Удержать в голове свое прошлое оказалось непростой задачей — каждый раз, отдалившись от заветной стены на пару сотен шагов, она чувствовала, как её прошлое начинает ускользать от неё, вытекать из черепной коробки, будто вода из треснувшего кувшина. От одного этого ощущения её начинал глодать давно забытый страх. Мертвецам нечего было терять — они не боялись боли, увечий, уничтожения. Осторожно коснувшись чудом сохранившейся памяти о темных днях, когда она рыскала по Хъемосу в поисках жизни, которую можно было растоптать, Милена понимала, что старалась избегать травм. Ведь гораздо проще перебираться через защитные рвы и частоколы и крошить черепа выживших, когда все твои конечности крепко приделаны к туловищу. Она берегла свое тело только ради единственного доступного ей развлечения.
Теперь всё было по-другому. Со своими именами она заново обрела саму себя, и страх утраты стал реальным.
Испугавшись, Милена опрометью мчалась в опостылевшую ей башню, вставала напротив стены и беззвучно шевелила губами, пожирая её взглядом. Воспоминания накатывали соленой волной, и ей становилось легче. Казалось, не было ничего проще, чем заучить десять имен, которыми её называли при жизни. Но стоило отвернуться, как волна спадала оставляя болезненную пустоту.
В очередной раз вернувшись, Милена вдруг хлестнула хвостом по каменному полу и выругалась — решение было у неё под носом! Она сгорбилась, отставила вытянутую полулапу в сторону и бережно положила свою глефу на каменный пол.
«Что за блаженный дурак её мне оставил?»
Камана с сожалением поняла, что не может вспомнить, кто это был. Лица не было видно из-за застилающей глаза багровой пелены, голос заглушал её собственный разъяренный вой, который ещё долго потом разносился по башне визгливым эхом.
«Наверняка тот же безумец, которому взбрело в голову оставить меня в целости».
Милена довольно ухмыльнулась и царапнула старое, потемневшее от времени древко глефы когтем, намечая место для первого слова. Норхора, первое в жизни имя — его дала ей сестра. Они обменялись ими перед тем, как навсегда разойтись. После очередной их драки, в в которой Милена едва не загрызла свою двойняшку насмерть, родители решили, что пришла пора расстаться. Мать забрала младшую сестру, Милена ушла с отцом. Никто не горевал и не держал зла на другого. Их народ всегда был таким.
Прошлое нужно было помнить, но за него нельзя было цепляться. Его следовало чувствовать кожей на спине, как теплые следы солнца и прикосновения ветра, и тогда оно подталкивало, помогая сделать очередной шаг вперед. Но стоило на него обернуться, как воспоминания превращались в камень на шее утопленника, утягивая на самое дно. Прошлое было одной из точек бесконечного баланса между жизнью и смертью, который пыталась удержать Милена.
Она начала обходить первый форт по кругу, высматривая Маркуса. Звать его она не рисковала, боясь потревожить мертвецов, которые остались в форте: исковерканных Катастрофой людей, которые когда-то жили здесь, обветшалых стражников, оставшихся на своих постах даже после смерти. Их неподвижные фигуры темнели в рассветных сумерках, словно мрачные статуи. Форт был слишком спокойным. Рассудив, что Маркус скорее всего потревожил бы мертвецов, если бы добрался сюда, Милена решила отправить дальше.
В следующих двух фортах её тоже постигла неудача — мертвецы стояли на своих местах, как вкопанные и Маркуса нигде не было видно. Она забредала все дальше к южной части цепи, небо быстро светлело. Милена начала терять терпение.
“Сукин сын! Да куда же ты делся?!”
Следующий форт встретил её высокой, почти полностью сохранившейся крепостной стеной. Милена повернула в сторону, делая крюк, чтобы обогнуть её и вдруг увидела впереди рытвины окопов. Это были свежие, наспех вырытые укрепления, они располагались на отдалении от фортов, ближе к лесам. Рядом с ними, как вкопанные стояли мертвецы. Они вяло зашевелились, когда Милена подошла поближе, начали поворачивать в её сторону раздутые, искривленные головы.
Вокруг окопов и внутри них лежали растерзанные тела в красно-коричневых гамбезонах Гайен-Эсем, а рядом с ними — разряженные винтовки.
"Так это здесь эти идиоты пытались расчищать территории..."
Широкая цепочка из тел вела в сторону форта, и Милена направилась вдоль неё, слыша, как мертвецы вокруг поворачиваются и начинают следовать за ней. Почему-то она всегда привлекала их внимание. Она заметила эту особенность очень давно, когда впервые увидела других мертвецов и нередко пользовалась ею для нападений на большие поселения людей, приводя мертвых прямо к ним. Сейчас она старалась поскорее обогнать их, надеясь, что они забудут о ней, как только отстанут. Впереди, у форта виднелось какое-то движение, и Милена ускорилась, а потом и вовсе помчалась со всех ног, боясь опоздать.
Уходя к самым стенам крепости, цепочка тел становилась всё шире и шире, пока не превратилась в картину настоящего побоища. Трупы были разбросаны повсюду, их не тронули ни звери, ни насекомые. Милена бежала прямо по ним, чувствуя, как они проминаются под ногами. Впереди виднелся просвет в крепостных стенах, из которого неторопливо вытекала темная мертвая масса. Но взгляд каманы впился в одинокую фигуру, бредущую ей навстречу впереди всех.
— Харион! Сюда!
Маркус шел бесконечно медленно, почти ковылял. Его лицо превратилось в сплошную белую маску с пустыми, закрывающимися глазами. Когда Милена подскочила к нему, хватая за руку, он даже не взглянул на нее, продолжая двигаться вперёд будто во сне. Она рванула его в сторону — он качнулся и рухнул на землю ничком, тут же попытавшись свернуться в клубок.
— Харо, мрак тебя задери, вставай!
Милена перевернула его на спину, заглянула в глаза: они казались стеклянными и смотрели куда-то сквозь неё. Она влепила ему пощечину, вторую, третью. Его голова безвольно дергалась из стороны в сторону.
— Проклятье!
Камана огляделась — потревоженные криками мертвецы всё быстрее надвигались на них. Она злобно оскалилась, схватила болтавшегося у неё в руках тяжелой тряпичной куклой Маркуса, взвалила на спину и, не разгибаясь, помчалась прочь.
Милена остановилась только когда цепь фортов осталась далеко позади и осторожно уложила Маркуса на землю.
— Ну и что ты натворил, засранец? — она оглядела его и вдруг схватила за ворот рубашки. Пуговицы разлетелись в разные стороны от одного движения, обнажая грудь и живот контрабандиста. По белой коже расползались темные синяки.
— Повезло, что они тебя не убили, — пробормотала Милена. — В лагере разберемся, что с тобой делать. И вздумай мне сдохнуть по дороге!
Соловей метался по лагерю, как загнанный зверь. Он всё ждал раздраженного оклика Клары, но она тихо сидела у костра, сгорбив окостеневшую спину, лишь изредка сотрясаясь от очередного приступа кашля. Её широко раскрытые карие глаза были совершенно сухими, но казалось, будто она готова была в любую секунду расплакаться.
- Клара... - осторожно окликнул её Соловей, когда не смог больше выносить гнет охватившего лагерь тяжелого молчания. - А ты знала его брата?
Лекарша медленно кивнула и вдруг судорожно улыбнулась.
- Забавный мальчишка. Был… наверное… Его звали Эрих.
После расставания с Маркусом она долго пыталась выкинуть из головы всё, что было с ним связано, но память о моменте, когда она впервые увидела его брата отпускать не хотела. Это было счастливое время. Они с Маркусом уже полгода бродили по Гайен-Эсем, когда он захотел вернуться в Северный мыс повидать семью.
- Не боишься возвращаться? Вдруг наткнемся на тех бандитов, - ехидно осведомилась Клара.
Маркус нервно забарабанил пальцами по лямке рюкзака.
- Я - нет. Если ты боишься - можешь дождаться меня в предместьях.
- Нет уж. Я хочу увидеть, по кому ты так соскучился.
Они с некоторой опаской вошли в город, и Маркус тут же повел их в сторону порта, будто специально выбрав тот извилистый путь, по которому они бежали, сломя голову, когда встретились в первый раз. Узкие улочки вывели их в жилой район рядом с рынком. Маркус остановился напротив маленького двухэтажного жомика, тесно зажатого с боков другими домами.
- Это он? - спросила Клара, глядя на состаренный временем темный фасад.
- Да.
- А чего не заходишь?
- Сейчас… дай дух перевести.
Маркус всё мялся, не решаясь подойти ко входу, и Клара уже собиралась подтолкнуть его, как дверь вдруг распахнулась. Из дома вышел высокий, худощавый мальчишка-подросток, и Клара невольно заглянула в дверной проем, ожидая, что следом за ним появится кто-то ещё. У него были тёмные, идущие непослушными волнами волосы и яркие карие глаза - ни единая черта лица не выдавала в нем родство с Маркусом. Но стоило мальчишке увидеть его, как он на мгновение застыл от неожиданности, вперив в него недоверчиво-изумленный взгляд, а потом двинулся ему навстречу широкими лошадиными шагами, помогая себе решительными взмахами сжавшихся в кулаки рук. Клара готова была поклясться, что лицо у него только что не светилось от счастья, но спустя всего секунду в глазах вдруг сверкнула ярость, а улыбка превратилась в оскал. Он разогнался и с рычанием бросился на Маркуса. Никто и глазом моргнуть не успел, как оба брата сцепились прямо посреди улицы.
Эрих, не останавливаясь, лупил со всей дури, изредка делал попытки что-то сказать, но задыхался. Маркус хватал его за руки, пытался оттолкнуть и вразумить, но тот упорно лез в драку, вынуждая его машинально отмахиваться. Он был меньше и слабее старшего брата, но брал неукротимым, бешеным напором.
Вокруг потасовки начали собираться зеваки: женщины морщились, охали и возмущались, молодежь подливала масла в огонь, пара мужчин подошли поближе, задумчиво прикидывая, как бы поаккуратнее разнять этот клубок. Клара с разинутым ртом металась вокруг них, пытаясь докричаться, а потом подбежала к стоявшей на углу улицы бочке с водой, увернувшись от возмущенно вскрикнувшего водоноса, схватила черпак и плеснула ледяной водой прямо на братьев.
Те от неожиданности расцепились, отпрянули друг от друга, вжав головы в плечи и безуспешно пытаясь отряхнуться. Потом почти одновременно подняли глаза на Клару. Оба выглядели, как ободранные после мартовской драки коты с проплешинами-разрывами на одежде. У Маркуса была разбита губа, на скуле Эриха горело багровое пятно готовясь превратиться в синяк.
— Клара!..
— Ты что, твою мать, тво..?!
— ЗАТКНУЛИСЬ! — не то рявкнула, не то взвизгнула Клара. — Я сказала, завалились оба и отошли друг от друга!
Заметив, что Эрих насупился, готовясь дать ей отпор, девушка замахнулась черпаком и со всей дури швырнула его об землю. Тот резко звякнул о брусчатку и отлетел в сторону, заставив собравшихся на улице зевак разом дернуться. Мальчишка тут же притих, как и все вокруг, кроме бросившегося причитать водоноса, и следующие две минуты в полной тишине говорила только Клара, не скупясь на выражения, достойные бывалых работников рыбацких доков. Виновники беспорядков молча внимали вместе с затаившей дыхание толпой.
— Да вы совсем охренели, два придурка! — к всеобщему разочарованию выдохшись и сбавив обороты, наконец, подытожила девушка. — Вы детей напугали!
Она махнула рукой в сторону прижавшихся друг к другу у порога дома двух детишек лет семи-восьми, светловолосых, большеглазых, казавшихся совершенно одинаковыми мальчика и девочку. Непонятно, чем они были напуганы больше: безобразной дракой старших братьев или гневной тирадой Клары. На мрачных лицах Маркуса и Эриха проступило почти одинаковое виноватое выражение, и они тут же повернули головы, окидывая детей обеспокоенным взглядом.
— Лион, Энид, идите домой, — велел Эрих. — Подождите в комнате, мы...я… короче, подождите.
Близнецы перевели вопросительный взгляд на Маркуса. Тот одобрительно кивнул, чуть улыбнувшись им уголком рта, и Лион, неохотно слушаясь, потянул надувшую губы сестру внутрь.
— Слышьте, мелкие, ну вы всё? Морды бить друг другу не будете?
— Ужас какой... такие вещи при детях…
— ...у него ручка погнулась! Эй!
Развлечение закончилось, и собравшаяся вокруг троицы небольшая кучка зрителей недовольно загудела. Пострадавший больше всех водонос отыскал свой черпак и теперь пробирался между расходящимися людьми, воинственно размахивая им. На его побагровевшем лице было написано желание по примеру Клары испробовать черпак в качестве метательного оружия, и та поторопилась ретироваться, увлекая за собой растерянно топтавшихся на месте братьев.
— Идем отсюда, быстро! — прошипела она, хватая Маркуса за рукав и приглашающе кивнула Эриху. — Ты тоже, давай-давай!
Они протиснулись мимо парочки деланно-возмущенных женщин и свернули за дома, петляя по первым попавшимся переулкам. Клара то и дело оглядывалась на Маркуса и Эриха, но те больше не делали попыток сцепиться и шли за ней в угрюмом молчании, даже не глядя друг на друга.
Решив, что достаточно запутала следы, Клара повернула на знакомую дорогу к морю, неподалеку от порта взяла левее, уводя их в сторону дикого пляжа, а у скал, которыми начинался спуск к воде, решительно бросила сумку на землю.
— Располагайтесь, — она выудила из неё сверток с аптечкой и кинула его Маркусу. — Сидите и латайте друг другу морды.
— Не только морды… — проворчал Маркус, без особого рвения крутя в руках еле пойманный сверток. — Он меня укусил.
— Заткнись! — к его удивлению, фраза была адресована уже раскрывшему рот Эриху. Тот сердито засопел, с опаской глядя на предупредительно вперившийся в него указательный палец девушки.
Предотвратив очередную ссору, Клара вздохнула и устало потерла ладонями виски. Собственная вспышка гнева порядком её вымотала.
— А ты не жалуйся, не помрешь. Хватит вам, уже и так всю дурь друг из друга выбили… Вас можно на пять минут одних оставить?
Братья синхронно кивнули. Клара с сомнением изогнула бровь, но все же вытащила из сумки две пустые фляги и развернулась, собираясь уходить.
— Поверю на слово. Я за водой. А вы пока справляйтесь, чем есть.
Мальчишки проводили её взглядами, а как только она скрылась за домами, демонстративно отвернулись друг от друга. Маркус устроился на камне возле сумки, раскрыл сверток и принялся методично выкладывать на ткань его содержимое. Краем глаза он видел, как Эрих сел с другой стороны и до белых костяшек сцепил пальцы на коленях. Потом протянул руку с чистой марле и пузырьку с антисептиком, безошибочно отыскав его среди остальных. С громким причмокиванием открылась пробка, в воздухе резко пахнуло спиртом.
— Это твоя девушка? — вдруг спросил Эрих. Маркус осторожно поднял глаза на брата. Тот понемногу смачивал марлю зеленоватым спиртовым раствором и в свою очередь косился на него исподлобья. Злой темный румянец почти сошел с его смуглого лица.
— Да, — помедлив, ответил Маркус. — Мы вместе.
— М… — Эрих почему-то нахмурился и после недолгого молчания не терпящим возражений тоном сообщил: — Тебе надо на ней жениться.
Клара долго смеялась, когда он рассказал ей об этом, но потом, с каждым годом вспоминала эти слова всё чаще. Могли ли они с Маркусом стать настоящей семьей, если бы всё сложилось по-другому?
Теперь всё было по-другому. Со своими именами она заново обрела саму себя, и страх утраты стал реальным.
Испугавшись, Милена опрометью мчалась в опостылевшую ей башню, вставала напротив стены и беззвучно шевелила губами, пожирая её взглядом. Воспоминания накатывали соленой волной, и ей становилось легче. Казалось, не было ничего проще, чем заучить десять имен, которыми её называли при жизни. Но стоило отвернуться, как волна спадала оставляя болезненную пустоту.
В очередной раз вернувшись, Милена вдруг хлестнула хвостом по каменному полу и выругалась — решение было у неё под носом! Она сгорбилась, отставила вытянутую полулапу в сторону и бережно положила свою глефу на каменный пол.
«Что за блаженный дурак её мне оставил?»
Камана с сожалением поняла, что не может вспомнить, кто это был. Лица не было видно из-за застилающей глаза багровой пелены, голос заглушал её собственный разъяренный вой, который ещё долго потом разносился по башне визгливым эхом.
«Наверняка тот же безумец, которому взбрело в голову оставить меня в целости».
Милена довольно ухмыльнулась и царапнула старое, потемневшее от времени древко глефы когтем, намечая место для первого слова. Норхора, первое в жизни имя — его дала ей сестра. Они обменялись ими перед тем, как навсегда разойтись. После очередной их драки, в в которой Милена едва не загрызла свою двойняшку насмерть, родители решили, что пришла пора расстаться. Мать забрала младшую сестру, Милена ушла с отцом. Никто не горевал и не держал зла на другого. Их народ всегда был таким.
Прошлое нужно было помнить, но за него нельзя было цепляться. Его следовало чувствовать кожей на спине, как теплые следы солнца и прикосновения ветра, и тогда оно подталкивало, помогая сделать очередной шаг вперед. Но стоило на него обернуться, как воспоминания превращались в камень на шее утопленника, утягивая на самое дно. Прошлое было одной из точек бесконечного баланса между жизнью и смертью, который пыталась удержать Милена.
Прода от 07.04.2021, 20:19
Она начала обходить первый форт по кругу, высматривая Маркуса. Звать его она не рисковала, боясь потревожить мертвецов, которые остались в форте: исковерканных Катастрофой людей, которые когда-то жили здесь, обветшалых стражников, оставшихся на своих постах даже после смерти. Их неподвижные фигуры темнели в рассветных сумерках, словно мрачные статуи. Форт был слишком спокойным. Рассудив, что Маркус скорее всего потревожил бы мертвецов, если бы добрался сюда, Милена решила отправить дальше.
В следующих двух фортах её тоже постигла неудача — мертвецы стояли на своих местах, как вкопанные и Маркуса нигде не было видно. Она забредала все дальше к южной части цепи, небо быстро светлело. Милена начала терять терпение.
“Сукин сын! Да куда же ты делся?!”
Следующий форт встретил её высокой, почти полностью сохранившейся крепостной стеной. Милена повернула в сторону, делая крюк, чтобы обогнуть её и вдруг увидела впереди рытвины окопов. Это были свежие, наспех вырытые укрепления, они располагались на отдалении от фортов, ближе к лесам. Рядом с ними, как вкопанные стояли мертвецы. Они вяло зашевелились, когда Милена подошла поближе, начали поворачивать в её сторону раздутые, искривленные головы.
Вокруг окопов и внутри них лежали растерзанные тела в красно-коричневых гамбезонах Гайен-Эсем, а рядом с ними — разряженные винтовки.
"Так это здесь эти идиоты пытались расчищать территории..."
Широкая цепочка из тел вела в сторону форта, и Милена направилась вдоль неё, слыша, как мертвецы вокруг поворачиваются и начинают следовать за ней. Почему-то она всегда привлекала их внимание. Она заметила эту особенность очень давно, когда впервые увидела других мертвецов и нередко пользовалась ею для нападений на большие поселения людей, приводя мертвых прямо к ним. Сейчас она старалась поскорее обогнать их, надеясь, что они забудут о ней, как только отстанут. Впереди, у форта виднелось какое-то движение, и Милена ускорилась, а потом и вовсе помчалась со всех ног, боясь опоздать.
Уходя к самым стенам крепости, цепочка тел становилась всё шире и шире, пока не превратилась в картину настоящего побоища. Трупы были разбросаны повсюду, их не тронули ни звери, ни насекомые. Милена бежала прямо по ним, чувствуя, как они проминаются под ногами. Впереди виднелся просвет в крепостных стенах, из которого неторопливо вытекала темная мертвая масса. Но взгляд каманы впился в одинокую фигуру, бредущую ей навстречу впереди всех.
— Харион! Сюда!
Маркус шел бесконечно медленно, почти ковылял. Его лицо превратилось в сплошную белую маску с пустыми, закрывающимися глазами. Когда Милена подскочила к нему, хватая за руку, он даже не взглянул на нее, продолжая двигаться вперёд будто во сне. Она рванула его в сторону — он качнулся и рухнул на землю ничком, тут же попытавшись свернуться в клубок.
— Харо, мрак тебя задери, вставай!
Милена перевернула его на спину, заглянула в глаза: они казались стеклянными и смотрели куда-то сквозь неё. Она влепила ему пощечину, вторую, третью. Его голова безвольно дергалась из стороны в сторону.
— Проклятье!
Камана огляделась — потревоженные криками мертвецы всё быстрее надвигались на них. Она злобно оскалилась, схватила болтавшегося у неё в руках тяжелой тряпичной куклой Маркуса, взвалила на спину и, не разгибаясь, помчалась прочь.
Милена остановилась только когда цепь фортов осталась далеко позади и осторожно уложила Маркуса на землю.
— Ну и что ты натворил, засранец? — она оглядела его и вдруг схватила за ворот рубашки. Пуговицы разлетелись в разные стороны от одного движения, обнажая грудь и живот контрабандиста. По белой коже расползались темные синяки.
— Повезло, что они тебя не убили, — пробормотала Милена. — В лагере разберемся, что с тобой делать. И вздумай мне сдохнуть по дороге!
***
Соловей метался по лагерю, как загнанный зверь. Он всё ждал раздраженного оклика Клары, но она тихо сидела у костра, сгорбив окостеневшую спину, лишь изредка сотрясаясь от очередного приступа кашля. Её широко раскрытые карие глаза были совершенно сухими, но казалось, будто она готова была в любую секунду расплакаться.
- Клара... - осторожно окликнул её Соловей, когда не смог больше выносить гнет охватившего лагерь тяжелого молчания. - А ты знала его брата?
Лекарша медленно кивнула и вдруг судорожно улыбнулась.
- Забавный мальчишка. Был… наверное… Его звали Эрих.
После расставания с Маркусом она долго пыталась выкинуть из головы всё, что было с ним связано, но память о моменте, когда она впервые увидела его брата отпускать не хотела. Это было счастливое время. Они с Маркусом уже полгода бродили по Гайен-Эсем, когда он захотел вернуться в Северный мыс повидать семью.
- Не боишься возвращаться? Вдруг наткнемся на тех бандитов, - ехидно осведомилась Клара.
Маркус нервно забарабанил пальцами по лямке рюкзака.
- Я - нет. Если ты боишься - можешь дождаться меня в предместьях.
- Нет уж. Я хочу увидеть, по кому ты так соскучился.
Они с некоторой опаской вошли в город, и Маркус тут же повел их в сторону порта, будто специально выбрав тот извилистый путь, по которому они бежали, сломя голову, когда встретились в первый раз. Узкие улочки вывели их в жилой район рядом с рынком. Маркус остановился напротив маленького двухэтажного жомика, тесно зажатого с боков другими домами.
- Это он? - спросила Клара, глядя на состаренный временем темный фасад.
- Да.
- А чего не заходишь?
- Сейчас… дай дух перевести.
Маркус всё мялся, не решаясь подойти ко входу, и Клара уже собиралась подтолкнуть его, как дверь вдруг распахнулась. Из дома вышел высокий, худощавый мальчишка-подросток, и Клара невольно заглянула в дверной проем, ожидая, что следом за ним появится кто-то ещё. У него были тёмные, идущие непослушными волнами волосы и яркие карие глаза - ни единая черта лица не выдавала в нем родство с Маркусом. Но стоило мальчишке увидеть его, как он на мгновение застыл от неожиданности, вперив в него недоверчиво-изумленный взгляд, а потом двинулся ему навстречу широкими лошадиными шагами, помогая себе решительными взмахами сжавшихся в кулаки рук. Клара готова была поклясться, что лицо у него только что не светилось от счастья, но спустя всего секунду в глазах вдруг сверкнула ярость, а улыбка превратилась в оскал. Он разогнался и с рычанием бросился на Маркуса. Никто и глазом моргнуть не успел, как оба брата сцепились прямо посреди улицы.
Эрих, не останавливаясь, лупил со всей дури, изредка делал попытки что-то сказать, но задыхался. Маркус хватал его за руки, пытался оттолкнуть и вразумить, но тот упорно лез в драку, вынуждая его машинально отмахиваться. Он был меньше и слабее старшего брата, но брал неукротимым, бешеным напором.
Вокруг потасовки начали собираться зеваки: женщины морщились, охали и возмущались, молодежь подливала масла в огонь, пара мужчин подошли поближе, задумчиво прикидывая, как бы поаккуратнее разнять этот клубок. Клара с разинутым ртом металась вокруг них, пытаясь докричаться, а потом подбежала к стоявшей на углу улицы бочке с водой, увернувшись от возмущенно вскрикнувшего водоноса, схватила черпак и плеснула ледяной водой прямо на братьев.
Те от неожиданности расцепились, отпрянули друг от друга, вжав головы в плечи и безуспешно пытаясь отряхнуться. Потом почти одновременно подняли глаза на Клару. Оба выглядели, как ободранные после мартовской драки коты с проплешинами-разрывами на одежде. У Маркуса была разбита губа, на скуле Эриха горело багровое пятно готовясь превратиться в синяк.
— Клара!..
— Ты что, твою мать, тво..?!
— ЗАТКНУЛИСЬ! — не то рявкнула, не то взвизгнула Клара. — Я сказала, завалились оба и отошли друг от друга!
Заметив, что Эрих насупился, готовясь дать ей отпор, девушка замахнулась черпаком и со всей дури швырнула его об землю. Тот резко звякнул о брусчатку и отлетел в сторону, заставив собравшихся на улице зевак разом дернуться. Мальчишка тут же притих, как и все вокруг, кроме бросившегося причитать водоноса, и следующие две минуты в полной тишине говорила только Клара, не скупясь на выражения, достойные бывалых работников рыбацких доков. Виновники беспорядков молча внимали вместе с затаившей дыхание толпой.
— Да вы совсем охренели, два придурка! — к всеобщему разочарованию выдохшись и сбавив обороты, наконец, подытожила девушка. — Вы детей напугали!
Она махнула рукой в сторону прижавшихся друг к другу у порога дома двух детишек лет семи-восьми, светловолосых, большеглазых, казавшихся совершенно одинаковыми мальчика и девочку. Непонятно, чем они были напуганы больше: безобразной дракой старших братьев или гневной тирадой Клары. На мрачных лицах Маркуса и Эриха проступило почти одинаковое виноватое выражение, и они тут же повернули головы, окидывая детей обеспокоенным взглядом.
— Лион, Энид, идите домой, — велел Эрих. — Подождите в комнате, мы...я… короче, подождите.
Близнецы перевели вопросительный взгляд на Маркуса. Тот одобрительно кивнул, чуть улыбнувшись им уголком рта, и Лион, неохотно слушаясь, потянул надувшую губы сестру внутрь.
— Слышьте, мелкие, ну вы всё? Морды бить друг другу не будете?
— Ужас какой... такие вещи при детях…
— ...у него ручка погнулась! Эй!
Развлечение закончилось, и собравшаяся вокруг троицы небольшая кучка зрителей недовольно загудела. Пострадавший больше всех водонос отыскал свой черпак и теперь пробирался между расходящимися людьми, воинственно размахивая им. На его побагровевшем лице было написано желание по примеру Клары испробовать черпак в качестве метательного оружия, и та поторопилась ретироваться, увлекая за собой растерянно топтавшихся на месте братьев.
— Идем отсюда, быстро! — прошипела она, хватая Маркуса за рукав и приглашающе кивнула Эриху. — Ты тоже, давай-давай!
Они протиснулись мимо парочки деланно-возмущенных женщин и свернули за дома, петляя по первым попавшимся переулкам. Клара то и дело оглядывалась на Маркуса и Эриха, но те больше не делали попыток сцепиться и шли за ней в угрюмом молчании, даже не глядя друг на друга.
Решив, что достаточно запутала следы, Клара повернула на знакомую дорогу к морю, неподалеку от порта взяла левее, уводя их в сторону дикого пляжа, а у скал, которыми начинался спуск к воде, решительно бросила сумку на землю.
— Располагайтесь, — она выудила из неё сверток с аптечкой и кинула его Маркусу. — Сидите и латайте друг другу морды.
— Не только морды… — проворчал Маркус, без особого рвения крутя в руках еле пойманный сверток. — Он меня укусил.
— Заткнись! — к его удивлению, фраза была адресована уже раскрывшему рот Эриху. Тот сердито засопел, с опаской глядя на предупредительно вперившийся в него указательный палец девушки.
Предотвратив очередную ссору, Клара вздохнула и устало потерла ладонями виски. Собственная вспышка гнева порядком её вымотала.
— А ты не жалуйся, не помрешь. Хватит вам, уже и так всю дурь друг из друга выбили… Вас можно на пять минут одних оставить?
Братья синхронно кивнули. Клара с сомнением изогнула бровь, но все же вытащила из сумки две пустые фляги и развернулась, собираясь уходить.
— Поверю на слово. Я за водой. А вы пока справляйтесь, чем есть.
Мальчишки проводили её взглядами, а как только она скрылась за домами, демонстративно отвернулись друг от друга. Маркус устроился на камне возле сумки, раскрыл сверток и принялся методично выкладывать на ткань его содержимое. Краем глаза он видел, как Эрих сел с другой стороны и до белых костяшек сцепил пальцы на коленях. Потом протянул руку с чистой марле и пузырьку с антисептиком, безошибочно отыскав его среди остальных. С громким причмокиванием открылась пробка, в воздухе резко пахнуло спиртом.
— Это твоя девушка? — вдруг спросил Эрих. Маркус осторожно поднял глаза на брата. Тот понемногу смачивал марлю зеленоватым спиртовым раствором и в свою очередь косился на него исподлобья. Злой темный румянец почти сошел с его смуглого лица.
— Да, — помедлив, ответил Маркус. — Мы вместе.
— М… — Эрих почему-то нахмурился и после недолгого молчания не терпящим возражений тоном сообщил: — Тебе надо на ней жениться.
Клара долго смеялась, когда он рассказал ей об этом, но потом, с каждым годом вспоминала эти слова всё чаще. Могли ли они с Маркусом стать настоящей семьей, если бы всё сложилось по-другому?
