Вернее, растерял он их от признания в неудачных попытках, но желание рассердиться на Рони за опрометчивость и глупость вкупе с ревностью быстро исчезли в океане нежности к этой самой желанной и дорогой ему женщине.
– Хорошо, что раньше не получалось, – только и просипел он.
– Я глупая, да? – Совсем обезоружила она своей улыбкой – той самой, которая наполняла летним светом дни паренька с непростым прошлым. Молодому Бригу так хотелось защитить свою Солнечную девочку от всего плохого. А она нуждалась не в защите, а в нем самом.
И оказалась очень сильной, его Рони...
– Зачем? – снова проскрипел или прохрипел он. – Без семьи?
Она перестала беззаботно улыбаться, из знакомой ему девчонки быстро превращаясь в серьезную, рассудительную женщину, которую Бригу еще предстояло получше узнать.
– Я думала об этом... Откуда взялось настойчивое желание стать матерью? Не женой, а именно матерью. И знаешь, нашла следующее объяснение. Когда мы встретились, ты очень быстро стал важной частью моей жизни, самой меня, словно всегда был рядом. Наших чувств хватало превратить любой серый день в погожий, из крохотной квартирки сделать просторную. Из пиццы – торжественный ужин. Ты избаловал меня своей любовью... Когда её не стало... – Она нахмурилась, а Бригу было нечем разгладить морщинку, появившуюся между бровей, иначе как поцелуем. Рони зажмурилась, словно на ярком солнце:
– Вот мне и напридумалось, что любовь к ребенку и ребенка ко мне по силе чувств может сравниться с теми, которых мне не хватало...
Бриг уткнулся головой в отяжелевшую женскую грудь, и руки Рони накрыли его затылок, перебирая коротко стриженные волосы. Он нуждался в этой простой ласке.
– А в том, что ничего не получалось, я видела наказание.
– За что?
– За того, за погибшего ребенка. Его ведь совсем никто не ждал, не радовался его возможному появлению на свет... Ну, разве что Джастина.
– Рони, это был несчастный случай.
– Да, случай. Но мы не очень-то расстроились, потеряв ребенка. Я почти совсем ничего к нему не испытывала, пока была беременной, может, поэтому он и не родился? – Голос Рони задрожал, и Бриг приподнялся, чтобы посмотреть ей в глаза.
– Не изводи себя. Родись он, ему хватило бы нашей любви. Эти материнские и отцовские чувства, они обязательно бы проснулись. Уже просыпались, потому что мы прислушивались к его движениям у тебя в животе. А когда малыш появился бы, у нас просто не осталось выбора. Я знаю, о чем говорю, Рони. И тоже сомневался тогда, способен полюбить своих детей, как все нормальные люди, или нет. Способен. Ты – тем более. Это была не твоя вина. Несчастный случай...
– Спасибо, – прошептала она, притягивая его обратно к своей груди.
Говорить стало менее удобно, но хотелось высказать еще нечто важное.
– Я хотел быть сильным для тебя. Уверенным, успешным. Оградить от всех проблем и особенно – от моих родителей… Так стремился быть сильным, что не разглядел твоей силы... И все никак не мог поверить в то, что девочка из богатой семьи, которая не работала раньше ни дня и никогда не сталкивалась с трудностями, по-настоящему счастлива со мной. Что не начнет вскоре жалеть о скороспелом замужестве. Не устанет быть официанткой, бесконечно бегать по магазинам в поисках низких цен, готовить еду и убирать квартиру...
– Мне было хорошо с тобой Бриг, – пальцы Рони играли с его короткими волосами.
– Знаю... ты ни разу не пожаловалась, это я постоянно сомневался в себе. А попав в тюрьму, вспоминал тебя в компании, как мне казалось, более подходящих мужчин – с незнакомым мне парнем в доме твоих родителей, с лысеющим начальником, который подвозил тебя с работы… Хотел дать тебе тогда свободу выбора. И все думал, что спасаю от того омута, из которого не мог выбраться сам.
– Не кори себя.
Рони почувствовала себя заботливой мамочкой, баюкающей на груди великовозрастное дитя.
Грудь и все остальные части тела были голыми, что не совсем соответствовало свежевыдуманному образу. Рони невольно хмыкнула и удержала Брига, когда тот попытался отстраниться...
– Прежде чем приехать сюда, я и об этом думала. И знаешь, поняла, что ты не мог тогда поступить иначе. Это не было предательством, как я изводила себя. Ты же всегда, считай с самого детства, был один, привык все решать один. И защищал наивную, влюбленную в тебя девчонку, как мог. А то, что ты выбрался и много достиг – вызывает уважение. Если вспоминаю, что ты мог погибнуть… – Рони чмокнула колючую макушку, а когда Дантон попытался приподняться, не пустила, улыбаясь от того, как приятно царапают кожу короткие волоски – почти чихнула. От удовольствия.
– Кроме того, что ты сильная, придется принять, что еще и мудрая... за нас двоих. Если появится такой шанс, потому что ты пытаешься задушить меня в своей груди, – прошептал Бриг, и Рони, рассмеявшись, отпустила.
Важный вопрос следовало задать сейчас, на пике воспоминаний, пока испытываемые эмоции и ощущения были похожими и почти одинаковыми для двоих.
– На этот раз не ты, а я – заявилась, соблазнила, напоила ностальгией. Еще и серьезный аргумент с собой прихватила. У тебя, между прочим, были с собой только не подписанные документы.
– О чем ты сейчас? – не понял Бриг.
– О том, что я здесь, в твоей квартире, с тобой в постели, едва не задушила тебя в своих грудях и до сих пор не спросила о другой женщине и о ваших с ней отношениях.
Бриг растерялся, не зная с чего начать, но почувствовав, что Рони напряглась, начал с главного.
– Я безмерно счастлив, что ты приехала. Сейчас ты находишься именно там, где я всегда мечтал, чтобы ты была: в моей жизни, в квартире, постели, в моих объятиях. И мне безмерно уютно между твоих огромных грудей, если ты не пытаешься меня в них задушить. Вот эта часть твоего тела за десять лет выросла больше всех…
– Не без твоей помощи, – хихикнула Рони, перебивая. Как девчонка.
Солнечная девочка тоже поступала именно так – перебивала его и часто смеялась.
– С Марией я встречался эти месяцы, но у нас ничего не было. Ты тоже избаловала меня собой, и я все никак не мог заключить в свои объятия другую женщину. Даже Марию. – Он помолчал и добавил – быть может, зря, но надеялся, что нет: – Она очень хорошая, Мария. И ей будет больно.
В спальне зудела неуютная тишина, которую следовало побыстрее разрушить. Рони шумно вздохнула и сказала как можно спокойнее, хотя на самом деле сильно волновалась:
– Я тебя предупреждала, если мы решим попробовать снова быть вместе, это причинит неудобство и боль многим людям. Так и случилось, Бриг.
– Трудно представить, через что пришлось пройти тебе, отменив за день свадьбу...
– Было нелегко. – Рони поменяла положение, забравшись к нему под руку – в ее личный домик, где она пряталась в юности, прихватив с собой всю Вселенную. Вселенная помещалась и сейчас, но не она сама – торчала округлившимся животом.
– Давай не будем пока об этом. Не хочу, чтобы выглядело давлением с моей стороны.
– Каким давлением?
– Ну, если я решилась оскорбить Криса, считай, перед лицом двухсот гостей, оставшихся без повода надеть заготовленные наряды… А у тебя всего одна женщина, правда, с ребенком...
– Боль у каждого своя и не становится меньше от сравнения с участью других, – ответил Бриг.
– Философствуешь? А говорил, что не мудрый… – Она подкалывала Брига. Так было легче нервничать. – Готов попробовать снова вместе?
– Даже первым это предлагал, но кто-то упрямо пытался выйти замуж... Почему ты не дала знать, когда отменила свадьбу?
– Решила пострадать. Это ведь я тебя гнала… А почему ты не поинтересовался, вышла я замуж или нет?
– Ты очень убедительно этого хотела... И…
– «Было бы слишком больно»... Знаю. Слышала.
Рони приподнялась на локтях, внимательно вглядываясь в лицо Брига.
– На самом деле, мне было очень страшно приезжать сюда. И до сих пор страшно. Вдруг из нашей запоздалой затеи ничего не получится, Бриг? – Таймер делилась своими самыми серьезными сомнениями. – Мы были вместе только маленький кусочек юности. И взрослея, наверняка, изменились. Что, если слишком сильно? А если вдруг окажется, что нас объединяют лишь воспоминания о первой любви и еще неродившийся ребенок?
Бриг прикрыл глаза, в прозвучавших словах, конечно, крылась доля истины. Наверное, горькой, в тоже время сладко было думать, что Рони ошибается в своем главном страхе.
– Мои чувства к тебе не воспоминания. Они – часть меня. Вот смотри, как эта рука, нос, – приподнявшись, он уронил Рони на простыни и поменялся с ней местами, нависая сверху, уткнулся носом ей в нос. – Вот этот рот, – последовал мягкий поцелуй. – И где кончаются мои губы и начинаются твои? Да это просто все мое. – Бриг вел медленное исследование послушного ему женского тела. – Шея, грудь. Какая же у тебя сумасводящая грудь, Рони! Теперь еще и Тот, кто растет внутри. И все это, все – я. Я со своей сумасшедшей к тебе любовью!
Рони смеялась – вопреки всем сомнениям – беззаботно и счастливо.
– Вот и я так решила, прежде чем направиться сюда, – призналась она. – Монстром двухголовым и многоруким себя не представляла, но подумала, если два человека почти сразу поняли, что они – половинки друг друга, значит, это не случайность...
– Кто кому первым наступил в автобусе на ногу, выяснять будем? – прошептал Бриг, захватывая в плен и так уже горевшие от его ласк женские губы. Хватит слов, он спешил говорить о чувствах на другом языке. Вот только Рони еще пыталась что-то добавить.
– Ты... Должен знать... Что… Если у нас... ах… не получится... ребенок... не-е-е... причина... оставаться вместе…
– Хорошо, – согласился Бриг, ни на секунду не прерывая чувственную атаку. – Но воспитывать его будем вместе. И жить вместе. Спать, есть, дышать... – а потом он не оставил Рони возможности говорить. Сказано и так было более чем достаточно для одного вечера.
Недостаточно.
Растущий в животе малыш напомнил обалдевшей от счастья матери, что следует поесть.
Пришлось вылезать из кровати в надежде найти что-нибудь съедобное в холодильнике и шкафах. Бриг оказался запасливым мужчиной – впрочем, ничего удивительного, в юности он тоже считал, что есть лучше мало и вкусно, чем много и всякую ерунду. И продемонстрировал засыпающей от усталости и переизбытка чувств женщине, что не разучился быстро готовить.
Так что разговоры в тот вечер еще были: обычные, милые, уютные, которые случаются на кухне и продолжаются с перерывом на ванную комнату в спальне, чтобы завершиться щекой на подушке.
Дверь открывала женщина, Рони не сомневалась в этом. За щелчком замка раздались шаги, и вскоре на пороге кухни появилась миловидная невысокая незнакомка с волнистыми каштановыми волосами по плечи и выразительными темно-карими глазами.
Сзади нее возвышался паренек лет шестнадцати.
Рони порадовалась, что сидит за столом в широком банном халате и, значит, незваным гостям не заметен её живот. Участие Того, кто растет внутри, в предстоящем разговоре было нежелательным.
Сама Таймер хранила удивительное спокойствие, наоборот, порадовалась, что неизбежная встреча состоялась быстро, и что Мария – а это была она, кто еще? – привела с собой сына. Парнишка привязан к Бригу и тоже боится его потерять, если пришел вместе с матерью, вот и бросает на вероломно объявившуюся соперницу хмурые, недобрые взгляды.
Рони готовилась к неприязни. Осуждению. Понимала, что своим возвращением разрушит пусть и не совсем настоящий, но длительный союз, причинив боль вот этой красивой женщине и её сыну. Но она не сомневалась в правильности своего выбора.
И утро, недавно закончившееся первое утро с вместе Бригом, рассеяло последние тревоги.
Они оба проспали будильник, и Бриг убежал на работу, на ходу застегивая рубашку, не позавтракав, не выпив кофе и не успев рассказать Рони о Дорес, а сама она не призналась, что знает о бывшей жене Джоша и детях. Их отсутствие в квартире Дантона стало для нее вчера приятной неожиданностью.
Но она быстро нашла следы их недавнего пребывания: в шкафу на кухне стояло несколько детских кружек, в гостиной лежали листочки с разноцветными каракулями. Остальные вещи были в гостевой комнате.
Бриг, конечно же, вскоре позвонил. В панике. И начал торопливо объясняться, ругать себя, что не предупредил, Рони тихо улыбалась трубке, с удовольствием слушая родной голос…
«Это совсем не то, о чем тебе стоит волноваться».
Она знала.
И не волновалась, поэтому ответила, что ничего такого не думает, ждет его с работы, умолчав о причинах своего спокойствия.
А вот следов стоявшей перед ней женщины она в квартире не нашла.
Значит, если Мария бывала здесь, то редко. Отношения «на два дома» не получились тесными и не стали такими в последние месяцы. Бриг не хранил на видном месте ни одной общей фотографии. Или фото втроем. Только снимки баскетбольной школьной команды с кубком сезона – Дантон тренировал ребят в колледже сына Штерн. Так что Рони чувствовала себя уверенной, глядя на Марию и выжидая начало разговора.
Он выйдет непростым.
Таким он и оказался. К счастью, без криков и взаимных оскорблений. Коротким. Таймер сразу дала понять, что её приезд не случайность, и она здесь, чтобы остаться навсегда с мужчиной, который всегда принадлежал только ей. Сын Марии оказался очень смышленым, какими часто бывают дети из неполных семей. Он первым извинился и предложил матери уйти.
Лишь оставшись одна, Рони поняла, насколько взволнована – ладони мелко дрожали, и успокоиться получилось только после плотного обеда.
Ее бывший, и без сомнения, будущий муж, уже в юности готовил с удовольствием, а вчерашним вечером сделал сразу огромную порцию спагетти, чтобы хватило и на ужин, и на весь следующий день до его возвращения. Месяц жуткого токсикоза остался позади, как страшный сон, и Рони спешно набирала потерянные килограммы, страдая от постоянного голода и замечая, как порой не предсказуемо меняются под воздействием гормонов вкусы. Шоколада с соленой рыбой ей не хотелось, но вот добавить к спагетти… Карамель?
Закончив с кормлением себя и Того, кто рос внутри, она принялась внимательно обследовать квартиру, стремясь почувствовать, чем жил Бриг. После тщательных поисков в одном из шкафов обнаружилась коробка с фотографиями.
Бриг в военной форме – совсем парнишка, каким Рони его помнила, – не опаленный войной, без шрама на лице…
Через призму воспоминаний и собранных детективом сведений она уже поняла, что за бравадой и самоуверенной ухмылкой ее юного мужа прятались сомнения и грусть. Солнечная девочка не замечала этого, опьяненная обаянием Брига. Сердце взрослой Таймер сжималось от жалости, когда она представляла, через что Дантону пришлось пройти, и от страха, что он мог не вернуться из тех мест, где побывал в военной форме и с оружием в руках.
Рядом с Бригом на фотографиях были незнакомые люди. У нее на коленях лежали снимки солдат, игравших в футбол на выжженном поле. В баскетбол у сетки, прикрученной к голому стволу пальмы.
Мирных снимков в коробке почти не нашлось, а те, что лежали, присылали сослуживцы, весточками о послевоенной жизни, показывая своих жен, детей. Некоторые – ряды пустых бутылок. Похоже, у Брига действительно не было других серьезных отношений, кроме как с Марией.
– Хорошо, что раньше не получалось, – только и просипел он.
– Я глупая, да? – Совсем обезоружила она своей улыбкой – той самой, которая наполняла летним светом дни паренька с непростым прошлым. Молодому Бригу так хотелось защитить свою Солнечную девочку от всего плохого. А она нуждалась не в защите, а в нем самом.
И оказалась очень сильной, его Рони...
– Зачем? – снова проскрипел или прохрипел он. – Без семьи?
Она перестала беззаботно улыбаться, из знакомой ему девчонки быстро превращаясь в серьезную, рассудительную женщину, которую Бригу еще предстояло получше узнать.
– Я думала об этом... Откуда взялось настойчивое желание стать матерью? Не женой, а именно матерью. И знаешь, нашла следующее объяснение. Когда мы встретились, ты очень быстро стал важной частью моей жизни, самой меня, словно всегда был рядом. Наших чувств хватало превратить любой серый день в погожий, из крохотной квартирки сделать просторную. Из пиццы – торжественный ужин. Ты избаловал меня своей любовью... Когда её не стало... – Она нахмурилась, а Бригу было нечем разгладить морщинку, появившуюся между бровей, иначе как поцелуем. Рони зажмурилась, словно на ярком солнце:
– Вот мне и напридумалось, что любовь к ребенку и ребенка ко мне по силе чувств может сравниться с теми, которых мне не хватало...
Бриг уткнулся головой в отяжелевшую женскую грудь, и руки Рони накрыли его затылок, перебирая коротко стриженные волосы. Он нуждался в этой простой ласке.
– А в том, что ничего не получалось, я видела наказание.
– За что?
– За того, за погибшего ребенка. Его ведь совсем никто не ждал, не радовался его возможному появлению на свет... Ну, разве что Джастина.
– Рони, это был несчастный случай.
– Да, случай. Но мы не очень-то расстроились, потеряв ребенка. Я почти совсем ничего к нему не испытывала, пока была беременной, может, поэтому он и не родился? – Голос Рони задрожал, и Бриг приподнялся, чтобы посмотреть ей в глаза.
– Не изводи себя. Родись он, ему хватило бы нашей любви. Эти материнские и отцовские чувства, они обязательно бы проснулись. Уже просыпались, потому что мы прислушивались к его движениям у тебя в животе. А когда малыш появился бы, у нас просто не осталось выбора. Я знаю, о чем говорю, Рони. И тоже сомневался тогда, способен полюбить своих детей, как все нормальные люди, или нет. Способен. Ты – тем более. Это была не твоя вина. Несчастный случай...
– Спасибо, – прошептала она, притягивая его обратно к своей груди.
Говорить стало менее удобно, но хотелось высказать еще нечто важное.
– Я хотел быть сильным для тебя. Уверенным, успешным. Оградить от всех проблем и особенно – от моих родителей… Так стремился быть сильным, что не разглядел твоей силы... И все никак не мог поверить в то, что девочка из богатой семьи, которая не работала раньше ни дня и никогда не сталкивалась с трудностями, по-настоящему счастлива со мной. Что не начнет вскоре жалеть о скороспелом замужестве. Не устанет быть официанткой, бесконечно бегать по магазинам в поисках низких цен, готовить еду и убирать квартиру...
– Мне было хорошо с тобой Бриг, – пальцы Рони играли с его короткими волосами.
– Знаю... ты ни разу не пожаловалась, это я постоянно сомневался в себе. А попав в тюрьму, вспоминал тебя в компании, как мне казалось, более подходящих мужчин – с незнакомым мне парнем в доме твоих родителей, с лысеющим начальником, который подвозил тебя с работы… Хотел дать тебе тогда свободу выбора. И все думал, что спасаю от того омута, из которого не мог выбраться сам.
– Не кори себя.
Рони почувствовала себя заботливой мамочкой, баюкающей на груди великовозрастное дитя.
Грудь и все остальные части тела были голыми, что не совсем соответствовало свежевыдуманному образу. Рони невольно хмыкнула и удержала Брига, когда тот попытался отстраниться...
– Прежде чем приехать сюда, я и об этом думала. И знаешь, поняла, что ты не мог тогда поступить иначе. Это не было предательством, как я изводила себя. Ты же всегда, считай с самого детства, был один, привык все решать один. И защищал наивную, влюбленную в тебя девчонку, как мог. А то, что ты выбрался и много достиг – вызывает уважение. Если вспоминаю, что ты мог погибнуть… – Рони чмокнула колючую макушку, а когда Дантон попытался приподняться, не пустила, улыбаясь от того, как приятно царапают кожу короткие волоски – почти чихнула. От удовольствия.
– Кроме того, что ты сильная, придется принять, что еще и мудрая... за нас двоих. Если появится такой шанс, потому что ты пытаешься задушить меня в своей груди, – прошептал Бриг, и Рони, рассмеявшись, отпустила.
Важный вопрос следовало задать сейчас, на пике воспоминаний, пока испытываемые эмоции и ощущения были похожими и почти одинаковыми для двоих.
– На этот раз не ты, а я – заявилась, соблазнила, напоила ностальгией. Еще и серьезный аргумент с собой прихватила. У тебя, между прочим, были с собой только не подписанные документы.
– О чем ты сейчас? – не понял Бриг.
– О том, что я здесь, в твоей квартире, с тобой в постели, едва не задушила тебя в своих грудях и до сих пор не спросила о другой женщине и о ваших с ней отношениях.
Бриг растерялся, не зная с чего начать, но почувствовав, что Рони напряглась, начал с главного.
– Я безмерно счастлив, что ты приехала. Сейчас ты находишься именно там, где я всегда мечтал, чтобы ты была: в моей жизни, в квартире, постели, в моих объятиях. И мне безмерно уютно между твоих огромных грудей, если ты не пытаешься меня в них задушить. Вот эта часть твоего тела за десять лет выросла больше всех…
– Не без твоей помощи, – хихикнула Рони, перебивая. Как девчонка.
Солнечная девочка тоже поступала именно так – перебивала его и часто смеялась.
– С Марией я встречался эти месяцы, но у нас ничего не было. Ты тоже избаловала меня собой, и я все никак не мог заключить в свои объятия другую женщину. Даже Марию. – Он помолчал и добавил – быть может, зря, но надеялся, что нет: – Она очень хорошая, Мария. И ей будет больно.
В спальне зудела неуютная тишина, которую следовало побыстрее разрушить. Рони шумно вздохнула и сказала как можно спокойнее, хотя на самом деле сильно волновалась:
– Я тебя предупреждала, если мы решим попробовать снова быть вместе, это причинит неудобство и боль многим людям. Так и случилось, Бриг.
– Трудно представить, через что пришлось пройти тебе, отменив за день свадьбу...
– Было нелегко. – Рони поменяла положение, забравшись к нему под руку – в ее личный домик, где она пряталась в юности, прихватив с собой всю Вселенную. Вселенная помещалась и сейчас, но не она сама – торчала округлившимся животом.
– Давай не будем пока об этом. Не хочу, чтобы выглядело давлением с моей стороны.
– Каким давлением?
– Ну, если я решилась оскорбить Криса, считай, перед лицом двухсот гостей, оставшихся без повода надеть заготовленные наряды… А у тебя всего одна женщина, правда, с ребенком...
– Боль у каждого своя и не становится меньше от сравнения с участью других, – ответил Бриг.
– Философствуешь? А говорил, что не мудрый… – Она подкалывала Брига. Так было легче нервничать. – Готов попробовать снова вместе?
– Даже первым это предлагал, но кто-то упрямо пытался выйти замуж... Почему ты не дала знать, когда отменила свадьбу?
– Решила пострадать. Это ведь я тебя гнала… А почему ты не поинтересовался, вышла я замуж или нет?
– Ты очень убедительно этого хотела... И…
– «Было бы слишком больно»... Знаю. Слышала.
Рони приподнялась на локтях, внимательно вглядываясь в лицо Брига.
– На самом деле, мне было очень страшно приезжать сюда. И до сих пор страшно. Вдруг из нашей запоздалой затеи ничего не получится, Бриг? – Таймер делилась своими самыми серьезными сомнениями. – Мы были вместе только маленький кусочек юности. И взрослея, наверняка, изменились. Что, если слишком сильно? А если вдруг окажется, что нас объединяют лишь воспоминания о первой любви и еще неродившийся ребенок?
Бриг прикрыл глаза, в прозвучавших словах, конечно, крылась доля истины. Наверное, горькой, в тоже время сладко было думать, что Рони ошибается в своем главном страхе.
– Мои чувства к тебе не воспоминания. Они – часть меня. Вот смотри, как эта рука, нос, – приподнявшись, он уронил Рони на простыни и поменялся с ней местами, нависая сверху, уткнулся носом ей в нос. – Вот этот рот, – последовал мягкий поцелуй. – И где кончаются мои губы и начинаются твои? Да это просто все мое. – Бриг вел медленное исследование послушного ему женского тела. – Шея, грудь. Какая же у тебя сумасводящая грудь, Рони! Теперь еще и Тот, кто растет внутри. И все это, все – я. Я со своей сумасшедшей к тебе любовью!
Рони смеялась – вопреки всем сомнениям – беззаботно и счастливо.
– Вот и я так решила, прежде чем направиться сюда, – призналась она. – Монстром двухголовым и многоруким себя не представляла, но подумала, если два человека почти сразу поняли, что они – половинки друг друга, значит, это не случайность...
– Кто кому первым наступил в автобусе на ногу, выяснять будем? – прошептал Бриг, захватывая в плен и так уже горевшие от его ласк женские губы. Хватит слов, он спешил говорить о чувствах на другом языке. Вот только Рони еще пыталась что-то добавить.
– Ты... Должен знать... Что… Если у нас... ах… не получится... ребенок... не-е-е... причина... оставаться вместе…
– Хорошо, – согласился Бриг, ни на секунду не прерывая чувственную атаку. – Но воспитывать его будем вместе. И жить вместе. Спать, есть, дышать... – а потом он не оставил Рони возможности говорить. Сказано и так было более чем достаточно для одного вечера.
Недостаточно.
Растущий в животе малыш напомнил обалдевшей от счастья матери, что следует поесть.
Пришлось вылезать из кровати в надежде найти что-нибудь съедобное в холодильнике и шкафах. Бриг оказался запасливым мужчиной – впрочем, ничего удивительного, в юности он тоже считал, что есть лучше мало и вкусно, чем много и всякую ерунду. И продемонстрировал засыпающей от усталости и переизбытка чувств женщине, что не разучился быстро готовить.
Так что разговоры в тот вечер еще были: обычные, милые, уютные, которые случаются на кухне и продолжаются с перерывом на ванную комнату в спальне, чтобы завершиться щекой на подушке.
Глава 10
Дверь открывала женщина, Рони не сомневалась в этом. За щелчком замка раздались шаги, и вскоре на пороге кухни появилась миловидная невысокая незнакомка с волнистыми каштановыми волосами по плечи и выразительными темно-карими глазами.
Сзади нее возвышался паренек лет шестнадцати.
Рони порадовалась, что сидит за столом в широком банном халате и, значит, незваным гостям не заметен её живот. Участие Того, кто растет внутри, в предстоящем разговоре было нежелательным.
Сама Таймер хранила удивительное спокойствие, наоборот, порадовалась, что неизбежная встреча состоялась быстро, и что Мария – а это была она, кто еще? – привела с собой сына. Парнишка привязан к Бригу и тоже боится его потерять, если пришел вместе с матерью, вот и бросает на вероломно объявившуюся соперницу хмурые, недобрые взгляды.
Рони готовилась к неприязни. Осуждению. Понимала, что своим возвращением разрушит пусть и не совсем настоящий, но длительный союз, причинив боль вот этой красивой женщине и её сыну. Но она не сомневалась в правильности своего выбора.
И утро, недавно закончившееся первое утро с вместе Бригом, рассеяло последние тревоги.
Они оба проспали будильник, и Бриг убежал на работу, на ходу застегивая рубашку, не позавтракав, не выпив кофе и не успев рассказать Рони о Дорес, а сама она не призналась, что знает о бывшей жене Джоша и детях. Их отсутствие в квартире Дантона стало для нее вчера приятной неожиданностью.
Но она быстро нашла следы их недавнего пребывания: в шкафу на кухне стояло несколько детских кружек, в гостиной лежали листочки с разноцветными каракулями. Остальные вещи были в гостевой комнате.
Бриг, конечно же, вскоре позвонил. В панике. И начал торопливо объясняться, ругать себя, что не предупредил, Рони тихо улыбалась трубке, с удовольствием слушая родной голос…
«Это совсем не то, о чем тебе стоит волноваться».
Она знала.
И не волновалась, поэтому ответила, что ничего такого не думает, ждет его с работы, умолчав о причинах своего спокойствия.
А вот следов стоявшей перед ней женщины она в квартире не нашла.
Значит, если Мария бывала здесь, то редко. Отношения «на два дома» не получились тесными и не стали такими в последние месяцы. Бриг не хранил на видном месте ни одной общей фотографии. Или фото втроем. Только снимки баскетбольной школьной команды с кубком сезона – Дантон тренировал ребят в колледже сына Штерн. Так что Рони чувствовала себя уверенной, глядя на Марию и выжидая начало разговора.
Он выйдет непростым.
Таким он и оказался. К счастью, без криков и взаимных оскорблений. Коротким. Таймер сразу дала понять, что её приезд не случайность, и она здесь, чтобы остаться навсегда с мужчиной, который всегда принадлежал только ей. Сын Марии оказался очень смышленым, какими часто бывают дети из неполных семей. Он первым извинился и предложил матери уйти.
Лишь оставшись одна, Рони поняла, насколько взволнована – ладони мелко дрожали, и успокоиться получилось только после плотного обеда.
Ее бывший, и без сомнения, будущий муж, уже в юности готовил с удовольствием, а вчерашним вечером сделал сразу огромную порцию спагетти, чтобы хватило и на ужин, и на весь следующий день до его возвращения. Месяц жуткого токсикоза остался позади, как страшный сон, и Рони спешно набирала потерянные килограммы, страдая от постоянного голода и замечая, как порой не предсказуемо меняются под воздействием гормонов вкусы. Шоколада с соленой рыбой ей не хотелось, но вот добавить к спагетти… Карамель?
Закончив с кормлением себя и Того, кто рос внутри, она принялась внимательно обследовать квартиру, стремясь почувствовать, чем жил Бриг. После тщательных поисков в одном из шкафов обнаружилась коробка с фотографиями.
Бриг в военной форме – совсем парнишка, каким Рони его помнила, – не опаленный войной, без шрама на лице…
Через призму воспоминаний и собранных детективом сведений она уже поняла, что за бравадой и самоуверенной ухмылкой ее юного мужа прятались сомнения и грусть. Солнечная девочка не замечала этого, опьяненная обаянием Брига. Сердце взрослой Таймер сжималось от жалости, когда она представляла, через что Дантону пришлось пройти, и от страха, что он мог не вернуться из тех мест, где побывал в военной форме и с оружием в руках.
Рядом с Бригом на фотографиях были незнакомые люди. У нее на коленях лежали снимки солдат, игравших в футбол на выжженном поле. В баскетбол у сетки, прикрученной к голому стволу пальмы.
Мирных снимков в коробке почти не нашлось, а те, что лежали, присылали сослуживцы, весточками о послевоенной жизни, показывая своих жен, детей. Некоторые – ряды пустых бутылок. Похоже, у Брига действительно не было других серьезных отношений, кроме как с Марией.
