И невольно сравнивала ее с той, что происходила перед ее глазами в Париже – неистово пульсирующем сердце страны. Она видела радость и надежду народа, взявшего Бастилию. Она видела падение многовековой тирании, и ослепительный солнечный свет, льющийся сквозь раздвинувшиеся свинцово-серые тучи, которые прежде всегда закрывали небо. А позже… позже она видела черный зловещий силуэт гильотины, тень от которой становилась все больше, все длиннее и ненасытнее… она слышала звериные крики толпы, радующейся гибели очередной жертвы в этом страшном жертвоприношении, ценой которого был он… рай на земле.
Жаннет дочитала последнее предложение и медленно провела пальцами по бумаге. Сюжет обрывался неожиданно и страшно.
Женевьева говорила, что ангелы всегда улетают. Что рай на земле невозможен.
- Но мы строим этот рай, - возражал ей Рене, сжимая в объятиях. – И уже совсем скоро он будет… совсем скоро, вот увидишь… надо лишь немного подождать.
Женевьева молча наматывала на палец длинный светлый локон, а в ее огромных серых глазах светилась неизбывная печаль.
- Слишком много крови… - тихо ответила она, - я задыхаюсь здесь, между адом и раем… я, как рыба, вытащенная из воды и брошенная на раскаленный песок.
- Надо лишь немного подождать, любимая, - повторял Рене. – Рай будет и уже совсем скоро.
Женевьева ничего не отвечала ему, все также наматывая на тонкий палец локон светлых волос.
- Я буду любить тебя вечно, Рене, -прошептала она.
Утром девушка исчезла. А Рене обнаружил у открытого окна несколько белых невесомых перышек…
"А через несколько дней отчаянных поисков он узнал, что Жени Лефевр, девушка, которую он любил больше собственной жизни, арестована по какому-то нелепому обвинению и брошена в тюрьму..." - на этих словах рукопись Доминика Грасси обрывалась.
Мадлен сделала последний стежок, завязала аккуратный крепкий узелок и откусила нить зубами. Работа была закончена. Она бережно провела ладонью по темно-зеленой ткани платья, по белым кружевным оборкам на рукавах и под грудью, по пышной юбке, вспоминая, как любила его носить, когда была десятилетней девочкой. Тогда это платье сшила ей матушка, и оно стало ее единственным выходным нарядом и самым любимым. Мадлен берегла его и одевала лишь для выхода на улицу или когда к ним домой кто-то приходил. Как же давно это было… Тогда еще была жива матушка, которая заботилась о ней. А сама она была наивным ребенком, который верил, что, когда подрастет, уж точно будет счастлива. Счастье… каким же коротким и горьким оно оказалось. Мадлен тяжело вздохнула и еще раз расправила платье на кровати, разглядывая его придирчивым взглядом. Она перешивала его для Луизы.
- Лу, милая, - она зашла в комнату дочери, держа в руках платье, - я хочу, чтобы ты его померила, уже все готово.
- Сейчас, мамочка, - отозвалась Луиза.
Она сидела на кровати и рисовала, склонившись над листом бумаги.
Мадлен подошла ближе к дочери и, ласково проведя рукой по ее каштановым локонам.
- Что ты нарисовала? – поинтересовалась она.
Девочка молча протянула ей лист бумаги. Мадлен взяла его, посмотрела на рисунок и, закусив губу, почувствовала, как на глазах появляются слезы. Она решительно вытерла их ладонью и снова погладила дочь по голове.
— Это ведь дядя Пьер, да? – тихо спросила она.
- Да, мамочка, - Луиза кивнула.
- Ты молодец, Лу, - Мадлен старалась говорить спокойно, но голос ее невольно дрогнул, - дядя Пьер очень похож. Если бы он видел свой портрет, он бы ему очень понравился.
Луиза улыбнулась, слезла с кровати, подошла к матери и крепко обняла ее.
Мадлен заметила еще один лист, лежавший на кровати за спиной Луизы. На нем тоже было что-то нарисовано. Она нагнулась и взяла листок. Хотя на нем не было никакой подписи, портрет она также узнала сразу.
— Это твой учитель рисования, да? – она приподняла голову дочки за подбородок и посмотрела в ее карие глаза.
- Да, - Луиза кивнула, — это дядя Андре. Я часто вспоминаю и его тоже. С ним так здорово было заниматься. А теперь… его нет. Мамочка, ты не знаешь, где он теперь?
- Не знаю, Лу, - сухо бросила Мадлен, отворачиваясь в сторону, - ты же знаешь, что типографию дяди Пьера закрыли. Твой учитель работал там, а теперь, наверное, нашел себе другую работу. Понимаю, что тебе хочется продолжить учиться, милая. Но ничего… - она улыбнулась дочке, - я поднакоплю денег и постараюсь нанять тебе другого учителя.
- Но я бы хотела заниматься с дядей Андре! – воскликнула Луиза, - с ним было так интересно.
- Лу… - брови Мадлен нахмурились, - хватит капризничать, лучше померяй новое платье. Смотри, какое красивое получилось.
Она разложила на кровати обновку.
- Очень красивое! – глаза Луизы засияли.
- Ну вот видишь, милая, - Мадлен улыбнулась дочке, развязывая тесьму на ее прежней одежде и помогая ее снять, - сейчас ты его наденешь и станешь настоящей принцессой.
Луиза вертелась перед зеркалом, рассматривая зеленое платье с белыми кружевными цветами, которое только что надела. И глядя на нее, Мадлен неожиданно подумала, что дочь вырастет настоящей красавицей. На нее будут заглядываться мужчины. Как-то сложится ее жизнь…
«Только бы ей повезло, и ее судьба стала бы более счастливой, чем моя» - подумала молодая женщина.
Размышления Мадлен прервал мелодично прозвучавший дверной колокольчик. Мадлен вздрогнула.
- Кто это пришел, мамочка? – Луиза отошла от зеркала и бросила на нее тревожный взгляд.
- Я не знаю, милая, - отозвалась Мадлен, - может быть это тетя Катрин. Не выходи пока из комнаты, а я посмотрю.
Неожиданным посетителем оказался Виктор Карбон. Мадлен слегка улыбнулась ему, делая приглашающий жест и думая, зачем он пришел – проведать ее просто так или у него были какие-то серьезные причины. Нервным жестом она пригладила волосы, собранные в прическу, пропуская Виктора в квартиру.
- Я к тебе ненадолго, Мадлен, - произнес он. И в его голосе молодая женщина уловила какое-то непривычное волнение.
- Что-то серьезное Виктор? – спросила она, и в ее зеленых глазах появился страх, а между бровей пролегла острая морщинка, - у меня все-таки забирают квартиру Пьера?
- Нет, что ты, - Карбон улыбнулся, - я пришел с хорошей новостью, не волнуйся.
Он бросил взгляд на ее уже очень заметный живот.
- Когда ты ожидаешь ребенка, Мадлен?
- Через два месяца… в начале декабря, - ответила она, - уже совсем скоро.
- Уже придумала ему имя?
- Да, - Мадлен кивнула, - мы хотели… Пьер очень хотел назвать его Реми… если родится мальчик. Так звали его погибшего брата.
- Я знаю про его брата, - ответил Карбон. – Это ужасно, что с ним случилось.
Он смотрел мимо Мадлен, куда-то в сторону, словно собираясь с мыслями. Молодая женщина почувствовала странное волнение, которое нарастало.
- Что же у тебя за новость, Виктор? – тихо спросила она, нервно сжимая пальцы.
Карбон внимательно посмотрел на нее.
- Может быть сваришь немного кофе, Мадлен, - пробормотал он, - если он у тебя есть. А потом я все тебе расскажу.
- Хорошо, - согласилась молодая женщина, - проходи пока туда, - она показала на дверь, ведущую в кабинет Рейналя, - я пока сварю кофе.
На кухне Мадлен разливала темный горячий напиток в маленькие фарфоровые чашечки, размышляя над странным визитом Карбона. Что за «хорошую новость» он имел в виду? За то время, что она прежде успела пообщаться с ним, она была уверена в его порядочности. А также в том, что Виктор очень уважал Рейналя. Он искренне соболезновал ей с его смертью и именно его заступничеством Мадлен была обязана тем, что квартиру мужа у нее не отобрали. С чем же он пришел на этот раз? Она положила в каждую чашечку по ложке сахара, перемешала его, поставила чашки на небольшой овальный поднос с нарисованными цветами и пошла в кабинет Пьера.
Виктор Карбон сидел, вопреки ее ожиданиям, не за столом, а на небольшом диванчике, стоявшем у стены.
- Кофе готов, - Мадлен улыбнулась и поставила поднос с чашками на круглый журнальный столик, стоявший у дивана.
- Благодарю, Мадлен, - Виктор улыбнулся в ответ и, взяв в руку маленькую белую чашечку, сделал глоток.
Мадлен осторожно села рядом, на другой край дивана и, сложив руки на коленях, вопросительно посмотрела на Виктора. Он вздохнул, собираясь с мыслями.
— Это хорошая новость, Мадлен, - вновь повторил он, - только, пожалуйста, не волнуйся…
- Боже мой, Виктор! – воскликнула Мадлен, - я буду волноваться гораздо больше, если ты так и не скажешь, зачем пришел.
Карбон внимательно посмотрел на нее и слегка кашлянул.
- Эта новость касается твоего мужа, Мадлен, - начал он.
- Что-то о Пьере? – она слегка приподнялась с места, - неужели его тело отыскали в общей могиле и разрешили похоронить отдельно?
На ее глазах появились слезы.
- Мадлен… - Карбон мягким успокаивающим жестом дотронулся до руки молодой женщины, - прошу тебя, не волнуйся. Все не так мрачно, потому что… потому что Пьер жив. Он не погиб на гильотине и сейчас на свободе. Вышел из заключения после Термидора. Пока он вынужден жить в другом месте, но просил меня сообщить тебе об этом. Я надеюсь, скоро ты сможешь с ним увидеться.
- Пьер жив?! – воскликнула Мадлен. – Господи… Пьер жив…
Внезапно сидевший рядом с ней Карбон, а затем и вся комната резко качнулись куда-то в сторону, а затем взволнованное лицо Виктора, приблизившееся к ней, рассыпалось перед ее глазами на сотни белых вспышек, разгоревшихся ослепительно и погаснувших разом после того, как их накрыла черная пелена. Мадлен потеряла сознание.
Пьер Рейналь быстрым шагом шел по бывшей улице Платриер, или улице Гипсового рудника. Через два года после взятия Бастилии, она была переименована, как и многие другие улицы столицы и теперь носила имя Жан-Жака Руссо, писателя и философа, одного из идейных вдохновителей революции. Конечно же, Пьер, как и многие другие, мечтавшие о «справедливой жизни для всех» читал раньше «Общественный договор» Руссо и другие его книги и совершенно искренне восхищался его идеями социального равенства, идеями того, что человека нужно вернуть в его естественные природные условия. И тогда он перестанет грабить других, наживаться на себе подобных, перестанет лгать и обманывать. И… убивать. Сколько раз Пьер размышлял об этом за те почти семь месяцев своего нахождения в тюрьме Маделоннет. На бумаге всё выглядело таким логичным, гладким и безупречным. А на деле? Пьер тяжело вздохнул и, остановившись, посмотрел в хмурое осеннее небо, где в узких просветах между серыми облаками изредка проглядывала блеклая синь, которую почти сразу же опять затягивало вязкой пеленой туч.
«На деле большинству людей не нужна ни свобода, ни равенство. Их интересует лишь обогащение и свои мелкие личные интересы. И это – горькая правда, которую нужно принять. Люди просто не доросли до того, чтобы разумно пользоваться плодами революции» - мрачно подумал Рейналь, по привычке взлохматив правой рукой волосы. Немного постояв на месте, он двинулся вперед, засунув руки в карманы. Левая рука наткнулась на что-то твердое, перекатывающееся под пальцами отдельными бусинами. Он вытащил предмет наружу. Чётки. Чётки из черного, прохладного на ощупь, агата. Розарий из пятидесяти небольших круглых камушков, увенчанных серебряным крестиком с распятием. Подарок Флорентины Марино, которая при прощании с ним улыбнулась и как-то быстро и неловко сунула ему в руку этот предмет.
- Возьмите это, Андре. Храни вас Бог, - прошептала она, и Рейналь увидел слезы, блеснувшие в глубине ее голубых глаз, - я так рада, что вас наконец-то освободили.
Они стояли в тюремном дворе. Флорентина провожала его, и Пьер чувствовал и неловкость, и какое-то странное волнение, которое прежде не испытывал.
- Я тоже очень рад, - сказал он каким-то глухим голосом, глядя на чётки, лежавшие на ладони. – Спасибо, Флорентина. Но я стараюсь верить в себя, а не в Бога.
Девушка тряхнула головой, как-то растерянно взглянула на него и в невольном порыве крепко сжала его руку.
— Значит, просто ваше время еще не пришло, - проговорила она и слегка улыбнулась.
- Время для чего? – переспросил Рейналь.
- Чтобы поверить. У каждого свое время, и свой час, чтобы придти к Нему. Ведь он любит всех нас и терпеливо ждет каждого.
Пьер вспомнил Мадлен, которая раньше говорила ему почти те же самые слова.
- Может быть… - ответил Пьер. – Может быть ты и права, Флорентина.
- Вы рады, что увидите свою жену? - тихо спросила девушка.
- Конечно, - отозвался Рейналь. – Я очень по ней соскучился.
- Я тоже буду по вам скучать, - сказала она еще тише, одними губами, но Пьер все-таки расслышал.
- Ты замечательная девушка, Флорентина, - проговорил он и осторожно обнял ее, - спасибо тебе за все. Ты обязательно встретишь хорошего человека, с которым будешь счастлива.
Она слегка закусила полную нижнюю губу и посмотрела на него, склонив голову набок. Как-то совсем по-детски. Рыжие локоны рассыпались по ее хрупким плечам.
- Вы так думаете, Андре? – спросила девушка.
- Я уверен в этом, - отозвался Пьер.
Флорентина улыбнулась и, подавшись вперед, еще раз крепко обняла его.
- Вспоминайте меня хоть иногда. Я… я люблю вас. Прощайте! – прерывисто выдохнула она, резко отстранившись и, улыбнувшись Пьеру последний раз, повернулась и быстро пошла по каменной дорожке, ведущей к серому зданию тюрьмы. Рейналь смотрел ей вслед, пока стройная фигурка Флорентины не скрылась под каменной аркой тюрьмы Маделоннет. Разжав ладонь, он посмотрел на черные гладкие бусины чёток и на прикрепленный к ним маленький серебряный крестик с распятием…
И сейчас, стоя на улице Жан-Жака Руссо, Пьер Рейналь смотрел на подарок Флорентины и вспоминал прощание с милой рыжеволосой девушкой, так напоминавшей ему его Мадлен.
«У каждого свое время, и свой час, чтобы придти к Нему» - слова, сказанные Флорентиной явственно прозвучали в сознании Рейналя, и он поймал себя на мысли, что сейчас они почему-то не кажутся ему нелепыми и абсурдными, как бывало раньше, когда он слышал от кого-либо упоминание о Боге. Более того, от этих слов он неожиданно ощутил какое-то тепло и даже умиротворение, идущее изнутри… словно от сердцевины чего-то, что ждало их, откликалось на них и отчаянно хотело их принять. Он так и стоял, словно в каком-то странном оцепенении, перебирая в пальцах чётки. Мимо прошли несколько прохожих – какая-то веселая молодая парочка, парень в мундире национального гвардейца, согбенная дряхлая старушка, бережно несущая корзинку, укрытую серой грубой тканью. Когда она поравнялась с Рейналем, бросив на него взгляд из-под залатанного чепца, он сам шагнул к ней навстречу.
- Гражданка… - голос Пьера прозвучал взволнованно и потому непривычно хрипло. – Можно спросить у вас кое-что?
Старая гражданка остановилась, испуганно сощурив подслеповатые глаза и поправив седые пряди, выбившиеся из-под кружевных оборок чепца.
- Что ж, спрашивай, гражданин, - голос ее был тусклым, а голова слегка дергалась на желтой морщинистой шее. Пьер подумал, что ей, наверное, лет девяносто, не меньше.
- Не знаете ли вы, есть ли в Париже сейчас действующие церкви? – спросил Рейналь, нагнувшись к самому уху старушки.
Та, как будто, и не удивилась его вопросу. Пожевала тонкими губами и внимательно посмотрела в лицо Рейналя выцветшими голубоватыми глазами.
Жаннет дочитала последнее предложение и медленно провела пальцами по бумаге. Сюжет обрывался неожиданно и страшно.
Женевьева говорила, что ангелы всегда улетают. Что рай на земле невозможен.
- Но мы строим этот рай, - возражал ей Рене, сжимая в объятиях. – И уже совсем скоро он будет… совсем скоро, вот увидишь… надо лишь немного подождать.
Женевьева молча наматывала на палец длинный светлый локон, а в ее огромных серых глазах светилась неизбывная печаль.
- Слишком много крови… - тихо ответила она, - я задыхаюсь здесь, между адом и раем… я, как рыба, вытащенная из воды и брошенная на раскаленный песок.
- Надо лишь немного подождать, любимая, - повторял Рене. – Рай будет и уже совсем скоро.
Женевьева ничего не отвечала ему, все также наматывая на тонкий палец локон светлых волос.
- Я буду любить тебя вечно, Рене, -прошептала она.
Утром девушка исчезла. А Рене обнаружил у открытого окна несколько белых невесомых перышек…
"А через несколько дней отчаянных поисков он узнал, что Жени Лефевр, девушка, которую он любил больше собственной жизни, арестована по какому-то нелепому обвинению и брошена в тюрьму..." - на этих словах рукопись Доминика Грасси обрывалась.
***
Мадлен сделала последний стежок, завязала аккуратный крепкий узелок и откусила нить зубами. Работа была закончена. Она бережно провела ладонью по темно-зеленой ткани платья, по белым кружевным оборкам на рукавах и под грудью, по пышной юбке, вспоминая, как любила его носить, когда была десятилетней девочкой. Тогда это платье сшила ей матушка, и оно стало ее единственным выходным нарядом и самым любимым. Мадлен берегла его и одевала лишь для выхода на улицу или когда к ним домой кто-то приходил. Как же давно это было… Тогда еще была жива матушка, которая заботилась о ней. А сама она была наивным ребенком, который верил, что, когда подрастет, уж точно будет счастлива. Счастье… каким же коротким и горьким оно оказалось. Мадлен тяжело вздохнула и еще раз расправила платье на кровати, разглядывая его придирчивым взглядом. Она перешивала его для Луизы.
- Лу, милая, - она зашла в комнату дочери, держа в руках платье, - я хочу, чтобы ты его померила, уже все готово.
- Сейчас, мамочка, - отозвалась Луиза.
Она сидела на кровати и рисовала, склонившись над листом бумаги.
Мадлен подошла ближе к дочери и, ласково проведя рукой по ее каштановым локонам.
- Что ты нарисовала? – поинтересовалась она.
Девочка молча протянула ей лист бумаги. Мадлен взяла его, посмотрела на рисунок и, закусив губу, почувствовала, как на глазах появляются слезы. Она решительно вытерла их ладонью и снова погладила дочь по голове.
— Это ведь дядя Пьер, да? – тихо спросила она.
- Да, мамочка, - Луиза кивнула.
- Ты молодец, Лу, - Мадлен старалась говорить спокойно, но голос ее невольно дрогнул, - дядя Пьер очень похож. Если бы он видел свой портрет, он бы ему очень понравился.
Луиза улыбнулась, слезла с кровати, подошла к матери и крепко обняла ее.
Мадлен заметила еще один лист, лежавший на кровати за спиной Луизы. На нем тоже было что-то нарисовано. Она нагнулась и взяла листок. Хотя на нем не было никакой подписи, портрет она также узнала сразу.
— Это твой учитель рисования, да? – она приподняла голову дочки за подбородок и посмотрела в ее карие глаза.
- Да, - Луиза кивнула, — это дядя Андре. Я часто вспоминаю и его тоже. С ним так здорово было заниматься. А теперь… его нет. Мамочка, ты не знаешь, где он теперь?
- Не знаю, Лу, - сухо бросила Мадлен, отворачиваясь в сторону, - ты же знаешь, что типографию дяди Пьера закрыли. Твой учитель работал там, а теперь, наверное, нашел себе другую работу. Понимаю, что тебе хочется продолжить учиться, милая. Но ничего… - она улыбнулась дочке, - я поднакоплю денег и постараюсь нанять тебе другого учителя.
- Но я бы хотела заниматься с дядей Андре! – воскликнула Луиза, - с ним было так интересно.
- Лу… - брови Мадлен нахмурились, - хватит капризничать, лучше померяй новое платье. Смотри, какое красивое получилось.
Она разложила на кровати обновку.
- Очень красивое! – глаза Луизы засияли.
- Ну вот видишь, милая, - Мадлен улыбнулась дочке, развязывая тесьму на ее прежней одежде и помогая ее снять, - сейчас ты его наденешь и станешь настоящей принцессой.
Луиза вертелась перед зеркалом, рассматривая зеленое платье с белыми кружевными цветами, которое только что надела. И глядя на нее, Мадлен неожиданно подумала, что дочь вырастет настоящей красавицей. На нее будут заглядываться мужчины. Как-то сложится ее жизнь…
«Только бы ей повезло, и ее судьба стала бы более счастливой, чем моя» - подумала молодая женщина.
Размышления Мадлен прервал мелодично прозвучавший дверной колокольчик. Мадлен вздрогнула.
- Кто это пришел, мамочка? – Луиза отошла от зеркала и бросила на нее тревожный взгляд.
- Я не знаю, милая, - отозвалась Мадлен, - может быть это тетя Катрин. Не выходи пока из комнаты, а я посмотрю.
Неожиданным посетителем оказался Виктор Карбон. Мадлен слегка улыбнулась ему, делая приглашающий жест и думая, зачем он пришел – проведать ее просто так или у него были какие-то серьезные причины. Нервным жестом она пригладила волосы, собранные в прическу, пропуская Виктора в квартиру.
- Я к тебе ненадолго, Мадлен, - произнес он. И в его голосе молодая женщина уловила какое-то непривычное волнение.
- Что-то серьезное Виктор? – спросила она, и в ее зеленых глазах появился страх, а между бровей пролегла острая морщинка, - у меня все-таки забирают квартиру Пьера?
- Нет, что ты, - Карбон улыбнулся, - я пришел с хорошей новостью, не волнуйся.
Он бросил взгляд на ее уже очень заметный живот.
- Когда ты ожидаешь ребенка, Мадлен?
- Через два месяца… в начале декабря, - ответила она, - уже совсем скоро.
- Уже придумала ему имя?
- Да, - Мадлен кивнула, - мы хотели… Пьер очень хотел назвать его Реми… если родится мальчик. Так звали его погибшего брата.
- Я знаю про его брата, - ответил Карбон. – Это ужасно, что с ним случилось.
Он смотрел мимо Мадлен, куда-то в сторону, словно собираясь с мыслями. Молодая женщина почувствовала странное волнение, которое нарастало.
- Что же у тебя за новость, Виктор? – тихо спросила она, нервно сжимая пальцы.
Карбон внимательно посмотрел на нее.
- Может быть сваришь немного кофе, Мадлен, - пробормотал он, - если он у тебя есть. А потом я все тебе расскажу.
- Хорошо, - согласилась молодая женщина, - проходи пока туда, - она показала на дверь, ведущую в кабинет Рейналя, - я пока сварю кофе.
На кухне Мадлен разливала темный горячий напиток в маленькие фарфоровые чашечки, размышляя над странным визитом Карбона. Что за «хорошую новость» он имел в виду? За то время, что она прежде успела пообщаться с ним, она была уверена в его порядочности. А также в том, что Виктор очень уважал Рейналя. Он искренне соболезновал ей с его смертью и именно его заступничеством Мадлен была обязана тем, что квартиру мужа у нее не отобрали. С чем же он пришел на этот раз? Она положила в каждую чашечку по ложке сахара, перемешала его, поставила чашки на небольшой овальный поднос с нарисованными цветами и пошла в кабинет Пьера.
Виктор Карбон сидел, вопреки ее ожиданиям, не за столом, а на небольшом диванчике, стоявшем у стены.
- Кофе готов, - Мадлен улыбнулась и поставила поднос с чашками на круглый журнальный столик, стоявший у дивана.
- Благодарю, Мадлен, - Виктор улыбнулся в ответ и, взяв в руку маленькую белую чашечку, сделал глоток.
Мадлен осторожно села рядом, на другой край дивана и, сложив руки на коленях, вопросительно посмотрела на Виктора. Он вздохнул, собираясь с мыслями.
— Это хорошая новость, Мадлен, - вновь повторил он, - только, пожалуйста, не волнуйся…
- Боже мой, Виктор! – воскликнула Мадлен, - я буду волноваться гораздо больше, если ты так и не скажешь, зачем пришел.
Карбон внимательно посмотрел на нее и слегка кашлянул.
- Эта новость касается твоего мужа, Мадлен, - начал он.
- Что-то о Пьере? – она слегка приподнялась с места, - неужели его тело отыскали в общей могиле и разрешили похоронить отдельно?
На ее глазах появились слезы.
- Мадлен… - Карбон мягким успокаивающим жестом дотронулся до руки молодой женщины, - прошу тебя, не волнуйся. Все не так мрачно, потому что… потому что Пьер жив. Он не погиб на гильотине и сейчас на свободе. Вышел из заключения после Термидора. Пока он вынужден жить в другом месте, но просил меня сообщить тебе об этом. Я надеюсь, скоро ты сможешь с ним увидеться.
- Пьер жив?! – воскликнула Мадлен. – Господи… Пьер жив…
Внезапно сидевший рядом с ней Карбон, а затем и вся комната резко качнулись куда-то в сторону, а затем взволнованное лицо Виктора, приблизившееся к ней, рассыпалось перед ее глазами на сотни белых вспышек, разгоревшихся ослепительно и погаснувших разом после того, как их накрыла черная пелена. Мадлен потеряла сознание.
Глава 43
Пьер Рейналь быстрым шагом шел по бывшей улице Платриер, или улице Гипсового рудника. Через два года после взятия Бастилии, она была переименована, как и многие другие улицы столицы и теперь носила имя Жан-Жака Руссо, писателя и философа, одного из идейных вдохновителей революции. Конечно же, Пьер, как и многие другие, мечтавшие о «справедливой жизни для всех» читал раньше «Общественный договор» Руссо и другие его книги и совершенно искренне восхищался его идеями социального равенства, идеями того, что человека нужно вернуть в его естественные природные условия. И тогда он перестанет грабить других, наживаться на себе подобных, перестанет лгать и обманывать. И… убивать. Сколько раз Пьер размышлял об этом за те почти семь месяцев своего нахождения в тюрьме Маделоннет. На бумаге всё выглядело таким логичным, гладким и безупречным. А на деле? Пьер тяжело вздохнул и, остановившись, посмотрел в хмурое осеннее небо, где в узких просветах между серыми облаками изредка проглядывала блеклая синь, которую почти сразу же опять затягивало вязкой пеленой туч.
«На деле большинству людей не нужна ни свобода, ни равенство. Их интересует лишь обогащение и свои мелкие личные интересы. И это – горькая правда, которую нужно принять. Люди просто не доросли до того, чтобы разумно пользоваться плодами революции» - мрачно подумал Рейналь, по привычке взлохматив правой рукой волосы. Немного постояв на месте, он двинулся вперед, засунув руки в карманы. Левая рука наткнулась на что-то твердое, перекатывающееся под пальцами отдельными бусинами. Он вытащил предмет наружу. Чётки. Чётки из черного, прохладного на ощупь, агата. Розарий из пятидесяти небольших круглых камушков, увенчанных серебряным крестиком с распятием. Подарок Флорентины Марино, которая при прощании с ним улыбнулась и как-то быстро и неловко сунула ему в руку этот предмет.
- Возьмите это, Андре. Храни вас Бог, - прошептала она, и Рейналь увидел слезы, блеснувшие в глубине ее голубых глаз, - я так рада, что вас наконец-то освободили.
Они стояли в тюремном дворе. Флорентина провожала его, и Пьер чувствовал и неловкость, и какое-то странное волнение, которое прежде не испытывал.
- Я тоже очень рад, - сказал он каким-то глухим голосом, глядя на чётки, лежавшие на ладони. – Спасибо, Флорентина. Но я стараюсь верить в себя, а не в Бога.
Девушка тряхнула головой, как-то растерянно взглянула на него и в невольном порыве крепко сжала его руку.
— Значит, просто ваше время еще не пришло, - проговорила она и слегка улыбнулась.
- Время для чего? – переспросил Рейналь.
- Чтобы поверить. У каждого свое время, и свой час, чтобы придти к Нему. Ведь он любит всех нас и терпеливо ждет каждого.
Пьер вспомнил Мадлен, которая раньше говорила ему почти те же самые слова.
- Может быть… - ответил Пьер. – Может быть ты и права, Флорентина.
- Вы рады, что увидите свою жену? - тихо спросила девушка.
- Конечно, - отозвался Рейналь. – Я очень по ней соскучился.
- Я тоже буду по вам скучать, - сказала она еще тише, одними губами, но Пьер все-таки расслышал.
- Ты замечательная девушка, Флорентина, - проговорил он и осторожно обнял ее, - спасибо тебе за все. Ты обязательно встретишь хорошего человека, с которым будешь счастлива.
Она слегка закусила полную нижнюю губу и посмотрела на него, склонив голову набок. Как-то совсем по-детски. Рыжие локоны рассыпались по ее хрупким плечам.
- Вы так думаете, Андре? – спросила девушка.
- Я уверен в этом, - отозвался Пьер.
Флорентина улыбнулась и, подавшись вперед, еще раз крепко обняла его.
- Вспоминайте меня хоть иногда. Я… я люблю вас. Прощайте! – прерывисто выдохнула она, резко отстранившись и, улыбнувшись Пьеру последний раз, повернулась и быстро пошла по каменной дорожке, ведущей к серому зданию тюрьмы. Рейналь смотрел ей вслед, пока стройная фигурка Флорентины не скрылась под каменной аркой тюрьмы Маделоннет. Разжав ладонь, он посмотрел на черные гладкие бусины чёток и на прикрепленный к ним маленький серебряный крестик с распятием…
И сейчас, стоя на улице Жан-Жака Руссо, Пьер Рейналь смотрел на подарок Флорентины и вспоминал прощание с милой рыжеволосой девушкой, так напоминавшей ему его Мадлен.
«У каждого свое время, и свой час, чтобы придти к Нему» - слова, сказанные Флорентиной явственно прозвучали в сознании Рейналя, и он поймал себя на мысли, что сейчас они почему-то не кажутся ему нелепыми и абсурдными, как бывало раньше, когда он слышал от кого-либо упоминание о Боге. Более того, от этих слов он неожиданно ощутил какое-то тепло и даже умиротворение, идущее изнутри… словно от сердцевины чего-то, что ждало их, откликалось на них и отчаянно хотело их принять. Он так и стоял, словно в каком-то странном оцепенении, перебирая в пальцах чётки. Мимо прошли несколько прохожих – какая-то веселая молодая парочка, парень в мундире национального гвардейца, согбенная дряхлая старушка, бережно несущая корзинку, укрытую серой грубой тканью. Когда она поравнялась с Рейналем, бросив на него взгляд из-под залатанного чепца, он сам шагнул к ней навстречу.
- Гражданка… - голос Пьера прозвучал взволнованно и потому непривычно хрипло. – Можно спросить у вас кое-что?
Старая гражданка остановилась, испуганно сощурив подслеповатые глаза и поправив седые пряди, выбившиеся из-под кружевных оборок чепца.
- Что ж, спрашивай, гражданин, - голос ее был тусклым, а голова слегка дергалась на желтой морщинистой шее. Пьер подумал, что ей, наверное, лет девяносто, не меньше.
- Не знаете ли вы, есть ли в Париже сейчас действующие церкви? – спросил Рейналь, нагнувшись к самому уху старушки.
Та, как будто, и не удивилась его вопросу. Пожевала тонкими губами и внимательно посмотрела в лицо Рейналя выцветшими голубоватыми глазами.
