Да и после, когда преспокойно ушла, оставив её с княжичем и взглядом не намекнув, что стоит отказаться. Хотела бы — нашла способ, в этом Алёна не сомневалась, а её почему-то не взволновало, как отнесутся все вокруг, если в покои княгиню Краснову проводит наследник и кто-то это заметит.
Старая княгиня все уши за четыре дня прожужжала, что нужно блюсти приличия и лишних слухов не допускать, а Степанида вдруг в минуту всё переиначила, и возможные сплетни её не тревожат. Или вовсе — радуют. Знать бы, что изменилось? И можно ли ей вообще доверять, раз уж всё так оборачивается? Может, не такой уж надёжный она человек, как представлялось Вьюжину?
Так и этак покрутив тревожные мысли, Алёна решила не выдумывать заговор на пустом месте, для начала спросить прямо. И потом, послушав ответы, решать, бежать ли за помощью, и если да, то к кому.
Про Озерицу во дворце Ульяна точно сказать не могла, она сама здесь жила недавно. Но предположила, что, скорее всего, праздновали точно так же, как их семья прежде, до болезни матушки. Вяткины ездили в гости к уездному князю, с которым отец семейства дружил и который устраивал большие гулянья, хотя и вполовину не такие весёлые, как привыкла Алёна в станице и алатырной школе. Пировали, танцевали, в большом зале или на поляне в саду играли в игры. Потом плели венки из загодя припасённых слугами цветов, чинно прогуливались к мосткам на реке, чтобы с благодарственными песнями пустить «рукоделие» по воде. Девушки ещё оставались гадать, но Ульяне это не нравилось.
Ни прыжков через костёр, ни купания при луне не было. И парни своей удалью не хвастались и, уж конечно, не воровали у девиц ленты, а то и башмачки, чтобы обменять на сладкий поцелуй. И тем более не крали сарафаны, за которые выкуп обычно брали куда дороже. Если не боялись. Деревенские девицы, да ещё на Озерицу, куда боевитей и решительней всяких боярышень, и если воришка был не по нраву, с любой бы сталось продолжить веселье как есть, в одной нижней рубахе. И стыдиться тут приходилось не обокраденной девушке, а промахнувшемуся парню. У Алёны так три года назад случилось, и сарафан вскоре с поклоном преподнесли дружки вора, а того весь вечер позорили.
Но если попадалась девица стыдливая и без надёжных подруг — тут прямая дорога в родительскую избу огородами. Главное, принудить никто ни к чему не мог, святое правило. Потому что праздник, потому что Озерица непременно покарает негодяя, а скорее свои же камнями побьют — гневить деву озера дураков нет, так и с голоду помереть недолго, если она из обиды землю иссушит.
Впрочем, рассказ Ульяны лишь подкрепил изначальные подозрения, Алёна и так не ждала здесь большого веселья. Ну и ладно. Считай, в караул попала, всё одно бы в станицу выбраться не удалось, а на заставе служба, там не до гуляний.
До покоев, благодаря талантам Ульяны, добрались, почти никого по дороге не встретив, не считая пары слуг. Женскую половину дворца боярышня знала очень хорошо, даже все чёрные лестницы. На вопрос Алёны, зачем ей это, смущённо призналась, что для брата: если бы его заметили, могли быть проблемы, так что сначала Ульяна сама все ходы выяснила, а потом и его проводила.
Слушая рассказы Вяткиной, алатырница не уставала приятно удивляться близости и теплоте отношений в семье боярышни и с нежностью вспоминать свою родню. У Алёны братья и сёстры только двоюродные были, но это не мешало всех их любить как родных. Ссорились, и до драк доходило, но между собой, а против чужих — друг за друга горой.
У покоев Алёна ещё раз поблагодарила свою спутницу за помощь и условилась встретиться после завтрака, чтобы вместе пойти погулять по саду и окрестностям. Им обеим не очень-то хотелось сталкиваться с Людмилой и остальными, причём Ульяне до такой степени, что она предпочла позавтракать у себя. Кажется, найдя в лице алатырницы приятельницу, боярышня решила, что наказ матери исполнила.
— Стеша, ты здесь? Хорошо, я спросить хотела… — заговорила Алёна, обнаружив рыжую в покоях.
— Потом спросишь, мойся иди! — шикнула на неё Степанида. — Ты что думаешь, вешним лугом после конюшни благоухаешь?
— Но ты можешь рассказать, пока я мыться буду, — попыталась настоять на своём алатырница.
— Ладно, леший с тобой, только ныряй уже, княгиня не поздно завтракает, а после неё являться — невежливо! Я тебе вон и воды набрала. Что там у тебя за печаль?
— Почему ты разрешила мне на конюшню пойти и с княжичем обратно вернуться? Мы больше не боимся слухов, мне уже не надо изображать добропорядочную княгиню?
— Пх! Я думала, случилось что! — проворчала Стеша. — Не учли мы твой янтарь и его норов, теперь вот исправились. Открывать точно нельзя, это заставит злодея осторожничать куда сильнее, и поймать его станет сложнее. Значит, надо сделать так, чтобы ты сдерживалась легко, и показать тебя необычной княгиней, которая на лошади в мужских портках скачет, меньшая из жертв. А с княжичем всё того проще: его к тебе интерес скорее привлечёт внимание негодяя.
— То есть мне можно не опускать кротко очи долу? — улыбнулась Алёна. Она успела раздеться, разобрать косу, залезть в воду и теперь торопливо мылась.
— Вот уж нетушки! — рассмеялась Стеша. — Если я разрешу, ещё неизвестно, что ты натворишь. Так что старайся, у тебя пока хорошо получается. С лошадьми смелая и горячая, а люди здесь во дворце для тебя новые, большие и важные, и ты при них робеешь. А кроткой девы вроде твоей Ульяны из тебя не выйдет при всём желании, уж всяко не за несколько дней.
— Ульяна, кстати, не такая уж и кроткая, — вступилась за девушку Алёна.
— Да, да, она матушку расстраивать не желает, — махнула обеими руками Степанида. — Не хочу про эти глупости! Да не мучайся, давай помогу, прислужница я или как?
В четыре руки промыть волосы оказалось куда быстрее и проще. Без спешки раз в седмицу Алёна и одна управиться могла, а чаще полоскаться ей в голову не приходило. Да и нужды не было, перед кем там красоваться? После Стеша же помогла их собрать, милостиво разрешив просушить чарами.
Едва девушки вышли из мыльни, послышался стук в дверь — спокойный, деловитый, настороживший обеих — они никого не ждали. Но ничего страшного, впрочем, не случилось, просто один из слуг передал для Алёны подарок — небольшой, мягкий и лёгкий свёрток. Прежде чем распутывать бечёвку, Степанида едва не обнюхала бумагу в поисках подвоха, но ни яда, ни вредоносных чар не нашла, поэтому разрешила распаковать.
Внутри оказалась какая-то ткань — тончайшая, полупрозрачная, в богатых кружевах, шитых золотом. Алёна с недоумением потянула за краешек и выудила нижнюю рубашку, изумительно красивую, но столь же изумительно неприличную — если её надеть, вещь бы не скрыла ничего. Низко посаженную, короткую, не достающую до колен, на узких лямочках из золотого кружева, тончайшей работы, но представить себя в этом Алёна не смогла бы никогда.
— Кто это тебе такие подарки делает? — задумчиво спросила Степанида.
Но Алёна только и сумела молча пожать плечами, а в следующий миг без стука распахнулась дверь и на пороге возникла Светлана. Алатырница бросила укоризненный взгляд на прислужницу, которая не заперла задвижку, вдова же стремительно приблизилась.
— Доброе утро! Я гляжу, ты встала? Ой, красота какая! Смотри, а тут записка…
Схватить бумажку прежде неё не успели. Алёна только заметила, как недобро сверкнули глаза рыжей, и приготовилась выслушивать, что там написано, вместе с большой долей насмешек. Даже успела подумать, какие слухи пойдут после этого гулять по дворцу. Но лицо Светланы удивлённо вытянулось, а радость на нём сменилась искренней обидой.
— Ничего не понимаю, пусто… — пробормотала она, покрутила обрывок в руке.
— А что должно быть? — спросила Алёна.
— Ну как же? Слова от дарителя. — Вдова так явственно растерялась и расстроилась, что не стала протестовать, когда Степанида аккуратно вытянула у неё бумажку и спрятала в карман передника.
— От какого такого дарителя, ваша милость? То ж от белошвейки принесли заказ, я по поручению моей госпожи вот только вчерашнего дня к ней бегала, — заявила Стеша, забрала из рук княгини обновку и шагнула с ней к ларю, в котором лежало прочее исподнее.
И так спокойно и уверенно у неё вышло, что Алёна почти засомневалась, вдруг рыжая впрямь сама в лавку бегала и недоверие её к подношению почудилось?
— Но как же… — обиженно пробормотала Светлана.
— Как же что? — Уже и алатырница вполне очнулась и взяла себя в руки.
— Так, ничего, — смущённо отмахнулась вдова. — Ты идёшь завтракать?
— Вот прямо так? — насмешливо спросила Алёна, которая была после мытья обнажена и завёрнута только в отрез льняной ткани. — Ступай, я чуть позже приду, как оденусь.
— Может, тебя подождать?
— Не нужно, спасибо тебе большое.
Стеша всё же выпроводила незваную гостью, заперла дверь и только после этого тихо, рассерженно заявила:
— Вот же змеищи! Мерзавки какие, а! — Она уперла руки в бока и возмущённо качнула головой.
— Что случилось?
— А ты не поняла? — вздохнула Степанида и протянула Алёне ту самую бумажку. Буквы на которой всё-таки имелись и складывались в очень неожиданную и однозначную надпись: «Спасибо за сладкую ночь, следующей хочу видеть тебя в этом».
— А она же сказала…
— Я ей глаза отвела. То-то дрянь удивилась! — Стеша злорадно ухмыльнулась.
— Я всё равно ничего не поняла, — призналась Алёна. — Ты же ничего не покупала, к швее не ходила, откуда это?
— Да девки эти тебя ославить захотели, — проворчала Стеша. — Тебя не удивило, что ли, что она сразу за посыльной явилась? Да и записку небось сама и подложила, чтобы не рисковать, а то вдруг мы бы её сразу заметили. Ну и гадина, а! Не понимаешь? По всему дворцу бы разнесла, что у тебя любовник, который срамные подарки делает, тебе бы житья не дали! Такие подарки жёнам тишком подносят, а с такой записочкой — только девкам продажным… Тебе что, княгиня про уместные подарки не говорила ничего?! — возмутилась она.
— Про уместные говорила, про такие — нет. — Алёна вздохнула и принялась одеваться. — Я и не думала, что подарком можно вот так опозорить…
— Чем угодно можно, девичья честь — штука такая, хрупкая. Кто из боярышень поумнее, всерьёз её берегут, а не встречаются с полюбовниками украдкой… Ты чего? — осеклась она, потому что на этих словах алатырница скривилась, и движения её стали порывистыми, злыми.
— Ничего, — отмахнулась недовольно.
— Да ладно тебе, поругайся, легче станет! — всерьёз заинтересовалась Степанида.
— Мерзость какая! — всё-таки не выдержала Алёна. — И глупость. Что, вся дворянская девичья честь в том, чтобы с мужчинами до свадьбы не знаться? И всё? Можно врать, можно подлости делать, хоть в спину бить, только бы девкой оставаться? И вот это — честью называют?! Стеша, поймайте вы поскорее этого убийцу, ладно? Не хочу я здесь больше…
— Не сердись. — Степанида участливо погладила её по плечу, помогла оправить сарафан, высвободить из-под него косу. — Есть же ещё порядочность, в самом деле! Не у всех, конечно, но есть. Если подумать, оно и впрямь странно, что для витязя честь и для девицы из благородной семьи — совсем о разном, я и внимания не обращала. Но так уж сложилось, ничего не поделаешь. И это ведь не значит, что все тут мерзавцы, уж поверь моему опыту, всяких полно, как везде, — заверила она. — А убийцу поймаем, куда денемся. С нас князь иначе голову снимет.
— А вот с этим подарком? Так и спустить ей? — спросила Алёна, взяв себя в руки.
— Ну той же монетой отплатить ты не согласишься, — пожала плечами Степанида. — Имею в виду, тоже подлость какую-нибудь учинить тишком. Или ты настолько на неё сердита?
— Не настолько, — со вздохом согласилась алатырница. — Но неужели никакую управу найти нельзя?
— Мороки много, шуму много, — отмахнулась Стеша. — Можно узнать, кто записку эту накропал, в Разбойном приказе есть умельцы. Но, честно сказать, не хочется возиться и занятых людей отвлекать от действительно важных вещей. Да и подозрительно это смотреться будет, откуда бы тебе такие знакомства взять?
— Да, ты права, — снова согласилась Алёна. — Но, наверное, она на этом не остановится? Или они, вряд ли Светлана одна это выдумала.
— Уверена, не остановятся. Ну да предупреждён — подготовлен, зубы эти мерзавки обломают, не на тех напали. Ладно, ступай, а то впрямь опоздаешь.
Ожидание подвоха, однако, оправдываться не спешило, за столом Алёну не подначивали и не пытались завести с ней разговор. Светлана сидела рядом хмурая и задумчивая, три девушки напротив, как и все остальные, обсуждали совсем другие вещи, с новоявленной княгиней не связанные. Вряд ли провал их остановит, и вдова наверняка захочет отомстить, когда перестанет думать о пропаже чернил с записки, но хоть аппетит Алёне никто не испортил.
А вот после случилась неожиданность, потому что сразу на выходе алатырницу перехватила какая-то девушка из числа прислуги.
— Ваше сиятельство, соблаговолите за мной пройти, вас очень прийти просят, — с поклоном заговорила она.
— Кто? — растерялась алатырница, подозрительно оглядевшись в поисках Светланы или кого-то ещё, кто мог бы попытаться её куда-нибудь заманить.
— Их светлость княжич Дмитрий.
Алёна сначала насторожилась, отчего бы это княжичу хотеть её видеть, да ещё вот так звать, но потом сообразила, что на женской половине ему вообще-то лишний раз появляться странно, а уж тем более — бегать за девицами. Наверное, так и должно быть. Однако шла алатырница всё равно настороже, готовая в любой момент отпрыгнуть в сторону, уходя из-под удара, или пробудить янтарь в крови вопреки наказам Стеши.
Однако напрасно боялась, прислужница не обманула, вывела её с женской половины и пригласила в одну из комнат. Та пустовала и, по всему видать, использовалась редко. Пыли не было, но воздух казался спёртым и остро пах железом — на стенах тут были развешаны самые разнообразные ножи, мечи да шашки, вплоть до кривых некованых орудий болотников, похожих на когти или на серпы.
И даже пара болотников нашлась, стояли в углу. Не живые, но такие настоящие, что Алёне в первый момент показалось, будто это искусные чучела. Она шагнула сначала к ним, не сразу заметив, что в комнате кто-то ещё есть. Княжич, сидевший в кресле в стороне, со смехом поднялся.
— Обидно! Первый раз девица-красавица мне этих страхолюдин предпочла.
— Доброе утро. Тебя я сегодня видела, а их — впервые, — спокойно возразила Алёна. Почти не соврала: болотников живых и мёртвых встречать доводилось, а вот такую искусную работу и впрямь — никогда.
— Здорово, да? Есть у нас тут в Китеже мастер, что людей, что этих тварей как живых делает. Он их из дерева режет, а потом как-то хитро воском сверху покрывает, разукрашивает — от живых и не отличить, да?
— А ты их живьём видел? — полюбопытствовала алатырница.
— Пару раз, когда великий князь с ними разговоры разговаривать пытался и меня с собой брал, — не стал впустую бахвалиться княжич, и Алёне это понравилось. — Образины жуткие.
Алатырница не ответила, только улыбнулась. Не видал он, значит, жутких образин! Вот упырь какой-нибудь перележавший — это да, редкая гадость, а тут что нос морщить?
Болотники походили на людей и на лягушек. Круглая лягушачья голова, гладкая зелёная кожа, требующая влаги, большие выпуклые глаза, широкие щели ртов, жабры на коротких толстых шеях и перепонки между пальцами.
Старая княгиня все уши за четыре дня прожужжала, что нужно блюсти приличия и лишних слухов не допускать, а Степанида вдруг в минуту всё переиначила, и возможные сплетни её не тревожат. Или вовсе — радуют. Знать бы, что изменилось? И можно ли ей вообще доверять, раз уж всё так оборачивается? Может, не такой уж надёжный она человек, как представлялось Вьюжину?
Так и этак покрутив тревожные мысли, Алёна решила не выдумывать заговор на пустом месте, для начала спросить прямо. И потом, послушав ответы, решать, бежать ли за помощью, и если да, то к кому.
Про Озерицу во дворце Ульяна точно сказать не могла, она сама здесь жила недавно. Но предположила, что, скорее всего, праздновали точно так же, как их семья прежде, до болезни матушки. Вяткины ездили в гости к уездному князю, с которым отец семейства дружил и который устраивал большие гулянья, хотя и вполовину не такие весёлые, как привыкла Алёна в станице и алатырной школе. Пировали, танцевали, в большом зале или на поляне в саду играли в игры. Потом плели венки из загодя припасённых слугами цветов, чинно прогуливались к мосткам на реке, чтобы с благодарственными песнями пустить «рукоделие» по воде. Девушки ещё оставались гадать, но Ульяне это не нравилось.
Ни прыжков через костёр, ни купания при луне не было. И парни своей удалью не хвастались и, уж конечно, не воровали у девиц ленты, а то и башмачки, чтобы обменять на сладкий поцелуй. И тем более не крали сарафаны, за которые выкуп обычно брали куда дороже. Если не боялись. Деревенские девицы, да ещё на Озерицу, куда боевитей и решительней всяких боярышень, и если воришка был не по нраву, с любой бы сталось продолжить веселье как есть, в одной нижней рубахе. И стыдиться тут приходилось не обокраденной девушке, а промахнувшемуся парню. У Алёны так три года назад случилось, и сарафан вскоре с поклоном преподнесли дружки вора, а того весь вечер позорили.
Но если попадалась девица стыдливая и без надёжных подруг — тут прямая дорога в родительскую избу огородами. Главное, принудить никто ни к чему не мог, святое правило. Потому что праздник, потому что Озерица непременно покарает негодяя, а скорее свои же камнями побьют — гневить деву озера дураков нет, так и с голоду помереть недолго, если она из обиды землю иссушит.
Впрочем, рассказ Ульяны лишь подкрепил изначальные подозрения, Алёна и так не ждала здесь большого веселья. Ну и ладно. Считай, в караул попала, всё одно бы в станицу выбраться не удалось, а на заставе служба, там не до гуляний.
До покоев, благодаря талантам Ульяны, добрались, почти никого по дороге не встретив, не считая пары слуг. Женскую половину дворца боярышня знала очень хорошо, даже все чёрные лестницы. На вопрос Алёны, зачем ей это, смущённо призналась, что для брата: если бы его заметили, могли быть проблемы, так что сначала Ульяна сама все ходы выяснила, а потом и его проводила.
Слушая рассказы Вяткиной, алатырница не уставала приятно удивляться близости и теплоте отношений в семье боярышни и с нежностью вспоминать свою родню. У Алёны братья и сёстры только двоюродные были, но это не мешало всех их любить как родных. Ссорились, и до драк доходило, но между собой, а против чужих — друг за друга горой.
У покоев Алёна ещё раз поблагодарила свою спутницу за помощь и условилась встретиться после завтрака, чтобы вместе пойти погулять по саду и окрестностям. Им обеим не очень-то хотелось сталкиваться с Людмилой и остальными, причём Ульяне до такой степени, что она предпочла позавтракать у себя. Кажется, найдя в лице алатырницы приятельницу, боярышня решила, что наказ матери исполнила.
— Стеша, ты здесь? Хорошо, я спросить хотела… — заговорила Алёна, обнаружив рыжую в покоях.
— Потом спросишь, мойся иди! — шикнула на неё Степанида. — Ты что думаешь, вешним лугом после конюшни благоухаешь?
— Но ты можешь рассказать, пока я мыться буду, — попыталась настоять на своём алатырница.
— Ладно, леший с тобой, только ныряй уже, княгиня не поздно завтракает, а после неё являться — невежливо! Я тебе вон и воды набрала. Что там у тебя за печаль?
— Почему ты разрешила мне на конюшню пойти и с княжичем обратно вернуться? Мы больше не боимся слухов, мне уже не надо изображать добропорядочную княгиню?
— Пх! Я думала, случилось что! — проворчала Стеша. — Не учли мы твой янтарь и его норов, теперь вот исправились. Открывать точно нельзя, это заставит злодея осторожничать куда сильнее, и поймать его станет сложнее. Значит, надо сделать так, чтобы ты сдерживалась легко, и показать тебя необычной княгиней, которая на лошади в мужских портках скачет, меньшая из жертв. А с княжичем всё того проще: его к тебе интерес скорее привлечёт внимание негодяя.
— То есть мне можно не опускать кротко очи долу? — улыбнулась Алёна. Она успела раздеться, разобрать косу, залезть в воду и теперь торопливо мылась.
— Вот уж нетушки! — рассмеялась Стеша. — Если я разрешу, ещё неизвестно, что ты натворишь. Так что старайся, у тебя пока хорошо получается. С лошадьми смелая и горячая, а люди здесь во дворце для тебя новые, большие и важные, и ты при них робеешь. А кроткой девы вроде твоей Ульяны из тебя не выйдет при всём желании, уж всяко не за несколько дней.
— Ульяна, кстати, не такая уж и кроткая, — вступилась за девушку Алёна.
— Да, да, она матушку расстраивать не желает, — махнула обеими руками Степанида. — Не хочу про эти глупости! Да не мучайся, давай помогу, прислужница я или как?
В четыре руки промыть волосы оказалось куда быстрее и проще. Без спешки раз в седмицу Алёна и одна управиться могла, а чаще полоскаться ей в голову не приходило. Да и нужды не было, перед кем там красоваться? После Стеша же помогла их собрать, милостиво разрешив просушить чарами.
Едва девушки вышли из мыльни, послышался стук в дверь — спокойный, деловитый, настороживший обеих — они никого не ждали. Но ничего страшного, впрочем, не случилось, просто один из слуг передал для Алёны подарок — небольшой, мягкий и лёгкий свёрток. Прежде чем распутывать бечёвку, Степанида едва не обнюхала бумагу в поисках подвоха, но ни яда, ни вредоносных чар не нашла, поэтому разрешила распаковать.
Внутри оказалась какая-то ткань — тончайшая, полупрозрачная, в богатых кружевах, шитых золотом. Алёна с недоумением потянула за краешек и выудила нижнюю рубашку, изумительно красивую, но столь же изумительно неприличную — если её надеть, вещь бы не скрыла ничего. Низко посаженную, короткую, не достающую до колен, на узких лямочках из золотого кружева, тончайшей работы, но представить себя в этом Алёна не смогла бы никогда.
— Кто это тебе такие подарки делает? — задумчиво спросила Степанида.
Но Алёна только и сумела молча пожать плечами, а в следующий миг без стука распахнулась дверь и на пороге возникла Светлана. Алатырница бросила укоризненный взгляд на прислужницу, которая не заперла задвижку, вдова же стремительно приблизилась.
— Доброе утро! Я гляжу, ты встала? Ой, красота какая! Смотри, а тут записка…
Схватить бумажку прежде неё не успели. Алёна только заметила, как недобро сверкнули глаза рыжей, и приготовилась выслушивать, что там написано, вместе с большой долей насмешек. Даже успела подумать, какие слухи пойдут после этого гулять по дворцу. Но лицо Светланы удивлённо вытянулось, а радость на нём сменилась искренней обидой.
— Ничего не понимаю, пусто… — пробормотала она, покрутила обрывок в руке.
— А что должно быть? — спросила Алёна.
— Ну как же? Слова от дарителя. — Вдова так явственно растерялась и расстроилась, что не стала протестовать, когда Степанида аккуратно вытянула у неё бумажку и спрятала в карман передника.
— От какого такого дарителя, ваша милость? То ж от белошвейки принесли заказ, я по поручению моей госпожи вот только вчерашнего дня к ней бегала, — заявила Стеша, забрала из рук княгини обновку и шагнула с ней к ларю, в котором лежало прочее исподнее.
И так спокойно и уверенно у неё вышло, что Алёна почти засомневалась, вдруг рыжая впрямь сама в лавку бегала и недоверие её к подношению почудилось?
— Но как же… — обиженно пробормотала Светлана.
— Как же что? — Уже и алатырница вполне очнулась и взяла себя в руки.
— Так, ничего, — смущённо отмахнулась вдова. — Ты идёшь завтракать?
— Вот прямо так? — насмешливо спросила Алёна, которая была после мытья обнажена и завёрнута только в отрез льняной ткани. — Ступай, я чуть позже приду, как оденусь.
— Может, тебя подождать?
— Не нужно, спасибо тебе большое.
Стеша всё же выпроводила незваную гостью, заперла дверь и только после этого тихо, рассерженно заявила:
— Вот же змеищи! Мерзавки какие, а! — Она уперла руки в бока и возмущённо качнула головой.
— Что случилось?
— А ты не поняла? — вздохнула Степанида и протянула Алёне ту самую бумажку. Буквы на которой всё-таки имелись и складывались в очень неожиданную и однозначную надпись: «Спасибо за сладкую ночь, следующей хочу видеть тебя в этом».
— А она же сказала…
— Я ей глаза отвела. То-то дрянь удивилась! — Стеша злорадно ухмыльнулась.
— Я всё равно ничего не поняла, — призналась Алёна. — Ты же ничего не покупала, к швее не ходила, откуда это?
— Да девки эти тебя ославить захотели, — проворчала Стеша. — Тебя не удивило, что ли, что она сразу за посыльной явилась? Да и записку небось сама и подложила, чтобы не рисковать, а то вдруг мы бы её сразу заметили. Ну и гадина, а! Не понимаешь? По всему дворцу бы разнесла, что у тебя любовник, который срамные подарки делает, тебе бы житья не дали! Такие подарки жёнам тишком подносят, а с такой записочкой — только девкам продажным… Тебе что, княгиня про уместные подарки не говорила ничего?! — возмутилась она.
— Про уместные говорила, про такие — нет. — Алёна вздохнула и принялась одеваться. — Я и не думала, что подарком можно вот так опозорить…
— Чем угодно можно, девичья честь — штука такая, хрупкая. Кто из боярышень поумнее, всерьёз её берегут, а не встречаются с полюбовниками украдкой… Ты чего? — осеклась она, потому что на этих словах алатырница скривилась, и движения её стали порывистыми, злыми.
— Ничего, — отмахнулась недовольно.
— Да ладно тебе, поругайся, легче станет! — всерьёз заинтересовалась Степанида.
— Мерзость какая! — всё-таки не выдержала Алёна. — И глупость. Что, вся дворянская девичья честь в том, чтобы с мужчинами до свадьбы не знаться? И всё? Можно врать, можно подлости делать, хоть в спину бить, только бы девкой оставаться? И вот это — честью называют?! Стеша, поймайте вы поскорее этого убийцу, ладно? Не хочу я здесь больше…
— Не сердись. — Степанида участливо погладила её по плечу, помогла оправить сарафан, высвободить из-под него косу. — Есть же ещё порядочность, в самом деле! Не у всех, конечно, но есть. Если подумать, оно и впрямь странно, что для витязя честь и для девицы из благородной семьи — совсем о разном, я и внимания не обращала. Но так уж сложилось, ничего не поделаешь. И это ведь не значит, что все тут мерзавцы, уж поверь моему опыту, всяких полно, как везде, — заверила она. — А убийцу поймаем, куда денемся. С нас князь иначе голову снимет.
— А вот с этим подарком? Так и спустить ей? — спросила Алёна, взяв себя в руки.
— Ну той же монетой отплатить ты не согласишься, — пожала плечами Степанида. — Имею в виду, тоже подлость какую-нибудь учинить тишком. Или ты настолько на неё сердита?
— Не настолько, — со вздохом согласилась алатырница. — Но неужели никакую управу найти нельзя?
— Мороки много, шуму много, — отмахнулась Стеша. — Можно узнать, кто записку эту накропал, в Разбойном приказе есть умельцы. Но, честно сказать, не хочется возиться и занятых людей отвлекать от действительно важных вещей. Да и подозрительно это смотреться будет, откуда бы тебе такие знакомства взять?
— Да, ты права, — снова согласилась Алёна. — Но, наверное, она на этом не остановится? Или они, вряд ли Светлана одна это выдумала.
— Уверена, не остановятся. Ну да предупреждён — подготовлен, зубы эти мерзавки обломают, не на тех напали. Ладно, ступай, а то впрямь опоздаешь.
Ожидание подвоха, однако, оправдываться не спешило, за столом Алёну не подначивали и не пытались завести с ней разговор. Светлана сидела рядом хмурая и задумчивая, три девушки напротив, как и все остальные, обсуждали совсем другие вещи, с новоявленной княгиней не связанные. Вряд ли провал их остановит, и вдова наверняка захочет отомстить, когда перестанет думать о пропаже чернил с записки, но хоть аппетит Алёне никто не испортил.
А вот после случилась неожиданность, потому что сразу на выходе алатырницу перехватила какая-то девушка из числа прислуги.
— Ваше сиятельство, соблаговолите за мной пройти, вас очень прийти просят, — с поклоном заговорила она.
— Кто? — растерялась алатырница, подозрительно оглядевшись в поисках Светланы или кого-то ещё, кто мог бы попытаться её куда-нибудь заманить.
— Их светлость княжич Дмитрий.
Алёна сначала насторожилась, отчего бы это княжичу хотеть её видеть, да ещё вот так звать, но потом сообразила, что на женской половине ему вообще-то лишний раз появляться странно, а уж тем более — бегать за девицами. Наверное, так и должно быть. Однако шла алатырница всё равно настороже, готовая в любой момент отпрыгнуть в сторону, уходя из-под удара, или пробудить янтарь в крови вопреки наказам Стеши.
Однако напрасно боялась, прислужница не обманула, вывела её с женской половины и пригласила в одну из комнат. Та пустовала и, по всему видать, использовалась редко. Пыли не было, но воздух казался спёртым и остро пах железом — на стенах тут были развешаны самые разнообразные ножи, мечи да шашки, вплоть до кривых некованых орудий болотников, похожих на когти или на серпы.
И даже пара болотников нашлась, стояли в углу. Не живые, но такие настоящие, что Алёне в первый момент показалось, будто это искусные чучела. Она шагнула сначала к ним, не сразу заметив, что в комнате кто-то ещё есть. Княжич, сидевший в кресле в стороне, со смехом поднялся.
— Обидно! Первый раз девица-красавица мне этих страхолюдин предпочла.
— Доброе утро. Тебя я сегодня видела, а их — впервые, — спокойно возразила Алёна. Почти не соврала: болотников живых и мёртвых встречать доводилось, а вот такую искусную работу и впрямь — никогда.
— Здорово, да? Есть у нас тут в Китеже мастер, что людей, что этих тварей как живых делает. Он их из дерева режет, а потом как-то хитро воском сверху покрывает, разукрашивает — от живых и не отличить, да?
— А ты их живьём видел? — полюбопытствовала алатырница.
— Пару раз, когда великий князь с ними разговоры разговаривать пытался и меня с собой брал, — не стал впустую бахвалиться княжич, и Алёне это понравилось. — Образины жуткие.
Алатырница не ответила, только улыбнулась. Не видал он, значит, жутких образин! Вот упырь какой-нибудь перележавший — это да, редкая гадость, а тут что нос морщить?
Болотники походили на людей и на лягушек. Круглая лягушачья голова, гладкая зелёная кожа, требующая влаги, большие выпуклые глаза, широкие щели ртов, жабры на коротких толстых шеях и перепонки между пальцами.
