Здесь есть такое, чего никогда не видели богатейшие люди Галактики и самые гениальные учёные, находящиеся на острие прогресса, взять хотя бы те же тренировочные коконы или пищевые синтезаторы.
Откуда технологии? Хороший вопрос. Главный вопрос!
Первое время я ещё пытался гадать и лазать по дальним щелям в поисках хоть одного клейма, хоть какого-то намёка на происхождение корабля с его содержимым. Серый поглядывал на это снисходительно: как я узнал позже, эту стадию миновал каждый, кто попадал на борт «Ветреницы». Конечно, ничего я не выяснил и потихоньку смирился с мыслью, что здесь я ответов не найду, тайнами корабля владел только капитан. Хотя охотились за ними многие: полиция всех государств начиная с самой Солнечной империи, хозяева маленьких частных армий, другие пираты, — «Ветреница» неизменно ускользала, легко, словно бы играючи. А Серый посмеивался.
Если быть честным с самим собой, я уже знал ответ на вопрос капитана, просто согласиться сразу не позволяла осторожность. Нужно было перебороть её, притерпеться к мысли, что я добровольно лезу в чёрную дыру, а не прыгать очертя голову, без раздумий. Да и Серый, насколько я могу судить, не оценил бы поспешности и, чего доброго, передумал.
Впрочем, именно сейчас эти размышления были лишними, стоило сосредоточиться на тренировке.
Когда я попал на «Ветреницу», абордажную команду составляли пятнадцать человек — обученные автоматикой головорезы. В единоборстве они были хороши, а вот во всём остальном... Понаблюдав за ними некоторое время, я отчётливо понял, что не желаю продолжать общение.
Понадобилась пара лет, чтобы аккуратно привести абордажников к тому виду, который меня устроил и который эта команда имела теперь. Сейчас они действительно являли собой боевой отряд, а не кучку вооружённого опасного сброда. И сейчас их было пятеро, считая меня: наглядная иллюстрация того, что обученный специалист стоит трёх дилетантов.
А ещё, и для меня это тоже было важно, бойцы слушались в первую очередь меня, и только после — капитана. Замечал ли это Серый? Скорее всего, да, но почему-то не возражал. Настолько мне верил? Или не сомневался в собственной способности подавить возможный бунт? В любом случае, так глупо подставляться и идти в лоб против капитана я не собирался.
Интересно, Серый истолковал это как преданность и потому предложил мне своё место или это такой изощрённый способ избавиться от возможного конкурента?
Вот же комету ему в задницу, устроил мне развлечение на всю дорогу до «Тортуги»! Теперь сиди и голову ломай...
— Ты что-то припозднился, командир, — неодобрительно проворчал Югер.
— Извини, — вместо любых объяснений ответил я, исчерпывая инцидент.
С этим ксеносом лучше всего не спорить: не из боязни поссориться, просто он может заговорить до смерти. Он — вериец, а эти негуманоиды вообще очень помешаны на точности, систематизации и симметрии, малейшая непунктуальность их страшно раздражает, и чем спорить, гораздо проще сразу признать свою вину.
Этот вид — один из немногих, которые прекрасно уживаются и активно сотрудничают с людьми. Не могу сказать, что остальные поголовно чрезмерно воинственны или относятся к человечеству с презрением; просто с большинством у нас настолько мало общего, что существуем мы параллельно. Даже тогда, когда существуем в одной звёздной системе.
Уроженцев Верьи — так люди называют их родительскую звезду — часто можно встретить в человеческих мирах, они с энтузиазмом соглашаются на совместные научные проекты и очень неплохо себя чувствуют в нашей компании. Верийцы весьма любопытны, а нас считают интересным объектом для изучения. Они исключительно неагрессивны, даже Югер, который по меркам своего вида вообще-то опасный психопат: иной вериец не пошёл бы в пираты.
Хотя, конечно, в начале контактов были проблемы. Эти существа имеют весьма устрашающую наружность: трёхметрового роста шестиногие чешуйчатые пауки. К паукам они, невзирая на внешнее сходство, отношения не имеют и генетически куда ближе к ящерицам, но первым контактёрам от этого было не легче. Тем более, поначалу признать разумность друг друга и найти общий язык нам было очень трудно, слишком разный речевой аппарат. Строго говоря, мой знакомец вовсе не Югер, это упрощённый специально для людей вариант имени. Это потом выяснилось, что психологически они к нам достаточно близки и потому понятны, и появились «говорилки» — портативные переводчики, передающие не только смысл сказанного, но даже интонации.
В абордажной команде имелся ещё один ксенос, тексанин Теци. Если не знать, что представляет собой этот вид на самом деле, то после недолгого общения можно признать их полной противоположностью верийцев: неотличимая от человеческой внешность и совершенно иная логика. Например, у них вообще не существует понятия чувств и эмоций, если не считать таковыми их любопытство и стремление к изучению мира. Но все вопросы отпадают сами собой, если знать, что тексане — это отдельные колонии микроорганизмов, состоящих в весьма отдалённом родстве с земными кораллами, которые способны прихотливо изменять собственную форму. Не мгновенно, но за пару часов из человека он может превратиться, например, в уменьшенную — или пустотелую — копию верийца.
Уравновешивают ксеносов два человека: Шон, бывший профи родом из Солнечной империи с биографией, во многом повторяющей мою собственную, и больной на всю голову илиец-полукибер Таймар. Илий был полностью уничтожен во время войны лет двадцать назад, и от народа этого к настоящему моменту осталось немного. Большинство превратилось в космическую пыль вместе с родной планетой, да и из выживших очень многие не перенесли её гибель; не только психологически, какая-то у них там хитрая энергетическая связь с ней имелась, я никогда особенно не интересовался. А среди оставшихся нескольких тысяч, мне кажется, невозможно найти хотя бы одного психически здорового человека. Таймар ещё тихий, его болезнь выражается в полном эмоциональном отупении, благодаря чему он прекрасно сработался и нашёл общий язык с Теци. Если честно, иногда я ему даже завидую: без эмоций жизнь становится куда проще.
Есть нечто символическое в том, что абордажная команда собралась такая и именно под моим руководством. По привычке я продолжаю считать себя человеком, но формально я — представитель совершенно иного вида, пусть и родственного детям Земли.
— Кас, а ответь всё же, на кой тебе эта девка? — задал Шон ожидаемый вопрос.
Что поделать, «Клякса нашёл себе бабу» — это местная новость номер два после успешного захвата транспортника. А может, и номер один, потому что захват — хоть и отрадно, но достаточно обыденно, тут же такая загадка!
Жизнь космического волка однообразна и скудна впечатлениями.
— Ещё не придумал, — честно ответил ему.
— Нормально, — светлые брови абордажника удивлённо выгнулись. — А почему ты её вообще не пристрелил-то?
— Шон, вот ты профи, серьёзный боец, не ведающий страха и жалости. Почему ты Вина прихватил с той посудины?
— Ну ты сравнил, конечно, — смущённо хмыкнул он. — Он же кот, жалко же было бросать...
— То есть пристрелить команду не жалко, а кота жалко? — уточнил я.
— Людей в космосе много, а котов — раз два и обчёлся, — возразил Шон.
— Вот и считай, что я иррационально пожалел эту девчонку и решил её приютить, — отмахнулся я. — Ладно, отставить разговорчики, у нас тренировка.
— Погоди, то есть ты в самом деле её как бабу не пользуешь? — не поверил он.
— Ещё немного, и я решу, что ты ревнуешь, — оборвал его. К счастью, раздражения в голосе оказалось достаточно, чтобы абордажник унялся и закрыл тему, а я обратился к верийцу. — Югер, я хотел с тобой поговорить после. Ты не против? Это не личный вопрос.
— Поговорим, — согласился он.
Вся команда, даже при её малочисленности, бывает нужна очень редко. Сегодня можно было, например, ограничиться подстраховкой в лице Теци и Шона. В достоверности сведений о грузе и его отсутствующей охране я не сомневался, но из-за высоты ставок я взял всех. Не хотелось лишать своих бойцов законной «надбавки»: за участие в абордаже полагалась дополнительная часть добычи, та самая «абордажная доля». Серый понимал, но смотрел на такое сквозь пальцы: всё это с лихвой искупалось теми редкими, но важными моментами, когда от абордажников требовалось напряжение всех сил.
А вот с конкуренцией нам приходилось разбираться самостоятельно: когда из любого идиота за несколько недель можно сделать отличную боевую единицу, собственную нужность и превосходство требуется доказывать часто. Капитан принципиально не лез в эти вопросы, предпочитая роль стороннего наблюдателя. Не удивлюсь, если наша возня его искренне забавляла.
Своей абордажной командой я заслуженно гордился. Людям часто трудно сработаться с чужими, и больше на «Ветренице» представителей иных видов не было, мои же подопечные отлично понимали и дополняли друг друга. Изменчивость Теци, живучесть стойкого к радиации и вакууму Югера, боевая сила Таймара, чутьё и тактический опыт Шона — не шайка разбойников, а профессиональный отряд, с которым я пошёл бы на любое задание. Надёжный — насколько это вообще возможно в наших обстоятельствах — тыл для жизни на этом корабле.
«Своих» я к обучающей капсуле неведомого происхождения не допускал, да они не особенно рвались. С нелюдями она была несовместима, в Таймаре слишком мало осталось человеческих частей, которым нужна такая тренировка, а Шон вполне искренне разделял моё главное опасение: за всё нужно платить. Не бывает так, чтобы легко, по нажатию кнопки и без последствий, дурак становился умным, а слабак — профессиональным бойцом.
Чтобы досконально разобраться в тонкостях воздействия конкретного аппарата, требовалась армия учёных, а не пара вояк, так что мы даже не пытались. Но на практике чутьё отлично заменяло воякам мозги и академические знания, и оно настойчиво советовало держаться от непонятной технологии подальше. А тот факт, что из прежней абордажной команды до сегодняшнего дня никто не дотянул, только усугублял недоверие. Да, несколько бойцов расстались с жизнью с моей помощью, но ещё двенадцать сделали это своими силами и по собственной глупости. По-разному, связать эти смерти я не мог, но навыки всё равно предпочитал оттачивать по-старинке.
О том, сколь поспешной была просьба к Югеру, я понял уже в конце тренировки. Стоило бы условиться о встрече попозже, после душ и сброса остатков напряжения при помощи андроида, но менять договорённости с верийцем без видимой причины — лучший способ испортить с ним отношения. Не считая опрометчивости подобного поступка, мне совершенно искренне не хотелось ссориться с Югером, так что пришлось топать по коридору к каюте верийца.
Как ни странно, его единственного из обитателей корабля я мог бы назвать другом. Я не ксенофил и никогда им не был, но здесь, в нынешних жизненных обстоятельствах, вериец гораздо больше прочих стоил доверия. Да и просто находиться с ним рядом мне было приятно: мягкий серо-зелёный оттенок и лёгкий травянисто-горький привкус присутствия сами собой настраивали на спокойный, мирный лад.
— Устраивайся, гость, и говори, — немного церемонно сказал Югер, «усаживаясь» на пол. Мне предлагалось сделать то же самое: мебели в нашем представлении верийцы не имели.
Сидит он своеобразно: подбирает под себя суставчатые ноги, вытягивает длинное сегментарное тело, завернув кольцом хвост, и кладёт на землю плоскую вытянутую голову. Поза кажется расслабленной, предназначенной для отдыха, но спят они, свернувшись кольцом, а так — выражают наибольшее внимание, готовность к действию. Три пары глаз обеспечивают верийцам прекрасный обзор, лучший именно в таком положении, а устройство конечностей позволяет распрямить их мгновенно, словно пружины. Поза для засады, в которой эти существа способны находиться очень долго, сохраняя полную неподвижность.
Поскольку у людей никакой строго регламентированной позы для разговора не существует, на заре дипломатических контактов были специально подобраны несколько вариантов для подобного случая: жест доброй воли, попытка обеспечить некоторый психологическое удобство дружественным ксеносам. Устраиваясь в одной из них, я плюхнулся на мягкий пол напротив морды Югера, скрестил ноги, сцепил пальцы в замок. Сделал несколько глубоких вдохов, выравнивая дыхание и успокаиваясь: по мнению верийцев серьёзные разговоры можно вести только в таком настроении, неспешно и обстоятельно.
— Твоя прожитая жизнь длиннее моей, ты дольше меня бороздишь космос, больше меня видел, — ровно заговорил я. — Что ты знаешь про «Тортугу»?
— Чуть больше, чем ничего, — после долгой паузы откликнулся он. — Это космическая станция, вероятно способная к гиперпрыжкам, но и только.
Общались верийцы, щёлкая и треща хелицерами и шевеля длинными, гибкими, подвижными педипальпами, скорее похожими на щупальца и выполняющими заодно функцию рук. Назывались эти органы, конечно, совсем иначе, но привычные определения куда лучше запоминались.
— А что ты предполагаешь по её поводу?
— Её не могли построить пираты, — уверенно ответил Югер. — И этот корабль не могли построить пираты. «Тортуга» — детище незнакомой нам цивилизации. Либо останки погибшего мира, попавшие в руки отребья, либо способ наблюдения и изучения нашей галактики пришельцами откуда-то из дальних пределов. Оба варианта возможны, но правдоподобнее первый. Наверное, это были далёкие предки вашей цивилизации.
— Значит, ты полагаешь, что «Ветреница» имеет то же происхождение, что и станция?
— Совершенно убеждён в этом. Позволь узнать, почему ты заговорил об этом именно сейчас?
— Мы летим на «Тортугу», — после недолгих сомнений всё же ответил я. Серый не говорил, что это секрет, значит — можно поделиться. — Только место назначения пока широко не афишируется, имей в виду. А вообще я не совсем это хотел узнать, эти теории я тоже слышал и тоже их разделяю. Есть ли что-то, что знает об этом месте и его создателях твой народ, но не знает мой? Что-то, с чем вы столкнулись до того, как наши цивилизации нашли общий язык, или после, но по какой-то причине не поделились этими сведениями с нами.
— Если такая информация существует, то я ей не владею, — заверил Югер. Потом, подумав, добавил: — Но у нас есть древние сказки о странных жутких существах, спускавшихся с неба. Они были белые, имели по четыре конечности, издавали странные звуки и умели летать. А ещё метали молнии и огонь, и именно они заставили моих предков уйти в пещеры.
Я некоторое время молча разглядывал маслянисто-чёрные, блестящие глаза Югера, похожие на шарики обсидиана, и очень хотел спросить, издевается надо мной вериец или нет. Но молчал, потому что понятия сарказма у этих существ нет.
— И как много лет этим сказкам? — собрался я наконец с мыслями.
— Много, — коротко щёлкнул хелицерами Югер. — Они оказались в нашей памяти ещё до обретения разума.
Я восхищённо присвистнул: выходило больше пяти тысяч лет.
В отличие от людей, считавших себя разумными с древности, верийцы называли моментом обретения ими разума окончание последней их внутренней войны. То, что зовём разумом мы, скорее можно перевести с верийского как «интеллект».
Может, когда-нибудь и мы достигнем вершин их мудрости, но точно не на моём веку.
Откуда технологии? Хороший вопрос. Главный вопрос!
Первое время я ещё пытался гадать и лазать по дальним щелям в поисках хоть одного клейма, хоть какого-то намёка на происхождение корабля с его содержимым. Серый поглядывал на это снисходительно: как я узнал позже, эту стадию миновал каждый, кто попадал на борт «Ветреницы». Конечно, ничего я не выяснил и потихоньку смирился с мыслью, что здесь я ответов не найду, тайнами корабля владел только капитан. Хотя охотились за ними многие: полиция всех государств начиная с самой Солнечной империи, хозяева маленьких частных армий, другие пираты, — «Ветреница» неизменно ускользала, легко, словно бы играючи. А Серый посмеивался.
Если быть честным с самим собой, я уже знал ответ на вопрос капитана, просто согласиться сразу не позволяла осторожность. Нужно было перебороть её, притерпеться к мысли, что я добровольно лезу в чёрную дыру, а не прыгать очертя голову, без раздумий. Да и Серый, насколько я могу судить, не оценил бы поспешности и, чего доброго, передумал.
Впрочем, именно сейчас эти размышления были лишними, стоило сосредоточиться на тренировке.
Когда я попал на «Ветреницу», абордажную команду составляли пятнадцать человек — обученные автоматикой головорезы. В единоборстве они были хороши, а вот во всём остальном... Понаблюдав за ними некоторое время, я отчётливо понял, что не желаю продолжать общение.
Понадобилась пара лет, чтобы аккуратно привести абордажников к тому виду, который меня устроил и который эта команда имела теперь. Сейчас они действительно являли собой боевой отряд, а не кучку вооружённого опасного сброда. И сейчас их было пятеро, считая меня: наглядная иллюстрация того, что обученный специалист стоит трёх дилетантов.
А ещё, и для меня это тоже было важно, бойцы слушались в первую очередь меня, и только после — капитана. Замечал ли это Серый? Скорее всего, да, но почему-то не возражал. Настолько мне верил? Или не сомневался в собственной способности подавить возможный бунт? В любом случае, так глупо подставляться и идти в лоб против капитана я не собирался.
Интересно, Серый истолковал это как преданность и потому предложил мне своё место или это такой изощрённый способ избавиться от возможного конкурента?
Вот же комету ему в задницу, устроил мне развлечение на всю дорогу до «Тортуги»! Теперь сиди и голову ломай...
— Ты что-то припозднился, командир, — неодобрительно проворчал Югер.
— Извини, — вместо любых объяснений ответил я, исчерпывая инцидент.
С этим ксеносом лучше всего не спорить: не из боязни поссориться, просто он может заговорить до смерти. Он — вериец, а эти негуманоиды вообще очень помешаны на точности, систематизации и симметрии, малейшая непунктуальность их страшно раздражает, и чем спорить, гораздо проще сразу признать свою вину.
Этот вид — один из немногих, которые прекрасно уживаются и активно сотрудничают с людьми. Не могу сказать, что остальные поголовно чрезмерно воинственны или относятся к человечеству с презрением; просто с большинством у нас настолько мало общего, что существуем мы параллельно. Даже тогда, когда существуем в одной звёздной системе.
Уроженцев Верьи — так люди называют их родительскую звезду — часто можно встретить в человеческих мирах, они с энтузиазмом соглашаются на совместные научные проекты и очень неплохо себя чувствуют в нашей компании. Верийцы весьма любопытны, а нас считают интересным объектом для изучения. Они исключительно неагрессивны, даже Югер, который по меркам своего вида вообще-то опасный психопат: иной вериец не пошёл бы в пираты.
Хотя, конечно, в начале контактов были проблемы. Эти существа имеют весьма устрашающую наружность: трёхметрового роста шестиногие чешуйчатые пауки. К паукам они, невзирая на внешнее сходство, отношения не имеют и генетически куда ближе к ящерицам, но первым контактёрам от этого было не легче. Тем более, поначалу признать разумность друг друга и найти общий язык нам было очень трудно, слишком разный речевой аппарат. Строго говоря, мой знакомец вовсе не Югер, это упрощённый специально для людей вариант имени. Это потом выяснилось, что психологически они к нам достаточно близки и потому понятны, и появились «говорилки» — портативные переводчики, передающие не только смысл сказанного, но даже интонации.
В абордажной команде имелся ещё один ксенос, тексанин Теци. Если не знать, что представляет собой этот вид на самом деле, то после недолгого общения можно признать их полной противоположностью верийцев: неотличимая от человеческой внешность и совершенно иная логика. Например, у них вообще не существует понятия чувств и эмоций, если не считать таковыми их любопытство и стремление к изучению мира. Но все вопросы отпадают сами собой, если знать, что тексане — это отдельные колонии микроорганизмов, состоящих в весьма отдалённом родстве с земными кораллами, которые способны прихотливо изменять собственную форму. Не мгновенно, но за пару часов из человека он может превратиться, например, в уменьшенную — или пустотелую — копию верийца.
Уравновешивают ксеносов два человека: Шон, бывший профи родом из Солнечной империи с биографией, во многом повторяющей мою собственную, и больной на всю голову илиец-полукибер Таймар. Илий был полностью уничтожен во время войны лет двадцать назад, и от народа этого к настоящему моменту осталось немного. Большинство превратилось в космическую пыль вместе с родной планетой, да и из выживших очень многие не перенесли её гибель; не только психологически, какая-то у них там хитрая энергетическая связь с ней имелась, я никогда особенно не интересовался. А среди оставшихся нескольких тысяч, мне кажется, невозможно найти хотя бы одного психически здорового человека. Таймар ещё тихий, его болезнь выражается в полном эмоциональном отупении, благодаря чему он прекрасно сработался и нашёл общий язык с Теци. Если честно, иногда я ему даже завидую: без эмоций жизнь становится куда проще.
Есть нечто символическое в том, что абордажная команда собралась такая и именно под моим руководством. По привычке я продолжаю считать себя человеком, но формально я — представитель совершенно иного вида, пусть и родственного детям Земли.
— Кас, а ответь всё же, на кой тебе эта девка? — задал Шон ожидаемый вопрос.
Что поделать, «Клякса нашёл себе бабу» — это местная новость номер два после успешного захвата транспортника. А может, и номер один, потому что захват — хоть и отрадно, но достаточно обыденно, тут же такая загадка!
Жизнь космического волка однообразна и скудна впечатлениями.
— Ещё не придумал, — честно ответил ему.
— Нормально, — светлые брови абордажника удивлённо выгнулись. — А почему ты её вообще не пристрелил-то?
— Шон, вот ты профи, серьёзный боец, не ведающий страха и жалости. Почему ты Вина прихватил с той посудины?
— Ну ты сравнил, конечно, — смущённо хмыкнул он. — Он же кот, жалко же было бросать...
— То есть пристрелить команду не жалко, а кота жалко? — уточнил я.
— Людей в космосе много, а котов — раз два и обчёлся, — возразил Шон.
— Вот и считай, что я иррационально пожалел эту девчонку и решил её приютить, — отмахнулся я. — Ладно, отставить разговорчики, у нас тренировка.
— Погоди, то есть ты в самом деле её как бабу не пользуешь? — не поверил он.
— Ещё немного, и я решу, что ты ревнуешь, — оборвал его. К счастью, раздражения в голосе оказалось достаточно, чтобы абордажник унялся и закрыл тему, а я обратился к верийцу. — Югер, я хотел с тобой поговорить после. Ты не против? Это не личный вопрос.
— Поговорим, — согласился он.
Вся команда, даже при её малочисленности, бывает нужна очень редко. Сегодня можно было, например, ограничиться подстраховкой в лице Теци и Шона. В достоверности сведений о грузе и его отсутствующей охране я не сомневался, но из-за высоты ставок я взял всех. Не хотелось лишать своих бойцов законной «надбавки»: за участие в абордаже полагалась дополнительная часть добычи, та самая «абордажная доля». Серый понимал, но смотрел на такое сквозь пальцы: всё это с лихвой искупалось теми редкими, но важными моментами, когда от абордажников требовалось напряжение всех сил.
А вот с конкуренцией нам приходилось разбираться самостоятельно: когда из любого идиота за несколько недель можно сделать отличную боевую единицу, собственную нужность и превосходство требуется доказывать часто. Капитан принципиально не лез в эти вопросы, предпочитая роль стороннего наблюдателя. Не удивлюсь, если наша возня его искренне забавляла.
Своей абордажной командой я заслуженно гордился. Людям часто трудно сработаться с чужими, и больше на «Ветренице» представителей иных видов не было, мои же подопечные отлично понимали и дополняли друг друга. Изменчивость Теци, живучесть стойкого к радиации и вакууму Югера, боевая сила Таймара, чутьё и тактический опыт Шона — не шайка разбойников, а профессиональный отряд, с которым я пошёл бы на любое задание. Надёжный — насколько это вообще возможно в наших обстоятельствах — тыл для жизни на этом корабле.
«Своих» я к обучающей капсуле неведомого происхождения не допускал, да они не особенно рвались. С нелюдями она была несовместима, в Таймаре слишком мало осталось человеческих частей, которым нужна такая тренировка, а Шон вполне искренне разделял моё главное опасение: за всё нужно платить. Не бывает так, чтобы легко, по нажатию кнопки и без последствий, дурак становился умным, а слабак — профессиональным бойцом.
Чтобы досконально разобраться в тонкостях воздействия конкретного аппарата, требовалась армия учёных, а не пара вояк, так что мы даже не пытались. Но на практике чутьё отлично заменяло воякам мозги и академические знания, и оно настойчиво советовало держаться от непонятной технологии подальше. А тот факт, что из прежней абордажной команды до сегодняшнего дня никто не дотянул, только усугублял недоверие. Да, несколько бойцов расстались с жизнью с моей помощью, но ещё двенадцать сделали это своими силами и по собственной глупости. По-разному, связать эти смерти я не мог, но навыки всё равно предпочитал оттачивать по-старинке.
О том, сколь поспешной была просьба к Югеру, я понял уже в конце тренировки. Стоило бы условиться о встрече попозже, после душ и сброса остатков напряжения при помощи андроида, но менять договорённости с верийцем без видимой причины — лучший способ испортить с ним отношения. Не считая опрометчивости подобного поступка, мне совершенно искренне не хотелось ссориться с Югером, так что пришлось топать по коридору к каюте верийца.
Как ни странно, его единственного из обитателей корабля я мог бы назвать другом. Я не ксенофил и никогда им не был, но здесь, в нынешних жизненных обстоятельствах, вериец гораздо больше прочих стоил доверия. Да и просто находиться с ним рядом мне было приятно: мягкий серо-зелёный оттенок и лёгкий травянисто-горький привкус присутствия сами собой настраивали на спокойный, мирный лад.
— Устраивайся, гость, и говори, — немного церемонно сказал Югер, «усаживаясь» на пол. Мне предлагалось сделать то же самое: мебели в нашем представлении верийцы не имели.
Сидит он своеобразно: подбирает под себя суставчатые ноги, вытягивает длинное сегментарное тело, завернув кольцом хвост, и кладёт на землю плоскую вытянутую голову. Поза кажется расслабленной, предназначенной для отдыха, но спят они, свернувшись кольцом, а так — выражают наибольшее внимание, готовность к действию. Три пары глаз обеспечивают верийцам прекрасный обзор, лучший именно в таком положении, а устройство конечностей позволяет распрямить их мгновенно, словно пружины. Поза для засады, в которой эти существа способны находиться очень долго, сохраняя полную неподвижность.
Поскольку у людей никакой строго регламентированной позы для разговора не существует, на заре дипломатических контактов были специально подобраны несколько вариантов для подобного случая: жест доброй воли, попытка обеспечить некоторый психологическое удобство дружественным ксеносам. Устраиваясь в одной из них, я плюхнулся на мягкий пол напротив морды Югера, скрестил ноги, сцепил пальцы в замок. Сделал несколько глубоких вдохов, выравнивая дыхание и успокаиваясь: по мнению верийцев серьёзные разговоры можно вести только в таком настроении, неспешно и обстоятельно.
— Твоя прожитая жизнь длиннее моей, ты дольше меня бороздишь космос, больше меня видел, — ровно заговорил я. — Что ты знаешь про «Тортугу»?
— Чуть больше, чем ничего, — после долгой паузы откликнулся он. — Это космическая станция, вероятно способная к гиперпрыжкам, но и только.
Общались верийцы, щёлкая и треща хелицерами и шевеля длинными, гибкими, подвижными педипальпами, скорее похожими на щупальца и выполняющими заодно функцию рук. Назывались эти органы, конечно, совсем иначе, но привычные определения куда лучше запоминались.
— А что ты предполагаешь по её поводу?
— Её не могли построить пираты, — уверенно ответил Югер. — И этот корабль не могли построить пираты. «Тортуга» — детище незнакомой нам цивилизации. Либо останки погибшего мира, попавшие в руки отребья, либо способ наблюдения и изучения нашей галактики пришельцами откуда-то из дальних пределов. Оба варианта возможны, но правдоподобнее первый. Наверное, это были далёкие предки вашей цивилизации.
— Значит, ты полагаешь, что «Ветреница» имеет то же происхождение, что и станция?
— Совершенно убеждён в этом. Позволь узнать, почему ты заговорил об этом именно сейчас?
— Мы летим на «Тортугу», — после недолгих сомнений всё же ответил я. Серый не говорил, что это секрет, значит — можно поделиться. — Только место назначения пока широко не афишируется, имей в виду. А вообще я не совсем это хотел узнать, эти теории я тоже слышал и тоже их разделяю. Есть ли что-то, что знает об этом месте и его создателях твой народ, но не знает мой? Что-то, с чем вы столкнулись до того, как наши цивилизации нашли общий язык, или после, но по какой-то причине не поделились этими сведениями с нами.
— Если такая информация существует, то я ей не владею, — заверил Югер. Потом, подумав, добавил: — Но у нас есть древние сказки о странных жутких существах, спускавшихся с неба. Они были белые, имели по четыре конечности, издавали странные звуки и умели летать. А ещё метали молнии и огонь, и именно они заставили моих предков уйти в пещеры.
Я некоторое время молча разглядывал маслянисто-чёрные, блестящие глаза Югера, похожие на шарики обсидиана, и очень хотел спросить, издевается надо мной вериец или нет. Но молчал, потому что понятия сарказма у этих существ нет.
— И как много лет этим сказкам? — собрался я наконец с мыслями.
— Много, — коротко щёлкнул хелицерами Югер. — Они оказались в нашей памяти ещё до обретения разума.
Я восхищённо присвистнул: выходило больше пяти тысяч лет.
В отличие от людей, считавших себя разумными с древности, верийцы называли моментом обретения ими разума окончание последней их внутренней войны. То, что зовём разумом мы, скорее можно перевести с верийского как «интеллект».
Может, когда-нибудь и мы достигнем вершин их мудрости, но точно не на моём веку.
