Но песок всё равно был везде, облепив даже в волосы, превратив меня в пыльно-песчаного дикобраза.
Солнце добралось до кожи, впилось со всей безжалостной горячностью, оставив покраснения на ногах и волдыри на плечах.
Желудок крутило от голода и тошноты, мочевой где-то с середины стал очень требовательным компаньоном, а руки и ноги в какой-то момент безнадёжно обвисли и прекратили попытки хоть как-то разогнать кровоток.
Самой дороги, как и других байкеров, я особо не видела.
Мы прибыли к рудодобывающей компании где-то под вечер, такого облегчения мне ещё ни разу не доводилось испытывать (как бы страшно ни было это признавать, но проигрывало даже известие об очнувшемся Эване). Я перевалилась через корпус коляски, рухнула на жёсткую землю, подняв над собой песчаное облако, и чуть не начала целовать приятную, просторную поверхность континента.
— Поезд уезжает через десять минут, — рыгнул байкер, ревностно содрал с меня кусочек зацепившегося за одежду одеяла, кинул его обратно в коляску и сплюнул на прощание.
Я доползла до одинокого лысеющего кустика, облегчила участь своего компаньона мочевого, кишечнику приказала не вякать, и, едва шевеля ногами, побрела к поезду. Знакомые мужчины из моей коляски помогли забраться в вагон с железной рудой.
Хотела бы я сказать, что мы тут же взяли и отправились в путь. Но отправление задержали на два часа.
Наверное, обстановка была ужасающей, однако в моём полуживом сознании это не зафиксировалось. Я отметила про себя, что лежать на черных кристалликах минералов было вполне терпимо, места много, можно было вытянуть ноги и даже руки. Мужчины из моей коляски, видимо, не первый раз передвигались по стране подобным образом и выбрали самый удобный вагон, где не было крупных камней.
Голод усиливался, а встретить по пути супермаркеты надежды не было. Другие отчаянные путешественники тоже еды с собой не взяли, потому что дела наших компаньонов мочевых мы справляли в уголке вагона, предварительно просив остальных людей отвернуться.
Один из мужчин одолжил мне кусочек ткани для тюрбана и, видя мои нервные потрясывания, пустил полежать на своём спальнике, который предусмотрительно взял с собой. На самом деле, люди рассортировались по вагонам, но всех их объединяло одно: они подготовились. Повязали головы, укутались в одежды, прихватили удобные комплекты подушек и спальных мешков, чтобы не замерзнуть ночью.
Надо ли говорить, что единственным козлом отпущения оказалась я.
Козой.
Никто не рисковал перелезать через вагоны, потому что если навернёшься с поезда — никто тебя по пустыне искать не будет. Мы скучковались впятером — тем же командным составом, каким ехали в мотоциклетной коляске.
Мне повезло встретить таких потрясающих людей. Думаю, это поездка не превратилась в пытку только благодаря им. Меня укрыли всеми лишними вещами, которые только смогли отыскать, чтобы солнце не нанесло ещё большего вреда. Когда наступила ночь, и стало невыносимо холодно, мои товарищи по несчастью сдвинули спальники вплотную друг к другу и согревали своими телами.
Это не особо помогло, я дрожала, как осиновый лист.
Остальные, как ни странно, тоже.
Холод был того пронизывающий, что никто этой ночью так и смог уснуть. Я всеми силами пыталась увлечь себя рассматриванием звёздного неба и составлением карты созвездий, только вот стучащие зубы никак не давали сосредоточиться.
Спустя примерно восемнадцать часов с начала этого чудовищного путешествия усталость достигла критической отметки. Я вырубилась — на минутку или на час, не знаю. Меня растолкал один из мужчин, рядом с которым я тщетно пыталась согреться.
Вдалеке из земли, словно кактусы, выглядывали кусочки высотных зданий. Акамар стремительно приближался.
Железную руду в наш город не поставляли, следовательно и станций для высадки пассажиров не было. Но машинист получал процент с тех грязных единиц, что бедные эль-натовцы отваливали байкерам, а потому двух- или трёхкилометровый таворняк начал оглушительно тормозить.
Трясущимися руками я схватилась за железную лестницу, что была у каждого вагона, и начала спускаться. Отцепилась ровно в тот момент, когда состав тронулся. Меня накрыло песчаной волной, я обессиленно упала и свернулась эмбрионом.
Когда земля перестала трястись, а пыль улеглась, я приподнялась на локтях и заметила ещё одного человека, сошедшего с поезда. Он медленно приближался ко мне.
Прошло не меньше четверти часа, прежде чем в чёрном от сажи лице я смогла различить Дерека Юргеса.
Пустыня никого не пощадила, во время поездки на байке песок облепил с ног до головы, а поезд с железной рудой украсил сверху прекрасными тенями. Мы были похожи на беженцев, переживших взрыв на угольной шахте.
Дерек Юргес меньше всего напоминал миллиардера, прародителя современной артефактики. А больше всего — черномазого преступника в тюрбане.
— Ну и что ты устроила?! — тон у него был, впрочем, очень даже бандитским.
— Эм… не знаю.
Я предприняла попытку встать, только вот ноги предательски не слушались, силы были на исходе.
— Где артефакт?! — Юргес-старший, кажется, научился рычать. Я инстинктивно припала к земле, больше не пытаясь пошевелиться. — Эрин! Куда ты его дела?
— Какой ещё артефакт?
Ну, что.
Врать мне не привыкать.
— Я знаю, что ты его стащила у Уэльса!
— У кого?!
Под слоем чёрного налёта не было видно, как его лицо покраснело от злости, но воображение дорисовало все необходимые детали.
— Что. Ты. Натворила. — Он присел на корточки и брызнул слюной мне в лицо.
— Не советую меня трогать, — испуганно выдохнула я.
— Тебя никто и не трогает.
— Что-то не похоже.
Юргес-старший раздражённо втянул воздух. Вокруг нас была бескрайняя пустыня и два ржавых бесконечных рельса. В таких условиях, не имея под рукой ни свидетелей, ни палки, на крайняк, не стоило бы влезать в конфликт. Но…
— А что вы собирались делать? — Я даже воинственно приподнялась.
— Что ТЫ собиралась делать?
— Домой пытаюсь попасть!
— Эрин…
Юргес плюхнулся на пятую точку, наши глаза оказались на одном уровне.
— Пожалуйста, отдай мне артефакт.
— У меня нет никакого артефакта! — Для наглядности вывернула карманы. Я же не идиотка — прятать его в карманах.
— Тогда зачем ты в Акамар припёрлась?
От мужчины веяло недружелюбием и властью. Думаю, он мог бы меня скрутить и в два счёта вытряхнуть всю информацию, но пока что решил действовать «добрыми» методами. Только с его тоном это не очень-то получалось.
— Моего друга вот-вот отключат от аппаратов жизне… — запнулась, закашлялась. Дурацкий песок. — Жизнеобеспечения.
— И?
— Что «и»? Я рядом хочу быть!
— Тебе на чужую смерть нравится смотреть?
— Вы в порядке? Это мой друг. Я ни за что его не оставлю.
Юргес-старший внимательно изучал моё лицо пронизывающими до костей черничными глазами.
— Ладно. Скоро за мной приедет машина. Тебя подбросить? Он ведь в Акамарской больнице, верно?
— Не надо. — Я сощурилась, солнце болезненно выжигало глаза.
— Я тут собираюсь филиал открывать, — отец Ника без предварительного перехода заговорил деловым тоном, — не хочешь ко мне в компанию сигануть?
— Не хочу.
— Такие девочки нам нужны, — как-то совсем уж неприятно окатил он льстивыми словами, — умные.
— Я не ищу работу.
— Да? Жаль. Может, даже зря?
— Нет.
— Тогда, наверное, стоит предложить твоему руководителю? Слышал, вы с ним общаетесь так тесно, что скоро одному из вас возможно придётся уйти.
Я потрясённо уставилась на кристаллики песка, боясь поднимать взгляд — ужас окатил с ног до головы, Юргес-старший не сможет этого не заметить.
Пока я приходила в себя и пыталась справиться с парализующим отчаянием, мужчина подался вперед, обхватил меня за шею — властно, лишая свободы действий и вообще… свободы. Гладя прямо в лицо, с удовольствием закопал:
— Откуда я это знаю? Ты об этом думаешь, да? Хорошо. Значит, умеешь думать. Значит, поймёшь, что с тобой всё это время общался мой сын. Он не любит конкурентов. Ну и я не люблю тоже. Про вас с Эваном я и так бы узнал, у вас не особо получилось скрыться. А вот про то, что ты не училась в ГАУ, я бы не догадался.
Я подняла испуганный взгляд, заложив себя с потрохами.
— Ник рассказал мне парочку странных моментов: ты не узнаёшь преподов, не знаешь имена и фамилии своих однокурсников. Не разбираешься в магии. Хватаешь плетения. Всё это очень подозрительно… я навёл справки, и узнал о тебе кое-что, Эрин Шэдли. Так что слушай внимательно: наверняка ты помнишь, где находится мой дом. Сегодня вечером жду тебя с артефактом. Если не придёшь, завтра все узнают, что ты самозванка.
Поезд эпилептически трясся и бренчал так, будто детали на его днище были склеены соплями. Я хмуро разглядывала светящуюся точку под кожей — идентификационный чип. Всматривалась в ожоги на некогда нежной коже. Болючие красные пятна теперь символизировали перемены, остро чувствовалось: как раньше уже не будет никогда.
За время моего отсутствия изменился даже Акамар.
По вагонам проходились контролёры — похоже, электронной системе вновь перестали доверять. Эластичная чёрно-белая ткань плотно облегала их фигуру, шлемы с чёрными стёклами защищали лица от неадекватных безбилетников. Система оплаты изменилась. Я узнала об этом, когда по старой привычке подошла к кассе за билетом, а касса оказалась закрыта. Навсегда.
Контролёр замер, глядя на мой песчано-черномазый вид, затем вытянул руку, я поднесла свою. Оплата прошла.
Мы двигались вперёд.
И не то что бы поезд ехал дальше, хотя и он тоже, но в целом, город стремительно подстраивался под новые условия. Буквально несколько дней понадобилось, чтобы полностью перевести работников транспорта на новые стандарты.
Так, как раньше, уже не будет никогда.
— Станция «Синяя»!
Я неохотно поднялась, покачиваясь, доковыляла к дверям. Пока поезд тормозил, скосила глаза в сторону и в очередной раз зацепилась взглядом за двух влюблённых, они ехали со мной от зелёной ветки. У них были золотые часы с фигуристой «Б». Интересно, какие эмоции они купили? Счастье? Страсть?
Двери открылись, я вышла на платформу, прокручивая в голове зудящие мысли: зачем было делать эти артефакты? Неужели так важно воздействовать на удовольствие? Неужели Берлингеру с Юргесом было важнее поднять мужчинам член, вместо того, чтобы поднять на ноги инвалидов? Вдохнуть жизнь в коматозников? Почему они ударились в изготовление тех артефактов, без которых человечество вполне может обойтись? Почему не захотели настоящей революции? Почему не усовершенствовали «Виту»?
Я ступала тоненькими подошвами кед по ребристой платформе, собственные шаги барабанами отзывались в ушах.
Ну неужели существовали бы «антиартефаки», если бы все знали, насколько важны артефакты? Неужели кто-то пытался бы противостоять единственному способу вернуть человеку жизнь? Те артефакты, что есть сейчас, не справляются с этой задачей.
Но если бы артефакты стали лекарством?
Разве хоть кто-то покусился бы на их значение в истории? Разве хоть кто-нибудь стал бы отрицать их необходимость?
Я утопала в этих мыслях всю дорогу и сама не заметила, как оказалась перед домом, к которому когда-то поклялась больше не возвращаться. Дни сменялись днями, мысли — другими мыслями, обида притуплялась, тяжёлые воспоминания зарастали беспощадным мхом времени. Это был один из тех тяжёлых дней, когда чувствуешь себя совершенно беззащитным перед огромным, страшным миром.
Это было странно и нерационально, но единственным человеком, к которому мне хотелось прижаться — оказалась мама. Когда я вернулась в Акамар, первым же делом задумалась: где ночевать? Где мой дом?
Ответ был очевиден. Хоть и горько было это признавать.
Она открыла не сразу. Видимо, даже подумать не могла, что на порог кто-то заявится в такое позднее время суток. Она очень удивилась. Обвела меня недоверчивым, но трезвым взглядом от макушки до мысков кед.
— Что, нахлебалась от своего папаши?
Я поджала губы, глуша ответную резкость.
— Мне можно зайти? — Остро почувствовала себя пятилетней нашкодившей девчонкой.
— Ну, входи. — «Сделала одолжение».
Я медленно переступила порог, обводя заинтересованным взглядом прихожую. Ничего не изменилось. Абсолютно. Менялась я, менялось моё окружение, даже Акамар менялся, но только не этот дом.
Пахло странно, будто тухлыми яйцами. Оказавшись на кухне, поняла, что мама наготовила салатов, и такая удушающая смесь запахов как раз от них.
— Ого, какие люди и без охраны, — присвистнул отчим. — И как сюда блудную дочь занесло?
Я хмыкнула, поражаясь, как Рэм смог составить два таких сложных предложения без единого матерного слова.
— Да не говори, — поддакнула за моей спиной мама. — А я ведь говорила, что этому козлу нельзя верить. Козёл — он козёл и есть. Он меня бросил, её бросил, и насрать ему на семью, на детей, на всё, только он в этом мире важен!
— Выглядит аппетитно, — тихо заметила я, приглядываясь к салатам.
— Ешь, потом сходи в душ, дышать из-за тебя уже нечем! — Она была и возмущена, и рада. — Он тебя не кормил даже, да? Ну, вот, а ты меня слушать не хотела. А я говорила вообще-то. Я предупреждала!
Я степенно наложила себе разной еды, до краёв заполнив тарелку, уселась на высокий стул и принялась жадно засовывать всё в рот. С меня в тарелку сыпался песок, но сейчас это казалось такой мелочью.
— Нет, ну вот представляешь, ещё и ребёнка бросил! Второй раз! — не унималась мама, выбрав себе в качестве податливых слушателей меня и Рэма. — Одно слово – мужик! Как обрюхатить, так он первый! Как позаботиться о своей же дочери — тут же свалил! У неё же мать есть! А то что мать работает вообще-то, в отличие от него, это ничего! У матери и личной жизни быть не может, и мужа, и детей, только его ребёнок, конечно!
Я покосилась на Рэма. Тот увлечённо пялился в маленький, тихо играющий головизор. Программа была про оружие, картинки показывали в таких подробностях, что отчим пялился, не отрываясь, даже про еду забыл. А уж до маминых разговоров ему и подавно не было дела.
— А моя комната свободна? — уточнила я, когда мама прервалась на возмущённый вздох и замолчала.
— Нет. Ты же выбрала своего папашу.
— И вы отдали мою комнату Кайлу?
Это было неудивительно, но всё равно обидно.
— А что ты хотела?! Ты тут не жила!
— Просто спросила, — тихо успокоила её.
— Чё там в столице щас? — вклинился Рэм, пока накладывал себе добавку.
— Суматоха, — кратко ответила я, забыв, что он может не знать такого слова.
— А чё с терактом?
Я глупо моргнула.
— Прошёл, — не придумала ничего вразумительнее.
— Ну а как там вообще это?
— Нормально.
— А этот… купол?
— Открыли.
— Норм.
— Ну да.
— А там типа… ну, люди пострадали?
— Да, много.
— Крови?
— И крови тоже.
— Во прикол, — хохотнул отчим, скашивая взгляд к головизору. — Ну это вообще, конечно.
— Да.
— Ну вы там это, рассказали чё надо?
— Да.
— Супер.
— Да.
Рэм уставился в головизор, окончательно выпадая из бессмысленной беседы. Я тупо рассматривала салаты в тарелке. Тишина прилипла к горлу, хотелось прокашляться, лишь бы разбавить это молчание. Велик был соблазн начать болтать о всякой ерунде, делая вид, что в моей жизни ничего не изменилось так же, как в этом доме. Я посмотрела на чуть сгорбленную маму, её тёмные волосы, удивительно тонкие руки при шарообразной фигуре.
Солнце добралось до кожи, впилось со всей безжалостной горячностью, оставив покраснения на ногах и волдыри на плечах.
Желудок крутило от голода и тошноты, мочевой где-то с середины стал очень требовательным компаньоном, а руки и ноги в какой-то момент безнадёжно обвисли и прекратили попытки хоть как-то разогнать кровоток.
Самой дороги, как и других байкеров, я особо не видела.
Мы прибыли к рудодобывающей компании где-то под вечер, такого облегчения мне ещё ни разу не доводилось испытывать (как бы страшно ни было это признавать, но проигрывало даже известие об очнувшемся Эване). Я перевалилась через корпус коляски, рухнула на жёсткую землю, подняв над собой песчаное облако, и чуть не начала целовать приятную, просторную поверхность континента.
— Поезд уезжает через десять минут, — рыгнул байкер, ревностно содрал с меня кусочек зацепившегося за одежду одеяла, кинул его обратно в коляску и сплюнул на прощание.
Я доползла до одинокого лысеющего кустика, облегчила участь своего компаньона мочевого, кишечнику приказала не вякать, и, едва шевеля ногами, побрела к поезду. Знакомые мужчины из моей коляски помогли забраться в вагон с железной рудой.
Хотела бы я сказать, что мы тут же взяли и отправились в путь. Но отправление задержали на два часа.
Наверное, обстановка была ужасающей, однако в моём полуживом сознании это не зафиксировалось. Я отметила про себя, что лежать на черных кристалликах минералов было вполне терпимо, места много, можно было вытянуть ноги и даже руки. Мужчины из моей коляски, видимо, не первый раз передвигались по стране подобным образом и выбрали самый удобный вагон, где не было крупных камней.
Голод усиливался, а встретить по пути супермаркеты надежды не было. Другие отчаянные путешественники тоже еды с собой не взяли, потому что дела наших компаньонов мочевых мы справляли в уголке вагона, предварительно просив остальных людей отвернуться.
Один из мужчин одолжил мне кусочек ткани для тюрбана и, видя мои нервные потрясывания, пустил полежать на своём спальнике, который предусмотрительно взял с собой. На самом деле, люди рассортировались по вагонам, но всех их объединяло одно: они подготовились. Повязали головы, укутались в одежды, прихватили удобные комплекты подушек и спальных мешков, чтобы не замерзнуть ночью.
Надо ли говорить, что единственным козлом отпущения оказалась я.
Козой.
Никто не рисковал перелезать через вагоны, потому что если навернёшься с поезда — никто тебя по пустыне искать не будет. Мы скучковались впятером — тем же командным составом, каким ехали в мотоциклетной коляске.
Мне повезло встретить таких потрясающих людей. Думаю, это поездка не превратилась в пытку только благодаря им. Меня укрыли всеми лишними вещами, которые только смогли отыскать, чтобы солнце не нанесло ещё большего вреда. Когда наступила ночь, и стало невыносимо холодно, мои товарищи по несчастью сдвинули спальники вплотную друг к другу и согревали своими телами.
Это не особо помогло, я дрожала, как осиновый лист.
Остальные, как ни странно, тоже.
Холод был того пронизывающий, что никто этой ночью так и смог уснуть. Я всеми силами пыталась увлечь себя рассматриванием звёздного неба и составлением карты созвездий, только вот стучащие зубы никак не давали сосредоточиться.
Спустя примерно восемнадцать часов с начала этого чудовищного путешествия усталость достигла критической отметки. Я вырубилась — на минутку или на час, не знаю. Меня растолкал один из мужчин, рядом с которым я тщетно пыталась согреться.
Вдалеке из земли, словно кактусы, выглядывали кусочки высотных зданий. Акамар стремительно приближался.
Железную руду в наш город не поставляли, следовательно и станций для высадки пассажиров не было. Но машинист получал процент с тех грязных единиц, что бедные эль-натовцы отваливали байкерам, а потому двух- или трёхкилометровый таворняк начал оглушительно тормозить.
Трясущимися руками я схватилась за железную лестницу, что была у каждого вагона, и начала спускаться. Отцепилась ровно в тот момент, когда состав тронулся. Меня накрыло песчаной волной, я обессиленно упала и свернулась эмбрионом.
Когда земля перестала трястись, а пыль улеглась, я приподнялась на локтях и заметила ещё одного человека, сошедшего с поезда. Он медленно приближался ко мне.
Прошло не меньше четверти часа, прежде чем в чёрном от сажи лице я смогла различить Дерека Юргеса.
Глава 2
Пустыня никого не пощадила, во время поездки на байке песок облепил с ног до головы, а поезд с железной рудой украсил сверху прекрасными тенями. Мы были похожи на беженцев, переживших взрыв на угольной шахте.
Дерек Юргес меньше всего напоминал миллиардера, прародителя современной артефактики. А больше всего — черномазого преступника в тюрбане.
— Ну и что ты устроила?! — тон у него был, впрочем, очень даже бандитским.
— Эм… не знаю.
Я предприняла попытку встать, только вот ноги предательски не слушались, силы были на исходе.
— Где артефакт?! — Юргес-старший, кажется, научился рычать. Я инстинктивно припала к земле, больше не пытаясь пошевелиться. — Эрин! Куда ты его дела?
— Какой ещё артефакт?
Ну, что.
Врать мне не привыкать.
— Я знаю, что ты его стащила у Уэльса!
— У кого?!
Под слоем чёрного налёта не было видно, как его лицо покраснело от злости, но воображение дорисовало все необходимые детали.
— Что. Ты. Натворила. — Он присел на корточки и брызнул слюной мне в лицо.
— Не советую меня трогать, — испуганно выдохнула я.
— Тебя никто и не трогает.
— Что-то не похоже.
Юргес-старший раздражённо втянул воздух. Вокруг нас была бескрайняя пустыня и два ржавых бесконечных рельса. В таких условиях, не имея под рукой ни свидетелей, ни палки, на крайняк, не стоило бы влезать в конфликт. Но…
— А что вы собирались делать? — Я даже воинственно приподнялась.
— Что ТЫ собиралась делать?
— Домой пытаюсь попасть!
— Эрин…
Юргес плюхнулся на пятую точку, наши глаза оказались на одном уровне.
— Пожалуйста, отдай мне артефакт.
— У меня нет никакого артефакта! — Для наглядности вывернула карманы. Я же не идиотка — прятать его в карманах.
— Тогда зачем ты в Акамар припёрлась?
От мужчины веяло недружелюбием и властью. Думаю, он мог бы меня скрутить и в два счёта вытряхнуть всю информацию, но пока что решил действовать «добрыми» методами. Только с его тоном это не очень-то получалось.
— Моего друга вот-вот отключат от аппаратов жизне… — запнулась, закашлялась. Дурацкий песок. — Жизнеобеспечения.
— И?
— Что «и»? Я рядом хочу быть!
— Тебе на чужую смерть нравится смотреть?
— Вы в порядке? Это мой друг. Я ни за что его не оставлю.
Юргес-старший внимательно изучал моё лицо пронизывающими до костей черничными глазами.
— Ладно. Скоро за мной приедет машина. Тебя подбросить? Он ведь в Акамарской больнице, верно?
— Не надо. — Я сощурилась, солнце болезненно выжигало глаза.
— Я тут собираюсь филиал открывать, — отец Ника без предварительного перехода заговорил деловым тоном, — не хочешь ко мне в компанию сигануть?
— Не хочу.
— Такие девочки нам нужны, — как-то совсем уж неприятно окатил он льстивыми словами, — умные.
— Я не ищу работу.
— Да? Жаль. Может, даже зря?
— Нет.
— Тогда, наверное, стоит предложить твоему руководителю? Слышал, вы с ним общаетесь так тесно, что скоро одному из вас возможно придётся уйти.
Я потрясённо уставилась на кристаллики песка, боясь поднимать взгляд — ужас окатил с ног до головы, Юргес-старший не сможет этого не заметить.
Пока я приходила в себя и пыталась справиться с парализующим отчаянием, мужчина подался вперед, обхватил меня за шею — властно, лишая свободы действий и вообще… свободы. Гладя прямо в лицо, с удовольствием закопал:
— Откуда я это знаю? Ты об этом думаешь, да? Хорошо. Значит, умеешь думать. Значит, поймёшь, что с тобой всё это время общался мой сын. Он не любит конкурентов. Ну и я не люблю тоже. Про вас с Эваном я и так бы узнал, у вас не особо получилось скрыться. А вот про то, что ты не училась в ГАУ, я бы не догадался.
Я подняла испуганный взгляд, заложив себя с потрохами.
— Ник рассказал мне парочку странных моментов: ты не узнаёшь преподов, не знаешь имена и фамилии своих однокурсников. Не разбираешься в магии. Хватаешь плетения. Всё это очень подозрительно… я навёл справки, и узнал о тебе кое-что, Эрин Шэдли. Так что слушай внимательно: наверняка ты помнишь, где находится мой дом. Сегодня вечером жду тебя с артефактом. Если не придёшь, завтра все узнают, что ты самозванка.
Глава 3
Поезд эпилептически трясся и бренчал так, будто детали на его днище были склеены соплями. Я хмуро разглядывала светящуюся точку под кожей — идентификационный чип. Всматривалась в ожоги на некогда нежной коже. Болючие красные пятна теперь символизировали перемены, остро чувствовалось: как раньше уже не будет никогда.
За время моего отсутствия изменился даже Акамар.
По вагонам проходились контролёры — похоже, электронной системе вновь перестали доверять. Эластичная чёрно-белая ткань плотно облегала их фигуру, шлемы с чёрными стёклами защищали лица от неадекватных безбилетников. Система оплаты изменилась. Я узнала об этом, когда по старой привычке подошла к кассе за билетом, а касса оказалась закрыта. Навсегда.
Контролёр замер, глядя на мой песчано-черномазый вид, затем вытянул руку, я поднесла свою. Оплата прошла.
Мы двигались вперёд.
И не то что бы поезд ехал дальше, хотя и он тоже, но в целом, город стремительно подстраивался под новые условия. Буквально несколько дней понадобилось, чтобы полностью перевести работников транспорта на новые стандарты.
Так, как раньше, уже не будет никогда.
— Станция «Синяя»!
Я неохотно поднялась, покачиваясь, доковыляла к дверям. Пока поезд тормозил, скосила глаза в сторону и в очередной раз зацепилась взглядом за двух влюблённых, они ехали со мной от зелёной ветки. У них были золотые часы с фигуристой «Б». Интересно, какие эмоции они купили? Счастье? Страсть?
Двери открылись, я вышла на платформу, прокручивая в голове зудящие мысли: зачем было делать эти артефакты? Неужели так важно воздействовать на удовольствие? Неужели Берлингеру с Юргесом было важнее поднять мужчинам член, вместо того, чтобы поднять на ноги инвалидов? Вдохнуть жизнь в коматозников? Почему они ударились в изготовление тех артефактов, без которых человечество вполне может обойтись? Почему не захотели настоящей революции? Почему не усовершенствовали «Виту»?
Я ступала тоненькими подошвами кед по ребристой платформе, собственные шаги барабанами отзывались в ушах.
Ну неужели существовали бы «антиартефаки», если бы все знали, насколько важны артефакты? Неужели кто-то пытался бы противостоять единственному способу вернуть человеку жизнь? Те артефакты, что есть сейчас, не справляются с этой задачей.
Но если бы артефакты стали лекарством?
Разве хоть кто-то покусился бы на их значение в истории? Разве хоть кто-нибудь стал бы отрицать их необходимость?
Я утопала в этих мыслях всю дорогу и сама не заметила, как оказалась перед домом, к которому когда-то поклялась больше не возвращаться. Дни сменялись днями, мысли — другими мыслями, обида притуплялась, тяжёлые воспоминания зарастали беспощадным мхом времени. Это был один из тех тяжёлых дней, когда чувствуешь себя совершенно беззащитным перед огромным, страшным миром.
Это было странно и нерационально, но единственным человеком, к которому мне хотелось прижаться — оказалась мама. Когда я вернулась в Акамар, первым же делом задумалась: где ночевать? Где мой дом?
Ответ был очевиден. Хоть и горько было это признавать.
Она открыла не сразу. Видимо, даже подумать не могла, что на порог кто-то заявится в такое позднее время суток. Она очень удивилась. Обвела меня недоверчивым, но трезвым взглядом от макушки до мысков кед.
— Что, нахлебалась от своего папаши?
Я поджала губы, глуша ответную резкость.
— Мне можно зайти? — Остро почувствовала себя пятилетней нашкодившей девчонкой.
— Ну, входи. — «Сделала одолжение».
Я медленно переступила порог, обводя заинтересованным взглядом прихожую. Ничего не изменилось. Абсолютно. Менялась я, менялось моё окружение, даже Акамар менялся, но только не этот дом.
Пахло странно, будто тухлыми яйцами. Оказавшись на кухне, поняла, что мама наготовила салатов, и такая удушающая смесь запахов как раз от них.
— Ого, какие люди и без охраны, — присвистнул отчим. — И как сюда блудную дочь занесло?
Я хмыкнула, поражаясь, как Рэм смог составить два таких сложных предложения без единого матерного слова.
— Да не говори, — поддакнула за моей спиной мама. — А я ведь говорила, что этому козлу нельзя верить. Козёл — он козёл и есть. Он меня бросил, её бросил, и насрать ему на семью, на детей, на всё, только он в этом мире важен!
— Выглядит аппетитно, — тихо заметила я, приглядываясь к салатам.
— Ешь, потом сходи в душ, дышать из-за тебя уже нечем! — Она была и возмущена, и рада. — Он тебя не кормил даже, да? Ну, вот, а ты меня слушать не хотела. А я говорила вообще-то. Я предупреждала!
Я степенно наложила себе разной еды, до краёв заполнив тарелку, уселась на высокий стул и принялась жадно засовывать всё в рот. С меня в тарелку сыпался песок, но сейчас это казалось такой мелочью.
— Нет, ну вот представляешь, ещё и ребёнка бросил! Второй раз! — не унималась мама, выбрав себе в качестве податливых слушателей меня и Рэма. — Одно слово – мужик! Как обрюхатить, так он первый! Как позаботиться о своей же дочери — тут же свалил! У неё же мать есть! А то что мать работает вообще-то, в отличие от него, это ничего! У матери и личной жизни быть не может, и мужа, и детей, только его ребёнок, конечно!
Я покосилась на Рэма. Тот увлечённо пялился в маленький, тихо играющий головизор. Программа была про оружие, картинки показывали в таких подробностях, что отчим пялился, не отрываясь, даже про еду забыл. А уж до маминых разговоров ему и подавно не было дела.
— А моя комната свободна? — уточнила я, когда мама прервалась на возмущённый вздох и замолчала.
— Нет. Ты же выбрала своего папашу.
— И вы отдали мою комнату Кайлу?
Это было неудивительно, но всё равно обидно.
— А что ты хотела?! Ты тут не жила!
— Просто спросила, — тихо успокоила её.
— Чё там в столице щас? — вклинился Рэм, пока накладывал себе добавку.
— Суматоха, — кратко ответила я, забыв, что он может не знать такого слова.
— А чё с терактом?
Я глупо моргнула.
— Прошёл, — не придумала ничего вразумительнее.
— Ну а как там вообще это?
— Нормально.
— А этот… купол?
— Открыли.
— Норм.
— Ну да.
— А там типа… ну, люди пострадали?
— Да, много.
— Крови?
— И крови тоже.
— Во прикол, — хохотнул отчим, скашивая взгляд к головизору. — Ну это вообще, конечно.
— Да.
— Ну вы там это, рассказали чё надо?
— Да.
— Супер.
— Да.
Рэм уставился в головизор, окончательно выпадая из бессмысленной беседы. Я тупо рассматривала салаты в тарелке. Тишина прилипла к горлу, хотелось прокашляться, лишь бы разбавить это молчание. Велик был соблазн начать болтать о всякой ерунде, делая вид, что в моей жизни ничего не изменилось так же, как в этом доме. Я посмотрела на чуть сгорбленную маму, её тёмные волосы, удивительно тонкие руки при шарообразной фигуре.
