– А что будет, если разделить червячка на две половинки? – протараторила девочка. – Они будут дружить?
– С тобой – нет.
Я плюхнулась на сиденье между ними.
– Эрскин, не пугай ребёнка!
– Это ребёнок пугает меня, – заявил он оскорблённо.
Девочка запищала как непоседа Маша из популярного мультика.
– А ты будешь ловить букет? – отсмеявшись, она уставилась на меня.
Не знаю, от чего я больше опешила, от обращения на «ты» или от сути вопроса.
– Да. Буду.
Таня не простит меня, если ей придётся кидать букет в толпу старых дев и разведёнок.
– Но поймаю я, – заявила малышка. – А потом мне папа купит платье, и я выйду замуж за Дим Димыча.
Наверное, она бы поделилась со мной и другими планами, но вдруг услышала мамин зов. Вскочив с дивана, маленькая невеста поправила розовую атласную юбочку и убежала к дальнему столику.
Народ уже вовсю рассаживался, а свекровь Ефимцевой горячо приветствовала даму в огромной песцовой шапке. Красотища какая, страшно её оставлять в гардеробе, а то вдруг сопрут. Должно быть, это и есть та самая Анастасия Яковлевна, без которой праздник никак не мог начаться.
Наш столик был самым малочисленным. Компанию нам с Эрскином составляли только Гуля и Аня Ларина из бухгалтерии. Судя по количеству тарелок, Таня пригласила больше людей, но пришли не все. По-моему, это свинство, можно же было сразу отмазаться, если нет желания идти на свадьбу не самой любимой коллеги. Хотя могло быть и так, что Ефимцева до последнего рассчитывала, что кто-нибудь да передумает. Мне же проще, не хотелось бы, чтобы с Эрскином познакомились все мои коллеги, а то ещё будут потом на меня косо смотреть.
Как бы то ни было, рыжий смог меня удивить. С Гулей и Аней он был приветлив, и это вызывало во мне чуть ли не ревность. Меня он, значит, ни во что не ставит, а тут и по комплименту отвесил, и стул Ане отодвинул, и посмеялся над Гулиной шуткой про приехавшую на торжество императрицу в шапке.
Скотина двуличная.
– Слава, вы просто прелесть. Нашей Лизе так повезло, – Гуля аж раскраснелась от смеха.
– Я не Слава.
Точно скотина.
– Ой, я, наверное, опять всё и всех перепутала…
– Слава её бросил.
Я его убью!!!
– Ой, а мы с Анютой не знали. Правда, Ань?
Аня откинула за спину завитые волосы, ещё больше открывая зрителям декольте.
– Не имею привычки совать нос в чужие дела, – равнодушно ответила она и ткнула вилкой в кубик сыра фета. – Вы только посмотрите, какие большие порции! А это всего лишь аперитив.
Не передать словами, как я была ей благодарна за смену темы.
– В любом случае выглядит красиво и аппетитно, – я последовала её примеру. – О, тут ещё оливки и свежие помидоры.
Ода салатику у меня вышла короткой, но больше и не надо, а то совсем за дурочку сойду.
Тем временем Гуля попыталась исправить свою оплошность.
– Но как же всё-таки хорошо, что Лиза не одна. С новым парнем как-то надёжней. А как вас зовут?
Я пнула своего спутника под столом. Мол, только попробуй что-нибудь не то ляпнуть.
– Эрскин.
Да чтоб тебя…
– Это творческий псевдоним? – даже не очень любопытная Аня заинтересовалась. – Вы похожи на артиста.
– Ещё какой артист, – опередила я его.
Наша бухгалтер многозначительно пожала плечами.
– Если вы рассчитывали на пиар, то зря. Не люблю, когда люди прикрываются масками, это, знаете ли, отталкивает. Как будто цену себе набивают.
– Не понимаю суть ваших претензий. Мне это имя дали родители… Господи-Иисусе, это что ещё за ужас?!
Я чуть не подавилась. Только не это, только бы не призрак…
На самом деле всё оказалось гораздо прозаичней, но от этого не менее страшно. На середину зала вышла маленькая квадратная женщина с начёсом и большой выпирающей грудью, на которой уместился бы поднос со снедью, и с наигранным воодушевлением выдохнула в микрофон:
– Дорогие молодожёны! Дорогие гости! Сегодня, в такой священный для новой семьи день…
И, как говорит моя Люська, «бла-бла-бла, бла-бла-бла».
Бедная Таня, видимо, и ведущего на свадьбу выбрала въедливая свекровь. А они же с Лёшей присмотрели какого-то прикольного парня из интернета.
Гуля звучно поперхнулась.
– Я сама в студенчестве тамадой подрабатывала, но никогда не могла понять этот нафталин.
– Попросим же невесту выйти сюда и принять поздравления от мамы жениха, – заученно выла в микрофон ведущая, и большой тряпичный цветок, приколотый к её пиджаку, угрожающе колыхался. – Давайте же, все вместе! Про-сим! Про-сим! Про-сим!
Гости послушно заскандировали вслед за ней. Только наш столик не поддался массовому помешательству.
Только бы в конкурсы не звали, такого позора я точно не вынесу.
Спокойно. Лучше посмотрю, как Эрскин без выкрутасов кушает салатик.
Одно поздравление следовало за другим. Сначала молодожёнам пожелали счастья все их родители по очереди, при этом выслушав множество «советов» от тамады, как следует вести себя со свекровью, тёщей и их спутниками жизни. Потом включились самые активные гости, и пошло-поехало кто во что горазд. Какие-то корявые стишки-нескладушки, якобы написанные специально для молодых, бородатые анекдоты, рассказы из детства жениха, похвала красоте невесты… Стоило последнему добровольцу вернуться за стол, как неугомонная ведущая, стала с переменным успехом выдёргивать тех, кто ещё не прошёл через эту процедуру. Когда очередь дошла до меня, я прикинулась глухой невидимкой, и отдуваться за всех коллег пришлось Гуле.
Да сколько можно, вон уже люди некоторые начинают ворчать, что им это надоело. А Ефимцева так вообще еле сдерживала нервный тик: из-за слишком навязчивого внимания она так и не притронулась к содержимому своей тарелки, всё делала вид, будто внимательно слушает каждого выступающего и обязательно в конце речи благодарила.
А Эрскина никто не трогал, даже Гуля с Аней будто перестали его замечать. С непробиваемым видом он катал по столу круглую булочку из ржаной муки.
– Тебе скучно? – осторожно спросила я его.
Ноль реакции. Словно опять ушёл в себя.
Надоело с ним возиться. И думать о нём тоже. Не видит никто его странностей, ну и ладно. И так уже пожалела, что пришла.
Началась катастрофа под названием «конкурс». На зов тамады откликнулось четверо женатых мужчин, явно рассчитывавших на приз, и тут же получили на руки по лохматому парику и огромному лифчику. По условиям соревнования, надо было в таком идиотском виде рассказать о себе любимом от имени своей второй половинки. И эту пошлость народу предложили практически в начале праздника, когда ещё все трезвые! Что удивительно, мужики сначала морды покривили, но никто не отказался, и начали выёживаться кто как мог. Я не смотрела в их сторону и с тоской доедала салат, Аня ворчала и даже хохотушка Гуля стонала и закатывала глаза. Булочка Эрскина продолжала наматывать круги.
А бедный победитель получил конфету. Карамельную.
Принесли горячее, и жить сразу стало веселей. Жаловаться на организацию свадьбы можно было сколько угодно, но кормили хорошо.
– Господи, когда же танцы? – Гуля нетерпеливо притопывала туфелькой под столом.
– А я уже перехотела танцевать, – призналась я, отрезая себе сочный кусочек мяса. – Музыка унылая. Я не меломан, но, по-моему, это шансон.
Девушка прыснула:
– Будем дёргаться и двигать попами под «Владимирский централ».
– Фу, ну ты и скажешь, – скривилась Аня.
Следующей композицией заиграла бессмертная «Макарена», и кое-кто всё-таки вышел на середину зала. Гуля же принялась активно уминать жареную картошку.
– Как-то стрёмно мне танцевать с этими дяденьками и тётеньками, – объяснила она, потянувшись за хлебом. – Трудно влиться в тусовку, когда остальные тебе в предки годятся. Эх, бедная Танька!
– Бедная богатая Танька, – съехидничала Аня. – Эй, а что там за главным столом? Кому-то плохо, что ли?
Машинально приподнявшись, я посмотрела в ту сторону, и похолодела от нехорошего предчувствия. Гости бестолково скакали вокруг потерявшей сознание Лёшиной матери, а сам Лёша вдруг стал бешено орать: «Скорую!!! Она не дышит!!!».
Аня выругалась матом и побежала туда. Она и на работе первая кидается устранять проблемы. Причитая, Гуля потрусила за ней.
Булочка Эрскина остановилась.
– Лизбет! Здесь призрак, ты чувствуешь? Давай поймаем!
Совершенно дикое возбуждение и неуместный энтузиазм рыжего были противны до тошноты.
Гремела «Макарена».
«Накрылась Танькина поездка в Испанию».
Эта циничная мыслишка добила меня окончательно. Только что, почти на моих глазах умер человек, а я думаю о сорванном Медовом месяце. И вообще, почему меня так должна волновать Ефимцева? Тьфу на неё, тьфу! Надо Лёшу жалеть, его любимая мама отдала Богу душу тогда, когда он этого ожидал меньше всего.
Большая часть гостей благоразумно рассосалась, остались только самые близкие люди. Да и мы с Аней. Танькины родители быстренько смылись, как будто произошедшее их вовсе не касалось, так что доченьку пришлось успокаивать нам.
– Как она могла? Как? – ревела она, комкая испачканные тушью бумажные салфетки. – Нарочно прям здесь подохла, чтоб мне насоли-и-ить…
– Закрой рот, а то я тебя убью, – оборвала её причитания Аня.
Так себе утешитель, зато высказала то, что у меня самой вертелось на языке. А я ещё себя начала чёрствой считать.
Таня икнула, протяжно всхлипнула «ы-ы-ы». Потом промокнула новые слёзы салфеткой и потёрла под носом, сильнее запачкавшись косметикой.
– Меня никто не понимает! – от рыданий её голос стал почти неузнаваемым и больше походил на рёв голодного медведя. – Мама ска… сказала, что я должна быть с Лёшей. А я не хо… хо…чу. Тут тру-у-уп.
Слушать её икание было едва ли не хуже, чем наблюдать за работой приехавших медиков и полицейских. Опять я влипла не пойми во что.
Оставив Аню караулить невменяемую от горя невесту, я пошла отлавливать Эрскина. Вот почему я вся такая бессердечная и хладнокровная? Если бы не была на бетоне, ушла бы домой, как Гуля. Она так тряслась, что мне пришлось спровадить её под предлогом, что сейчас группа поддержки из неё никакая.
А вдруг всё из-за меня? Вдруг я действительно притягиваю беды, а случай с воришкой был всего лишь цветочками? Вот они, ягодки?
Сшибая стулья, Эрскин бегал туда-сюда, как припадочный и что-то лихорадочно бормотал себе под нос. Если бы не его умение отводить глаза, я бы со стыда сгорела.
– Лизбет, ты почему не меняешься? – он резко остановился. – Ты что, до сих пор не чувствуешь призрака?
Признаться честно, все мои чувства превратились в некий сплав негатива, и вычленить оттуда предчувствие встречи со сверхъестественным было невозможно.
Я скрестила руки на груди.
– Ну и где он? Повторяется ситуация с железной дорогой, а?
– Он – здесь, – отчеканил Эрскин. – Точнее она. Вот иди сюда.
Он схватил меня за руку и подтянул к ближайшему столу.
– Потрогай.
– Что именно?
– Неважно!
Чтобы отстал, я положила ладонь на скатерть и ощутила слабую вибрацию. Как будто нервная дрожь…
Рыжий снова дёрнул меня за руку да так, что я не удержалась на каблуках, однако это его абсолютно не смутило, и меня, как в старые добрые времена, протащили по полу.
– Потрогай теперь стену? Чувствуешь? А приложи ухо!
Я хотела привести в порядок испачканное платье, но меня встряхнули как непослушного котёнка. Да я с таким обращением скоро инвалидом стану!
Убедившись, что мы всё так же не привлекаем внимания, я приставила голову к позолоченной лилии на красных обоях. Ушную раковину закололо ледяными иголочками, а в следующий момент я покрылась мурашками до самых пяток.
Стена стонала. Вздыхала.
Шептала?!
– Убью-у-у… Снова убью-у-у…
Я с отвращением отстранилась.
– Эрскин, это что? Это она? Лёшина мама?
Он отскочил метра на два и раскинул руки, будто желал обнять всё пространство.
– Она повсюду. Повсюду, Лизбет!
Я приняла облик баньши и босиком прошлась по залу.
Присутствие призрака обволакивало.
Он был всем залом.
А все люди – словно мелкой рыбёшкой, попавшей в нутро кита.
И как вот ловить призрака, если чувствуешь себя сожранным? Могу попробовать поорать, как в тот раз, вдруг получится. Кэт говорила, что голос баньши способен на многое, а этой женщине я верила. Потому что больше некому.
– Эй! – отчаянно надеясь на то, что окружающие меня не видят, я взлетела к потолку и призвала на помощь все имеющиеся сверхъестественные способности. – ПОКОРИСЬ МНЕ И ОСТАВЬ ЭТИХ ЛЮДЕЙ В ПОКОЕ!
По залу словно прошлась взрывная волна. Помпезная хрустальная люстра зазвенела, как свихнувшийся будильник, оставшиеся на столах бокалы полопались. Кто-то в страхе закричал. От нахлынувшего ощущения неловкости я опустилась на пол.
Все засуетились, начали перебрасываться бестолковыми вопросами в духе «Что это было?», но, к счастью, никто не заметил сумасшедшую босоногую барышню в белом платье и с развевающимися волосами.
– Ты что, дура? – в беспомощной злости Эрскин замахнулся на меня кулаком. – Так же не делают!
– Откуда я знаю, как правильно, ты же ничему меня не учишь!
– Но думать-то своей головой надо! «Покорись мне»! Откуда ты взяла этот пошлый пафос?
– Не знаю, от тебя, наверное, нахваталась.
– Чума, – процедил сквозь зубы Эрскин, оглядываясь. – Кажется, ты только разозлила призрака. Глянь!
По стенам и полу переливалась рябь, будто всё вокруг было сделано из ткани или бумаги. Смазывались очертания узоров и мебели, лишь человеческие фигуры по-прежнему оставались чёткими. Кое-кто благополучно вышел из зала, медики оказывали помощь потерявшей сознание Анастасии Яковлевне, полицейский переговаривался по скрипучей рации.
Где искать подвох? Куда бежать? Что делать?!
– Материализуй призрака. Найди его слабое место. Поройся в его воспоминаниях.
– Даже не сделаю вид, что поняла. Как?!
– Сказал же – поройся в воспоминаниях, – на редкость терпеливо повторил рыжий.
Что ж. Лучше так, чем ничего.
Тогда я заметила, что впустившая меня в квартиру бабушка одинока, и, возможно, моё удивление, смешанное с жалостью к пожилому человеку, как раз послужило ключом к откровенности призрака.
Закрыв глаза и прикрыв ладонями уши, чтобы абстрагироваться от царившего в ресторане дурдома, я сосредоточилась на покойнице. Как неприятно так думать…
Как же её звали? Спиридонова… Екатерина Владимировна. Или Васильевна. Мда, хреновый из меня медиум.
– Что не даёт тебе уйти? – зашептала я. – Почему ты здесь? Чего ты хочешь?
На мгновение мне почудилось, что я сама отключилась и провалилась в сон, и перед моим внутренним взором вспышками стали появляться картинки.
…Компания молодых людей поют под гитару у палатки.
…Валерка заглядывается на белокурую худышку Любочку, а зачем она ему? Ни кожи ни рожи.
…Она улыбается и пробует уху с его ложки.
…Пытается казаться милой. «Катюша, тебе помочь? Катюш, ты не видела открывашку? Какая у тебя шапочка, сама связала?»
…Валерка по ней сохнет, а глазки она строит всем. Свитер вон Колькин надела, королева.
…Думает, раз красивая, ей всё можно.
…Толкает ночью. Любочке, видите ли, страшно выходить ночью из палатки, а в кустики хочется.
…Ночная прогулка затягивается. Катя знает, что вернётся в палатку одна.
…Она даже не вскрикнула от удара палкой по голове. Катя тащит её к реке и бросает лицом в ил…
…Загс. Фото на память на фоне мозаичной стены. Валерка плохо получился, но это ерунда.
– С тобой – нет.
Я плюхнулась на сиденье между ними.
– Эрскин, не пугай ребёнка!
– Это ребёнок пугает меня, – заявил он оскорблённо.
Девочка запищала как непоседа Маша из популярного мультика.
– А ты будешь ловить букет? – отсмеявшись, она уставилась на меня.
Не знаю, от чего я больше опешила, от обращения на «ты» или от сути вопроса.
– Да. Буду.
Таня не простит меня, если ей придётся кидать букет в толпу старых дев и разведёнок.
– Но поймаю я, – заявила малышка. – А потом мне папа купит платье, и я выйду замуж за Дим Димыча.
Наверное, она бы поделилась со мной и другими планами, но вдруг услышала мамин зов. Вскочив с дивана, маленькая невеста поправила розовую атласную юбочку и убежала к дальнему столику.
Народ уже вовсю рассаживался, а свекровь Ефимцевой горячо приветствовала даму в огромной песцовой шапке. Красотища какая, страшно её оставлять в гардеробе, а то вдруг сопрут. Должно быть, это и есть та самая Анастасия Яковлевна, без которой праздник никак не мог начаться.
Наш столик был самым малочисленным. Компанию нам с Эрскином составляли только Гуля и Аня Ларина из бухгалтерии. Судя по количеству тарелок, Таня пригласила больше людей, но пришли не все. По-моему, это свинство, можно же было сразу отмазаться, если нет желания идти на свадьбу не самой любимой коллеги. Хотя могло быть и так, что Ефимцева до последнего рассчитывала, что кто-нибудь да передумает. Мне же проще, не хотелось бы, чтобы с Эрскином познакомились все мои коллеги, а то ещё будут потом на меня косо смотреть.
Как бы то ни было, рыжий смог меня удивить. С Гулей и Аней он был приветлив, и это вызывало во мне чуть ли не ревность. Меня он, значит, ни во что не ставит, а тут и по комплименту отвесил, и стул Ане отодвинул, и посмеялся над Гулиной шуткой про приехавшую на торжество императрицу в шапке.
Скотина двуличная.
– Слава, вы просто прелесть. Нашей Лизе так повезло, – Гуля аж раскраснелась от смеха.
– Я не Слава.
Точно скотина.
– Ой, я, наверное, опять всё и всех перепутала…
– Слава её бросил.
Я его убью!!!
– Ой, а мы с Анютой не знали. Правда, Ань?
Аня откинула за спину завитые волосы, ещё больше открывая зрителям декольте.
– Не имею привычки совать нос в чужие дела, – равнодушно ответила она и ткнула вилкой в кубик сыра фета. – Вы только посмотрите, какие большие порции! А это всего лишь аперитив.
Не передать словами, как я была ей благодарна за смену темы.
– В любом случае выглядит красиво и аппетитно, – я последовала её примеру. – О, тут ещё оливки и свежие помидоры.
Ода салатику у меня вышла короткой, но больше и не надо, а то совсем за дурочку сойду.
Тем временем Гуля попыталась исправить свою оплошность.
– Но как же всё-таки хорошо, что Лиза не одна. С новым парнем как-то надёжней. А как вас зовут?
Я пнула своего спутника под столом. Мол, только попробуй что-нибудь не то ляпнуть.
– Эрскин.
Да чтоб тебя…
– Это творческий псевдоним? – даже не очень любопытная Аня заинтересовалась. – Вы похожи на артиста.
– Ещё какой артист, – опередила я его.
Наша бухгалтер многозначительно пожала плечами.
– Если вы рассчитывали на пиар, то зря. Не люблю, когда люди прикрываются масками, это, знаете ли, отталкивает. Как будто цену себе набивают.
– Не понимаю суть ваших претензий. Мне это имя дали родители… Господи-Иисусе, это что ещё за ужас?!
Я чуть не подавилась. Только не это, только бы не призрак…
На самом деле всё оказалось гораздо прозаичней, но от этого не менее страшно. На середину зала вышла маленькая квадратная женщина с начёсом и большой выпирающей грудью, на которой уместился бы поднос со снедью, и с наигранным воодушевлением выдохнула в микрофон:
– Дорогие молодожёны! Дорогие гости! Сегодня, в такой священный для новой семьи день…
И, как говорит моя Люська, «бла-бла-бла, бла-бла-бла».
Бедная Таня, видимо, и ведущего на свадьбу выбрала въедливая свекровь. А они же с Лёшей присмотрели какого-то прикольного парня из интернета.
Гуля звучно поперхнулась.
– Я сама в студенчестве тамадой подрабатывала, но никогда не могла понять этот нафталин.
– Попросим же невесту выйти сюда и принять поздравления от мамы жениха, – заученно выла в микрофон ведущая, и большой тряпичный цветок, приколотый к её пиджаку, угрожающе колыхался. – Давайте же, все вместе! Про-сим! Про-сим! Про-сим!
Гости послушно заскандировали вслед за ней. Только наш столик не поддался массовому помешательству.
Только бы в конкурсы не звали, такого позора я точно не вынесу.
Спокойно. Лучше посмотрю, как Эрскин без выкрутасов кушает салатик.
Одно поздравление следовало за другим. Сначала молодожёнам пожелали счастья все их родители по очереди, при этом выслушав множество «советов» от тамады, как следует вести себя со свекровью, тёщей и их спутниками жизни. Потом включились самые активные гости, и пошло-поехало кто во что горазд. Какие-то корявые стишки-нескладушки, якобы написанные специально для молодых, бородатые анекдоты, рассказы из детства жениха, похвала красоте невесты… Стоило последнему добровольцу вернуться за стол, как неугомонная ведущая, стала с переменным успехом выдёргивать тех, кто ещё не прошёл через эту процедуру. Когда очередь дошла до меня, я прикинулась глухой невидимкой, и отдуваться за всех коллег пришлось Гуле.
Да сколько можно, вон уже люди некоторые начинают ворчать, что им это надоело. А Ефимцева так вообще еле сдерживала нервный тик: из-за слишком навязчивого внимания она так и не притронулась к содержимому своей тарелки, всё делала вид, будто внимательно слушает каждого выступающего и обязательно в конце речи благодарила.
А Эрскина никто не трогал, даже Гуля с Аней будто перестали его замечать. С непробиваемым видом он катал по столу круглую булочку из ржаной муки.
– Тебе скучно? – осторожно спросила я его.
Ноль реакции. Словно опять ушёл в себя.
Надоело с ним возиться. И думать о нём тоже. Не видит никто его странностей, ну и ладно. И так уже пожалела, что пришла.
Началась катастрофа под названием «конкурс». На зов тамады откликнулось четверо женатых мужчин, явно рассчитывавших на приз, и тут же получили на руки по лохматому парику и огромному лифчику. По условиям соревнования, надо было в таком идиотском виде рассказать о себе любимом от имени своей второй половинки. И эту пошлость народу предложили практически в начале праздника, когда ещё все трезвые! Что удивительно, мужики сначала морды покривили, но никто не отказался, и начали выёживаться кто как мог. Я не смотрела в их сторону и с тоской доедала салат, Аня ворчала и даже хохотушка Гуля стонала и закатывала глаза. Булочка Эрскина продолжала наматывать круги.
А бедный победитель получил конфету. Карамельную.
Принесли горячее, и жить сразу стало веселей. Жаловаться на организацию свадьбы можно было сколько угодно, но кормили хорошо.
– Господи, когда же танцы? – Гуля нетерпеливо притопывала туфелькой под столом.
– А я уже перехотела танцевать, – призналась я, отрезая себе сочный кусочек мяса. – Музыка унылая. Я не меломан, но, по-моему, это шансон.
Девушка прыснула:
– Будем дёргаться и двигать попами под «Владимирский централ».
– Фу, ну ты и скажешь, – скривилась Аня.
Следующей композицией заиграла бессмертная «Макарена», и кое-кто всё-таки вышел на середину зала. Гуля же принялась активно уминать жареную картошку.
– Как-то стрёмно мне танцевать с этими дяденьками и тётеньками, – объяснила она, потянувшись за хлебом. – Трудно влиться в тусовку, когда остальные тебе в предки годятся. Эх, бедная Танька!
– Бедная богатая Танька, – съехидничала Аня. – Эй, а что там за главным столом? Кому-то плохо, что ли?
Машинально приподнявшись, я посмотрела в ту сторону, и похолодела от нехорошего предчувствия. Гости бестолково скакали вокруг потерявшей сознание Лёшиной матери, а сам Лёша вдруг стал бешено орать: «Скорую!!! Она не дышит!!!».
Аня выругалась матом и побежала туда. Она и на работе первая кидается устранять проблемы. Причитая, Гуля потрусила за ней.
Булочка Эрскина остановилась.
– Лизбет! Здесь призрак, ты чувствуешь? Давай поймаем!
Совершенно дикое возбуждение и неуместный энтузиазм рыжего были противны до тошноты.
Гремела «Макарена».
«Накрылась Танькина поездка в Испанию».
Эта циничная мыслишка добила меня окончательно. Только что, почти на моих глазах умер человек, а я думаю о сорванном Медовом месяце. И вообще, почему меня так должна волновать Ефимцева? Тьфу на неё, тьфу! Надо Лёшу жалеть, его любимая мама отдала Богу душу тогда, когда он этого ожидал меньше всего.
Большая часть гостей благоразумно рассосалась, остались только самые близкие люди. Да и мы с Аней. Танькины родители быстренько смылись, как будто произошедшее их вовсе не касалось, так что доченьку пришлось успокаивать нам.
– Как она могла? Как? – ревела она, комкая испачканные тушью бумажные салфетки. – Нарочно прям здесь подохла, чтоб мне насоли-и-ить…
– Закрой рот, а то я тебя убью, – оборвала её причитания Аня.
Так себе утешитель, зато высказала то, что у меня самой вертелось на языке. А я ещё себя начала чёрствой считать.
Таня икнула, протяжно всхлипнула «ы-ы-ы». Потом промокнула новые слёзы салфеткой и потёрла под носом, сильнее запачкавшись косметикой.
– Меня никто не понимает! – от рыданий её голос стал почти неузнаваемым и больше походил на рёв голодного медведя. – Мама ска… сказала, что я должна быть с Лёшей. А я не хо… хо…чу. Тут тру-у-уп.
Слушать её икание было едва ли не хуже, чем наблюдать за работой приехавших медиков и полицейских. Опять я влипла не пойми во что.
Оставив Аню караулить невменяемую от горя невесту, я пошла отлавливать Эрскина. Вот почему я вся такая бессердечная и хладнокровная? Если бы не была на бетоне, ушла бы домой, как Гуля. Она так тряслась, что мне пришлось спровадить её под предлогом, что сейчас группа поддержки из неё никакая.
А вдруг всё из-за меня? Вдруг я действительно притягиваю беды, а случай с воришкой был всего лишь цветочками? Вот они, ягодки?
Сшибая стулья, Эрскин бегал туда-сюда, как припадочный и что-то лихорадочно бормотал себе под нос. Если бы не его умение отводить глаза, я бы со стыда сгорела.
– Лизбет, ты почему не меняешься? – он резко остановился. – Ты что, до сих пор не чувствуешь призрака?
Признаться честно, все мои чувства превратились в некий сплав негатива, и вычленить оттуда предчувствие встречи со сверхъестественным было невозможно.
Я скрестила руки на груди.
– Ну и где он? Повторяется ситуация с железной дорогой, а?
– Он – здесь, – отчеканил Эрскин. – Точнее она. Вот иди сюда.
Он схватил меня за руку и подтянул к ближайшему столу.
– Потрогай.
– Что именно?
– Неважно!
Чтобы отстал, я положила ладонь на скатерть и ощутила слабую вибрацию. Как будто нервная дрожь…
Рыжий снова дёрнул меня за руку да так, что я не удержалась на каблуках, однако это его абсолютно не смутило, и меня, как в старые добрые времена, протащили по полу.
– Потрогай теперь стену? Чувствуешь? А приложи ухо!
Я хотела привести в порядок испачканное платье, но меня встряхнули как непослушного котёнка. Да я с таким обращением скоро инвалидом стану!
Убедившись, что мы всё так же не привлекаем внимания, я приставила голову к позолоченной лилии на красных обоях. Ушную раковину закололо ледяными иголочками, а в следующий момент я покрылась мурашками до самых пяток.
Стена стонала. Вздыхала.
Шептала?!
– Убью-у-у… Снова убью-у-у…
Я с отвращением отстранилась.
– Эрскин, это что? Это она? Лёшина мама?
Он отскочил метра на два и раскинул руки, будто желал обнять всё пространство.
– Она повсюду. Повсюду, Лизбет!
Я приняла облик баньши и босиком прошлась по залу.
Присутствие призрака обволакивало.
Он был всем залом.
А все люди – словно мелкой рыбёшкой, попавшей в нутро кита.
И как вот ловить призрака, если чувствуешь себя сожранным? Могу попробовать поорать, как в тот раз, вдруг получится. Кэт говорила, что голос баньши способен на многое, а этой женщине я верила. Потому что больше некому.
– Эй! – отчаянно надеясь на то, что окружающие меня не видят, я взлетела к потолку и призвала на помощь все имеющиеся сверхъестественные способности. – ПОКОРИСЬ МНЕ И ОСТАВЬ ЭТИХ ЛЮДЕЙ В ПОКОЕ!
По залу словно прошлась взрывная волна. Помпезная хрустальная люстра зазвенела, как свихнувшийся будильник, оставшиеся на столах бокалы полопались. Кто-то в страхе закричал. От нахлынувшего ощущения неловкости я опустилась на пол.
Все засуетились, начали перебрасываться бестолковыми вопросами в духе «Что это было?», но, к счастью, никто не заметил сумасшедшую босоногую барышню в белом платье и с развевающимися волосами.
– Ты что, дура? – в беспомощной злости Эрскин замахнулся на меня кулаком. – Так же не делают!
– Откуда я знаю, как правильно, ты же ничему меня не учишь!
– Но думать-то своей головой надо! «Покорись мне»! Откуда ты взяла этот пошлый пафос?
– Не знаю, от тебя, наверное, нахваталась.
– Чума, – процедил сквозь зубы Эрскин, оглядываясь. – Кажется, ты только разозлила призрака. Глянь!
По стенам и полу переливалась рябь, будто всё вокруг было сделано из ткани или бумаги. Смазывались очертания узоров и мебели, лишь человеческие фигуры по-прежнему оставались чёткими. Кое-кто благополучно вышел из зала, медики оказывали помощь потерявшей сознание Анастасии Яковлевне, полицейский переговаривался по скрипучей рации.
Где искать подвох? Куда бежать? Что делать?!
– Материализуй призрака. Найди его слабое место. Поройся в его воспоминаниях.
– Даже не сделаю вид, что поняла. Как?!
– Сказал же – поройся в воспоминаниях, – на редкость терпеливо повторил рыжий.
Что ж. Лучше так, чем ничего.
Тогда я заметила, что впустившая меня в квартиру бабушка одинока, и, возможно, моё удивление, смешанное с жалостью к пожилому человеку, как раз послужило ключом к откровенности призрака.
Закрыв глаза и прикрыв ладонями уши, чтобы абстрагироваться от царившего в ресторане дурдома, я сосредоточилась на покойнице. Как неприятно так думать…
Как же её звали? Спиридонова… Екатерина Владимировна. Или Васильевна. Мда, хреновый из меня медиум.
– Что не даёт тебе уйти? – зашептала я. – Почему ты здесь? Чего ты хочешь?
На мгновение мне почудилось, что я сама отключилась и провалилась в сон, и перед моим внутренним взором вспышками стали появляться картинки.
…Компания молодых людей поют под гитару у палатки.
…Валерка заглядывается на белокурую худышку Любочку, а зачем она ему? Ни кожи ни рожи.
…Она улыбается и пробует уху с его ложки.
…Пытается казаться милой. «Катюша, тебе помочь? Катюш, ты не видела открывашку? Какая у тебя шапочка, сама связала?»
…Валерка по ней сохнет, а глазки она строит всем. Свитер вон Колькин надела, королева.
…Думает, раз красивая, ей всё можно.
…Толкает ночью. Любочке, видите ли, страшно выходить ночью из палатки, а в кустики хочется.
…Ночная прогулка затягивается. Катя знает, что вернётся в палатку одна.
…Она даже не вскрикнула от удара палкой по голове. Катя тащит её к реке и бросает лицом в ил…
…Загс. Фото на память на фоне мозаичной стены. Валерка плохо получился, но это ерунда.
