Ворвался ветер. Запрыгнули агенты с дубинками, принялись хватать всех за волосы и вытаскивать наружу. Марика отбросила двоих; но прибежали ещё пятеро, её тоже скрутили, швырнули об асфальт.
На полу осталась смятая фата.
С торца двухэтажного здания виднелся низкий служебный вход. Бурьян перед ним был вытоптан, ветки у ближайшего ясеня обломаны, листья выше головы человека забрызганы алым.
«Неужели Эльза права, и нас действительно отдадут на растерзание солдатам? – подумала Ксюша, обхватив себя за плечи, пытаясь хоть немного согреться и успокоиться; зубы стучали. Солдаты ей представлялись в круглых касках, из фильма про немцев. – Элитный район, фонтаны с беседками, парковка рядом, сплошь «Бентли» и «Лексусы». Не похоже на военную часть».
Дрожащих девушек построили в шеренгу. Жасмин согнулась от холода, и её треснули по спине дубинкой, чтобы выпрямилась.
Вдоль шеренги ходили двое в коричневой форме, с нашивками «Благолепия» на рукавах: сложенные ладони, окружённые красным нимбом.
– По инструкции, их надо отвезти на базу и сдать на утилизацию, – прогудел высокий.
– Забудь об инструкции, – отмахнулся мелкий, – тут контракт, от шефа приказ, всех пойманных – сюда. Кстати, за каждую дадут процент.
– Надо хотя бы повторно чипировать.
– Санёк, тебе деньги нужны – или прочипировать? Аркадий Савельевич сказал – сдать клиенту, так и сдавай.
Они ждали кого-то важного.
Снежка зашептала Ксюше:
– Да это же клуб для мажоров, «Каммон». Сын мэра здесь вписки мутит, а в подвале, говорят, особый бар. Дизайнер у них суперкреативный: пару лет назад крутые перцы собирались – из администрации там, спонсоры разные – так он зажёг, по стенам расставил стриптизёрш, покрашенных в синий, под «Аватара». Типа, украшение. Они на канатах танцевали, а гости ходили и кого хотели…
Снежке «прилетело» по затылку. Та осела, Марика еле успела подхватить; у неё самой наливался «фонарь».
Точно, немцы.
Из служебки вынырнули двое амбалов, похожих, как близняшки-терминаторы, с ними шла прыщавая деваха в брекетах. Она кивнула сотрудникам фирмы, шлёпнула по груди Эльзу – за что чуть не нарвалась на пощёчину: руку перехватил амбал, закрутил назад. Француженка охнула.
Деваха бросила «норм», и всех повели внутрь.
За дверью в полумраке угадывалось просторное помещение, обдало теплом – наконец-то согреться, как хорошо! Но снизу доносились приглушённые женские вопли, и туда же опускалась витками крутая лестница. Ксюша потащила запястье в рот, чтобы унять страх. Споткнулась в полумраке, налетела на Лизу; та придержала, погладила по плечу.
От этого касания стало спокойнее, легче.
Внизу вспыхнул свет: лампы горели на стенах, над круглыми окошками. Вдоль окошек шли полки, сплошь уставленные причудливыми штуками разных форм и размеров: продолговатые, круглые, с торчащими шипами и рифлёные; похожие на фрукты и на морских гадов; плюшевые, резиновые, металлические, из песцового меха; длиной в ладонь и метровые.
Странную коллекцию протирали тряпочками мужчины в салатового цвета халатах, у каждого волосы торчали полосатым зелёно-лиловым гребнем. Ксюша обозвала их «стилистами».
Жасмин, разглядев, что именно стоит на полках, застонала и попыталась убежать обратно на лестницу; её снова огрели дубинкой. Марика скрипела зубами.
Включилась светомузыка.
Она заметалась в огромном зале, светлые ромбы забегали по балкам на потолке. Ритм бил по ушам, но в песне не было того надрыва, который мог бы заглушить крики: «Любовь, тачки», – говорил рэпер усталым, пресыщенным голосом, точно начнёт сейчас «любовью и тачками» рвать.
Девушек провели через весь зал в угол, к ширме, за которой открылась длинная низкая комната. Кричали именно здесь.
– Последняя партия, – проблеял амбал.
– Крайняя, крайняя! – Длинный парень с фиолетовой причёской всплеснул тонкими кистями. Он забегал глазами, как бы ощупывая прибывших. Обернулся к помощнику-«стилисту»:
– Пятнадцатый, золото, передай Кире, пусть задержит гостей. Нам этих надо подготовить, чтобы с пылу-жару. К мальчикам их.
Каких ещё «гостей»? К чему «подготовить»? Может, тут лепят кулинарные шедевры из нимф, всяческие отбивные с кровью?..
Запястье снова оказалось во рту.
Вдоль коридора стояли странные конструкции. Ксюша присмотрелась к ближайшей: суставчатые держатели оканчиваются широкими браслетами, посередине – вогнутый полумесяц-ложе, два гофрированных шланга и внушительный арсенал насадок. «Айсик», продвинутая версия? Агрегат стоял на рельсах, которые уходили в глухую стену; над каждой дорожкой виднелось круглое окно, закрытое металлическими лепестками.
На ложе усаживали якутку с пирсингом – бусинками по левой скуле. Половина её головы была обрита, другая подкрашена марганцовкой. Несчастная орала матом, пыталась вырваться.
Стасинки прошли под конвоем в дальний конец комнаты и завернули за угол. Здесь ряд «пыточных» кресел продолжался, почти все их занимали голые нимфы. Впереди виднелись двери, шумела вода, кто-то всхлипывал.
Девушек развели по душевым.
Стилисты оказались похожи друг на друга, загорелыми лицами они напоминали агентов: наверняка, тоже мунки. Их сильные руки не терпели возражений, уши не воспринимали вскриков и просьб. Ксюшу раздели, вымыли с лимонным гелем, сделали клизму. Безразлично мазанули пеной золотистые волоски между ног, сбрили начисто.
Ещё мокрую и раскалённую, впихнули в «кресло» и принялись ощупывать ляжки с внутренней стороны, живот. Каждое прикосновение к лобку стало непривычно чётким; мимо носились «мальчики», потоки воздуха хлестали, и Ксюша вздрагивала.
На соседний агрегат укладывали высокую Жасмин, пристёгивали ремнями ей плечи, туго притягивали талию к ложу. Всё ниже пояса осталось висеть, под коленки подхватили браслеты.
Загудел механизм. Длинные ноги разводили в стороны, как смуглянка их не сжимала. Она с перекошенным лицом уставилась на стилиста, который буднично выдернул из подставки насадку-«собачку» – железную и гораздо массивнее, чем у Стаса.
Жасмин с тревогой подняла голову, задышала часто. Простонала:
– Не надо, слушай, а?
– Что с нами будут делать? – крикнула Ксюша.
На её запястьях тоже затягивали ремни. Слева раздался напряжённый голос Лизы:
– Тот долговязый псих, который всем распоряжается – здешний дизайнер. У него идея-фикс – украсить зал эрегированными нимфами. Мне достался разговорчивый «мальчик».
– Так чего? – выдохнула Снежка, трясясь от ужаса настолько, что соски ходили ходуном. Её привязывали на следующем кресле, за Лизой. – Меня выставят, и любой, кто мимо проходит – бери, ковыряйся, суй всё подряд?
– А-ах, именно, – с натугой ответила Лиза. Манипуляторы завели ей колени к груди, а стилист вкручивал включённую «собачку».
Ксюша рванулась из захвата, но сильные руки вернули её обратно, обхватили ремнём поверх пупка, надавили внизу живота, прощупывая, потом ещё раз, ещё.
– Позови Антона, – бросил мучитель кому-то за Ксюшиной головой. – Тут слишком большая матка, не беременная ли.
– Пургу несёшь, девятый, – отозвался совершенно такой же голос. – Беременная нимфа, придумал.
Кругом пульсировали стоны и проклятия. Жужжали аппараты, громко, когда нависали над жертвой, и утробно – погружаясь в плоть. Пахло вкусно, пряно, от этого запаха делалось дурно и копилась слюна.
По полу нервно зашаркали ступни. Кто-то встал над Ксюшей:
– Где тут «увеличенная матка»? Божечки, полный нонсенс! Фирма весь материал проверила, включайте её уже. О, какое точёное тело, какие формы! Дай-ка, дружок, я сам.
Лошадиное лицо под фиолетовой чёлкой искривилось улыбкой. «Дизайнер» засучил манжеты, снял часики.
Его палец небрежно разбросал складки, нырнул внутрь, принялся гладить рыхлый холмик – так старательный гость вытирает ноги о коврик при входе.
Ксюша сжала влагалище, задышала быстро, неровно. Страх не давал возбуждаться.
Тот, кого стилисты звали Антоном, облизнул верхнюю губу. Прекратил свои усилия и поднял продолговатый предмет с зубчиками, будто волны; залюбовался.
– Электрические импульсы, – он собрал пальцы в «уточку», – крошечные молнии, которые пробивают кожу, и по нервам бегут сразу в мозг.
На длинной штуке, вроде ручки от молотка, блестели чёрные наплывы. Шокер? Зачем туда совать электрический прибор?
– Как тебе гаджет? Попробуем? Ты не закроешься от него ничем, маленькая нахалка!
Он повёл эбонитовой поверхностью по соскам, потом – возле подмышек. Спустился, отсчитывая рёбра, обрисовал талию. Ксения замерла, ожидая с ужасом, когда же включат ток. Но твёрдый гаджет изучал впадинки между ляжками и лобком, шлёпал по ягодицам. Растревожил обритые половинки с одной стороны, с другой – и скользнул между. Он дразнил, уходил и возвращался.
Длинный указательный Антона касался полуоткрытого рта, ходил по кругу, как по краю поющей пиалы.
Ксюша попыталась его укусить, за что была тут же наказана: внизу гаджет с нажимом вошёл внутрь, задевая вход зубчиками-волнами, выдрался – и снова вошёл.
– Ну, – подмигнул дизайнер, – применим наше секретное оружие? Оп-ля, молнии!
– Не надо, не надо, – запричитала Ксюша, но вдруг вся напряглась, выгнулась, оттого что внутри живота вспыхнул столб света, фонтаном выплеснулся наружу.
Невозможно, изумительно, бессовестно!
Цветок всё не показывался, и смертельная нега пронзала, растворяла, вела.
– А-а-а! – закричала Ксюша на всю комнату.
Из неё рвался бутон, раскрываясь ещё, и ещё, и ещё.
– О! – Антон склонил набок голову. – Махровая орхидея изысканных оттенков заката. Ну разве я не бог? Отправляйте.
Он махнул ухоженной ручкой, отступил в сторону, и кресло поехало к стене. Открылся круглый люк, манипуляторы загнули ноги Ксюши к самой голове.
– Нет! Нет-нет-нет, пожалуйста не туда! – умоляла она; никто не слушал.
По орхидее прошёлся поток тёплого воздуха, ветер и жар перебирали лепестки. Железное, холодное тыкнуло в неё, потом пушистое. Жестяные шторки люка сузились, оставляя по эту сторону стопы и плечи, и нельзя стало увидеть, что снаружи, кто и как владеет Ксюшиной самой чувствительной частью.
– Не бойся, крошка, – ворковал Антон, – там на полочках рядом полно всяких приспособлений, если гости захотят поиграть с тобой – у них куча вариантов: мягкие кисточки из беличьего хвоста и щётки из металла, гусиный пух и дубовая булава; валики всех размеров, одни гладкие, другие с рёбрами или шипами, сухие и покрытые смазкой; вибрирующие резиновые кабачки, баклажаны, тыквы, груши…
К лепесткам орхидеи прижали несколько горошин и катали, потом стальной кулак сжал клювик, сильно дёргал. Ксюша плакала, шипела, но втянуть обратно таз было невозможно. Дизайнер же постукивал друг об друга кончиками холёных пальцев и заливался:
– Моя интерактивная выставка будет самой масштабной в Европе! Жаль, девчонки, вы этого не видите: зал, украшенный живыми самоцветами, огромными глазами и плюшевыми мишками, бабочками-махаонами и хрустальными вазами. Композиция из оргазма!
Он смеялся так, как будто рассыпал лёд. Вдруг запнулся:
– Впрочем, я вам покажу. Эй, ребятки, прикрепите-ка сюда экран. И давайте, давайте, оживите их, вон та синяя розочка сдулась, примените к ней вакуум.
Рядом с Ксюшей тряслась и выла Снежка:
– Уй, меня кусают! Они пытаются отгрызть клубнички, помогите, помогите же!
– Помочь им отгрызть? – Дизайнер расплылся в улыбке. Подозвал помощника: – Двадцатый, пойди посмотри, кто там безобразничает. Впрочем, ты слишком груб, займись лучше орхидеей. Я сам.
«Стилисты» завозились, прокинули удлинители, и через несколько минут привесили к потолку плоский телевизор полутора метров длиной. На нём всплыл зал с винтовой лестницей, в котором смеялись женщины в коктейльных платьях, чокались толстенькие чиновники.
На стенах пульсировали фигурки птиц, яркие цветы, плюмажи из страусиных перьев, был даже чёрный водоворот и огромный рубин – мечта Стаса. Все «экспонаты» располагались на уровне пояса, чем несколько гостей и воспользовалось – вот уж действительно, интерактивность! Над головами шёл второй ряд экспозиции.
Ксюша всмотрелась в потолок: значит, там тоже страдают нимфы? До них хотя бы посетители не допрыгнут. А вот ей кто-то толкал и толкал большой каменный шар в центр орхидеи, безжалостно сминая пыльник и лепестки.
Экран показывал приземистого джентльмена, который по локоть залез в «корзинку с фруктами» и пытался выдрать оттуда виноградную гроздь. Судя по воплям, камера снимала стену возле душевых – Ксюша видела, что там извивается худенькая рыжая девушка, захваты на её плечах измазались кровью.
Когда джентльмен отошёл, вопли сменились всхлипами. Жасмин рядом шептала:
– Отстаньте от меня, отстаньте, хватит, сколько можно, слушай?! Лучше бы нас утилизировали…
– Начальник! Начальник сюда! – кричала Эльза, запрокидывая голову и вытягиваясь. – Вы не иметь право, этого нет в моём договоре, катастрофф!
Её причитания, судя по трясущемуся креслу, только распаляли гостей: как бы «сфинкса» вусмерть не загладили.
В углу экрана виднелась синяя роза, по ней текла кровь.
Саму Ксюшу втянули в комнату, обессилевшую, потухшую, и принялись заново обрабатывать своими «штучками»: массаж снаружи и внутри, щекочущие струйки, вибрация, электричество. А когда орхидея зацвела опять, выставили её в зал.
Между ног повели чем-то холодным, гладким.
Другого ничего не придумали?
Касание звало, отступало и снова давило на уязвимую точку. Ксюша подалась вперёд, не в силах терпеть это, и упёрлась рёбрами в кандалы; «гостя» по ту сторону окна забавляло, как она дёргается, напрягается, как брызжет из центра цветочного напёрстка нектар, как поворачивается к мучителю цветок, словно подсолнух навстречу солнцу.
Что придёт им в голову дальше?
А вдруг Ксюшу бросят прямо сейчас, перейдут к другому экспонату, или ещё хуже – продолжат поглаживания? Будут час вот так водить, дразнить, слегка надавливать и щекотать края?
Рядом стонали другие нимфы: здесь всех выжимали досуха, но и тогда продолжали добиваться отдачи.
Длинный холодный предмет проник, тут же вышел, принялся шлёпать снаружи. Ксюша чувствовала: она на пределе, ещё немного – и случится непоправимое. Её матка била колоколом, любая клеточка половых губ жаждала прикосновений и ненавидела их, а клитор извивался, как червяк, разрезанный лопатой.
И всё равно от неё продолжали требовать возбуждения: вдох-выдох, вдох-выдох, проход через границу, и снова, и вновь. На экране было видно, что «гости» в зале веселятся вовсю, избавленные даже от умоляющих взглядов своих жертв.
Жасмин взвизгивала, принималась плакать от боли и взвизгивала снова – неужели её хлещут плёткой?
Ксюше вставили круглое, жужжащее под клювик, и такое же вдавили в анус. Игрушки вибрировали настырно, неумолимо, вызывая в органах полное смятение, заставляя извиваться в держателях от предвкушения, но разрядка никак не наступала.
И тут ягодицы ожёг удар хлыста.
Ксюша завопила, а круглые раздражители работали, гудели, и плётка ударила снова, заставляя съёживаться нежные лепестки. Она била и била по горящему бутону, по бритым губам, и уже полыхало
На полу осталась смятая фата.
Глава 9. Экспонат
С торца двухэтажного здания виднелся низкий служебный вход. Бурьян перед ним был вытоптан, ветки у ближайшего ясеня обломаны, листья выше головы человека забрызганы алым.
«Неужели Эльза права, и нас действительно отдадут на растерзание солдатам? – подумала Ксюша, обхватив себя за плечи, пытаясь хоть немного согреться и успокоиться; зубы стучали. Солдаты ей представлялись в круглых касках, из фильма про немцев. – Элитный район, фонтаны с беседками, парковка рядом, сплошь «Бентли» и «Лексусы». Не похоже на военную часть».
Дрожащих девушек построили в шеренгу. Жасмин согнулась от холода, и её треснули по спине дубинкой, чтобы выпрямилась.
Вдоль шеренги ходили двое в коричневой форме, с нашивками «Благолепия» на рукавах: сложенные ладони, окружённые красным нимбом.
– По инструкции, их надо отвезти на базу и сдать на утилизацию, – прогудел высокий.
– Забудь об инструкции, – отмахнулся мелкий, – тут контракт, от шефа приказ, всех пойманных – сюда. Кстати, за каждую дадут процент.
– Надо хотя бы повторно чипировать.
– Санёк, тебе деньги нужны – или прочипировать? Аркадий Савельевич сказал – сдать клиенту, так и сдавай.
Они ждали кого-то важного.
Снежка зашептала Ксюше:
– Да это же клуб для мажоров, «Каммон». Сын мэра здесь вписки мутит, а в подвале, говорят, особый бар. Дизайнер у них суперкреативный: пару лет назад крутые перцы собирались – из администрации там, спонсоры разные – так он зажёг, по стенам расставил стриптизёрш, покрашенных в синий, под «Аватара». Типа, украшение. Они на канатах танцевали, а гости ходили и кого хотели…
Снежке «прилетело» по затылку. Та осела, Марика еле успела подхватить; у неё самой наливался «фонарь».
Точно, немцы.
Из служебки вынырнули двое амбалов, похожих, как близняшки-терминаторы, с ними шла прыщавая деваха в брекетах. Она кивнула сотрудникам фирмы, шлёпнула по груди Эльзу – за что чуть не нарвалась на пощёчину: руку перехватил амбал, закрутил назад. Француженка охнула.
Деваха бросила «норм», и всех повели внутрь.
За дверью в полумраке угадывалось просторное помещение, обдало теплом – наконец-то согреться, как хорошо! Но снизу доносились приглушённые женские вопли, и туда же опускалась витками крутая лестница. Ксюша потащила запястье в рот, чтобы унять страх. Споткнулась в полумраке, налетела на Лизу; та придержала, погладила по плечу.
От этого касания стало спокойнее, легче.
Внизу вспыхнул свет: лампы горели на стенах, над круглыми окошками. Вдоль окошек шли полки, сплошь уставленные причудливыми штуками разных форм и размеров: продолговатые, круглые, с торчащими шипами и рифлёные; похожие на фрукты и на морских гадов; плюшевые, резиновые, металлические, из песцового меха; длиной в ладонь и метровые.
Странную коллекцию протирали тряпочками мужчины в салатового цвета халатах, у каждого волосы торчали полосатым зелёно-лиловым гребнем. Ксюша обозвала их «стилистами».
Жасмин, разглядев, что именно стоит на полках, застонала и попыталась убежать обратно на лестницу; её снова огрели дубинкой. Марика скрипела зубами.
Включилась светомузыка.
Она заметалась в огромном зале, светлые ромбы забегали по балкам на потолке. Ритм бил по ушам, но в песне не было того надрыва, который мог бы заглушить крики: «Любовь, тачки», – говорил рэпер усталым, пресыщенным голосом, точно начнёт сейчас «любовью и тачками» рвать.
Девушек провели через весь зал в угол, к ширме, за которой открылась длинная низкая комната. Кричали именно здесь.
– Последняя партия, – проблеял амбал.
– Крайняя, крайняя! – Длинный парень с фиолетовой причёской всплеснул тонкими кистями. Он забегал глазами, как бы ощупывая прибывших. Обернулся к помощнику-«стилисту»:
– Пятнадцатый, золото, передай Кире, пусть задержит гостей. Нам этих надо подготовить, чтобы с пылу-жару. К мальчикам их.
Каких ещё «гостей»? К чему «подготовить»? Может, тут лепят кулинарные шедевры из нимф, всяческие отбивные с кровью?..
Запястье снова оказалось во рту.
Вдоль коридора стояли странные конструкции. Ксюша присмотрелась к ближайшей: суставчатые держатели оканчиваются широкими браслетами, посередине – вогнутый полумесяц-ложе, два гофрированных шланга и внушительный арсенал насадок. «Айсик», продвинутая версия? Агрегат стоял на рельсах, которые уходили в глухую стену; над каждой дорожкой виднелось круглое окно, закрытое металлическими лепестками.
На ложе усаживали якутку с пирсингом – бусинками по левой скуле. Половина её головы была обрита, другая подкрашена марганцовкой. Несчастная орала матом, пыталась вырваться.
Стасинки прошли под конвоем в дальний конец комнаты и завернули за угол. Здесь ряд «пыточных» кресел продолжался, почти все их занимали голые нимфы. Впереди виднелись двери, шумела вода, кто-то всхлипывал.
Девушек развели по душевым.
Стилисты оказались похожи друг на друга, загорелыми лицами они напоминали агентов: наверняка, тоже мунки. Их сильные руки не терпели возражений, уши не воспринимали вскриков и просьб. Ксюшу раздели, вымыли с лимонным гелем, сделали клизму. Безразлично мазанули пеной золотистые волоски между ног, сбрили начисто.
Ещё мокрую и раскалённую, впихнули в «кресло» и принялись ощупывать ляжки с внутренней стороны, живот. Каждое прикосновение к лобку стало непривычно чётким; мимо носились «мальчики», потоки воздуха хлестали, и Ксюша вздрагивала.
На соседний агрегат укладывали высокую Жасмин, пристёгивали ремнями ей плечи, туго притягивали талию к ложу. Всё ниже пояса осталось висеть, под коленки подхватили браслеты.
Загудел механизм. Длинные ноги разводили в стороны, как смуглянка их не сжимала. Она с перекошенным лицом уставилась на стилиста, который буднично выдернул из подставки насадку-«собачку» – железную и гораздо массивнее, чем у Стаса.
Жасмин с тревогой подняла голову, задышала часто. Простонала:
– Не надо, слушай, а?
– Что с нами будут делать? – крикнула Ксюша.
На её запястьях тоже затягивали ремни. Слева раздался напряжённый голос Лизы:
– Тот долговязый псих, который всем распоряжается – здешний дизайнер. У него идея-фикс – украсить зал эрегированными нимфами. Мне достался разговорчивый «мальчик».
– Так чего? – выдохнула Снежка, трясясь от ужаса настолько, что соски ходили ходуном. Её привязывали на следующем кресле, за Лизой. – Меня выставят, и любой, кто мимо проходит – бери, ковыряйся, суй всё подряд?
– А-ах, именно, – с натугой ответила Лиза. Манипуляторы завели ей колени к груди, а стилист вкручивал включённую «собачку».
Ксюша рванулась из захвата, но сильные руки вернули её обратно, обхватили ремнём поверх пупка, надавили внизу живота, прощупывая, потом ещё раз, ещё.
– Позови Антона, – бросил мучитель кому-то за Ксюшиной головой. – Тут слишком большая матка, не беременная ли.
– Пургу несёшь, девятый, – отозвался совершенно такой же голос. – Беременная нимфа, придумал.
Кругом пульсировали стоны и проклятия. Жужжали аппараты, громко, когда нависали над жертвой, и утробно – погружаясь в плоть. Пахло вкусно, пряно, от этого запаха делалось дурно и копилась слюна.
По полу нервно зашаркали ступни. Кто-то встал над Ксюшей:
– Где тут «увеличенная матка»? Божечки, полный нонсенс! Фирма весь материал проверила, включайте её уже. О, какое точёное тело, какие формы! Дай-ка, дружок, я сам.
Лошадиное лицо под фиолетовой чёлкой искривилось улыбкой. «Дизайнер» засучил манжеты, снял часики.
Его палец небрежно разбросал складки, нырнул внутрь, принялся гладить рыхлый холмик – так старательный гость вытирает ноги о коврик при входе.
Ксюша сжала влагалище, задышала быстро, неровно. Страх не давал возбуждаться.
Тот, кого стилисты звали Антоном, облизнул верхнюю губу. Прекратил свои усилия и поднял продолговатый предмет с зубчиками, будто волны; залюбовался.
– Электрические импульсы, – он собрал пальцы в «уточку», – крошечные молнии, которые пробивают кожу, и по нервам бегут сразу в мозг.
На длинной штуке, вроде ручки от молотка, блестели чёрные наплывы. Шокер? Зачем туда совать электрический прибор?
– Как тебе гаджет? Попробуем? Ты не закроешься от него ничем, маленькая нахалка!
Он повёл эбонитовой поверхностью по соскам, потом – возле подмышек. Спустился, отсчитывая рёбра, обрисовал талию. Ксения замерла, ожидая с ужасом, когда же включат ток. Но твёрдый гаджет изучал впадинки между ляжками и лобком, шлёпал по ягодицам. Растревожил обритые половинки с одной стороны, с другой – и скользнул между. Он дразнил, уходил и возвращался.
Длинный указательный Антона касался полуоткрытого рта, ходил по кругу, как по краю поющей пиалы.
Ксюша попыталась его укусить, за что была тут же наказана: внизу гаджет с нажимом вошёл внутрь, задевая вход зубчиками-волнами, выдрался – и снова вошёл.
– Ну, – подмигнул дизайнер, – применим наше секретное оружие? Оп-ля, молнии!
– Не надо, не надо, – запричитала Ксюша, но вдруг вся напряглась, выгнулась, оттого что внутри живота вспыхнул столб света, фонтаном выплеснулся наружу.
Невозможно, изумительно, бессовестно!
Цветок всё не показывался, и смертельная нега пронзала, растворяла, вела.
– А-а-а! – закричала Ксюша на всю комнату.
Из неё рвался бутон, раскрываясь ещё, и ещё, и ещё.
– О! – Антон склонил набок голову. – Махровая орхидея изысканных оттенков заката. Ну разве я не бог? Отправляйте.
Он махнул ухоженной ручкой, отступил в сторону, и кресло поехало к стене. Открылся круглый люк, манипуляторы загнули ноги Ксюши к самой голове.
– Нет! Нет-нет-нет, пожалуйста не туда! – умоляла она; никто не слушал.
По орхидее прошёлся поток тёплого воздуха, ветер и жар перебирали лепестки. Железное, холодное тыкнуло в неё, потом пушистое. Жестяные шторки люка сузились, оставляя по эту сторону стопы и плечи, и нельзя стало увидеть, что снаружи, кто и как владеет Ксюшиной самой чувствительной частью.
– Не бойся, крошка, – ворковал Антон, – там на полочках рядом полно всяких приспособлений, если гости захотят поиграть с тобой – у них куча вариантов: мягкие кисточки из беличьего хвоста и щётки из металла, гусиный пух и дубовая булава; валики всех размеров, одни гладкие, другие с рёбрами или шипами, сухие и покрытые смазкой; вибрирующие резиновые кабачки, баклажаны, тыквы, груши…
К лепесткам орхидеи прижали несколько горошин и катали, потом стальной кулак сжал клювик, сильно дёргал. Ксюша плакала, шипела, но втянуть обратно таз было невозможно. Дизайнер же постукивал друг об друга кончиками холёных пальцев и заливался:
– Моя интерактивная выставка будет самой масштабной в Европе! Жаль, девчонки, вы этого не видите: зал, украшенный живыми самоцветами, огромными глазами и плюшевыми мишками, бабочками-махаонами и хрустальными вазами. Композиция из оргазма!
Он смеялся так, как будто рассыпал лёд. Вдруг запнулся:
– Впрочем, я вам покажу. Эй, ребятки, прикрепите-ка сюда экран. И давайте, давайте, оживите их, вон та синяя розочка сдулась, примените к ней вакуум.
Рядом с Ксюшей тряслась и выла Снежка:
– Уй, меня кусают! Они пытаются отгрызть клубнички, помогите, помогите же!
– Помочь им отгрызть? – Дизайнер расплылся в улыбке. Подозвал помощника: – Двадцатый, пойди посмотри, кто там безобразничает. Впрочем, ты слишком груб, займись лучше орхидеей. Я сам.
«Стилисты» завозились, прокинули удлинители, и через несколько минут привесили к потолку плоский телевизор полутора метров длиной. На нём всплыл зал с винтовой лестницей, в котором смеялись женщины в коктейльных платьях, чокались толстенькие чиновники.
На стенах пульсировали фигурки птиц, яркие цветы, плюмажи из страусиных перьев, был даже чёрный водоворот и огромный рубин – мечта Стаса. Все «экспонаты» располагались на уровне пояса, чем несколько гостей и воспользовалось – вот уж действительно, интерактивность! Над головами шёл второй ряд экспозиции.
Ксюша всмотрелась в потолок: значит, там тоже страдают нимфы? До них хотя бы посетители не допрыгнут. А вот ей кто-то толкал и толкал большой каменный шар в центр орхидеи, безжалостно сминая пыльник и лепестки.
Экран показывал приземистого джентльмена, который по локоть залез в «корзинку с фруктами» и пытался выдрать оттуда виноградную гроздь. Судя по воплям, камера снимала стену возле душевых – Ксюша видела, что там извивается худенькая рыжая девушка, захваты на её плечах измазались кровью.
Когда джентльмен отошёл, вопли сменились всхлипами. Жасмин рядом шептала:
– Отстаньте от меня, отстаньте, хватит, сколько можно, слушай?! Лучше бы нас утилизировали…
– Начальник! Начальник сюда! – кричала Эльза, запрокидывая голову и вытягиваясь. – Вы не иметь право, этого нет в моём договоре, катастрофф!
Её причитания, судя по трясущемуся креслу, только распаляли гостей: как бы «сфинкса» вусмерть не загладили.
В углу экрана виднелась синяя роза, по ней текла кровь.
Саму Ксюшу втянули в комнату, обессилевшую, потухшую, и принялись заново обрабатывать своими «штучками»: массаж снаружи и внутри, щекочущие струйки, вибрация, электричество. А когда орхидея зацвела опять, выставили её в зал.
Между ног повели чем-то холодным, гладким.
Другого ничего не придумали?
Касание звало, отступало и снова давило на уязвимую точку. Ксюша подалась вперёд, не в силах терпеть это, и упёрлась рёбрами в кандалы; «гостя» по ту сторону окна забавляло, как она дёргается, напрягается, как брызжет из центра цветочного напёрстка нектар, как поворачивается к мучителю цветок, словно подсолнух навстречу солнцу.
Что придёт им в голову дальше?
А вдруг Ксюшу бросят прямо сейчас, перейдут к другому экспонату, или ещё хуже – продолжат поглаживания? Будут час вот так водить, дразнить, слегка надавливать и щекотать края?
Рядом стонали другие нимфы: здесь всех выжимали досуха, но и тогда продолжали добиваться отдачи.
Длинный холодный предмет проник, тут же вышел, принялся шлёпать снаружи. Ксюша чувствовала: она на пределе, ещё немного – и случится непоправимое. Её матка била колоколом, любая клеточка половых губ жаждала прикосновений и ненавидела их, а клитор извивался, как червяк, разрезанный лопатой.
И всё равно от неё продолжали требовать возбуждения: вдох-выдох, вдох-выдох, проход через границу, и снова, и вновь. На экране было видно, что «гости» в зале веселятся вовсю, избавленные даже от умоляющих взглядов своих жертв.
Жасмин взвизгивала, принималась плакать от боли и взвизгивала снова – неужели её хлещут плёткой?
Ксюше вставили круглое, жужжащее под клювик, и такое же вдавили в анус. Игрушки вибрировали настырно, неумолимо, вызывая в органах полное смятение, заставляя извиваться в держателях от предвкушения, но разрядка никак не наступала.
И тут ягодицы ожёг удар хлыста.
Ксюша завопила, а круглые раздражители работали, гудели, и плётка ударила снова, заставляя съёживаться нежные лепестки. Она била и била по горящему бутону, по бритым губам, и уже полыхало
