же ведь с ним не флиртую? Это обычный обмен неуклюжими репликами малознакомых людей, пытающихся показаться интереснее, чем они есть. Сейчас вот спрошу его про погоду.
К нам подбегает подотставшая Рита. Она сегодня вся как шут из табакерки, или матрас — кажется, целиком состоит из пружин. И вот она немедля тянет нас в метро.
На эскалаторе мы еще встали как-то неловко. Я оказалась между Ритой и Игорем, причем, первую мне было видно, лишь опустив голову, а, стоило повернуться ко второму, в обзор попадало вот уж точно не лицо. Хотя, не менее неловким было бы, если бы я замыкала наши ряды. Я решила пока старательно понаблюдать, чтобы с девочкой на эскалаторе ничего не приключилось. Все-таки средство передвижения повышенной опасности.
На сидение напротив как-то втиснулся объемный мужчина. Иногда мне такие люди напоминают котов. Кажется — ну нет, ты не сможешь! А он раз — и может. Поневоле начинаешь сомневаться в своих знаниях физики. А неоспоримое доказательство ошибочности всего научного суждения, тем временем, тоже недовольно вперилось в меня, мол, надо было самой ноги в руки — и занимать места, что теперь уж слезы лить, мое право, по билету. Игорь заметил мой взгляд, но неверно истолковал ситуацию. Он перехватился на поручне, прижав к себе Риту другой рукой, и встал чуть правее. Загородил меня от мужика.
— Спасибо, — одними губами прошептала я ему. Говорить вслух в шуме вагона смысла не было. Разубеждать его — там более. Всю оставшуюся часть пути мы так и поглядывали друг на друга, будто все пытаясь что-то сказать, но тут же замолкая в грохоте поезда.
Я стучусь к Марине с вполне определенной целью. У меня такое чувство, что все должно получиться, а, когда со мной такое бывает, все и вправду начинает происходить так, как я хочу. А я хочу, чтобы она пошла с нами. Пусть уже Игорь получит, то, что он так хочет, и оставим все это в прошлом. Скорее бы это все стало прошлым! Я зла и сосредоточена одновременно. Как будто мне не хватает двойственности внутри себя! Суббота, девять утра. На мне красивое платье, как будто сегодня мой день рождения. С улицы пахнет свежестью, прошедшим ночью дождем. Там, должно быть, везде лужи.
До звонка я не достаю. Она открывает, сонная, растрепанная, уютная, ну как можно спать в такое утро?! Свет от открытой двери разгоняет мрак у нее в квартире, и Марина щурится. Я вижу просыпающиеся искорки у нее в глазах. Зеленые.
На улице мое внимание привлекают полустертые дождем «классики». Начертил кто-то из соседских ребят. И почему я никогда с ними не гуляю? И классики эти обычно обхожу стороной? Вспоминаю старую считалочку, ноги отсчитывают неровные квадраты с цифрами.
Закрыть
, и что-то насвистывал, поглядывая в мою карточку.Марина сравнивает врача с персонажем советского мультфильма «Остров сокровищ», снятого по роману писателя Роберта Льюиса Стивенсона
— Вы счастливый человек! — провозгласил он.
— Что, легко отделалась?
— Да, у Вас просто рассечена кожа. ...Давайте для проформы: головокружение, тошнота, звон в ушах?
— Спасибо, не интересуюсь, — последовало короткое "ха".
— Значит, с чувством юмора все в порядке. ...Ну, если вдруг появятся — сообщите. Вы счастливый человек! — снова радостно сказал он. — Если бы Вы сейчас не раскроили себе черепушку, мы бы не нашли у Вас вот это!
Врач ткнул в меня результаты обследования.
— С такой ранней диагностикой, переживать особо не о чем. Запусти мы это, или, не к обеду сказано, проявись все это при полете — все могло быть гораздо серьезнее. Поздравляю!
Ливси засверкал улыбкой, а я тупо уставилась в свою томографию. Для меня она значила только одно. Что я больше не смогу летать.
— А, не переживайте, — отмахнулся веселый доктор, — пронаблюдаем, назначим нейростимуляторы, антигипоксанты... Посмотрим! Через полгодика повторную диагностику пройдем, увидим, нет ли ухудшений, отклонений... Несколько лет с таким еще точно проживете! Все в порядке!
В голове все мешалось. Вариации разнообразных мыслей, эмоций, клочками склеивались между собой, вновь рассыпались на составные, продолжая бессмысленное и хаотичное движение, словно частицы и молекулы в первоначальном котле вселенной. Как ни странно, больше всех проявляла себя ярость. Ярость на врача. Как там? Доносчику первый кнут? Нет, не то. А, вот это — сделаем, проколем, пройдем, милочка... Как будто в одночасье я лишилась не только работы, своих устоев, смысла жизни — но и самой личности, потеряв с диагнозом право соображать и действовать. Проблемки с сосудиками, зайчик. Утютю.
Вверху, в деревьях, каркали вороны. Как будто сейчас еще раннее-раннее утро, и все спят, и по улице дымка. А неплохое здесь место.
— Их семеро. Четверо взрослых ворон, и три вороненка.
Рядом со мной на скамейке оказалась Рита. Я ее не заметила. Она устроилась меньше, чем в полуметре от меня. Как будто кадры сменили — вот еще никого не было, и вот она здесь, и все заранее так и срежиссировано.
— Три вороны и один ворон, — кивнула я. — Ты давно за ними наблюдаешь?
— Не особо, они здесь недавно. Да и ворон я не очень люблю.
— Почему же? — спросила я, все еще задрав вверх голову. – ВОроны — умные птицы.
— Крикливые, от них только и шуму. Что в этом умного? Они же себя выдают. К тому же это – ворОны, а не вОроны.
— Наверное, им и не нужна защита. И они совсем не против, чтобы за ними наблюдали.
— Слишком просто. Как будто и глаза не нужны. Интересно наблюдать за редкими птицами. Воробей — и тот интереснее, маленький, пестрый, почти со стволом сливается — не сразу и заметишь, если смирно сидит.
— А редких ты видела?
— В зоопарке. Это нечестно. Это совсем не то.
Совсем не то. Нечестно. Я закусила губы, шумно и глубоко вдохнула воздух. Закрыла глаза. Птицы передо мной исчезли. Никто никуда не летит.
Мне, конечно, предложили перевестись в наземные службы. Стандартная для таких случаев процедура. Каждый день приезжать в аэропорт, наблюдать за взлетающими и приземляющимися самолетами, но никуда не лететь. А вечером домой, чтобы назавтра все повторилось снова. Каждый день полосовать рану, в надежде, что вместо рассеченной плоти со временем появится стальная броня. Но плоть не обратится в сталь. Наблюдение за чужим счастьем совсем не гарантирует счастья своего. Взгляды в спины удаляющихся на посадку стюардесс не заменят ощущений полета. Я открыла глаза. Вороны уже улетели.
— Хочешь вафельку? — спросила я Риту.
— Похоже на Королевство Кривых Зеркал [2]
Закрыть
, — Рита вовсю уминала рахат-лукум. Как ей удается говорить так четко с набитым то ртом? Я помнила эту сказку.Рита говорит про советский фильм 1963г
— Чем же?
— Там Аксал пажей тоже на сладкое заманила. Совсем как ты, Марин.
— А... Мне помнится, они там постоянно что-то сладкое жрут. Ну или едут куда-то, чтобы пожрать.
Рита пожала плечами.
— Дети на самом деле любят сладкое. Это защита, рефлекс. Сладкое — значит, безопасное, можно есть. Законы выживания. Ровно потому же многие растения — горькие. Не потому, что ядовитые, а для того, чтобы их не ели. Правда, все равно едят. Приспосабливаются. И вот тогда уже появляется яд…
Я в этот момент стояла спиной. Если бы не тонкий голосок, ощущение, что говорит моя подруга-ровесница, было бы полным. Я обернулась.
— Очень вкусный рахат-лукум, спасибо.
— Пожалуйста, — растерянно произнесла я.
Угощайся. Другого такого я уже достать не смогу.
— А вафли есть?
— Конечно. У меня и стены из пряников!
Но вафли я все же достала.
— Ну не, ты не можешь быть ведьмой! Красивая, конечно. Но не настолько.
— Ты… очень оригинально говоришь комплименты.
— Так кажется. Потому что это не комплименты, а правда.
Все же «летный» опыт в общении неоценим.
— Правда?.. Ну, давай, пройдемся по правде. Почему ты пялишься на птиц?
— Вот сразу вот так вот, да? Хорошо. На самом деле я смотрю в небо, — без запинки отрапортовала Рита. — Почему-то не могу отделаться от мысли, что могу найти там ответ. На птиц я стала смотреть не так давно.
— Ответ на что?
— Это уже второй вопрос. Моя очередь! Тебе нравится мой Игорь?
Не обратить внимания на столь явное "мой" я не могла.
— Я не думала об этом.
— Но с ответом ты сейчас явно не спешила.
— А разве… Разве у него никого нет?
Я все пыталась перевести разговор с этой темы, но та, будто липкая тянучка, лишь только усугубляла ситуацию.
— Конечно есть. У него есть я. Это же мой Игорь.
— Ты же понимаешь, что я про других женщин?!
— Ну так кто ж со мной сладит то?
— И чем же ты так плоха?
— Плоха? Не, я не плохая. Я идеальная. Конкуренции никто не выдерживает.
Я поймала себя на том, что автоматически киваю головой.
— Здорово же тебя обошла система воспитания!
— Это та, которая учит скромности, только потому, что ты девочка, и тому, что, чтобы быть хорошей, нужно на деле быть тупо удобной для окружающих? Была, была такая. Пару раз проехалась. Один раз вбила, другой – выбила.
— Я бы назвала это вежливостью и эмпатией.
— Ну да, ты – мне, я – тебе. Только почему-то на деле сначала самой отдать нужно. Желательно – последнее. Иначе не считается, или «тебе, что, жалко, что ли?»
Отряхивая руки, Рита сделала круг по комнате. Остановилась около комода, что-то разглядывая. Вдруг она обернулась, резко, со скоростью торнадо. Меня чуть не оглушил ее вопль:
— Ты летаешь? Ты можешь летать?! Как птица!
В руках она держала значок Аэрофлота.
Её восторг пришлось немного потушить.
— Сейчас не летаю. Я в вынужденном отпуске, — не без усилий для себя самой. Зачем она его только нашла?
Рита склонила голову, скосила вниз глаза. Расстегнула верхнюю пуговицу у себя на кофте, потянула цепочку.
— Вот, смотри! — на ее ладони лежало серебряное перо. Никогда не видела такой тонкой, просто детальной, работы. Точно настоящее перо обмакнули в сплав, или же оно стало серебром прикосновением Мидаса.
— Это перо Феникса. Оно всего одно. Я тоже не могу летать.
Минутой позже ее ладонь нырнула в мою руку.
Глава 14. По ту сторону аквариума
Поворот головы никак не давался. То ли свет все искажал, то ли... Не знаю даже. Пальцы скользили по гипсу, но все впустую, пропорции, ритм, выражение выдержать никак не удавалось. Материал комкался, сыпался, громоздился, будто вот упрямился. Или обижался, что так надолго его забрасываю.
— Рит, — со вдохом говорю я, — на сегодня, пожалуй, все.
Но она, конечно, радуется моим словам.
— Уф! — разминает затекшую шею. — Не то, чтобы я ненавижу тебе позировать, но я ненавижу тебе позировать! Опять не выходит?
Она дерзит так, как может дерзить девчонка.
— Неа. На, взгляни! Сам не пойму, что не так.
— Правда? — насмешливо смотрит она. — А ты несоответствия между моделью и предметом в упор не видишь?
Я уже понимаю, к чему она клонит, и совсем не хочу заводить этот разговор.
— У меня же даже груди нет! А ты лепишь взрослую женщину!
— Я заметил, — иногда я сам не улавливаю, как начинаю перенимать ее привычки. Ее новые привычки. Сарказм этот, который вроде бы и правда, но уж очень едкая какая-то. Зубы аж сводить начинает.
— Ну и? Неужели непонятно, почему не выходит?
— Ну что ты хочешь от меня сейчас услышать? Что мне нужна другая натура? Что я бездарь, лишенный воображения, который не может по позе одного человека вылепить другого, отличного от модели?
Тут я нарочно перегибаю. Почему, чтобы решить простой вопрос, иногда нужно устроить театр с заламыванием рук, и иначе — никак? Бездарем я себя, конечно, не считаю, хоть диплом так и не получил, к сожалению. Ладно — к большому сожалению. Но надеюсь, что Рита зацепится за это слово, начнет меня разубеждать, и мы уйдем с опасной дороги.
— Кстати, насчет бездаря, — говорит она, ничуть не смущаясь. Даже как-то жестко. — Что у тебя с этим волком? Вот тут?
— Где? — переспрашиваю я и смотрю в то место, куда она тыкает. И ничего не вижу. Шутка, что ли? А потом наклоняюсь до уровня ее роста, и вот с этой-то точки зрения мне и открывается... весьма неоднозначный вид.
— Ну? — переспрашивает Рита, уже давясь, я киваю ей вместо ответа, и мы вместе, уже не сдерживаясь, хохочем во все горло.
***
Я проснулась от громкого стука в дверь. С летучими мышами порой происходят очень сильные метаморфозы, если вот так, грубо и настойчиво, потревожить их сон. Летучие мыши тогда в один миг превращаются в чудовищ, так что в легендах все правда-правда. Я уже готова была разразиться рыком (конечно же, чудовищным) на нарушителя, но перед еще сонными глазами никого и не обнаружила. А вот снизу, едва ли не на уровне моего пупка, раздался безапелляционный голосок:
— Марина, мы идем в зоопарк! И ты идешь с нами!
Неслыханная наглость. Такую надо поощрять.
Детской настойчивости и непосредственности только стоит позавидовать. Мы с ней разговаривали то пару раз, а она, должно быть, уже считает меня подругой. С другой стороны, а как иначе дружба и начинается? После ее «предложения» я решила не просыпаться, и продолжать считать все происходящее сном. Так оно все логичнее и проще воспринимается.
К примеру, в таком случае ты вряд ли будешь задумываться о том, что одинокий отец подговорил свою дочурку попросить соседку составить им компанию. Так, между делом. Этот вариант мы сразу отметем. Больше не будем к нему возвращаться. Нет, не будем. Что бы одеть такое, без претензий, небрежное, но чтобы взгляд не оторвать? А волосы? Нет, их оставлю как обычно. Я же не на свидание собираюсь!?
К счастью, летное прошлое (да, уже прошлое, привыкай!) дает о себе знать. Собираться в случае аврала я научилась, долго ждать меня не приходится. Кто бы знал, чего мне стоили такие тренировки лет эдак десять назад! Сегодня странный день. Меня выдернули — даже не из кровати — из моей обычной жизни, и плюхнули в другую, кем-то нарочно сочиненную реальность.
Выхожу. Вспоминаю те далекие ощущения, которые я испытывала каждый раз перед экзаменом. Первым делом я подумала, что меня не дождались, ну или просто пошутили и пора все же просыпаться. Но, глянув чуть вправо, я их увидела. Рита прыгала в классики, так по-милому нелепо, будто делала это едва ли не в первый раз в своей жизни. Оборки платья в клетку прыгали вместе с ней. Светло-серое с красным, приглушенных тонов, замечательно подходит брюнеткам. Интересно, это у Игоря такой вкус? Да, теперь я знаю, как его зовут.
— Вот, тебе же нужна была взрослая фактура, — говорит при виде меня Игорю Рита. — Эта - подходит?
— Почему она меня так обзывает? — спрашиваю я.
— Иногда очень сложно понять человека, даже если знаешь его всю жизнь, — Игорь с удивлением переводит взгляд с меня на Риту и обратно. И, почему-то, краснеет.
— Надеюсь, я не сильно вас задержала? – спрашиваю, уже по пути, я.
— Нет, Вы быстро! Да и мы не по расписанию, весь день же открыто.
Игорь путается в обращениях, но выбирает в итоге более отстраненное.
— Наверное, из расписания можно вывести и стереотипы о долгих женских сборах?
— Пока что подожду. Вдруг это случайность?
— Тогда, может, выведем обращение на "Вы"?
— Ну, если непременно что-то нужно вывести...
— Так, пятен я пока не посадила, а выводить Вас из себя уж точно не хотела бы...
— Тогда договорились - "тебя".
— Тебя, — повторила я. Я же ведь с ним не флиртую? Это обычный обмен неуклюжими репликами малознакомых людей, пытающихся показаться интереснее, чем они есть. Сейчас вот спрошу его про погоду.
К нам подбегает подотставшая Рита. Она сегодня вся как шут из табакерки, или матрас — кажется, целиком состоит из пружин. И вот она немедля тянет нас в метро.
На эскалаторе мы еще встали как-то неловко. Я оказалась между Ритой и Игорем, причем, первую мне было видно, лишь опустив голову, а, стоило повернуться ко второму, в обзор попадало вот уж точно не лицо. Хотя, не менее неловким было бы, если бы я замыкала наши ряды. Я решила пока старательно понаблюдать, чтобы с девочкой на эскалаторе ничего не приключилось. Все-таки средство передвижения повышенной опасности.
На сидение напротив как-то втиснулся объемный мужчина. Иногда мне такие люди напоминают котов. Кажется — ну нет, ты не сможешь! А он раз — и может. Поневоле начинаешь сомневаться в своих знаниях физики. А неоспоримое доказательство ошибочности всего научного суждения, тем временем, тоже недовольно вперилось в меня, мол, надо было самой ноги в руки — и занимать места, что теперь уж слезы лить, мое право, по билету. Игорь заметил мой взгляд, но неверно истолковал ситуацию. Он перехватился на поручне, прижав к себе Риту другой рукой, и встал чуть правее. Загородил меня от мужика.
— Спасибо, — одними губами прошептала я ему. Говорить вслух в шуме вагона смысла не было. Разубеждать его — там более. Всю оставшуюся часть пути мы так и поглядывали друг на друга, будто все пытаясь что-то сказать, но тут же замолкая в грохоте поезда.
***
Я стучусь к Марине с вполне определенной целью. У меня такое чувство, что все должно получиться, а, когда со мной такое бывает, все и вправду начинает происходить так, как я хочу. А я хочу, чтобы она пошла с нами. Пусть уже Игорь получит, то, что он так хочет, и оставим все это в прошлом. Скорее бы это все стало прошлым! Я зла и сосредоточена одновременно. Как будто мне не хватает двойственности внутри себя! Суббота, девять утра. На мне красивое платье, как будто сегодня мой день рождения. С улицы пахнет свежестью, прошедшим ночью дождем. Там, должно быть, везде лужи.
До звонка я не достаю. Она открывает, сонная, растрепанная, уютная, ну как можно спать в такое утро?! Свет от открытой двери разгоняет мрак у нее в квартире, и Марина щурится. Я вижу просыпающиеся искорки у нее в глазах. Зеленые.
На улице мое внимание привлекают полустертые дождем «классики». Начертил кто-то из соседских ребят. И почему я никогда с ними не гуляю? И классики эти обычно обхожу стороной? Вспоминаю старую считалочку, ноги отсчитывают неровные квадраты с цифрами.
