Вот уж и вправду друг. Привязь накинул, да на поле бранное выпустил. Дворец подарил, да соглядатаями его наполнил. И того тебе мало было, еще и на ложе мое прислужниц своих подкладывал. Во сны и в мысли влез, во всем пригляд сделал. Да только слаба нитка твоя оказалась.
А ведь и верно Арн размышляет. За спиной его род древний, князем Эльгидом покрепче связанный. Один за другим стоят сродники, друг за дружку поддерживают. Мертвые живым помогают, от бед хранят. Хоть и отрекся от рода Арнард, да род его не отпустил, вот кровь-то родная назад и тянула. Да еще сердце стылое о любви своей помнило, о жене синеглазой сны нашептывало. Так и удержали Арнарда на краю бездны черной. А огонь души Эрин ему свечой во тьме беспамятной стал. Вот и маялся князь пресветлый. Душа плененная на волю бежать хотела, да не отпускали путы злые, царем повязанные. Вот и сны его тяжкие, вот и слова странные, что с языка сами собой срывались. А река проклятая, что концом жизни стала, ей же начало новое дала. От прошлого, да к будущему понесла в волнах своих темных. Теперь уж всё Арнард понял, всему нашел объяснение.
Да не только это понял князюшка. Одно с другим сложил, да и усмехнулся хмуро:
- Знать, судьбу такую боги отмерили. А коль отмерили, то и приму с благодарностью. Роптать уж больше не стану. Лишь бы жену свою вызволить, да сына от бед защитить.
Тут и каркнул Михай с неба. Натянул поводья Арнард, на всем скоку коня останавливая. Взвился скакун, заржал возмущенно, копытами по воздуху забил. Да только крепка рука княжья, вот и встал конь, как вкопанный. Покружил над хозяином ворон, да в лес полетел. Слез на землю князюшка, огляделся и вслед за Михаем направился. На плече лук тугой, да колчан стрел полный. На боку меч острый, зверем чудным увенчанный. Горят у зверя глаза синем пламенем, знать, и враг уже недалече. Вновь огляделся Арнард, да взглядом нашел друга верного. Сидит на ветке еловой ворон черный, князюшку поджидает. А как поравнялся с ним пресветлый, так и дале птица направилась.
А лес-то вокруг все старей становится. Деревья сучьями сухими за волосы да одежду цепляются, будто удержать хотят. Под ногами шуршит листва прошлогодняя, прелью пахнет. Из-за деревьев волки выглядывают, да на князя пресветлого кидаться не спешат.
- Далеко ль еще, Михай? – Арнард спрашивает.
Ворон опять с ветки и взлетел, где хозяина дожидался. Тут зверь с меча и полыхнул сиянием. Поползло оно по стволам древесным, за кусты, будто река быстрая, умчалось. Засада, видать, там Арнарда дожидается. Усмехнулся князь, да лук свой с плеча и скинул. Наложил стрелу бойкую, вперед неспешно шагнул. Тут и ворон притих, выдать князюшку опасаясь. Крадется пресветлый, лес слушает. Шелестит верхушками дерев высоких ветер легкий, вот и птица где-то вспорхнула, да крикнула тяжко. Заяц промчался, веткой хрустнул. Там дятел деловито клювом стучит, жучков добывает. А посередь гласа лесного слышит Арнард голоса людские, что промеж собой говорят тихо.
Застыл князюшка за кустом зеленым, ветки осторожно отвел, да и увидел он воинов Алвора, что у шатра его всегда на страже стояли. Притаились стражи царевы, гостя государева поджидают. Поглядел на ворона Арнард, да взглядом вперед указал. Поняла птица мудрая, чего от него князь желает, вот и вспорхнул с ветки, да с дозором к врагу полетел. А зверь диковинный, засаду указав, сиянье назад возвернул, не выдал хозяина.
Стоит за кустами Арнард, ворона верного ждет, да следит за воинами. Тут один к нему сам направился, нужде поддавшись. А как за куст зашел, так там и остался. От удара сильного лишился памяти. Не стал убивать его князюшка о связи с Алвором вспомнивши. А как оттащил подале воина, так криво и усмехнулся – одним, стало быть, меньше стало. Тут второй воин насторожился, товарища шепотом позвал, а князь ему отвечает тихо:
- Иди сюда, покажу чего занятного.
- Нашел время, дурень, - ворчит воин, а сам в ловушку княжью шагнул.
А как зашел за куст, тут его и поймал Арнард, нож к горлу приставил.
- Сколько вас тут? – спрашивает.
Открыл рот охранник царский, да не успел крикнуть, о госте пресветлом другим сказать. Опять ударил Арнард, и этого лишил сознания. Вот уж на двоих врагов меньше стало. Да только не страшны Арнарду воины, но дорогу к Алвору расчистить надобно, вот опять из кустов и выглянул. Тут и ворон вернулся, да на плечо хозяйское сел.
- Всех увидал? – спросил его князюшка.
Михай с плеча и слетел, да не таясь вперед Арнарда вырвался. Закружил над полянкой, круг обрисовывая. Стало быть, кругом засели стражи царские, князя пресветлого поджидая. Заприметил одного Арнард, лук с плеча скинул, да стрелу острую на него наложил. Полетела стрела бойкая, что пчела злая, да в плечо вражье вонзилась. Тут уж скрываться не стали воины, сами на Арнарда кинулись. Да только нет в том проку. Сам царь черный князя пресветлого защищает. Хоть и не для того от смерти Арнарда заговаривал, да супротив него колдовство и обернулось. Сверкает меч княжеский, врагов разгоняет.
- Стойте! – гаркнул воинам. – Он же вас сам себе в жертву приносит. Не распалась связь наша с ним кровная. Через меня Алвор жизни ваши, что воду родниковую пьет. Отступите, жить останетесь и свободу себе от бога черного вернете.
Не услышали воин, опять на князя бросились. Тяжко пришлось бы Арнарду, коль рубиться на смерть не хочет, да только пришла к нему помощь, откуда не ждали. Закаркал Михай, хозяину знак давая. Тот волков и увидел. Не оставили боги отступника. Бросилась стая серая на воинов царских, от Арнарда отгоняя.
- Хвала тебе, Бавлин великий! – воскликнул князь пресветлый, да вновь за Михаем отправился.
Шел Арнард, шел, да недолго, в болото уткнулся. Глядит, посередь болота домишка стоит с виду хлипкий. Долетел до домишки ворон, над ним покружил, да назад воротился, на плечо сел княжеское. Пришли, стало быть. Осталось до пленницы добраться, да от цепей тяжких освободить. Осмотрелся князь пресветлый, поискал палку длинную, деревце юное углядел. Хотел уж к нему направиться, чтоб срубить себе в помощь, да только дойти не успел. Глядит, сидит лиса рыжая, глазами хитрыми сверкает. Обежала вокруг ног Арнарда, а там и к болоту юркнула.
Подумал князюшка, да за лисой и направился. Вокруг лес родной, помощник верный. С неба боги следят, сыну заблудшему помогают, на плече ворон Михай сидит, да не каркнет, будто воды в клюв набрал. Видать, и вправду обмана нет. Вот и доверился лесу пресветлый. Бежит впереди лиса пятном ярким, а за ней Арнард следом. Куда плутовка рыжая, туда и князюшка. Зверь прыгнет, и князь также, так с кочки на кочку и добрались до домишки хлипкого. Поклонился лисе пресветлый за службу верную, а она в ответ склонила голову, да вдруг и исчезла. Дух, выходит, лесной, в лисьей шкуре явился. И деревце спас, и князю помог через топь перебраться.
Да только думать о том некогда, вот и толкнул дверь Арнард, чтоб в домик войти. А как за порог шагнул, так и встал, будто вкопанный.
- Чтоб тебя, друг единственный, перекорежило, - сплюнул в сердцах князюшка.
Не дом увидел, дворец целый. А во дворце том стражи стоят, секиры в руках сжавши. Ходит знать важная, на князя гордо поглядывает, шушукается. Кругом злато да мрамор белый. Богатый дворец, в самом Эльграде такого нет. Да только не спешит удивляться князюшка, знает, что подвох есть. Откуда на болоте дворцу взяться, да еще с придворными? Колдовство всё это Алвора. Морочит друга бывшего царь черный. Махнул рукой Арнард сердито:
- Прочь, - говорит князюшка. – Вранье всё это.
А ему в ответ Михай каркнул, с хозяином соглашаясь. Да только тут к князю пресветлому стражи направились. Глядит на них Арнард, а мужики-то все на одно лицо. Да лицо-то знакомое. Глаза, будто дым с костра, серые, и волосы темные, а впереди прядь белая, словно метка приметная. С ликом княжьим стражи Алвора. И морок вроде, да в руках мечи настоящие, и все со зверем чудесным.
- Стало быть, сам с собой биться стану, - усмехнулся пресветлый. – Да только уж не в первый раз, сдюжу. Нашел чем пугать, царь проклятый.
Тут на него стражи и кинулись. Выхватил меч острый Арнард, да с самим собой клинок и скрестил. Зазвенела сталь колдовская, засиял глазами зверь иноземный. Да только как в тело стражника войдет, так тот маревом обращается, да снова человеком становится. Нет ран на телах воинов намороченных, не течет в них кровь горячая. А коль крови нет, так нет и сердца живого. А как убьешь того, в ком жизни нет? Вот и бьется князюшка с призраками, а пройти вперед не может.
Хотел сквозь морок идти, да только сам на меч напоролся, руку поранил. А как на рукаве пятно красное выступило, так и стражников рукава окрасились. Вот и задумался Арнард о том, что задумал друг лживый. Неужто хочет, чтоб князь пресветлый сам себя изранил, да телом ослаб, чтоб вперед прорваться? Усмехнулся князюшка, да меч опять в ножны вложил. С кем биться призракам, коли они, как отражения, за Арнардом повторяют?
- Сам с собой в ладу я, Алвор. Не за чем мне супротив себя кидаться.
После вперед шагнул, морок-то и развеялся. Вот и еще один силок распался, да не спешит Арнард радоваться, о подлости царя поганого помнит. И не зря ждет подвоха князюшка. Сверкнула вдруг молния под сводами дворца богатого, да земля дрожать стала будто кровь земли на свет белый просится. Бегут по полу мраморному трещины, под ногами змеятся. Покачнулся князь пресветлый, да устоял на пол не повалился. Только зубы стиснул сильней, да меч рукой крепкой сжал.
Глядит князюшка, а знать придворная впереди в муках страшных корчится. Лица у всех черные, гадкие. Глаза наружу лезут, языки вываливаются, будто душит их рука невидимая. А как вой по дворцу пошел, так и выронил меч Арнард, за уши схватился. А там и в глазах темнеть начало, будто ночь вдруг на землю покров навесила.
Замотал головой князюшка, да морок новый уйти не спешит, когтями крепкими в него вцепился. Вот и видит он, как во тьме свеча вдруг вспыхнула. А за ней второй огонек появился, а там и еще несколько. Шаги услыхал тихие, словно крадется кто-то. Хотел меч поднять, да меч во тьме лежит, а где, того Арнард не видит. Да только не убоялся князь пресветлый. На то и воин он, чтоб и ножом, и руками голыми с врагом мог схватиться. Замер Арнард, ждет, кто из тьмы кромешной к нему явится.
А как первый огонек приблизился, так и вздохнул князюшка хрипло. Стоит перед ним отец покойный. Сам белый, будто снег зимний, глаза кровью налились, а в груди дыра черная, словно сердце наружу выскочило, да тело пробило. От самого хладом мертвым веет, что стужей студеной, так прочь бежать и хочется. А уж как рот открыл, так стон тяжкий до Арнарда и докатился.
- Вот и сынок мой явился, - а голос у князя Оларда, словно скрип двери не смазанной. – Что ж ты, Арн, меня бросил, одного на смерть оставил? Разбилось сердце отцовское, из груди так и выскочило. Жил бы еще я да радовался, коли б ты, сын пропащий, родителя своего предательством не обидел.
Знает Арнард, что не отец перед ним, да только слов ответных сдержать не сумел:
- А не ты ли, отец родной, меня первым предал? Пока я за землю родную с чудью бился, ты к Эринке моей захаживать стал, о сердце сына своего позабывши? А как узнал, что не девка простая, а жена мне законная, так и убить ее порешил. Не стал сына ждать, слов его слушать, один за всех судьбой чужой распорядился. Да только боги-то всё видят. Всем долю посильную раздали. Я за поспешность и неверие уже сполна расплатился, и тебя, отец родной, от души простил. Предвидел я, как дело повернуть сможешь, да себе в счастье коротком отказать не сумел. Лучше должен был Эринку прятать, на других не надеяться. Сперва уладить спор с женитьбой нужно было, а после уж ее в Эльград везти. На мне вина за слепоту и поспешность, так и за то уж наказан был по самую маковку. Покойся с миром, батюшка, а я за тебя Бавлину молиться стану.
- А за меня помолиться ль изволишь?
Обернулся Арнард, да с братом своим Стигнардом встретился. Стоит князь молодой, телом изодранный. Таким его Арн в последний раз и видел, таким тело с болот увозили. Глядит Стигнард на брата младшего взглядом гневным, кулаки белые с силой сжал, так свеча пополам и развалилась.
- За меня молиться станешь, братец? - Стигнард спрашивает. – После смерти моей и слезинки не проронил, в подол бабий вцепился. Вместо молитв поминальных, смеялся весело. Не о утрате думал, о девке деревенской сны глядел. Пока мать да сестрица о покойном помнили, ты счастье свое устроить решил. И наследным князем стал, и жену взял по сердцу, да только час неурочный выбрал. Вот и не задалось твое счастье, братец. То тебе от богов наказание. А я тебя и вовсе прощать не стану, Арн-отступник.
Поджал губы Арнард, брата слушая, да тут вдруг и усмехнулся.
- Ложь всё это. Нет в тебе злобы, братец старший. Сам себя заманить позволил, от духа-защитника отказался. Сам за бабий подол ухватился, да в топь к чуди поганой пошел. Про то и сам помнишь. А то, что мне Эринушка встретилась, так на всё воля богов великих имеется. И это ты сам ведаешь, коль плод любви нашей беречь взялся. Пустое обвинение, Алвор. Иное придумай, чтоб за душу взять.
Тут к ним матушка вышла, да только не дал заговорить ей Арнард, первым начал:
- У тебя прощенья просить стану, матушка, за слова, что в обиде сказать посмел. От горя разум твой мутился, вот и говорила, не думая. Погиб бы я, также страдала, о сыне плакала. Пожалеть тебя должен был, да сам был то в заботах, то в горести, о себе одном думал. Молод был, горяч да без разума. Теперь уж иначе все видится. Так прости ты сына, матушка, а я тебя давно уж простил.
- А я тебя не прощаю, братец пропащий.
Вот и Арника пожаловала, на брата глазами дымными смотрит. А в очах ее только лед стылый, да злоба лютая. Тут и вспомнил князь пресветлый, как сестра промеж ним и мужем кинулась, под меч острый бросилась. Опустил голову князюшка, пред сестрицей винится. За то, что в беспамятстве на землю родную с мечом пойти осмелился, да зятя своего, что хранил удел Эльгида, убить собирался. За него, за князя законного, князь чужой свой меч на полчища поганые поднял, за жену да детей своих стоять собирался. Храбро бился муж Арники, честь свою не ронял мольбой о спасении. За то ему хвала вечная, за то поклон земной да почести. Да только теперь уж пришла пора долги вернуть старые, да вперед идти с душою легкой. Вот и поднял буйну голову Арнард, в глаза знакомые взглянул смело.
- Права ты, сестрица любимая. Вместе на свет народились, вместе росли да крепли. Рука об руку шли рядышком, друг за дружку горой вставали, да пришел час дорогам нашим разминуться. Знаю, что могла, то и делала, жену мою защищая. Нет на тебе предательства, то от боли я высказал, душу родную обидел. Одна ты мне всегда была в помощниках, ей до конца и осталась. Да только, сестрица любимая, спор народ на мудрости, да в ни лишь правда одна. Вот и сказано было, что хоть и нет в беде радости, да коль не горе-горькое, то и счастья бы не было. Ушел я, тебя замуж выдали. А муж-то тебе полюбился, то сам я видел. Сердцем к нему прикипела, коль под меч кинулась. А раз на сечу с женой моей прийти осмелилась, стало быть спасать не только мужа, но и меня шла. Выходит, простила ты брата блудного, душой о нем болеешь. Так ведь и я за тебя жизнь отдам, кровинушка, да поклоны бить стану, в делах своих каясь.
А ведь и верно Арн размышляет. За спиной его род древний, князем Эльгидом покрепче связанный. Один за другим стоят сродники, друг за дружку поддерживают. Мертвые живым помогают, от бед хранят. Хоть и отрекся от рода Арнард, да род его не отпустил, вот кровь-то родная назад и тянула. Да еще сердце стылое о любви своей помнило, о жене синеглазой сны нашептывало. Так и удержали Арнарда на краю бездны черной. А огонь души Эрин ему свечой во тьме беспамятной стал. Вот и маялся князь пресветлый. Душа плененная на волю бежать хотела, да не отпускали путы злые, царем повязанные. Вот и сны его тяжкие, вот и слова странные, что с языка сами собой срывались. А река проклятая, что концом жизни стала, ей же начало новое дала. От прошлого, да к будущему понесла в волнах своих темных. Теперь уж всё Арнард понял, всему нашел объяснение.
Да не только это понял князюшка. Одно с другим сложил, да и усмехнулся хмуро:
- Знать, судьбу такую боги отмерили. А коль отмерили, то и приму с благодарностью. Роптать уж больше не стану. Лишь бы жену свою вызволить, да сына от бед защитить.
Тут и каркнул Михай с неба. Натянул поводья Арнард, на всем скоку коня останавливая. Взвился скакун, заржал возмущенно, копытами по воздуху забил. Да только крепка рука княжья, вот и встал конь, как вкопанный. Покружил над хозяином ворон, да в лес полетел. Слез на землю князюшка, огляделся и вслед за Михаем направился. На плече лук тугой, да колчан стрел полный. На боку меч острый, зверем чудным увенчанный. Горят у зверя глаза синем пламенем, знать, и враг уже недалече. Вновь огляделся Арнард, да взглядом нашел друга верного. Сидит на ветке еловой ворон черный, князюшку поджидает. А как поравнялся с ним пресветлый, так и дале птица направилась.
А лес-то вокруг все старей становится. Деревья сучьями сухими за волосы да одежду цепляются, будто удержать хотят. Под ногами шуршит листва прошлогодняя, прелью пахнет. Из-за деревьев волки выглядывают, да на князя пресветлого кидаться не спешат.
- Далеко ль еще, Михай? – Арнард спрашивает.
Ворон опять с ветки и взлетел, где хозяина дожидался. Тут зверь с меча и полыхнул сиянием. Поползло оно по стволам древесным, за кусты, будто река быстрая, умчалось. Засада, видать, там Арнарда дожидается. Усмехнулся князь, да лук свой с плеча и скинул. Наложил стрелу бойкую, вперед неспешно шагнул. Тут и ворон притих, выдать князюшку опасаясь. Крадется пресветлый, лес слушает. Шелестит верхушками дерев высоких ветер легкий, вот и птица где-то вспорхнула, да крикнула тяжко. Заяц промчался, веткой хрустнул. Там дятел деловито клювом стучит, жучков добывает. А посередь гласа лесного слышит Арнард голоса людские, что промеж собой говорят тихо.
Застыл князюшка за кустом зеленым, ветки осторожно отвел, да и увидел он воинов Алвора, что у шатра его всегда на страже стояли. Притаились стражи царевы, гостя государева поджидают. Поглядел на ворона Арнард, да взглядом вперед указал. Поняла птица мудрая, чего от него князь желает, вот и вспорхнул с ветки, да с дозором к врагу полетел. А зверь диковинный, засаду указав, сиянье назад возвернул, не выдал хозяина.
Стоит за кустами Арнард, ворона верного ждет, да следит за воинами. Тут один к нему сам направился, нужде поддавшись. А как за куст зашел, так там и остался. От удара сильного лишился памяти. Не стал убивать его князюшка о связи с Алвором вспомнивши. А как оттащил подале воина, так криво и усмехнулся – одним, стало быть, меньше стало. Тут второй воин насторожился, товарища шепотом позвал, а князь ему отвечает тихо:
- Иди сюда, покажу чего занятного.
- Нашел время, дурень, - ворчит воин, а сам в ловушку княжью шагнул.
А как зашел за куст, тут его и поймал Арнард, нож к горлу приставил.
- Сколько вас тут? – спрашивает.
Открыл рот охранник царский, да не успел крикнуть, о госте пресветлом другим сказать. Опять ударил Арнард, и этого лишил сознания. Вот уж на двоих врагов меньше стало. Да только не страшны Арнарду воины, но дорогу к Алвору расчистить надобно, вот опять из кустов и выглянул. Тут и ворон вернулся, да на плечо хозяйское сел.
- Всех увидал? – спросил его князюшка.
Михай с плеча и слетел, да не таясь вперед Арнарда вырвался. Закружил над полянкой, круг обрисовывая. Стало быть, кругом засели стражи царские, князя пресветлого поджидая. Заприметил одного Арнард, лук с плеча скинул, да стрелу острую на него наложил. Полетела стрела бойкая, что пчела злая, да в плечо вражье вонзилась. Тут уж скрываться не стали воины, сами на Арнарда кинулись. Да только нет в том проку. Сам царь черный князя пресветлого защищает. Хоть и не для того от смерти Арнарда заговаривал, да супротив него колдовство и обернулось. Сверкает меч княжеский, врагов разгоняет.
- Стойте! – гаркнул воинам. – Он же вас сам себе в жертву приносит. Не распалась связь наша с ним кровная. Через меня Алвор жизни ваши, что воду родниковую пьет. Отступите, жить останетесь и свободу себе от бога черного вернете.
Не услышали воин, опять на князя бросились. Тяжко пришлось бы Арнарду, коль рубиться на смерть не хочет, да только пришла к нему помощь, откуда не ждали. Закаркал Михай, хозяину знак давая. Тот волков и увидел. Не оставили боги отступника. Бросилась стая серая на воинов царских, от Арнарда отгоняя.
- Хвала тебе, Бавлин великий! – воскликнул князь пресветлый, да вновь за Михаем отправился.
Шел Арнард, шел, да недолго, в болото уткнулся. Глядит, посередь болота домишка стоит с виду хлипкий. Долетел до домишки ворон, над ним покружил, да назад воротился, на плечо сел княжеское. Пришли, стало быть. Осталось до пленницы добраться, да от цепей тяжких освободить. Осмотрелся князь пресветлый, поискал палку длинную, деревце юное углядел. Хотел уж к нему направиться, чтоб срубить себе в помощь, да только дойти не успел. Глядит, сидит лиса рыжая, глазами хитрыми сверкает. Обежала вокруг ног Арнарда, а там и к болоту юркнула.
Подумал князюшка, да за лисой и направился. Вокруг лес родной, помощник верный. С неба боги следят, сыну заблудшему помогают, на плече ворон Михай сидит, да не каркнет, будто воды в клюв набрал. Видать, и вправду обмана нет. Вот и доверился лесу пресветлый. Бежит впереди лиса пятном ярким, а за ней Арнард следом. Куда плутовка рыжая, туда и князюшка. Зверь прыгнет, и князь также, так с кочки на кочку и добрались до домишки хлипкого. Поклонился лисе пресветлый за службу верную, а она в ответ склонила голову, да вдруг и исчезла. Дух, выходит, лесной, в лисьей шкуре явился. И деревце спас, и князю помог через топь перебраться.
Да только думать о том некогда, вот и толкнул дверь Арнард, чтоб в домик войти. А как за порог шагнул, так и встал, будто вкопанный.
- Чтоб тебя, друг единственный, перекорежило, - сплюнул в сердцах князюшка.
Не дом увидел, дворец целый. А во дворце том стражи стоят, секиры в руках сжавши. Ходит знать важная, на князя гордо поглядывает, шушукается. Кругом злато да мрамор белый. Богатый дворец, в самом Эльграде такого нет. Да только не спешит удивляться князюшка, знает, что подвох есть. Откуда на болоте дворцу взяться, да еще с придворными? Колдовство всё это Алвора. Морочит друга бывшего царь черный. Махнул рукой Арнард сердито:
- Прочь, - говорит князюшка. – Вранье всё это.
А ему в ответ Михай каркнул, с хозяином соглашаясь. Да только тут к князю пресветлому стражи направились. Глядит на них Арнард, а мужики-то все на одно лицо. Да лицо-то знакомое. Глаза, будто дым с костра, серые, и волосы темные, а впереди прядь белая, словно метка приметная. С ликом княжьим стражи Алвора. И морок вроде, да в руках мечи настоящие, и все со зверем чудесным.
- Стало быть, сам с собой биться стану, - усмехнулся пресветлый. – Да только уж не в первый раз, сдюжу. Нашел чем пугать, царь проклятый.
Тут на него стражи и кинулись. Выхватил меч острый Арнард, да с самим собой клинок и скрестил. Зазвенела сталь колдовская, засиял глазами зверь иноземный. Да только как в тело стражника войдет, так тот маревом обращается, да снова человеком становится. Нет ран на телах воинов намороченных, не течет в них кровь горячая. А коль крови нет, так нет и сердца живого. А как убьешь того, в ком жизни нет? Вот и бьется князюшка с призраками, а пройти вперед не может.
Хотел сквозь морок идти, да только сам на меч напоролся, руку поранил. А как на рукаве пятно красное выступило, так и стражников рукава окрасились. Вот и задумался Арнард о том, что задумал друг лживый. Неужто хочет, чтоб князь пресветлый сам себя изранил, да телом ослаб, чтоб вперед прорваться? Усмехнулся князюшка, да меч опять в ножны вложил. С кем биться призракам, коли они, как отражения, за Арнардом повторяют?
- Сам с собой в ладу я, Алвор. Не за чем мне супротив себя кидаться.
После вперед шагнул, морок-то и развеялся. Вот и еще один силок распался, да не спешит Арнард радоваться, о подлости царя поганого помнит. И не зря ждет подвоха князюшка. Сверкнула вдруг молния под сводами дворца богатого, да земля дрожать стала будто кровь земли на свет белый просится. Бегут по полу мраморному трещины, под ногами змеятся. Покачнулся князь пресветлый, да устоял на пол не повалился. Только зубы стиснул сильней, да меч рукой крепкой сжал.
Глядит князюшка, а знать придворная впереди в муках страшных корчится. Лица у всех черные, гадкие. Глаза наружу лезут, языки вываливаются, будто душит их рука невидимая. А как вой по дворцу пошел, так и выронил меч Арнард, за уши схватился. А там и в глазах темнеть начало, будто ночь вдруг на землю покров навесила.
Замотал головой князюшка, да морок новый уйти не спешит, когтями крепкими в него вцепился. Вот и видит он, как во тьме свеча вдруг вспыхнула. А за ней второй огонек появился, а там и еще несколько. Шаги услыхал тихие, словно крадется кто-то. Хотел меч поднять, да меч во тьме лежит, а где, того Арнард не видит. Да только не убоялся князь пресветлый. На то и воин он, чтоб и ножом, и руками голыми с врагом мог схватиться. Замер Арнард, ждет, кто из тьмы кромешной к нему явится.
А как первый огонек приблизился, так и вздохнул князюшка хрипло. Стоит перед ним отец покойный. Сам белый, будто снег зимний, глаза кровью налились, а в груди дыра черная, словно сердце наружу выскочило, да тело пробило. От самого хладом мертвым веет, что стужей студеной, так прочь бежать и хочется. А уж как рот открыл, так стон тяжкий до Арнарда и докатился.
- Вот и сынок мой явился, - а голос у князя Оларда, словно скрип двери не смазанной. – Что ж ты, Арн, меня бросил, одного на смерть оставил? Разбилось сердце отцовское, из груди так и выскочило. Жил бы еще я да радовался, коли б ты, сын пропащий, родителя своего предательством не обидел.
Знает Арнард, что не отец перед ним, да только слов ответных сдержать не сумел:
- А не ты ли, отец родной, меня первым предал? Пока я за землю родную с чудью бился, ты к Эринке моей захаживать стал, о сердце сына своего позабывши? А как узнал, что не девка простая, а жена мне законная, так и убить ее порешил. Не стал сына ждать, слов его слушать, один за всех судьбой чужой распорядился. Да только боги-то всё видят. Всем долю посильную раздали. Я за поспешность и неверие уже сполна расплатился, и тебя, отец родной, от души простил. Предвидел я, как дело повернуть сможешь, да себе в счастье коротком отказать не сумел. Лучше должен был Эринку прятать, на других не надеяться. Сперва уладить спор с женитьбой нужно было, а после уж ее в Эльград везти. На мне вина за слепоту и поспешность, так и за то уж наказан был по самую маковку. Покойся с миром, батюшка, а я за тебя Бавлину молиться стану.
- А за меня помолиться ль изволишь?
Обернулся Арнард, да с братом своим Стигнардом встретился. Стоит князь молодой, телом изодранный. Таким его Арн в последний раз и видел, таким тело с болот увозили. Глядит Стигнард на брата младшего взглядом гневным, кулаки белые с силой сжал, так свеча пополам и развалилась.
- За меня молиться станешь, братец? - Стигнард спрашивает. – После смерти моей и слезинки не проронил, в подол бабий вцепился. Вместо молитв поминальных, смеялся весело. Не о утрате думал, о девке деревенской сны глядел. Пока мать да сестрица о покойном помнили, ты счастье свое устроить решил. И наследным князем стал, и жену взял по сердцу, да только час неурочный выбрал. Вот и не задалось твое счастье, братец. То тебе от богов наказание. А я тебя и вовсе прощать не стану, Арн-отступник.
Поджал губы Арнард, брата слушая, да тут вдруг и усмехнулся.
- Ложь всё это. Нет в тебе злобы, братец старший. Сам себя заманить позволил, от духа-защитника отказался. Сам за бабий подол ухватился, да в топь к чуди поганой пошел. Про то и сам помнишь. А то, что мне Эринушка встретилась, так на всё воля богов великих имеется. И это ты сам ведаешь, коль плод любви нашей беречь взялся. Пустое обвинение, Алвор. Иное придумай, чтоб за душу взять.
Тут к ним матушка вышла, да только не дал заговорить ей Арнард, первым начал:
- У тебя прощенья просить стану, матушка, за слова, что в обиде сказать посмел. От горя разум твой мутился, вот и говорила, не думая. Погиб бы я, также страдала, о сыне плакала. Пожалеть тебя должен был, да сам был то в заботах, то в горести, о себе одном думал. Молод был, горяч да без разума. Теперь уж иначе все видится. Так прости ты сына, матушка, а я тебя давно уж простил.
- А я тебя не прощаю, братец пропащий.
Вот и Арника пожаловала, на брата глазами дымными смотрит. А в очах ее только лед стылый, да злоба лютая. Тут и вспомнил князь пресветлый, как сестра промеж ним и мужем кинулась, под меч острый бросилась. Опустил голову князюшка, пред сестрицей винится. За то, что в беспамятстве на землю родную с мечом пойти осмелился, да зятя своего, что хранил удел Эльгида, убить собирался. За него, за князя законного, князь чужой свой меч на полчища поганые поднял, за жену да детей своих стоять собирался. Храбро бился муж Арники, честь свою не ронял мольбой о спасении. За то ему хвала вечная, за то поклон земной да почести. Да только теперь уж пришла пора долги вернуть старые, да вперед идти с душою легкой. Вот и поднял буйну голову Арнард, в глаза знакомые взглянул смело.
- Права ты, сестрица любимая. Вместе на свет народились, вместе росли да крепли. Рука об руку шли рядышком, друг за дружку горой вставали, да пришел час дорогам нашим разминуться. Знаю, что могла, то и делала, жену мою защищая. Нет на тебе предательства, то от боли я высказал, душу родную обидел. Одна ты мне всегда была в помощниках, ей до конца и осталась. Да только, сестрица любимая, спор народ на мудрости, да в ни лишь правда одна. Вот и сказано было, что хоть и нет в беде радости, да коль не горе-горькое, то и счастья бы не было. Ушел я, тебя замуж выдали. А муж-то тебе полюбился, то сам я видел. Сердцем к нему прикипела, коль под меч кинулась. А раз на сечу с женой моей прийти осмелилась, стало быть спасать не только мужа, но и меня шла. Выходит, простила ты брата блудного, душой о нем болеешь. Так ведь и я за тебя жизнь отдам, кровинушка, да поклоны бить стану, в делах своих каясь.